Лиса Фарова
Венерианка
Глава 19
Дверь раскрылась. На пороге стоял Паша. Он вошёл. Я бросилась к нему в объятия и сильно-сильно прижалась. Паша приподнял меня и поцеловал в губы. Он целовал меня нежно, боясь причинить боль, хотя он так истосковался, что готов был задушить в объятиях.
– Паш, я так тебя люблю, люблю, – повторяла я, будто боялась не успеть сказать ему эти заветные слова и плакала.
– Я знаю, моя маленькая, я тоже тебя люблю, поэтому я здесь.
Он целовал мои губы, щеки, глаза и нос. Он вытирал мои слезы, приговаривая:
– Я вытащу нас отсюда, верь мне.
– Я тебе верю. Я тебя хочу, – шептала я и податливо бросилась головой в ласки любимого.
Паша гладил мою спину и целовал щеки и шею. Я сняла с него куртку и тоже запустила свои бугристые пальцы под его свитер. Прикосновения и чувство близости любимого способствовало сильному желанию. Я сняла кофту и уже не стеснялась своего тела. Я любила, доверяла. Неизвестно, что будет завтра, сегодня я буду счастлива. Когда мы оба оголили верх и наслаждались теплом друг друга, давая волю бессовестным рукам, ласкавшим интимные зоны, замок заскрежетал. Чёртов замок! Кто-то решил помешать нашему счастью. Скрежет привёл нас в чувства, вернул с небес на землю, плюхнул с высоты об асфальт. Сколько не сравнивай, итог один – дверь открылась.
Приехал Роман Васильевич, ублюдок.
– Ух, ты, я не вовремя, – наигранно похлопал шеф. – Лиса, а ты шустрая штучка.
Я накинула на себя валявшуюся недалеко кофту и пыталась умерить дыхание. Паша встал.
– Что тебе? – прикрикнул он с блестящими от поцелуев губами.
– Ты кто? Не шуми. Лиса, я думал ты моя?
– Она моя. Мы любим друг друга.
– Любишь? Что ты можешь ей дать кроме любви?
– Свободу, счастье, выбор – да много чего, – дерзко возразил Паша.
– Как насчёт вечности? – с этими словами он протянул руку Алисе.
Роман Васильевич сверкнул чёрными глазами, брови его странно сдвинулись, образуя глубокую морщину на переносице и на лбу. Лицо его сделалось нечеловеческим.
– Алиса, дай мне руку, и мы разделим с тобой вечность.
Моя правая ладонь зудела. Рука, будто бы тянулась к этому страшном человеку. Так не должно быть. Паша застыл на месте. Он просто смотрел на меня и молчал. Время, будто остановилось. Я взглянула на зудящую ладонь. На ней был рисунок: солнце, а в его центре меч. Откуда этот рисунок? Ладонь горит и тянется вперёд. Внутри меня разыгралась буря. Буря эмоций. Любовь и страх, борьба и боль.
– Нет. Нет, – повторяла я.
– Алиса, руку, – требовал старик. – Я всегда буду рядом, дай мне руку.
– А Паша?
Он застыл. Все застыли, кроме нас двоих. Меня трясло. То ли от страха, то ли от холода, то ли от внутренней борьбы. Старик, будто гипнотизировал меня.
– Я люблю его.
– Насколько глупы людишки! – прогремел старик. – Придумывают любовь, добродетель, обманывают себя иллюзиями, потом страдают. Неужели нельзя любить себя? … Забудь его. Ты даже не человек. Ты – существо, душа, спрятанная моим братом от меня в тело девушки. Он прячет тебя миллиарды лет, забрасывает в параллели времени, в разные судьбы, но я тебя нахожу, потому что ты поддаешься земному влечению. Святая наивность.
– Кто ты? – испуганно прошептала я.
– Я – твой избавитель. Пойдём со мной.
– А Паша?
Этот упырь в образе Романа Васильевича выстрелил в упор, в сердце Паши. Паша упал замертво. Я упала следом. В ужасе от происходящего, я начала гладить лицо любимого, плача и боясь поднимать глаз. Пусть это будет сон, – молилась я.
– Его больше нет. Нет смысла оставаться здесь, пойдём.
Злобный оборотень начал сокращать дистанцию, но как-то несмело, будто боялся чего-то. Господи, защити, – не поднимая глаз, повторяла я про себя. Боясь прикосновения его холодных рук, я сильно-сильно зажмурила глаза. Я зажала в кулак ноющую ладонь и закричала с закрытыми глазами. Я вложила в крик всю свою боль, все отчаяние, несогласие со своим положением. Я так сильно сжала кулаки и глаза, что даже чувствовала, как из них что-то сочится. Я куда-то провалилась. Какое-то облегчение обвило моё тело. Ощущение невесомости. Какое-то белое пространство, и я в нем. Как непонятно и приятно. Я умерла?
Женское сопротивление
Глава 1
Я спускаюсь по широкой лестнице, держа на руках четырёхгодовалого сынишку Даниила и ещё кучу грязного белья подмышкой в стирку.
– Даня, не хулигань, – мягко сказала я, молодая мама, убирая ручонки сына от висевшей на стене вдоль ступеней фотографии.
– Надо прибраться. Какой у нас беспорядок, – все приговаривала я, целуя малыша-непоседу.
Я спустилась в просторную прихожую. Справа была ванная комната, отделанная синей керамической плиткой. В левом углу разместилась душевая кабина, правее прямоугольная широкая раковина для умывания с огромным зеркалом. Справа от входа уборная и стиральная машина. С обеих сторон у машинки стояли плетёные корзины для белья с декоративными крышечками. В одну из корзин я и определила грязное белье.
Выйдя из ванной, я направилась на кухню. Кухня-гостиная представляла собой обеденную и готовочную зону. Напротив, у стены расположился белый кожаный диван для отдыха. Над ним висел большой плоский телевизор.
– Даня, посиди здесь,
Я посадила его в детский стульчик, а сама подошла к плите помешать почти сварившийся суп.
– Скоро папа придёт с работы, мы его покормим и будем с ним играть.
– Папа придёт, – обрадовался малыш.
Заиграла мелодия на мобильном. Звонила подруга Кира. На часах было шесть вечера.
– Привет, подружка, – поздоровалась Даша.
– Да, Даша у меня идёт кровь из носа и лба. Он меня избил, – жаловалась полушепотом Кира.
– Опять? Кира, что на него нашло? Он же всегда такой весёлый, вежливый. Подумай, может он что-то знает или заблуждается в чем-то?
– Я не знаю. Я его боюсь, – рыдала подруга в трубку.
– Мне так тебя жаль. Тебя и Мишаню… Поговори с ним, спокойно. Пусть скажет, в чем дело.
– Я пробовала. Ни в чем. Он просто так бьёт меня кулаками, а потом, как ни в чем не бывало, просит накрыть на стол. Голос однотонный, без эмоций, как у робота. Нет того Сашки, за которого я вышла замуж пять лет назад. – Женщина на том конце задыхалась от слез. – У меня отец такой был, сосед такой. Выходила за Сашку, думала, у меня по-другому будет.
– Уходи от него, не терпи. У тебя один ребёнок. Как-нибудь. Ты ещё сможешь найти свое счастье. Жалко ребёнка. Он видит ругань, рукоприкладство. Что станет с его психикой?
– Даш, ты о чем? Куда уходить? Кому я нужна? Мамы не стало. Отцу я не была нужна никогда. Даш, так у многих. Я общаюсь с двоюродными сёстрами – у них такая же история, как у меня. У Ирки Родниной так, у Машки муж пьёт беспробудно, гнобит её по-всяки.
– Разводись.
– Он меня убьёт. Ты не представляешь, как он изменяется, когда выходит из себя. Он монстр.
– Кира…
У меня не было слов, для того, чтобы поддержать в такой ситуации подружку детства. Я не могла ей помочь. Хотела, видит Бог. Но чем?
– Всё, он идёт.
Она бросила трубку. Мои щеки горели. Хотелось пригласить её с ребёнком к себе, но я живу не одна. Мой Лёша не позволит. Он не сторонник лезть в чужие отношения, тем более семьи. Лёша мягкий, немногословный, добрый. Он хороший муж, отец пока двоих детей. Мне повезло с ним.
Мы поженились, когда нам было по восемнадцать. Вместе учились, жили в соседних домах. Мы больше, чем супруги, мы – друзья, выросшие вместе. Отсюда и взаимоуважение, привычка быть всюду вместе – мы называем это любовью.
Ника у нас родилась через пять месяцев после свадьбы. Это было волнительно. У детей родился ребёнок. Родители помогали, спасибо, научили азам материнства, а отцовство Лёша освоил через месяцев шесть. Он боялся брать на руки новорожденную до полугода. Брался за любую работу, только чтобы не оставаться наедине с малышкой. Он боялся её. На моих руках он её любил, играл с ней, общался, но в своих руках долго не держал. Позже признался, что боялся сломать маленькую драгоценность.
Через четыре года родился Даня. В двадцать два года мы уже были богаты двумя детьми, когда некоторые строили карьеру, искали того единственного. Многие крутили пальцем у виска, зачем, мол, обременять себя узами брака, детьми. Замужество постепенно выходило из моды. "Добровольно сдавать себя в рабство", – как выражалась моя однокурсница в университете. Я же сделала свой выбор и не жалела о нем. У меня все было хорошо. Двое здоровых детей, прекрасный муж, большой дом, машина в кредит. Всё это мы сделали вместе с моим Лешей, ну и родители немного помогли.
На часах – двенадцать ночи. Лёши все нет дома. Его мобильный не доступен. Что-то случилось. Моё сердце было не на месте. Он так сильно не задерживался. По крайней мере, звонил, если что, а тут и телефон выключен. Надо позвонить Артёму, они вместе работают на предприятии. Набираю.
– Артём, извини, что так поздно. Лёша не с тобой?
– Нет, Даша. Он поехал домой. Мы отметили день рождения коллеги. Не волнуйся, он скоро будет дома, – заверил меня его товарищ.
– Хорошо, извини.
Не находя себе места, я мерила шагами кухню. Дети уже спали наверху, в детской. Я ещё час побродила от окна к окну и прилегла на диван. Проснулась от того, что на лицо мне пролили воду. В испуге я вскочила. Передо мной стоял Лёша, сильно пьяный. Его брови сдвинулись, он был зол.
– Стерва, я тебе безразличен? – кричал он.
– Что ты творишь? Не кричи, дети спят, – пыталась его успокоить я.
– Не прикрывайся детьми, я все знаю.
– Что ты знаешь? – удивилась я.
– Ты, шалава, я ненавижу тебя.
С этими словами Лёша вцепился мне в шею и начал душить. Он был невменяем, перед глазами пустота. Каким-то чудом он ослабил хватку, и я вырвалась. На коленях я отползла от него.
– Ты мне не звонила, я тебе не нужен. Я тебя порву, просто порву.
Он уставился в стену и говорил с ней. Затем он ударил по ней кулаком, разбил себе кисть в кровь. Он бил рукой в стену, раз пять, потом встал и ушёл в нашу комнату на второй этаж. Я терла шею и тяжело дышала. Что это было? Белая горячка?
Через минут пять я на цыпочках поднялась наверх и взглянула в щелку двери в нашей спальне. Он лежал на кровати. Я взглянула, спят ли дети. Спят. Снова спустилась вниз. Спать я уже не могла. Я заснула лишь к утру. Меня разбудил Лёша с Даней на руках.
– Спишь, не слышишь, ребёнок проснулся, – негромко пробасил взъерошенный Лёша, сажая мне его на живот.
– Мама, – обрадовался малыш.
– Налей-ка нам компота, – предложил муж, уставившись на меня, как ни в чем не бывало.
– Сейчас, – послушно встала я и направилась к холодильнику.
– А пива там нет?
– Нет, – сухо ответила я и хлопнула дверцей.
– Ну, нет, так нет.
Он осушил весь бокал и пошёл обратно в комнату. Интересно, он помнит, что было ночью? Судя по всему – нет. Я тоже попила компота. Даня закапризничал.
– Дань, я погрею, дам и тебе.
– Дай пить мне, – залепетал Данечка нетерпеливо.
– Дам, секундочку.
Глава 2
Выходные пролетели незаметно. Близился вечер воскресенья. Лёша не помнил, как набросился ночью после дня рождения. Все отрицал, обвинял в том, что много слушаю своих подруг. Он мучился от похмелья целый день. А сегодня в полдень он ушёл из дома, ничего не сказав. Телефон с собой не взял. Я подумала, что это к лучшему. Пусть подумает о своём поведении. Может, извинится, хотя бы. Домой он вернулся за полночь. Дети спали, я – нет. Пока ждала его, чего только себе не представляла. Боялась заранее его непредсказуемости.
Он появился. Закурил, глядя на меня, а горящую спичку запулил мне в волосы. Я увернулась.
– Лёш, ты что? – испуганно заговорила я.
– А ты?
Бешено глядел он на меня и затягивался всеми лёгкими. Впервые я видела, что он курит.
– Ты пьян.
– А ты?
Он странно продолжал на неё глядеть.
– Лёш, ты пугаешь меня.
– Бойся.
– Я не хочу с тобой говорить сейчас, иди спать, – начала было я и отвернулась к раковине.
Он подошёл сзади и ударил меня головой об верхний ящик гарнитура. Затем повалил на пол и начал рвать на мне одежду. Я сопротивлялась и плакала.
– Лёш, что ты? Пусти меня.
А Лёша порвал сорочку и навалился на меня всем телом. Он не обращал внимания на мои вопли, на мольбы, он схватил меня за волосы и изнасиловал на полу кухни. Кричать я себе не позволила, не хотела, чтобы дети услышали. Он трудился надо мной минуты три, а после, посвистывая, ушёл на второй этаж. Я перевернулась на спину, смотрела на красивый натяжной потолок, а слезы медленно капали на тёплый пол.
И этого человека я любила недавно. Всё ради него. Столько жертв: верность и забота, свобода и исполнение его желаний. Всё, о чем мечтала я, с ним стало неважно. Его желания стали нашими.
Вот, что я для него значу. Как дальше жить с этим человеком? Это какая-то шизофрения. Как такое может происходить с нами? Он хочет, чтобы я ушла?
Утром он поцеловал меня в бровь, я проснулась. Я спала у детей на диванчике. Неудобно, все же лучше, чем с ним.
– Я хочу, чтобы ты спала в своей комнате, – отнотонно заявил Лёша.
– Ты этого хочешь? – хмыкнула я.
– Да, там твоё место.
– Я от тебя ухожу. Что скажешь?
– Нет, твоё место здесь, со мной.
Я вышла из детской, пошла в спальню, поражаясь его наглости. Он последовал за мной.
– Лёш, ты изменился. Что случилось? – спросила я трясущимся голосом. – Что ты творишь?
– Я – твой муж, ты – моя жена – все так, как должно быть.
– То есть это нормально? Бьёт, значит любит. Мы с тобой обсуждали когда-то эту поговорку. Теперь все изменилось? Я не буду терпеть, ты знаешь меня.
– А ты знаешь меня?
– Я думала, что знаю, – горько сжала я губы и отвернулась, пряча слезы.
– Я на работу, приду поздно. Жди.
– Чего? Я не прощу тебя, Лёша. Ты пожалеешь.
Он подошёл и с размаху ударил меня по лицу ладонью. Ничего не сказал, просто вышел из комнаты. Он уже был одет, взял только куртку с кровати. Я осталась стоять посреди спальни, ошарашенно марая глазами. Дверь внизу захлопнулась, я подошла к окну. Лёша немного покрутился около машины, затем сел в неё и уехал. Щека горела, но это ничего, по сравнению с тем, как пылало моё сердце. Оно разбилось и ныло. Половина его была в осколках и кровоточила. Как быть? Какой-то ступор. Страшный сон, я отказывалась верить в происходящее. Все надежды на счастливое будущее улетучились. Остался ступор и вопрос: уйти или остаться. Остаться, значит принять его условия и мириться со своим положением, а уйти… Куда уйти? Я не работаю, у меня двое детей, школа, детский сад. Он не отдаст детей. Мне нечего им предложить. Я пожертвовала всем ради него. У меня нет ни профессии, ни работы, ни выбора. Боже, я даже не представляла, что такое когда-то может случиться. Если бы я знала.
В комнату вошла Ника и заглянула в окно.
– Мам, я не иду в школу? – предположила дочка, заметив, что папиной машины нет на месте.
– Идёшь. Буди брата, вы опаздываете.
Я обняла дочку, поцеловала её в макушку и сбежала на кухню, пока она не начала расспрашивать о моих глазах. Быстро собрала детей, оделась сама, и мы выбежали из дома. Обычно, их до школы и до сада подвозил папа, но теперь все не обычно.
– Мам, а вы с папой поругались? – спросила Ника дорогой.
– С чего ты взяла?
– Он не приходит домой, не возит нас больше.
– Ник, он приходит поздно, а уезжает рано. У него теперь много работы.
– А он не будет из-за этого нас бить?
– Ника, почему он должен нас бить?
– Вику Лапину папа бьёт и маму бьет тоже.
– Это она тебе сказала?
– Да. А Колю Карпова папа отобрал у мамы и перевёл в другую школу.
– Как это отобрал?
– Они развелись. Ну, мама с папой. Сначала Коля с мамой жил, а теперь папа отобрал Колю.
– У них своя семья, у нас своя. Я вас никому не отдам. Я вас очень сильно люблю.
Мир сошёл с ума. Сплошь и рядом разводы, разделы имущества, разборки – бедные дети, они страдают от безответственности родителей. Видят пьяные драки мам и пап, оскорбления и ненависть, когда-то любящих друг друга людей. Мы разучились жить вместе. Это трудно, но нужно любить не только себя, уметь прощать, не бояться уступить в ссоре. Мы забываем, что ссоримся с близким человеком, норовим сделать ему больно, не подозревая, что боль копится раз за разом, и однажды букет цветов или банальное "прости" может не спасти брак.
Тем не менее, люди избалованы, облюблены родителями, слишком эгоистичны, самоуверенны, чтобы признавать свои ошибки. Огромный выбор, свобода отношений, доступность и вседозволенность в сумме дают легкомысленность. Легко обрести, но сложно пронести. Люди не умеют хранить отношения, ведь это вклад, труд. Проще отпустить, залить горе и размениваться дальше по мелочам, заблуждаясь по поводу того, что нет настоящей любви или, сокрушаясь по поводу того, что им не везёт в этой самой любви. Слушать близкого человека, интересоваться его мыслями, не раздражаться, если он не понял или прослушал, быть рядом в трудную минуту, даже если он далеко, не это ли настоящая любовь?
Рассуждая о человеческой порочности, я дошла до дома. Ника и Даня успели в свои учреждения. Я же шла по пустынной улице, вдыхая морозный воздух. Стоял февраль. Асфальт был тщательно расчищен, да снега, вообще, почти не было. Зима неснежная в этом году.
Дома мне стало ужасно одиноко. Я давно не звонила маме. Они живут с папой и сестренкой в другом конце города. Сестра на пять лет моложе меня, умничка, круглая отличница, заканчивает одиннадцатый класс весной. Отец заводской рабочий, наладчик. Ему шестьдесят лет, скоро на пенсию. Маме пятьдесят шесть. Она работает в налоговой службе. У неё больное сердце.
– Привет, мам, – как можно радостно сказала я.
– Привет, доча, давно не звонила. Как ты?
– Хорошо. Вы как?
Я несказанно рада была услышать мамин голос. Оказывается, я соскучилась по нему до слез.
– Дочь, ты плачешь там?
– Нет, – соврала я и вытерла слезу.
– С детьми все нормально?
– Да. Как Анютка? К экзаменам готовится?
– Она-то, хоть завтра на экзамен. Она за себя и за того парня ответит. Мечтает уехать от нас подальше.
– Почему?
– С отцом не ладят они. Он придираться к ней по пустякам, а она обижается.
– Уж к ней-то что придираться: учится, дома помогает, не то, что я в свое время.
– Стареет папка. Ворчит…
На заднем плане заговорила Аня, отняла трубку.
– Даш, папа сошёл с ума. Он бросается на нас с мамкой, какой-то дикий. Вчера закрыл нас дома и на целый день, ушёл куда-то. Пришёл то ли пьяный, то ли какой, неадекватный, в общем.
– Да? – удивлённо подняла брови я.
– Даш, по телевизору, в новостях не слышала, один мужик в Пензе жену и двух дочерей зарезал. Сначала, говорят, руками бил, потом, когда жена начала отпор давать, он зарезал её, а потом детей. Даш, слышишь, до чего пьянка доводит. А наш тоже не трезвенник. Что делать, я боюсь.
– А где он сейчас?
– На работе. Может, не пускать его. Может, на работе их зомбируют?
– Брось ты, страшилок насмотрелась. Кризис среднего возраста, максимум, перебесится, – неуверенно говорила я, чётко понимая, что сестра правильно заметила. – Маму береги, я ещё позвоню.
Сбросила звонок. Мужчины в мире и впрямь сходят с ума. Я взрослая девушка и не должна поддаваться воображению, хотя в голову лезли нереальные версии. Как ещё объяснить поведение Лёша, папы? Я заставила себя заняться уборкой и готовой, голова пухла от разных мыслей.
Глава 3
Год прошёл. Я, будто попала в фильм ужасов. Мир, в котором я жила год назад ушёл в забытье. Опасения моей сестры, которые я не восприняла тогда, сбылись. Начало было положено ещё раньше. Постепенно мужчинами в мире овладело что-то сатанинское. Они оставались нашими мужчинами: мужьями, братьями, отцами, соседями и тому подобное, но только внешне, на деле же их словно подменили. Они были требовательными, жестокими, неумолимыми, отстороненными. Жены стали рабами своих мужей, дочери – рабами отцов. У кого отцов не было, у тех история ещё хуже, их вывозили за города, и никто больше о них не слышал. Женщин планеты поработили. Они стали собственностью мужского пола, их вещью, служанками, куклами для утех. Дети мужского пола по достижении восьми лет отдавались в спецшколы, а девочки делили участь матерей. Никто не знал, что это за школы для мальчиков, чему в них учат. Явно, не доброму.
За год жизнь в городе изменилась до неузнаваемости. На улице патрулировали полицейские. Женщин тщательно проверяли. В базе данных была информация о зарегистрированных женщинах, то есть живущих в семьях. Если документ-бейджик не подтверждал этого факта, то женщина задерживалась и увозилась куда-то. Полицейские позволяли себе многое: применение пистолетов, электрошокеров, даже в отношении детей.
Лёша меня запирал. Не думаю, что он беспокоился обо мне, так как на улице было опасно, я просто должна была быть дома. А с его приходом начинался домашний ад. Мои дети жили в страхе вместе со мной. Я научила их скрывать страх и повиноваться. Когда Леша все-таки бил Нику, она не плакала, научилась, чтобы не злить его ещё больше. Даню он почти не замечал. Главное, Даня был дома.
Я готовила для нас, стирала, убирала, выполняла его поручения, терпела его выходки, молчала – это были основные мои задачи. Телефона он меня лишил. Может, думал, что я кому-нибудь пожалуюсь, позвонив. Смешно. Кому в этом мире можно пожаловаться? Господу Богу? Он давно забыл о нас.
Как там мама, Аня, я тоже не знала. Анютка звонила как-то около года назад, жаловалась, что отец заставляет их передвигаться дома на коленях, в школу не пускает. Это не нормально, я знала, но, что я могла сделать. Я посоветовала, сдать отца в психушку. Что дальше стало с ними, я не знаю. Я терпела безумие Лёши, психушка и нам бы не помешала. И так стало в каждом доме, где был мужчина. Они захватили не только дома, но и погрузили в хаос весь мир.
Вторник, 23 марта. 2050 год. Полдень.
– Давай с нами, Ника, – позвала я играть в настольную игру дочку.
– Нет желания, – пробурчала Ника.
– Весело же, пойдём, – хохотала наигранно я. – Даньке нравится.
– Пускай, я наверх.
Ника пошагала в свою комнату. Мы остались на просторной светлой кухне, играя и веселясь.
Через час Даня измотался и начал зевать.
– Пошли к сестре. Сестра, наверное, уже спит, и мы ляжем.
Данил послушно пошёл за мной за руку. Мы вошли в детскую, в ней Ники не было. Мне казалось, она пошла в комнату. Значит, в нашей спальне уснула, – подумала я и, уложив Даньку в постельку, направилась проверить спальню. В нашей комнате её тоже не было, зато было настежь открыто окно. Я бросилась к окну, смотреть вниз и по сторонам – её нигде не было видно, но только отсюда, она могла спуститься. Под окном козырёк от крыльца, а на стене крыльца леска для вьющихся цветов, по ним она могла спуститься на улицу.
Я постояла у окна, не зная, что мне делать. Ника убежала из дома. Она с утра не в настроении, я должна была быть с ней рядом. Где она теперь? Без документов. Её задержат. Что будет? Я достала из антресоли документы: свой и дочери, сунула их в карман. Надев джинсы и короткую куртку, на ноги обув кроссовки, в следующее мгновение я перемахнула через окно на козырек. По леске пройтись мне не удалось, леска порвалась, и я приземлилась на небольшую горку снега с прошлогодними листьями вперемешку, ударила колено, но, похрамывая, добралась до калитки, открыла и поковыляла по улице между домами. Пробегая мимо садовых участков товарищества, я думала, куда она могла пойти. Может, соскучилась по детской площадке, по аллее с лавочками в виде сказочных персонажей. Пойду-ка я в ту сторону, далеко она не могла уйти.
