Лина Вальх
Влюблённые
Он остановился перед собравшимися, медленно повернулся на каблуках и размеренной походкой подошёл к стоящему в углу, позади кресел, зеркалу, посмотрев сквозь него на стоящую за его спиной Эйлин.
– Дайте мне терпения. – Тяжелый, полный усталости вздох. – Вы все полнейшие идиоты, если не заметили, что за нами подглядывают.
Он стоял прямо напротив Эйлин, заглядывал ей в глаза и ухмылялся. По телу пробежали маленькие электрические разряды, кожа начала гореть, и Эйлин вздрогнула. Быстро заморгав, она отпрянула и врезалась в спину своих сопровождающих. Тихий вскрик – Эйлин обернулась, встретившись лишь с черными пустыми масками, а затем ее резко развернули. Шарль выглядел обеспокоенным. Он вглядывался в ее лицо, кусал свою щеку и хмурился.
– Ты в порядке?
Голос парня доносился до Эйлин как из-под толстого слоя воды. Он был приглушенным, раскатывался по коже жирными каплями, собирался в более крупные и затем стекал вниз, прячась за дурацкой больничной одеждой, в которой легко можно было заболеть. А значит, ни о каком барьере они в принципе не смогут у неё узнать. Но, вероятно, забота о подопечных здесь была не в почёте. Им больше нравилось притаскивать людей в просторные холлы, отделанные мрамором и сусальным золотом, походившие на интерьеры Букингемского дворца. Как Эйлин оказалась здесь – оставалось только догадываться и уповать на то, что хоть немного из пройденного пути отложилось в ее голове, пока она случайно подглядывала за таинственной встречей не менее таинственных фигур, которые были ни разу не подозрительными.
Француз вкрадчиво говорил что-то еще, а Эйлин только рассеянно кивала, потрясая светлыми волосами, лишь бы отделаться от него, как от назойливого учителя танцев, вечно кружащего вокруг неё мухой.
– Да. – Она перевела взгляд сначала на массивную дверь за спиной Шарля, а затем снова на его лицо и уже более уверенно повторила, заметив сомнение в его глазах: – Да, все в полном порядке.
– Ты витаешь в облаках. Соберись. Твоя судьба решится через несколько минут.
– Не делайте вид, что от меня тут что-то зависит. – Эйлин закатила глаза с такой силой, что стало физически больно, но вид вычурной старинной лепнины на потолке немного притупил это ощущение.
Шарль цокнул с раздражением и едва не топнул ножкой по полу, заламывая руки, как какая-то барышня из девятнадцатого века. Эйлин была с ним всего несколько минут, но манерность, с которой он делал все, казалась ей… чрезмерной. Он был немного навязчивым – если не в поведении, то в интонациях, пафосных словах и репликах, за которые иному сценаристу наложили бы за шиворот тухлых яиц и в таком виде отправили на вручении очередной антипремии. Возможно, пройди еще минут пять, и Шарль бы нацепил на нос прищепку, как у пловцов, надел на голову стоящий в углу металлический мусорный бак и, драматично дыша через рот, сообщил о их неожиданных родственных связях.
Главное обойтись в этот момент без отрубленных рук.
Почему-то мысль о Шарле с мусорным баком на голове заставила Эйлин прыснуть от смеха во весь голос, и она неловко подавилась слюной, тщетно пытаясь задержать ее плотно сомкнутыми губами. Вместо этого тонкие струйки потекли по подбородку, и Эйлин вырвала руку из хватки сопровождающего, тут же вытирая похолодевшую от влаги кожу. Она даже смогла найти в себе силы проигнорировать тяжелый вздох Шарля и скрещённые на груди руки, – правда, это не спасло ее от нового приступа слюноизвержения при мысли о Шарле в костюме плейбоя и филантропа.
– Зависит, – сухо бросил он, разворачиваясь в пол-оборота. – А если ты считаешь иначе, то ты глупа, как пробка. Впервые вижу настолько же самонадеянного человека.
– А я впервые вижу человека, который ходит на работу с засосами на шее. Вы бы хоть галстук затянули потуже. Не бойтесь, вы не задохнётесь от этого. Возможно, вам даже понравится.
Щеки Шарля можно было сравнить разве что с красным платком в нагрудном кармане его пиджака или рубинами на запонках. Он нервно одёрнул воротник, пытаясь скрыть следы весело проведённой ночи, расцветавшие на смугловатой коже, но сделал только хуже. Теперь Эйлин открылся вид на уверенную дорожку из покусываний. И если бы она могла еще сильнее играть бровями, чтобы смутить француза, то без промедления этим бы воспользовалась. А пока что она удовлетворённо следила за тем, как лицо Шарля покрывается неровными пятнами, как он тяжело дышит, сопит, пытается поднять воротник и закрепить его старомодным узлом галстука. Кажется, Эйлин уже где-то видела такой спо…
Короткую попытку вспомнить прервал быстрый стук каблуков. Только сейчас Эйлин заметила небольшой коридор, откуда к ним быстрыми шагами семенила ссохшаяся от времени старушка. Черная юбка-карандаш, белая блуза и увесистая брошь, скрепляющая две половинки светлой ткани вместо пуговицы – она напомнила Эйлин секретаршу очень важной секретной организации. На ходу вытащив лист из толстой папочки для документов и вчитавшись в написанное, старушка подбросила его в воздух. Повиснув на несколько мгновений перед её лицом, лист сначала вспыхнул по краям, а затем, по мере того как пламя тлеющими оранжевыми полосами наступало в его центр, медленно опадал на пол. И, к удивлению Эйлин, когда последний кусочек пепла осел на белом жилистом мраморе, на месте старушки стояла уже девушка, и пуговицы её блузы – хлипкая линия обороны – едва удерживали выпяченную вперёд грудь.
Не будь у Эйлин пары и не стой она сейчас под конвоем, она бы предложила сходить вечером выпить кофе. Но, кажется, единственный напиток, который ей сейчас светил, был из ее же нервов и мозгов.
– Они готовы вас принять. – Девушка остановилась около Шарля, нарочито облизав вымазанные алой помадой губы и тряхнув черными волосами. – Но будьте осторожны. У них… не самое хорошее расположение духа.
– Понял. Спасибо, Луиза.
Они несколько долгих мгновений играли в гляделки, прежде чем Шарль медленно вздохнул, потёр пальцами переносицу и, потянувшись в карман, не вытащил из него сизую куриную ножку. Зрачки Луизы тут же расширились, и девушка нетерпеливо переминалась на месте, пока Шарль не бросил ножку в сторону двери, из-за которой та появилась несколько минут назад. Эйлин моргнула – лёгкий ветерок прошёлся по коже, и Луизы перед ней уже не было. Даже папки или хотя бы листика бумаги не осталось. Как и пепла на полу.
Краем зрения Эйлин заметила, как Шарль покачал головой и жестом отдал людям за ее спиной приказ. Затёкшие и ноющие от грубого обращения предплечья отпустили – ощущать себя беспомощной Эйлин Маккензи предпочитала только в постели, остальное время оставаясь занозой в заднице для всех окружающих. «Маленький Алан в юбке», – кажется, именно так однажды высказался кто-то из знакомых отца в ответ на очередную выходку Эйлин. Что послужило причиной, никто уже не сможет вспомнить, но ощущение единства с Аланом с того момента становилось только сильнее, и на взгляды окружающих Эйлин стала обращать меньше внимания.
Сейчас же она чувствовала внутри пустоту. Резко оборванные нити, казавшиеся до этого натянутыми чьей-то невидимой рукой.
Она обернулась: фигуры в темных балахонах бесшумно отошли на значительное расстояние, оставив Эйлин один на один с Шарлем. Он оказался близко слишком неожиданно, чтобы можно было среагировать, схватил Эйлин за запястье и, нервно поправляя галстук, потащил ее к высокой двустворчатой мраморной двери. Через каждый шаг он останавливался, отчего Эйлин врезалась в его спину, и проглатывал скопившуюся во рту слюну – его кадык каждый раз при этом забавно дёргался. Они не могли преодолеть несколько метров около десяти минут, пока из-за маленькой двери в углу снова не появилась голова Луизы и не шикнула на них с заметным раздражением. «Депешэ-ву!»22 – кажется, она советовала им поторопиться. К несчастью, Эйлин прогуливала в школе уроки французского, предпочитая вместо этого зависать на заднем дворе школы и скрываться от заместителя директора с очередным ухажёром.
Когда же дядя Уилл пытался помочь ей исправить все «E» и «F» и научиться грассировать, она только скучающим взглядом прожигала учебник, закатывала глаза и решала, достаточно ли вульгарно будет набить где-нибудь на пояснице ядовито-розовую бабочку. К счастью, Уильям Белл обладал удивительным даром убеждения. Хотя это не спасло Алана от наказания в виде десятка баночек мороженого, когда единственная и любимая дочь все-таки добралась до салона пирсинга несмотря на протесты дяди.
Штанга в языке резко врезалась в зубы, напоминая Эйлин о своём существовании.
– Не смотри на них, пока они не позволят.
На этот раз Шарль остановился около самой двери, подняв руку и замерев в нерешительности. Он колебался несколько мгновений, прежде чем снова посмотреть на стоящую рядом Эйлин.
– Немного склони голову. – Он наконец отпустил ее запястье, но только чтобы надавить ладонью на затылок, заставляя опустить голову, и растянул губы в довольной ухмылке. – Да, вот так. Теперь просто прекрасно. И самое главное: отвечай только когда они тебя спросят. Никакой инициативы. Только почтение и кротость.
– Это точно собрание с начальством, а не религиозная секта? – ехидно с сомнением протянула Эйлин, искоса поглядывая на Шарля.
– Советую воздержаться от подобных замечаний. Не у всех такое тонкое чувство юмора, как у меня.
– Я бы поспорила, что у вас тонкое, мсье… как там вас?
– Невоспитанная девчонка.
– Невоспитанный тут только вы, – пожала плечами Эйлин, одёргивая загнувшийся край больничной робы. – Вы облапали меня трижды, пока проверяли, не пронесла ли я с собой парочку кинжалов. Увы, нет. Найти их в комнате с мягкими стенами, где есть только матрас, достаточно проблематично. Особенно, когда ты только пришёл в себя, а тебя уже допрашивают. Если вам так хотелось оценить мои си… мою грудь, могли просто попросить. Мне не жалко.
Эйлин пожала плечами и, не дав Шарлю возможности ответить, резко дёрнула ткань робы вверх. Реакция француза была молниеносной: его широкая ладонь ударила ее по руке, – пальцы сами разжались, выпуская материю. Эйлин обиженно ойкнула, сведя к переносице светлые брови, и хмуро покосилась на Шарля. Его лицо оставалось невозмутимым, хотя красные от недовольства пятна переливались градиентом по его щекам, подбородку и лбу, расползались и прятались где-то в волосах. Он прокашлялся, подтянул узел галстука и взялся за ручку двери.
– Постарайся не высказываться в таком же тоне перед ними. И не делай ничего… аналогичного. Ты мне нравишься, но отскребать тебя от пола будет весьма грустно. Еще и рапорт придётся писать о потере подозреваемого.
Ответить Эйлин не успела. Уверенным движением человека, ступающего на эшафот, Шарль повернул ручку: замок тихо скрипнул, щёлкнул, а затем по периметру двери поползли маленькие змеи, которых до этого Эйлин не замечала. Белые мраморные створки были усеяны прожилками, оказавшими на деле изображением планет, созвездий и мифологических картин. Они сменяли друг друга, гипнотизируя и заставляя голову Эйлин идти кругом. Проступившие в мраморе образы двигались: девушка бежала, держа в руках яркую сияющую звезду; трещина растекалась, поглощая другие объекты; планеты вращались вокруг солнца. Изображения сменялись слишком быстро, чтобы Эйлин могла рассмотреть их подробней, а затем двери распахнулись, ослепляя ярким дневным светом…
…помещения, в котором Эйлин была не больше получаса назад.
Рука Шарля снова схватила её за запястье и потянула за собой. Сам француз согнулся почти пополам и мелко засеменил вперёд, уставившись на бордовую бархатную дорожку. Он не смотрел перед собой и только сбивчиво прошептал:
– Ниже. Наклонись ниже. Быстрее. И стой позади. – Он отпустил Эйлин, как только двери за спиной щёлкнули замком. – Я махну тебе рукой, чтобы ты подошла.
– Какие все-таки французы странные.
Шарль промолчал. Быстро оглянувшись на Эйлин, он поспешил пройти вперёд, где стоял уже знакомый постамент с шестью креслами-тронами. На этот раз каждый из них был занят мантией соответствующего цвета, и Эйлин заметила, с высоты своей четырёхглазости, что на месте серого дорогого костюма теперь восседала кроваво-красная мантия, лениво закинув ногу на ногу и игнорируя бросаемые бордовой в ее сторону взгляды. Почти все, кроме фигуры в красном, сидели словно приколоченные – спины идеально ровные, подбородки вздёрнуты – и походили скорее на кукол, дурацких марионеток, выставленных в витрине магазина, нежели на живых людей.
– У тебя должна быть веская причина, чтобы выпрашивать встречи с нами, Шарль. Некоторые из нас… весьма скептично относятся к подобного рода нарушениям протокола.
Шарль остановился. Он склонился еще ниже, отставил назад левую ногу и приложил к груди правую руку. Постояв в такой позе несколько секунд, он продолжил двигаться к постаменту, пока его не остановили поднятой рукой: мощный поток ветра вырвался из ладони, едва не снеся Шарля с ног, и раздул ночнушку Эйлин. Пришлось спешно придерживать ее руками, ощущая себя героиней идиотского фильма про женатых семь лет мужчин, которым захотелось пощекотать нервы интригой на стороне.
– Прошу прощения, – лебезяще отозвался Шарль, снова застыв в театральном поклоне, – но вы знаете, что ситуация носит безотлагательный характер. Я, как ваш поверенный, храню равновесие и мужественно несу возложенные на меня обязательства. Я помню каждое слово клятвы и знаю, чем для меня грозит потеря вашего доверия. Но сейчас… все зашло уже слишком далеко. Этот мир, – он склонился еще ниже, прижимая к груди руку и отставив ногу так далеко, что еще немного и он несомненно растянулся бы в шпагате, и с придыханием бросил: – вы находитесь в несомненной опасности. И мой долг, как магистра, за…
Смех вырвался из Эйлин раньше, чем она смогла протолкнуть его обратно в грудь, а на ресницах повисли маленькие слезинки. Ее высокий чистый голос разнёсся по залу, врезавшись во вскочившего и развернувшегося на каблуках Шарля, забывшего обо всех правилах приличия, о которых сам рассказывал до этого Эйлин, и замершие с интересом в своих креслах фигуры. Секунда – и Шарль подлетел к ней, схватил за плечо и несколько раз тряхнул, пока смех не смолк, раскатистым эхом отразившись где-то под арочным потолком.
– Ты что делаешь? – склонившись к ней, прошипел Шарль.
– Ну это же смешно. Магистр. У вас тут типа орден? Как у тевтонцев? А нет, постойте, мы же в Париже. Значит, – Эйлин подавилась еще одним смешком, – вы тамплиеры?
– Что ты себе позволяешь? Ты…
– Достаточно, Шарль. Мы вняли твоему беспокойству. А теперь ответь, что здесь делает эта девица?
Голос бордовой фигуры не допускал ответного сопротивления. Уверенный и мягкий, он прокрадывался в каждую клеточку сознания и оттого пугал до ужаса. Эйлин ощущала этот голос своей кожей, чувствовала, как он с другого конца зала ласкает ее лёгкими порывами воздуха. Она попыталась отступить обратно к мраморным дверям, но оказалась удержана от этого Шарлем. Тот неожиданно резво стукнул каблуками друг о друга и потащил Эйлин к шестёрке. Остановившись примерно в паре футов от них, он толкнул ее в спину и прочистил горло.
– Это и есть причина, по которой мне пришлось просить вашей аудиенции. «Объект 1». Найден несколько дней недель назад в Иллинойсе и спешно переправлен сюда. Она… оттуда.
Перед последним словом Шарль сделал нарочито драматическую паузу. Он произнёс «оттуда» таким голосом, что Эйлин невольно представила себе выпученные глаза на его лице и взгляд, как у городской гадалки бомжеватого вида, что пристаёт у метро в надежде заполучить пару долларов или вытащить у тебя из кармана телефон в обмен на обещания богатого жениха и счастливого будущего, где ни казённого дома, ни дороги извилистой. Вот только убедиться в этом Эйлин не могла. Направленные на неё сквозь прорези масок взгляды приковывали к босые ступни к полу, и она могла только переминаться с ноги на ногу, ёжась и растирая покрывшиеся мурашками от холода плечи.
Наконец, жёлтая фигура отлипла от кресла и закинула ногу на ногу.
– Ты бредишь. Оттуда еще никто не приходил. Оттуда нельзя прийти, вы ведь тщательно заделываете все трещины. Или нет? – Маска слегка перекосилась, выдавая вздёрнутую вопросительно бровь.
– Что вы, что вы. – Шарль шаркнул ногой и тут же оказался рядом с Эйлин, снова склонившись в глубоком реверансе. Она же покосилась на него, затем с подозрением обвела взглядом остальных и небрежно присела в лёгком книксене, оттянув края больничной рубашки в стороны. Несколько фигур дёрнулись, а Шарль едва слышно зашипел; его лицо снова покраснело, и он сбивчиво продолжил, отвлекая от Эйлин внимание: – Орден послушно выполняет возложенную на него обязанность уже больше полутора тысяч лет. И готов служить вам еще столько же. Но элементалисты, они… В последнее время мы получаем слишком много информации о диверсиях с их стороны. Они пытаются нарушить равновесие. Мы работаем на износ, и все же…
– Значит плохо работаете, – рявкнула жёлтая мантия. – Если для вас сложность – разобраться с кучкой недомерков, возомнивших себя богами.
– Смею заметить, что за эти полгода мы потеряли ряд лучших сотрудников в стычках с этими, – Шарль едва слышно хмыкнул, не поднимая на шесть фигур перед ним взгляда, – недомерками. Лучших сотрудников, отдавших свои жизни за…
– Видимо они были не такими уж и лучшими. Орден распустился. Без должного управления. Если бы кто-то лучше за ним следил…
– Я слежу за Орденом, как положено. Мой Орден, мои правила, сестрица. Не тебе решать, что мне с ним делать.
Резко раздавшийся голос заставил Эйлин вздрогнуть, а колени подогнуться: он был знакомым, пробирающимся в каждую мысль и распутывающим клубок сбивчивых воспоминаний. Серая маска не смотрела на неё, но она слышала теперь этот голос намного отчётливей. Он не был искажён кривым сознанием и пространством, в котором оказался заточен разум Эйлин на несколько долгих минут. Теперь он звучал предельно чисто и громко, чтобы она могла с уверенностью сказать, что знает это. Поэтому она просто не могла не посмотреть на фигуру в сером, надеясь на ответный взгляд. Увы, вместо этого она получила только короткий мазок по своему лицу и выглядывающие из-под маски поджатые губы.
– Вы всегда можете оставить свое недовольство в книге жалоб и предложений. Шарль с удовольствием вам ее предоставит. Только попросите. Так чего ты от нас хочешь? Зачем она нам?
– Ну, как же… Она… Барьер… – неожиданно значительно тише начал мямлить Шарль.
– Полагаю, Орден столкнулся с неразрешимым противоречием. Вся его работа оказалась напрасной, поскольку трещины расползаются и из них уже поползли твари .
– Эй! Я все слышу! – обиженно вскрикнула Эйлин.
Если бы она могла, то несомненно топнула бы ножкой. Но вместо этого Эйлин только смотрела в прорези глаз бордовой маски, гадая, кто скрывается за этим нежным женским голосом, и почему исходящие от неё волны заставляли все внутри неё сжиматься от незнакомого ей до этого мгновения ужаса.
– Как это… – голова слегка наклонилась набок, а уголки губ дернились в полуулыбке, – очаровательно. Займёшься ей?
Фигура повернулась к сидящей рядом алой мантии, что все это время молчала, просто наблюдая за разыгрывающейся сценой. Лениво потянувшись, как сонный кот, мантия подалась вперёд, отлипнув спиной от резного дерева, и неопределённо взмахнул рукой.
– Я похож на палача?
– Ты похож на того, кто знает об этом больше, чем мы, – хмыкнула бордовая фигура. Пожалуй, Эйлин стоило бы назвать ее «сливой», а соседнюю с ней «клубничкой». Главное, случайно не сказать это вслух. – Я бы сделала это и сама, но, боюсь, могу случайно лишить Орден их новой игрушки. Ты же у нас… – «слива» наклонилась и, вытянув руку вперёд, пощекотала ногтями алую фигуру под подбородком, – мастер пыток и наказаний.
– Только в фантазии людей. – «Клубничка» резко дёрнулся от чужой руки, как от заразной.
– Брось, я знаю, на что ты способен и в реальности. Не скромничай. И не преуменьшай свои способности. Будет жаль, если такой талант, как у тебя, будет пылиться на полке.
Бордовая и алая фигуры еще несколько секунд играли в гляделки, пока последний не хлопнул ладошами по подлокотникам и не вскочил со своего места, в несколько широких шагов оказавшись перед Эйлин. Он был выше ее, намного выше. Его холодные глаза внимательно изучали каждый сантиметр ее лица, а холодные пальцы аккуратно взяли ее за руку, скользя по пупырчатой от мурашек коже и обводя краснеющие следы от чужих рук. Фигура в сером едва заметно дёрнулась, когда мужчина поднёс запястье Эйлин к своему лицу и, практически уткнувшись в запястье носом, втянул воздух смешно расширившимися от этого ноздрями. Пришлось призвать всю выдержку, чтобы не засмеяться снова.
Второго раза Шарль не переживёт.
Буквально.
Алая фигура подняла голову, на этот раз заглядывая в глаза Эйлин. Губы стянулись, и он шагнул ближе, заправляя светлую прядь ей за ушко.
– Кто ты?
Слабый сигнал…
– Ну, отвечай.
Повторная попытка соединения…
– Эйлин Маккензи.
– Э-эйлин.
Он протянул ее имя таким тоном, что оно стало противно ей самой. Он протянул имя Эйлин так, словно оно было сокровищем, за которое можно было убить, которое нужно было узнать любыми способами. Говорят, зная истинное имя, можно управлять другим человеком, но Эйлин никогда в это не верила. Сейчас же, продолжая находиться в непонятной комнате, совершенно без сил задавать какие-то вопросы, начинало казаться, что назваться этому мужчине было самой большой ошибкой в ее жизни.
– Ты ведь знаешь, Эйлин, что обманывать не хорошо? – Его бархатистый голос укутывал и согревал. – Ложь – это смертный грех, за который ты будешь гореть в Аду. Так говорят люди. Мы же даём тебе возможно искупить вину за все, что ты могла вольно или невольно сделать в этой жизни. Покаяться и рассказать нам, как ты прошла с той стороны.
– Я… Я не понимаю о чем вы.
– Барьер. Как ты через него прошла? Что ты здесь делаешь? Тебя послал… он?
– Да бросьте опять нести чушь, про него! Придумайте что-нибудь поинт… – жёлтая фигура не успела договорить, потому что «клубничка» резко остановил ее, вскинув руку.
– Тише, сестра. – Он посмотрел на сидящих на тронах и коротко мотнул головой. Когда же алая мантия обернулся к Эйлин, он несколько секунд молчал и вдруг щёлкнул пальцами, словно что-то вспомнил. – Может быть ты хочешь… Как там говорят люди? Сделку? Информация в обмен на твою свободу. Что может быть заманчивей?
– Я не знаю, о чем вы. – Казалось, Эйлин уже убедила в этом только себя. Почему-то окружающие продолжали неустанно игнорировать тот факт, что она не знает, она ничего не может им дать и они ничего не могут от неё требовать в ответ. – Я не знаю никакого барьера, никакой той стороны и уж точно не знаю никакого его, который, кажется, наводит на вас страху больше, чем пауки на Мэлли. Большие и серьёзные, а боитесь, кажется, даже собственной тени. Я не знаю, о чем вы, и, если позволите, хотела бы отсюда уйти. Тут прохладно. Выбирайте в следующий раз более отапливаемое помещение для конференц-залов. Сидеть на холодных камнях опасно. Так и до цистита недолго.
– Азазель уже допрашивал ее таким образом, – осторожно подал голос Шарль. – Она… она ничего не ответила. Говорит, что не знает, не помнит, не понимает. Мы в тупике.
Тишина прокатилась по залу, чтобы уже через секунду взорваться смехом алой фигуры. Он смеялся, запрокинув голову, как сумасшедший. И от этого внутри все сжималось. Обычно после такого главному герою приходилось мужественно превозмогать и спасаться от очередной трудности на своём пути. Сейчас же Эйлин могла разве что расшибиться о закрытые за спиной двери, надеясь, что силы ее разбега хватит для того, чтобы превратиться в лепёшку и героически растечься по полу.
– Вы, – смешок, – люди, – еще один смешок, на этот раз уже полный яда, – такие забавные в своих ограничениях. Не бывает тупиков. Бывает отсутствие возможностей. На колени.
– Что?..
Возразить приказному тону «клубнички» оказалось просто невозможно: алая фигура резко оказалась за спиной Эйлин, схватила ее за плечи и надавила на них, роняя ее на холодный пол. Колени пронзила боль, а в глазах Шарля Эйлин на мгновение успела заметить сочувствие. Но только на мгновение, потому что уже вскоре мир подёрнулся молочным туманом, а силуэт Шарля скрылся, – чужие руки схватили Эйлин за голову, впились ногтями в виски и прорезали тонкую кожу.
– Сейчас будет больно. Очень больно. – Прошептал мужской голос где-то над ухом Эйлин, шёл рябью, кряхтел и шипел, как телефон, пытающийся найти сеть рядом с колонками. – Возможно, твой мозг расплавится до состояния каши, но это всего лишь маленькая плата за спасение этого мира. Ведь, ты действительно очень хочешь нам помочь разобраться в этой ситуации. Не правда ли?
Даже если Эйлин и хотела помочь – она не представляла, чем.
Что-то липкое скользнуло по ее ушной раковине, и Эйлин подпрыгнула на месте, поняв, что это был кончик чужого языка. Что за сборище маньяков-извращенцев? Она не видела такой же концентрации отвращения и стыда со времён братств в университете, где каждый участник пытался перещеголять другого. Сейчас же фигура в алом делала непонятные для разума Эйлин манёвры. Когда же к кончику языка добавился и второй, касающийся той же самой раковины с другой стороны, Эйлин рванула, пытаясь вырваться из налипающего на кожу наваждения. Впившиеся в виски ногти удержали ее. Сердце забилось быстрее. Чужие пальцы медленно пробирались внутри расплывающегося от подскочившей температуры сознания. Жар внутри нарастал, низ живота сжимался и завязывался в тугой узел. Хотелось сдвинуть ноги, зажав между ними идиотскую короткую больничную ночнушку и скинуть копящееся напряжение.
Это допрос или съёмка порно?
Выполняется дефрагментация…
– Вот дьявол!
Перезапись файлов памяти…
– Что?… Что это за?..
Доступ запрещён…
Накатившее на Эйлин оцепенение резко исчезло, оставив после себя пустоту. Растворилось так же, как и пальцы алой фигуры: мужчина быстро отпрянул от Маккензи. Воздух застрял в груди Эйлин. Она повалилась, громко кашляя, слизывая с губ металлический привкус и сплёвывая тянущиеся нити белой слюны. Легкие горели, желудок ныл от изжоги, пальцы била мелкая дрожь. Виски пульсировали, а потянутое туманом сознание никак не хотело проясняться. Эйлин вело, пол перед ней кружился, и расползающаяся по лбу боль уже перекинулась на макушку и затылок. Похмелье от текилы на голодный желудок и то было более милосердно к Эйлин.
Чья-то мантия зашуршала, и следом взволнованный пробормотали:
– Ты что-то видел?
Жёлтая фигура. Да, это определённо была она. Ни у кого больше Эйлин не запомнила столько же желчи и ядовитого любопытства в голосе.
– Черта с два. – Мужчина за спиной тяжело дышал. Его хриплый голос вырывался из-под маски всхлипами клокочущей в венах крови. – Я едва успел коснуться ее сознания. Это… Энергия блокирует меня. Она выдавливала из ее сознания. Я никогда не…
– Давай я попробую. – Жёлтая фигура сделала несколько шагов, взмахнув полами около самого лица Эйлин.
– Нет! – О, а вот и серый «кардинал» присоединился. Интересно, насколько ему было сейчас безразлично то, что происходит с Эйлин? – Мы не будем рисковать второй раз. Уж точно не тобой.
Низкий хриплый рык вырвался из горла алой фигуры, и через секунду Эйлин схватили за шкирку, поднимая над полом и ставя на ноги. На этот раз маски на алой фигуре не было, и она могла рассмотреть сквозь линзы очков замершее около ее собственного лицо намного лучше, чем в искажённой картинке их «предварительного собрания». Да, он без сомнения был слишком красив. Пусть все и портил то и дело по-змеиному выскальзывающий из приоткрытого рта язык.
Эйлин моргнула. Бывший раздвоенным секунду назад язык сейчас был обычным человеческим, но уже через мгновение снова был располовиненным. Мужчина, ровесник Эйлин, высовывал его, словно пытался поближе изучить свой «объект».
– Я хочу знать больше, – по-змеиному прошипел алая мантия. – Я этого хочу. И не вздумайте меня останавливать. Ни один из вас. Даже ты, сестра. – Он сверкнул взглядом на вставшую со своего места бордовую фигуру, продолжая удерживать Эйлин за грудки. – Каждый член этого Совета равен друг другу. Я имею полное право решать, что мне сейчас делать.
– Но некоторые из нас немного равнее, – скучающе протянула фиолетовая фигура.
– Ты что-то сказал?
– Нет, валяй. Покажи всем, какой ты большой и грозный папочка. Расплавь ее мозг, пытаясь самоутвердиться. Просто признай, что сегодня у тебя не встал и все. Делов-то. – Фиолетовая мантия едко хохотнула, пожала плечами и развела руками, явно насмехаясь над своим «братом». – С кем не бывает. Только не пытайся произвести на нас впечатление. Это выглядит… жалко.
Глаза мужчины напротив на секунду вспыхнули алым, и он тут же вернул все свое внимание к притихшей Эйлин. Нет, она никогда не хотела оказаться в подобной ситуации. Не то чтобы она и до этого не напрягалась из-за пробуждения в непонятной палате, странных людей вокруг и того улыбающегося ей парня в зелёной жидкости, но сейчас… Мужчина напротив был опасен. Его пальцы цеплялись за Эйлин, обжигая кожу даже сквозь ткань, а горящий безумием взгляд сводил с ума и ее саму.
– Ну же, куколка, последний раз предлагаю рассказать мне свои маленькие секретики. Что ты скрываешь? Что хранится в этом маленьком человеческом мозге такого важного, что ты прячешь это от меня?
– Я… Я ничего не знаю.
– Все вы так говорите. Пока не начинаете умолять меня прекратить ваши мучения. Пока не начинаете разбалтывать даже то, о чем никогда и не подозревали. Ну же, Эйлин Маккензи, откройся мне.
Его лицо приблизилось слишком быстро. Ощущать чужие губы на своих собственных казалось чем-то привычным, но сейчас вместе с этим пришло чувство страха. Сердце снова заколотилось, пытаясь выпрыгнуть из костяной клетки рёбер. Пальцы онемели, маленькие иголочки пробивали их насквозь, пускали кровь и оставляли уродливые шрамы. Неожиданно даже губы Эйлин онемели и казались теперь чужими, оторванными от ее тела.
Алая мантия жадно целовал ее, покусывал губы, царапал неожиданно острыми клыками и слизывал капельки крови. Он прижимал ее к себе, пытаясь своими длинными невидимыми пальцами пробраться глубже ей в голову.
Ошибка соединения…
Ноги свело судорогой. Колени подкосились. Держаться самой и дальше становилось практически невозможно. Эйлин вскрикнула и повисла на чужих руках. Пальцы изломились в суставах, мышцы непроизвольно сокращались, а мужские губы продолжали ее терзать, выдыхая воздух в ее рот. Кровь шумела в ушах. Кто-то с постамента пытался его окликнуть, но Эйлин не могла разобрать ни слова. Вместо этого она слышала гул голосов – почти как в палате. Но теперь вцепиться в волосы, рвать их из себя вместе с наваждением и кричать о помощи она просто не могла. Только безвольно висеть на чужих руках, пока ее мозг медленно растекался внутри головы и сворачивался в комочки, которыми тут же перекидывались незнакомые голоса. Они умоляли, они плакали и взывали к ней ураганом слов и интонаций.
