Хатка Бобра
Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал
Глава 22. Пора в дорогу
– Радость-то какая вам привалила, – выйдя во двор, сказала Ушибевна. – Отпраздновать бы надо… Прошу к столу, гости дорогие!
Немало удивленные, березовские путешественники последовали за ней в хозяйскую избу и нашли там большой струганный стол, а на нем – одинокую мисочку со вчерашней постной кашей и сырую свеколку, скорее всего, отнятую хозяйкой у одного из верблюдов. За столом, с ложками наготове, сидели уже Кривоног с Безобразом.
– Это что за праздник такой? – пробурчал Добрило. – На столе-то пусто!
– Ась? – тут же вскинулась Ушибевна. – Старая я бабуленька, слышу плохо – что ты там говоришь? Угощенье не нравится? Так ведь не все ж подарки бесценные от богов каждый день получают! Мы-то люди бедные, что имеем – все с гостями делим!
Бабка облизнулась и выжидательно уставилась на пришедших. Помолчали…
– Где ж мне, бабушке, разносолов-то взять? – уже начиная сердиться на недогадливых слушателей, опять принялась причитать старуха. – Ножки-то у меня старенькие, ручки-то – старенькие, слабенькие…
Она по привычке откусила от ломтя сала, оказавшегося в одной руке и быстро спрятала руки за спину, отчего на плечах у нее заиграли могучие мышцы.
– Мамань, мамань, про сироток забыла сказать, – подсказал шепотом Безобраз, чуть не сломав в руке деревянную ложку.
Березовцы со вздохом переглянулись, вышли и вернулись с руками, полными угощений из велесовых подарков. Очень скоро все собрание объелось жареных бананов и повеселело. Спели несколько хороших песен, а Дуняшка поплясала немножко – себе и другим на радость. После тягостных бездельных дней Веприк готов был хоть сию минуту встать, забраться на верблюда и пуститься в путь. Душа у него пела от радости, а живое воображение уже рисовало перед глазами неведомое Черное море. Может и правы премудрые греки: может, уговорит он Змея обменять маманюшку на богатый выкуп. Тут вспомнились ему круглые наглые глаза чудовища, когда оно кричало, что Смеяна больше не их ума дело, и Веприк засомневался, станет ли Змей меняться. Ну да ничего, не сумеет он уговорить – авось дружина княжеская договорится.
– Слышь-ка, – сказала Ушибевна. – А мамку-то твою и впрямь ведь Горыныч унес! Ишь ты! Беда! – она облизала мед с персика и с любопытством спросила: – И куда ж вы теперь? Прямо к змею?
– Это не так-то просто, – ответил за товарищей Веприк, который не один раз изучал у греков карту и слушал объяснения Креонта. – Горыныч-то, судя по всему, в африканской земле гнездится – туда надо морем плыть. Да не через одно море, а через целых три!
– Это на всякий случай! – с грустным видом пояснил Чудород. – На случай, если мы в первом не утонем.
Добрило толкнул Чудорода, чтобы тот не мешал, и Веприк продолжал:
– Вот, погляди, бабушка Ушибевна, – пригласил он и положил на стол ложку. – Вот так течет Днепр…
– Какой там Днепр! У меня каша недоедена! – возмутился обжора-Безобраз и забрал ложку.
Безобраз принялся доедать вчерашнюю кашу, а Веприк положил на стол другую ложку.
– Вот Днепр, – сказал он. – Он течет на юг, откуда приезжают к нам греки и армяне. Он бежит себе и бежит, пока не вливается с синее море. То есть Перун его знает, синее оно или не синее, раз люди его Черным зовут, – Веприк поставил к ложке деревянную миску с квасом. – По-нашему, по-русски, прозвано оно Русским, а по-гречески – "Эвксинский Понт"… За этим морем – еще одно, называется Эгейское, а за тем – третье, Средиземное, в середине земли лежит, значит, – выбрав мисочку поменьше, юный березовец поместил ее рядом с деревянной, а дальше поставил большой горшок с огуречным рассолом. – Эгейское море, греки сказывали, теплое и маленькое, в нем множество островов, а Средиземное – огромное и синее, как небо… Вот нам сначала надо доехать до Черного моря – в южную сторону, как Днепр течет. Дядя Креонт говорил, чем дальше поедем, тем теплее нам будет. Там, на юге, лежат такие земли, где зимой снега не видали!
– Врешь, – пожала плечами Ушибевна. – Не может такого быть. Что ж у них зимой, горох с неба сыпется что ли? Как они с горки-то катаются?
– Очень даже может, – сказал с убеждением Добрило. – Там на юге, наверно, кузница Сварога, отца богов. Там кует он новые души для нерожденных людей.
– А я думаю там, на юге, огненные пещеры, куда недобрые души после смерти попадают, – высказал догадку Чудя.
Веприк согласно кивнул товарищам.
– Конечно, с такими чудесными делами без богов всесильных не обошлось. Страшно даже подумать, отчего такой жар идти может. Но нам так далеко, слава Перуну, не надо. Нам бы доехать до Черного моря, а там найти корабль – и в Константинополь, вот он, на берегу, – маленький охотник положил свеколку рядом с деревянной миской. – А из Константинополя уж в Африку, вон туда, – он похлопал ладошкой возле горшка с рассолом. – Там пустыня Сахара, а в ней где-то берлога змеиная. Где – мы не знаем, но, наверно, на месте оно виднее, чем издали… Дядя Безобраз! Что ж ты кусок свой прямо в Эгейское море макаешь?!
– Это лебедь по морю плавает, – отвечал с набитым ртом Безобраз, набирая на хлеб меду из мисочки, означавшей Эгейское море. – Как там греки обещали? Какое это море? Вкусное и сладкое? Я и пробую.
– А где вы корабль будете искать? Разве что царь морской вам его уже снарядил!
– Корабль нам придется самим найти. Греки сказывали, на море есть город Сурож [4], вот там много каких хочешь кораблей и плавают они по всему торговому миру. А дальше в ту же сторону – русский морской город Тмутаракань, но нам лучше в Сурож, он ближе.
– Нельзя вам ехать, – вступил вдруг в разговор Кривоног. – Чем дальше от Киева, тем леса меньше – все степь да степь. Русскому человеку лес всегда нужен для защиты. А в степи – печенеги: убьют вас или уведут в плен. Кто вас оборонит? Дунька что ли?
– Ничего, не бойтесь, мы с Дунечкой не дадим вас в обиду, – пообещал Добрило, без напряжения приподнимая сильными руками обеденный стол и подмигивая девочке. – Если врагов немного будет, пяток-другой-третий.
– А если много, – добавил Веприк. – то мы на верблюдах ускачем, не зря ведь они у нас чудесные.
––
[4] Сурож: сейчас – город-курорт Судак в Крыму
––
– Спи-поспи, девчушечка,
Спи-поспи, малюшечка, – тихонько затянул Чудород, баюкая задремавшую после веселого обеда Дуньку, – а то придет старушечка, стукнет колотушечкой…
Слушая колыбеленку, Дуняшка вдруг разинула заснувшие было карие глазки и внимательно уставилась в морщинистое чудино лицо, украшенное жиденькой бороденкой.
– Мама! – радостно сказала она и снова заснула.
– Пора вам в дорогу собираться! – решила Ушибевна. – Эту девочку надо поскорее к родителям вернуть – а то Перун знает, какую еще гадость она за мамку примет.
https://vk.com/hatkabobra
Глава 23. На верблюдах через степи
Даже нетерпеливый Веприк понимал, что в далекое путешествие за один час не соберешься: необходимо было проверить припасы, распределить груз на верблюдах, купить кое-чего в дорогу. Почти половину дня березовские путешественники повели на торговой площади: Чудя требовал, чтобы ему купили сапоги, да и всем остальным не мешало обновить одежду, хотя Ушибевна обещала нашить новых рубашек – не бесплатно, конечно.
Зимой в торговой жизни города наступало затишье, купеческим обозам трудно было добираться до русской столицы, но все равно на площади было, на что поглядеть: местные мастера наполняли рынок удивительными товарами для домашнего хозяйства, одеждой, едой, украшениями и всякой всячиной.
– Надо бабушке купить что-нибудь вкусненькое, порадовать, – вспомнил Веприк. – А то обижается она на нас.
– Ты ей лучше топор купи побольше, вот она и обрадуется, наша бабусечка, – посоветовал Чудя.
– Рысик!… Как там тебя? Лосик! – услышали товарищи за собой сердитый голос. – Да как же?.. А! Веприк! Стой, парень! Веприк!
Оказалось, за березовцами торопился Чернобород, седой хлопотливый мужик, тетерин киевский приятель, у которого они с отцом оставались ночевать.
– Вепря! И где ж тебя леший носил?! – вскричал Чернобород и потряс мальчика за плечи. – Я ж твое добро сторожу!.. Батька твой, Тетерька-то, волнуется: как там мой Веприк да как там моя Дунечка, а я и сказать боюсь, что сынок его пропал и вещи все у меня бросил! Навещаю я твоего батяню…
Веприк в сердцах хлопнул сам себя по бестолковому лбу: ведь у Черноборода под навесом, он сам видел, бочки были сложены для продажи – надо было спрашивать о нем на торжище!
До вечера просидели они у Черноборода в гостях и вернулись домой в сумерках с пышным грузом разных мехов. Пришлось взяться за шитье и через три дня каждому березовцу был готов роскошный меховой плащ по собственному вкусу: у Веприка – пушистый, дымчатый из черно-бурых лис, длиннее самого мальчика. У Добрилы – коричневый куничий, короткого меха. Чудя на зависть Ушибевне завернулся в ярко-рыжую лисью мантию, к которой он с двух сторон пришил еще черно-бурые хвосты. Наряднее всех, конечно, была Дуняшка в шубке из меха горностая, белого с черными кончиками на хвостиках. Горностай за красоту ценился так высоко, что русские продавали его за границу на парадную одежду для королей и императоров.
Таких нарядных путешественников Киев, наверно, никогда и не видел: разодетый в разноцветные меха отряд на удивительных снежных верблюдах. Дуньку посадили в просторную корзину на боку Горбатки. Во главе отряда ехал Добрило на Плюньке, за ним на Горбатке – Веприк с Дунькой, а следом – Чудя на Гляделке, к которому были привязаны одна за другой Белка и Сопелка, тащившие юрту и много другого груза. Позванивали бубенчики на разукрашенных седлах. Ушибевна с сыновьями махали вслед. Народ дивился и кланялся, думая, что едут чужеземные князья.
Караван прошагал деревянными киевскими мостовыми, уплыли назад богатые дома и бедные дымные землянки, защитные земляные валы, священное место с огромными деревянными идолами и поселение кузнецов, располагавшееся у самой реки, подальше от остального жилья, чтобы от случайной искры не сгорел весь город. Остался позади ледяной Днепр и верблюды, перейдя на размашистый плавный шаг двинулись по лесной дороге прочь от Киева, к югу.
Пройдя заснеженную рощу, путешественники пересекли небольшое степное пространство, а за ним – еще несколько перелесков. На ночь остановились в большой деревне, где Чудя наврал хозяйке, что он – французский король.
Дорога, приведшая их из Киева, кончалась вскоре за деревней. Дальше путь лежал в диком поле, лишь изредка украшенном голыми березовыми рощицами. Степь густо была покрыта снегом, сквозь который там и тут торчали, клонясь под ветром, сухие стебли ковыля. Ветер дул с такой силой, что иногда казалось, хочет раздеть путешественников, чтобы неповадно было от него закрываться. Гордые мохнатые верблюды шли вперед, не показывая никакого внимания ни к плохой погоде, ни к сугробам, ни к унылой пустыне вокруг.
Селения стали попадаться реже и имели совсем другой вид: каждая деревня была укреплена, словно маленький кремль. Видно было, что в этих местах жители боятся нападения кочевников из степи. Вокруг селений насыпаны были земляные валы, поверх которых ставили бревенчатые стены, а по низу втыкали острые колья, чтобы печенежские кони напоролись на них. Некоторые деревни находились на вершине плоских холмов, куда трудно было забираться не только конному, но и пешему.
Земля вокруг была русская, но не стояло здесь нигде настоящих крепостей с войском, поэтому печенеги не давали населению спокойно жить: разоряли и сжигали села, угоняли скот, убивали жителей, а уцелевших – забирали в рабство.
Когда остановились на ночлег в одной деревне, защищенной деревянными стенами, Веприк с удивлением увидел, как бедно живут здесь люди: дома их были даже не домами, а непрочными землянками с дощатыми навесами. При вражеской угрозе жители в любую минуту могли бросить свое хозяйство и бежать на север, в леса, а потом построить все заново.
Степные обитатели с удивлением приветствовали березовских путешественников, отважившихся выехать в степь таким небольшим отрядом. Березовцы и сами уже удивлялись себе, заражаясь страхом и беспокойством, которые привычны были людям, живущим по соседству с кочевниками.
Глава 24. Чудо Перуна
Лысое степное безлюдье навевало тоску. Около полудня караван прошел мимо сгоревшей деревни и путешественники угрюмо замолчали. Далеко впереди из-за горизонта поднимался столбик серого дыма, словно деревни горели по всему полю. Неожиданно такой же дым появился и сбоку, гораздо ближе к березовскому отряду. Веприк своими зоркими глазами смог разглядеть на возвышении, откуда шел дым, крохотного шевелящегося человечка, словно муравей встал на задние лапки.
– Что-то костры жгут, – обеспокоенно крикнул он бортнику. – Не про нас ли враги друг другу сигналят?
Не успели они проехать и четверти часа, как из-за дальнего холма выскочили темные фигурки и сердце у Веприка сжалось. Фигурки понеслись прямо к ним и очень быстро стало видно, что это большая группа всадников необычного и очень недружелюбного вида. Одни только свист, которым всадники подгоняли своих коротконогих лошадок, мог навести страху даже на невозмутимых верблюдов. Всадники все были полураздеты, словно холод им был нипочем: на некоторых красовались кожаные рубахи без рукавов, а двое ехали раздетыми до пояса. Головы их были непокрыты, даже волосы все сбриты до блеска.
Березовцы начали поворачивать верблюдов назад, но и оттуда к ним уже с улюлюканьем несся конный отряд, скалясь на глупых русов, попавших в ловушку.
Кочевники рассыпались вокруг русских путешественников, насмешливо хохоча и показывая на них пальцами. Глаза у кочевников были узкие, сощуренные, и потому казалось, что они все время ехидничают.
– Спокойно, – дрожащим голосом скомандовал Чудород. – Мы их не видим. Едем себе и едем. Мы их не трогаем и они нас не тро…
– Не, никого не видим! – насмешливо перебил Добрило. – И вот этого, который по ноге на меня лезет, я тоже не вижу… щекотно только… ну-ка брысь, поганка!
Печенег показал, что Добрило немедленно должен отдать ему свою красивую шапку. Он пощупал куниц на добрилином плаще и, решив, что плащ ему тоже пригодится, принялся тащить его на себя. Добрило поплотнее запахнул плащ, заодно стряхнув с себя неприятеля и миролюбиво обратился к нему:
– Милый человек! Чего ты по мне лазишь? Не приставай, видишь по делу едем. Чего вам от нас надо?
– Шапка давай! – вдруг ответил печенег по-русски, хотя и не очень правильно выговаривая слова.
– Ты смотри, какой ты ученый! – удивился Добрило, но шапку отдавать не торопился. – Уважаю! А еще что-нибудь ты по-нашему сказать можешь?
– Шуба давай! – немедленно отозвался печенег.
– Ишь ты! А верблюда? – с любопытством поинтересовался медоход.
– Верблюд давай! – подтвердил узкоглазый разбойник. – Мальчишка давай! Жена давай!
– Какая я ему жена! – возмутился Чудород. – Я ж мужик!
– Мужик давай! – не стал спорить печенег.
Могучий бортник понурился и испустил из своей груди такой шумный горестный вздох, что его верблюд вздрогнул.
– А я вот темный мужик, деревенский, – признался он. – Бортники мы, в лес за медом ходим… не умею я на чужих языках разговаривать… Рад бы, да не могу. Я вам лучше так покажу, поймете? – задушевно спросил Добрило. Он ловко скрутил из толстых пальцев необыкновенных размеров кукиш и сунул его под нос ближнему кочевнику. Кочевники, похоже, Добрилу хорошо поняли: они злобно затараторили по-печенежски и принялись грозить путешественникам кривыми саблями. Медохода это ничуть не напугало, он стал отвечать противникам по-русски и грозить кулаками.
В продолжение разговора погода над равниной менялась: ветер утих и при полном безветрии на небе стали собираться грозные фиолетовые тучи. Очень скоро наступили сумерки, словно был уже вечер, а не белый день, только кое-где на землю проникали редкие солнечные лучи. Воздух посвежел, как перед дождем.
Попасть в руки к враждебно настроенным кочевникам означало конец жизни для пленника: вещи отберут, а самого разденут, привяжут на веревке к лошади и угонят в плен. Могут в степи держать, бить и заставлять работать вместе с животными, а могут продать, как лошадь или собаку.
Веприк в отчаянии стиснул зубы, чтобы не расплакаться перед разбойниками: столько трудностей и бед свалилось на него и вот теперь, когда путешествие, кажется, наладилось, оно тут же и закончилось. Сидели бы дома в деревне – ни верблюдов, ни шуб, ни сапог, зато сами целы. Как можно было верить, что несмышленый мальчик вместо силача-отца, вместо князя с его дружиною, вместо славных богатырей земли русской – найдет управу на самого Змея Горыныча? Что могут сделать его упрямство и любовь к родителям? Жизнь – не сказка и не песня, добро не победит, зло не будет наказано. Маманюшка так и останется томиться в норе у поганого змея. Батя умрет в княжеском подвале. А Дуняшка… ой, мамочки! Дуняшку-то он зачем с собой потащил? Пропадет Дуняшка с ним вместе в плену у печенегов.
Веприк тоскливо поднял глаза к небесам и остолбенел. Тучи совершенно заволокли небо, так что нигде ни единого лучика не пробивалось больше на землю, только одно большое и круглое окно в облаках зияло над самой головой. В облачном окне виднелось синее степное небо, озаренное по ту строну туч ярким солнцем. И в этом огромном небесном окне появилось над степью человеческое лицо… Оно было так велико, что накрывало собой, казалось, полмира. Черные волосы с серебряными нитями вились и клубились, как дым. Огненно-рыжая борода задорно пламенела, перемешиваясь с тучами. Суровые фиолетовые глаза с любопытством взирали на людей…
– Перун! – заорал, не помня себя мальчик, узнав бога по рыжей бороде, как на идоле у них в деревне. – Перуне! Слава тебе! Спаси нас! Поглядите, Перун!
Ни на него, ни на божество в небе никто не обратил никакого внимания: печенеги скалили на русских зубы, ругались и размахивали саблями, Добрило увлеченно крутил вокруг себя кукишем, Чудя стараясь всех перекричать, призывал русский и печенежский народ объединиться в борьбе против поганого змея, который ворует женщин, не спрашивая у них ни роду ни племени.
– Акхм! – откашлялся Перун, раздраженный, что его не видят и не слышат. – М-да!
Его голос прозвучал, как гром, и слегка встряхнул землю. Крики разом стихли. Кочевники застыли с открытыми ртами и глазами, выпученными от ужаса. Чудород с Добрилой тоже застыли с открытыми ртами, но глаза их были выпучены не от ужаса, а от радости.
– Перуне! Слава тебе! – завопил Чудород. – Яви чудо, всесильный! Ниспошли на врагов огонь синий небесный… дай им как следует!
– Являю чудо! – объявил Перун, с неудовольствием косясь на болтливого Чудю.
По мановению его косматых бровей с небесного свода сорвалась вдруг молния и врезалась с грохотом прямо в одного из печенегов, в голову. С недоступной глазу быстротой, разрывая воздух треском и сверканием, с неба упали еще несколько огненных веток и начали ходить по степи с такой скоростью, что за каждой оставалась в воздухе пламенеющая стена. Молнии рассекали туловища врагов и их лошадей, ни на мгновение не прекращая своего ужасного движения. Очертив десяток кругов вокруг путешественников, небесный огонь утих и опал в землю. Никто не успел даже шевельнуться. Ошеломленные противники молча смотрели друг на друга.
– Что-то молнии золотые, а не синие, – наконец озабоченно сказал Чудород. – Перуне! Ты что же не синие молнии послал?
– Перепутал, – с некоторым смущением ответил Перун, обозревая последствия своих стараний.
Повсюду, куда упал животворящий золотой огонь, природа радовала изобилием. На снегу расцвели ромашки и колокольчики. Немытые, покрытые шрамами кочевники засветились красотой и здоровьем. Вся их одежда оказалась постирана и аккуратно заштопана. Голые макушки обросли буйными густыми волосами, черными, как смоль, с подбородка у каждого свесилась кудрявая борода до пояса. Щеки мгновенно налились приятной полнотой, а из бород высунулись пухлые улыбчивые губы. В руках они с изумлением держали богатые дары: снопы пшеницы, поросят, корзины со спелыми фруктами, букеты, пирожки, крашеные вареные яйца. У одного на руках даже оказался голенький младенец. В гривы и хвосты их коренастых лошадок были вплетены десятки разноцветных бантиков. На головах всадников красовались венки из весенних цветов и веток березы.
– Слава тебе, Перуне! – сказал Добрило. – Спасибо. Защитил.
При его словах печенеги словно проснулись: все как один соскочили с коней, пали на колени и склонились перед русскими путешественниками и их грозным божеством. Младенец громко агукнул.
Первым опомнился Чудя.
– Ага! – сказал он. – Видали? Вот он, гнев-то небесный! На этот раз вам предупреждение, а больше так себя не ведите! Вот какими вы сейчас стоите, чистыми да нарядными чтобы так всегда и ходили! Бани себе постройте! Свеклу, репу сажайте. Песни пойте! Богов уважайте! А то, знаете, была одна девочка…
– Ладно, дяденьки, ходу отсюда, – шепнул Веприк.
– Потом доскажу! – крикнул Чудя. – В другой раз. А теперь идите по домам!
(Известно, что чудины заветы оказались для печенегов непосильными и, не прошло и сотни лет, печенеги совсем исчезли из русских степей.)
– Спасиба, спасиба, – вежливо кланялся Добрилин главный обидчик, пятясь от него.
– Пожалуйста. Еще приходи, гостям всегда рады, – буркнул медоход. – Шапку отдай!
– Я вот думаю, – проговорил Чудя, рассеяно глядя вслед разбегающимся кочевникам. – Не попросить ли Перуна, всесильного и могучего, и по нам стукнуть своей золотой молнией? Что-то у меня зуб болит, подлечить бы…
– Да ну его! – вполголоса ответил Добрило. – Опять перепутает, костей потом не соберешь.
– Добрило! – подал с неба голос Перун. – А я все слышу! За неуважение быть тебе наказанным!
И не успел Добрило оправдаться, как новая золотая молния с треском врезалась ему в макушку и пропала, оставив Добрилу помолодевшим на десять лет, с цветущей веточкой черемухи, игриво засунутой богатырю за правое ухо.
– Да что такое! – возмутился грозный бог. – Что за день у меня сегодня, все кувырком!
И он ушел за облака, которые долго потом лились на путников противным холодным дождем – посреди зимы. Подхалим Чудя ехал и упрямо твердил, косясь на небо:
– Дождь – не снег, спасибо тебе, Перуне! Помыться-то нам давно пора… Эх, водичка хороша – не теплая, не холодная, в самый раз, приятно как по спине течет… Апчхи!
