bannerbannerbanner
полная версияДурные

Ксения Спынь
Дурные

– Не-не-не, давай без этого, – Агнешка, приобхватив, потянула её вверх под локоть. Небо дёрнулось в нескольких сполохах подряд. – Я не Лана, я тебя не дотащу. Давай так. Аккуратно.

Они негибкой дугой обогнули водителя. Ветер всё пытался в ярости оторвать чёрное крыло его жакета, но тот был плотно прижат. Агнешка остановилась – загораживая всё Алисе по большей части.

– Иди к машине, – кивнула она.

– А?

– К машине. К Тойоте. Хочешь, присядь там где-нибудь, только без обмороков. Оки?

– А Лана?

– Подождём её здесь. Сколько у тебя? – Агнешка подняла её запястье, чтоб посмотреть на часы. Ещё несколько всполохов сверкнуло на циферблате. – Ага. Иди. Мне тут кое-что…

Алиса медленно, чуть пошатываясь, двинулась к Тойоте. Агнешка опустилась на корточки рядом с водителем, держа голову прямо, будто ей заклинило шею. Запустив руки, вслепую обшарила карманы под ним.

– Ну? – прошептала она едва слышно сквозь зубы. – Где они у тебя? А?

Водитель не ответил. Только пустая ладонь чернела разводами. От него всё ещё пахло соляркой.

– Только поменяю коня. Тебе же всё равно уже не надо, – Агнешка чуть потянулась, чтоб достать до другого кармана. – Серьёзно. Не заставляй меня обыскивать трупешник.

Водитель чем-то скрипнул. Агнешка резко поднялась, сжимая ключи и брелок.

– В одной связке? – она выдохнула судорожный зажатый смешок и втянула воздух. – Ах ты умница!

Алиса не присаживалась: она остановилась, погрузившись куда-то очень глубоко в мысли или туда, где их уже не было, и смотрела в пустоту, подперев себя ладонями о багажник Тойоты, что всё стояла и белела, белела и стояла, не зная ничего или делая вид, что не знает. Агнешка несколько раз пикнула брелоком. Что-то громыхнуло сравнительно вдалеке, и автомобиль согласно звякнул в ответ, так неуместно и нелепо.

– Есть, – Агнешка распахнула водительскую дверь и пробралась за руль. Непривычно, всё осматривая и не попадая руками, попробовала зажигание. – Работает. Лис! Можешь открыть сзади?

Алиса поглядела с недоумением, дёрнула дверь. Та щёлкнула и отворилась.

– Ага. Посиди пока здесь, я посмотрю…

Агнешка отошла. Алиса мимолётно скользнула по ней взглядом, села внутрь. Она так и не сказала ничего. Только сидела на грязно-белом диване позади, скорчившись и втянув шею, ткнувшись в обхваченные руками колени, будто её мутило.

Агнешка прошла чуть наверх, где ветер гудел в ушах, рвал волосы и куртки, у кого они были. Теперь к нему добавился шум огня. На месте последней стоянки лягуха полыхал большой костёр в черноте – на фоне неба, дыма… что там ещё чернело. Даже всполохи не освещали больше ничего в той стороне. Только маленькие и юркие плясали, сметаясь на пламя, метаясь в пламени, взметаясь в искрах, в окончательном торжестве, пожирая огонь, огнём пожираемые.

Алиса не пошевелилась и почти не обратила внимания, когда Агнешка вернулась. Та закрыла дверь и, выкрутив руль, рванула с места.

– А Лана? – Алиса вскинула голову.

– На часы посмотри.

– Что часы? Лана? Мы её здесь бросим?

Перед ними упала ещё опора, и автомобиль резко вильнул, взвизгнув и накренясь. Целая линия электропередачи складывалась падающей цепочкой.

– Лана, – Агнешка дробно рассмеялась. – Лана выберется. Ты не знаешь, какой она бронетанк. Её даже если убьют, она выберется, куда ей надо.

– Ты двинулась? – Алиса попробовала перебраться с дивана вперёд, но её откинуло обратно на очередном вираже. – Ты двинулась, да, вы же обе двинутые. И я уже тоже, наверно. Я больше всего.

Она втянула комковатый воздух, зашипев им где-то в глотке, и зарылась в ладони лицом.

– Никуда не пойду дальше… Никуда ни с кем не пойду…

– Сядешь и будешь сидеть?

– Угу.

– Оки. Ты и так сидишь, – Агнешка лающе расхохоталась.

Позади кончался мир. Небо раскололось и рушилось тысячью осколков – тлеющих алых, зеленоватых, с отмирающим потемневшим золотом – и за ним проступал бездонный и пустой мрак, что всегда был там. Несколько звёзд – красноватых, чуть подпаленных – скатилось вниз у горизонта, и больше не стало и их. В зеркале догорали последние искры и ничего не осветившие в черноте клочки пламени. Кто-то сглотнул их раздвоенным клювом, размытым лицом, он врезался в лобовое стекло, пробился чуть-чуть там и соскользнул в сторону, когда Агнешка включила дворники.

Алиса выпрямилась, глядя вперёд:

– Ладно, – сказала она каким-то не своим, деревянным голосом. – Хватит. Стоп.

– Это типа как стоп-слово? Как в бдсм-е?

– Да. Наверно.

– Я тоже уже несколько лет, как хочу сказать стоп, – пробормотала Агнешка. – Почему-то это так не работает.

Алиса посмотрела на неё, потом отвернулась, уткнувшись в окно. За стеклом проносились мутные тени окрестностей. Тойота ехала теперь по прямой, довольно легко и быстро, будто стало не нужно уворачиваться и объезжать.

– Ты правда считаешь, что она выберется? Или просто мне так сказала?

Агнешка, подумав, вздохнула.

– Не знаю. Надеюсь, – она подняла левую руку с руля, попробовала переложить поудобней. – Не уверена, какая там обстановка, но она может сориетироваться и что-нибудь придумать. У неё это лучше получается.

– Чем у кого?

– Чем у тебя.

Алиса обернулась. Глаза её на мгновение вспыхнули.

– Ты поэтому взялась каждый раз спасать меня? Как того парнишу от омоновцев?

– Ну… – Агнешка чуть усмехнулась.

– Не знаю, кем я кажусь тебе. Но я могу что-то делать и сама. Может, хуже, чем она или ты. Но я бы тоже сориентировалась как-нибудь и смогла бы, наверно, что-то сделать.

– И не стояла бы столбом, пока тебя не пристрелят или не прилетит чем-нибудь?

Алиса снова спрятала взгляд.

– Может, и стояла бы, – она почти исчезла за спутанными прядями. – Просто… Понимаешь… Можно было сказать всё сразу. Сказать, что ты решила, а не тащить меня вслепую и не врать. Ты же соврала. Что мы будем ждать. Нет, я поняла зачем, но… как мне тебе верить – хотя бы сейчас – если ты врёшь?

– Ну, набей мне морду, если хочешь, – фыркнула Агнешка. – Слушай, если считаешь, что тебе лучше другим путём, я тебя выпущу, конечно. Правда, не знаю, куда ты дойдёшь отсюда.

Алиса отвела немного волосы, вынырнув наружу. Она долго молча сидела, глядя вниз, на свои руки. Агнешка сморщила и вытерла нос.

– Я не то что прям врала. Она же действительно могла подойти, как вариант. Наверняка и в мародёрстве бы меня обвинила, – Агнешка снова фыркнула. – Это только ей мародёрство на засчитывается, если очень надо. Может, нашла там кого-нибудь, к кому претензий ещё больше.

Алиса поглядела украдкой:

– А знаешь что? Мне кажется, ты всё ещё на неё обижаешься. Ну, из-за ружья.

– Мм… – Агнешка неопределённо мотнула головой. – Может быть.

– Можно мне пересесть к тебе вперёд?

– Пересядь, – Агнешка притормозила, подождала, пока Алиса перебралась на переднее сидение. Та пристегнулась и сквозь стекло оглядела туманные силуэты кустов и дороги. Повернулась с вопросом:

– Ну… Куда теперь?

Агнешка, подсвеченная мерцающей приборной панелью, чуть выгнула кончики губ:

– Куда-нибудь, – глаза у неё были были карие и глубокие. – Как там… Дурным не страшны дали? Или вроде того.

– Откуда это?

– А, неважно.

Слух возвращался под звенящее «We-ensday morning at fi-i-ive o'clock…»33, – потом звукосниматель спотыкался о царапину на пластинке и прыгал обратно, в начало, и так по кругу. Век пока не было, чтобы можно было поднять их, но невесомая влажность в воздухе мягко, чуть сыро, обволакивала скулы и крылья носа, залегала у висков в короткой шерсти. Дождь почти не шумел.

Лана открыла глаза. «As the day begins», – щёлкнул проигрыватель и хотел продолжить, но музыка быстро скомкалась и пропала. Серое небо висело высоко вверху. Облака почти не двигались по нему.

Лана приподняла голову. Попробовала подтянуть следом всё прочее. Оно плохо работало, но дало ей, скользя, сесть. Отсыревшая на земле спина приманила к себе холод. Лана вытряхнула из ушей воду и остатки мелодии, подцепила и рассмотрела прядь волос сбоку. Кончики обгорели. Перчатки тоже – пришлось их скинуть. Под ними остались белые медузы рук. Лана подняла взгляд, вздрогнула. В окошке стоявшей рядом будки прижалась к стеклу личина с расплющенным носом и широким красным овалом щёк вокруг. Рот, жевавший волосы, двинулся и провалился в улыбку.

– И-и-имя, – недовольно процедили за Ланой. – И-мя. Фамилия. Отчество…

Она приобернулась. Кто-то шевелился позади – в толстой бурой кожанке, с поднятым воротом, закрывавшем глаза почти до нахлобученной папахи.

– Фамилия, – повторил он из-за ворота. – Имя. От-чество.

Лана дёрнулась взглядом к будке. Рожа всё ещё была за стеклом. Поверх же, в углу окна, кто-то приклеил вырезанного белого кота с полузадушенной крысой в пасти.

– Шарлотта Андреевна Сансонова, – спешно сообщила Лана.

– Гм, – сказал бурый в кожанке и выстрелил.

– Я что-то слышала? – Алиса настороженно вскинула голову.

– Не знаю. А ты слышала?

– Как будто стреляли где-то… – Алиса, нахмурившись, проскользила взглядом за тенями за окном. – Хотя нет… Наверно, показалось.

– Могли и стрелять. Тут это походу привычное дело, – Агнешка скосилась в её сторону. – Не проверишь бардачок? Есть там что-нибудь хорошенькое?

Алиса приподняла крышку и склонилась посмотреть.

– Кредитки…

– А ещё?

– Ещё кредитки. Скидочные карточки. Визитки, флаеры. Бейджики на разные имена.

 

– Весело, – пробормотала Агнешка. Алиса поднялась от бардачка:

– А ты что-то конкретное хочешь найти?

– Просто думала, может, у него там пистолет завалялся. Мне кажется, у таких, как он, должен лежать где-нибудь, так, на всякий. Хотя они бы редко им пользовались, – она снова покосилась на Алису, которая беспомощно хлопала ладонью по внутренности бардачка, словно надеясь материализовать то, чего там не было. – Да ладно. Я так понимаю, ты тоже стрелять не умеешь.

– Нет, – та потупилась.

– И я не умею. Лане хоть Макс показывал, куда для чего жать на охотничьем ружье, – она недовольно тряхнула головой. – Может, и ещё на чём-то, я точно не знаю.

Вдалеке за сумерками громко взвыли, дико и торжествующе. Алиса вздрогнула и невольно поискала за окном кого-то видимого.

– Ну, у тебя, по крайней мере, есть нож, – заметила она.

– А, это так, для понтов, – невесело усмехнулась Агнешка. – Я на самом деле ничего не смогу им сделать. Нож для самообороны хорош, когда умеешь с ним обращаться, а так больше шансов, что у тебя его прихватизируют. Хотя обеспечить какому-нибудь гопнику в подворотне орудие понадёжнее тоже неплохо, – чуть сместив руку, она отдёрнула её от руля и попыталась устроить обратно. – Ч-чёрт…

– А? – откликнулась Алиса.

– Рука болит. Там аптечки тоже нету, да?

– Я вроде видела сзади, – Алиса обернулась посмотреть.

– Можешь достать?

Агнешка притормозила Тойоту. Алиса перебралась на заднее сидение и попробовала вскрыть чемоданчик с крестом. Он был совсем лёгким, и когда она с трудом расщёлкнула его застёжки, опасение подтвердились: внутри остались только ножницы, пол-упаковки мощного снотворного и стопка пустых бумажек и блистеров. Похоже, чемоданчик уже недавно потрошили.

– Ясно, – вздохнула Агнешка. – Поделишься тогда ещё раз духами?

Алиса протянула ей с заднего сидения флакон и окинула взглядом, как та разматывала платок, чуть сжав губы.

– Всё совсем плохо?

– Хочешь посмотреть? – в голосе Агнешки послышалась смешинка. Она сняла платок и оглядела ладонь. – Нет. Ты не хочешь на это посмотреть.

Она вылила немного фиалки, вернула флакон Алисе.

– Духами, говорят, и правда неполезно, – нахмурилась та. – Там же много чего ещё, кроме спирта.

– Ну, у нас же всё равно вариантов нет, – Агнешка осторожно наматывала платок другой стороной. – Может, хоть заражения крови не будет. Нелли могла бы что-то посоветовать, наверно, если б была здесь, но она не здесь.

– Нелли? – Алиса вернулась на переднее кресло.

– Она же медичка, – Агнешка завязала платок и повела Тойоту снова вперёд. – Не до конца, но всё же.

– Кто?

– Ну, училась на медицинском. Это как магичка, только медичка.

– Нелли? – удивлённо повторила Алиса.

– Угу. Там просто в пандемию прошли слухи, что старших студентов тоже будут слать в эпицентры и красные зоны, и она решила свалить. Помнишь?

– Да… – неуверенно протянула Алиса. – Было что-то такое.

– Её тогда отец пристроил, у неё же ещё какие-то менеджерские курсы в анамнезе. Но чуть не законченный медфак всё равно не пропьёшь, – Агнешка шёпотом фыркнула. – Да, сливать первым хилера – это, конечно, эпик вин.

– Мне казалось, вы все ровесницы, – проронила Алиса.

– Ну, Нелли тоже почти. Она постарше тебя. Мы с ней на одном развирте познакомились, она ничего так девчонка – с выкрутасами, но с ней весело бывает. Особенно если прошвырнуться куда-нибудь подальше от города.

Скулы Агнешки чуть дрогнули, и она поспешила полуприкрыть глаза.

– Она не хотела ехать в этот раз. Лана её уломала, она нас обеих позвала – у нас есть за городом одно место, мы туда ездим иногда втроём. Жарим что-нибудь, или так… Лане просто решила отвлечься, малость отдохнуть от работы – да и в целом. Без Нелли вышло бы не то – несчитово как-то. Я… Ну, мне несложно. Планов особо не было, я всё равно думала все выходные лежать и смотреть в потолок. Так что почему бы и нет.

– А меня тут вообще не должно было быть, – тихо и мрачно проговорила Алиса. – Я должна была сходить в гости к тёте, а потом вернуться в общежитие и готовиться к экзамену. Или думать, что делать, если меня не допустят.

– К тёте?

– Да, у меня из родственников только она здесь, в городе. Она несильно старше меня. Ну… как ты примерно. Мне всегда казалось, что она очень классная. Такая… яркая, пробивная и всё может, если захочет. Мне… даже, наверно, хотелось быть как она. Хоть это и невозможно.

Она насупилась и замолчала.

– Мм? – переспросила Агнешка.

– Я ей рассказала про экзамен. Что получилось так, с той петицией. Думала… если она и не одобрит меня полностью, то по крайней мере поймёт.

– Она не поняла?

Алиса прикусила губу, попыталась изобразить улыбку.

– Она сказала, что таких, как я, надо расстреливать. Таких, как те парни, за кого мы подписывались, и таких, как я, тоже.

– Вряд ли она имела в виду именно это, – у Агнешки вырвался невольный хриплый смешок. – Обычно «надо расстреливать» – это не то чтоб буквально. Я не знаю, зачем так говорят.

– Так нет, так-то ясно, – Алиса нетерпеливо отмахнулась. – Просто… Я думала – ну, ладно мама с папой. Они никогда меня особо не понимали, а я их. Но… она же мне была вроде наставника. Вроде старшего товарища. И я просто… – она сглотнула и прервалась. – Может быть, если б была жива бабушка, она бы меня поддержала… Хотя нет, – она снова подавилась чем-то, но, вдохнув, заговорила ровно, только из глаз потекло немного. – Это я уже придумываю. Она сказала бы то же самое.

Она вытерла глаза и посмотрела вперёд, где дорога освещалась белым скользящим светом фар.

– В общем, я психанула, ушла и поехала на вокзал. Хотела просто сесть на любой попавшийся автобус и уехать на нём, неважно куда. У меня нет никаких друзей в Ч. У меня вообще нет друзей, – она уронила вниз взгляд и быстро смущённо поправилась. – Ну, то есть не то что нет…

– Да это понятно, – отозвалась Агнешка. – У меня тоже нет.

– Да? – удивилась Алиса. – Я думала…

– Ну как. Тоже – не то что нет, – Агнешка помолчала. – В университете была подруга. Мы тогда могли ночами гонять разные фильмы и анимешки, ржать под всякий трэш. Или гулять по каким-нибудь незнакомым районам. Фантазировать, какие дома для чего там стоят и кто в них живёт. Коллекционировать памятники Ленину.

– Почему Ленину?

– Не знаю. Они иногда бывают жутко милые. Но чаще мы жрали пирожные под шампанское и псевдофилософские разговоры или просто трепались о какой-нибудь отборнейшей фигне. Не поверишь, но казалось весело. Она мне вместо сестры была, наверно. Хотя… У меня же самой никогда не было сестёр – может, это вовсе и не так.

– А потом? – спросила Алиса.

– Ну, потом. Как обычно. Отучились, выпустились, нашли какую-то работу.

– Какую?

– Неважно, – отмахнулась Агнешка. – Всё равно к тому, на что мы учились, это не имеет никакого отношения. Ну и дальше, как водится, весёлое по большей части заканчивается. У неё там своя карьера, личная жизнь, всё такое. У меня тоже… какое-то подобие. Что я к ней буду лезть со своими загонами.

Она искривила губы, будто хотела слепить из них пренебрежительную ухмылку. Но они пересохли и растрескались и плохо лепились.

Алиса смотрела, медленно, сосредоточенно моргая.

– Давай я буду твоей подругой? – сказала она серьёзно.

Агнешка приобернулась в некотором удивлении:

– Давай.

Дождь шумел и шумел. Дождь шёл во всём мире. Глаза приоткрылись и закрылись снова. Тучное небо , всё то же, набрякло дождём, дождь падал с него, дождь лился, дождь стекал в шерсть у ушей, тёк по щекам, заливался в нос, и было странно, что он почти не мешает там, но потом дождь хлынул и обрушился в носоглотку, будто вдруг, делая глоток, ты опрокинул в себя слишком много, и, кажется, утонешь теперь в чашке чая. Лана резко перевернулась и откашляла воду.

Она подняла голову. Будка рядом была пуста. Только остался в углу окна вырезанный кот со своей крысой.

– Фами-илия, – недовольно пробурчали позади.

Лана обернулась. Бурый в кожанке спрашивал её. Глаз под нахлобученной шапкой так и не было видно, и слова пробивались с усилием из-под глухого ворота.

– Фами-илия. Имя. От-чество.

– Эрика Блэр, – попробовала Лана.

Тот протянул в ворот неопределённый звук и стал что-то проверять в лохматых списках в руках. Наверно, там всё никак не находилось – он листал, неторопливо возвращался обратно, слюнявил шершавый палец и перелистывал снова.

– Туда, – сказал он наконец, рукой показав куда, а после утратил всякий интерес.

Лана встала. Она прошла несколько шагов. Следов от выстрела не было, да и самого выстрела, наверно, не было тоже. Что было, на самом деле, странно. Она поискала в кармане и вытащила голубой смартфон-раскладушку с крылатым корги на брелоке. Не забыть только отдать.

Здесь был разъезд. Огромные махины с ковшами, крюками, лентами траков месили и развозили мокрую грязь, гигантские гусеницы жевали песок, оставляя взрытые следы гигантскими зубцами, елозили, ели, еле-еле двигались грязевыми трактами тракторы, продавливая себе траекторию среди котлованов и насыпей, правя путь в бездорожье. В будках поодаль светил тусклый свет – оттуда смотрели.

Лана увернулась от стрелы экскаватора или какой-то другой наехавшей громады. Здесь надо было быстрее найти спокойное место, убежище, укрытие, просто ровную площадку, по которой махины не ходят, пока они не успели зажевать и засыпать. Здесь грязь и песок не предназначались для пешего, они мялись под ногами, проваливались и соскальзывали, дождь развёз колючие следы-зубчатки, они кисли, лепились к подошвам, и к рукам тоже, когда попадались под руки, пока невдалеке катили тележки – нет, не тележки, просто лёгкие такие… двуколки? вагонетки? как их зовут, или неважно? – здесь ведь руками даже не обопрёшься, только измажешься окончательно и свалишься, заскользив и завязнув, под какой-нибудь пресс или молот.

Лана выпрямилась по возможности, обогнула чей-то массивный железный бок, высоченный, будто стенка. «…кла – Стенки – Сталелинейный» подстёрлось повыше человеческого роста на крашеном металле. Бок уже начинал ржаветь. За его изгибом и поворотом крючья спускались с тучного неба, тяжело провисали, натягивая дёргавшуюся леску, беспокойно дрожали на открытом воздухе и иногда сотрясались всей массой внизу и на подъёме. Те, с тележками – те были кривоватые и без лиц почти, только с проёмами пастей – их цепляли крюки, пробивали и тащили наверх, те дёргались зачем-то, визжа и шепелявя, некоторые срывались и падали оземь, разлохматившись окончательно во что-то странное, остальных тянуло дальше ввысь, где крючья заверчивались в карусель-цепочку, цепную реакцию, а там уже, что осталось, шло под пресс или валилось под гудроновую насыпь, чёрную и тяжкую. Лана отступила назад от железного бока и задрала голову: личина с плоским носом и красным блином щёк кивнула ей из-за окна в вышине, из-за рычагов и вентилей. Она теперь не улыбалась.

Лана шагнула, не глядя, спиной вперёд – тачки, их зовут тачки, – запнулась, всё перевернулось вверх грязью, и Лана полетела туда вниз головой. Воздух перед глазами закрыла падающая шея навернувшегося экскаватора.

Хоть они и не останавливались больше, ночь начинала постепенно сгущаться, обволакивая окрестности и дорогу. В тёмных пятнах кустов шевелились шорохи, иногда странные огоньки мигали оттуда. Стемнело и небо – не настолько, чтоб счесть синий за чёрный, но это уже никак не похоже было на сумерки раннего вечера. Дорога мелькала в свете фар впереди – ровная, спокойная и безлюдная.

– Интересно, если… – начала Алиса и тут же прервалась. Подумала. – Если мы, ну… не доедем – нас будут искать?

– Вряд ли, – почти сразу ответила Агнешка. – Хотя… Лану наверняка будут. Макс всех на уши поставит, если она не вернётся.

– Это её парень – Макс?

– Вроде того. Они должны были пожениться через два месяца. Так что он сейчас поднимет всех, до кого дотянется.

– А кого он сможет поднять? Полицию?

– О, кого только не, – усмехнулась Агнешка. – Там человек знает, как надо жить, не то что мы. Хотя, если честно, не думаю, что даже все его друзья друзей раскопают, где нас искать теперь, – её усмешка дрогнула на мгновенье в торжествующем оскале.

– Мне кажется, или ты завидуешь? – чуть улыбнулась Алиса.

– Не-не. Вот ни разу, – Агнешка мельком обернулась и в глазах её проскользнуло что-то похожее на испуг. – Я бы в жизни не рискнула связываться с людьми вроде него. И, наверно, не до конца понимаю, как рискнула она.

– А что? – спросила Алиса.

– Да нет, так, – Агнешка, словно спохватившись, вернула себе обычный вид. – Ничего особенного.

Она передёрнула плечами. Алиса разглядывала её не вполне доверчиво какое-то время.

– Ты как будто чего-то не договариваешь. Про него или про себя.

 

– Да. Конечно, не договариваю. Таким, как я, положено же по сюжету иметь тёмную тайну в прошлом – какую-нибудь драматичную драму с массовой резнёй, или офигенно великую несчастную любовь, ну или хотя бы там интрижку с парнем лучшей подруги или что-то в этом роде. Чтоб было внезапно, да?

– Да? – повторила Алиса.

– Нет. Просто иногда кто-то не хочет связываться с кем-то, и иногда это даже взаимно. Да и если подумать, в целом у меня всё зашибись по общепланетарным меркам. У меня чудный парень. Его чудные родители. Мои чудные родители. Меня окружают чудесные люди, – она с некоторым усилием рассмеялась. – Правда, ни с кем из них у меня не получается нормально говорить, но ведь у нас у всех не получается.

– Это… потому что война?

– Да в общем-то нет. Ну… то есть, – Агнешка мотнула головой, – да, поэтому тоже, но не только поэтому. Мне сцен не устраивали, как тебе. Собственно, они и сами войну не поддерживают, просто… как бы это сказать… больше про себя, что ли. Ну, знаешь, вот это – так плохо, конечно, что гибнут люди с обеих сторон и что вообще всё так вышло, но мы же всё равно ничего не можем сделать, – она фыркнула сквозь зубы, добавила тише. – Как я это обожаю. Толпа народу. На разных местах. И каждый такой – «ну, я же ничего не могу сделать».

– А мы можем? – спросила Алиса.

– Не знаю. Ты же пробовала. Я пробовала. Может быть, если бы все, кто не за, попробовали… А может, и нет.

Она проследила за стрелками спидометра и уровня топлива, озабоченно осмотрелась.

– Странно. Едем даже быстрее, чем ехали, а темнеет всё больше и больше.

Алиса оглянулась:

– Позади так же темно, как дальше.

– Угу, – кивнула Агнешка. – А часы у тебя уже не идут?

– Идут, но… – Алиса неуверенно тряхнула их, поднесла к уху. – На них всё время семь тридцать. Может быть, они сломались. Или… или, скажем, мы провалились ещё куда-нибудь. В какую-нибудь яму в яме.

– Может, – протянула Агнешка. – Но со стороны это, должно быть, забавно. Выехали на пикничок и пропали со всех радаров бесследно. Новостники такой случай упускают поднять на нас статистику просмотров.

– Если бы я это писала… ну, не новости, скорее художку, – задумчиво пробормотала Алиса, – я бы, наверно, сделала так, что… Вот, знаешь, при всяких серьёзных катастрофах говорят иногда, что мир рушится. А если он действительно начинает в каком-то смысле разрушаться… расшатываться… Реальность как бы истончается, искажается, даёт трещины, и в такое время гораздо легче свалиться случайно в разлом и как бы попасть в междумирье… куда-нибудь на изнанку. Как под подкладку в дырявом кармане. И чем масштабнее всё и хуже в реальном мире, тем больше разрастается эта аномалия и тем проще в неё… – она замолчала, как бы прислушалась к своим словам и решила обдумать их по новой. – Это тоже откуда-то, да? Из какого-то автора.

– Напишешь – будет из тебя, – отозвалась Агнешка. – Хорошая идея. Я бы написала, если б умела.

– Я не знаю, – Алиса, сцепив, перебрала собственные пальцы, – если бы была такая книга… большая полноценная книга – мне кажется, в ней всё должно быть так сложно и многомерно… Боюсь, мне не хватило бы… мощности, что ли, чтобы быть автором для неё. К тому же, мне трудно сейчас представить, что всё это, – она кинула мимолётный взгляд за окно, – вдруг как-нибудь кончится и переменится, и будет не так… И что?.. Я снова сяду за свой стол, открою тетрадь и буду… что я буду писать? Как я буду это делать – после всего, что уже было? Подбирать слова? Выписывать их? Это так… странно. Я не вижу, как бы я так делала, как могла бы думать… в голове такая муть.

За окном подняла длинную морду тень. Вспыхнули жёлтые глазки и тут же пропали.

– На самом деле, – глядя на них, призналась Алиса, – у меня, пока мы едем, вращается в голове только одна фиговинка – мне кажется, она пошла бы для аниме. Только не сейчас. Сейчас такое делать не надо, никому.

– И что это? – поинтересовалась Агнешка.

– Ну, вот смотри. Есть небольшая компания знакомых – молодых людей… может быть, студентов или чуть старше. Парней, девушек. Страна, в которой они живут, – неважно, где это именно – однажды нападает на соседнюю страну. Они против, но не очень понимают, что им делать. И примерно в это же время у них вдруг появляются сверхспособности – у каждого своя, но все какие-то… ущербные, что ли. То есть если невидимость – то не абсолютная, а вроде того, о чём мы говорили, когда тебя просто не замечают. Если возможность исцелять, то совсем слабенькая. Или, допустим, сама способность нормальная, но совершенно не подходит человеку, которому она досталась. Например, умение обращаться с любым оружием у полного пацифиста, которому плохо до обмороков от одного его вида. Или управление электричеством у человека, который понятия не имеет, как иметь с ним дело. Или даже что-то работающее, но никто не знает толком, как это применить и использовать – скажем… невероятная живучесть. И вот они всей компанией пытаются как-то повлиять на что-то и что-то сделать, но… но они же всё равно просто кучка обычных людей против куда более серьёзных сил, и все их способности хоть и могут помочь местами, но в итоге по большому счёту не дают им никаких преимуществ.

– Это гениально, – Агнешка рассмеялась. – Я хочу это видеть.

– Ну, то есть это можно и не в форме аниме, – Алиса спрятала взгляд там, где, будь это кресло соседним, должны были быть педали, – можно сделать просто как фильм или… Но почему-то все сцены, что мне приходили в голову, смотрятся как из аниме, и типажи тоже… Да и само противостояние – оно всё-таки… скорее такое, условно-фэнтезийное, как что-то больше развлекательное для подростков…

– Так в том и фишка, – нетерпеливо согласилась Агнешка. – Сейчас бы это странно смотрелось, ты права, но лет через пятьдесят или восемьдесят, когда мы сами станем уже сеттингом чисто для антуража, чтоб в него можно было закидывать любые свои истории – ну, как теперь первая мировая или какая-нибудь там инквизиция, – вот тогда это будет вштыривать как надо.

Она перевела дыхание, даже в каком-то удивлении глядя на дорогу в свете фар.

– Ты бы записала это на каком-нибудь клочке – если хочешь, без подробностей, просто идею. Главное, оставить так, чтоб могли найти где-нибудь в будущем. Вдруг там кому-то тоже зайдёт, и он это снимет.

– Думаешь? – в сомнении проговорила Алиса.

– Угу. Чёрт, мне сейчас даже захотелось перенестись в это будущее и посмотреть, что они наснимали. Вообще увидеть, как там. И как это будет, когда от нашего времени останутся обрывки общих знаний и набор штампов. Возможно… Знаешь, возможно, так будет даже неплохо.

Кусты колыхнулись по курсу их движения, но в тающем свете уже едва ли получалось разглядеть, что там. Алиса тайком вздохнула. Быть может, её тянуло зевнуть и закрыть глаза на подольше, чем занимает долгое моргание.

– Ты сказала, лет пятьдесят? – повторила она вполголоса. – Или восемьдесят. Теоретически…

– Да, есть вариант дожить, – кивнула Агнешка. Она ещё раз проверила стрелку топлива, дёрнула уголками рта. – Вообще забавно. Я же планировала выпилиться, когда вернёмся с пикничка.

– Зачем? – спросила Алиса.

– Не знаю. Всё бессмысленно, всё нелепо, всё надоело. Не хочу больше ничего делать.

– Я бы по тебе не сказала, – Алиса робко улыбнулась. – У тебя было полно возможностей перестать делать что-либо за эту поездку.

– Ну, это другое. Тут меня явно пытаются прицельно уничтожить – так что появляется желание противостоять и наоборот выжить. Назло. Какой-то… азарт?

Алиса молча и внимательно смотрела на неё, будто ожидая продолжения.

– А там всё совсем не так. Когда прошли первые митинги и что-то хоть чуть-чуть массовое закончилось – знаешь, что мне сказали? Что я молодец, раз выразила свою гражданскую позицию. И что это смело. А теперь, пожалуй, стоит подумать о себе и о том, как обустроить дальше собственную жизнь. Потому что повлиять на внешний мир мы не можем, а вот на свой маленький личный мирок – да. Ну, типа, поигрались и хватит, пора жить по-нормальному.

Агнешка чуть выкрутила руль и с шипением подтянула левую руку к себе. Подержав её немного на весу, будто боялась не туда пошевелить, осторожно полезла за сигаретой.

– И вот как бы я объяснила, что никакую собственную жизнь я жить не могу, – сдавленным голосом произнесла она. – И не могла никогда.

– Почему?

– Потому что это всё время как… Ну, вот представь тряпочную куклу. Её можно сажать за кукольный столик – типа она пьёт чай, укладывать в кукольную кроватку – типа она там спит, наряжать во всякие красивые тряпочки и красиво фоткать в разных позах. Вот это буду я. Смотрится иногда довольно мило, но ей плевать. Она кукла.

Алиса медленно моргнула несколько раз, по-прежнему не говоря ничего.

33Утром в среду, в пять часов, когда наступает день (The Beatles, «She’s leaving home»)
Рейтинг@Mail.ru