Лиса Фарова
Венерианка
Глава 4
Я сама давно не была в городе. Очень много машин, так же как и раньше. Людей мало. Мужчины – холодные, подозрительные, пристально глядят на меня, как будто я что-то украла. Тем не менее, я шла вперёд, дошла до аллеи. Ники нигде не было. Я оглядывалась по сторонам, паниковала. Ни женщин, ни детей в округе не было. Не было ни смеха, ни тепла, ни цвета. Всё казалось серым, безжизненным, а главное – я не могла найти Нику. Я села на лавку и опустила голову. Скоро проснется Даня. Как я вернусь домой без Ники?
Ко мне кто-то присел, заговорил.
– Кого-то ищешь?
Я оглядела с ног до головы этого человека. С виду похож на мужчину, но приглядевшись, я поняла, что это женщина. На ней было черная куртка до колен, на голове кепка с козырьком, на шее густо намотан темно-серый шарф, на ногах мужские зимние сапоги. Лицо было молодое, на глазах затемненные очки.
– Тебе помочь? – повторила она.
– Я потеряла дочку. Ей девять лет. Она худенькая, бледненькая. Ника. Её зовут Ника.
– У тебя синяк на лбу, губа разбита. Тебе нравится твоя жизнь? – неожиданно проговорила незнакомка.
– Что за вопрос? У меня нет выбора.
– Ты просто не знаешь, о том, что он есть.
– Кто вы? – удивлялась я.
– Я скоро стану известной личностью. За мной пойдут миллионы женщин земли. Мы вернём свою свободу. Мы поставим на колени мужской пол, а потом истребим. Ты хочешь этого?
– Я хочу найти дочь. Ты, я вижу, не в себе.
– Анна Перова. Ты её знаешь?
Я напряглась, не сводила глаз с ее лица.
– Это моя сестра. Что ты знаешь о ней?
– Она была сегодня под твоими окнами. Ника с Аней.
Я воодушевилась, запаниковала. Как реагировать? Хорошо это или плохо?
– Почему она не зашла ко мне?
– Нам пока нельзя рисковать. Рано.
– Верните мне дочь. Я не могу вернуться без неё.
– Не возвращайся. Прямо сейчас пойдём со мной.
– У меня дома сын.
– Сын – это мальчик, он не нужен, оставь его.
– Как оставить? Я не могу, – запротестовала я, округлив глаза.
– Ради сына он тебя из-под земли достанет, будь уверена. Без сына больше шансов уехать подальше.
– Ты спятила.
– Решайся, или сгинешь в рабстве.
Нас заметила патрулирующая парочка. Они пошли в нашем направлении. Девушка встала и, сунув мне в ладонь бумажку, спешно пошла восвояси. Бумажку я спрятала в лифчик, под грудь, расстегнув молнию куртки. Я тоже поспешила, пока патрульные не нагнали. Не хотелось бы натыкаться на их неравнодушие. Они заметно прибавили шаг, хоть беги. Я, хоть в душе и чертовски боялась, действовала, как заправский секретный агент. Не знаю, откуда во мне взялись силы и умения, но я решила уйти от преследования. Раньше, когда была законопослушным гражданином, мне было проще поднять трясущиеся руки и сдаться, но сейчас на кону жизнь и благополучие моих детей. Я вернусь домой правдами и неправдами.
Я завернула в сады. Пошла узкая тропа, заросшая кустами. Я знала, что когда-то в одном месте был лаз. Его проделали бродячие собаки, бомжи. Его никто так и не заделал. Дом забросили, сад зарос. Мне было это на руку. Я нырнула в этот лаз в заборе и скрылась в зарослях малины и крыжовника. Ободрала руки, порвала куртку, но, завернув за небольшой дом, отворила калитку и вышла на другую улицу. Тут недалеко мой дом. Я побежала. Три дома до моего. Два, один. Сзади никого не было, хотя я думала, что вот-вот меня поймают. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я открыла калитку, вошла и вновь запела. Как войти в закрытый дом? Теперь предстояла новая задача. Надо забраться тем же путем. По леске? Нет, уж. В подвале должна быть лестница. Я притащила лестницу, по ней забралась наверх. Уже дома я связала простыни и бросила их верёвкой из окна. Вновь спустилась по лестнице, убрала их обратно в подвал. Нужно забраться по импровизированной верёвке. Я хорошо закрепила её дома, поэтому уперлась ногами в стену пристроя и, хоть не сразу, но забралась на крышу. Видит Бог, как сложно это было сделать. В комнату забежал Даня.
– Мам, ты где была? Я тебя везде искал. А где Ника?
– Скоро придёт, мой хороший. Ты давно встал?
На часах уже было шесть. За окном послышался звук мотора. Приехал Лёша. Сегодня пораньше, непредсказуемо. Надо спускаться вниз. На ходу снимая верхнюю одежду, я поторопилась на кухню. Мы сели за настольную игру, сделали вид, что играем давно. Лёша зашёл, молча, прошёл наверх. Ни ответа, ни привета. Надеюсь, он не выйдет оттуда сегодня.
– Даня, поешь.
Я наложила сыну каши, посадила на стульчик. Сама же пошла в ванную, взглянуть, что за бумажку мне дала загадочная незнакомка. Развернув небольшой огрызок в клетку, я прочитала. "Сегодня в 01:30 Аня будет на развилке твоей улицы и соседней вместе с Никой. Решайся". Сообщение меня взбудоражило. На что решаться? Я быстро сожгла сообщение. Не дай Бог, Лёша увидит его. С другой стороны он рано или поздно заметит, что Ники дома нет. Я подозреваю, что мне нужно решиться на побег. Как? Я вернулась на кухню.
В девять вечера в нашу идиллию вмешался папа. Он спустился на кухню и пристально стал рассматривать нас. Я затихла. Он что-то подозревает? Чего ждать?
Глава 5
– Почему так тихо? – спросил он после тридцати секунд молчания.
– У нас так всегда.
– Где девочка?
– Это твоя дочь. Ее зовут Ника.
– Где она?
– Она уже спит. Странно, что ты о ней вспомнил. Мы тебе безразличны, вроде бы.
Даня начал хныкать. Я взяла на руки Даню. Его взгляд нас пугал.
– Зачем ты взяла его?
– Он боится тебя, уйди.
– Это ты настраиваешь его против меня. Из-за тебя он боится.
Он подошёл, я затаила дыхание. Лёша взял на руки Даню. Он заплакал. Леша будто не слышал его плача.
– Видишь, все хорошо. Пойдём.
Я с тревогой наблюдала, как Лёша впервые за год взял сына на руки. Он пошел наверх, унося плачущего сына с собой.
– Лёш, оставь его, он плачет, – пыталась остановить его я.
Он меня не слышал. Я схватила его за руку, он силой толкнул меня. Я отлетела на диван. Даня тянул ручонки ко мне и удалялся с папой на второй этаж. Я сильно ударила палец ноги, меня остановила боль. Лёша закрылся в комнате. Я утешала себя тем, что к Данилу он относился терпимее, внимательнее, чем к Нике и ко мне. Возможно, он закрылся с ним, потому что хотел пообщаться, сблизиться. Плач стих. Я успокоилась, но ненадолго. В одиннадцать плач возобновился. Даня плакал навзрыд. Лёшу слышно не было. Дверь в спальню была заперта. Я начала барабанить в дверь – никакой реакции. Может, он спит? Не может быть, Даня очень сильно плакал.
– Лёш, открой. Дай мне ребёнка. Я его успокою. Лёша!
Я уже кричала. Плач Даньки меня сводил с ума. Я не знала, что Леша с ним там делает. В голове застыл страх.
Я провела за дверью час с лишним. Даня все ещё ныл, а Лёшу я не слышала. Я сидела возле закрытой двери, сгрызла все ногти в ожидании. Данилка резко взвизгнул и вновь громко заплакал. Моё сердце не выдержало. Во мне будто что-то лопнуло, и адреналин стал литься через край. Ребёнок там подвергается неизвестно чему, а я боюсь неадекватного мужа. Какого же тогда малышу? Нет, хватит.
Я вскочила с места и побежала. В голове моментально сложился план. Я бежала за скалкой. У меня на кухне была толстая метровая деревянная скалка-самоделка, досталась мне в наследство. Я ей не пользовалась, время пришло. С ней в руках я подбежала к спальне. Я ударила скалкой по двери – безрезультатно. Бросила скалку, начала бить ногой по двери. Дверь была филенчатая, некрепкая, после пятого удара ногой дверь раскрылась. Лёша зачем-то подвесил ребёнка за ноги к привинченному к стене светильнику. Он не ожидал моего появления, но приготовил кулаки, как только увидел меня. Подумать только, ребёнок провисел вверх ногами полтора часа из-за папиного идиотизма и маминой трусости. Бедный Даня.
Как только я приблизилась к сыну, чтобы освободить его, почувствовала удар по голове. После того как я упала, он ударил меня ногой в бедро. Я поползла из комнаты к лежащей в прихожей скалке. Такого поворота он не ожидал. Он нагнулся надо мной, а я ткнула ему в лицо этой дубиной. Лёша попятился назад, закрыв лицо руками. Не дав ему опомниться, я опять ударила его. Я хотела, чтобы он вырубился и для уверенности ещё раз, как следует, приложила его скалкой.
Теперь, когда он лежал без сознания, я могла освободить задыхающегося от слез и осипшего сыночка.
– Всё хорошо, мой сладкий, – приговаривала я, целуя и обнимая бедненького, – я с тобой. Я не дам больше тебя в обиду, моя зая.
Я раскачивала сына в объятиях и плакала. Моё тело болело, мое сердце разрывалось от обиды. Мне было жалко и Лёшу. Он чем-то болен, явно, но я начала бороться. У меня появился выбор. Я выбираю моих детей.
Лёша начал шевелиться, я вздрогнула. Даню я погнала вниз, велела ждать на кухне. Скалка в руках. Лёша открыл глаза. Я, плача, размахнулась и, не мешкая, ударила его по кровоточащей голове. Назад пути нет.
Осознавая, что сделала нечто очень плохое и единственный выход – побег, я начала спешно кидать кое-какие вещи в дорожную сумку. Вспомнила про документы, взяла. Деньги. Я порыскала в карманах у Лёши, нашла бумажник. Наличных нет, только карты – взяла, может, сгодится. На Нику положила немного вещей, на Даню – получилась целая сумка, еле закрыла. Сумочку свою и Данину наполнила сухомяткой: печенье, два батона, пачка сосисок.
На часах час двадцать ночи. Я смотрю в окно, надеюсь, что записка – не обман, и Аня появится, иначе я даже не знаю, что буду делать, куда бежать.
Выйти в дверь я не могла, на окнах первого этажа решётки. Остаётся проверенный способ – козырёк пристроя и простыни. К счастью, Даня не спал из-за пережитого потрясения. Он играл в машинки и задавал вопросы.
– Мама, а мы больше не вернёмся к папе?
– Нет, малыш.
– А Ника останется?
– Нет, мы идём к Нике.
Я вязала между собой простыни, чтобы спустить во двор в корзине для белья Данила и спуститься самой. Проверила – надёжно.
Через десять минут мы уже были внизу с вещами. Калитку я отперла легко. Мы вырвались. Я судорожно оглядывалась по сторонам в поисках теней, человеческих фигур, но улица была пуста и темна. Слабый свет редких фонарей практически не доходил до нас. Мы все-таки пошли вперёд к перекрестку улиц. Даня начал было что-то лепетать, я показала палец у губ. Этот жест он хорошо знал – притих. Мы встали на перекрёстке. Никого не было. Моё сердце сжалось. Неужели никто не придёт? Куда я пойду с ребёнком? Где тогда моя Ника? Меня сковал ужас. Мои щеки горели от давления. Домой я не вернусь.
Через минут пять я услышала звук мотора. Где-то ехала машина. Ужас. Куда спрятаться? Не успела я схватить сумки, как сзади некто подкрался.
– Вас подвезти? – любезно, но с одышкой начала моя сестрёнка.
– Анютка, – обрадовалась я и скорее обнимать свою уже взрослую сестренку.
– Нет времени, грузитесь в машину, – скомандовала она и быстро отстранилась.
Машина была типа внедорожника, тёмная и просторная. За рулём была та незнакомка, сзади сидела Ника. Я обрадовалась, увидев дочурку. Столько хотелось сказать ей, отругать, что сбежала, но сейчас важно не это.
– Как ты выбралась? – спросила Аня.
– Я, кажется, убила его, – растерянно проговорила я.
– Где твоя машина?
– Моя?
– Да, она же на тебя оформлена.
– Оформлена, да. Она в гараже.
– Нужна машина. Ты же умеешь водить?
– Возвращаться? – испугалась я.
– Придётся. Мы готовим грандиозный переворот. Нам нужна помощь.
– Но я давно не ездила. Пять лет.
– Вспомнишь как раз.
– Хорошо.
Я увидела в глазах девушек решительность – они на полном серьезе. Аня пошла со мной. Машина осталась стоять подальше.
Вошли, сразу к гаражу. Я посмотрела в окна, вроде бы, в них никого не было видно. Тишина. Аня осталась снаружи, а я нашла ключ на подоконнике, под коробочкой, посветив фонариком. Спешно открыла гараж, а затем ворота. Опустив козырёк от солнца, над водительским сидением, я обнаружила ключ и документы. Руки дрожали. Вдруг он сейчас появится. Аня села за руль и поторопила меня. Завела, поехала.
– Надо закрыть ворота.
Я вспомнила, что пульт от ворот у него всегда лежал в бардачке. Я кинулась искать его. Нашла. Кроме пульта там ещё был пустой стаканчик, откусанный пирожок с ливером и пистолет.
– Какая удача! – восторженно констатировала Аня, когда увидела у меня в руках пирожок и пистолет ТТ.
Я сунула пистолет обратно от греха подальше, нажала кнопку пульта, взглянула напоследок на свой дом. Аня прибавила газу. Мой дом исчез из виду. Дом, в котором я была когда-то счастлива. Дом, который мы строили вместе с любимым мужем. Как занимались любовью на полу, делая ремонт в спальне. Как я сказала, что беременна в душе, и мы отметили эту радость с ещё большим рвением, с ещё большей страстью. Всё рухнуло. Полтора года назад или сегодня, я не знаю.
– Ань, кто научил тебя водить?
– Папа.
– Где он сейчас?
– Я его убила.
– Как это? Как ты смогла?
– Смогла. Он убил маму.
Я замолчала. Вспомнив маму, зарыдала. Моей мамочки больше нет. Я не услышу больше её голос. Как же я любила её голос. Мягкий, родной, протяжный. Она не говорила, она утешала. Её убил не отец, а эпидемия захватившая мужское население.
– Сними серёжки.
– Зачем? – удивилась я и дотронулась до сережек.
– Сними, так надо, и дай мне.
Я сняла свои золотые кольца с ушей, как просила Аня. Наверное, в них что-то есть. Аня густо облепила их репьями, нафаршировала ими пирожок с ливером и выбросила в окно. У Ани тоже не было ничего в ушах, хотя раньше она очень любила серёжки. У неё было их так много, разных: золотых, серебряных, пластмассовых и просто металлических, разнообразных размеров и форм.
– Куда мы теперь, Ань?
– У нас колония в Пензе. Есть поддержка в высших кругах. Девушки, вырвались из лаборатории в Мордовии, захватили обширную территорию: аэропорты, некоторые военные части.
– Лаборатории?
– Женщин без мужской опеки загоняют в лаборатории и на заводы. В лабораториях на девушках испытывают какие-то препараты, а пожилые женщины трудятся в цехах по изготовлению таинственного табака, который курят наши мужчины и звереют.
– Я так и думала, что их что-то дурманит.
– Женщин их препараты не берут. У нас разная физиология. Говорят, все дело в буром жире внутри мужиков. Но очень много девчонок погибло в их лагерях.
– Очень жаль девочек.
– Те, кто выбрались, отомстили им сполна. У нас теперь есть реальная возможность поквитаться.
– Но они же одурманены.
– Их это не спасёт.
Глава 7
Аня была настроена серьёзно. Она горячо верила в идею об отмщении, и у неё были сторонники. Я отомстила своему мужу, вырвалась на свободу, и мне придётся принять условия игры женского ополчения. Ради жизни моих детей.
Две машины двигались в ночи по тёмным полям где-то в Тамбовской области. Мы ехали окольными путями без остановок в Пензу. Там ждала новая жизнь, если мы доедем.
Рано утром мы доехали до базы. Нас встретили на дороге и сопроводили до места. База представляла собой охраняемую женщинами территорию, заброшенная военная часть. На стреме стояли женщины в военной форме с автоматами, издали похожие на мужчин.
– Пока мы дислоцируемся кучками по двадцать человек, но таких куч, поверь мне, много по стране. Нам удаётся не попадаться. Мы ждём команды. Влиятельные дамы в верхах тоже контролируют ситуацию. Нам осталось захватить главный компьютер, и мы просто займем свое законное место у руля.
– Какой руль нам нужен?
– Вся планета.
– Боже, вразуми нас всех.
Мы шли к полуразрушенным зданиям. Рядом со мной были мои дети, впереди шла сестра и её подруга из джипа Регина. Она была главной в этом лагере. С ней советовались, она раздавала распоряжения.
В зданиях располагались мамы с детьми. Прямо на сумках спали дети пяти-шести лет и старше, девочки. Мамы готовили каши и супы из пакетиков. Не было ни плача, ни разговоров.
– А что, если облава? – спросила я сестру, когда присели в одном из пыльных и холодных комнат.
– Пока ещё не было.
– Неужели никого не ищут?
– Ищут. Мы хорошо прячемся. Даш, они не ездят в глушь, у них радары. Они пометили нас, как животных. Я попросила тебя выбросить серёжки, в них чипы. Они следят за нами в свои мониторы: чип движется, значит, женщина жива, также, где она находится. Поэтому я облепила их репейником и бросила вдоль тропинки вместе с пирожком. Его найдёт какой-нибудь бродячий пёс: или съест, или прилипнет. Будем надеяться, что серьги ещё походят, и тебя, если и начнут искать, то не здесь. На всякий случай внутри лагеря работает глушитель сигналов. Никакой связи внутри лагеря, никакого риска отслеживания.
Я удивлённо слушала. Как далеко все это от меня. В детстве я любила читать датективы, смотреть фильмы о войне, самопожертвовании, но всегда трусила представить себя на месте героев. Моё время, видимо, пришло, показать из какого я теста и для чего живу на этой земле.
– А где Никины серьги?
– На ошейнике соседкой кошки.
– У вас все продумано.
– Методом проб и ошибок, сестра, проб и ошибок.
Сестра горько вздохнула и отвернулась. Наверное, были горькие ошибки.
Если поддержка не подведёт, и женщины всего мира восторжествуют, ради такого и умереть не жалко. Кто, если не мы, встанем на защиту наших детей, братьев и сестёр? Кто вызволит из домашнего плена матерей, жён? Я сама недавно была запугана и не видела просвета. Точно так же не знают о выборе миллионы рабынь, постепенно умирающих в тисках "заботы" мужчин. Лечить их бесполезно, неизвестно как. Поэтому остаётся захватить, а там посмотрим на возможность лечения. Глядя на воинственно настроенных девушек, женщин, я заразилась их волей к победе. Я тоже хочу изменить этот мир, я чувствую, что сопротивлению не хватало меня.
Глава 8
Прошло три месяца. Мы частями передислоцировались в другое место. Пришла разнарядка, что нужно занять позицию поближе к другому нашему лагерю. За три месяца мы выезжали в леса, обучались рукопашному бою, стрельбе из пистолета. Каким-то чудом я отражала любые удары моего инструктора. Было чувство, что я чемпион по самбо, хотя никогда не занималась этим единоборством. Стрельба из пистолета – идеально, я – снайпер. Регина не верила, что я впервые взяла в руки оружие у них. Через пять дней я стала обучать других.
Стоял июль. Солнце пекло, как в Мазамбике. Мы дождались. Поступил приказ сверху о наступлении. Наша задача включала в себя взятие городов: Пенза, Тамбов, Саратов, Ростов со всеми прилегающими территориями. Наша задача, в смысле, задача батальона "Волга-Дон". Конкретно наш лагерь с тремя вспомогательными начинает бунт в городе Пенза и идёт в сторону Мордовии. В Саранске встречается с мордовскими отрядами и движется в сторону севера.
Не ожидавшие восстания, но озлобленные мужчины пытались отбиваться, но ярость и пыл, с которым воевали женщины, был неоспорим. Я лично вступала в схватку с тремя мужчинами, но моё рвение не подавить и десятку мужиков. Что было характерно, это то, что они дрались шаблонно, то есть злость и похожие движения, угол ударов. Если стреляют, то в голову. Их объединяла ярость к женщинам и страсть к особенной секретной выпивке. Были и такие, кто убегал при отаке.
Мы врывались в дома, освобождали женщин, детей. Они даже не знали о том, что идёт волна освобождений, что существует женское сопротивление. Они были забиты, запуганы, не сразу понимали, что свободны. Мужей, которые не убегали, убивали. Задачей женщин было не просто убивать, а освобождать от гнёта, прогнать подальше деспотов, отравляющих жизнь слабой половины человечества.
Мы поделили Россию. Нам досталась Сибирь, Дальний Восток, Поволжье, Дон. Столицы, Север, Урал, Кавказ, Крым мы оставили мужчинам. Не знаю, как им, нам надоело воевать, мы хотим жить свободно, и все. Мы больше не наступаем, мы обороняемся, пусть живут на своей территории. Лидеры обеих сторон договорились о взаимном сотрудничестве и прекращении войны. Так было и в других странах. Официально войны не стало через шесть лет после восстания, но вооруженные нападки отдельных неугомонных мужчин постоянно приходилось гасить нашим солдаткам. На границе по всей территории женщины выстроили стену, обтянули её колючей проволокой и круглосуточно, сменяя друг друга, вели наблюдение. За десять и пять метров до границы было заминировано, в прилегающих посадках были установлены камеры наблюдения, датчики движения. Военное положение было постоянно. Нападали часто.
За двенадцать лет мы выстроили прекрасный мир внутри стены и назвали свой город Дарникия. Я смело выполняла долг, возложенный на меня, спасла нашего лидера Регину, умело вызволяла пленных женщин, освоила медицину. Город назвали в честь меня и Ники. Я предложила назвать Даникия, в честь своих детей, но имя мальчика в названии одного из городов женского государства не обсуждалось. Так и назвали новый город Дарникия.
Мы освоили мужские профессии, научились выпускать на заводах оружие, взрывчатки. Мы научились жить без мужчин.
Дети у нас тоже рождались, но только девочки. Мальчиков рожать было нельзя, от них избавлялись, такой закон. Немногочисленные мальчики, которые спаслись с матерями, выросли и выполняли наши боевые задачи. Жили они рядом со стеной на отделенной для них зоне, входить в город им было нельзя. Мы заключали однополые браки, так как нуждались в любви и нежности, а зачатие детей происходило в клиниках, методом ЭКО. Семя брали у пленных мужчин, затем их убивали.
Наш мир за двенадцать лет изменился до неузнаваемости. Наши дети не знали другой жизни кроме как эта. Они ненавидели мужской пол, как мы раньше Гитлера. Когда нашим девочкам нужен был биоматериал, они выходили на охоту. Иногда сами попадались в плен. Но лучше смерть, чем плен. На этот случай девушки в кулоне носили капсулу с ядом. «Мужчины – это враги, это наше наказание на земле», – думали они и мечтали вырасти и пойти защищать границу, убивая любого приблизившегося мужчину.
* * *
Мужчины же жили на своей стороне. Они яро пытались пробить вражескую защиту для одной единственной цели: им нужна была конкретная женщина, Даша, но они не знали, кого ищут, знали одно – она проявит себя, а пока им нужны были рабыни и сыновья. Мальчиков они водили в специальные школы, где из них делали безжалостных убийц. Но этого было мало. В мужчинах бушевала огромная сила, а человеческое тело не давало возможности воплотить в жизнь все задумки Беса.
В своих лабораториях они держали плененных женщин. Они оплодотворяли их из пробирок. В пробирки помещали опытные образцы, хотели вывести новый тип детей: бесстрашный, неутомимый – детей среднего рода, вечных детей с неисчерпаемым запасом энергии и подлости. Имея в своём шкафу чёрные души, Бес пытался вдохновить в искусственных детей души безумцев и убийц, но пока безрезультатно. Бес расставлял ловушки, в которые непременно должна была попасться Даша, а вернее её неземная душа, которая являлась ключом от конца света. Венерианская сущность с бесконечной добротой в своём роде, всегда появлялась, в какой бы параллели времени ни была, в какой бы линии судеб ни пряталась Богом. Бес ждал и пытался создать нечто чудовищное, но ему не дано создавать.
