Лариса Порхун
Счастливая Женька. Начало
– А мне конфет?! И Димуле! Ну, пожалуйста! – Женя и Сергей одновременно улыбнулись. Взаимная привязанность брата и сестры находилась под угрозой от этого домашнего, уютного прозвища «Димуля», которое сын не выносил. Что только не предпринимал двенадцатилетний брат Анечки, чтобы отучить её от этого. Он просил, угрожал, объявлял бойкот, а пару раз, когда сестренка так обратилась к нему при его приятелях, он даже здорово ей наподдал, но все было напрасно. Аннушка делала вид, что все теперь поняла, согласно кивала головой, но через какое-то время можно было услышать, как она, открывая дверь к нему в комнату, елейным голоском произносит: «Димуля, а я к тебе, ладно?» Сейчас Аня по очереди заглядывала в лица отца и матери, наверняка уже хорошо зная, какое впечатление производитеё взгляд на людей. Родители давно заметили, что у их дочери цвет глаз часто меняется, и на это влияют множество причин: настроение, освещение, самочувствие малышки. Даже время года и суток имеют значение. Сейчас на них взирали два горных озерца с лазурно-голубой водой и почти невидимыми, но явственно ощущаемыми тревожными перламутровыми сполохами, до времени покоящимися на самом дне.
Женя заканчивала уборку на кухне, когда туда зашел Сергей и, глядя в упор на жену, без всякого предисловия медленно и резко заговорил:
– Тебя опять видели в Московском, где ты увлеченно покупала спиртные напитки в вино-водочном отделе в сопровождении троих нетрезвых друзей, – Сергей протестующе выставил руку, увидев, что Женька собирается что-то сказать. – Подожди, я договорю… Ты ведь понимаешь, что там живут мои родители?! Это село, Женя, все друг друга знают. Ту неблагополучную квартиру, в том числе, равно, как и её обитателей! – Сергей прикрыл дверь на кухню и закурил, – Каково моим родителям, когда им, не первый раз уже, между прочим, сообщают, что видели опять их невестку в пьяном виде в обществе известного всему селу алкаша и дебошира Лешки и его жены, которую, наверное, и родная мать не помнит трезвой? Женя растерянно улыбнулась и примирительно начала:
– Послушай, Сережа… – Сергей вскочил и в два прыжка оказался возле жены:
– Нет, дорогая, это ты послушай! Довольно я тебя слушал! Говорю в последний раз, ещё раз закатишься к своим дружкам-подружкам, вылетишь из этой квартиры, поняла? Аньку у тебя заберу, ясно тебе это? – Сергей не замечал, что говоря последние фразы, энергично встряхивает Женьку за плечи. – Чего тебя несёт туда, дубина ты стоеросовая? Отвечай!… Чего ты прёшься к колдырям этим, позорище?
– Отпусти меня, немедленно… – процедила сквозь зубы Женя. Сергей тяжело дышал и с какой-то мукой, исказившей его лицо, вглядывался в глаза жены, будто силился найти там ответ. Выходя из кухни, не глядя на Женьку и даже не оборачиваясь, глухо добавил:
– Я предупредил тебя, надеюсь, ты меня услышала. Больше говорить на эту тему не стану, – гулко хлопнувшая за выходящим Сергеем дверь прозвучала для Женьки мрачным аккордом, как бы поставившем точку не только в этом разговоре, но и на их совместной жизни в целом.
Женя лежала на кровати и смотрела, не отрываясь в потолок. Шел третий час ночи. Муж совершенно беззвучно лежал рядом. Женька не знала, спит он или нет. Она боялась пошевелиться и боялась этой абсолютной тишины. Она пыталась вспомнить тот момент, когда её жизнь стала разваливаться на части. И не могла… В какой-то момент ей стало казаться, что она жила с этой круглосуточной тревогой и липким страхом всегда. Просто сегодня это обозначилось явно, и перестало скрываться под маской будничных проблем, забот и волнений. В голове пульсировала назойливая мысль: «Со мной что-то не так! Со мной что-то не так!» Женя повернулась на левый бок и почти уткнулась носом в стоящую рядом с кроватью тумбочку. Она понимала, что Сергей прав, какому мужику понравится, что его жена, как только он уезжает из дому, отправляется «по местам боевой славы», где шляется по сомнительным компаниям и регулярно пьёт. Женька уже неоднократно думала о том, почему так. Ну почему она не может жить, как другие люди? Спокойно, разумно и трезво… И от чего в любой компании она почти всегда быстрее всех напивается? И почему ей так неуютно и тягостно в этой квартире? Когда ей стало тяжело и неинтересно с её мужем? Почему её тянет куда-то, вон из этого красивого дома и что теперь с этим делать? На Женьку снова опустилась волна неприятного холодного страха… На этот раз она почти схватила ускользающую мысль-догадку за вихлястый хвостик. Она поняла: ей так страшно не оттого, что с ней грубо и резко говорил муж, и даже не оттого, что он грозился отобрать у неё дочь, и совсем не развод её пугал, а то, что они оба не сговариваясь, не договаривали и не обсуждали. То, о чем стыдливо умалчивали, бережно обходили и кокетливо не замечали. Женя выскользнула из кровати, бесшумной тенью проскользнула по коридору, включила на кухне свет, открыла форточку и закурила. Глядя на свое множественное отражение в стеклянной двери лоджии, Женька горько усмехнулась. Её муж считает, что вся проблема в том, что она, по его разумению, не ведет должным образом хозяйство, и при малейшей возможности сваливает из дому, чтобы от души повеселиться в гостях у таких же безответственных и аморальных товарищей, как она. Если бы вся проблема была в этом! Если бы!
– Так, ладно, – вытряхивая пепельницу, про себя решила Женька. – Завтра же, вернее уже сегодня, – глянув на часы, поправила она себя, – нужно позвонить Туське и узнать подробнее о том отделении в психоневрологическом диспансере. После того, как она это решила, ей невыносимо захотелось спать, и одновременно она почувствовала, как сильно у неё замерзли босые ноги. Войдя в спальню, Евгения тяжело повалилась на кровать и мгновенно уснула.
11
Глядя вслед Тусе, Женя медленно и неохотно возвращалась в палату. Она лежала в санаторном, или, как его ещё называли «учительском» отделении психбольницы вторую неделю. Уговорила её сюда лечь все та же вездесущая Туся, у которой были связи,наверное, и вкосмосе. Подруга несколько раз говорила с Женей о необходимости обратить внимание на собственное здоровье: почистить сосуды, наладить сон, укрепить расшатанную нервную систему.
– Как новенькая будешь! Вот увидишь! Мы с тобой уже четвертый десяток разменяли, а когда-нибудь по-настоящему занимались собой?! – Женькин угрюмый вид Туся приняла за согласие. – Вот именно! Все бегом, все некогда!
– Тусь, а как же кабинет, у меня только на этой неделе записано больше десятка людей! Ты понимаешь, что начнется? Туся нетерпеливо встряхнула светлыми кудряшками:
– Никуда не денется твой кабинет! Скажешь медсестре, чтоб звонила людям и перенесла их. Она у тебя зарплату получает больше, чем я в своей психушке. Вот и пусть работает…
– Да я потеряю людей, как ты не понимаешь, – Женя достала сигарету.
– Ты, если не начнешь лечение, потеряешь гораздо больше! Эти уйдут, другие придут, ничего страшного… – Туся даже повысила голос, – У тебя невроз самый настоящий, руки трясутся, погляди! – У Женьки и в самом деле, подрагивала сигарета в напряженной руке, она рассыпала пепел на балкончике своего кабинета, где они курили с Тусей, которая примчалась с известием, что обо всем договорилась. – Ты как и кого в таком состоянии лечить собралась?! Ты, извини, конечно, и пьешь из-за того, что не справляешься. Да ты знаешь, если бы я сама там не работала, а до этого не проходила там лечения, я бы не имела права советовать… Ты же помнишь, что со мной было после смерти бабушки? Женя все так же хмуро кивнула. Туся с воодушевлением продолжала:
– Конечно, помнишь, ты сколько со мной возилась… А на работу, как настраивала? Помнишь? А сейчас моя очередь тебе помочь. Женя поглядела на неё и тоскливо, уставшим голосом сказала:
– Туська, он развестись со мной хочет и Анечку забрать… Я не… не смогу… Я не знаю, что делать… Туся забрала из её рук потухшую сигарету, вдавила в пепельницу и обняла Женьку за вздрагивающие плечи:
– Да сейчас прям! Раскатал губу! Кто ему отдаст ребенка, ты что? Тебя, по-моему, ещё не лишили родительских прав. Но подлечиться все же надо, Женечка… Пройдешь курс, и все наладится. У нас такая классная зав.отделением! Она меня буквально спасла! И тебе поможет! Я уверена. Женя кивнула головой:
– Ладно, я сегодня после четырех заеду туда, а сейчас давай чаю выпьем, у меня через двадцать минут пациент сложный. Туся обрадовалась:
– Ну, конечно! Эх, Женька, если бы мне ещё такого гинеколога, как эта Тамара Георгиевна! – встретив непонимающий взгляд подруги, Туся добавила:
– Ну, Тамара Георгиевна, зав.отделением, ты у неё будешь лежать. Я имею в виду, если бы хоть один гинеколог, к которым я обращалась, (а было их с десяток, не меньше!)был бы профессионалом в своём деле, то я бы уже троих родила! И с Мишкой не развелась бы… по причине бездетности… Женя хотела было сказать, что гинекологи тут совершенно не при чем, а просто кое-кому не следовало бы делать аборт на третьем курсе, вот и все, но зная, как для подруги болезненна эта тема, она промолчала. Они сдружились на третьем году обучения. Тогда же, вслед за Женькой, Туся пошла работать ассистентомв стоматологическую клинику. В ординатуре Туська, по большей части,тоже оказалась из-за Жени. Уже тогда было понятно, что хорошим стоматологом она вряд ли когда-нибудь станет. Лучше всех это понимала сама Туся. Врач-ассистент – это был её потолок. Она так и не начала работать дантистом самостоятельно. Тусяпережиладовольнозатяжнойчернополосный период в своей жизни. Он включал в себя и слишком долгожданный, а потому тяжелый и какой-то перегоревший брак с Михаилом.И вязкую депрессию,в течение которой она мучительно решала, что лучше,уйти из профессии или из жизни? И обыденный, такой предсказуемый развод с мужем после невнятного диагноза – вторичное бесплодие. И, наконец, как апофеоз всех её злоключений – смерть любимой бабушки Нины, после которой она прямиком угодила в психоневрологический диспансер, где и нашла, как выяснилось несколько позже, своё призвание. Женька называла бывшегомужа своей подруги – «вечный Миша», так как он не только ходил с Туськой в один детский сад и школу, но и много лет являлся её ближайшим соседом. Их с пяти лет называли женихом и невестой, прочили долгую и безоблачную семейную жизнь с целым выводком счастливых детишек. Примерно так же думала и Туся, да и сам Михаил, по крайней мере, до определенного времени считал, или привык считать так же. Однако, как это часто случается, в действительности все произошло не совсем так. Когда Мишка, который был старше Туськи на два года, после окончания ею школы, сделал предложение руки и сердца, она его со смехом отвергла, так как о замужестве и слушать не хотела. Стремилась исполнить бабушкину мечту и поступить в медицинский. После этого, помрачневший, но не сдавшийся Миша предлагал ей вступить в брак ещё дважды, после окончания его избранницей второго и третьего курсов университета, соответственно. Так же поэтапно она ему отказывала. Все время обнаруживались какие-то препятствия. То полузаваленная сессия, то отъезд невесты на все лето в солнечную Болгарию в гости к своей матери, то просто не ко времени. Тем не менее, все эти проволочки со свадьбой не помешали ей благополучно забеременеть от своего ненаглядного на третьем курсе, и так же благополучно, втихаря, от этого избавиться. И это при всем том, что в роли законного супруга Туська никого, кроме Мишки не видела. А выражаясь ещё более определенно, до тридцати лет кроме Михаила других мужчин у неё и не было. То есть то, что они обязательно поженятся,казалось вопросом решенным и не вызывающим сомнения. На поверку выяснилось, что они являлись живым примером того, насколько коварную и злую шутку может сыграть с людьми привычка и опасное заблуждение, что человек никуда не денется. Туська настолько была уверена в Михаиле, что ни на секунду не сомневалась в том, что он будет ждать её столько времени, сколько потребуется. То есть всегда. Она так свыклась с его близостью, досягаемостью и каждодневным присутствием, что не могла вообразить, что может быть как-то иначе. После третьего отказа, Мишка вдруг собрался и уехал работать вахтовым методом куда-то на север. Это был для Туси первый звоночек, который её не то, чтобы вверг в пучину отчаяния, а, скорее огорошил и удивил, что вот, оказывается, и так бывает. Через год Мишка вернулся, но замуж Туську уже не звал. Хотя она уже ждала, готовилась, и даже предпринимала некоторые мотивационные действия по созданию предпосылок и оживлению, так сказать, общей ситуации. Например, приглашала его на романтический ужин при свечах, заводила целенаправленные разговоры, специально купила несколько пикантных вещиц, т.е. недвусмысленно поощряла молодого человека к активным действиям. Но Мишка намеков не понимал, свечек не любил, глядя на Туську в провокационном боди переживал, что ей холодно и тесно, а во время целенаправленных завуалированных тестов-бесед откровенно зевал.
Второй звоночек оказался куда громче первого. И превратился совсем уж в набат, когда Михаил по истечении трудового отпуска взял и преспокойно улетел в свою Иркутскую область. Ей тогда стало очень понятно выражение «привычный мир рушится». Её мир точно обрушился. По крайней мере, в тот момент она так себя чувствовала. Точнее, она то как раз себя вообще никак не чувствовала, её мир летел в тартарары, а она стояла, наблюдала это и была не в силах что-либо изменить. Тот мир, в котором невысокий и улыбчивый Мишка, прячась за гаражами, курит и встречает её после школы. Тот самый мир, в котором он же, в седьмом классе, выскочив в одной рубашке, навалял долговязому хулигану Юрке, по прозвищу Комар, за то, что тот «шутейно», окунул пару раз Туську с головой в мокрый сугроб. По прошествии некоторого времени, она была уже не против, того, что тот мир, где единственный человек, которого бы она хотела видеть рядом с собой в качестве мужа, разворачивается и молча уходит после её очередного отказа, разбился в дребезги. Она мучительно вспоминала его напряженное лицо тогда, и то, как он морщил лоб, как будто силился, но так и не мог вспомнить или понять что-то очень важное. В ту их встречу, после того, как Мишка сделал неловкую попытку опуститься на колено, Туся рассмеялась, поцеловала его, сообщила, что летит в Болгарию, и добавила, что только законченные неудачницы выходят замуж в двадцать лет, те, кому больше ничего не светит в жизни. – О, дура! – каждый раз вспоминая об этом,Туське хотелось дать себе хорошего пинка. Затем, она ещё совсем немного разрешила себе пострадать, апотом энергично встряхнула кудряшками и начала поднимать и отстраивать свой мир заново. Для этого ею была составлена программа обновленной жизни, состоящей из двух классических частей: минимум и максимум. Программа-минимум включала следующие направления: 1. Найти молодого человека с серьёзными намерениями (и побыстрее). 2. Выйти замуж (разумеется, счастливо). 3. Овладеть профессией, стать мастером (как Женька!Лучше можно, хуже – нельзя!) 4. Отправить бабушку в санаторий и за это время сделать капитальный ремонт (иначе тараканы скоро выживут и нас).
5. Родить близнецов-девочек (можно разнополых двойняшек, но обязательно двоих и сразу). 6. Когда приедет Мишка, демонстрировать отстраненно-холодную невозмутимость, как с малознакомым и не очень приятным человеком.Программа-максимумне была дифференцирована на аспекты и направления, и совсем не отличалась многообразием, а вся умещалась в один-единственный, но зато колоритный и всеобъемлющий тезис: Быть счастливой! (немедленно, всегда и повсеместно).
Туся, отряхнув перышки, взялась за осуществление задуманного. Но составить программу было гораздо легче, чем её воплотить в жизнь. Трудности возникли уже на начальных пунктах. Молодых людей не то чтобы совсем не было, но как-то не очень уж было из чего выбирать. А из тех, что могли, условно говоря, стать её претендентами на серьезные отношения никакого желаниядвигаться в этом направлении у Туси не вызывали. Причем, она догадывалась, что желание это, было обоюдным. С мастерским овладением профессией тоже все было непросто. Туся великолепно ассистировала, но как только ей предлагалось работать самостоятельно, – из ловкой, сообразительной и очень толковой помощницы она в ту же секунду трансформировалась в испуганную и растерянную недотёпу. Женька всеми силами хотела ей помочь. Как-то вечером переделав в очередной раз Туськину работу и препоручив измученного человека врачу-куратору, они вышли на перекур.
– Слушай, Тусенция, – начала Женя, – я, кажется,поняла, в чем твоя проблема.
– Ух ты, может, расскажешь? – с фальшивым энтузиазмом парировала Туська.
– Послушай, всё в твоей голове, ясно?
– Честно говоря, не очень.
– Ну как тебе объяснить, на самом деле ты все знаешь, то есть, ясно, что не все, но ставить композитную пломбу,например, безусловно, умеешь. Просто твой страх, находящийся у тебя в голове, твердит, что ты этого не сможешь. Но это фантом! Иллюзия! На самом деле ты можешь все не хуже того же Шварца! Понятно тебе, он блефует! – Женька победно и радостно смотрела на Туську, которая испуганно обернувшись на кабинет, вполголоса спросила:
– Кто блефует, Шварц?
– Да какой Шварц, дурында. Твой мозг тебя обманывает – глядя на округлившиеся Туськины глаза,Женя со вздохом пояснила, – Ты все прекрасно знаешь, вспомни, ты, чуть ли не единственная из всего курса с первого захода сдала анатомию на «отлично»! Это нашей-то мегере! Причем самостоятельно.И во многом так. Просто иногда твоя голова мешает тебе уверенно и спокойно выполнять какое-то дело. Не знаю почему, – Женька принялась активно жестикулировать, в надежде, что Туське так станет понятнее, – Может однажды что-то у тебя не получилось, тебя высмеяли, обругали, не знаю, и ты споткнулась об это и теперь не можешь себя настроить. Понимаешь, ты как расстроенный музыкальный инструмент…
– Женя, пошли домой… Пожалуйста… – обеспокоенно вставила Туся.
– Подожди, я ведь самое главное не сказала. Так вот…, что я говорила?…Обязательно было перебивать? Ах, да… Если коротко: в головном мозге, да ты лучше меня это знаешь, есть миндалевидное тело, оно отвечает за наши страхи, тревоги и прочие отрицательные эмоции. Важно то, что им можно управлять, понимаешь, а иначе оно будет управлять нами… Женька разошлась не на шутку. Она всерьёз решила помочь Тусе стать настоящим профи. Добровольно-принудительная психотерапия возобновлялась и на следующий день, и через неделю.
– Самое главное, Тусик, положительное подкрепление при выполнении работы, которая у тебя пока, слышишь, Туська, пока, не выходит. А где ж его взять, я тебя спрашиваю, если ты боишься самостоятельной работы, как черт ладана и не можешь из-за этого накапливать положительные подкрепления?-Женька выразительно замолчала, в ожидании глядя на подружку.
– Ну, хорошо, и где же? – нехотя спросила Туся.
– Идти осознанно навстречу страху, понимаешь? Не казнить себя за неточности и промахи, разрешить себе ошибаться, ведь ты всё ещё учишься! Уяснить раз и навсегда, что твои неудачи в работе – это нормально, и это ещё не вся ты. Помнить, что ты это знаешь, и у тебя обязательно получится.
Женя много говорила с Туськой об этом и, хотя у той кое-что стало получаться, видно было, насколько глобальную работу проводит над собой эта девушка практически каждый раз,и чего ей это стоит. Возможно, по истечении нескольких лет она, в конце концов, стала бы пусть и не очень хорошим, но все же вполне дееспособным, но посредственным стоматологом, дополнив собою, и без того плотные ряды не мастеров, но ремесленников. Тем более, что под заботливым, и даже слегка навязчивым шефством Женьки, которая не покладая рук, во что бы то ни стало, вознамерилась отыскать божью искру в подруге и больше самойТуськи радовалась её скромным удачам, это было вполне осуществимо.Но тут снова приехал Михаил. Столкнувшись с ним возле подъезда, Туся напрочь забыла о программе вообще и шестом пункте, в частности. Они не виделись около двух лет, и Туська даже не сразу узнала его. На неё смотрел широкоплечий, серьёзный мужчина с обветренным лицом. И только, когда он улыбнулся, она поняла, что это он. Улыбка тут же стерла с него все чужое и наносное, исчезла серьезность, улетучилась взрослость, перед ней стоял все тот же Мишка, с которым она прогуливала алгебру в девятом классе. Обнялись. Туся сама удивилась радости, с которой встретила его. Она заглядывала ему в лицо, тормошила, будто не веря, что это действительно он, беспрерывно смеялась («как дурочка» – комментарий бабушки Нины, подглядывающей за ними в окно) и всё повторяла: «Мишка, Мишка». Через несколько минут Туся пригласила его на ужин в отремонтированную (!) (все-таки некоторые пункты многострадальной программы пусть со скрипом, но выполнялись) квартиру. Мишка охотно согласился прийти этим же вечером. Вышел он оттуда поздно и будучи ужеофициально её женихом. Рассказала Туська об этом Женьке будничным тоном, как о само собой разумеющемся:
– Ты понимаешь, Жень, я ему прямо так и сказала: «Миша, давай, поженимся!» Ну, что ждать, чего искать, от добра добра не ищут! Знаешь, он никак не мог поверить, что у меня кроме него никого не было! – Туся счастливо рассмеялась, – Да я и представить никого кроме него не могла! Выходит, что я ему предложение сделала, а не он, но мне плевать! Свадьба в октябре – ты подружка невесты! Самая главная! – Туся закружила Женю по комнате, – Ты не представляешь, какая я счастливая!
– Да представляю я, какая ты счастливая, особенно, если мы обе сейчас грохнемся по твоей милости на пол! – Женя, смеясь, осторожно высвободилась из объятий подружки, – Тусенька, скажи, что он ответил, твой вечный Мишка? Он хоть рад? Туся в изнеможении плюхнулась на диван:
– Господи, какаябестолковая! Что же он мог ответить, если я тебе уже сказала, что свадьба в октябре? Ну, сказал, что да, наверное, это правильно, парни ведь не очень эмоциональны, верно? Ну а Миша, в общем-то, не слишком умеет выражать свои чувства, он всегда был довольно застенчив.
Видимо, подготовка к свадьбе, само мероприятие и начало семейной жизни, требовали от невесты полной отдачи сил и энергии. Почти интуитивно Туся ощутила, что находится на пределе своих возможностей. Ей было совершенно ясно, что она не может совмещать и требующую огромного напряжения стоматологическую деятельность и свой новый, хоть и такой долгожданный, но тоже чудовищно энергозатратный статус невесты и жены. Туся, нисколько не колеблясь, совершила накануне их с Михаилом бракосочетания мудрый, хотя и весьма ожидаемый поступок настоящей женщины. Она выбрала мужа, написала заявление и ушла с постылойстоматологии, как выяснилось, навсегда. Мишка хотел увезти жену на север, но Туся не могла оставить бабушку, Нину Ивановну, которая все чаще стала терять связь с реальным миром, блуждала где-то в сумеречной зоне, и только любовь к чтению и неподдельный интерес к жизни знаменитостей были теми ниточками, удерживающими еёв относительном балансе.
После свадьбы, Михаил устроился водителем грузового автотранспорта, или попросту говоря, стал дальнобойщиком. Он вырос в многодетной семье и был старшим из детей, у него ещё были два брата и сестра. Отец, по выражению их мамы, сбежал неизвестно куда, после рождения младшей девочки. Хотя Мишка, как и его братья, полагал, что матери, возможно, и известно, куда он сбежал, так как каждый раз на вопрос об отце, она сердито махала рукой и, не стесняясь в выражениях, говорила о том, где и в каком месте она бы хотелавидеть их папочку. Очень часто при этом, в красках живописуя, чтобы она с ним сделала, попадись он ей сейчас на глаза. Дети охотно верили, так как прекрасно знали, насколько крепкая у их матери, Антонины Никитичны, рука.Туся с детства побаивалась этой грузной, крикливой и неопрятной женщины. И, конечно же, никто не удивился, что поженившись, молодые стали жить в квартире Туси и её бабушки.
Туся с первой брачной ночи мечтала о ребенке. А в идеале – сразу бы двух! Оставаться дома с бабулей, пока Мишка колесит на своей фуре, было невыносимо. И в ожидании декрета, она устроилась медицинским статистиком в краевую больницу. Её абсолютно не смущало, что на эту должность, в основном, принимают средний медицинский персонал, а вовсе не дипломированного врача, да ещё и после ординатуры.Но для Туси, после бешеного ритма и нервотрепки стоматологии здесь был настоящий рай. Тишина, покой, и равноудаленность, как от вездесущего начальства, так и от суетливых, вечно недовольных больных. Но не все было так гладко. Желанная беременность все не наступала. Кроме того, Мишка откровенно тосковал по своей прошлой работе и по северу вообще. Небольшие выходные между рейсами заполнял пивом и спортивными каналами. Туся стала лихорадочно искать выход. Она почти явно слышала тревожный сигнал походного горна. Надо было что-то делать. И срочно. Туся не могла избавиться от мысли, что Михаил её немедленно бросит, как только поймет, что она никогда не сможет родить. Ведь он из многодетной семьи. Его мать,и так уже, встретив на днях Тусю криво улыбаясь, поинтересовалась, как у них дела. А может Туся просто себя накручивала?Начался этап хождения по врачам. Днем они сдавали бесчисленные анализы, а ночью снова и снова, проявляя недюжинную фантазию и чудеса изобретательности, пытались зачать ребенка. Хотя бы одного. Результат был обратно пропорционален затраченным усилиям. Наконец, Мишка взбунтовался, заговорил о перерыве, о том, что чувствует себя быком-осеменителем и наотрез отказался участвовать в этих соревнованиях.
– К тому же, мне завтра в рейс… Я хочу отдохнуть… – сказал он уставшим голосом.
– Надолго? – спросила Туся, что-то подсчитывая в уме.
– Через неделю вернусь… Давай спать…. Туся резко села в кровати:
– То есть как неделю, у меня же, как раз овуляция, я тебе столько раз говорила, – она вздрогнула, когда Мишка также резко сел и злобно прошипел:
– Вот именно, ты мне столько раз толдычишь об этих овуляциях, о нарушениях цикла, о яйцеклетках, что мне кажется, я уже могу подрабатывать в гинекологии. – Михаил снова улегся, – Я не хочу ничего знать об этой твоей овуляции, понятно тебе? Ты даже календарь сексуальной активности расписала, это маразм какой-то, неужели ты не видишь?!
– Моих? – буквально взвизгнула Туся, – Моиховуляциях!? То есть это все касается меня и никого больше? Выходит, это я маразматичка, помешанная на том, чтобы забеременеть! Если тебе это не надо, так и скажи, зачем нам друг друга мучить? – Туся громко зарыдала. Миша испугался и прижал её голову к груди:
– Нет, нет, что ты, нам обоим это нужно и важно, я же понимаю, я не то хотел сказать, – он гладил её по волосам и лихорадочно подбирал слова, – Ну ты же сама говорила, что нужно делать перерывы, чтобы к нужному дню собралось как можно больше этих, как их…
– Сперматозоидов, – всхлипнула, успокаиваясь понемногу Туся, – Учу тебя, учу, а все без толку.
– Да знаю я, называть не хотел, слово какое-то отвратительное…. В тот раз они помирились, недолго поговорив, заснули умиротворенные и вполне счастливые. Через неделю, как раз к очередному Мишкиному приезду, Туся уже знала о своём диагнозе «вторичное бесплодие». Хотя, о чем-то подобном бедная Туся и сама догадывалась. Мише ничего пока не рассказывала, но, видимо, он что-то почувствовал, интуитивно ощутив флюиды напряжения, тревоги и безысходности, витавшие в этой квартире. Романтический и медицинский этапы их семейной жизни были окончены. Образовался третий – этап каких-то недомолвок, домыслов и предчувствий. Расставшись с иллюзией уйти когда-либо в декрет, Туся, внешне, казалась спокойной и вполне довольной. Она не только оставила мужа в покое, но как будто утратила вкус к семейной жизни. Иногда, зайдя в комнату и глядя на его торчащий из-за кресла бритый затылок, она не сразу понимала, кто это и что он тут делает.Она на том этапе жизни напоминала потерявшее курс судно. Больше того, утратив такую желанную цель, Туся поняла, что бороться, собственно говоря, уже не за что, а сам по себе Михаил был ей, оказывается, не очень интересен. Так сказать, как личность и как отдельная человеческая единица,Туське он казался пресным и скучным. «Как я раньше этого не видела, Боже мой! С ним ведь абсолютно не о чем говорить» – размышляла она. Ей совсем не хотелось слушать про передние и задние мосты, про то, сколько он торчал в замесе, и какгальмовал на лысой резине. Поэтому, когда Михаил сообщил ей, что снова уезжает на север, она испытала что-то вроде облегчения. В то утро, когда он уезжал, Туся чрезмерно суетилась, безостановочно говорила, роняла какие-то вещи, повторяла несколько раз одно и то же. Всем было ясно, что это конец, но озвучить это смогла только, казалось бы, уже ни к чему не причастная Нина Ивановна. Она уже плохо ходила, но в то утро вышла из комнаты и сидела хмурая и непривычно молчаливая. Когда Мишка, надев куртку, остановился в дверях, Нина Ивановна тяжело встала и на своих больных ногах подошла к нему:
– Значит, уезжаешь, сынок, в добрый час! Счастливый путь! – Нина Ивановна закашлялась, вытерев салфеткой рот и глаза, она продолжила:
– Мы с тобой, скорее всего, не увидимся больше, но я хочу, чтобы ты знал, что я всегда тебя любила, потому что ты – отличный парень. Ты – настоящий, Миша! Я желаю тебе счастья! А на эту распотыку, – она не глядя, кивнула в сторону обалдевшей внучки, – Обиду не держи, её зерна от плевел жизнь научит отделять, – Нина Ивановна, горько улыбнулась, и закончила, – Или не научит… Нам этого знать не дано… Они троекратно расцеловались и Миша уехал. На следующий день Туся подала на развод, а ещё через неделю умерла во сне Нина Ивановна.
Туся вытягивала себя из черной дыры, как Мюнхгаузен, чуть ли не за волосы. Из этой черной пропасти, под названием клиническая депрессия, в которую иной раз так хотелось свалиться, чтобы ни думать, ни чувствовать, ни ощущать. Кто-то из многочисленных и неравнодушных друзей отвел её к психотерапевту Тамаре Георгиевне. Врач Тамара Георгиевна работала в психоневрологическом диспансере. Она рассказала страдающей Тусе о ней самой так, как будтоеё вырастила. Тамара Георгиевна объяснила ей, какую травму нанесла ей мать, оставив её в пятилетнем возрасте, и как Туся вытеснила это в подсознание, и к каким результатам это привело. Доктор поведала и о том, что в неумении Туськи выстраивать отношения, лично она, Тамара Георгиевна, не видит ничего удивительного, и чтобы добиться изменений, необходимо переписать жизненный сценарий. Мудрый врач рассказала, что брак с Михаилом был изначально обречен, так как Туся в нем видела кого угодно, старшего брата, отца, верного друга, но только не мужа. И много чего ещё узнала она от Тамары Георгиевны. Туся её почти боготворила. Она начала чувствовать, что душевные раны уже не так кровоточат, и постепенно затягиваются. После лечения, она не задумываясь, хотя и не без некоторого сожаления, бросила медицинскую статистику, одолела шестимесячную переквалификацию и стала работать врачом-психотерапевтом в отделении Тамары Георгиевны.Очередной этап её жизни полностью соответствовал её новому мировоззрению и тому, что рекомендует современная психология и психотерапия: каждые пять лет что-то кардинально менять в своей жизни: работу, местожительство или супруга. Туся даже шла с опережением: она кардинально сменила направление своей профессиональной деятельности, рассталась с мужем, (и не реже одного раза в полгода меняла бойфрендов, в чем раньше никогда замечена не была), и стала полноправной и единственной хозяйкой большой «сталинской» квартиры в центре города.
