Лиса Фарова
Венерианка
– Ну, здравствуй, я, Алиса Афонина.
– Ну, здравствуй, Алиса, сверх-Алиса, – мне показалось мило, я улыбнулась новоиспечённой родственнице.
Мы ещё долго не могли заснуть. Лежа в своих постелях, мы говорили и говорили. В основном обо мне. Это было идеей фикс. Ритку не покидала мысль о том, что у нас теперь есть определенная миссия на Земле, о возможности существования таких же, как и я, как в фильме «Люди – Х». Отчасти, я с ней согласна, просто так ничего не бывает, и мне предстояло найти свое предназначение.
Насчёт сестры я опасалась. Я никогда, имея родную сестру, не имела родственную душу. Вокруг меня всегда было много народу. Они все от меня чего-то хотели. Кому-то помочь с домашней, кто-то надеялся на помощь в контрольной. Учителя и тренеры ждали от меня побед. Всем было выгодно со мной дружить, но это все было не по-настоящему. Я видела, как лжив мой мир, и сама лгала, чтобы он не рухнул. Но прошло совсем немного времени, и я стала тенью. Я отказалась от своего успешного мира, чтобы мои же «подруги» не сдали меня с потрохами ради порции славы. Сегодня у меня вновь появилась родная сестра. Я надеялась на нее, другого мне не оставалось. Может, соперничества больше не будет? Может, общий секрет сплотит нас? Может, она все-таки не законченная стерва, а родственная душа?
Глава 3
Настал следующий день. В комнату вошёл Илюха, пришел в гости к Рите. Я, лежа, читала параграф по истории, готовилась к предстоящим экзаменам.
– Привет, школярам, – поздоровался он войдя. – Ты не готова ещё? – недовольно обратился он к Рите.
– Пять минут, – она докрашивала глаз.
Илюха нагнулся над моим учебником, вчитался. – Ну, грамотей, рассказывай, кто сверг царизм? Кто был предводителем большевизма?
– Ой, Илюха, давай без этого, небрежно махнула я на него рукой.
– Бу-бу-бу. Че она бубнит, Рит?
– Это ее обычное состояние. Она у нас умная.
– Ты же умнее всех будешь? Кто тебя замуж возьмёт? – поддевал меня Илья.
– Я не собираюсь замуж, – заверила спокойно я. – Вокруг одни идиоты, я лучше одна буду.
– Придет время и очкастая, пожилая Алиса пойдет по улице в поисках хоть какого-нибудь мужика. Трясущейся рукой будешь хватать, что осталось и не факт, что зацепишь, и, даже если зацепишь, не факт, что он будет тебе полезен.
– Ух ты! Спасибо, за предсказание, Месинг, – саркастично подыграла я. – Похоже, придется умирать старой кошатницей. Ты уже занят, остальные – в пролете.
– Закуси локоть, лошара, – подразнила меня Ритка, показала язык, а потом сунула его в рот своему бойфренду. Дальше последовал страстный поцелуй.
– Меня сейчас стошнит, – отвернулась я.
Парочка долобызалась. Он шлёпнул ее по-хозяйски по попе.
– Куда поедем? – послышалось из тамбура.
– Зачем ехать? Можно очень занятно постоять, – и хохотнула.
– Можем и постоять, – довольно согласился он.
– Катите уже, любовники, – не выдержала и крикнула им я.
Дверь захлопнулась.
– Фу, – облегчённо выдохнула я и снова принялась читать учебник.
Глава 4
Я готовилась к экзаменам, совершенно не зная, куда себя деть после. Я разбиралась во многом одинаково хорошо. Мне многое нравилось. Трудно было выбрать что-то одно. Я видела себя и врачом, и юристом, и полицейским, и журналистом – да много кем. Я хотела, чтобы время остановилось.
В виду последних событий я хотела бы стать народным мстителем. Наш мир сходит с ума. Пропадают дети от трех до четырнадцати лет. Некоторых находят мертвыми без внутренних органов. Полиция может только подсчитывать статистику участившихся случаев, тем более за последние шесть лет. Думаю, не стоит рожать детей, чтобы не терять их. По крайней мере, пока в мире не наведут порядок. Всегда будут богатые, и всегда будут те, кто на этом наваривается. А если в мире непрекращающийся бардак, значит, он кому-то выгоден, значит, кто-то богатеет.
Вечерами я надевала джинсы, черную толстовку с капюшоном, сверху теплую синюю жилетку и отправлялась выгуливать пса Боню, или он меня. На календаре апрель. Не люблю апрель. Еще не лето, но уже и не зима. На улице вода, грязь. Как ни старайся обойти лужи, все ровно придешь домой с мокрыми ногами, да еще, если проезжающая мимо машина не убавит ход, в мокрых джинсах. Боня, наоборот, рад. Ему нравится прыгать по лужам и утолять из них же жажду.
– Ну не рвись, сейчас идем, – обуваясь, сказала я, не находящему место от счастья, псу.
Мы вышли из дома. Боня привык к вечерним прогулкам и ожидал их. «Скорее, скорее»,– читалось в его поведении. Скоренько к лифту, из лифта, из подъезда, наконец, улица. Идём. Знакомый маршрут, любимая тропка, обходная, так как строили соседний дом, овражные красоты, ведущие к гаражам. Важные дела Боня сделал и счастливо подгонял меня за собой, обнюхивая все на пути. Из-под тающего снега много чего можно было исследовать. Столько запахов, столько интересного.
Вдруг Боня встал, как вкопанный. Вдалеке Бонька заметил бродячих собак. «Только не это», – пронеслось у меня в голове. Я сильно сжала поводок:
– Боня, пошли, – дернула я, но он был другого мнения. Он застыл, в готовой к нападению, позе. Я дернула ещё раз, а он протяжно гавкнул и завыл. Его заметили. Где-то с полминуты гаражная свора изучала обстановку, просто присматривались, но мой герой бросил вызов. В попытке увести своего зверя, я споткнулась через бордюр и потеряла равновесие. Я упала и почувствовала резкую боль в ступне. На лице появилась гримаса боли, я расслабилась и вытянула ногу. Поводок был натянут.
– Фу, нельзя, – крикнула я на Боню и дернула сильно поводок.
Наконец-то, собака меня заметила и подошла ко мне скуля, облизнула и присела рядом. Нога ныла, как ужаленная, скорее всего, я ее сломала. Я, конечно, надеялась, что все восстановится в считанные минуты, но времени, вообще, не было.
Бродячие псы уже были около нас. Их было четверо. Предводитель был похож на помесь бойца. Что-то типа ротвейлера, только чуть поменьше, и голова уже. Они сцепились. Мой и боец. Они грызлись и катались по грязи. Я была в ужасе: поводок отпустила, но встать не могла. От безысходности, я начала кричать на собак, пытаться их отогнать, но лишь вызвала их агрессию. Другие собаки начали лаять на меня. Я сидела на их уровне и махала на них руками. Конечно, они восприняли это, как угрозу, и одна псина напала на меня. Она вгрызлась мне в руку и начала теребить из стороны в сторону. Мне удалось ослабить ее хватку, ударив ее в нос. Она перецепила укус – хватанула меня за пальцы. Места, где было жёстко, ее не смутили, она нашла мягкие места. Мизинцу досталось сильнее всех. Она начала его дергать. Пока Боня отбивался от ротвейлера, меня грыз «волк». Он был внешне похож на волка. Серый, почти карие глаза – злой, как черт. Он зажимал челюсть сильнее и сильнее. Я кричала от боли и страха. Из гаражей прибежал мужик с монтировкой. Он крикнул на них и начал гнать своим орудием. Они все переключились на него. У меня не было мизинца. «Волк» его все-таки вырвал. Может даже сожрал его. Кровь густо хлестала, боль непередаваемая. Я по привычке зажала рукой кровотечение и прикрыла глаза в забытье. Слышала, как мужик бьётся с псами. Послышался визг одной из собак. Возможно, ей прилетело монтировкой, после чего они удрали восвояси, грозно лая.
– Девушка, я вызываю скорую, – обеспокоенно произнес мужик, не приближаясь.
Боня виновато крутился возле меня, пробуя на язык мое лицо.
– Девушка, – продолжал мужик со стороны, – что у вас болит?
Мужик видел мое беспомощное состояние, мою борьбу с болью на грязном снегу и черневшую от сухой крови руку.
– Покусали? – продолжал он, надеясь на ответ, наконец.
– Нет,– выдавила из себя я,– я сейчас встану.
– Я вызвал скорую, потерпите, – продолжал спаситель.
– Уходите, все хорошо, я сейчас встану, – все ещё лежа, говорила я.
– Вас покусали. У вас рука в крови. Я дождусь с вами скорую.
– Мне уже лучше.
Я попыталась встать. Нога не гнулась, но уже не жгла. В суставе, будто был штырь. Ужасно дискомфортно, но примерно через десять секунд я встала на ноги.
– Спасибо за помощь, я ухожу, – проговорился, пытаясь выдавить из себя улыбку.
– Девушка, а скорая? Дождитесь, пусть посмотрят. Вдруг там зашить надо, – не оставлял попыток сознательный гражданин.
– Нет, – повысила я голос для уверенности и коряво поплелась. Он хотел вновь возразить, но Боня рванул и убедил спасителя, что его помощь больше не нужна.
– Как хотите, – развернулся он, перекинув монтажку через плечо, несколько раз сплюнул и поплелся в гаражи.
Я тоже ковыляла, хромая на правую ногу, периодически шевеля деревянной ступней в воздухе, чтобы как-то разработать ее или привыкнуть к новообразованию. Правая рука тоже ныла и горела огнем. Я боялась разжать левую ладонь, чтобы посмотреть на пострадавший мизинец. Горит адски – значит заживает. Это чувство я знаю. Это восстановление. Около дома я решилась посмотреть. Палец был на месте. Кисть вся была в сухой крови, а новый палец чист и ныл. Мой организм может восстанавливаться на сто процентов. Не только заживлять поверхностные повреждения, но и наращивать конечности. Палец был жестким на ощупь, но вполне нормальным. Он гнулся, слушался, но не ощущал боли и был неуязвим. Это было потрясающе. Я стояла и разглядывала свою кисть, как ненормальная. Интересно, что ещё нового я открою о себе? Может, я бессмертна? Дункан Маклаут какой-то, собственной персоны, – хмыкнула я. Но лучше не экспериментировать. Жизнь, даже такая удивительная, может оказаться одна, а мне ещё нужно найти свое предназначение.
Пришла домой, прихрамывая.
– Я дома, – произнесла уныло я, осторожно снимая обувь.
Боня прошмыгнул в зал. В нашей трёшке у Бони была своя территория. Он обитал в зале на коврике. Я же проковыляла в комнату.
– Ты чего хромаешь? – удивлённо спросила Рита.
– Ногу сломала, – спокойно ответила я, как ни в чем не бывало.
– Как это? – продолжала удивляться сестра.
– Так, – выдохнула я и присела на кровать, снимая носок, – через бордюр неаккуратно бежала.
– Зачем? – все пыталась понять Ритка.
– Ну, Ритка, с собакой так получилось, – ступня была как неродная.
– И что? Теперь хромать будешь? – застыв, разглядывала мою ступню Рита.
– У тебя вместо сустава когда-нибудь штырь торчал? – спросила я серьезно.
– Нет, – так же серьезно ответила сестра.
– Тогда просто представь…Неприятно, чужеродно, гнется плохо, надеюсь, пока , – я перевела взгляд на мизинец, полюбоваться обновкой. – Но это ещё что. Я сейчас потеряла палец. У меня вырос новый, – повалились мы оба на кровать. Я гляжу на потолок – она на меня.
– В смысле потеряла? Где?
– Рит, ну ты, дура. Потеряла в бою с собаками, – вполне естественно говорила я.
– Ты решила проверить свои силы?
– Ой, Ритка. На нас с Боней напала свора собак. Мы отбивались, как могли. Правда, пока я валялась на земле со сломанной ногой, у меня оттяпали палец, – сыронизировала я.
– Ого, бедная, – хлопала глазами сестра, – дай посмотрю, – она взяла мою руку. Сначала одну разглядела, ощупала, потом вторую. Нашла изъян. – Вау, Лис, она жесткая.
– Ничего не чувствует, – добавила я гордо и убрала руку.
– Ты не хочешь это исследовать? Надо понять, как такое возможно? Вдруг это чем-то грозит тебе. Например, ты быстрее состариться или начнёшь огонь метать из пальцев? Может, их все стоит новые нарастить? – предложила с энтузиазмом Ритка.
– Ага, давай начнем резать пальцы. А давай с твоих начнем? Вдруг это у нас семейное?
– Исключено. Я вчера ударилась – гемотомище на полноги. В общем, надо понять, как это контролировать. Может, даже управлять… – тараторила Рита. Я ее перебила.
–… Рит, ты меня пугаешь, когда так говоришь.
– А ты меня, когда у тебя новые пальцы вырастают. Я серьезно. Надо начать с анализа крови, что ли?
– Откуда? Из нового пальца? Ты его не проколешь.
– Давай попробуем под этот панцирь. Что будет, интересно?
Я взглянула на свою кисть. Снова нащупала стык врастания нового пальца. Я чувствовала перепад. Я думаю, Рита права, нужно попробовать проколоть под этот стык. Что будет? Даже если будет больно, можно потерпеть, это же ради истины. Зато будем знать, в случае чего, как действовать.
Я взяла из аптечки шприц. Раскупорила его. Прежде, чем воткнуть иголку, ещё раз посмотрела на сестру. Она подошла ближе.
– Я сама, стой на месте, – сделала я жест.
– Сама, так сама, – согласилась сестра и отступила.
Я продезинфицировала иглу духами и направила иглу под нарост. Мгновение, и я медленно проколола стык. Было неприятно, я поморщилась, но назад пути нет. Я продолжала вводить иглу. Уже пол иглы было под панцирем, я перестала ощущать боль. Послышался щелчок. Будто бы внутри лопнул маленький пузырек. Я пошвыряла из стороны в сторону иглой и вытащила ее. Из прокола просочилась какая-то жидкость желто-прозрачного цвета, местами с розовыми крошками. Я надавила на стык и на сам панцирь, просочилось ещё немного жидкости. Затем отверстие затянулось и все. Я успела собрать жидкость в колбочку. Ритка бережно заткнула ее и убрала в свой стол.
– Возьму завтра с собой на учебу. Постараюсь узнать в лаборатории, что это? – очень серьезно произнесла Рита.
– Результат, наверное, будет не сразу.
– Придется подождать день-два. Надеюсь, за это время ничего такого не случится, – и Рита начала улыбаться. – Алис, а что, если ты скоро вся обрастешь панцирем и будешь похожа на черепашку-ниндзя, – подразнила Рита и приняла стойку каратиста. – Даже не пытайся кого-то ударить, покалечишь, – она имела в виду себя. И пошла, наигранно приговаривая, охая и, досадно качая головой. – Моя сестра – черепаха-ниндзя. Подумать только!
Ну, нисколько не профессионально. Просто бесит. Я не выдержала и погналась за сестрой. Она решила спрятаться от меня за мамой на кухне.
– Мам, она хочет меня покалечишь, – пожаловалась эта «лошадь» маме.
Мама мыла посуду, встала между нами.
– Наверное, есть за что, – предположила ровным тоном мама, но являлась катализатором. – Что случилось?
– Мам, я ее убью, – пыталась я достать Ритку через маму.
– Тебя посадят… в коробочку, черепаха, – продолжала сестра, высовывая кукиш. Я поймала ее за руку, и мы, как табун, понеслись в комнату. Ритка визжала.
– Как малые дети, – покачала головой мама и продолжила, улыбаясь, мыть посуду.
Глава 5
Я каждый день ждала зова судьбы, но до ужаса боялась перемен. Я никогда ещё не была сверхчеловеком. Я боялась ответственности за изменения, к которым могло привести такого рода умение, и не задумывалась, что процесс пошел уже два года назад. Все было неизбежно, как и это лето.
Я ненавижу лето. Изнуряющая жара. Не знаешь, куда себя деть. Ещё ненавижу то, что хочется раздеться. Все раздеваются. Ритка, того и гляди, скоро вообще по дому голая ходить будет. Она постоянно жалуется на жару, на потные вещи, что я скоро сойду с ума от ее нытья. Мне-то приходится ходить в штанах и в рубашках с рукавами. Есть на теле пару изъянов, которые я скрываю даже от родителей.
– Мам, я в душ, – громко отчиталась Рита и закрылась в ванной.
– Пятый раз за день. Ты случаем, там не с русалом встречаешься? – через дверь заметила ей мама.
– Я теперь буду с ним тут жить, – глухо отозвалось из ванной.
Мама застыла в дверях у моей комнаты. Я готовилась к экзаменам. В этом году я заканчиваю школу. Долго думала, куда идти дальше. Потом поняла, что я просто обязана поступить на медицинский. Сама судьба говорит о том, что это мое призвание. Многое нужно понять и изучить, так как в интернете по моему вопросу ничего нет. Единственное, что мне могла разъяснить Ритка по моему анализу из пальца, это то, что в моей жидкости был избыток стволовых клеток и лейкоцитов. Стволовые клетки объясняют то, что происходит быстрое восстановление пострадавших органов, а лейкоциты атакуют любую угрозу заражения в считанные секунды. Но этого мало, чтобы судить о моей особенности.
– Алиса, ты не устала? – аккуратно начала мама, зная о моей раздражительности, после минутного наблюдения за мной.
– Нет, мам, – не отрываясь, отрезала я.
– Может, снимешь рубашку? Жарко же, – рискнула она.
– Мам, мы уже об этом говорили, – подняла я взгляд. – Это мой образ. Я самовыражаюсь, взрослею. Это пройдет. Нужно подождать, – терпеливо проштудировала я прошлый наш разговор.
– Ой, – вздохнула мама недовольно.
– Мамуль, я такая. Прими меня, – подошла я к ней и посмотрела ей в глаза, успокаивая.
– Куда же я денусь? Вы с сестрой мне всю голову заморочили.
– Мам, ты же знаешь, как сильно мы тебя любим. Я у тебя, вообще, умница, а ты – самая лучшая мама на свете.
С этими словами я обняла ее, потом быстро отстранилась и отошла.
– Алис, ты хорошо себя чувствуешь? – забеспокоилась мама, глядя на мои руки.
– Мам, это бородавки такие. В интернете смотрела, надо купить настойку на чистотеле, прижечь. Сделаю на днях. Все под контролем.
– Запустила, давно надо было, – пыталась разглядеть мои бородавки мама, но я прятала от нее руки.
– Мам, я училась, – намекнула я ей на дверь и плюхнулась на диванчик с книгами.
– Пойдем, хоть поешь. Я там плов разогрела.
– Не откажусь, – последовала я за мамой на кухню. Ее плов – пальчики оближешь. Придется их как-то прятать.
Я ела – мама наблюдала. Она переживала за дочерей каждый день. Такова сущность матерей. Папа длительно отсутствовал. Он знал, что мама справляется. Мама не нагружала его семейными проблемами, своими переживаниями – берегла его спокойствие. Он все-таки за рулём. Он должен быть спокоен. Мама тащила на себе груз воспитания дочерей. Она пропускала через себя все радости своих девочек, все горести. Она всегда была рядом. Но мы выросли и теперь не пускаем ее в свои души. Я, лично, скрываю от всего мира свою тайну. Мама видит мою скрытность, но ей не пробить этот щит, которым я себя оградила.
Вечер. Почти шесть. Еще немного и начнет темнеть. Я вновь собираюсь на прогулку с Боней. Хаски – северная порода. Они тяжело выносят жару, им по вкусу зима, как и мне. Ему – потому что шерсть у него густая, а мне – потому что можно закутаться в одежду и не казаться странной.
Надеваю свою толстовку – скрываю в ней свои бугры. К гаражам мы больше не ходим. Не хотим больше случайных неприятных знакомств. Мы теперь гуляем в людных местах. Боне нравится новый маршрут. Он осваивает новые запахи, учится сдерживаться, когда встречает других собак. Мы гуляем с ним по аллее каждый день уже месяцев восемь. Это, конечно, далеко от дома, но здесь можно хорошо отдохнуть. Здесь красиво, много незнакомых людей, хотя Боня обзавелся одним приятным знакомством. Золотистый лабрадор. Боня с ним подружился, и, когда видел на аллее, тут же мчался с ним поиграть. Его хозяин – парень, лет тридцати, может чуть моложе, среднего роста, хорошо сложен, брюнет, какой-то хмурый и сосредоточенный. Видно, высокомерный и грубый. Они гуляли здесь нечасто. Может, мы, просто, гуляли в разное время. Лабрадор был безупречен: подвижен, жизнерадостен, в отличие от своего хозяина. Но надо отдать ему должное, он спускал своего пса с поводка, когда видел меня с Боней. Мы наблюдали за игрой наших любимцев на расстоянии.
Однажды наши питомцы заигрались и отбежали от аллеи ниже. Там была дорога к домам и магазинам. По ней редко, но ездили машины. Боня убежал от лабрадора. Именно в тот момент по той дороге ехала газель. Она набрала скорость, километров сорок – спешила выехать со дворов. Боня не успел среагировать, газель не успела остановиться. Столкновение было неизбежно. Визг тормозов, потом визг собаки. Я уже бежала туда, но было уже поздно. Сердце бешено колотилось. Я ощущала его биение где-то в районе горла. Две минуты назад я наслаждалась идиллией, но сейчас я бы все отдала, чтобы оказаться дома, в безопасности. Я предполагала, что это конец. Я приготовилась к худшему и тяжело дышала. Под передним колесом машины лежал мой красавец с отдавленной передней лапой. Зрелище было ужасное: лужа крови и бьющийся в отчаянных попытках встать мой пёс. Он скулил, а я рыдала, не видя вокруг людей, раздавленная горем.
Глава 6
Меня за руку схватил кто-то. Я подняла взгляд. Это был хозяин лабрадора. Он решительно скомандовал, чем привел меня в чувства.
– Девушка, надо везти его в клинику, срочно, – его бас просто был спасительным. – У меня машина недалеко. Я сейчас подгоню, – пообещал парень, прицепив свою собаку к поводку, и они побежали прочь.
Я вытерла слезы и растерянно прикоснулась к Боне. Газелист беспомощно разводил руками, ругался, плевался. Я ничего не могла возразить газелисту. Я смотрела на собаку, на его мучения и не верила своим глазам. Все было, как в тумане, в ушах звенело. Боня трепыхался, скулил, в его глазах был страх. Почему же так больно? – наверное, не понимал мой любимец, а его хозяйка была рядом и не могла ему помочь.
Наконец, подъехал наш спаситель на Рено Сандеро степвей. Вышел и по-хозяйски приступил к извлечению Бони из-под колеса. Он переложил его на покрывало, приговаривая ласковые слова, чтобы успокоить. Я принимала его уже внутри машины.
– Мася, потерпи немного, скоро тебе помогут, – приговаривала я и гладила по шее. Я проклинала каждую неровность на дороге, из-за которой Боньке было ещё больнее. – Боня, скоро приедем, – бормотала в забытье я и молилась, чтобы мы уже скорее доехали.
Дорога казалась вечностью. Глядеть в эти грустные глаза было пыткой. Я была к этому не готова. Я была согласна взять на себя его боль. Я сильнее. Так несправедливо. Я с трудом сдерживалась, чтобы вновь не разрыдаться. Но я нужна ему сильной. С водительского сиденья хозяин лабрадора пытался меня поддержать.
– Меня зовут Павел. А то едем и не знакомы, – басил спереди Павел, новый приятель, спаситель и, если бы не он…
– Я, Алиса, – выдавила из себя я.
– Не переживай, ему помогут. Побереги силы. Они тебе ещё понадобятся, – успокаивал он, как мог. Лабрадор сидел спереди. Наверное, привык ездить.
– Скоро приедем? – сейчас меня интересовало только это.
– Да, скоро. В «Не болит» едим. Хорошая клиника. Хорошие специалисты.
– Ага, – моя нижняя губа затряслась. Я представила, что Боня останется без лапы, или ещё что хуже. Не смей плакать! – приказывала я себе и широко раскрывала глаза, потом хлопала ими, чтобы иссушить слезы, но они, непослушные, все же, вырывались. Я их утирала.
Приехали. Павел припарковался возле подъезда.
– Алис, иди, предупреди, чтобы готовили операционную, а я пока его как-нибудь вытащу, – решительно скомандовал Паша.
Я, не теряя ни минуты, поскакала по лестнице в клинику. Не обращая внимания на посетителей, не думая об очереди, я прошла в регистратуру.
– У нас собака. У нее раздроблена лапа. Можно побыстрее ее принять, ей больно, – тараторила я полноватой женщине в белом халате.
– Девушка, во-первых, выйдите отсюда. Есть окошко с той стороны, – завопила удивлённая медсестра. – Во-вторых, подождите, доктор занят. Вы тут не одни с лапами. Всем больно, – с этими словами она начала меня выставлять в коридор. – Сейчас я сообщу доктору. Подождите здесь.
Мне ничего не осталось, как ждать. Я мерила шагами холл, не обращая внимания на взгляды клиентов и больных. В окно я увидела, что Павел понес Боню. Я подскочила к дверям, раскрыла их широко, чтобы Боню занесли, как можно аккуратнее. Они вошли. Как раз вышел доктор и пригласил на осмотр.
– Не ходи, не надо, Алис, – заверил меня Павел и пошагал с Боней за доктором.
Я, конечно, послушалась. Я, вообще, готова теперь слушать его вечно. Если бы не он, я бы, наверное, до сих пор сидела бы на асфальте и обливала бы Боню слезами. Я была бесконечно рада, что он отозвался помочь, что оказался не таким сухарем, каким я себе его представляла. Время было позднее. Я посмотрела на часы в телефоне – было уже восемь. Я не хотела звонить домой. Да и бессмысленно. Я только вновь распущу нюни. Я дождусь доктора и Пашу. Уже было невмоготу ждать. Хотела войти к ним. Через полчаса Паша появился сам. Я вскочила с места.
– Ну что там? – обеспокоенно спросила я.
– Алис, сделали рентген. К сожалению, лапу нельзя спасти. Она раздроблена, –неохотно произнес Паша.
Как серпом по сердцу. Я предполагала, что вердикт будет примерно такой, но маленькая доля надежды на лучшее во мне теплилась. Я опустила голову и отвернулась, стесняясь своих слез. Павел меня обнял. Прижал меня к себе.
– Алиса, так случилось. Никто не виноват, – шептал он, успокаивая. А я пользовалась ситуацией и плакала. Ещё я была благодарна ему за понимание и помощь. Нужно быть святым, чтобы так поддержать незнакомого человека. – Нужно согласие на ампутацию. Нет другого выбора.
– Боня будет жить, – произнесла я, улыбаясь сквозь слезы.
– Конечно, на трёх лапах, но будет жить. Он забудет все это…и ты забудешь, – заверил Павел и пошел писать согласие. – Посиди, я напишу. Ты не против? – уже на ходу спросил он.
– Напиши. Я, наверное, не смогу, – произнесла я разбито и приземлилась на кресло.
Он неповторим. Он продолжает поражать чуткостью. Мой спаситель. Он оградил меня от нервного срыва. Принял на себя удар. Почему же нельзя также принять на себя боль и увечье Боньки?
Он вновь появился на горизонте.
– Операцию начали. Говорят, мы можем ехать домой. Уже поздно, – деловито предложил он.
– Да, конечно, Паш, езжай. Спасибо тебе огромное. Я останусь, – устало произнесла я.
– Нет, поехали вместе. Я тебя отвезу. А Боню все равно сегодня оставят с ночёвкой. За ним сейчас нужен будет специальный уход. Я взял номер, – твердо басил спаситель и протянул визитку с номером мне. – Давай, ещё твой номер оставим, – он повел меня к бланку, который заполнял. Показал пальцем, где нужно указать номер. Чуть выше я заметила сумму, уже оплаченную. Шесть тысяч семьсот рублей.
– Ты оплатил операцию? – растерянно спросила я. Глупо, я знала ответ.
– Я подумал, у тебя с собой нет такой суммы. Да и не до этого тебе сегодня, – понимающе проговорил Паша, посматривая в окно.
– Ты прав, я не предполагала, что произойдет, что-то подобное. Дай мне свой номер, я тебе обязательно верну эти деньги.
– Пойдем, пожалуйста, а то Максик разнесет все перила, – улыбнулся он, наконец. Я поймала себя на мысли, что у него симпатичная улыбка. Боже, о чем я? – тут же одернула себя. Поколебалась немного. Правильно ли? Не будет ли это предательством. С другой стороны, чем я здесь ему помогу. Да, Паша, как всегда, прав.
– Поехали.
Макс был рад нам. Ему пришлось все это время прождать на улице, привязанному к перилам. Паша посадил Макса спереди, на свое законное место, я села сзади – это и к лучшему. Я могла сосредоточиться на своем горе и не любоваться безупречностью бывшего совсем недавно для меня сухаря.
Мы приехали. На часах – 22:00. Я ещё не задерживалась так долго, гуляя с Боней. Предполагаю, какой дома переполох. Они, наверное, звонили мне, но я не рассчитывала так задержаться и не заряжала телефон перед выходом.
Уже подъехали к дому. Я не знала, как себя вести. Я была в полудрёме, и в то же время мне было не по себе от отзывчивости Павла.
– Запиши мне свой номер, пожалуйста, – протараторила я сразу после остановки. –Я не нахожу слов для благодарности. Паш, ты мой спаситель.
Он включил свет, я смутилась.
– Брось, я не смог бы остаться в стороне – это друг Макса, – говорил он и одновременно достал из бардачка визитку, протянул мне. – Я терял близких, я знаю, какого это. И, если бы в тот момент был рядом хоть кто-то, я бы, возможно, и не потерял, – он говорил, глядя мне прямо в глаза. У него были зеленые глаза и густые черные ресницы. Я не знала, куда деть взгляд. Мне было неуютно, – я мяла в руках визитку то и дело, перечитывая несложный номер.
– Паш, я позвоню тебе завтра. Я верну все расходы. Ты самый лучший на свете. Если бы не ты… – он меня прервал.
– Я знаю, – улыбнулся он, но я поспешила выйти, погладив напоследок Макса.
Я вышла, не выдержав его улыбки. Он тоже вышел.
– Алис, все будет хорошо. Не загоняйся. Возможно, придумаем, что-нибудь с протезом, – сказал он, останавливая меня. – Не думай сегодня об этом. Обещаешь? – он глядел прямо на меня. Я не знала, куда деть взгляд.
– Обещаю. Но завтра, я с утра поеду в «Не болит», – запротестовала я.
– Конечно, – согласился он и подмигнул правым глазом.
– До завтра, я позвоню, – бросила я на ходу и забежала в подъезд. Он проводил меня взглядом.
Машинально пошла к лифту. Я была, словно в тумане. Лицо горело. Отрицать, что мне понравился этот молодой человек, было глупо. Этот сухарь, которого я наблюдала на расстоянии больше полугода, сегодня покорил меня. О чем я говорю? – гнала я от себя эти мысли. – Он просто оказался рядом в трудную минуту. Он просто хороший парень. Это не значит, что я ему понравилась или, что мы теперь чем-то связаны. Завтра я взгляну на все другими глазами. Я просто под впечатлением пережитых эмоций.
