bannerbannerbanner
полная версияРусские байки. Вокруг света на Harley-Davidson

Максим Привезенцев
Русские байки. Вокруг света на Harley-Davidson

7–11 января

К звуку австралийской трассы быстро привыкаешь. Чего не скажешь о параноидальности местных жителей. Едва следующим утром мы вышли на маршрут и проехали сотню километров в сторону Сиднея, как нас прижал к обочине дорожный патруль. Любопытные полицейские в дороге – дело обычное. Везде и всюду они – неизбежная часть пути. Одни – более вменяемые, другие – не слишком, но время от времени с ними приходится общаться. Смекнув, что Австралия – не совсем та страна, какой она представляется из-за океана, Макс и Рощин придерживались правил. К тому же – левостороннее движение, и напрягаться экстремальным вождением в дороге никто не собирался. Так что повод для остановки был не вполне понятен. Впрочем, ребята в форме не церемонились и весьма грубо потребовали предъявить все имеющиеся документы. Закончив с проверкой, они слегка успокоились и рассказали о доблестном дедуле с предыдущей заправки. Оказалось, что Макс расплатился за бензин пластиковой картой, на обороте которой не было подписи. Внимательный дедушка это заметил, заподозрил крупную аферу и тут же вызвал полицию, детально описав приметы подозрительных мотоциклистов. Выяснилось, что полицейские даже успели разработать серьезный план по поимке мошенников. Фраза Володи о том, что дедушка, похоже, не ценит время австралийской полиции, окончательно разрядила обстановку и повернула разговор в более-менее дружеское русло. Так что в результате этого неожиданного бреда удалось выяснить, что через 150 километров есть место, где можно вкусно перекусить.

Но осадок от этой истории остался, а к ней прибавлялись все новые и новые факты. Австралия – страна, где за не пристегнутый ремень на заднем сиденье полагается штраф в 250 австралийских долларов, считай, нормальных 500. Клиент за грубый разговор с таксистом может сесть на 14 лет! Чуть ли не каждый населенный километр континента контролируется видеокамерами, и любое нарушение закона отзывается бдительным звонком в органы. Бензоколонки закрываются строго в 19:00. В 20:00 – бары и рестораны. В 22:00 обязана наступить тишина. Австралия представилась антиутопией, синтетическим экспериментом, в котором все сделано правильно. Правильная брусчатка, правильная разметка, правильный инвестиционный климат, правильное население, в основе которого – иммигранты, отрезанные океанами от своих корней. У свободы по-австралийски – свой размер и своя цена. Целый континент – будто домик для пластиковых игрушек, с бесконечными опциями во имя всевозможных чудиков и меньшинств. Дорога в таких местах – единственное спасение.

Дорога вдоль южного берега Австралийского континента – идеальное место, чтобы сочинять философский трактат или попросту ни о чем не думать. Ничто не отвлекает. Картина побережья, показавшаяся поначалу весьма живописной, не менялась до самого Мельбурна. Всюду – крутые склоны и 50–80 метров до моря, но к воде не подойти. По-настоящему снесло крышу только в районе Большого Австралийского залива. Вид высоченного берега, уходящего за горизонт, заставил провалиться во времени и никуда не спешить. В остальном пейзаж не тешил разнообразием – пустыня и полупустыня, редкие кустарники, фермы-бензоколонки с населением в восемь человек и снова кусты и песок. Среди удовольствий для мотоциклиста – лишь те, что у него всегда с собой: музыка, мысли и ровное урчание мотора. Поэтому кататься на байках в Австралию специально никто не ездит. По крайней мере по дороге мы не встретили ни одного мотоциклиста.

Зато попался велосипедист. Корелл, 53 года, австралиец. Оказалось, он уже три года совершает кругосветное путешествие от Чили до Аляски, которое планирует завершить еще через три года. Рассказал, что всю жизнь работал в Красном Кресте, побывал во многих горячих точках планеты. А когда три года назад его бросила девушка, то не знал, чем заняться, вот и отправился кататься по миру на велосипеде. Вещей взял с собой минимум: в рюкзачке две майки и штаны, инструменты, примус и палатка, на руле – маленькие солнечные батареи для мобильного телефона. Едет из расчета восемь евро в день. Считает цены в придорожных закусочных грабительскими. Их хозяева даже воду продают втридорога, зная, что в округе ее не достать. В общем, Корелл – тот еще кадр. В буквальном смысле. Макс и Володя попросили ответить его на вопросы для своего фильма. На вопрос, что он ненавидит больше всего в жизни, Корелл ответил: «Дорожные поезда». И в этом была своя правда.

С Кореллом мы встретились на самой прямой дороге в мире – Eyre Highway, 191 километр трассы без единого изгиба. Лакомый кусочек для поклонников быстрой и безмятежной езды. Дорожное полотно стремится из-под колес, рассекая полупустынный, космический пейзаж надвое. В какой-то момент пунктирная линия разметки кажется частью огромного чертежа, графического наброска мироздания, в котором люди вместе с их мотоциклами и велосипедами стремятся от горизонта к горизонту по условной, прерывистой линии судьбы. Встречи на такой дороге всегда кажутся особенными. Как у Корелла, например. Когда его спросили, появилась ли у него за время путешествий девушка, он ответил, что да, девушка у него есть, из Польши. Они познакомились недавно, у дорожного указателя в начале Eyre Highway.

Для многих же эта дорога и вовсе пустынна. Неудивительно, что ее называют самой скучной дорогой планеты. Только она и ты. И еще – дорожные поезда, настоящие хозяева австралийских хайвеев. Поездами называют тяжелые тягачи, к которым цепляют по два-четыре грузовых прицепа, а то и больше. Бороться с потоками ветра из-под этих монстров – не самое большое удовольствие. Идя на обгон, можно делать ставки на то, сколько вагонов придется обходить. Дорожные поезда в Австралии – самые длинные в мире. В Книге рекордов Гиннесса упоминается один такой поезд с 79-ю прицепами общей длиной 1018 метров. Обязательная защитная рама на бампере – кенгурятник – и вовсе придает им грозный вид. Но кенгурятник на австралийских дорогах – деталь жизненно необходимая. И неважно, человек ты или мотоцикл. Вскоре мы смогли в этом очень хорошо убедиться.

Вечер второго дня пути застал нас в одном из придорожных заведений за 200 километров от места, где парни планировали заночевать. Пока они перекусывали и наполняли наши баки австралийским бензином, к заведению подъехало несколько дорожных поездов. Дальнобойщики готовились к ночлегу. Узнав, что мы собираемся выдвинуться дальше, один из них бросился к Максу, пытаясь его отговорить. «По темноте нельзя – кенгуру!» В общем, смотрели на нас, как на сумасшедших или самоубийц. Но что такое 200 километров, пусть и в ночи? Каких-то пару часов, и мы на месте. Еще ближе к Мельбурну. Сигара, виски и сладкий сон. Так тогда и казалось. Несмотря на отговоры и страшилки дальнобойщиков, парни решили не выходить из намеченного графика и выдвинуться на трассу. Не отрываясь от своего ужина, водители фур проводили Макса и Володю такими взглядами, будто этих двоих только что вычеркнули из книги жизни. Еще два призрака отправились восвояси, в кромешную австралийскую тьму.

Как только последние лучи солнца перестали освещать небосклон, стало ясно, о чем говорили дальнобойщики. Мы въезжали в ад. Нет, поначалу это была все та же дорога. Мы не спеша набирали скорость, предвкушая ветер и всю эту романтику трассы под бескрайним звездным небом. Но вскоре вдоль обочин стали появляться кенгуру, а свет фар начал выхватывал все больше и больше их полуразложившихся тел, валяющихся тут и там. Ветер наполнился запахами тления и остывающей земли. Нас предупреждали. Их притягивает свет. Они на него прыгают. Кенгуру и кролики. Кролики и кенгуру.

Такие милые днем, эти исчадия преисподней все время норовили броситься нам под колеса. 200 километров пришлось ехать со скоростью 30–40 километров в час. Мы чувствовали, как наши наездники крепко сжали рули, держа пальцы на ручке переднего тормоза. Так аккуратно и внимательно нас никогда не водили. Кенгуру – огромные и глупые создания с крысиными мордами, размером под два метра, а весом до 80 килограммов. Мощные задние лапы позволяют им прыгать почти на три метра в высоту и 12 в длину. Мы ехали, ожидая удара в любой момент. В свете фар то и дело мелькали безумные глаза кенгуру, а их висящие передние лапы, похожие на человеческие руки, только добавляли ужаса картине. Эти существа способны доставить много хлопот даже дорожному поезду. И хорошо, если дело закончится только разбитой фарой или вмятиной на капоте. Что уж говорить о нас, мотоциклах. Столкновение с кенгуру, даже если эта тварь не бросится на водителя и не собьет его своими задними лапами, может обернуться серьезной аварией. Застрять ночью посреди австралийской трассы с расколотым картером или вмятым баком – участь незавидная. Про кроликов дальнобойщики ничего не говорили. Для фуры с кенгурятником кролик безобиднее мухи на лобовом стекле. Для нас же они были не меньшей проблемой, чем кенгуру. В какой-то момент Иваныч все-таки зацепил одного. К счастью, без послед ствий для наших деталей и водителей, так что мы смогли продолжить путь. Путь, который уже казался нам бесконечным и беспонтовым сном. Прогулки по ночным трассам, полные теплого ветра и шелеста листвы, лунного блеска рек и озер, ароматов леса и свежескошенной травы, – как же все это было далеко!

До Мельбурна ехали еще два дня. Возможность вечерних и тем более ночных переходов больше не обсуждалась. И кенгуру не вызывали теперь никакого любопытства – при свете солнца они действительно оказались похожими на больших крыс. По Максу и Володе было заметно, что ничего хорошего от этой трассы они больше не ждали. Как, впрочем, и плохого. Дорога вдоль южного побережья скудна на сюрпризы. Лаконичным и неизменным, будто панорамный стоп-кадр, оставался окружающий пейзаж. Попадающиеся время от времени национальные и зоопарки, где туристы могут поглазеть на зверушек в их естественной среде обитания, вызывали на лицах парней недобрую ухмылку. Все, что нам оставалось, – это просто двигаться вперед, преодолевая расстояние и скуку. Ведь мы, харлеи, созданы для удовольствия. Мы можем заставить сердце наездника трепетать от счастья и можем просто катить навстречу горизонту, создавая ветер там, где его нет. Дорога – это наша судьба. Мы превращаем километры в чистый кайф.

 

Под равномерный гул асфальта и нежное стрекотание наших железных сердец парни наконец смогли просто слушать музыку. Или думать. Во время коротких остановок они обменивались мыслями и идеями, собирая воедино впечатления минувших дней. И хотя достопримечательностей и впрямь было немного, причудливый и странный образ страны и ее обитателей вырисовывался вполне отчетливо.

Корелл… Подобно тому, как дают имена ураганам, именем встреченного нами велосипедиста можно было бы назвать одиночество. Пронзительное и беспросветное. Парень гордится тем, что он австралиец. Только австралийцы могут позволить себе велосипедную кругосветку от нечего делать. Но в его иронии мелькало что-то еще, весьма характерное для Австралии, государства-острова. Будто тщательно замаскированный, да и едва ли осознанный крик. Смотрите, это моя страна. Здесь есть все, что мне нужно. Покой, безопасность, стабильность. Свобода – разумеется, в разумных пределах. Отчего же ничто не способно избавить меня от тоски?

…У жителей попадавшихся нам на пути небольших австралийских городков всегда существовали свои, особенные поводы для гордости. Но почему-то всякий раз и они казались не настоящими, по меньшей мере странными. В Йеллоудине гордятся тем, что в 1970-х годах на них упала космическая станция. В Вирулле якобы водятся самые большие муравьи, а в Коклбидди – самое большое в мире гольф-поле площадью 1000 километров. Доходил ли на нем хоть кто-нибудь до последней лунки, выяснить так и не удалось. Но если таковой и был, ему, конечно, тоже есть чем гордиться. Город Порт-Линкольн, оказавшийся чуть в стороне от нашего маршрута, меж тем одно из самых известных мест в Австралии благодаря своему фестивалю Tunarama. Апофеозом праздника в честь океанской рыбы становятся соревнования по метанию замороженного тунца на дальность. Причем главное в этом испытании не столько посильнее метнуть рыбу, сколько правильно ее для этого заморозить. И так далее и тому подобное. Провинциальная экзотика на грани отчаяния.

В городке Эукле пришлось снова столкнуться с непреодолимой упорядоченностью местной жизни. Мотель, в котором парни бронировали места, оказался закрыт, как и положено заведениям Австралии в вечерний час. Пришлось ехать дальше в поисках ночлега, рискуя новой встречей с обезумевшими кенгуру. Но кенгуру – всего лишь животное, бездумно следующее своим инстинктам. Люди, добровольно превращающие свою жизнь в последовательность запрограммированных действий, люди-роботы – это, пожалуй, и был настоящий кошмар. В Аделаиде, последнем городе на пути в Мельбурн, парни проводили вечер на террасе, курили сигары и слушали Джонни Кэша через динамик мобильного телефона. Ровно в 22:00 к ним подошел консьерж и напомнил о запрете на шум после десяти вечера. Когда музыка была выключена, а разговор продолжен, вновь возник консьерж и заявил, что после полуночи можно курить, но громко разговаривать нельзя. В итоге докуривали шепотом, едва сдерживая смех и желание чтонибудь учинить. Но дорожная усталость давала о себе знать, и сон казался лучшим из доступных приключений.

Последний участок маршрута наши наездники прошли с единственным желанием – как можно быстрее добраться до Мельбурна. Вопреки многочисленным рассказам о жарком австралийском январе, пустынном зное и перегретых моторах холодный ветер и промозглая погода весь день гнали парней вперед.

12 января

Пробуждение в большом городе после долгой дороги порой сопровождается ощущением, будто окружающий мир только что создан. Шум незнакомых улиц, вид из окна, какие-то люди, живущие как ни в чем не бывало своими историями в собранных для этих целей декорациях… Для нас, мотоциклов, все куда проще. Мы привыкли к тому, что поток времени не прерывается сном. Солнце и луна сменяют друг друга на небосклоне, ночные парковки чередуются со скользящим дорожным полотном, наши моторы заводятся и останавливаются. Все это знакомый нам ритм, и все это мелькает, как мелькают бензоколонки и дорожные фонари. Мир – это непрерывная дорога. Вопросов «Где я?», «Кто я?» и «Что со мной?» для нас не существует.

Когда Макс и Рощин утром спустились к нам на парковку, показалось, что что-то в этой новой реальности пошло не так. Володина спина требовала немедленного сервисного обслуживания. Непростой маршрут последних дней заставил обратить внимание на старую травму. Так что в Мельбурне ребятам пришлось разойтись. Рощин отправился наслаждаться лечебным массажем, а Макс – знакомиться с городом. В конце концов парни решили провести здесь лишний денек, чтобы Володина спина смогла полностью восстановиться.

Оставив Володю в ласковых руках массажистки, Максим поехал рассматривать городскую жизнь. Мельбурн, столица штата Виктория – один самых крупных и живописных по австралийским меркам городов. С населением более четырех миллионов человек – это еще самый южный город-миллионник на планете. Подходящее место, чтобы отдохнуть от унылого однообразия австралийской провинции. Большие дома в викторианском стиле, построенные во второй половине XIX века, напоминают о расцвете колонии во времена золотой лихорадки. Сады и бульвары, площади и проспекты создают впечатление города, гармонично пережившего вызовы начала ХХ века: экономический кризис, мировую войну, промышленный бум. «Изумительный Мельбурн», как его называли на протяжении почти всего прошлого столетия, сегодня – успешный и современный мегаполис, у которого большая и разнообразная культурная и досуговая программа. Когда-то здесь прошла Олимпиада, с тех пор уже полвека регулярно случаются кинои театральные фестивали, концерты, книжные ярмарки. В 2011 году в одном из известных рейтингов город назвали «самым комфортным для проживания в мире». Так что его нетрудно представить – слово «комфорт» здесь ключевое. Полноценная жизнь комфортной не бывает.

Возможно, из-за глянцевого характера всего города, где все радовало глаз, но ничто не задерживало взгляда, Макс решил начать свою прогулку с Harley-Davidson. Помимо шоу-рума с новинками и разнообразными кастом-байками, в магазине оказался целый музей Харлеев. Иваныч попал в отличную компанию и весьма неплохо смотрелся на фоне своих собратьев. Несмотря на то что байкерское движение в Австралии испытывает серьезное давление со стороны властей, мотокультура продолжает развиваться, хотя зачастую и в весьма сдержанных формах. В горах между Мельбурном и Сиднеем ежегодно проходит «Великая гонка», в ходе которой владельцы Harley-Davidson и Indian мирно воюют за превосходство своих железных коней. В 2012 году в юбилейной, 20-й, гонке приняли участие 160 человек, по 80 с каждой стороны. К состязанию допускаются как новые, так и раритетные байки – лидерство высчитывается со сложными коэффициентами. Одно из условий гонки – строгое соблюдение правил дорожного движения.

…Дорога в Сидней, которая нам предстояла, вообще оказалась одним из самых популярных байкерских маршрутов. По крайней мере в Мельбурне обнаружился целый букет предложений туристических экскурсий в Сидней на мотоцикле. Впрочем, туристический Мельбурн Макса интересовал в последнюю очередь. Поэтому на вопрос о том, что в этом городе действительно стоит посмотреть, продавец дилерского центра посоветовал Максиму заглянуть в Чайна-таун.

Китайский квартал действительно оказался местом исключительным, целым миром, жизнь которого полностью отличается от той, что царит за его пределами. Другой язык, другие лица, другие нравы. Китайцы обосновались здесь в 1851 году, во времена золотой лихорадки, и получилось, что мельбурнский Чайна-таун – самый старый в Западном полушарии, разумеется, после Сан-Франциско.

Здесь Максим полностью отдался излюбленному удоволь ствию профессионального фланера – просто сидеть, смакуя сигару, и наблюдать за тем, как живет улица. Но оказалось, что присел он на ступеньках не рядовой закусочной, каких здесь множество. А в очень даже необычном месте. Не успел первый пепел упасть к его ногам, как из дверей ресторана вышла очаровательная девушка, которая пригласила путника зайти внутрь и отведать какой-нибудь кулинарный шедевр. «Шедевр?» – усомнился Макс. «Разумеется, – ответила она, – ведь только у нас готовят любимые блюда товарища Дэна». Оказалось, что шеф-повар ресторана многие годы руководил личной кухней Дэн Сяопина, отца китайского оппортунизма и экономического чуда одновременно. И кухня действительно заслуживала внимания. Была ли история о номенклатурном поваре, переехавшем в Мельбурн и открывшем свой ресторан, правдой или сильным маркетинговым ходом, не знает никто, однако тунец в кисло-сладком соусе и впрямь оказался недурен.

Наши райдеры встретились в приподнятом настроении. Макс неплохо перекусил, а Рощину стало легче. Он, как всегда, рвался окунуться в ночную жизнь. Но дело близилось к закрытию баров, и парни решили отложить знакомство со злачными местами Мельбурна на следующий день.

13 января

Центральная часть города, площадь Федерации и прилегающие к ней улицы – славные декорации для прогулок и неторопливого общения. История и современность переплелись здесь причудливым образом: стены старинных зданий колониальной эпохи то тут, то там украшают произведения стрит-арта. Граффити, трафаретные рисунки, мозаики, причудливые коллажи и инсталляции – искусство городской субкультуры представлено, кажется, во всех своих видах. Переулок Hosier Lane и вовсе целиком, и причем официально, отдан хулиганам с баллончиками в руках. Есть на что посмотреть.

Оказалось, что Мельбурн – своего рода Мекка уличного концептарта. В начале 2000-х настенные росписи стали настоящей проблемой для городских властей: с одной стороны, город нагло разрисовывали и все больше туристов стремились в него, чтобы посмотреть на местное граффити или провести свою линию на стенах. С другой – законы все более ужесточались, и любому уличному художнику за роспись стен грозило несколько лет тюрьмы. А рисунки безжалостно уничтожались. Общественное мнение раскололось. Но пока сторонники и противники запрещенного искусства спорили и искали компромисс, с улиц таинственно исчезли две ранние работы уже знаменитого на весь мир Бэнкси. Вместо рисунков под защищавшими их пластинами появилась надпись на нарочито неправильном английском «Здесь был Бэнкси» («Banksy woz ere»). В итоге сам мэр города был вынужден официально сожалеть о случившемся, и с тех пор стрит-арт стал полноценной частью мельбурнской культуры.

Городское правительство выделило несколько зон, включая Hosier Lane, где произведениям уличных художников сегодня ничего не грозит. Впрочем, как поведал нам на стоянке скутер одного из местных неформалов, проще не попасться полиции, чем получить официальное разрешение на то, чтобы разукрасить безликий кусочек городской стены.

Меж тем наши наездники, отдохнув и набравшись сил после долгой дороги, пребывали в том восхитительном состоянии, когда ничего не нужно и никуда не надо. Когда наконец есть время, чтобы, не торопясь, поделиться впечатлениями и случайными размышлениями о том о сем. Просто поглазеть вокруг. Для нас этот день тоже был своего рода выходным – мы почти не ездили, поскольку бόльшую часть времени ребята ходили пешком и сидели в кафешках.

Пока мы болтали о городских субкультурах с припаркованным рядом скутером, Максим и Володя уже который час зависали в соседнем баре. Через стеклянное окно нам было видно, что парням, несмотря на долгое совместное путешествие, по-прежнему есть что рассказать друг другу. Иной раз они замолкали, чтобы посмотреть на танцующих неподалеку брейк-дансеров или чтобы сделать глоток «Джека» и затянуться сигарой, но затем снова погружались в увлекательный разговор… Тут, собственно, и выяснилась история с той самой мельбурнской девушкой, которая упала в водопад Виктория и осталась жива. Макс скачал это видео из ютуба, а Володин врач, тот самый, что ремонтировал ему спину, оказался ее близким приятелем. Мир временами и вправду сжимается как шагреневая кожа. Хорошо, что он, в отличие от нее, способен распрямляться и обретать прежние размеры.

…Путешествие – это обостренная форма жизни. В дороге человек всегда находится в пограничном состоянии: между пунктами А и Б, между прошлым и будущим, между волей и случайностью, которая может обернуться судьбой. Кажется, это состояние присуще человеку по природе – он создан, чтобы существовать на границе между материальным и духовным, добром и злом, рождением и смертью. Порой стоит лишь человеческой жизни войти в размеренное русло, обрести заданный ритм и погрузиться в колею повседневности, как это ощущение границы становится все более размытым и в итоге почти исчезает. Если человек перестает быть самим собой и ощущать себя пограничным созданием, то рано или поздно он сваливается в кювет. Для тех, кто в дороге, пространство раскрывается во всей пол-

 

ноте сопряженных с ней удовольствий и опасностей, тайн и загадок. Мы, мотоциклы, видали множество ездоков – в них мало общего с теми, кто всю жизнь бродит по улицам одного и того же города. Осознание конца, который может настать на следующем километре, случиться за каждым поворотом, заставляет видеть мир таким, каков он есть, радоваться всему, что способно дарить радость, и, если надо, биться за то, чтобы оставаться самими собой. Таким людям не надо напоминать, что трос может оборваться. В любой момент.

Несчастных случаев на водопаде Виктория происходит немало, но история с мельбурнской девушкой, оказавшаяся, пусть и косвенно, связанная с событиями нашего путешествия, заставила Володю и Максима взглянуть на пережитые дорожные приключения немного по-другому и перед завершающей австралийское турне поездкой в Сидней с новой остротой ощутить себя в дороге. В баре, со стаканом хорошего виски и вкусной сигарой. С видом на улицу, где на фоне разукрашенных баллончиками стен какие-то парни ловко выделывали акробатические трюки. За 880 километров до ближайшей цели. Вдалеке от возлюбленных и знакомых. Внутри непостижимой тайны человеческой жизни.

14 января

Дорога на Сидней показалась приятным сюрпризом после унылых хайвеев вдоль пустынного южного побережья. Почти 500 километров – серпантины и горные перевалы высотой до 700 метров. Трудности маршрута воспринимались скорее как удовольствие: виды сменяли друг друга за каждым виражом, да и с погодой повезло – термометры показывали под 30.

Где-то на середине пути мы остановились на заправке в местечке Холбрук (Holbrook). Поначалу показалось, что оно не сильно отличается от уже виденных нами городков, одиноко стоящих посреди австралийского небытия. Но атмосфера и настроение места были куда более жизнеутверждающими. Быть может, Максим и Володя действительно успели сильно соскучиться по трассе за два дня, проведенных в Мельбурне, и им все было в кайф. По крайней мере из местного кафе они вышли крайне довольные. Хозяйничали в заведении две 80-летние бабульки. Необычайно веселые и задорные, они будто бы и не замечали своих лет, нежно подшучивая над путешественниками и угощая их кофе со свежеиспеченными сладостями. Парням показалось даже, что Австралия извиняется перед ними за тяжесть и однообразие предыдущих остановок и переездов. Все выглядело иначе. Даже предмет гордости жителей Холбрука действительно впечатлил – огромная подводная лодка, «припаркованная» невесть как километров за 300 от океана.

Несмотря на то что спутниковый навигатор в Мельбурне показал расстояние до Сиднея на пару сотен километров больше, чем показывал еще в Перте, переезд выдался не слишком трудным, и уже к вечеру мы прибыли в самый крупный город Австралии. Макс, тщательно изучивший купленный на последней заправке атлас достопримечательностей для мототуристов, окончательно убедился в том, что это, скорее всего, последняя точка австралийского маршрута. Описания и фотографии мест на восточном побережье провоцировали невероятную скуку. Впрочем, перспектива провести несколько дней в Сиднее ни у кого не вызвала сожаления. Максим собирался отдохнуть со своей семьей, а Володя не сомневался, что в городе непременно найдется, чем разогнать кровь.

15–20 января

Мы, два Харлея, нареченные Иванычем и Могучим, всегда были с характером. У каждого – своя история наездников и дорог. Но, отправившись в кругосветку с Максимом и Володей и обретя имена, мы успели стать одним целым, единым организмом, пересекающим океаны и континенты. И хотя всякий раз, когда нам приходилось расставаться в городах, мы вновь становились Иванычем и Максом, Могучим и Рощиным, ощущение общего пути ни на миг нас не покидало. Просто количество пережитых впечатлений и увиденных мест умножалось надвое. Когда наши наездники встречались в баре или отеле, а мы – на стоянке, новые истории сплетались в единое полотно событий. И мы не переставали удивляться рассказам наших наездников – оставаясь верными самим себе, Володя и Максим открывали совершенно разные миры. Но при этом, за глотком виски или сигарного дыма, эти рассказы об увиденном и пережитом легко дополняли друг друга. Поэтому, даже когда приходилось разъезжаться на перекрестке, путешествие оставалось общим, а мир благодаря нашему единству в итоге лишь обретал сложность и многообразие. Так случилось и в Сиднее.

Максим бόльшую часть времени провел с женой и детьми, исследуя город, каким он предстает перед приезжими, желающими неспешно отдохнуть и насладиться местными достопримечательностями. «В конце концов, – похлопал он Иваныча по баку, – если Сидней окажется столь же хорош, как о нем шумят по всему миру, я, пожалуй, изменю свое мнение об Австралии».

С этой мыслью Макс решил посетить знаменитую своими бетонными «парусами» сиднейскую оперу, где давали «Волшебную флейту». Билеты стоили недешево, и это только подпитывало ожидания надеждой. На поверку оказалось, что даже гений Моцарта не способен вытянуть представление в этих залах. Акустика никудышная, а пропорция пения и диалогов, объясняющих происходящее, и это при бегущей строке над сценой, составляла примерно 40 на 60. Постановка напоминала скорее действо в провинциальном театре, декорации и костюмы которого не обновлялись со времен Олимпийских игр. Когда, сбежав после первого акта, Макс еще раз взглянул на здание, то окончательно убедился, что сиднейская опера – это туристический миф. Главное в нем – отнюдь не величие спектаклей, но архитектура, вернее, инженерия. Здание театра, по картинкам представляющееся чем-то действительно грандиозным, вроде стадиона в Лужниках, на самом деле невелико. И о проблемах с акустикой из-за низких потолков австралийцам было известно всегда. Поэтому своеобразие проекта – это единственное, чем примечателен сиднейский оперный театр. Говорят, при его строительстве применили уйму уникальных инженерных решений, вроде самоочищающихся плиток, меняющих свой оттенок в зависимости от освещения, которыми покрыты «паруса». Тема и впрямь способная взволновать, правда, разве что лишь технологов.

Но все-таки Сидней впечатлил. Особенно вечером, когда Макс смотрел на него с арки Харбор-бридж, одного из самых длинных стальных арочных мостов в мире. За изогнутый вид местные называют его «вешалкой». На вершину этого моста водят всех желающих, и безопасность подъема продумана столь тщательно, что восхождение на «вешалку» легко совершать даже с маленькими детьми. Созерцая с высоты птичьего полета великолепие большого и многонационального города, в котором куда-то устремлены почти пять миллионов жизней, Максим вспомнил о громыхающем водопаде Виктория. И, глянув вниз, не без удовольствия отметил, что прыгать необязательно. Сидней действительно очень живописен. Деловой центр с его небоскребами и суетой берет начало на изрезанном бухтами и заливами берегу океана. Изобилие пляжей лишает атмосферу города излишней серьезности и пафоса. Серфингисты катаются на волнах, отдыхающие – наслаждаются морским ветром и улыбками. Время от времени тех и других едят акулы. Доброжелательность – важнейшая часть местной political correction.

В день Крещения Макс прогуливался по одному из таких пляжей, чередуя купание в прохладной воде, которая всеми верующими в этот день считается святой, с дегустацией морских деликатесов в ближайшем ресторанчике. Иной раз ему казалось, что Австралия, какой она предстала перед ними за недели путешествия, – всего лишь странный, хоть и не очень приятный сон. В любом случае можно было начинать подводить итоги, вглядываясь в горизонт, за океан, туда, где лежал берег Латинской Америки, встретиться с которой предстояло уже через пару дней.

Рейтинг@Mail.ru