Лариса Яковлевна Шевченко
Её величество
«Избить, покалечить? «Деликатные», глупые советы! К чему эти крайности? У каждой проблемы сотни вариантов решений. Конечно, Инна прекрасно сознает, что никогда ничего подобного не совершит, но от одной мысли о существовании этих радикальных способов ей становится легче. А припугнуть может. Иногда этого бывает достаточно», – с усмешкой и со знанием дела реально оценила Лена возможности подруги.
– Человек, которому очень больно и которого уже ничто не примиряет с самим собой, бывает слеп в своей ненависти. Особенно велика месть оскорбленной женщины! А если та еще и сама по себе коварная и жестокая, то ой-ёй-ёй… – закрутила головой Инна.
Возникла налитая свинцом астрономическая пауза.
«Инне никак не удается разрядиться. Значит, продолжит свои злые «выбросы»», – поняла Лена.
«Какая жуткая решимость на таком милом личике. Допекли Инку мужики», – удивилась Жанна. И тихо спросила:
– Ты всерьез одержима мыслью о мести?
– Я – уже нет, перегорела. А ты? В тихом болоте… – губы Инны раздвинулись в саркастической усмешке. Нет, в сардонической ухмылке!
– Спишу твое поведение на болезненное состояние и усталость. Боюсь, ты сегодня не на уровне, не в форме. Только ты же ляжешь костьми, доказывая обратное, но не уступишь! – гневливо ответила Жанна.
– Даже самые преданные жены временами борются с соблазном проехаться утюгом не по рубашкам и брюкам любимых мужей, а по их физиономиям, – на самом деле не отступилась Инна.
– Судя по статистике милицейских хроник, подобные дьявольские искушения – не испытывая угрызения совести и острых приступов раскаяния – у мужчин возникают на порядок чаще. И, как правило, за грехи этих законченных мерзавцев все равно расплачиваются женщины и дети, – вступила в беседу Аня.
– Ты права. Я очень сомневаюсь, что кто-то из тех преступников-мужчин с должным вниманием прислушивался к жене, у которой сдавали нервы под бременем ежедневных забот и страданий. И ведь не принудишь к пониманию, – вздохнула Жанна.
– Случаев насилия в семьях, наверное, не так уж много на фоне нормальных семей, чтобы с ними считаться? – спросила Инна. – Я не вентилировала этот вопрос.
– Не обольщайся. Вот что значит не педагог! Проблема настолько глобальна, что тебе и не снилось! И все эти твои шутливые угрозы физического наказания – чушь собачья по сравнению с реально происходящим, – нервно воскликнула Аня.
– …Общеизвестно, что негодяи торжествуют, потому что лгут и умеют продавать себя задорого, – вздохнула Аня, прекращая этим предыдущий, неприятный ей разговор.
– Система ценностей формируется в семье.
На этой фразе Лена отвлеклась.
– …На языке у меня давно вертится один вопрос, и я наконец решилась у вас спросить. Вот скажите мне, пожалуйста, зачем Федор, когда я была у них в гостях, пытался ко мне прижиматься? Один на один, конечно. Сначала я не понимала его намеков. Я же не из тех, которые легко могут поверить, будто нравлюсь. Только юнцы и маразматические старики воображают, что каждая женщина готова им отдаться в любую минуту, что только и ждет, чтобы ее приласкал любой мужчина. Свои желания нам приписывают. На фиг мне его это самое… предложение.
Я взбесилась. «Не утруждай себя! – говорю, и обозвала его сексуальным маньяком. – Совсем потерялся в собственных «победах»? Человека в тебе не видно».
– Налетел мужик на неприятности! – весело заметила Инна. – Федька вошел в роль и уже не мог остановиться.
– Еще я сказала, что он напомнил мне одного восьмилетнего воришку-форточника, который был в восторге от своих подвигов, считал себя героем и презирал тех детей, которые усердно сидели за партами. Федору, оказывается, тоже нравится быть плохим. Какая у него была довольная горделивая улыбка! Будто не нагоняй, а орден из моих рук получил. Отвратительная была сцена. Ну и кто он после этого? Больной на почве сексуальной озабоченности или просто первостатейный подлец?
– Конечно, подлец. Отлучила от своего тела, обидела бедненького, – рассмеялась Инна – А Эмма знает о его притязаниях?
– Хороша бы я была, заявив: «Твой муж мне предлагал…». Боялась огорчить. Не хотела, чтобы она лишний раз ощутила степень бессмысленности и ничтожности их отношений, – ответила Аня.
– Вот это сценарий! – развеселилась Инна. – Знаю я подлую Федькину породу. Вот почему алкоголик не может не пить? Нравится ему состояние одурманивания! И всё! И тут та же история.
– В таком случае нечего было Эмме уповать на любовь Федора, предъявлять на него права, «рвать на себе волосы» и требовать положить конец распутству, – сказала Жанна.
– Без этого нам никак, – грустно усмехнулась Инна. – Мы же всё надеемся…
– На себя или на них?
«Как сдружились девчонки на почве презрения к Федору», – удивленно подумала Лена.
– Потом я еще добавила, что он «меченый проказой», – закончила свой рассказ Аня о происшествии в гостях. – Но, находясь в состоянии эйфории, Федор не заметил моего презрения. Какой дурак! Донжуан разового использования. Простите, знаю, не стоит изъясняться в таких терминах… – добавила она, краснея. – Вот жизнь прожила, но так и не поняла мужчин. Да никакие их чары нами не завладеют, если мы сами этого не захотим! Воздержусь приводить примеры, – пробормотала Аня, растирая виски и ероша свой и без того лохматый хохолок. В этот момент она была похожа на сердитого желторотого цыпленка, которого обидел собрат по выводку. – Может, лучше замуж выходить по расчету? Хоть какая-то польза.
– Не по расчету, а с расчетом, – засмеялась Жанна.
– Только расчет должен быть верным, – уточнила Инна.
– Взаимоотношения между мужчинами и женщинами – это Космос. Они как мириады звезд разной величины плюс огромная масса «черных дыр». И невезучие попадают в эти дыры, – шутливо добавила Аня, чтобы Жанну не повело в сторону религии.
– Все мы свято верили, что наша жизнь станет удивительной и прекрасной, как только мы обзаведемся мужьями, а потом многие из нас в одиночку стоически переносили любые трудности. И ведь каждая, выходя замуж, наверняка думала: «Уж мой-то – мужчина что надо!» – сказала Инна, возвращаясь к своему прежнему ходу мыслей. – Мой третий, когда я его бросила, долго соображал, как бы представить дело так, что это он меня оставил. Вот что его заботило. Не удосужился даже в суд прийти. Мол, я гордый и независимый, и без меня разведут, за этим дело не станет, – твердо чеканил за спиной Лены голос Инны.
Аня вдруг рассмеялась.
– Ты чего? – удивленно уставилась на нее Инна, подозревая неадекватную реакцию на свою бурную речь.
– Вчера по дороге к Кире услышала разговор.
Муж спросил жену: «За что ты дала ей пощечину?»
«За то, что она опять к тебе приблудилась. Если бы ты к ней заявился, я бы тебе врезала. Да еще покрепче», – ответила жена.
– А что? Нормально, – отреагировала Жанна. – С такого рода дамочками у меня общение не дальше прихожей. Сказала, а сама посмотрела на Лену, будто ожидая подтверждения своей правоты.
«У девчонок только и разговоров, что про любовь да про счастье. И какое-то странное упоение собственными страданиями, – вздохнула Лена. – Правда, направляемые Аней, они на этот раз более спокойные и умеренно интеллигентные, я бы даже сказала светские. Хотя… светские разговоры не бывают искренними».
– Какие еще за Федором грешки водятся? Посплетничаем? – с усмешкой спросила Жанна. – Имеем ли мы право судить чье бы то ни было житье-бытье?
– Мы не сплетничаем, – искренне возмутилась Аня. – Ссылаясь на историю Эммы, мы изучаем проблему, проникаем в ее суть.
– С ее подачи, – подтвердила Инна.
«На этот раз отбилась, – усмехнулась Лена. – Ну как же иначе! Раздеть донага, разглядеть, оценить… нутро грешника».
– Я считаю, в этой истории подло и непростительно виноват только Федор.
«Себе-то мы всегда найдем оправдание», – критически восприняла Лена категоричное заявление Ани.
– Сразу трибунал Федору устроим или заочное судилище? – поинтересовалась Инна.
– Если понадобится, я и в глаза ему все это повторю.
В голосе Ани слышались слезы, но негодование уберегло ее от проявления слабости. Она совладала с собой и продолжила:
– На днях встретила свою давнюю знакомую. Она пожаловалась, что муж сильно болеет, два инсульта перенес. «Злой, капризный стал. И без того с ним трудно, а он еще усугубляет мое положение. Можно только гадать почему. Мне иной раз кажется, что он завидует тому, что я пока здорова. Радовался бы, что я еще способна за ним ухаживать, а он нервы мне мотает, доводит до истерик. Я ведь тоже не железная. Если свалюсь, ему разве лучше будет? Говорю ему: «Молодости не вернуть, а будущего может не быть. Живи настоящим». Все равно бунтует. Терплю, пытаюсь быть выше обид, а он как скаженный…»
Вот почему он такой? Ему обидно, что раньше жены может с жизнью распрощаться?
– Человек слаб, – усмехнулась Инна.
Жанна тоже ударилась в воспоминания:
– Представляете, муж одной моей подруги заявил, что жена предала его. Десять лет терпела его похождения и вдруг, видите ли, ушла. Она, оказывается, дрянь, а он пострадавший. А другой мне каялся, мол, «поддался соблазну, несколько лет был влюблен в одну женщину, а она, дура, ребенка родила и хочет разрушить мою семью. Я готов удушить ее». А я ему ответила: «Любовница – это твоя плата за любовь и терпение жены? Почему раньше о своей семье не думал? Взгляни на себя со стороны, поставь себя на место жены, любовницы, мозгами хоть чуть-чуть пошевели». И он после всего этого еще хочет, чтобы жена по-прежнему его любила! А он смог бы? Непобедимая мужская логика! И кому жаловался? Мне, женщине! Надеялся, что я его пойму и пожалею? Такой никогда не одумается. Ума не хватит.
– Я еще похлеще случай знаю. Муж моей соседки купил киоск и заставил жену до двух ночи в нем работать, хотя она упиралась, отказывалась. Ее там изнасиловали пьяные хулиганы. Так муж ей теперь простить этого не может. Попрекает. А в чем она виновата? В том, что он не оградил, не защитил, не пошел вместо нее по ночам трястись от страха в этом чертовом переулке? – спросила Инна.
«Перебирая чужие несчастья, подруги пытаются притупить свои? А Инна, спроси я ее, сказала бы, что они демонстрируют свою порядочность, благородство и благонравие. Но она не права», – решила Лена.
Аня опять выступила с очередным наблюдением:
– Как-то присутствовала свидетелем при разборе аварии. Шофер говорил милиционеру: «Загляделся я на красивую бабу, черт бы ее побрал! Ходют тут, перед глазами, мельтешат, соблазняють». А я подумала: «И тут у них женщины виноваты уже одним только фактом своего существования!»
«А о каких качествах женщин станут в такой ситуации вспоминать мужчины?» – задумалась Лена.
– Недавно смотрела фильм. Там врач – интеллектуал, между прочим, – с умным видом спрашивал медсестру: «Почему бабе (?) легче сделать аборт, чем заставить мужика надеть презерватив?» Я чуть телек от злости не разбила, вспомнив слезы моих подруг. Нет, вы чувствуете, как вопрос сформулировал? Ему, врачу, даже в голову не приходит, что дело не в женщинах, а в мужчинах, которые упрямо не хотят беречь своих жен, в их тупом эгоизме. Их бы туда, на операционный стол… Я не права?! У нас слишком низкая культура семейных и половых отношений, – вспылила Инна. Голос ее сорвался на фальцет.
– Права, права, – примиряюще сказала Лена.
– Мой сосед, когда напивался, бил свою красавицу жену. А мне объяснял, что очень любит ее, ревнует и боится потерять. Где же логика? Казалось бы, должен гордиться, что пошла за него, быть с ней ласковым, заботливым, чтобы удержать ее рядом. А он… – сердито доложила Аня.
– Жестокость от неуверенности в себе, – сказала Инна. – Я знала мужчину, который чем больше любил жену, тем больше ее мучил. Изменял, чтобы задеть ее.
– Все проблемы в скрытых нюансах взаимоотношений между людьми, – сказала Аня.
– А я думаю, надо в главном совпасть, потому что приоритеты у всех разные, – выразила свое мнение Жанна.
– Не пойму, зачем люди изгаживают данное им чудо – жизнь? Как я должна воспитывать моих подопечных мальчишек, чтобы они нормально мыслили?
– Улица тебе поможет, – криво усмехнулась Инна.
– Я не пытаюсь изменить мир, но я хочу видеть детей счастливыми, словно оправдываясь, пробурчала Аня.
– Еще не исчерпала ресурс? Надеешься, даже проиграв битву, выиграть войну?
Лена понимала, что Инна сочувствует Ане.
– Не греют такие сюжеты. А религия утверждает, что каждый свой шаг человек совершает под присмотром своего ангела-хранителя.
Инна не дала Ане договорить:
– Только, видно, ангелы, как и люди, не всегда бывают обязательными и внимательными. А может, все они – мужчины? – зло рассмеялась она. – Древние греки были правы, наделяя своих богов всеми человеческими пороками. Их мифы многому учат. Жанна, ты как-то не совсем правильно понимаешь нашу православную веру, подучиться тебе стоит, прежде чем проповедовать.
– Все-таки ты клоунесса! Твой жанр – буффонада и гротеск, – сказала Жанна с обидой в голосе.
– Это комплимент. Петрушка своим умом всегда всех побеждал.
«Личные не очень ровные отношения между ними постоянно проступают вторым планом. Общее прошлое… его ломкая внутренняя связь? За нею порой мне видится какая-то давняя тайная печальная история. Былое соперничество? В чем? В учебе? Молодой человек в ней был замешан?» – задумалась Лена.
– Я вот думаю: многое ли должно сходить с рук мужчине, если индульгенцией ему служит талант? – задумчиво произнесла Жанна – Должен ли в этом случае быть предел прощению и терпению?
– Вопрос на докторскую диссертацию, – рассмеялась Инна. – А у нас здесь не заседание ученого совета Академии наук.
– У нас заседание ООН, – подключилась к игре Аня.
«Вот дает! – удивилась Лена быстрой реакции Ани. – Молчаливой и зажатой студенткой была из боязни обнаружить свое невежество? Так и я на роль наставника явно не тянула, но была смелее. Ах, да… Совсем вылетело из головы ее горькое детское одиночество. Родители попали под колесо сталинских репрессий, и детдомовское воспитание зажало ее и затуркало так, что его действие до сих пор сказывается. И теперь ее главный способ преодоления отчаяния – работа».
– Мы все такие разные. Что есть норма человеческого поведения? – спросила Аня.
– Пытаешься подогнать Федора под трафарет, мысленно укладываешь его на прокрустово ложе порядочности? Если все во всем будут нормальными, так и гениев на земле не останется, – рассмеялась Инна.
– Интересный, однако, ракурс, – задумчиво произнесла Жанна.
– И еще. Как же можно жить без сумасшедшей любви, которая всё преодолевает?
– Любовь Лены не сумасшедшая, но тоже всё преодолела. Я не вижу в твоих словах связи. Это шутка? – не поняла Аня.
– А Федька видно посредством своего «таланта» желал «обрести свой голос», надеялся, что хоть тут не обойдет его вниманием «народная молва». Чем бы ни прославиться… – язвительно усмехнулась Инна, явно не вникая в вопросы и умозаключения Ани.
– Не притворяться надо, не подражать жизни, а жить… – рассердилась Аня.
– У всех свои понятия на этот счет, – оставила за собой последнее слово Инна.
«Пободались и к чему пришли?» – не поняла Жанна.
Инна опять завладела вниманием сокурсниц.
– Временами и в Эмме доминировало иррациональное начало, и тогда разум будто бессознательно отступал перед чувствами. Вот почему она в Федьку влюбилась?..
«Боже мой, этому трепу конца и края не будет. Как бы мне устроить единодушный заговор молчания? Диктаторским методом? Не поймут. Кружат, кружат, вокруг да около ходят и опять возвращаются на исходную позицию», – устало посетовала Лена, посмотрела на черное ночное окно – луна полностью скрылась в плотных облаках – и невольно улыбнулась, вспомнив из детства фразу: «тьма египетская».
22
– …Нет, все-таки не в тот тарантас Эмма села. А теперь «по чистоте душа тоскует». Не я, артист Валентин Гафт так сказал.
– Инна, зачем ты так про Эмму. Это на нее не похоже. И Федор, когда хотел, умел быть приятным и полезным собеседником, – заступилась за обоих супругов Аня.
Инна не утерпела и вылезла с анекдотом:
– «Можете, когда хотите!» «Хотим, когда можем». Потом опять, не скрывая злой иронии про Федора сказала:
– С его-то серостью и голосом, совершенно лишенным характерных оттенков? Нет в нем ничего выдающегося.
– Выдающихся ей подавай! На тебя не напасешься, – буркнула Аня.
– Может, Федор лучше проявил себя в работе? Всё какое-то оправдание. О человеке надо судить по вершинам, а не по мелочам. Суть его – в делах, – остановила собеседницу Жанна.
– А внутрисемейная жизнь так уже по боку? Разве она – мелочь? – недовольно возразила Аня. Эта проблема ее больше интересовала.
Но Инна уже давала Федору краткую исчерпывающую характеристику:
– Не погрешу против истины, если заявлю, что ничего плохого в этом смысле о нем сказать не могу. Правда, звезд с неба не хватал, головокружительного вертикального карьерного взлета у него не наблюдалось, но крепкий профессионал средней руки. Немыслимая карьера – начальник среднего звена! И в талант своего сына не верил, в науку не пускал. По себе его мерил.
– А я слышала, будто он хвалился обширными связями на всех этажах власти. Мол, даже вхож…
– Жанна, и ты поверила? Не страдает излишней скромностью. Врет, значимости себе прибавляет. Пыль в глаза пускает. Но натура достаточно деятельная, оборотистый, предприимчивый, когда надо.
– Феерия комплиментов! Не слишком ли сильное высказывание? Не ожидала. Я категорически отказываюсь это признавать, – с неожиданным жаром заявила Жанна.
– Как раз таки очень на него похоже. Провернуть аферу, воспользоваться неопытностью партнеров. Такие качества по наследству передаются, они в крови должны быть, чтобы уметь ловчить. Федька не талантливый, но пронырливый. Пытается отслеживать по каким-то там своим каналам нужную информацию, удачно ее учитывает, чтобы заранее установить нужные контакты. Сейчас информация решает многое.
«А может, все-таки Федор не изворотливый, а умный? Далеко не глуп, если разбирается в людях и способен их положительно использовать. Не многие умеют прослеживать связи между неявными событиями, поэтому интриги не их поле деятельности. Очевидно, карьера у него сложившаяся, стабильная. Хотя о какой стабильности можно говорить в наше время? Сочувствие к Эмме заставляет подруг красить Федора в черный цвет. Наверняка есть в нем что-то позитивное, просто отрицательное преобладает», – подумала Лена.
– Не грешишь ли ты к Федору излишней любовью? У него не проскочишь, не забалуешь? «Такой не скостит и крохи. За каждую малость потребует отчет и даже за неудачное стечение обстоятельств». Так говаривал мой непутевый дед по линии отца, – рассмеялась Жанна.
«С возрастом мы иначе относимся к трагедиям детства. Хотя бы внешне. Когда-то одно упоминание о деде вызывало у нее бурю негативных эмоций, а теперь она цитирует его», – про себя отметила Лена.
– Федор тщеславен. Знает себе цену. Тормозить свои честолюбивые планы не позволял даже маме, – гордо заверила Аня, довольная знанием подробностей из жизни семьи Эммы.
– Ты, часом, не позарилась ли сама на Федьку? Тащишься от него? Какую… к этой самой прабабушке… цену?! Чем он может нравиться? Обаянием беспардонного беспринципного циника и наглеца? Продажная тварь. Ну-ну, изложи нам свою концепцию его становления как предпринимателя, – сурово приказала Инна Ане.
– Тебе известно, что он долго не выпускал из рук удачу? Теперь всего у него в достатке. Он сам хвалился, мол, не с колес живу. Заткнул за пояс многих, потому что постоянно думал, как их «обойти на повороте». Представляю его ярость от того, что он дал кому-то себя провести. Взбесившийся мустанг! Наверное, у конкурента сорвал бы дверь с петель.
– Донесли или придумала? – с нескрываемой усмешкой спросила Жанна у Ани.
– Я наудачу Федора спросила, как сложилась его жизнь, а он мне ответил, – недовольная недоверием пробурчала Аня.
– Ложью он владеет в совершенстве. Она для него – форма существования. Он в ней органичен. Мутный, у него семь пятниц на неделе. Его выкрутасы у всех в печенках, но нюх на деньги имеет, – сказала Инна.
– Тоже оружие… с учетом современных обстоятельств жизни, – откровенно издевательски, а может, и с завистью заметила Жанна.
– Настырный, душу вынет из кого угодно, пока не добьется своего, – дополнила свои «показания» Аня.
– Федор, насколько я помню по студенческим годам, обыкновенный психопат, паникер припадочный. Как-то неубедительно доказывал мне что-то насчет Фрейда, а я от него шарахалась, – с запоздалым недоумением вспомнила Жанна.
– Когда он был в командировке в одном из наших НИИ, я случайно в кафе слышала, как он негромко, но срывающимся от бешенства голосом отчитывал приехавшего с ним инженера. И в хвост и в гриву его чихвостил. Въедливый, дотошный. Умеет людей использовать во всей полноте. Такой плешь проест, но не отступится. Шутка сказать: большой начальник! Горазд раздавать приказы. Напрочь забыл, как сам был таким же неопытным. И с рабочими через губу разговаривал. Разве это не показатель? – спросила Аня.
– И тут он верен себе, – усмехнулась Инна.
– Пришпоривал подчиненного? Обычная практика. Не самому же за него работать. С лодырями только так и нужно поступать. Ты бы такого взашей, пинками вытолкала, – возразила подруге Лена. – Большие требования, большие ожидания. Это нормально.
– Когда дело касается барыша, Федька весь там… выцарапает выгоду из любых обстоятельств. Не угнаться за ним. Всё у него сводится к деньгам. Эмма на работе проводит физико-химические опыты, извлекает квадратные и кубические корни, а Федька – выгоду.
– Так ведь бизнес, а не бальные танцы, – заметила Лена.
– В бизнесе напористый, страстный и одержимый или все-таки с печатью заурядности? – уточнила Жанна.
– Скорее, хамоватый, наглый, циничный. Бескомпромиссный, но расчетливый. Увертливый: не подберешься к нему, не ухватишься. Хоть гвоздями к стене прибивай. Вмиг захапает то, что плохо лежит. О таких у нас в деревне говорили: «У него хитрость, лишенная ума, и добродушие без доброты». Его не интересует человек, который в данный момент ему не нужен. Он о нем просто забывает. Какой богатый дерзновенный ум! «Его деловые качества выше всяких похвал! Так воздадим же ему должное с присущим нам умением», – речитативом дурашливо пропела Инна. И добавила уже вполне серьезно:
– Жанна права, для мужчины некоторые из Федькиных качеств важны, тем более что живем мы теперь в холодном, расчетливом, лишенном поэзии мире. И в этом плане с ним стоило бы водить дружбу. Не зря же он до сих пор работает в серьезной фирме.
– Можно, но только осторожно, – подхватила Аня. – У Федора друг есть. Так его бизнес процветает в основном за счет попавших ему на крючок неудачников. А ведь мы знаем: «Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Но не имея реальных подтверждений, я не хочу обобщать.
– Тебе моего слова уже недостаточно? – возмутилась Инна.
– А я думала Федор свою фирму создал, – удивилась Жанна.
– Так и создал. Но сначала я расскажу тебе каким он был в восьмидесятых. Вежливый, подобострастный в присутствии начальника. Грибоедовский Молчалин. Рассказывали, будто насмерть схватился с очередным конкурентом на его кресло. Уже начал было верить в неминуемый провал, но усидел и «опустил» соперника. Сожрал – не подавился.
– Расчистил себе путь наверх? Он не умеет достойно проигрывать? – спросила Аня.
– А ты хотела, чтобы он, как ты…
– Получается, по нынешней жизни ему бы цены не было, если бы не пунктик?.. – саркастически заметила Жанна.
– У многих теперь есть свои «особенности», на которых они зацикливаются, считая, что то, что они отстаивают, должно быть только таким и никаким иначе.
– Федор превыше любви и дружбы ставил карьеру. И если приходилось выбирать между деньгами и совестью, он долго не колебался. Протискивался в любую щель, локтями отпихивая соперников. Герой нашего времени, – дополнила Иннину характеристику Аня.
– И все равно не многого он добился при Союзе. Был птицей невысокого полета.
– Не всякое препятствие можно обойти. Не спился, не стал бомжом, семью обеспечивал. По той жизни это было много, да и по нынешней, – задумчиво произнесла Жанна.
– Это еще вопрос, кто кого содержал. Не перетрудился. Любил себя, берег, – фыркнула Инна.
Лена слушает, не открывая глаз. До нее с трудом доходит смысл отдельных фраз, выхваченных из разговора подруг.
– …Умный и хитрый – не одно и то же. Жаль, что хитрые и наглые чаще всего побеждают умных. И устраиваются в этой жизни они, как правило, лучше.
– Федор сумел, не прогорел, как многие, начинавшие с ним.
– Тихой сапой.
– Он же холерик, – не поверила Жанна.
– Независимый, равнодушный вид придавал ему особую пикантность. Мог интересно пошутить. Являл собой пример надежности. Он везде «свой человек». Мне так казалось. Я наблюдала за ним, когда приезжала к Эмме, – добавила Аня осторожно.
– Это ты о ком? Ну и фантазерка! – презрительно рассмеялась Инна. – Где ты узрела столько достоинств? Если уж открыто высказывать правду, то в шутках Федьки было больше пошлости и насмешек, даже издевок, чем остроумия. Не веришь? Век оргазма не видать! – искренне возмутилась Инна.
Лена насторожилась. Инну начинало заносить.
– Вел себя Федор несколько театрально, но это же не порок. За эту манеру я его не осуждаю. Он так устроен, – объяснила Аня.
– У меня тоже всегда наготове мое главное оружие – ирония. Ну и что из этого? – Инна с холодным недоумением посмотрела на Аню. Но та увидела, что в ее взгляде любопытство боролось с презрением. – Нет слов как хорош? Как много в нем стоящего! Неотразимый, уникум. Поёшь – прямо-таки сирена. А в древнегреческой культуре лукавая сирена – символ похоти, зла и нелегитимной сексуальности… Расхваливаешь на все лады! «О, какой случай представился! Я лицезрела самого Федора!» Ты тоже прощала бы ему фривольные приключения?
Занавес поднимается и опускается, но мы не видим изнанки… Гаденыш, смотрит на каждую женщину так, словно их связывала давняя любовь. Демонстрирует отработанные перед зеркалом взгляды, которые однозначно напрямую без намеков говорят о его победах. Воображает, что в памяти женщин остается живой легендой. Это тебе в нем нравится?
– А это здесь при чем? – растерянно захлопала белесыми ресницами Аня. – Мы же про работу…
– Ты в восторге от обаяния наглости? Не устаю тебе удивляться. Уважаешь за то, что шагал по головам, за то, что связи любовниц сыграли не последнюю роль в его карьере? За то, что затопчет упавшего, не посочувствует проигравшему, – быстро перестроилась Инна. – Ты помнишь его шутливый девиз: «Хороших друзей нельзя купить, но их можно продать». Ни с кем не считается, если надо провернуть выгодное дельце. Никогда не унывающий циник. В его сердце душевный вакуум, – с оттенком привычной насмешливости перечисляла Инна.
Лена легонько сжала плечо подруги.
– В нем удивительно уживается непорядочность и трудолюбие. Вот ведь какая интересная двойственность натуры, – сказала Аня.
– Где ты разглядела трудолюбие? По верхам глядишь. Разве что на виду у начальства. Работать не умеет и не хочет, только командует. Его стезя – руководить малым коллективом. Там всё на личных контактах. Это его конек и его потолок. Большой он не потянет, – опять язвительно проехалась Инна. – Плохо ты его знаешь. Он всегда готов проскочить за чужой счет. Не в его характере упускать такую возможность, тем более позволять припахивать себя. У него этот инстинкт срабатывает автоматически. Он и в семье себя так же ведет. И в ней его притязания хоть на малую, но власть.
– Но деньги-то Федор зарабатывает. Где же логика? – удивилась Жанна. – Ах да, женщины! Всё ради них.
– …Мужчины, возможно, и умнее нас в производственных делах, но что касается быта и воспитания детей – тут женский приоритет безусловен. – Это Аня увела подруг от беспредметного и бесцельного, как ей казалось, разговора.
– Они много чего не понимают, – усмехнулась Инна.
– Сильно сказано. Но это не значит, что мужья должны отстраняться от участия в домашних делах и от общения с детьми. В воспитании обязана присутствовать мощная мужская составляющая, – сказала Жанна.
– …Я читала, что гениям позволительно в поведении немного уйти от нормы. – Аня опять попыталась осторожно подтолкнуть подруг к интересующей ее проблеме.
– Федор даже не талантлив. Меня поражает однообразие его внутреннего мира. Оно не дразнит воображения. Это сейчас он немного изменился, стал «своим и в овчарне, и в стае волков», – резко проехалась Инна. – Только в такого он превратился, когда преуспел на новом выбранном поприще. Будто проснулся. А до того особо ничем не выделялся. И если быть до конца честной, скажу: его поступательное движение по служебной лестнице было минимальным. Наверх его особенно не звали. Невыдержанный, пустой фантазер с болезненно-сладким ожиданием успеха. Снискал известность только глупостями и ошибками. Неоднократно получал публичные выволочки, оплеухи и даже осмеяние. Глохла его карьера. И хитрый начальник его использовал и зажимал. Жили они с Эммой более чем скромно.
– «В роскошной бедности, в могучей нищете». «Моих подметок стертое величье». Мандельштам, – подала не слишком развернутую реплику Жанна.
– Все мы вскармливали свои души в закромах великой русской литературы, – с воодушевлением подхватила Аня. – В квартире минимум вещей без всяких затей и только книги – «убогая роскошь интеллигентских семей», и «…нашей жизни скудная основа!» – были в достатке.
– И вдруг Федор в перестройку, в девяностые, нашел себя. Свобода! – сказала Аня.
– Он свою потребность в свободе «прекрасно» реализовывал и до перестройки… в распутстве.
– Случилось непредвиденное? – не слушая Инну, предположила Жанна.
– Непредвиденное? Жена помогла. Какой-никакой, а все же муж. Хоть плохой плетень, да за ним тише, – поговоркой ответила Аня. – Спрятала Эмма свою боль поглубже и поддержала Федора, когда ему было трудно. Он пытался слесарничать, столярничать, а она сердилась, мол, так дела не делаются, просчитаешься. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что не могут детали, выточенные вручную, конкурировать с теми, которые сошли с заводского конвейера, хотя бы количественно. Твоя задумка обернется провалом. Примени знания по своей специальности и организуй что-либо подходящее. Сколоти бригаду, займись хотя бы ремонтом дорог. А Федька нет чтобы навострить уши, прислушаться, упорствовал, теряя драгоценное время и клиентов, которых подхватывали более шустрые. Не получалось у Эммы стронуть мужа с места. Он всегда невысоко ценил ее ум, ни в грош не ставил ее заслуги. А ведь она, если разобраться, всегда была мощной опорой их семьи. Думаю, он умышленно не замечал ее советы, завидовал, ревновал.
