Илья Николаевич Баксаляр
Завтрак с Машиахом
Глава 16
Кейла поднималась на четвертый этаж с тяжелым чувством на душе, внутренний голос подсказывал ей, что разговор с шефом будет не из легких. Провалы последних дней болезненно ударили по престижу всей разведки, а отвечать за последствия, по всей видимости, придется кому-то из руководителей управления. Немного волнуясь, она вошла в кабинет директора «Моссада». Эфраим Галиви на этот раз казался еще более молчаливым, чем прежде, он даже не привстал из-за стола, чтобы поприветствовать ее, а только глазами указал на стул.
– Что скажешь, Кейла? – холодные глаза Галиви безучастно смотрели на руководителя управления.
Овальская уже давно привыкла к такой манере общения своего руководителя, но сегодня она почувствовала в поведении директора нечто новое, несвойственное ему ранее. Было понятно, что внешнее спокойствие было только маской, в душе же у главного разведчика бушевала настоящая буря, негодование, как шторм, было готово смести все возможные пределы, хотя внешне он продолжал молча равнодушно смотреть на подчиненную.
– Вы насчет операции в мечети? – голос Кейлы немного дрогнул. – Провалы бывают везде. Это один из аспектов нашей оперативной работы, но за деятельность агентов я не отвечаю. Я только планирую их операции, определяя степень угрозы нашему обществу.
Овальской вдруг стало не по себе, холодный взгляд шефа просто испепелял ее. Директор молча требовал объяснений.
– Я не знаю, как это случилось. В течение последней недели мы обнаружили пять трупов наших лучших агентов в Восточном Иерусалиме на самых оживленных и многолюдных перекрестках. Мы провели судебно-медицинскую экспертизу и выяснили, что они были убиты в других местах, а затем их тела подбросили в центр города, это своего рода пощечина всей нашей организации. – Овальская пожала плечами, понимая, что одними словами здесь не обойтись. – Я не знаю, как это произошло. То были лучшие агенты, не один год проработавшие в «Моссаде», опытные сотрудники, в профессионализме которых никто не сомневался. Мне искренне жаль.
– Мда, – директор достал блокнот. – В мечети работали пять наших лучших разведчиков, – он говорил спокойно, выделяя каждое слово, едва ли не по слогам. – Пять. Кроме нас с вами об их задании не знал никто.
– Да, вы абсолютно правы, – полковник Овальская энергично закивала в знак согласия.
– А скажите, пожалуйста, Кейла, насколько часто в вашей практике бывали случаи, когда все разведчики, каждый из которых не знал о существовании других, в одну неделю оказывались раскрытыми?
– Нет, таких случаев я не припомню.
– Вот и я тоже, – директор «Моссада» молча смотрел на подчиненную, в его глазах застыл немой вопрос.
– Вы хотите сказать, что их кто-то сдал? – Овальская не выдержала такого практически открытого обвинения. Ее руки сжались в кулаки, черные остекленевшие глаза блеснули.
– Я ничего не утверждаю, но факт есть факт, – Эфраим Галиви перевел взгляд на блокнот. – В мечети, насколько я помню, работал еще один ваш агент?
– Вы имеете в виду Менахема Овадью?
– Да.
– Неделю назад я поручила ему другое задание.
– Вот это меня и беспокоит. Один агент уходит с объекта, а пятеро остальных проваливаются.
– Нет-нет, господин директор! – воскликнула Кейла. – Овадья – проверенный человек, ему можно доверять на сто процентов, вы и сами это знаете. И он самый перспективный сотрудник «Моссада», я таких талантливых никогда не встречала, он будущее разведки, – Овальская внезапно покраснела. Она не ожидала от себя такого порыва. Взяв себя в руки, Кейла продолжила более сдержанно: – К тому же Овадья не знал ни одного из пяти засланных в Аль-Аксу агентов. Каждый работал по своей программе.
Леденящий немигающий взгляд директора «Моссада» продолжал выворачивать ее наизнанку, теперь еще добавился изучающий интерес, так как такой чувственной реакции от Овальской Галиви не ожидал.
– Быть может, – Эфраим Галиви говорил спокойно, – кто-то сдал наших агентов?
Полковнику осталось только пожать плечами.
Кейла вышла из кабинета директора в крайне подавленном состоянии, еще никто никогда не обвинял ее в провале агентов секретной службы, а по сути – в предательстве интересов Родины. Разговор оставил неприятный осадок. Прямых обвинений начальник не предъявил, но сейчас больше всего Овальскую беспокоил странный взгляд шефа. «Действительно странно, что пятеро лучших агентов были раскрыты за одну неделю. Очень странно. Но об этой операции знали только я и Галиви, источников для утечки просто не было». Кейла вышла на улицу и, несмотря на рабочее время, зашла в свое любимое кафе. Заказав стакан мартини, вторую половину дня она провела за столиком у окна, тщетно пытаясь притупить душевную боль.
***
Тем временем информация о провале сверхсекретной операции «Моссада» в Восточном Иерусалиме загадочным образом просочилась в прессу. Сначала вышла статья в англоязычной газете «Иерусалим Пост», в которой говорилось о коварном заговоре правительства против действующей в Палестинской автономии власти и причастности «Моссада» к убийству имама мечети Аль-Акса. Спустя всего несколько дней эту статью перепечатали общенациональные газеты «Эпоч Таймз», «Глобес», «Ха Арес» и другие. Вскоре и палестинские газеты подхватили новости своих еврейских коллег, представляя события в Восточном Иерусалиме в ином свете. Скандал нарастал лавинообразно, грозя серьезными последствиями для внутриполитической стабильности всего государства. В палестинских городах вспыхнули стихийные демонстрации. Арабская молодежь стала массово нападать на израильские блокпосты и еврейские поселения на всей территории Западного берега реки Иордан и Сектора Газа. Начались перестрелки, газеты запестрели сводками с мест столкновений. Вскоре новости о злосчастной операции «Моссада» в Восточном Иерусалиме вышли за пределы страны и стали доступны международному сообществу, что вызвало массовые протесты во всем исламском мире. Не остались в стороне и другие страны, это грозило новыми неприятностями для еврейского государства.
Кейла Овальская с кислым выражением лица читала в своем кабинете анализ последних новостей из дайджеста израильских и мировых информационных изданий. «Что-то здесь не так, не могли одновременно провалиться сразу пять лучших агентов «Моссада», да и откуда журналисты пронюхали про сверхсекретную операцию в мечети?» Она попыталась сложить все факты в одну общую конструкцию, чтобы понять, кто в реальности стоит за всеми этими событиями. Но в ее голове никак не укладывалась эта сложная и крайне непонятная ситуация с множеством неизвестных. Зазвонил телефон. Это была прямая связь с премьер-министром. «Все понятно, – подумала полковник, тяжело вздыхая. – Вызывают на ковер. По всей видимости, из меня теперь сделают козу отпущения». Ее рука медленно потянулась к трубке.
***
После смерти Иисуса Навина на Землю обетованную пришла смута. Единство народа стало рассыпаться на глазах, началась междоусобица, единое государство развалилось на две части: Израиль и Иудею. Мелочность правителей разрушала былую мощь израильтян. Соседи, воспользовавшись их распрями, постепенно маленькими кусочками стали захватывать земли, подаренные избранному народу Богом. Все старания Моисея, желавшего, чтобы народ чтил заветы Отца небесного, остались в прошлом, люди все сильнее погружались в греховную жизнь. Всевышний посылал предупреждения людям, вызывая частые неурожаи, эпидемии болезней, землетрясения и мор. Но все это было напрасно, ибо бывшие рабы, получив свободу, не были готовы принять этот дар Божий как ценнейший в жизни подарок. Несколько раз небеса отправляли к евреям пророков, и те, творя чудеса, несли слово Божие в народ, на некоторое время возвращали сынов Израиля в русло праведности и благодарности к Царю небесному.
Прошли века, но должного порядка на Земле обетованной все еще не было. Бог с тоской смотрел на людей с высоты небес, расстроенно качая головой: «Быть может, мне отвернуться от этого народа, который погряз в распутстве, алчности и поклонении идолам?» Но он вспомнил Авраама, скромного пастуха, который жил на берегу Евфрата. Тогда в него, в Единого Яхву, никто на земле не верил, земляне поклонялись многочисленным каменным и деревянным изваяниям, которые и богами-то в реальности не были, а являлись плодом фантазий и страхов людей перед творением Бога или, в крайнем случае, обычными духами. Они поклонялись ложным небожителям, которые просто посмеивались над слабым человечеством, но не забывали при этом постоянно принимать пожертвования. В одиночестве Небесный покровитель пролетал над землей, страдая от неблагодарности людей и с тоской думая о будущем. От обеих Америк, африканского континента и далекой Австралии до глухой, живущей в гремучих лесах Европы не было понимания у людей истинной веры. Даже в благословенном Китае и процветающей Индии человечество отдавало предпочтение кому угодно, но только не Ему, Великому Богу, создателю всего на свете.
Адам и Ева были первыми людьми на Земле, которых создал и пригрел в своем райском саду Великий Творец. Но они совершили грех и были наказаны и изгнаны из Эдема только для того, чтобы смогли осознать свое падение и вернуться обратно, покаявшись. Бог долго, очень долго ждал, когда грешники, испытав все тяжести жизни на Земле, возвратятся в Эдем в добрые объятья Отца своего со словами прощения. Но падение не привело к осознанию греха, а вместо покаяния первые люди, созданные Богом, избрали путь гордыни, который всегда свойствен слабым душам. Адам и Ева стали поклоняться идолам, прося у них защиты. Бог ждал год, другой, десятилетие, прошли тысячелетия, Адам и Ева дали потомство, человечество стремительно росло в численности, постепенно заселяя все уголки Земли. Яхва смотрел на них с небес с болью в сердце. В душе Он их сильно любил, но простить не мог, так как все самое дорогое, оторванное от сердца, вызывает жгучую боль, которая не заживает никогда.
Потеряв веру в людей, Бог хотел покинуть Землю. Он с грустью, со слезами на глазах смотрел на любимую планету, которую создал в единственном образе во всей Вселенной, прощаясь навсегда. Мир исчезнет для тех, кто забыл своего Создателя, тьма придет, не сразу, но обязательно, накрыв любимое детище черным покрывалом разрушения, после чего наступит полная безвестность. Яхва вспоминал, сколько раз спасал Землю от огромных комет и громадных метеоритов, посланных на Его детище силами тьмы. Но кто знает об этом?
Готовясь отправиться в далекое путешествие в другие измерения, на прощание Бог взглянул на Землю в последний раз и вдруг увидел странного человека, который сидел на коленях среди выжженной степи. Рядом паслись козы, выщипывая остатки травы. Яхва остановил взгляд на мужчине, Богу почему-то понравилось благородное, одухотворенное лицо человека, сидевшего на земле, который что-то шептал про себя, глядя на небеса. Бог прислушался и, к своему великому удивлению, обнаружил, что этот пастух, шепча слова благодарности, обращался к Нему одному, Отцу небесному. Создатель замер в замешательстве, он опустился на Землю и предстал перед своим единственным верным сыном.
– Как тебя зовут, сын мой?
Мужчина поднял глаза, в них не было страха или испуга, только любовь и почтение:
– Отец мой небесный, Авраам! – прошептали его губы, а глаза наполнились счастьем благодати.
– Веруешь ли ты в меня? – Яхва заглянул в чистые очи человека.
– Верую только в Тебя!
– Но ведь никто больше не поклоняется мне, почему ты один молишься на Меня? – Бог вдруг вновь почувствовал прилив страшной обиды на человечество. – Не обманываешь ли ты меня?
Пастух поднял глаза. Их чистота поразила Бога. Он отпрянул назад, обиды улетучились прочь. «Это же дитя мое, плод моего труда!» – теплые чувства переполнили душу Отца небесного.
– Что же ты ищешь здесь, на этой выжженной земле, Авраам?
– Тебя, Отец мой небесный. Я не могу смотреть, как мои сородичи поклоняются дереву и камням, забывая про Тебя, мой Создатель.
В глазах Яхвы помутнело, он переменился в лице от нахлынувших чувств, скупая слеза стекла по величественному лицу могущественного Создателя. Он с большим трудом сдержал эмоции и стал медленно подниматься в небо.
– Вот что, Авраам, если веруешь в Меня, то отправляйся на север через пустыни в город Харан, возьми с собой людей, тех, кто верует в меня. Из Харана ступай в Ханаан. Ты создашь несколько народов.
Бог вспоминал ту встречу с Авраамом, с человеком, благодаря которому он не покинул Землю и сохранил свое творение – голубую планету, сберег ее от коварных сил тьмы. Авраам умер в возрасте ста семидесяти пяти лет, Яхва желал как можно больше продлить его жизнь, но старик вымолил у него смерть как успокоение от суеты, от которой неимоверно устал. Забыть одних из потомков Авраама, евреев, Бог не мог. Всевышний решил прекратить все распри среди иудеев и назначить им царя, который успешно продолжит род израильтян.
***
– Деда, привет! – Овадья буквально влетел в дом Иехиэля Кацмана и горячо обнял старика. – Как я соскучился по тебе!
Немного растерявшийся раввин остановился в дверях:
– Ой, ты мне все ребра переломаешь, вон какой здоровый стал, у меня кости, поди, не железные.
После последней встречи борозды морщин еще глубже прорезали лицо старика, глаза впали и смотрели на людей из бездонных колодцев, но по-прежнему светились мудростью.
– Давненько ко мне не заходил, совсем исхудал, – раввин по привычке потрепал молодого человека за щеку. – Все, наверное, дела, ко мне старику и зайти-то некогда.
– Ладно, деда, не обижайся, ты же знаешь, как тяжело быть инженером, когда разрабатываешь новую технику, а она не работает как надо. Вот и приходится много времени пыхтеть на работе.
– Садись, Менахем, рассказывай, как у тебя дела. Что же это я, совсем старый стал, забыл, ты, наверное, кушать хочешь, – спохватился раввин. – У меня как раз пракес из говядины приготовлен и харосет с яблоками и орехами.
– Нет, деда, извини, я с утра плотно позавтракал, – Овадья с удовольствием плюхнулся в любимое кожаное кресло.
Когда-то оно казалось малышу гигантским монстром, на который он взбирался с огромным трудом, падая и поднимаясь вновь. Теплые детские воспоминания охватили молодого человека. Тогда рядом сидели еще молодые отец, мать, жизнерадостная бабушка. Какое было прекрасное время, полное радости и счастья. Легкое облако грусти пробежало по лицу Менахема.
– Может быть, все-таки пообедаешь у меня? – настаивал старик.
– Нет, спасибо. Я сыт. Скажи, деда, а что ты знаешь о кольце Соломона?
Раввин удивленно поднял брови.
– Странно, с каких это пор тебя, инженера, стали интересовать исторические артефакты? Сначала Ковчег Завета, теперь кольцо.
– Просто интересно. Говорят, оно было непростое.
– Говорят-то многое, в этом ты прав. У нас любая домохозяйка думает, что порой знает больше, чем академик, – старик потер глаза. – История – вещь такая, ее делают часто не факты, а писари под диктовку грозных и амбициозных правителей, которые переписывают события в своих интересах. И, как правило, придают большее значение собственной персоне, чем той правде, которая была на самом деле.
– Так что, истории нельзя верить? А как же Ветхий Завет, Пятикнижие, Тора? Получается, и им верить нельзя?
– Эх, мальчик мой, как раввин я верю в искренность и правдивость древних писаний, но они были созданы спустя много веков после тех событий, которые происходили в древности, передаваясь из уст в уста десятками поколений, и если говорить честно, то трудно определить, где истина, а где плод человеческой фантазии.
– А что, разве царя Соломона не было в реальности? Многие говорят, что он был самым мудрым правителем в истории человечества, – осторожно, с некоторым волнением в душе поинтересовался Овадья.
Натянув очки на нос, старик сел в соседнее кресло. Он всегда так поступал, когда дело касалось щепетильных вопросов.
– Толковых властителей на земле было немало, но по преданию Соломон обладал не только умом, талантом организатора, прекрасным дипломатическим даром. Этот царь был сдержанным человеком, умел выслушать до конца каждого и глубоко понять проблемы. Поговаривали, что он обладал магией.
– Магией? – переспросил Овадья. – А разве она существует?
– Мальчик мой, в этой жизни может быть все. Кстати, по поводу кольца Соломона. Если интересно, я могу немного рассказать тебе эту историю.
– Конечно, деда! – молодой человек оживился, приготовившись слушать.
– Эти события произошли очень давно, в то время, когда царь Давид отошел в иной мир и передал бразды правления сыну Соломону. Время было сложное. А молодому царю исполнилось только двадцать лет. Вокруг трона шла нешуточная борьба, некоторые из многочисленных детей умершего Давида рвались к власти, не признавая нового царя. Заговоров было столь много, что Соломону, скорее всего, недолго оставалось жить на белом свете. Но Бог решил пресечь вакханалию беззакония. В один из теплых вечеров божественные ангелы спустились на землю и вошли в опочивальню молодого правителя. Один из них преподнес царю камень, который дает власть над стихией ветра и всеми духами. Второй ангел передал правителю еще один камень, позволяющий управлять всеми живыми существами в воде и на суше. С поклоном к Соломону подошел третий посланник неба и передал еще один камень, наделенный силой изменений: его владелец мог горы превратить в равнины, осушить реки и сделать земли плодородными. Царь принял с почтением дары и хотел отдать поклон, но подошел последний ангел и принес четвертый камень, который позволил Соломону стать повелителем всех добрых и злых духов на небе и на земле. Легендарный правитель собрал четыре талисмана воедино и инкрустировал камнями кольцо. С тех времен оно стало величайшим сокровищем мудрого царя. Но есть и другая легенда о самом мудром царе Иерусалима, взятая не из Библии, а из древнейшей книги под названием «Завещание Соломона», в ней и рассказывается история магического кольца. Во время строительства Иерусалимского храма царь Соломон заметил, что один из его молодых и самых любимых подмастерьев с каждым днем становится все мрачнее и печальнее. Правитель поинтересовался у юноши, что за беда с ним приключилась. Оказалось, что каждый вечер после завершения рабочего дня к нему является злой демон, отбирает еду и заработанные деньги, а также сосет кровь из большого пальца правой руки. Тогда Соломон отправился в храм и молился до тех пор, пока ему не явился архангел Михаил, который принес магическое кольцо. Перстень дал правителю возможность приручить злых духов. Он подчинил своей воле семьдесят два демона и с их помощью достроил храм. Затем заточил их в медную амфору, запечатал ее тем самым кольцом и выбросил в озеро. Но оставшиеся демоны рассказали людям о несметных богатствах царя, спрятанных в сосуде. Амфора была найдена, и заключенные духи вырвались наружу. Кольцо царя Соломона потеряло прежнюю силу, и некогда могущественный царь стал забавой для злых сил.
– Скажи, деда, а вот это что за кольцо? – и Менахем достал из кармана фото с перстнем старика из мечети.
Иехиэль осторожно взял снимок и погрузился в его изучение:
– Странный перстень, видно, что он древний, где ты нашел эту фотографию?
– Да так, в одном журнале, – уклончиво ответил Овадья. – Деда, там есть надпись, не мог бы ты ее прочитать?
Старик достал из стола в своем кабинете большую лупу и вернулся обратно. Чтобы лучше видеть, подошел к окну.
– Все пройдет, – тихо прочитал Иехиэль Кацман надпись на древнем иврите.
Глава 17
В Скинии Самуил молился Богу, находясь в полном смятении. Он сидел смиренно на коленях, понуро опустив голову, осознавая свою вину перед Отцом небесным. Пророк старался подобрать нужные слова, но в голове царила невообразимая сумятица. В последнее время он чувствовал непреодолимый страх перед карой небесной, всем телом ощущая нарастающее напряжение в воздухе. Там, за шатром, темные тучи заполонили небо, где-то вдали за горизонтом сверкали молнии, отражаясь далекими зарницами на западе. Буря еще не началась, но она надвигалась как предчувствие приближающегося конца старой эпохи и наказание небес. Самуил был пятнадцатым судией Израиля, родом из колена Левитовых, его еще совсем ребенком, в возрасте трех лет, отдали в Скинию, на служение Богу, как и следовало всем потомкам его рода. Первосвященником тогда был судия израильский Илия, посвятивший себя служению Господу Богу и своему народу. Однако, несмотря на все свои заслуги, он допустил роковую оплошность, за которую теперь приходилось расплачиваться всему роду левитов, в том числе и самому Самуилу.
В большом шатре было тихо, масляные лампы источали бледный свет, в лучах которого сиял яркими отблесками Ковчег Завета. Пророк наклонился и опустил голову к земле. В памяти возникли страшные картины недавнего прошлого. Орды филистимлян вторглись на Землю обетованную и перебили войско израильтян численностью тридцать тысяч человек. Горели деревни, города, кровь текла рекой, но это было не самое страшное. Самуил опустился на колени, чувствуя, как трясутся поджилки, леденящие мурашки поползли по спине, на лбу выступили капли холодного пота. Самое страшное случилось до этого, когда филистимляне готовились напасть на Израиль, желая очистить Ханаан от еврейского народа и изгнать всех потомков Авраама обратно в пустыню.
Ранним утром огромное войско филистимлян, блистая в утренних лучах стальными нагрудниками и копиями, выстроилось на возвышенности, чтобы дать бой израильтянам. Напротив них стояла еврейская армия, во главе которой на белом статном скакуне гарцевал пророк Илия. Он смотрел вдаль, дивясь бесконечному войску противника. Всю ночь пророк провел в Скинии, молясь за свой народ и прося у Бога послать победу. Однако небеса оставались безмолвными. Пророк начал волноваться, леденящая дрожь пробежала по телу. Утром перед битвой войско израильтян охватил страх, когда перед ним предстала нескончаемая армия филистимлян. Поднялся мощный вихрь, сотни флагов всех колен израильских развевались над головами защитников Израиля. С другой стороны донеслись звуки горна. Филистимляне приготовились к бою. Страх в рядах еврейской армии усилился, солдаты непроизвольно сделали шаг назад. Илия вскинул меч:
– Братья мои! Мы дети Авраама, последователи Моисея, Богом избранный народ, не должны бояться варваров, идолопоклонников. Помните: с нами Бог.
Слова пророка донеслись до воинов. Они приободрились, подравняли ряды, выставив перед собой целый лес копий. Илия дал команду, и перед войском появились левиты в белых одеждах. Это были его сыновья, которые с надменным видом несли Ковчег Завета, демонстрируя всем силу еврейского народа. Израильтяне оживились, громкие возгласы хором пронеслись над стройными рядами армии: «С нами Бог!» Царь филистимлян, находясь на возвышенности, готовился к атаке, подняв меч над головой. Он не сомневался в возможностях своего войска. Только его народ освоил выплавку стали, из которой делались самые крепкие и острые клинки – оружие, которому не было равного в мире. Он долгие годы готовил свою армию, отбирая лучших воинов, тренируя ежедневно, отрабатывая все методы наступления. И теперь, сидя на коне, царь филистимлян презрительно смотрел на израильтян, не видя в них достойного соперника. Он поднял меч и хотел дать команду к атаке, но в это время услышал радостные крики в стане противника. Царь остановился и присмотрелся. Войско израильтян ликовало. «Глупцы! Вы еще не знаете силу нашего оружия, но вскоре почувствуете его мощь на себе», – подумал царь филистимлян. Он готов был махнуть рукой с мечом, чтобы начать атаку, но тут увидел сияющий в лучах солнца Ковчег Завета, о котором много раз слышал. Легкая дрожь охватила правителя. Ряды филистимлян дрогнули, солдат охватил ужас. «Это же оружие их Бога! Все, нам конец!» – раздавались крики со всех сторон. Конь под царем попятился. Войско филистимлян дрогнуло. Больше сотни тысяч воинов начали медленно отступать, поддаваясь панике и готовясь обратиться в беспорядочное бегство. Жеребец царя, обычно всегда послушный, встал на дыбы. Правитель из последних сил пытался сдержать коня.
Тем временем сыновья Илии Офни и Финеес с горделивым видом проносили перед армией филистимлян священную реликвию, дух Бога, который должен был покарать врагов еврейского народа. Они зловеще улыбались, высокомерно глядя на смятение в рядах противника, в предвкушении яркого зрелища страшной кары небесной, которая обрушится на их врагов. Ковчег Завета блестел ярким светом в лучах солнца, еще мгновение – и начнется самое страшное для филистимлян. «Смотри, что сейчас будет!» – во всеуслышание громко крикнул Офни своему брату и неожиданно споткнулся и упал. Его брат Финеес не смог один удержать Ларец Бога, его колени задрожали, и он тоже упал на землю. Ковчег Завета, обратившись в один миг из пушинки в неподъемный груз, придавил обоих братьев своей тяжестью. Илия, еще минуту назад радовавшийся своему Божественному оружию, от ужаса вскрикнул. Дрожь охватила его тело, и он в панике закричал: «Ковчег Завета упал! Неужели Бог отвернулся от нас!»
На поле предстоящей битвы воцарилась тишина. Конь под царем филистимлян успокоился, паника в рядах его армии прекратилась. Правитель, придя в себя, махнул мечом вперед и первым понесся на израильтян, войско поспешило за ним. Илия бросился на помощь сыновьям, но лошадь его не слушалась и металась из стороны в сторону, армия в панике бросилась спасаться бегством. Забыв обо всем, пророк, поддавшись общему настроению, вместе с войском отступил. Царь филистимлян первым подскочил к Ковчегу Завета. Под ним, корчась от боли, лежали сыновья Илии. Два коротких удара меча прекратили их страдания.
Пророк, отступив с поля боя, сумел обуздать лошадь, прекратить панику и выстроить войско. Он готовился дать бой врагу, но как только руки противника протянулись к священному ларцу, небо потемнело, мелькнула страшная молния, оглушительный грохот мощным раскатом разнесся над землей, лошадь под пророком внезапно взбесилась, встав на дыбы. Илия упал на землю и сломал себе позвоночник. Началась буря, ливень обрушился на землю, пророк лежал в грязной луже, умирая в страшных муках. Бросившиеся на помощь пророку люди тут же начинали тонуть в луже, образовавшейся вокруг Илии, и сразу же пятились назад. Гнев Бога был суров, и теперь воины израильской армии боялись не столько врага, сколь кары небесной. Пророк пал, но самое страшное случилось потом, когда Бог отвернулся от своего народа.
Потянулись долгие годы гнета, унижений и ужасающей нищеты, на которую обрекли филистимляне израильский народ. В это время Самуил в простой холщовой рубахе просвещал евреев, восхваляя имя Бога и проповедуя заповеди Господа: «Только народное покаяние смягчит Царя нашего небесного», – говорил пророк. Но гнет захватчиков усиливался, и когда жить стало совсем невмоготу, израильтяне объединились. Вспыхнуло восстание, и под напором сплоченного народа враг бежал, а Ковчег Завета был возвращен в Скинию.
На огромной площади собралось несколько сотен тысяч человек, яблоку негде было упасть, все близлежащие улицы были заполнены толпами людей. На возвышенности стоял в гордом одиночестве Самуил. Кругом все колыхало и шумело, море человеческих голов было устремлено только на него.
«Дети мои! – голос Самуила мощно пронесся над площадью. – На колени!» Толпа пришла в движение, все пали на землю. Серое небо мрачно смотрело на город. Свинцовые тучи низко нависами над домами, создавая гнетущую атмосферу.
– Давайте помолимся и попросим прощения у Отца нашего, Господа Бога! Ибо без Его внимания и заботы будет обречен весь наш народ, – пророк опустился на колени. – Господи! Царь наш небесный, прости детей своих нерадивых за все прегрешения, за нашу неблагодарность и слабость нашу человеческую.
Толпа шепотом повторяла слова Самуила, вознося руки к небу:
– Прости нас, рабов твоих, за то, что отступились и забыли ласку Твою, мы осознали свои грехи и умоляем повернуть очи Твои на нас. Мы будем нести Имя Твое в сердцах и душах как самое драгоценное достояние. Прости, Отец наш небесный!
Тучи начали медленно расходиться, над Самуилом заблестел первый луч солнца, небо стало ясным и светло-голубым, яркие блики залили город золотым свечением. Бог снова повернулся к своим сыновьям. Однако Самуил сознавал, что прощен был народ, но не потомки левитов, совершившие самый страшный грех.
***
Северный ветер дул со стороны моря, неся неприятный холод и сырость. Промозглый дождь поливал как из ведра третью неделю подряд. Зима в этом году выдалась прохладной, кое-где выпал снег, покрыв Священный город на несколько часов белым одеянием. Но он пролежал недолго, тучи со Средиземного моря принесли новую порцию влаги, и теперь улицы Иерусалима покрылись вязкой неприятной смесью мокрого снега, грязи и воды, создавая много проблем для жителей. Город опустел. Люди стремились без лишней надобности не покидать дома. Их пугали не столько непогода и холод, сколько участившиеся теракты смертников в местах большого скопления горожан.
Всего неделю назад молодой шахид родом из палестинской деревушки, расположенной рядом с Наблусом, взорвал себя на автобусной остановке прямо в центре Иерусалима. Погибло двенадцать человек, а три дня назад совсем юный палестинец подорвал себя на контрольно-пропускном пункте в восточной части святого города, погибло восемь ни в чем не повинных людей. А за неделю до этого случая в нескольких автобусах были приведены в действие взрывные устройства. Арабская молодежь, не раздумывая, подрывала себя, унося с собой и жизни обычных граждан. Мрачное небо передавало общее подавленное состояние израильтян перед новой страшной силой шахидов-одиночек, которые могли оказаться в любом месте, подвергая всех смертельной опасности. Подойти к оживленной остановке, сесть в переполненный автобус или трамвай, зайти в многолюдное кафе или встретить родных на станции теперь было сродни настоящему подвигу. Народ протестовал, требуя от правительства принятия конкретных мер по защите мирных жителей. Черная тень неуловимых шахидов накрыла правительство, которое начали обвинять в бездеятельности. «Моссад» мобилизовал все свои силы на предотвращение терактов, но пока усилия не приносили должных результатов.
В Секторе Газа шел проливной дождь, вода залила улицы, по которым медленным потоком ехали машины, рассекая глубокие лужи. Несмотря на отвратительную погоду, в перенаселенных городах этой части Палестины было спокойно. Самолеты и вертолеты израильских военно-воздушных сил больше не барражировали небо. Прошел почти месяц, как прекратился обстрел с севера, и жители Сектора Газа почувствовали себя более спокойно. Повальная нищета и голод отступали на второй план, когда вопрос касался жизни людей.
