Лариса Яковлевна Шевченко
Её величество
– Это Эмме решать, – сухо заметила Лена. Но разговора этим не прекратила.
– Сгинула любовь. «Смертелен уровень воды, когда в него впадают слезы». (И она обожает Валентина Гафта?) Испила Эмма до дна горькую чашу «любви», ощутила в полной мере женское «счастье»! В ее откровениях не было ни вызова, ни позы. Знание беды открыло ей глаза, но не разорвало узы брака. Очевидно, лимит оптимизма еще не исчерпала. Настоящая любовь многое прощает.
– И допрощалась, – одновременно, не сговариваясь, сказали Инна и Аня.
– Аня, ты и тут с Инной заодно? – удивилась Жанна.
– Всю жизнь, бедная, следовала в фарватере своего мужа. А эти многочасовые вахты у плиты ради его привередливого вкуса! Забыла, что сама представляет нетривиальную личность? А он каплю за каплей пил из нее кровь. Такова судьба тонко чувствующей, талантливой женщины в абсурдном мире… непорядочного мужа, – возмущенно провозгласила Инна. – В Эмме накапливалось тяжелое темное раздражение, из которого не было другого выхода, кроме тоски. А причина тому – ее тупая бетонная преданность и непонятная болезненная покорность.
– Даже между самыми близкими людьми бывает глухое непонимание, о чем неопровержимо свидетельствует пример Эмминой семьи, – вздохнула Аня.
– Близкими? Ха! Это с Федькой она близка?
– Эмма не случайно утратила чувство свободы. В жизни ничего не бывает просто так. Были предпосылки, была предрасположенность. Помните, ей было неинтересно в компании, если в ней отсутствовал Федор, – припомнила Жанна.
– Так ведь любила, – подсказала Аня.
– Эмма забыла слова Конфуция: «Счастье – это когда тебя понимают». И продолжение: «Еще большее счастье – когда тебя любят». А Федор не понимал и не любил ее.
– «А самое большое счастье – когда любишь ты», – добавила Аня уверенно.
– И это успокаивает? Поднимешь эту мысль на щит? Есть дети, внуки, деньги, признание, но когда нет взаимной любви, теплоты, жизнь кажется несостоявшейся, – возразила Ане Жанна. – Настоящая любовь не потерпит предательства и безразличия, а Эмма терпела.
– Так ведь из-за детей, – заметила Аня.
Инна неожиданно заявила с угрюмой категоричностью:
– Эмма сама себя предала.
– Ого!? – дружно выдохнули три женщины.
– Не смогла вовремя раз и навсегда отринуть Федьку, не ушла, а теперь локти кусает. Если бы оставила его, давно бы успокоилась и не рвала себе сердце. Люди, находясь в трудном положении, быстро изобретают для себя наиболее рациональный, удобный или хотя бы вполне приемлемый способ выживания.
При этих словах Аня зябко и нервно обхватила руками свои худенькие плечи и застыла в ожидании продолжения обмена мнениями. А в ее голове прокручивалась мысленная поддержка Эмме: «Не все на это способны. Когда любишь, доводы логики бессильны. Федор заслонил ей весь мир. Вот и сносила все. Такое иногда бывает».
– А что скажет наш главный эксперт-теоретик, апологет справедливости? – еле разомкнув губы, «уронила» насмешливую фразу Инна. И добавила более эмоционально:
– Мужчины! Бойтесь гнева терпеливой женщины! Это смерч, это тайфун!
– Это цунами, – с улыбкой дополнила Иннин список природных явлений Жанна.
– …Бесконечное однообразие семейной жизни – пеленки, плач детей в течение нескольких лет подряд – многих разрушает. И, конечно, первыми не выдерживают мужчины. Мне один знакомый рассказывал, что жена после родов выглядела непривлекательно, от нее все время пахло молоком, потому что его было в избытке, вот он и увлекся одной дамочкой. Та всегда была прибранная, ухоженная. Ну я, конечно, высказала ему свое грозное мнение! – долетел до слуха Лены тихий заунывный голос Ани. – А другой растеряно мямлил, что претензий к жене никаких не имел. Она очень хорошей была, ради моей карьеры бросила любимую работу, устроилась рядом с домом не по специальности. В семье всегда царили любовь, уют и покой. А почему разошелся, не знаю. Наверное кризис среднего возрасти. Уходя мы думаем только о себе. Собственно, вообще не думаем. А со второй, чтобы доказать серьезность намерений, я обвенчался. Но и это не удержало от развода. А теперь мне режет сердце, что ее новый муж стал для моего сына другом, а не я. Думал, больше никогда не женюсь. И вот в пятьдесят пять снова надел кандалы. Она на тридцать лет моложе, и у нас ребенок. Горжусь собой: я еще могу… я мужик! А удержу ли рядом?.. Почему я такой? Где начало той ниточки за которую должен был держаться, я так и не знаю. До сих пор не нашел.
«Сейчас опять набросятся на Федора, как голодные стервятники? С рвением инспекторов или судебных приставов будут копаются в причинах его поведения. Потом скажут: он полностью изобличен! Так ли его фигура однозначна? Хотя, если вспомнить судьбы Ирины, Лили, Гали, Риты, Эммы… До чего же похожи сценарии семейных неурядиц моих подруг! Вырисовываются очень четкие параллели. А нюансы зависят только от характеров действующих лиц. Пил, гулял, был лодырем, эгоистом. Ушла, терпит, выгнала, болеет. И что было этим женщинам бонусом?.. Кто-то очень умный грустно пошутил: «Земля – это огромный театр, в котором под различными названиями играется одна и та же трагедия».
Предпочитаю избегать подобных диспутов. Я склонна свободное время тратить более рационально. И от этого разговора я не ожидаю для себя ничего интересного. А Аня на удивление жадно ловит каждое слово Инны. Наверное, по какой-то личной причине рассуждения Инны больно цепляют ее или чужого живого опыта набирается, чтобы донести его своим подопечным? Чехов писал: «Умный любит учиться, дурак учить». Аня – молодчина-дивчина», – устало подумала Лена. И ее мысли стали разбегаться и рассеиваться как утренний туман под первыми лучами летнего солнца. – А Инна умеет хранить чужие тайны? Она как сейф с двойными стенками? Даже мне не рассказывала об Эмме. А я думала, она только ради меня надежно держит язык за зубами. Вот так живешь рядом с человеком, дружишь десятилетиями и не знаешь его редких достоинств», – внутренне улыбнулась Лена и «поплыла» в царство Морфея.
15
Инна шепчется с Жанной. В тиши ночи четко слышно каждое слово:
– «…Саднит душа, раненная отравленными шипами розы… Осталась я загнанная, одинокая, ущемленная, обиженная на весь мир, неспособная избавиться от своей беды… Только себя извожу», – плакалась у меня на плече Эмма.
«Вы так долго притирались, подгонялись… и вдруг такое: он ведущий, ты ведомая. Ты же умная! Как это могло случиться? Подловил на жалости, запряг, и ты в одночасье пропала?» – удивлялась я.
«…Какой болезненный удар в сердце: себя делил между ними и мной! Если бы не любила…» – опять слезами отвечала Эмма на мои вопросы-упреки, извиваясь на острие собственной боли.
А в глазах ее была такая смертная тоска! Мне хотелось проучить этого гада так, чтобы развились в нем органы чувств, с помощью которых человек распознает дурное и хорошее. И я, охваченная нестерпимой жалостью, советовала Эмме: «У тебя столько забот о настоящем, что некогда думать о будущем? Пойми, мир больше, чем твои беды. Не растравляй себя, не трепли свои нервы. Выйди из ступора и живи, раз дана такая награда! Я тебе уже советовала найти себе предмет обожания. Обожание – не преступление против брака. Это не любовь и даже не влюбленность. Это когда тебе просто приятно видеть этого человека, когда от встречи с ним повышается настроение, забываются неприятности. И не более того. Оно не идет в разрез с совестью. В твоей постной, унылой, постылой судьбе надо уцепиться для отвлечения хотя бы за какой-то ничтожно малый шанс. Трудно вести жизнь, наполненную только горем и трудами праведными. – В моем тоне звучал вызов. – …Я бы на твоем месте сыграла ва-банк. Мне не посчастливилось: не случилось, не выпал козырь. Не вышла я в дамки. Может, тебе больше повезет. – Я так резко говорила, боясь, что Федька выжмет из нее все соки и сбежит. А этого неподготовленная Эмма не сможет вынести. – Ну, или хотя бы в гости чаще ходи. Помнишь, у Окуджавы: «И слаще друзей голоса». Ты совсем отреклась от подруг. Не звонишь даже».
Правда теперь говорят, что «лучшие друзья девушек – брильянты», – вспомнилось мне. Но вслух я этого не сказала. Не тот момент, чтобы шутить.
А Эмма, не сдерживая досады, все о своем плакала:
«Это я до свадьбы была кошкой, гуляющей сама по себе».
«А после свадьбы Федька стал «бродячим» котом», – пыталась я перевести Эммины слезы в шутку или в злую решимость.
«Ну сказал бы, что эти женщины для него ничего не значат. Я готова поверить. Но он их превозносит, хотя подбирает всех, кто попадается на пути, без разбору. Он окончательно потерял в своих желаниях и многочисленных привязанностях понимание истинности чувств. И все это в нем от бесхарактерности. И даже то, что делает он мне гадости назло, как вредный ребенок. А я от всего этого испытываю к себе полное отвращение. И в чем мне искать спасение? Откуда его ждать?» – горько сознавалась Эмма и замирала в доверчивом ожидании сочувствия.
Что я на это могла изречь? «Пусть мужество не покидает нас, коль наш грозный Бог заломил за счастье женщины тройную цену»? Нет, я сердито отвечала, что Федька изначально был слишком жалок и мелок для большого чувства. Он, видите ли, застоялся в браке! Бьет копытом. Динамику взаимоотношений ему подавай с тремя детьми. А что он сам сделал, чтобы облегчить тебе жизнь? Ты ведь тоже работаешь. И тебе не меньше Федьки нужна яркая любовь и положительные эмоции. Знавала я подобных субчиков».
«А ты, можно подумать, сегодня идеально интеллигентна. Бездумно полощешь чужое белье как енот-полоскун. Язык чешется без сплетен, деревенеет без жареных фактов? Где же я слышала эту жесткую фразу: «онанирующее сознание»? Но ведь не агонизирующее, – подумала Лена и почему-то взглянула на Аню. Та лежала с обычным для нее тревожно-печальным лицом, отстраненная, погруженная в свои переживания. – Инна, рассказывая об Эмме, наверное, впервые так мощно выплеснула и свою собственную боль. Что ее всколыхнуло и подтолкнуло, что оказало решительное влияние? Может, опять заболела? Не дай Бог. Мягко говоря, сегодняшний диспут, с моей точки зрения, подруг не украшает… Но я, похоже, зануда, каких мало».
Инна заметила недовольное выражение лица Лены.
– Тебя шокируют Федькины зигзаги?
– Что тобой движет, когда ты так активно внедряешься в чужие секреты? – совсем тихо прошептала Лена.
– Обычно я виртуально, мысленно погружаюсь, но тут… ты же слышала, я «по просьбе трудящихся», – обиделась Инна. – Эмма замуровала себя в четырех стенах, заживо похоронила и в полном замешательстве переживает свои трудности в одиночку. Она не ищет выхода из беды, поэтому совсем сникла. Я помогала ей чем могла. А вчера она будто сломалась и раскрылась перед нами. Что доконало ее? Федька выкинул очередной финт? Может, ей помог расковаться мой недавний совет: выдохни свои несчастья и живи дальше?
Федька злоупотреблял и жестоко манипулировал Эмминой любовью, и это при том, что слишком нуждался в ней, чтобы уйти из семьи.
– Нуждался и не замечал? – не поняла Аня.
– Он тщательно маскировал эту потребность под личиной безразличия и наглости.
– Инна, не увлекайся описанием слез. Преподноси нам готовые мнения и выводы, – попросила Жанна.
– Эмме турнуть бы Федьку или хотя бы попугать, тогда всё и выяснилось бы. А она слишком озабочена проблемой сохранения семьи, что и укрепляет в муже уверенность в его безнаказанности.
– Сообразуясь с вышесказанным, сделаю тривиальное заключение: вот так всегда бывает – заваривают кашу вместе, а расхлебывать приходится одной женщине, – сокрушенно вздохнула Аня.
– Эмма заваривала? – вознегодовала Жанна.
– Я в принципе.
«Я по-ги-баю!.. Понимаю, не могут девчонки молчать, сочувствуя… И все-то у них на уровне примитивных разговоров, а выводы делают, будто дебатируют на научной конференции в стенах РАН, – насмешливо подумала Лена. – Но сегодня им всё прощается».
– Федор не мог жить без того, чтобы не быть окруженным любовью и вниманием. Пусть даже с помощью денег, но он добивался этого. Шутил, мол, ничто человеческое мне не чуждо.
– А женщине чуждо? – хором запротестовали подруги в ответ на Анины слова.
– Мужчины и женщины – совершенно разные вселенные. Жизнь неодинаково преломляется в их сознании. У мужчин другие инстинкты, иное понимание и мироощущение. Но эти миры пересекаются, и им приходится взаимодействовать, – усмехнулась Инна.
– Не вздумай повторять нам мужских бредней, которыми они пытаются оправдать свою непорядочность. Все мы из одного теста, только некоторые жизненно важные функции у нас не совпадают. Физиологическое и социальное распределение обязанностей в семье вынуждает им соответствовать. Некоторым особям, числящим себя сильным полом, не мешало бы задуматься над тем, как оправдать бессмыслицу своего существования и беспощадно оценить в «своем нутре» процентное содержание истинно мужского, как-то: достоинства, способности защитить, обеспечить, – провозгласила Жанна.
– Защищать семью – природное генетическое свойство мужчины, а у Федора его не было. Это сколько же поколений эгоистов должно было пройти, чтобы изжить его из себя на генном уровне? Помню, Эмму потрясла фраза Федора: «Кто я такой, чтобы спорить с матерью?» Она ей многое объяснила в муже. Эмма в тот день сказала мне: «Я вдруг такое неизбывное горе почувствовала, поняв, что мои усилия были напрасны!» А я ответила: «Валить тебе надо оттуда». Но у нее уже были дети.
– Если бы после развода детей – хотя бы мальчиков – оставляли с отцами, у них появилось бы чувство ответственности.
– Ой ли. Не грузи нереальным, не напрягай понапрасну. Много ты знаешь примеров удачного воспитания детей отцами? По всей России на пальцах одной руки можно посчитать, – рассердилась Аня.
– Женщинам тоже не всегда в одиночку удается хорошо справляться с детьми, – не отступила Жанна.
– Многие мужчины отмахиваются от проблем. Вот и растят женщины без мужской руки женоподобных мальчиков. А с другой стороны: чему могут научить такие мужья, как мои? Пиво пить, на диване валяться, над женой изгаляться? – согласилась с Аней Инна.
– Ты свою теорию строишь на исключениях из правил, а не на статистике, – заметила Лена.
– Благодушествуешь, как Жанна? А про пятьдесят процентов разводов забыла? Это же кризис института семьи, – возмутилась Инна. – Вспомни мой последний коллектив. Много в нем было счастливых женщин? У Вики муж загулял. У Светланы вовсе сбежал. Галина четырнадцать лет своего ждала, в семье его матери жила, да что-то не сладилось у них. Дочь – ее смысл жизни. И у Оли муж непутевый. И все эти женщины очень даже положительные. Только у Кати и Людмилы мужья прекрасные, хотя о них самих можно открыто сказать: одна хитрая, другая стервозная. Обе маленькие злючки, ничего особенного из себя не представляющие. Вот и соображай.
– Маленький человек может отбрасывать большую и очень черную тень, – усмехнулась Лена.
«Что она этим хотела сказать?» – задумалась Аня.
– Инна, вспомни нашего бухгалтера, декана биологического, моего коллегу с радиофизики…
– Мне этих примеров мало.
– Ну, если уж женщины-депутаты в Думе руками разводят, так о чем мы спорим! – сказала Аня.
– Ты это о ком?
– Хакамада говорила, мол, я понимала, что мужчина – это человек, который что-то дает женщине, а остальное оставляет себе. Как настроишь себя, так и ведешь в семье.
– Может, у богатых такие правила, но я про обыкновенные семьи речь веду, где любовь правит, а не деньги.
– Последние годы знакомые юноши и девушки часто жалуются мне, что их партнеры не хотят заводить семьи по любви. Сначала выясняют материальное положение претендентов, – сказала Аня.
– Уже не получается их причесать под себя? – усмехнулась Инна.
– …Мужчине всё позволено, – услышала Лена голос Жанны.
– Это не общественное, а мужское мнение, и его надо переламывать. Сын одной моей приятельницы в разговоре как бы мимоходом, но вполне серьезно употребил потрясшую меня фразу: «В чем он должен признаваться и каяться? Мужчина в принципе не может быть виноватым». Вот лозунг жизни таких, как Федор! От них надо бежать побыстрее и подальше… Если их будет много, они же мир разрушат до основания! Помню, я долго переваривала шокировавшее меня заявление, – как всегда, на примерах доказывала свое мнение Аня.
– Так и не переварила? – рассмеялась Инна.
– От фонаря заявление того парня, – сердито сказала Аня.
– И, тем не менее, оно бытует.
– Истинно то, что многократно обсуждено и осмыслено, – хмыкнула Инна. – Займемся? Разовьем или в пух и прах разобьем эту беспардонную теорию? Дело нам привычное!
– Не потянем, – испугалась Аня. И в сердцах повысила голос:– Какой демарш! Страшно, когда жестокий абсурд мужской логики объявляется нормой человеческих отношений.
– Ни бельмеса они не соображают, но много воображают, – рассмеялась Инна. Ей надоел серьезный тон разговора.
– А еще он сказал, что мужчина более свободен в браке. И я ему ответила: «В одной этой фразе ты выразил свой взгляд на семейную жизнь. Умопомрачительное заявление. Тебе не надо жениться. Почему более свободен? Кто определил тебе эту свободу? Отец, мать? А если жена себе ее назначит?».
– Неотъемлемое право мужа быть мужчиной, – твердо заявила Жанна.
Продолжать тему ввиду ее полной ясности смысла не имело.
«Может, тот парень просто пошутил. Только безмужним женщинам часто бывает не до шуток», – мысленно посочувствовала Ане Лена.
Инна, выглянув из-за плеча Лены, вернулась к своей теории:
– Вот и я, бывало, только поверю, что любовь мужчины навсегда, так судьба сразу и разуверяет меня. Мои жалкие мужья умели только ныть, пить и… так далее по списку. Изводили. А я еще умудрялась их содержать, держать на цугундере, – черт бы их всех побрал! – надеялась перевоспитать. Да и любовники по мужским качествам от них не далеко стояли. Случалось, моя жалость к ним переходила в нежность… А они не умели ее ценить. Чего хотели? Чтобы я нянчилась с ними до последнего вздоха. Так их всех, перетак…
Но у меня хватало ума относиться к разводам как к законченному действию. Именно они для меня оказывались самыми счастливыми моментами. После них наступало время ожидания чего-то нового, радостного, надежного. Я жадно вдыхала в себя запахи окружающей жизни и вновь расцветала. Я никогда не выполняла чужую волю. Не в моих правилах сохранять с мужьями после разводов добрые отношения. Я не из тех великих женщин, что всё могут понять и простить. Вспоминая свои замужества, я всегда ловила себя на желании выразиться «крепче и ярче».
– Есть поговорка: не смотри, как живут люди, смотри, как разводятся, – сказала Лена.
– Я жила тяжело, расходилась легко. Это тебе о чем-то говорит? Мне лично – нет. Вот говорят, память изгоняет всё, с чем ей трудно справиться, а у меня не получается. Как тут вылечишься от прошлого? Оно как черт у пушкинского Балды – на загривке сидит, крепко вцепилось, не столкнешь.
Моей подруге больше повезло. Любовник на самом деле ее любил. Ей с ним было интересно как ни с кем другим. Он выучил ее и вывел в люди. И она его никогда не подводила. Понятное дело, что он страшно ревновал и бесился, когда она вышла замуж, потом еще раз. Детей не от него нарожала. Ей страшно завидовали – чужого счастья люди не прощают, – гадили. Подруга сознавалась мне, что ни один из мужей не делал ей столько хорошего, как этот любовник. С ними ей приходилось самой нянчиться.
После всех моих злоключений я рядом с таким мужчиной согласна была бы оставаться в статусе любовницы столько, сколько он захотел бы сам. И не считала бы это для себя унижением, – сказала Инна.
– Всем нужна любовь. Обычно каждый человек в глубине души тянется к идеальной, прекрасной любви, – сказала Аня.
«Опять затевает ликбез?» – поежилась Лена.
– Но кое-кто ее опошляет своими дурными наклонностями, – подпела ей Жанна.
«Распотрошили Федора как петуха для поминального стола. Нельзя на всю жизнь приковывать человека к его заблуждениям. Женщинам свойственно преувеличивать, тем более что «никто не герой пред своею женой». И та же Инесса, как правило, не может обойтись без отсебятины. На живую скрепляет отдельные факты и фактики и создает собственную картину. Всё у нее то в трагическом, то в водевильном ключе, – рассудила про себя Лена. – Начал Федор гулять, наверное, по слабости характера или ради забавы, находясь в алкогольном чаду, потом «успех» ударил в голову. Комплименты женщин не одного мужчину сгубили. Возможно, он не так уж и плох, как его «малюют» девчонки. Навешали на него всего и всякого… Лариса как-то писала: «Столкнулась с Федором. Он шел совершенно раздавленный. Меня не узнал или был не в состоянии узнать. Я не рискнула к нему подойти. А когда второй раз увидела, он бежал, как человек, почувствовавший огромное облегчение. Будто ему руки развязали». А вдруг он по-достоевски сложный человек? Хотя, если судить по рассказам моих подруг, вряд ли. Мне бы поговорить с ним на завтрашней встрече. Как говориться, дать высказаться и жертве и палачу. Думаю, он не преминет прийти «повыставляться» перед Эммиными подругами. Мне интересен этот персонаж. Хочу его изучить. Надеюсь разглядеть в нем что-то положительное».
– Федор, наверное, женщин не классифицирует, каждая единственная, неповторимая, несравненная… и роковая, – усмехнулась Инна.
– Для меня слова «глупый», «злой» и «непорядочный» с детства были синонимами. Я не представляла такого, чтобы умный человек был злым, – сказала Аня.
– Очевидное редко бывает истинным, – заметила Лена.
– Умный обязан быть воспитанным, он не должен позволять себе гадкое, – возмущенно заявила Аня. – Вот, допустим, мужчина, оставивший своих детей, для меня не мужчина.
– А как же «злой гений»?
– Это исключение.
– А пятьдесят процентов разводов ты в какую категорию отнесешь?
«Лена, если возникает, то всегда по делу, по существу, только подтекст ее слов не всегда удается расшифровать», – подумала Жанна.
«Сподобилась. Высказалась наконец наша патентованная молчунья. Это ее линия защиты, таков ее способ обороны? Наверное, многим не по сердцу ее скрытность. Словно боится выболтать великую тайну. Она даже мне действует на нервы, – созналась сама себе Аня. – Правда, Инна еще в общежитии заявляла, что хотя внешне Лена веселая и легкая, внутри она – интроверт. А улыбка – ее маска, «надетая» еще в детстве. Это, конечно, многое объясняет».
– Я, размышляя о Федоре, всегда вспоминала браконьерствующих рыбаков, которые по-своему воспринимали слова Мичурина о том, что природа богата ресурсами и взять их у нее – главная задача людей, – рассмеялась Инна.
«Выковыривает грязь «из-под ногтей» истории Эмминой семьи. Зачем Инне этот душевный стриптиз? Я хотела узнать суть, причину разногласий. И чтобы коротко. Вчера, повинуясь внезапному порыву, я чуть было ей всё своё наболевшее не выложила. Смотрела бы она сейчас на меня с этакой полуулыбкой, словно мы с ней разделили нечто много большее, чем знают другие», – нервно передернула плечами Жанна, уже сожалея о своей просьбе рассказать об Эмме.
– Ведет себя Федька так потому, что у него нет способности к простым радостям жизни. Ему требуется катализатор. Ты же не станешь отрицать, что для создания семейного счастья требуется определенный талант? И еще трудолюбие. А если их нет?
– Уважение друг к другу нужно – это главное, а оно уже повлечет за собой остальное положительное, – ответила Инне Жанна.
– Без любви? Запредельное терпение?
– Эмме хотелось покоя, безмятежности, тихой нежной радости, чтобы без конфликтных ситуаций. Вот она и жила, стараясь не копаться в уже прожитом. И чем вознаграждена? Понимаю, в семьях за доброту не награждают, за жестокость не наказывают, – сердито забурчала себе под нос Аня. – Эмма для Федора была слишком безупречной. Это его бесило. В армии он служил прижухнув, носа не высовывая. Доходили слухи. А тут, перед женщиной, он герой, командир. Там его унижали – наелся обид, аж из ушей лезло, – мечтал: кто бы взял его под благодушную опеку. Вот и радуется теперь, принижая других, без вины виноватых. Если уж идешь с человеком по жизни – да еще с таким хорошим, – так береги его.
– И все-то ты знаешь, – в который раз удивилась Жанна.
– Если бы всё было так просто, – остановила Анины рассуждения Лена.
– Есть люди, лишенные рая в душе. Они живут так, будто договор с дьяволом заключили, – фыркнула злой кошкой Инна.
– Ты это о Федоре? – наморщила лоб Аня.
– Ну не о тебе же.
– Кстати, – Жанна резко поменяла тему, – женщина без тайны, что летняя лесная поляна без ярких цветов. А Эмма слишком открыта к людям, а значит, и к боли…
– Невпопад бухнула, – заметила Инна.
– Почему же?.. – Жанна выдержала лукавую паузу.
Инна опередила ее:
– Федька не умел разглядеть изюминки в жене. Его не тянуло в идиллическое семейное болото. Он искал карнавала, фейерверков, прелести, новизны и не утруждал себя нравственными соображениями. А женщины это чувствовали и использовали его. Он торопился жить. Говорил: «Любовь на старость отложить нельзя». А Эмма отвечала ему: «У тебя не жизнь, а ожидание жизни и чего-то более важного в ней». Ох, эта пресловутая мечта…
– Ты молчишь многозначительнее и значимее, чем говоришь, – хихикнула Жанна. И тут же встретилась с глазами напрягшейся Лены.
Жанна понимала, что не совсем права, но ей хотелось хоть чем-то уколоть свою обидчицу. Она выжидала и не упускала малейшей возможности. Но Инна тоже умела не замечать необоснованные с ее точки зрения мнения и даже обоснованные.
– У кого из нас был талант превращения обычной жизни в праздник? Мы привыкли, чтобы нас развлекали. Если только у Вали. Она – редкостно солнечный человек, ее веселой энергии хватало на всё и всех. Мы же в основном трудяги, ломовые лошади. Тем лишь и ценны. Помню, Валя рассказывала: «Ногу на даче раздробила бревном, потом машину у нас угнали, еще не застрахованную, квартиру обокрали. Но рядом со мной любимый верный человек, и этого мне достаточно. Выплывем». Она обладала поразительным даром чувствовать себя счастливой. Не женщина, а девяносто килограммов оптимизма! Но даже Валю с ее, казалось бы, неиссякаемым оптимизмом, жизнь сломала, – вздохнула Аня.
– Угробила, – подтвердила Инна.
– Судьба человека – великая тайна, – задумчиво сказала Жанна.
– Ангелы, наверное, беспросветно глухи и слепы, если не слетелись на Валины и Эммины беды.
– Такова их интересная особенность и оригинальность – позволять людям вести себя неподобающе. Жена, любовницы – одно другому не помеха, – принялась поддразнивать Аню Инна.
– Отстань! Навязалась ты на мою голову! Федор – бес одержимый, вылетевший из седла и потерявший свои пределы. Его коснулся ангел зла.
– В моем понимании слова «ангел» и «зло» в одном ряду не стоят. Для меня с детства ангел – безгрешный носитель добра.
– Высокие человеческие чувства основываются на взаимопонимании, общности интересов, нежности в конце концов… – как по книге прочитала Аня. – А Федор вызывающе груб, бестактен. У чужой женщины его каждая мелочь восхищает, а за женой больших и важных дел не замечает. Помню, он с таким восторгом повторял примитивные фразы любовницы как самые умные.
– А всё потому, что она ему говорила то, что он хотел слышать, – объяснила Жанна.
– А я слушала и удивлялась его пьяной глупости. Мне хотелось посмотреть ему в трезвые глаза.
– Что ты там надеялась разглядеть? Совесть, стыд, сожаление? Он же никем не дорожит, ни за кого не тревожится. Взбалмошный, резкий, не признающий чужой правоты. Теперь, наверное, уже отъездился по командировкам и меньше находит приключений, – сказала Инна просто так, не ожидая ответа.
– Разве можно сравнить высокую жертвенную, пусть даже трагическую любовь Эммы с этим… шмыганьем от одной к другой? Сотворить такое с женой! Нет ему оправдания! Это же полная потеря лица! – снова закипела Аня. – Помню, Эмма жаловалась: «Я знаю, мир часто груб, грязен и порочен, но мне хотелось, чтобы хотя бы в моей семье ничего подобного не происходило. И вот видишь…»
«Тоже неплохо заливает. Но не с потолка же берет информацию? – недоверчиво слушала Жанна Аню. – Получается, Эмма не только Инне исповедовалась. Правда, уже после пятилетнего молчания, когда заболела… Понять можно. Такую тяжесть в душе носить… Иногда, чтобы не сойти с ума, требуется скорая помощь от того, кто оказался рядом».
– Подруга мне рассказывала: «Старается для меня старый муж, сына моего от первого брака растит, случается, что и белье мое нижнее стирает…»
– Принимала его любовь и помощь, а свою не торопилась демонстрировать? – не дослушав до конца, прервала Жанну Инна. Ее злая усмешка не ускользнула от присутствующих.
– «…А я убить его готова за то, что он ночью к стенке лицом отворачивается. Десять лет мучаюсь», – закончила преподносить жалобы подруги Жанна. – Ну, тут понятно: он ветеран, она на восемнадцать лет моложе, поэтому оставила его и за ровесника замуж пошла. Нянькой при старике не захотела быть. Пока он при деньгах был, не уходила, а как он вышел на пенсию, – так сразу и бросила.
– Стерва, – резко выразилась Аня.
– Она, может, была на грани срыва из-за его «нетрудоспособности», – не согласилась Инна. – И он тоже хорош, за молоденькой погнался. Взял бы себе ровню.
– Сама вспомни что-нибудь более веселое, – после легкой заминки попросила ее Жанна.
– Всегда пожалуйста. Про Вовку с иняза хочешь? Он бесстрашно семь раз шел под венец. И ведь каждый раз по великой любви. Говорил: «Я не могу быть любовником, я по натуре муж». Скольких детей оставил без отца! Осколки судеб…
– Грубо. Но они не в детдомах? Точнее определяй и вычленяй из всего многообразия жизненных моментов главные, – осадила Инну Жанна. Ее больно задело слово «осколки». Оно ей свое нестабильное детство напомнило.
– А почему женщины шли за Владимира? Медом был обмазан? – удивилась Аня.
– Каждая считала, что уж ее-то он не оставит.
– Неисправимая ты, Инка. С тобой можно общаться только ультиматумами. Пойду-ка я лучше проинспектирую содержимое холодильника, – бросила Жанна уже на ходу, на цыпочках пробираясь вдоль стены к двери. Длительное ночное бодрствование и ее позвало в кухню.
– А с тобой шантажом, – не дрогнула и не осталась в долгу Инна, хотя прекрасно знала, что не права.
И добавила уже не для Жанны:
– Говорят, в последнем браке Владимир стал нежнейшим отцом. А когда дочь подросла, он все переживал, правда, в своей прежней манере: «Если я, такой хороший, был таким плохим, что же можно ожидать от этих шалопаев, претендентов на руку и сердце моей дочурки?»
«Можно подумать, девчонки годами в душе носили свои проблемы, а сегодня их прорвало излить друг другу накопленное. А Инна оставит у них о себе не самое лучшее воспоминание», – вздохнула Лена и принялась осторожно массировать колени. Потом она повернулась на правый бок. Ее руки коснулись лица. И вдруг, как в далеком детстве, она почувствовала запах грибов. Перед глазами как наяву поплыли прекрасные картины ранней осени. Лена уже не понимала: сон ли это или явь.
