bannerbannerbanner
полная версияСчастливая Женька. Начало

Лариса Порхун
Счастливая Женька. Начало

Полная версия

22

Женя стояла возле подъезда, где ей нужно было ожидать прибытия каких-то дальних родственников умершей соседки. Родственники были настолько дальние, что их следовало встретить и препроводить в квартиру на четвертом этаже, дабы они могли проститься с усопшей. Сами, видимо, они могли бы её и не отыскать. Собственно, Женя итак находилась на улице, вернее на лавочке у дома. И освежалась закамуфлированной банкой пива, в надежде на то, что она сойдет за лимонад в этот душный августовский полдень. Домой идти не хотелось, там была Аня. Женька представила, как дочка выразительно глянет на неё и молча отвернется, когда снова увидит бутылку. В последнее время, с ней бывало непросто. К тому же, в квартире ещё жарче, чем на улице. Вот её и попросила Маргарита Ивановна, одна из самых ярых активисток домового комитета, подежурить на улице, чтобы встретить родственников скончавшейся накануне тёть Глаши. Женька охотно согласилась. Получалось, что она вроде несет ответственную миссию. А не расположилась здесь с известным напитком, чтобы прийти в себя после вчерашнего. И вовсе не из-за того, что она пока не в состоянии двигаться в обратном направлении по лестнице. И, разумеется, крепкое пиво, чьё горлышко то и дело выглядывало из сумки, здесь абсолютно не причем. Евгения пребывала в стабильно-ровном настроении и для этого были все основания. Её сыну на днях исполнилось восемнадцать лет, и эта цифра, которая так страшила, перестала, наконец, её беспокоить. Вопрос с армией улажен раз и навсегда. Скоро Димка получит белый военник и об этом можно будет забыть. Они заплатили с матерью более чем внушительную сумму для того, чтобы Димке не пришлось надевать гимнастерку. Никогда. Оплатили, таким образом, личное спокойствие. Своё. Собственное. В передаче этих денег тому, кому надо, неоценимую услугу оказал Женькин второй муж. Так как Женя понятия не имела к кому с таким вопросом обращаться. И с чего вообще начинать. И кто может гарантировать, что деньги попадут именно к тому человеку, от которого все это зависит? Сергей все устроил. Хотя изначально был категорически против самой этой идеи. Туське спасибо, она уговорила. Димка, к облегчению матери, воспринял такой поворот событий абсолютно нейтрально. Ей даже показалось, что он втайне обрадовался. От Ани она знала, что у сына есть девушка. И что он любит её, а она его. Там, – глубокомысленно, с серьёзным видом заявила девятилетняя Аннушка, – Все очень серьезно. У её сына – девушка!? В самом деле? Её сын, молчаливый, несговорчивый, угловатый ребенок, не знающий до сих пор, как разобраться со своими длиннющими руками и ногами, влюбился!? И тем не менее, Женю такой поворот событий только обрадовал.

У самой Жениобразовались аж трехдневные выходные, чего давненько не бывало. Строго говоря, почти никогда. Только если она сама их не устраивала. Вынужденно. Но это другой случай. Ну чем не уважительная причина для маленькой радости, которая, к слову, булькала уже на самом донышке. Женя подумала, что нужно опять идти в магазин, но теперь в другой. Хоть он и находится чуть дальше, зато она его сегодня ещё не посещала. Ведь ещё и теть Глашу помянуть нужно. Кроме её имени она более ничего о ней не знала, и даже не помнила, как она выглядит. Даже если бы сейчас почившая вдруг уселась к ней на лавочку (свят, свят), Женька, как ни в чем ни бывало, могла бы завести с ней обычный светский разговор. Но это же не значит, что бедную женщину уже и поминать не нужно. Женя отчаянно томилась… От стремления быстро проскочить в магазин и чувством долга. Хотя кого Женька старалась перехитрить, было непонятно. Перевес и очень значительный был на стороне магазина. Причем с самого начала. И чувство долга здесь фигурирует больше для красного словца. Просто не хотелось выглядеть безответственной в глазах Маргариты Ивановны и остальных соседей.Тем не менее, родственники теть Глаши либо уже заблудились, либо сильно опаздывали. Женя, нахмурившись, прошла до конца дома и выглянула на магистральнуюулицу. За углом она чуть не столкнулась с молодым человеком. Он быстро шел, глядя себе под ноги. Среднего роста, в темных очках, он, буркнув извинение, прошел мимо. И вдруг замер и повернулся. И стал с интересом наблюдать за худенькой, коротко стриженой женщиной, в два глотка допившей пиво из молниеносно исчезнувшей в пакете бутылки. Молодой человек усмехнулся: то, с какой быстротой она это проделала,говорило об определенной сноровке. «Черт, возьми, – думал Гарик, направляясь к этой женщине, – На фига мне это надо!» Но что-то неудержимо толкало его и даже заставляло довольно глупо улыбаться. У Гарика заломило всю нижнюю челюсть. Он сейчас редко улыбался. И не вспомнить, когда это делал в последний раз… Хорошо, что у человека имеется мышечная память… Женщина, прищурившись, внимательно смотрела на него. Глаза у неё были очень красивого, серебристого оттенка, с черной обводкой вокруг зрачка. И ещё, поскольку, была она в шортах, Гарику запомнились её стройные ноги. Удивительного молочного оттенка. Без всякого намека на загар. Была она ладная и тоненькая, как девочка. И, несомненно, вызывала симпатию. У Гарика точно. Один её курносый нос с редкими веснушками чего стоил! Он стоял и улыбался, как дурачок. «Скажи хоть что-нибудь, дубина!» – приказал себе Гарик.

Я…, то есть, мне показалось, что мы с вами знакомы, – наконец выдавил он.

Это вряд ли, – сухо отрезала Женька, – Вас, похоже, что-то очень развеселило…

Через двадцать минут, Гарик бодрым, полустроевым, алкогольным шагом направлялся в магазин. Женька, плюнув на бессовестных неизвестных родственников, в этот момент взлетала по лестнице. Спросив у Ани, не намеревается ли та идти гулять и, услышав положительный ответ, заперлась в ванной. Когда в домофон позвонил Гарик, Женя, свежая, как майская роза, и одетая в яркий длинный сарафан, распахнула дверь.

С отцом у Гарика связь прекратилась. Вернее прекратил её непосредственно Алексей Игоревич. В одностороннем, так сказать, порядке. Как только узнал, что сына вычистили из армии. Но самой решающей каплей, переполнившей ту самую чашу терпения, было известие о разводе. Оказывается Машка, позвонила свёкру, как только уехала. Знала, гадина, как побольнее ударить, – когда Гарик рассказывал об этом Женьке, у него от злобы сводило мышцы лица. Бывшая жена прекрасно была осведомлена, как Алексей Игоревич любит внука. И что значит для Гарика мнение отца, его авторитет и поддержка. И потому, не будь дура, сообщила, что уезжает навсегда. Сына Владика, понятное дело, увозит тоже насовсем. И бодайтесь, дескать, вы со своим акоголиком сами. А я в этом больше не участвую. И к сыну даже близко не подпущу. Хватит, наелась досыта. Ну, и все в таком духе. Кроме Маши, нашлись свидетели, которые охотно делились захватывающими историями об увольнении Гарика и последующей за ним эпопеи многоразового строительного трудоустройства. После этого отецзаявил в присутствии Людмилы, что у него больше нет сына. Что покрывать его свинство, оплачивать долги и закрывать глаза на многие другие вещи, он более не желает. Гариксейчас живет во времянке у матери. Больше негде. Вот уже четыре месяца. Поменял за это время три работы.Женька знала, как это бывает. Работал, пока не давали зарплату. После этого уходил в запой. Разумеется, его увольняли. Или он сам увольнялся. Это было не важно. Гораздо важнее было погасить неудержимую тягу к изменению сознания. Любой ценой. За счет алкоголя или других химических веществ. Чтобы мир и ты сам в нем выглядел не таким уродливым. Чтобы не так сильно ненавидеть жизнь. Чтоб хоть ненадолго принять себя и быть в состоянии функционировать дальше.

Сейчас Гарик опять находился в активной фазе поиска работы. Денег не было. Его мать когда-то неожиданно для всех что-то такое закончила по коррекции бровей. И уже несколько лет работала в близлежащем салоне красоты. Но клиентов все равно было мало. Дамы предпочитали записываться к молодым, ярким и современным косметологам. Которые,так сказать, в тренде, и шагают в ногу со временем. И даже слегка его обгоняют. А к Полине Васильевне записывались леди степенные. А таковых в их маленьком городке, тем паче, бывшем селе, имелось крайне немного. Это меньшинство, конечно, уделяло достаточное внимание собственной внешности. Но совсем не хотело бежать наперегонки со временем. Оно стремились его, напротив, чуть-чуть приостановить. Мать Гарика, работала час-полтора в день, не больше. Вместе с незначительным заработком у неё имелась совсем уж крошечная пенсия. С матерьюонипрактически не разговаривали. Гарика это устраивало.Он потихоньку сбывал кое-что из бабулиных вещей. Успокаивал возникающую иногда совесть тем, что ей они больше не нужны. Недавно мать чего-то хватилась и устроила скандал. И с помощью своего относительно нового друга Марата сменила в доме замки. Затем, когда Гарика не было, унесла из времянки, где он жил, почти всю мебель и оставшиеся после смерти бабушки вещи. На словах доходчиво объяснила, чтобы к ней в дом, пока она жива, не совался. Иначе отправится в свое любимое место. На улицу. Или куда пожелает. Но тут его не будет. Так и сказала. Гарик,молча, выслушал и кивнул. Ушел в свою времянку и даже не хлопнул дверью. А зачем? У него было два литра крепленого вина. К тому же мать – добрая женщина, оставила ему, помимо некоторой мелочёвки, кровать и старенький телевизор. И он собирался прекрасно провести время в этом обществе. Тем более, ему, к этому времени, по большому счету, было все равно. Где и когда спать. Что есть.Где и с кем проводить время. В настоящее время значение имело только одно – имеется ли у него к моменту пробуждения в любое время суток, хотя бы четверть на опохмел. Или нет. Алкоголь стал не просто частью жизни. Он был её смыслом. Иединственной целью. Гарик старался выходить из дома рано утром или поздно вечером. Так было меньше шансов нарваться на знакомых, которым он был должен. Должен Гарик был почти всем соседям. И не соседям тоже. Несколько раз одалживался даже у клиенток матери, поджидая их у салона. Рассказывал грустную историю о том, что сильно болен. И о том, как он боится этим самым огорчить маму. И деньги ему нужны на лекарства. Исключительно. Целой группе людей, в которой присутствовали его крестные, отцовские сослуживцы и друзья семьи, говорил о том, что хочет восстановиться в армии. Мечтает об этом. Готовит для отца сюрприз. Но требуются деньги. Дорожные расходы, ну и разная там волокита, сами понимаете…Спасибо вам, через месяц верну! Непременно… Да, и вы же помните, – расставаясь, взволнованно шептал Гарик, – Отец ничего не должен знать…Пожалуйста, не говорите ему…

 

Может показаться странным, но люди одалживали ему деньги, входили в положение, сочувственно кивали. Хвалили за заботу и внимание к родителям. И долго трясли руку при расставании и советовали продолжать в том же духе. Даже те из них, кто не верил ему и знал наверняка, что не получит своих денег назад. Даже те, кто знал, что он врет. Может, так иногда было проще, вложить банкноту в дрожащую руку, и, качая головой, забыть. И бежать дальше. И так дел навалом… Даи своих проблем хватает. Только один раз полученные деньги совсем не принесли Гарику радости. Он в каком-то припадке отчаяния, будучи совершенно на мели и исходясь бессильной яростью от неистребимого желания выпить, зашел к своему бывшему однокласснику. Гарик знал, что Никита окончил аграрный университет в Ставрополе и теперь жил и работал в Михайловске. Гарика неприятно поразило то, что ему были откровенно рады. Жена Никиты потащила его на кухню. Они как раз садились ужинать. Гарик в недоумении обводил взглядом стол. Никита, с хронически загорелым лицом, как у всех, кто по роду деятельности проводит большую часть времени на улице, что-то активно жестикулируя, рассказывал. И без конца смеялся. Ему вторила его жена, румяная и уютная, как пряничный домик. Гарик взгрустнул и беспокойно заерзал на стуле. Семейный ужин явно не входил в его планы. Он хотел всего лишь стрельнуть рублей двести. Желательно вообще в дверях. А не улыбаться и кивать, как дурак головой,любуясь их крошечным мещанским счастьем в отдельно взятой квартире. Отчего-то его это волновало больше, чем он хотел себе в этом признаться. К тому же, страшно хотелось выпить. Этим, упивающимся семейной идиллией болванам, даже не пришло в голову вынести к столу что-нибудь интереснее абрикосового компота. Вдобавок, к нему подошел их младший трехлетний Юрик, и, нахмурившись, громко спросил: «Ты купался?» Гарик почувствовал себя неважно. Во-первых, он растерялся, так как не ожидал прямого нападения. Во-вторых, малыш попал в точку, выражая сомнение в отношении чистоплотности Гарика. В-третьих, совершенно непонятно, как реагировать на такие выпады малолетнего ясновидящего. Ну, и в-четвертых, надо было сваливать из этой гостеприимной ячейки общества, коли уже вся неприглядность Гарикова положения, очевидна даже щекастому трехлетнему карапузу. Гарик резко встал со стула. Растерянно глянул на упавшую цветастую подушечку. Точно такие же были заботливо разложены хозяйкой по всем остальным стульям (Гарик мог поспорить на целый литр крепленного, что Ирина, жена Никиты, шила их собственноручно. Как и все эти салфетки, прихватки и рукавички). Утирая на ходу вспотевший лоб, он покинул их чистенькую, наряднуюкухню. Никита, все ещё посмеиваясь, вышел следом. Этого Гарик и добивался. Оставшись с Никитой вдвоём, он сбивчиво начал рассказывать о том, что собирается помириться с женой. Что хочет ехать за ней и сыном в Волгодонск. Но вот беда, после уплаты алиментов (которых, к слову говоря, он не платил, ни разу), не хватает на дорогу. Совсем немного. Рублей пятьсот-шестьсот. Он вернет сразу, как приедет. И они пригласят их с ответным визитом. Никита засуетился, – Конечно, сейчас, – побежал в спальню, затем на кухню к жене. Гарик стоял в коридоре, едва не падая. Пот лил с него градом. «Нужно выпить, срочно, – билось в голове, – Немедленно… Пожалуйста, что угодно… Думайте все, что хотите… Только немного денег… Больше ничего… И никогда не потревожу вас… Мне просто нужно выпить… Как можно скорее»… Гарик поблагодарил, засовывая деньги в карман штанов и собирался уходить, когда его остановила Ирина. Гарик уставился на неё, испугавшись, что сейчас она попросит вернуть деньги. Но Ира протянула ему коричневый пакет со словами: «Возьмите, пожалуйста. Здесь пирожки, блинчики, немного сыра и котлеты. Вы ничего не ели за столом. Вам не здоровится? Так вы дома покушаете». Что-то горячей волной нахлынуло на Гарика. «А-атставить!!! – рявкнул кто-то внутри него голосом прапорщика Сидоркина, – Давай, ещё слезу тут пусти, мудозвон». Услышав, что следом за матерью, едет на трехколесном велосипеде щекастый экстрасенсЮрик, Гарик бессловесно, (не доверял своему голосу, боялся, что дрогнет) прижав рукук сердцу, энергично кивнул и мгновенно ретировался.

Осенью пришли новости из Москвы. Володя и Шурочка расстались. Кэтому времени их маленькой дочке исполнилось полгодика. Так как сестры регулярно общались, Жене хорошо известна была предыстория этого свершившегося факта. К тому же,немалая часть трогательных, но сложных, запутанных и мучительно болезненных отношений Владимира с Шурой, протекала на её глазах. Как говорила Женьке сама Шурочка, это она настояла на уходе Володи из семьи. Её же муж объяснял это тем, что он, сам того не желая, вынудил Шуру так поступить. Шура рассказывала, что больше не хотела, да и не могла так жить. Мучитьсяи дальше, притворяясь рядовой, обычной семьей, для Шуры, по крайней мере, было уже невозможно. И для неё это было очевидно. Конечно же, и для Володи тоже. Но он, ни за что бы в этом не признался. Страдал бы молча, и все. – Какая же я была эгоистка, сейчас и представить невозможно! – говорила Шура. – Я же его, в буквальном смысле, женила на себе! Ещё и искренне уверяла, (даже саму себя), что делаю это для него. Он должен был меня возненавидеть. А он не знал, как мне угодить, и что ещё для меня сделать. Если бы я однажды не услышала его телефонный разговор, я бы, наверное, так и продолжала верить, что он счастлив. Сделав паузу, Шура с трудом, будто нехотя, добавила: «Он любит этого человека уже давно. Они познакомились ещё до рождения малышки. Полагаю, что даже до её зачатия. Это я слепая была, а не он, понимаешь? А может я намеренно не хотела ни видеть, ни замечать. До какого-то момента так было удобнее. Я на что-то надеялась, видимо… Хотя, нет, опять неправда… В глубине души я все прекрасно осознавала… Даже тогда… Но, боже, Женя, я так любила его, что не могла отпустить… А ведь он предупредил меня сразу, что никогда не станет другим. Не верила, сестренка… Точнее не хотела верить… Господи! Я так рада, что хотя бы сейчас у меня открылись глаза. Я когда услышала, какон говорит с тем человеком по телефону, во мне все будто перевернулось! Я подумала, что же я делаю?! Это все равно, как если бы я отловила где-нибудь в прерии дикого мустанга и заперла бы его у себя в квартире. Да, хорошо кормила бы и ухаживала. Но никуда бы не выпускала. И никому бы не показывала. Любовалась и наслаждалась сама. Единолично. Да он бы через время просто умер. Жень, мне это стало вдруг так понятно, что я испугалась. Я ведь люблю его. А если любишь нужно отпустить… С добром и искренним пожеланием счастья. Что я и сделала».

У Жени и Гарика тем временем отношения развивались. И весьма активно. Хотя это было непросто. Многие их родственники, близкие и просто знакомые стремились этому воспрепятствовать. Можно даже сказать, что все, не считая, пожалуй, Шурочки. Лишь она сказала Жене, что принимать решение, в конечном итоге, придется только ей. И что это её жизнь, а значит и её ответственность. И надо доверять своим чувствам, а не тому, что говорят остальные. Хотя, конечно, может оказаться и так, что они будут правы. Но так считала Шура и больше никто. Володя, например, полагал, что это большая глупость. Так и заявил, причем, резко, без обиняков. И добавил, что больным людям надо думать, в первую очередь, о выздоровлении. Разговор тогда вышел неприятный, с тяжелым послевкусием и мутным осадком. Женька пообещала себе больше не звонить. Здорово обиделась.

Все остальные тоже,хоть и по разным причинам, но сходились во мнении, что это полное безумие. Например, сын, когда приходил Гарик, молча, и демонстративно уходил. Гарик это остро переживал. И переносил тяжелее, чем Женя. Так как хорошо помнил себя в этом возрасте. И своё презрение к матери и её «друзьям». При этом он чувствовал себя ещё более отвратительно, так как материнские приятели хотя бы не распивали с ней, как они с Женькой. Он понимал, какое отвращение вызывает у Димки. И заранее был с этим отношением согласен. Чтобы о нем парень не думал, сам о себе Гарик был ещё более худшего мнения. Но что он мог сделать? Для себя, или для этой женщины, которая стала ему так близка? Для них всех? «Для начала бросить пить!» – тут же услужливо отвечало ему собственное подсознание. Как раз этого, при всем желании, Гарик не в состоянии былвыполнить. И хорошо это понимал. В отличие от Жени, которая так и продолжала считать, что все под контролем. На это влияло ещё и то, что в количественном отношении перевес в алкогольном забеге был явно на стороне Гарика. Удерживающим инструментом для неё, конечно же, являлась работа.Хотя и этот фактор с каждым годом все больше терял силу. Но Женя верила в то, что является хозяйкой положения. И что делает то, что считает нужным. Что всегда сможет остановиться… Если на самом деле захочет… Она продолжала так считать даже тогда, когда потеряла две работы. Одну за другой. Сначала, как это часто бывало, попросту не могла выйти утром из дома. И на следующий день тоже. Больничный на этот раз сделать, почему-то не удалось. На редкость душевные люди в администрации медицинского учреждения, очень вежливо предложили ей написать заявление по собственному желанию. Ровно через неделю, в одностороннем порядке Женя уволилась и из психоневрологического диспансера. То есть просто не вышла на работу и дело с концом. Сначала из-за того, что опять же, по известной причине, не могла. Потом из-за того, что не хотела.И, в конце концов, необходимость в её присутствии, отпала сама собой. У Туси, по протекции которой, она туда устроилась, долго и нудно требовали информацию о пропавшем враче. Туся догадывалась, что случилось с её протеже, но Женьку не выдала.Чего-то наплела про срочный отъезд икакие-то похороны. Или, наоборот, про Женькин тяжелый диагноз, о котором не говорят вслух. Что, собственно говоря, вовсе не было преувеличением или неправдой. В общем, верная Туська кое-как это дело замяла. Тем более, ей, что называется, не привыкать. Но всякое общение с Женей прекратила. Скорее всего, Женя этого даже не заметила. Она была влюбленаи не скрывала этого.Женька вошла в новые отношения доверчиво, честно и радостно. С распахнутыми глазами и открытым сердцем. Со всем пылом нерастраченных чувств и копившейся в ней долгое время жажды любви и обладания. Без остатка и до конца.Без условий и оговорок. Без компромиссов и отступных путей. Она полюбила по-настоящему, сильно и искренне.Как и все, что делала в своей жизни.

Но, как уже говорилось, наслаждаться обществом друг друга у них не слишком получалось. Пока было тепло, старались, по возможности, не попадаться на глаза родственникам. Бродили по улицам, а если были деньги, шли в кафе или забегаловку, часто гуляли в парке. Часами сидели на лавочке, разговаривали, выпивали. Бывало, уезжали на целый день в Ставрополь,просто гуляли или заскакивали в кинотеатр, но редко могли потом что-нибудь сказать о фильме. Почти всегда их незримым, но очень значимыми бессменным спутником был алкоголь.

Поздняя осень все чаще загоняла их домой. Находится в квартире у Жени, было сложно. Зинаида Евгеньевна каким-то образом, узнавала об этом,(видимо, и Аня была солидарна с бабушкой, в том, что Гарик далеко не лучшая компания для её матери) и тут же приезжала. Женина мать была уверена, что Гарик проникает на эту территорию неспроста. А с единственной целью – напоить однажды её глупую дочь, чтобы она в этом состоянии взяла да и переписала квартиру на него.Каким образом это было возможно сделатьс жилплощадью, где прописаны четверо людей, она не знала. И не собиралась заниматься выяснением этих обстоятельств. Из её долгого пути, один вывод следовал точно. В этой жизни возможно даже то, что и представить себе не хватит никакой фантазии. То есть все. Зинаида Евгеньевна смогла убедить в этом не только себя, но и других. Например, собственных внуков, Женькиного брата Ярослава. Хотя его-то как раз и убеждать не было необходимости. Ему бы и в голову не пришло сомневаться в том, в чем уверена его мама. Кроме того, Жениной матери удалосьперетащить в свой лагерь бывшего зятя и его новую жену… Иещё с дюжину приятельниц, знакомых и соседей. Настойчиво и активно она делилась своей уверенностью в том, что такой опустившийся человек, как Гарик, если и не заберет квартиру, то обязательнопридумает ещё что-нибудь. И стопроцентно обведет вокруг пальца эту идиотку, её дочь.Рано или поздно, – уверяла она, – Это случится. Этот мерзавец и алкаш её ограбит, искалечит, чем-то заразит, устроит пожар или наводнение. Поэтому Зинаида Евгеньевна инесла практически круглосуточную вахту, соблюдая бдительность и осуществляя дозор. Она встала на защиту семьи. Больше-то некому. И была она в этом устрашающе неумолима, как сверхзвуковой тяжелый истребитель СУ-27. От скандалов и угроз Женина мать перешла к решительным действиям. Для начала, при полном содействииотца девочки, забрала к себе Аннушку. Ведь ребенку невозможно и даже опасно находиться в этой алкогольной среде, – объясняла Зинаида Евгеньевнасвоей приближенной группе. Затем, видимо для усиления линии фронта,не только объединилась с бывшим мужем Жени, – Сергеем, также прописанным в этой квартире, но даже временно примирилась с его женой. Туся, все ещё обиженная на Женю, и за подставу с работой, и, гораздо больше, за ту легкость, с которой тавосприняла разрыв их дружбы, охотно согласилась с доводами Зинаиды Евгеньевны. Бывший муж снова заговорил о лишении материнских прав. А затем и о продаже квартиры. В квартиру несколько раз приходил участковый.

 

Примерно так же, как к Гарику в её семье, к Жене относились его родители. Подозрительно, настороженно и враждебно.Полина Васильевна выдвинула ультиматум: так как денег катастрофически не хватает, он, Гарик, либо находит работу и выделяет ей какую-то сумму на хозяйство, либо она берет квартирантов. В последнем случае, разумеется, жилплощадь, которую в настоящий момент занимает её сын (и даже устраивает там рандеву с потерявшими всякий стыд женщинами), необходимо будет освободить. И даже установила временные рамки: месяц. Точка. Алексей Игоревич, отец Гарика, видимо окончательно утратил веру в сына. И даже не сильно вдавался в подробности этой истории. Он целиком и полностью разделял мнение бывшей жены на этот счет. Нужно было срочно что-то делать, принять какое-то решение.И Женя с Гариком его приняли… Онирешили пожениться. Чтобы находиться вместе, так сказать, уже на законных основаниях. И чтобы от них отстали. Блестящую эту идею, скорее всего, подала Женька. По крайней мере, имеются все основания так думать. Вряд ли это сделал её избранник. Такое предложение от человека, у которого нет мелочи даже на проезд в автобусе, выглядело бы довольно странно.Даже для него. Поэтому, а также в целях экономии, Гарик ходил пешком очень много, наматывал, так сказать, километры. От этого его кроссовки совсем не были в восторге. Тем более, что они и без того были очень ветхие. К тому же единственные. Зимняя обувь жениха Гарика. Был ещё летний вариант – кеды, но у них подошва сказала остальным частям «Гудбай» ещё в июле. Вот, собственно, как обстояли дела, когда было принято это чудное и элегантное решение. Не собираясь терять время, Гарик с Женей подали заявление утром следующего дня. Бракосочетание назначили на 1 декабря 2009 года.

Решение, которое приняли эти двое, было захватывающим, непредсказуемым исумасшедшим одновременно. И больше смахивало на авантюру. Но парадокс этой истории был даже не в том, что решили вступить в брак и начать выстраивать семейные отношения, два законченных алкоголика. И даже не в том, что у них обоих не было ни капли сомнения в правильности своего решения. А в том, что кроме них, во всем мире не было ни одного человека, который бы хоть на секундуповерил, что у них что-нибудь выйдет.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru