Лина Вальх
Влюблённые
После которого хотелось завалиться в бар и нажраться до беспамятства.
Шарль, казалось, не был этим особо впечатлён. Он повернулся к Уиллу, ровно три удара сердца смотрел на него, а затем выдохнул, будто на него в одну секунду свалилась вся тяжесть этого мира.
– Что ж… Пока вас не было, произошла одна неприятность. – Он сделал затяжку. – «Объект 1» сбежал.
– Что?!
Саша и Уильям воскликнули это одновременно. Единственная стабильная вещь в этой жизни – Эйлин, запертая в палате под несколькими замками, – пошатнулась. Тихий голос в голове мерзко захихикал, и Уилл ущипнул себя за руку, возвращая все внимание своего сознания на Шарля.
– И еще несколько заключённых. – Делакруа несколько раз стукнул кончиком сигареты по дну стеклянной пепельницы. – Часть из них мы отловили, как и главного зачинщика, но вот «Объект 1» скрылся. Мы не знаем, где она. Собаки не взяли след, брошенные на поиски охотники тоже потеряли ее из виду, когда добрались до центра. Смею предположить, что она сейчас где-то около элементалистов, но они ее долго терпеть не станут. Разве что они не…
– …планируют какое-то крупное дело. Да. Я, – Саша помедлила, – догадываюсь, кто разговаривал с нами в квартире мадмуазель Барбо, и все равно… Мне кажется это все бессмыслицей. Они уже пробовали один раз напасть на Барьер. Зачем им нужно повторять это снова? Чёртова Барбо сказала все и в то же время ничего.
– Она сказала, что пришла тьма, – задумчиво пробормотал Уилл, прокручивая в голове разговор с медиумом.
«Элементалисты всегда любили пафос, мой дорогой Уилл.»
– Да, и что? – Шарль удивлённо выгнул бровь, глядя на Уильяма исподлобья.
Он в ответ на это смог только открыть рот, как выброшенная на берег рыба, несколько раз невнятно шлёпнуть губами и разочарованно вывести руками в воздухе непонятные никому фигуры.
– Она твердила о порождении холода и смерти, – продолжила за него Саша, – о тьме, поглотившей весь этот мир. Что это может значить?
«Ну я даже не знаю…»
– Нам нужно покопаться снова в архивах, – рассеянно пробормотала Саша. Ее лицо стремительно бледнело с каждой секундой, но никто кроме Уилла не обращал на это внимания. Как и на то, как надломленно дрогнул голос женщины. – Возможно, мы сможем найти хоть что-то об этой… тьме.
– Разумное решение, – задумчиво кивнул Шарль. – Андрэ, тебе есть что добавить?
Охотник, до этого с интересом рассматривавший свои начищенные до зеркального блеска черные сапоги, вскинул голову и немного удивлённо уставился на магистра. Он пялился на него, не моргая, из его ушей едва не шёл пар, а красные огни под рубашкой на его груди начали беспорядочно перемигиваться, меняться в цвете и заполняли невидимую шкалу загрузки. За время, что Андрэ молчал, Уильям бы уже успел найти нужную информацию в интернете или посмотреть глупые видеоролики в онлайн-сервисах, но был вынужден изображать из себя важного и умудрённого опытом координатора, хотя все внутри него кричало «Помогите!» и «Я не понимаю, что я здесь делаю!».
В целом, это хорошо описывало всю жизнь Уильяма, начиная с рождения и заканчивая той поездкой в Румынию, в которую Алан затащил его, пообещав показать колья, которыми Влад Цепеш пронзал своих жертв. Колья он показал. Но их гладкая новая древесина и свежеокрашенный вид намекали на достаточно современное происхождение орудий. Зато они встретили настоящих вампиров, а воспоминания о начавшейся на их укусы аллергии до сих пор преследовали Уильяма в кошмарах.
Хуже румынских вампиров были только румынские комары.
Наконец Андрэ подал признаки жизни и завершения обработки данных, негромко запищал огоньками на груди и мотнул головой.
– Простите, но в моей базе данных нет ничего по запросам «тьма», «холод» и «смерть». Я даже пробовал делать сложные запросы, но все время только отсутствие ответов и «Попробуйте поискать что-то еще». – Он грузно выдохнул. Его плечи опустились, и Андрей понуро уронил голову на грудь. – Я сейчас бесполезен.
– Нет, ты… – Саша осеклась, поняв, что на неё смотрят теперь три пары глаз, и стушевалась. – Ты не бесполезен.
Андрэ криво усмехнулся, не глядя на неё, и поправил загнувшийся край черной куртки.
Шарль молчал. Несколько минут, во время которых все, что нарушало тишину и покой кабинета магистра, было жужжанием шальной мухи, залетевшей на яркую люстру, настенных круглых часов в изображением апельсиновой дольки и нервным постукиванием ноги Уилла.
Наконец Делакруа вздохнул.
– Смею предположить, если все действительно так, как вы описываете, времени у нас есть только до новой луны. – Он развернулся вместе с креслом и посмотрел на висящий на стене календарь. – Цикл начнётся уже через три дня, и медлить нельзя. Соберите лучших следователей департамента. Если надо, подключите коллег из других офисов. Возможно, в их архивах есть сведения, способные пролить свет на цели элементалистов и…
– Мсье Делакруа!
Дверь распахнулась, и в комнату влетел взъерошенный кучерявый экзорцист. Щеки переливались болезненным румянцем, несколько прядей прилипли к вспотевшему лбу, а руки тряслись. Он был симпатичным. Даже слишком милым для Ордена – Уилл успел разглядеть ямочку на его подбородке и маленькие впадинки у уголков губ. Кажется, его звали Матье, и кажется Уильям уже с ним встречался, но уверенности в этом не было – Уилл хмурился, вглядывался в лицо экзорциста и пытался припомнить, какое из бессмысленных дел Ордена им могли поручить, чтобы неприятное липкое чувство потерянных воспоминаний не покидало Уильяма каждый раз, как он смотрит на сотрудников вокруг него.
Шарль недовольно зашипел и повернулся к вошедшему подчинённому.
– У нас совещание. Ты слепой или просто не видишь этого?
– Я… да… совещание, – забормотал парнишка, оглядев Уилла, Сашу и обернувшись на Андрэ, а затем резко выдохнул и выпалил: – У нас есть сигнал от Ревизора. Мы нашли их.
Театральному молчанию и удивлённому морганию Шарля могла позавидовать любая актриса золотой эры Голливуда. Он медленно опускал и поднимал веки, делал глубокие вдохи и смотрел на Матье. Делакруа выглядел ошарашенным принесённой ему новостью, но все же пытался сохранить лицо. Прокашлявшись, он хрустнул плечами, распрямился в кресле, закинул ногу на ногу и, вздёрнув по-начальнически подбородок, – его россыпь засосов на шее снова бросилась Уильяму в глаза, – сухо бросил:
– Ты шутишь.
– Нет, – активно замотал руками и головой Матье. – В нескольких кварталах отсюда. Сообщение пришло очень чёткое и ясное. С координатами, паролями и всеми тайными ходами. К ним даже можно попасть прямо отсюда. Из грота.
Ждал Шарль шесть ударов пульса – Уилл от скуки прижал пальцы к запястью, чувствуя себя абсолютно лишним здесь. Это был не его мир, это была не его страна, это была не его работа – он постоянно бесил Шарля своими неразборчивыми отчётами, прочитать которые мог только сам Уильям. Чаще всего он писал в них на латыни случайные названия лекарств, болезней или крылатые выражения из пацанских каналов.
Делакруа подскочил, едва не перевернув массивный деревянный стол – впрочем, это было бы удивительно, – сжал ладони в кулаки и отчеканил:
– Все подразделения привести в боевую готовность. Вынужден огорчить, но ваш поход в архив отменяется по независящим от меня причинам. Собирайтесь. Выдвигаемся через три часа.
Никто не шелохнулся: ни Саша, ни Андрэ, ни застывший перед столом Шарля Матье. Уилл снова вернулся к рассмотрению лепнины на потолке, оказавшейся на деле искусным объёмным изображением. Игнорирование распоряжения магистра было настолько очевидным, что Шарль, негромко прочистив горло, вкрадчиво и холодно поинтересовался сквозь сжатые зубы:
– Я не ясно выразился?
– Нет, что вы, магистр, но разве… – Матье смолк и звонко сглотнул. – Разве нам не нужно разрешение от всех хранителей?
– Мне не нужно разрешение этих напыщенных идиотов, которые и пальцем не пошевелят, чтобы выделить нам финансирование. Только пользуются нашими успехами для поддержки собственных шатающихся тронов. Они ведь даже не суверенны! А считают себя в праве диктовать мне, мне, что я должен и не должен делать в моем же Ордене!
– При всем уважении и моем согласии, мсье Делакруа, но это необходимая процедура.
– Да, знаю. Просто… Просто отправь им запросы и приступаем.
– Уже сделано.
– И?
– Ответили все, кроме…
Матье не решился продолжить фразу, оставив ее неозвученной, словно это было что-то и без того очевидное Делакруа. Парнишка переминался с ноги на ногу и смотрел на все, что угодно, кроме лица магистра. Он даже несколько раз на долю секунды останавливался на Уильяме, хмурился и тут же отводил взгляд. Затишье перед бурей – идеальное определение того напряжения, что повисло в кабинете магистра.
Пока не было прервано самым грубым образом.
– Да вашу ж мать! – Шарль с силой ударил кулаком по столу: пепельница, пресс-папье и чашка на блюдце со звоном подскочили, бумаги из сложенных по периметру папок спланировали на пол, а Саша вжалась в спинку гостевого стула, цепляясь пальцами за подлокотники в виде львиных лап. – Упрямые северные козлы! Что они придумали на этот раз? У председателя умерла мама? Нужно просто переклеить обои в офисе? Что?!
– Нет, они просто воспользовались положением Ордена, по которому им отводится три дня на принятие решения. Сказали, что должны собрать это свое вече, все обсудить и прислать официальный ответ. Я не сомневаюсь, что он будет положительный, но, – Матье сцепил за спиной руки и качнулся с пятки на носок, – им надо показать свою значимость.
– Новгород всегда показывает свою значимость, когда это не нужно, – рыкнул Шарль. – Ладно, сообщи, когда что-нибудь изменится.
Он рассеянно махнул Матье – тот отвесил короткий поклон, несколько раз шаркнул ногой и спешно попятился к двери. Андрэ лениво шлёпнул по дверной ручке, открыв коллеге дорогу, и закрыл за ним дверь, когда Матье снова поклонился, развернулся на каблуках и зашагал прочь.
Шарль закрыл глаза и сжал пальцами переносицу.
– Вы все слышали, – не глядя ни на кого из троицы бросил Делакруа. – Встречаемся через три дня.
Из кабинета их ненавязчиво вытолкала секретарша Шарля: хлопнула дверью и пробормотала забористые проклятья на французском. Возможно, она была ведьмой. Но выяснять это у Уилла не было времени. Сейчас его интересовало только одно.
Закончить свое задание и вернуться в мягкую и тёплую постель в Лэйк Вью.
«Он говорил, что Эйлин может быть рядом с ними. Есть ли… – Уилл закрыл дверь рабочей спальни и, оттянув узел галстука, повалился на свежезастеленную кровать, – такая вероятность?»
Уилл был уверен, что заметил отражение Алана в начищенной серебряной вазе на камине. Но стоило моргнуть – светлоликий образ Маккензи сразу растворился солнечными зайчиками от хрустальной люстры и взметнувшейся от порывов уличного ветра сквозь открытую форточку пылью. Уильям был один в спальне. Даже охрана Ордена имела некоторую степень тактичности – обыскав комнату, они впустили Уильяма внутрь, заперев дверь на ключ снаружи.
И все же он не вздрогнул, когда кровать рядом с ним прогнулась, а над самым ухом раздался знакомый бархатный голос самого искусного во всей вселенной манипулятора:
«Не исключено.»
«Значит… – Уилл стянул распустившийся галстук с шеи и кинул на стоящее рядом с кроватью кресло, – я могу вернуть Эйлин домой и избавить от всего этого ужаса?»
Алан ответил не сразу. Он что-то невнятно промычал, хмыкнул, а потом низко рассмеялся, заставив кожу Уилла покрыться маленькими мурашками.
«Даже я бы не смог позаботиться о себе так, как это делаешь ты, мой дорогой Уильям.»
Глава XXI. Чикаго
Тёплая кожаная обшивка машины пахла лимонной полиролью, а толстые капли дождя нещадно били в лобовое стекло, пока колеса несли старенький Форд навстречу Чикаго. Город уже сиял вдалеке разноцветными огнями даже сквозь непрекращающийся уже несколько дней дождь.
Эйлин каждую свободную минутку ныла Джеймсу, что ей нужно срочно попасть домой, а иначе ее отец умрёт с голоду, потому что сам он способен к самостоятельной жизни точно так же, как Эйлин к спортивной карьере в плавании, а терпение дяди Уилла ограничено.
– Значит, твой отец – актёр? – Джеймс резко выкрутил руль, объезжая возникшую у них на пути глубокую лужу.
Новые очки то и дело съезжали на кончик носа Эйлин, отчего ей приходилось все время поправлять их или спешно ловить из-за очередной кочки или лужи на дороге. За эти почти два дня, что они провели вместе, Эйлин Маккензи успела из растерянной и ничего не понимающей девушки превратиться в источник язвительных шуток и едких замечаний по поводу водительских навыков Джеймса. И все же сейчас она промолчала, водрузив очки на положенное им место на аккуратном носу, и вновь отвернулась к окну.
– Да, – спустя несколько минут нехотя ответила Эйлин, рассматривая мелькавшие за окном неоновые вывески. – Точнее, был им. Сейчас он преподаёт в университете и всячески мешает мне с первого раза сдать зачёты и экзамены, – она неловко хихикнула, вспомнив любимое задание Алана с бассейном. – Если не пытается отравить меня своими кулинарными шедеврами.
Джеймс хохотнул, покосившись на Эйлин в отражении на стекле, и резко ударил по тормозам, останавливая машину на перекрёстке. Стекло запотевало, и Эйлин безуспешно давила на одну из кнопок в надежде включить вентиляцию, но все безуспешно. Вздохнув, Маккензи небрежно ладонью прочертила на стекле чистую полосу, сквозь которую тут же ударил яркий свет от ближайшего билборда.
– А… Амелия и… Лана, да? – неуверенно произнёс Джеймс, хмыкнув в ответ на короткий кивок Эйлин. – Ты о них упоминала, тогда, в мотеле. Они твои подруги?
Эйлин пожала плечами, выводя на запотевшем стекле маленькие сердечки.
– Да, – Эйлин выдохнула на стекло, покрывая его лёгким молочным туманом. – Мы знакомы больше десяти лет. С Мэлли. Она была первым человеком в этом городе, кто смог понять, что я говорю, не прибежав перед этим с дикими криками к моему отцу, – она неловко улыбнулась, наконец обернувшись к Джеймсу. – Помогала мне здесь освоиться, хотя мы живём в разных районах. У неё частная школа – у меня борьба за место чирлидера с местной красоткой государственной школы. У неё собственная конюшня – у меня дома вместо ездовой лошади дядя Уилл. У неё… У неё все, о чем можно мечтать и одновременно ничего. По правде говоря, у Мэлс удивительная способность помогать другим, какой бы сложной не была их ситуация. И при этом она не может помочь самой себе, – уже значительно тише добавила Эйлин. – Это она свела нас с Ланой.
Взгляд Эйлин рассеянно скользил по нависшими небоскрёбами, и она каждый раз оборачивалась, заслышав сквозь приоткрытое окно знакомый треск грузно перекатывающегося старенького поезда.
– О чем ты? – вопросительно вскинул бровь Джеймс, пялясь на Эйлин сквозь зеркало заднего вида, и плавно повернул руль, направив машину на одну из небольших и уютных улиц Лэйк Вью.
Эйлин помедлила, нервно выстукивая пальцами на коленке ритм.
– У неё… весьма специфическая семья, – довольно уклончиво ответила Эйлин, словно вся семья Куэрво сейчас сидела сзади и слушала ее рассказ. – Древний род, семейные традиции. Лучший особняк в Буэна Парке 47 , семейный бизнес, – Эйлин закатила глаза и хмыкнула. – И все время, что мы с ней общались, она считала их мнение важнее своего собственного. Я понимаю, что семья превыше всего. Для меня тоже благополучие моей семьи будет всегда стоять на первом месте. Но ее семья… разрушает Амелию. А Мэлс ничего не делает для того, чтобы это исправить. Она слишком добрая для этого, слишком покладистая и ответственная, чтобы позволить себе быть бунтаркой. Хотя у неё есть все задатки для этого, – хихикнула Маккензи.
Распространяться об отношениях в семье Куэрво Эйлин не любила и почти никогда этого не делала. Обычно, если об этом заходил разговор с кем-то кроме отца или дяди Уилла, Эйлин тяжело вздыхала, возводила глаза к небу, поднимала руки над головой и картинно сокрушалась, что ей точно так же ничего не известно о происходящем за дверьми особняка Куэрво. Но почему-то сейчас она пошла против своих же правил, вываливая на Джеймса всю информацию.
– Ты тоже придерживаешься «семейного бизнеса», – пожал плечами Джеймс, сворачивая на узкую тёмную улочку. – Ты же стала актрисой, как и твой отец.
– Актрисой? – удивлённо усмехнулась Эйлин. – Пока что единственные пробы, на которые меня позвали, это в «Ненормальных» на роль появляющегося раз в пятилетку персонажа.
– «Ненормальных»?
– Ну да. «Паранормальное», – вздохнула Эйлин. – Ты должен был его видеть – всё-таки столько лет крутят. Ну там организация занимается отловом особо опасных существ, руководя сетью своих агентов, а две сестры-сотрудника колесят на стране, живут от одного конца света до другого и… имеют очень тесный сексуальный контакт с банковской системой и всей жизнью в целом, – для пущей убедительности Эйлин взмахнула пару раз руками. – Ты определено не мог не видеть этого сериала. Сколько он уже идёт? Двадцать лет?
Джеймс, не отрывая от дороги внимательного взгляда, почесал голову, а затем задумчиво протянул:
– А-а-а, этот сериал, – как-то понимающе, с издёвкой улыбнулся Джейми и кивнул. – Конечно, видел.
Сложно было сказать, действительно ли Джейми издевался или же по-настоящему сочувствовал всем поклонникам сериала, но Эйлин неожиданно почувствовала себя до глубины души обиженной. Она тут же отвернулась обратно к окну, сложила на груди руки и обиженно надула губы. Она знала, что в отражение видно ее лицо, и не сомневалась в том, что Джеймс обратит на это внимание.
Он же только многозначительно кашлянул и промолчал, позволив гнетущей тишине захватить салон старенького автомобиля.
– На самом деле мне жаль актёров. Всю жизнь играть одну и ту же роль без возможности проявить себя, – пробормотала Эйлин, тут же хихикнув: – Триста каналов, а играть негде.
Следующие минуты они ехали молча, бросая друг на друга хмурые и изучающие взгляды и нервно выстукивая кончиками пальцев ритм: кто по кожаной обшивке двери, кто по гладкой поверхности руля. Разговор не клеился, и Эйлин не знала, что было тому причиной: ехидная колючая усмешка, застывшая на губах Джейми, или же ее собственная тонкая душевная организация.
Вскоре небоскрёбы сменились менее высокими кирпичными домами. Город дышал зелёными лёгкими, выдыхая серые ровные струи сверкающих на солнце высоток, спрятавших в самом сердце Чикаго его прошлое, его настоящий облик и молчаливый характер. Именно он, – а не распухший от своих жителей Нью-Йорк или погрязший во лжи льющихся фонтаном денег Лос-Анджелес, – хранил на страницах своей истории кровавые росчерки города, чьи улицы утопали в крови, а на алых стенах домов полицейскими сиренами расплёскивалась чья-то жизнь.
– Приехали, – торжественно объявил Джеймс, резко направляя машину в лужу у бордюра, и заглушил мотор.
Красный дом навис над ними семью этажами. Эйлин не спешила покидать спасительную теплоту машины, вглядываясь сквозь мутное стекло в окна на последнем этаже. Дыхание лёгким облачком вырывалось сквозь приоткрытые губы, а пальцы рассеянно чертили прозрачные полоски на окне.
Джеймс выскочил из машины и, обойдя ее, открыл Эйлин дверь, приглашая выйти на улицу. Лёгкая тонкая куртка совершенно не грела и почти сразу же промокла насквозь. Запахло сыростью и старым кирпичом. Что-то запищало, и Эйлин вздрогнула, сделав шаг назад, но ее взгляд не находил никого в темноте.
– Это всего лишь крыса, – мягким успокаивающим тоном протянул Джеймс, заглядывая Эйлин в глаза.
Сдавленно кивнув в ответ, Эйлин безуспешно поискала взглядом источник шума, но наткнулась ли на ободранные стены и перекатывающийся по асфальту мусор. Осторожно сжав ладонь Эйлин, Джеймс увлёк ее в полумрак узкого подъезда. Пол заскрипел. Эйлин поморщилась: еще никогда ступеньки не казались ей настолько высокими, а лестничные пролёты такими бесконечными. На самой последней ступеньке она замерла, рассеянно шаря ногой по деревянной поверхности.
– Странно, – нахмурившись, пробормотала Эйлин. – Здесь был гвоздь. Я всегда зацепляла его, когда поднималась.
И тут же она болезненно ойкнула, наткнувшись ногой на криво выпирающий из дерева гвоздь.
– Ай, – Эйлин скривилась и на всякий случай ещё раз пнула торчащий гвоздь, чтобы убедиться, что ей не померещилась эта резкая боль в большом пальце ноги.
Джеймс цокнул, осторожно перепрыгнув ступеньку. Эйлин тем временем уже нервно исследовала все свои карманы – ключей нигде не было.
– Он точно должен быть где-то здесь, – Эйлин спешно начала обследовать все щели около двери, а потом заглянула под коврик, с победным видом схватив лежащий там ключ и продемонстрировав его Джеймсу. – Есть!
Всунув ключ в скважину и с серьёзным видом высунув язык, Эйлин начала сосредоточенно ковыряться в заедающем замке. Раздался щелчок, и дверь со скрипом отворилась. Цифры номера квартиры дёрнулись, качнулись и перевернулись, превращаясь в «99».
Внутри было тихо и безлюдно. Пугающе в своей пустоте заставленных мебелью комнат и душного запаха табака, резко ударившего в нос. Прохудившийся от времени паркет скрипел, а промокшие от дождей обои местами отстали от стен, открывая грязно-серую мёртвую штукатурку. Шестьдесят пять квартир осталось позади, а дрожащие пальцы Эйлин Маккензи схватились за ручку именно этого жилища.
Джеймс присвистнул, остановившись у входа в гостиную. В этой квартире было слишком много розового: затёртый розовый ковёр посреди комнаты, прожжённый розовый диван и глупые розовые занавески на грязных окнах. Даже видневшийся холодильник и тот был розовым. Едкий запах дешёвых сигарет раздражал глаза, а на языке оставалось вяжущее горькое послевкусие дешёвого спиртного.
Эйлин поморщилась: в ее доме всегда пахло сладковатыми травами и благовониями, как бы дядя Уилл не проветривал квартиру в отсутствие ее отца. В ее доме был идеальный хирургический порядок в мягких молочно-кофейных тонах с глупым цветком на подоконнике, который ни она, ни Алан никогда не поливали. Кажется, дядя Уилл просто покупал новое растение, идя к только одному ему известной цели стать величайшим садоводом. В ее доме была негромкая музыка, и перепалки отца с лучшим другом, после которых они оставались в квартире Белла еще на несколько месяцев, оттягивая отъезд.
Она была уверена, что найдёт все это за покрашенной в несколько слоёв дверью с вечно переворачивающимися цифрами. Но вместо этого нашла жилище какого-то лишённого вкуса человека, который обожал розовый цвет и ненавидел уборку.
Из-под дивана на неё зазывно выглянула помятая коробка из-под пиццы, и Эйлин не без какого-то мазохистского удовольствия вытащила ее на божий свет.
Что ж. По крайней мере житель этой квартиры питал такую же страсть к просрочке, как и Алан Маккензи.
– Приятно осознавать, что что-то остаётся в этом мире постоянным, – Эйлин с отвращением подняла надкусанный кусочек. – Ананасы, анчоусы и вишня. И маслины, – мрачно добавила Маккензи, закончив изучение куска теста. – Даже у моего отца не такой отвратительный вкус, когда дело касается пиццы. Максимум на что хватает его фантазии это ананасы с двойной порцией пеперони.
Кусок пиццы с мокрым шлепком отправился обратно в коробку, которая тут же нервным движением была отправлена обратно под диван, дожидаться своего часа и привлекать своим удушающим ароматом грызунов. Холодильник оказался пустым, как и все ящики и шкафчики на кухне. Даже соли не было. В пепельнице на столе покоилась недокуренная сигарета, а рядом гордо возвышалась початая бутылка какой-то дешёвой водки. Под столом Эйлин обнаружила ящик с инструментами, среди которых она смогла узнать только гаечные ключи и пару сантехнических прокладок.
– Не знал, что ты живёшь… в такой обстановке, – скептично протянул Джеймс, подпирая собой стену, и мягко рассмеялся…
…тут же смолкнув, стоило Эйлин вздрогнуть всем телом и выронить из рук тяжёлый гаечный ключ.
– Это… это не мой дом.
Ее плечи напряглись и резко опустились вниз. Тяжелый воздух забивался в лёгкие. Все казалось Эйлин чужим и неправильным. Все было похоже на ее квартиру, но только маленькими намёками и подсказками. Все давило на неё своим молчанием немых стен и сжимало в своих крепких объятьях.
– Должно быть, – сдавленно пробормотала Эйлин, – мы просто ошиблись квартирой. Или даже домом. В этом районе несколько одинаковых домов. К тому же уже очень поздно. Нужно вернуться завтра и все ещё раз проверить.
– Не думаю…
– Зато я так думаю, – неожиданно вспыхнула Эйлин. Сердце колотилось в груди, дышать стало тяжело, и накатившая волной злость заставила ее обернуться и посмотреть на Джеймса. – Скорее всего тут какая-то ошибка, – слова маленькими холодными льдинками вонзались во все, до чего могли дотянуться. – Мало ли людей хранит ключ под ковриком перед входной дверью?
Джеймс хмыкнул.
– В этой стране? Каждый первый, – тут же осклабился он, встретившись взглядами с Эйлин.
Эйлин сдавленно зашипела. Запихнув гаечный ключ под розовый диван вместе с полуоткрытым ящиком, она с неожиданной для себя силой вытолкала Джеймса за порог квартиры, игнорируя его вялые попытки сопротивляться.
– Ты всегда такая?
Эйлин нахмурилась, непонимающе уставившись на Джеймса и захлопнула за спиной дверь. Пальцы дрожали. Эйлин тщетно пыталась вспомнить, тщетно пыталась понять, почему квартира, в которой всегда был смех и веселье, в которой всегда фонтаном била жизнь, сейчас оказалась пустой и нелюдимой. Наполненной лишь завываниями холодного ветра, да разбегающимися в разные стороны насекомыми. Вместо комнат – серые унылые камеры, в которых оказалась заперта Эйлин. А колючая проволока из тишины обвила хрупкие запястья, впиваясь в кожу.
Ключ со звоном выпал из замочной скважины.
– Какая? – Эйлин скользнула взглядом по расслабленной фигуре Джеймса.
Он неопределённо пожал плечами. Эйлин дрожала, напрасно пытаясь скрыть рвущуюся наружу растерянность. Она была уверена в своих словах, уверена в том, что именно в этом доме, именно за этой дверью ее ждёт отец.
Но вместо этого получила… ничего.
– Вся такая… – Джейми помедлил, расплываясь в ехидной ухмылке, – дерзкая. Или только со мной?
Эйлин хмыкнула. Взгляд снова пробежал по Джеймсу поверх толстых линз очков и остановился на непослушных темных волосах. Уголки губ дёрнулись в слабой улыбке, и Эйлин резко выдохнула.
– Не говори глупостей, Джейми, – Эйлин мазнула пальцами по его щеке, на непозволительно долгое мгновение встретившись взглядом с его глубокими янтарными глазами. – Я не дерзкая. Я такая всегда.
Диалог достойный лучших подростковых сериалов, о котором ей еще очень долго будет стыдно вспоминать. Сердце пропустило удар. Эйлин глубоко вздохнула и быстрым шагом, не оставляющим Джеймсу шанса догнать ее раньше машины, преодолела лестничные пролёты. Огни вывесок слепили и переливались в зеркальных поверхностях соседних домов. Шпили далёких небоскрёбов прорезали ночное небо, дотягиваясь до самых звёзд. Холодный ветер с озера тут же распушил волосы Эйлин, а навернувшиеся на потемневшие в лунном свете глаза слезы были надёжно укрыты от Джеймса высоким воротником куртки и опущенными ресницами.
Машина негромко зарычала мотором и захрустела шинами по мокрой щебёнке на месте снятого асфальта. Жирные тяжёлые капли дождя продолжали неумолимо разбиваться о лобовое стекло, но Эйлин Маккензи не могла заставить себя потянуть металлический рычаг и впустить в тёплый салон холодный дождевой воздух, продолжая сидеть и пялиться на пробегающие мимо них дома сквозь разводы на стекле автомобиля.
Чикаго не изменился ни на второй приезд, ни на пятый. Дни проходили, покрытые розоватым молочным туманом, а квартира в красном кирпичном доме оставалась пустой и чужой. Пицца продолжала валяться под диваном, разбитую рамку никто не убрал, а розовый цвет, в который было обёрнуто все в жилище, не потускнел ни на йоту, вызывая у Эйлин приступы головной боли и рези в глазах.
Ее дом – не был ее домом.
А ее квартира оказалась пустым пристанищем пищевого извращенца.
Не то чтобы Алан Маккензи не страдал от различных пищевых девиаций, однако даже для него было не свойственно заказывать гавайскую пиццу с тройной пеперони и запивать все это колой с двойной порцией сахара. Угасающая звезда театральных подмостков не теряла надежды возобновить былую славу разбивателя женских сердец, а жирок на боках мог быть для этого серьёзным препятствием.
Они ехали в молчании куда-то не север уже полчаса. Может и час. Эйлин не следила за временем. Возможно, они уже пересекли границу соседнего штата и сейчас на всех парах неслись в направлении канадской границы. Эйлин этого не знала. Все, что ее сейчас интересовало, это розовая квартира на одном из верхних этажей, в которую она безуспешно вламывалась уже неделю подряд, но ни одна деталь не хотела подчиняться воле Эйлин и возвращаться на круги своя.
Эйлин видела краем зрения отражение Джеймса в запотевшем стекле, видела пристальный взгляд, которым он прожигал ее, но не отвечала на него – продолжала гипнотизировать окна снятого ими номера, в котором они за прошедшие дни ни разу не переночевали.
– Так и будем сидеть в машине или может наконец остановимся, – он кивнул на показавшуюся впереди вывеску мотеля, – и лишим этот номер девственности?
Сарказм в голосе Джеймс даже не пытается скрыть, и Эйлин прекрасно его понимает: машина была комфортной, но недостаточно, чтобы в ней можно было полноценно спать. Проводящий почти все своё время за рулём, он уже не раз намекал Эйлин, что пора бы сделать перерыв и хорошенько отдохнуть, но она лишь с большим упорством продолжала возвращаться в квартиру, несколькими оборотами отпирать замок и убегать оттуда спустя пару долгих и мучительных мгновений.
– Его уже давно ее лишил какой-нибудь старый лысый дальнобойщик из Канады, – хмыкнула Эйлин, прижимаясь щекой к холодному стеклу. – Ты не покажешь этим занавескам ничего такого, чего бы они до этого не видели.
– А вдруг? – хмыкнул Джеймс, вывернув на минимум обогреватель салона.
Прохлада укутывала своим одеялом и заставляла не заснуть. Эйлин поёжилась: ее одежда совсем была не приспособлена для низких температур, но ей все еще не хотелось нырнуть под багровую черепичную крышу, не хотелось укутаться в тяжёлое одеяло и забыться сладким сном.
Она должна было найти отца. Чего бы ей это ни стоило.
Вывеска приближалась слишком быстро, чтобы они могли затормозить на мокрой скользкой дороге и свернуть на небольшую парковку. Эйлин закрыла глаза, а когда снова посмотрела за окно, мотель красными огнями подмигивал ей в боковое зеркало, удаляясь, пока совсем не скрылся за крутым поворотом. Джеймс снова молчал, и ее это устраивало. Веки потяжелели, голова казалась Эйлин набитой ватой, и сон, кажется, наконец-то подступился к ней. Автомобильная печка грела, и Маккензи, обхватив себя посильнее руками, устало уронила голову на грудь, сквозь наползающий туман сна расслышав негромкое:
