Лариса Яковлевна Шевченко
Её величество
«Она не боится принизить себя нелицеприятными словами. Это я дрожу, не хочу уронить свой авторитет. Инкина наглая самоуверенность не имеет границ и превосходит все ожидания. Одернуть бы её. Но ведь нарвусь на грубость и буду выглядеть как высмеянная учителем провинившаяся двоечница», – сердито подумала Жанна.
– В интересном ключе ведете разговор. Всё, больше ни слова на эту тему! – потребовала Лена.
«Как шпыняют! То у них не находилось ни одного доброго слова в адрес Федора, теперь друг за друга взялись. А кто без греха? Хотя понять девчонок можно. Их объединяет любовь и сочувствие к Эмме. Ну, поменяли бы объект… Ой, не надо», – вздрогнула от собственной мысли Лена.
– …Думаю, предпочтения в работе у Федора основываются на тех же соображениях, – слышит Лена осторожный шепот Инны и такой же тихий ответ Ани:
– Никто не сомневается в его деловых качествах. Последнее время в работе он научился удерживаться от опрометчивых шагов и сыновей остерегает.
– На это ему потребовалось чуть ли не полжизни.
– А кому меньше? Я считаю, что разум дается человеку, чтобы управлять своими поступками. А Федька не прислушивается к его голосу. Он слишком слаб, чтобы побеждать себя в быту. На работе в результате опрометчивых шагов деньги теряются, вот он и осторожничает, а дома только нервы жены тратятся. Но их ему не жалко. Для него не существует понятия святости домашнего очага. (О Боже, Инна опять поставила заезженную пластинку!)
– У него темперамент побеждает ум?
– Нет, распущенность.
– У людей на всё разные оценочные характеристики. Разве можно управлять любовью? Чувства не подчиняются разуму.
– Чувства, может, и нет, а действия управляемы.
– Федор приверженец Фрейда? Тот низверг человека с высокого Олимпа назад к животному состоянию, к инстинктам, и этот туда же? – спросила Аня.
– Фрейд по себе судил, свои комплексы исследовал. Он – человек крайностей, потому-то и делал не всегда верные обобщения. Просто есть определенный процент людей, для которых секс катастрофически важен. Фрейд сам, наверное, принадлежал к этой категории. Для таких особей секс – двигатель всего, что случается в их жизни.
– И может, даже главная и единственная радость.
– Новый подход к теме! Секс или недостижимая мечта о нем? – съязвила Инна.
«Умеет припечатать и расплющить оппонента одной фразой. Не зря ее побаивались мужчины нашего НИИ, когда она у меня работала», – вспомнила Лена.
– Надо же было до такого додуматься! Я бы не смогла… Для меня это неприемлемо, – сказала Аня, конфузясь. (О чем она: о сексе или об Инниной язвительности?)
– Святая простота. По мне, так Альфред Адлер поумнее Фрейда будет. Он вернул веру людей в себя, утверждая, что человек не игрушка «в руках» подсознания, что он способен бороться со своими комплексами. Дело не в сексе. Не он является основополагающим в этой проблеме, а чувство неполноценности, возникающее у мужчин в детстве и юности по различным внешним причинам.
«Рисуется Инка перед подругами, пытается заработать лишние очки, говорит то, о чем другие только думать себе позволяют. И если она затронула особую тему, ее не отвлечь, не отговорить – пустая трата сил. С детства это за ней водилось. Бывало, начнет огород городить – только держись! Остается ждать, пока сама утихомирится», – усмехнулась Лена.
– Закомплексованность последователей Фрейда в этом вопросе – их беда? Она как болезнь?
– Сугубо женский взгляд на теорию Фрейда, – отреагировала Инна на Анины вопросы.
– Скажешь, у меня доморощенный антифрейдизм? Но ведь подавляют же люди желание воровать, убивать. И страсть к разврату надо в себе ограничивать. Один позволяет себе орать, другой издеваться, третий атакует по всем фронтам одновременно. Федор как щепка носится по воле волн своего беспутства. И к чему это приводит? Ведь есть же нормы поведения, чтобы оставаться человеком! – раздраженно воззвала Аня.
И тут же подумала: «Я, конечно, в этом ничего не смыслю, но, может, э т о не приносит Федору яркой радости и удовлетворения, а он не успокаивается и все ищет, ищет, то с томлением, то с яростным упоением… как мечту… но тупо, с каким-то «жалким юношеским бессилием». Марго тоже ставила рискованные эксперименты, любила нарушать границы чувственности, отважно исследовала свою сексуальность. Считала, что при обоюдном согласии в сексе всё возможно. Смеялась над традиционной моралью, говорила, что по незнанию мы обкрадываем себя. Утверждала, что адреналин и секс – самые сильные из разрешенных наркотиков. Время от времени выходила замуж, но поняв ничтожность существования с избранником, разводилась, зализывала раны и снова бросалась на поиски своего женского счастья. Меняла партнеров, вела себя как мужчина. Исключительная фигура!
Они с Федором стоят друг друга? Нет. Марго прекрасного сына сама вырастила, а Федор номинально присутствовал в семье, и то отрицательно. Напрасно Эмма сделала ставку на то, что отец нужен детям. Мне кажется, это плохо повлияло на всю семью. Какой он пример для подражания? А там кто знает, я глубоко не погружалась в судьбы их детей. Знаю только, что надлом у всех произошел, а как кому удалось выкарабкаться из него – для меня тайна. И каждый из них надежно хранит ключ от нее в своем сердце. Поэтому мое мнение не вправе претендовать на истину.
У детей Эммы жизнь, может, и по-разному складывается, только боль у них одинаковая и она на всю жизнь. В этом я уверена. Я, в принципе, небольшая охотница до чужих секретов, но хотела бы о судьбе Эмминых детей больше узнать и понять, чтобы правильно донести их ситуацию до своих подопечных. Мало моим детям быть добрыми, честными и трудолюбивыми. Надо подготовить их к трудностям личной жизни».
Всего несколько секунд проносилось в мозгу Ани это нагромождение мыслей. И вот опять зазвучал возмущенный голос Инны:
– Страсть – это сильное желание или нежелание, вызывающее неконтролируемые действия. Федор утверждал, что от себя не убежишь, что человек не автомат и подавлять желание удовольствий – значит наносить себе вред, разрушать себя. Считал, что цель жизни – наслаждение, поэтому ни в чем себе не отказывал. И во что он превратил жизнь Эммы? Представляю, если бы меня так же… Ужас! Я бы не могла себя уважать, я бы не смогла с этим жить!.. Федька в молодости пытался Эмму успокаивать не добрым словом, а сексом. Тем, чем и себя. И к чему это их привело?
– Почему мужчины всегда стремятся к э т о м у? Потому что считают э т о главным способом выразить свою любовь? – очень тихо спросила Аня у Инны.
– Удовольствие себе хотят доставить, – жестко ответила та.
– И нам, женщинам?
– Это уж какой как повезет.
– Из нашего разговора я поняла главное: нельзя любить мужчину больше себя, – сказала Аня.
«О мой милый, добрый, чистый человечек, обремененный тоской по всему хорошему!» – Лена ласково посмотрела на Аню. И та ответила ей грустно-смешным признанием:
– Посмотрю старый фильм и вроде бы пообщаюсь с приличным мужчиной, допустим Юрием Соломиным, Сличенко или Папановым. С теми, что старой закалки. Они и в личной жизни были чистоплотны. Кто-то из них поведал о своей жене; «Ни одна женщина не сможет заставить меня сказать: «Если бы не узы брака…» Высочайшая степень порядочности! При их огромной славе они не сходили с ума от толп поклонниц, как некоторые современные, молодые артисты, не будем называть их имен… А ведь и в них тоже была лукавая шалость, веселая бесшабашность. Но блюли себя, потому что были умны и глубоко порядочны. Примитивные позволяют себе пошлые слабости.
– Может, Федьку привлекало и возвышенное, и низменное? Так сказать, у него широкий диапазон интересов, – съехидничала Инна.
– Какое простое объяснение! Только отдавал он предпочтение низкому, – фыркнула Жанна.
– Ха! Он боялся психоза на почве сексуальной неудовлетворенности. Неплохое обоснование блуду? Да? Тот еще экземпляр. Не страшился огласки…
«Что же девчонок так беспокоит сексуальная несостоятельность Федора? Вцепились в нее, как щенки в игрушку, – удивилась Лена. – Или только Инну?.. Должно же быть в Федоре и что-то хорошее? Может, выручил кого из беды? Ну не совсем же он…»
– Инна, опять этот твой необоснованный бытовой трёп, – передернула плечами Жанна. – Человек возвышает себя, подчиняясь нравственным законам, исполняя их во всякой малости. Некоторые качества и нам в себе не грех бы разрушить.
– А Федору в особенности, – не уступила Инна.
– Допустим, гнев – один из смертных грехов, осуждение и недержание речи. По церковному, это тоже греховные тяги. Но я хотела бы сказать не о том. Не может вселенная человека быть ограничена одержимостью сексом. Человек намного богаче. Есть страсть к науке, к музыке… Искусство без страсти и боли – ничто.
– Не для всех откупоривается сосуд с джинном страсти хотя бы в чем-то, – небрежно заметила Инна.
– А у Федора – патология, болезнь. Его не стоит осуждать кулуарно. На патологии, наверное, строится и ущербная теория Фрейда, – предположила Аня. – Он открыл дверь, и вошли в нее в основном мужчины. По причине обязанности… перед женщинами… Они и рады стараться. Наукой доказано!
– Я бы и некоторых женщин не исключила, – усмехнулась Инна.
– Не пора ли нам снизить пафос обвинений мужчинам? – поддержала ее Лена.
– Может, и нам в угоду новому времени, стоит понять Фрейда и принять, – продолжила поддразнивать Аню Инна.
– Но это отвратительно и в корне меняет нравственную базу! Любовь связывает не столько тела, сколько души. Вспомните Пушкина! – возмутилась Аня и проникновенно продекламировала:
«…Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем…
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я!..»
– Какая прелесть эти стихи! Какие прекрасные и глубокие слова! «Тобою счастлив!» Каждая женщина мечтает их услышать. – В глазах Ани блеснули слезы восторга и грусти.
– Я могу понять Фрейда, но не хочу принять. Он шел по пути упрощения человеческой личности, – вернулась Аня к беспокоившей ее теории.
– Жил у нас в деревне здоровенный бугай «с приветом». Вымахал что былинный Добрыня Никитич! Так и ошивался около школы с вечной гримасой придурковатой восторженности. Представляете возможные последствия его темперамента? Пришлось кастрировать.
– Инна, ты предлагаешь… С ума сошла! Опять вышла на тропу войны? – ойкнула Жанна.
– Ну, ты даешь, старушка! – обернулась к ней Инна. – Шучу я.
«Когда же наконец они сменят пластинку или замолчат? Я нетерпима? Устала, тошнит, как на карусели, – загрустила Лена. – Мне так болезненно-тяжело, потому что я привыкла строго придерживаться режима сна?»
– Может, многочисленные связи с женщинами помогали Федьке понять себя? – Инна рассмеялась. Она отлично понимала, что не права. Но на то она и Инна, чтобы противоречить. Она сама не раз утверждала, что внутри нее живут разные человечки, которые вредны друг другу и не совпадают по группе крови.
– Путь к совершенству через грех? Это что-то новенькое в нашем нравственном православном кодексе. А потом каяться? – серьезно спросила Жанна.
– Каяться? Только не Федька.
– И сколько же лет он еще собирается себя познавать?
– Как истинный ученый-экспериментатор – всю жизнь, – ухмыльнулась Инна.
– Доктор сказал одной моей подруге: «Успокойтесь, шестьдесят лет – это предел». Но ведь «виагра»… говорят, продляет… – смущенно прошептала Аня.
«Федору после «великих походов» нужна была тихая гавань. Он ее получил. А что имела Эмма? – подумала Жанна. – Нет, все-таки она недальновидная. За что она наказана судьбой? За неумение противостоять злу?»
– Представляете, Эмму заботит, чем Федор будет жить, уйдя на пенсию, – сказала Аня.
– Ее беспокойство понятно. Если у Федьки всю жизнь на первом месте был секс, то в старости в его душе и вокруг него самого образуется пустота. И вместо тихой ласковой дружбы, какая случается у людей с духовно-телесным ощущением жизни, на пенсии у него будет неудовлетворенность, злость и раздражение. Он, не имеющий забот и хобби, может от скуки запить или еще в какую дурь пуститься. Добро бы интересовали его хотя бы мужские дела по дому, но вот незадача – он и от них всегда отлынивал, – Инна спрятала в уголках губ победоносную улыбочку всезнайки. – Оперируя его лексиконом: это невозможность невозможного. Он непоправимо обречен.
– И тут он не настоящий мужчина? – усмехнулась Жанна.
– Настоящему достаточно рот и ширинку держать на замке – заповедь порядочного семьянина, – пренебрежительно фыркнула Инна.
– Не перебарщиваешь с числом добродетелей у мужчин? – ехидно спросила Жанна.
– Ну, если только в обществе с роковыми красавицами…
Аня попыталась понять сказанное Инной, но не осилила заложенный подтекст. Фантазии не хватило.
Жанна вдруг радостно улыбнулась.
– Ты чего? – поинтересовалась Инна.
– Я не по поводу твоей шутки. Случай наглядный про настоящего мужчину вспомнила. Ездила я с зятем Петей в деревню к старикам мужа. Проведать, помочь кое в чем. А их сосед недолюбливал моего Петю, мол, не мужчина он: не пьет, не курит, драться не умеет, слабак городской, интеллигент. Да еще и в очках. Так вот, попросил дед поставить рядом с их домом высоченную антенну для телевизора. Дом-то его в низине расположен. Сказал, что и металлическая труба, и растяжки уже есть, только хорошие руки мужские требуются. Сосед не посоветовал нам браться за это дело, мол, я с мужиками уже пытался. Хотел на «бутыльброд» заработать.
Мой зять походил вокруг дома, что-то померил, что-то на бумажке подсчитал и взялся за работу. Стали ставить трубу. А она длинная, вихляется, аж страшно. Того и гляди свалится и либо шифер на крыше расколотит, либо кого прибьет. Сосед, пытаясь выровнять «сооружение», мечется, психует, матерится, то в одну сторону резко потянет за растяжку, то в другую. А Петя вдруг спокойно, но твердо заявил: «Прошу без самодеятельности, я здесь командую. Будем осторожно, без рывков пошагово каждую струну натягивать и закреплять временными зажимами, а потом мачту по уровню и отвесу окончательно выставим». Все у него получилось. И «усы» антенны он правильно настроил. Та антенна, между прочим, до сих пор служит. А сосед с тех пор зауважал моего зятя, перестал обзываться. И в доме у стариков, и даже во дворе матом больше не ругается.
– Значит, не совсем дурак, – заметила Аня.
– Потрясена, сражена его благородством! Я испытала колоссальное облегчение! – воскликнула Инна.
– Петя в тот приезд и телевизор старикам починил, и ручки к дверям красиво приделал. Сосед там такие дыры сверлом размахал, что двери сначала чинить пришлось, а потом уж к ним фурнитуру крепить. Моя свекровь с сожалением рассказывала мне, что этот сосед мотоцикл, который ему на свадьбу родня жены подарила, угробил. Кольца на поршень в двигателе «надевал» с помощью кувалды. Да и вообще все у него трах-бах. А гонору… Как же, мужик! Два вуза заочно кончил. Только ведь характер в вузах не перековывают, руки правильно не перешивают, мозги новые не вставляют. Своими учат пользоваться. Но не у всех этих мозгов хватает, и не у всех развить их получается.
«Вот что значит быть на пенсии. Не представляю себе, чтобы мои коллеги могли затеять подобные разговоры, да еще ночью. Подруги с характерной для педагогов цикличностью повторяют и доказывают одно и то же, будто этими однообразными рассуждениями себя прежде всего хотят убедить в своей правоте. Похоже, отведут сегодня свои душеньки по полной программе. На ближайшие лет десять, до следующего юбилея умиротворения хватит», – усмехнулась Лена.
–…Эмма жаловалась мне: «Чего я до сих пор не могу простить Федору, так это то, что он назвал свою дочь именем девочки, с которой в школе дружил. Он плюнул мне в душу, показал всем своим друзьям, что по-прежнему ее любит, а я для него просто мать его детей, домработница».
– А куда та девочка делась? – не утерпела, чтобы не спросить, Жанна.
– Свинтила куда-то, – отмахнулась от нее Инна. – Эмма долго не могла прийти в себя от потрясения и осознать этот прискорбный факт. А свекровь нарочно ей про ту девочку периодически напоминала. Издевалась. Эмме бы рот старухе заткнуть, но ведь как нас воспитывали: нельзя резко отвечать старшему, если даже он с тобой груб и несправедлив. Плохую службу сослужила Эмме ее интеллигентность.
– Не принято было возражать, – подтвердила Аня.
– Мамаша Федьку на счет имени подговорила, – объяснила Жанне Инна. – Она невзлюбила Эмму за то, что та слишком умная, и всячески мстила ей, гадости делала. К тому же она страшно ревновала к ней сына. Я думаю, если бы дочь была первым ребенком, Эмма сумела бы разорвать их отношения и дать мужу отставку. И он легко, с превеликим удовольствием отступился бы от семьи и жил с матерью как первый муж Лили. По большому счету его поведение не делает ему чести.
– Видно, не всегда Бог шельмецов метит, – вздохнула Аня.
– …Ох уж эта наша болезненная склонность к самопожертвованию! Моя подруга пять лет боролась за жизнь мужа. Как птенца крылами от всех бед его закрывала, из «клюва» кормила. Вытащила с того света, а сама ушла из жизни. Со своей болезнью справиться у нее сил уже не хватило. А он через год женился, да еще и ребенка завел. В его-то возрасте! Сказал, что привык всегда ходить по солнечной стороне. Жена бы так не поступила. Она считала: «Кто раз любил, уж не полюбит вновь». Мне кажется, ей там, на небесах, обидно, что он предал их любовь.
– Женщина и есть та единственная сила, способная вывести мужчину из любого тупика даже ценой своей жизни, – подтвердила Инна.
Но Аня продолжила:
– Глядя на женщин типа Эммы, я часто думала: «К чему их самоотречение, самопожертвование? Себя не жалея, берегут мужей, а те лет через двадцать сбегают. Наверное, надо брать от жизни и от мужей по максимуму. Ну, соответственно, и отдавать тоже, – сказала Аня. – Знала я одну особу. Она прикидывалась слабой и больной. Говорила с придыханием. А на самом деле акулой была. Вечно лгала, изворачивалась. Изводила мужа капризами, претензиями. Он ей верил, занимался сыном, бытом, а она без зазрения совести пользовалась его трудом. По мне, так эта фифа не заслуживала такой заботы. Я считала, что она мужу быстро наскучит и он навострит лыжи. Нет. Живут. А про другого я думала, что жена – его тяжкий крест, и когда она уйдет, ему станет легче. А он не захотел жить без нее. В тот же год умер. Вот такая странность.
– Значит любил, жалел, – сказала Жанна.
– И почему мужчинам нравятся писклявые кокетки, морочащие им головы? Этому мне учить моих девочек?
– Наверное, они лучше тех, у которых ветер в голове, – рассмеялась Инна.
«У Ани истории одна другой трагичнее, но ведь все правдивые, реальные. Она полутонов не признает. Всё у нее в черно-белом варианте», – подумала Жанна.
– Такие мужья – один на тысячу, – вздохнула Инна. – Аня, ты их не придумала?
– Если Федор не разводится, значит, он, несмотря на свои фокусы, жалеет Эмму, может, даже уважает ее за материнский подвиг, – осторожно предположила Жанна, возможно, желая, как и Лена, услышать о нем что-то позитивное.
– Ты проспала пересказы моих бесед с Эммой? Ты слушала ухом или брюхом? Прочисть мозги, – возмутилась Инна. – Комфорт для некоторых мужчин важнее всего в семье. И пример Федьки не лишнее тому доказательство.
– Какой у Федора в семье может быть душевный комфорт? – удивилась Аня.
– Душевный? О чем ты? Таким, как Федька, нужна только жена-прислуга.
– Не обобщай. Тут, наверное, есть еще что-то другое. Часто вместе с любовью приходит собственническое чувство, когда хочется захватить и полностью присвоить себе любимого человека, – сказала Жанна.
– Ты о себе? – спросила Инна.
– Не тот случай.
– Собственнические замашки возникают от неуверенности в себе или они результат бескультурья?
– Тема для глубокого психологического исследования, – ответила Инна Ане.
– Ревность ведет к элементарной попытке контролировать свой «объект», – сказала Жанна.
– Эмма не устраивала надзора за Федькой, пока не было прецедента. А что, ей пускать их отношения на самотек, не бороться? – удивилась Аня.
– Это так гадко. И что это дало? Ожесточилась?
– Довольно скоро она поняла всю бесполезность такого способа и самоустранилась.
– Хорошо бы я выглядела в роли сыщика! – неожиданно развеселилась Инна.
– Иногда так трудно смотреть на неурядицы в семьях, что кажется, лучше бы этим женщинам просто получать от мужей алименты.
– В некоторых случаях – да, когда примитивные истины в устах этих женщин обретают не только житейское, но и библейское звучание, – усмехнулась Инна. – Лена, пойдем, выпьем по стаканчику минеральной? Она хорошо пойдет под тост: «За то, чтобы женщины хотели, а мужчины могли».
– Мужчины хотят, чтобы женщины принимали их со всеми недостатками, а способны ли они на этот же подвиг? Думаю, для Федора большим потрясением стала бы, допустим, Эммина измена. Как бы он отнесся к такому факту? – Конечно, это Инна декларировала.
– Взбесился бы, – предположила Аня.
– Воспользуется как предлогом для развода, – заявила, будто постановила, Жанна.
– О эта вечная теория мужской подлости: мне можно, ей нельзя. Неприемлемое, возмутительное, неоправданное поведение, – разгорячилась Аня. – Один из директоров у меня был такой. Его сын от неправильного свободного отцовского воспитания не раз попадал за решетку, мотал честно заработанные сроки. Жена не перечила мужу, угождала, а когда она заболела раком, он продолжал вести непутевую жизнь. Не жалел ее ни капли. Для меня дом – это место, где все друг друга любят и ждут. А он любил только себя и гордился этим. Сам утверждал, не таясь, не преследуя никакой цели, что он злой и жестокий. У меня глаза на лоб лезли от его слишком уж явного цинизма, а директор улыбался, довольный моей растерянностью. Педагог называется! Только после шестидесяти лет начал семьей интересоваться. Может, и Федор в этом возрасте обнаружит в себе любовь к семье?
– Обстоятельства могут меняться, но суть человека остается той же. Он тот, кто он есть, – не согласилась Жанна. – Федор изменится, лишь когда «упокоится с миром».
– Федька за измену, как минимум, спокойно и бесстрастно избивал бы до полусмерти. И тогда Эмма уж точно от него ушла бы, – предположила Инна.
– Но чувствовала бы себя виновницей всех бед своих детей. Нет, это не ее путь, – сказала Аня.
– Инна, вот ты говоришь, что бесстрастно. Разве у Федора в сердце не скреблась хотя бы малая жалость к жене? – не поверила Жанна.
– А медленно ежедневно морально без причины убивая, разве он ее жалеет? – на вопрос вопросом ответила Аня.
– Страсть и боязнь потерять часто приводят к трагедиям, – философски изрекла Инна. – А все несчастья опять-таки достаются женщинам и детям.
– Казнить и миловать в основном прерогатива мужчин?
– Чем меньше женщину мы любим…
– Тем больше измываемся над ней. Но это из другой оперы, – притормозила Жанну Инна. – Не надо давать себя в обиду.
– И все же у меня нет достаточных оснований полагать, что любовь для мужчин менее значима, чем для женщин, – сказала Жанна.
– Кто спорит? Только формы этой любви и суть ее у нас с ними разные, – уточнила Инна.
– Не думаю. Просто иногда отдельные индивиды уродуют ее до не-узнаваемости.
– Включи в их число и некоторых женщин.
– Показательно, что в меньшей степени и не так угрожающе.
– …В жизни надо за что-то зацепиться и крепко держаться. И самое лучшее, если это настоящая любовь. Через ее щит ничто плохое не прорвется, – мечтательно сказала Аня. – Пусть даже безответная. Она все равно открывает глаза на существование счастливого мира.
– Ты находишь? – саркастически усмехнулась Инна.
– Я читала, что настоящая любовь способна отпустить любимого к другой женщине. Возможно, это высшая форма пронзительного чувства – великодушия. Я бы не смогла, хотя бы потому, что не сумела бы, как и Эмма, полюбить другого. Я салютую вечной прекрасной любви. (У Ани есть великая тайна!)
– Красивая фраза. Отпустить можно, если бесполезно удерживать, – горько-насмешливо среагировала Инна.
– Если можешь снова влюбиться, отпустить проще, – подтвердила Жанна слова Ани.
– Иначе это будет уже не любовь, а неотступное болезненное мысленное следование за объектом своей любви, – фыркнула Инна.
– Да, Федор изменял, но Эмма вытерпела это. И дети верили, что отец не променял их на ту, которая влезла к ним в семью, что они и их мама для него все же важнее, дороже той чужой женщины. Они хотя бы за это могли его уважать. Так говорили мне мои подопечные детдомовские дети, когда я поведала им грустные реалии жизни своей подруги, естественно, не называя имен, – сказала Аня.
«Аня знает уйму всяких поучительных историй. Похоже, она собирается кормить нас ими до скончания веков», – подумала Жанна.
– А мой знакомый говорил, что сын вырастет и поймет его, – сказала Инна.
– Он не знал о переживаниях сына? Догадывался, но успокаивал себя этой фразой? – спросила Аня. – Сын вырос и стал таким же непостоянным и непутевым?
– А вдруг тот сын перебесится и сам поймет, что ошибался. Не стоит закрывать ему путь к отступлению и исправлению, – взялась проповедовать Жанна.
– Сказки. Если, если… Путь, намеченный отцом для сына, легче. По нему он и будет идти до конца.
– Давайте говорить только о своих жизненных неудачах и без дальнейших обобщений, – попросила Лена.
– Как же я устаю от всего серьезного и заунывного! Мне тоже иногда хочется поступить глупо, неправильно, интересно и весело, чтобы как ребенок почувствовать радость, восторг, жажду жизни! – неожиданно взбрыкнула Инна.
– Как я завидую счастливым семьям! Когда люди любят, им, наверное, не приходится друг друга искусственно взбадривать, развлекать. Всё у них настоящее, чистосердечное, доброе, честное, – вздохнула Аня.
Лена лежала с закрытыми глазами, с затуманенными усталостью мозгами и уже не по смыслу речей, а только по голосу догадывалась, кому принадлежит та или иная фраза.
– …Многое зависит от того, с какими ожиданиями люди приходят в семейную жизнь, – сказала Аня.
– И выходят из нее, – хихикнула Жанна.
– …Эмма могла бы пойти на радикальные меры. Сумела же она угрозой заставит мужа бросить преферанс. Это тоже вид страсти.
– Сравнила!
– …Когда люди любят, происходит взаимное перетекание энергии друг в друга. А если чувство одностороннее, то идет насильственное испитие и перекачивание ее от более слабого к сильному. – Это голос Жанны вывел Лену из тяжелого забытья.
– И свекровь кровь из Эммы пила, и муж. А если рассмотреть мать и сына как отдельную ячейку, кто из них от кого подпитывался? – немедленно подключилась к разговору Аня.
– В данном случае мать от сына. Но у вампиров бывает много объектов и путей использования жертв, потому что у человека помимо энергетических путей и протоков есть еще кровеносная, лимфатическая и нервная системы, на которые они тоже могут влиять, – пояснила Жанна свою теорию.
– В смысле? – не поняла Аня. Но Жанна не стала уточнять, считая свою информацию исчерпывающей.
– Знавала я мамашу Федора. У них в семье принято, что главная женщина или самая красивая, или самая умная, в крайнем случае, самая больная. Она – мерило, по которому определяется как благополучие, так и неблагополучие жизни остальных членов семьи. Ее мнение незыблемо, – поведала Аня.
– Откуда же Эмме при таких кровопийцах было брать энергию на приподнятое состояние души, на желание жить с радостью, с восторгом? Может, и тут не обошлось без высших сил? Я не права? Что застыла в эффектной позе губернаторши в гоголевской концовке «Ревизора»? – глядя на Жанну, рассмеялась Инна.
«Неужто в эту ахинею про энергетических вампиров можно верить всерьез? Может, сказать Жанне, чтобы оставила свои легкомысленные мистические заверения при себе? Но я ни бельмеса не смыслю в подобных вещах, они мне чужеродны. И по телевизору разные предположения навязывают. Поди в них разберись. Вот что женская любовь и жертвенность понятия одного порядка, я понимаю, а психология мужчин для меня густой темный и зловеще-коварный лес», – вздохнула Аня.
– …Женщины интуитивно совершают благородные поступки, а мужчины только сознательно.
– Сколько нелицеприятного о себе услышали бы сегодня наши мужчины!
– …Казалось бы, что может быть проще желания понять друг друга! Но нет, не хотим… И почему люди не могут жить легко, тепло и дружно, без заскоков и отклонений? Любите друг друга и радуйтесь. И все у вас будет в самом лучшем виде. Так нет же: разменивают себя на мелочи, терзают, губят по пустякам и себя, и других! – горестно воскликнула Аня.
– Удивительно простое решение глобального вопроса, – засмеялась Инна.
– А что, я запросто смогла бы так жить. И в быту я не требовательна.
– Все гениальное просто, включая и взаимоотношения между людьми. Но нет ничего сложнее простоты, – сказала Лена.
– Это софизм?.. Нетрудно быть несчастной. А ты, Аня, попробуй в любой ситуации ощущать себя счастливой. Научись достигать этого состояния, даже когда положительные эмоции на минимуме. Его удастся добиться, если сумеешь на всё «положить». – Инна рассмеялась, довольная неожиданно сложившейся грубоватой фразой. – Я лично так представляю разрешение Эмминой проблемы. Она отчасти тоже. Какие еще будут варианты?
Предложений не поступило. Женщины осмысливали сказанное Инной. Что она имела в виду? Заниженные требования или что-то типа тренинга?
– Эмма верила, что если всё будет делать правильно, то муж ее не разлюбит. В этом была ее ошибка. Помню, учительница математики говорила мне: «Ты все делаешь правильно, а надо делать хорошо». А что есть «хорошо» в Эммином случае? Всю жизнь расшифровываю этот тезис, – сказала Инна. – В университетах этому не учат. В пединститутах лекции читают только по детской психологии. Никто из нас почему-то не имел врожденного инстинкта распознавать и оценивать мужчин, вовремя нажимать на нужные пружины, дергать за нити, которые управляют их действиями. Даже Марго. Ума не хватало или знаний?
– А ведь и в самом деле! – согласилась Аня. – Нам приходилось самим развивать интуицию, задавать себе вопросы и слушать, что сердце ответит.
Последовало совершенно потрясенное задумчивое молчание.
– Некоторые из нас не желали вникать в эту проблему, но, вспоминая прожитое, тоже не хотели бы раскаиваться, – усмехнулась Инна.
– Другие только о работе и детях думали, предполагая заведомую порядочность мужей.
«Завели бы неспешный разговор о науке или об искусстве, глядишь, и сон сморил бы», – вздохнула Лена. И пошутила:
– Учебника по политэкономии нам сейчас не хватает. Помните, мы все над ним засыпали. Подруги мгновенно расслабились и заулыбались.
– И как только Эммы хватило на столько лет мучений? – сочувственно вздохнула Аня.
– Кошки живучи, – засмеялась Жанна.
