Хатка Бобра
Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал
Глава 31. Диковинки теплых морей
Нужно ли рассказывать про все чудеса и красоты, открывшиеся березовским мореходам за время их плавания? Можно только позавидовать им, а чтобы самим все увидеть, надо плыть в эти далекие удивительные моря и смотреть своими глазами – да к тому же за прошедшую тысячу лет люди успели многое разрушить. И плыть-то без помощи Стрибога, хозяина ветров, придется не меньше месяца.
Когда на следующий день мореходы увидели вдали невысокий берег, он надвинулся на них с такой быстротой, что, думалось, кораблик сейчас разобьется, но в береге открылся пролив, который корабль проскочил в считанные минуты. По обеим сторонам пролива виднелись небольшие поселения и деревья удивительного вида, а потом справа показалась могучая стена с квадратными башнями.
За стеной рос густой лес – так сначала показалось Веприку, но, приблизившись, он понял с изумлением и испугом, что лес был не лесом, а величественным городом, да таким, рядом с которым и Киев казался ненамного больше родной деревни. Башни, дворцы, терема, высокие дома, колонны, статуи росли, словно молодая поросль в малиннике. На ярком солнце горели золотом и серебром бесчисленные купола, устремлялись в небо гордые шпили. Даже ворота и башни изгибавшейся вдоль моря крепостной стены были украшены золотом и цветными камнями. Стена, казалось, была поставлена сдерживать город, не давать ему, огромному, занять море и окрестные земли, но город не желал останавливаться и неумолимо вылезал за ее границы. Веприк давно мечтал увидеть эту сказочную столицу – Константинополь [7], – но к такому великолепию он готов не был. "Каждый житель здесь должен быть богом или по крайней мере царем," – думал мальчик. Его спутники в растерянности взирали на окружающую их красоту.
––
[7] Константинополь: сейчас Стамбул, столица Турции
––
Константинополь был столицей величайшего государства тех веков – Византийской империи. Империя была так велика, что на земле, которую она занимала, разместились позже два десятка стран (*) : Турция, Греция, Италия, Болгария, Сирия и прочие. (*) Многие жители Византии были греческого происхождения, поэтому греков можно было встретить не только в пределах их родной земли, Греции, но и по всей необъятной империи. Они занимались торговлей, книгописанием, науками и искусствами. Не удивительно, что Константинополь называли столицей мира: он был средоточием богатства и знаний. Русское же его название было Царьград – то есть "царский город".
У пристани покачивались торговые корабли, которые даже зимой не прекращали подвозить товары. Небольшие теплые моря, Мраморное и Эгейское, хорошо защищены от зимних ветров, поэтому мореплавание здесь продолжается круглый год. (*)
Богатая пристань привлекала морских разбойников. Для защиты от них константинопольцы перегораживали цепью целый морской залив, омывающий город, и пропускали только суда, капитаны которых могли доказать свои честные намерения.
Мимо "Курицы" проплывали большие корабли, мореходы с них, разинув рот глядели вслед странному суденышку без паруса и весел, в три секунды всех обгонявшему. Березовцы даже сначала решили, что в местных водах морской обычай плавать с открытым ртом.
Чудя восседал, подбоченясь, на носу лодки и дразнил чужеземных мореходов:
– Ага, отстали?! Мало каши, наверно, ели! Выкиньте весла, а то неровен час по себе стукнете! Эй, дядя! Парус ставить сегодня будем или так посидишь?
– Что ты к нему пристал? – спросил с укоризной Добрило. – Он же по берегу на телеге едет.
– Так пускай к телеге парус приставит! – задорно крикнул Чудород.
Берега опять сомкнулись и новый пролив вывел березовскую лодку в спокойное Эгейское море. Петляя между многочисленными зелеными островами, путешественники любовались беленькими домиками, рощами и стадами овец. На закате перед березовским отрядом предстала древняя столица Греции – Афины. Греция в десятом веке была только частью огромной Византийской империи, поэтому Афины не могли сравниться с Константинополем ни величиной, ни богатством – однако Веприку навсегда запал в душу прекрасный город с белоснежными дворцами и стройными колоннами на холме, розовевшими в закатных лучах. Юный рус долго еще смотрел вослед чудному видению, а кораблик уже несся по Средиземному морю и над головами мореходов зажигались крупные южные звезды.
Средиземное море не зря называется на Руси Великим. В его безбрежном голубом просторе снова почувствовали себя мореходы маленькими и одинокими, но теплое утро вернуло им бодрость духа. "Курица" летела вперед, как угорелая, под громкие песни своей отважной команды:
– Как по морю лебедь белая плыла!
Как по синему лебедушка плыла!
А за нею лебеденочек!
А за нею лебеденочек!
А за ним-то лягушоночка!
А за ними карасеночек!
Чудя руководил хором и показывал пальцем на присутствующих: себя он назначил белой лебедью, Добрилу – лебеденочком, Веприка – лягушонкой-квакушонкой, а Дуняшку – карасеночком.
Глава 32. Русалки
Только певцы собрались повторить куплет в пятый раз, как заметили, что лодка их стоит на месте и никаких волн гордым своим носом не пенит.
– Здрасьте, приплыли, – удивился Добрило, выглядывая за борт. – Что за дела?
– Здрасьте! – ответил ему радостный женский голос.
Оба добрилиных глаза в упор были уставлены в другую пару глаз – развеселых, зеленых, – а нос бортника воткнулся в чужой мокрый нос. Из моря торчала женская голова. Несколько секунд прошли в неловком молчании.
– Гав! – сказала неожиданно голова.
Добрило вздрогнул и сел точно между двумя скамейками.
Веселая обладательница морской головы от радости перекувырнулась в воде и стало видно, что ног у нее нету, а вместо них от пояса растет покрытый перламутровой чешуей хвост. Было это так удивительно, что уже и не очень важным казалось, что одежды на незнакомке тоже никакой не было.
– Кто же это с хвостом? – растерянно спросил медоход.
– Павлин? – попыталась отгадать морская дева и в задумчивости сунула в рот пальчик.
– Морковка? – с любопытством спросил еще один женский голос и вокруг корабля поднялся визг и хохот.
Веприк оглянулся и с неприязнью понял, что лодку их держит на месте хоровод из русалок.
– Водявки! – прошептал испуганно Чудя. – Затащат в воду и защекотят!
– Тетеньки, – взмолился Веприк. – Пустите нас, нам дальше плыть надо!
– Какие мы тебе тетеньки?! – возмутились русалки, хлопая раскосыми шальными глазищами. – Хорош жених – только приехал и сразу обзываться! Ну-ка скажи: красивы ли мы? Пригожи ли?
Веприк в замешательстве почесал в затылке.
– Да какие ж вы красивые! – в сердцах воскликнул он, – когда у вас ног нету! Ни одной! И волосы зеленые!
– Ах ты, противный мальчишка! Иди-ка сюда – мы тебя утопим! Совсем что ли слепой – не видишь, какие у нас шеи лебединые? руки изящные? плечи круглые?
– Рожи нахальные! И рты болтливые! – вступил в разговор Чудород. – Девушку скромность украшает, а вы – безобразницы! Для девушки главное не внешность, а это… чтобы играть умела на штуке такой… забыл, как называется, Фудя еще говорил… да вы хоть на дудке кто-нибудь умеете играть? То-то! А еще красавицами себя возомнили!
– Понимали бы чего! Лапти деревенские! – ответили плавуньи с обидой. – Красны девицы подружиться с ними хотят, а они нам про дудки какие-то!
– Кто красный, а кто и зеленый, – буркнул Чудород.
– Поплыли отсюда, девочки! – сказали русалки и лодка начала набирать ход, но не успели березовцы облегченно выдохнуть – опять остановилась. Русалки весело закружились вокруг, поблескивая чешуей на хвостах.
– А про жертву-то мы забыли! – воскликнули они. – Ну-ка стойте! Морской царь жертву требует: чтобы один из вас отправился прямо сейчас к нему в подводное царство!
– Это что еще за напасть?! – возмутились березовцы. – Разбой среди бела дня. Хуже печенегов. Ну-ка, кыш отсюда, мокрые!
– Ну вот еще, – надули губки морские девы. – Можно подумать, мы вас съесть собираемся. Всего-то утопим!
– Дядя Чудя, – прошептал Веприк. – Ты много заговоров знаешь – от русалок ни одного не найдется?
– Чего-то не припомню… Знаю от ведьмы: надо в нее острым чем-нибудь ткнуть или уголек кинуть.
– Да я бы в них ведро угольков кинул и кочергу заодно. И кипятком бы еще сверху облил. А где угольки-то взять? – сказал Добрило. – У нас только яблоки моченые.
– Яблоком бородавку сводят… А! – вспомнил Чудород. – Чтобы русалку извести, надо взять ее гребень, которым она волосы свои чешет, и закопать под кочкой. Только обязательно закопать, себе не оставлять, а то по ночам ходить к тебе начнет.
– Дай мне, пожалуйста, свой гребешок, – вежливо попросил бортник ближнюю русалку.
– Ах, я его дома забыла, – немедленно соврала она, хотя золотой гребень был засунут у нее в волосы над левым ухом. – Я тебе румян баночку могу принести – губы красить.
Русалки захихикали и завертелись в голубой воде.
– С гребешком не получится, – сообщил Добрило товарищам.
– Можно еще, когда они на ветвях весной качаться станут, березу под ними подрубить, – предложил Чудя. – Помню я еще одно заклятье, хорошее очень, но от кого – забыл, хоть убей. "На море-окияне, на острове Буяне лежит бел-горюч камень Алатырь"… что-то там тырь-тырь-тырь, не помню, а в конце – "Кто тот камень Алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет".
– Крепкое заклятье! – похвалил Добрило. – Знать бы, от кого.
– Может, от Бабая, которым непослушных деток пугают, – предположила одна из русалок.
– Или от болотника, дедули моего, – задумчиво молвила вторая.
Морские шалуньи собрались все вокруг лодки, облокотившись локотками о борта, и прилежно гадали, кого можно заклясть Алатырь-камнем. Если не придираться к зеленым волосам, девушки были очень даже пригожи: ежедневное плавание сделало их тела стройными и гибкими, огромные глаза светились лукавством, курносые носики морщились от смеха. Да и волосы не у всех были зеленые – встречались и белые, и даже голубые.
– Вот вас бы всех этим Алатырем да по макушке! – в сердцах воскликнул Чудород. – Ну чего вы к нам пристали?! На что мы вашему царю сдались?
– Скучает! – пояснили русалки. – Велит распотешить!
– Нами он не распотешится! – уверил девушек Чудород. – Мы – народ очень печальный. Я вот как раз рассказывал ребятам, как моя бабушка ногу сломала.
– Ладно врать-то! Мы же слышали, как вы на весь океан песню пели "Как по морю лебедь белая плыла".
– Не "по морю", а "по мору"! – горячо заверил собеседниц Чудя. – Мор, значит, был – все помирали. И лебедь тоже. Я ж вам говорю: мы – люди печальные, забав не любим. Как друг на друга посмотрим, так плакать начинаем, – Чудя состроил такую скорбную физиономию, что Дунька засмеялась, а Веприк с Добрилой прыснули в ладони. – И пели мы "Как по мору лебедь бела умерла". А за нею и лебеденочек, бедненький. И лягушка. И карасеночек туда же. У нас все песни такие.
Водяные шалуньи в смущении посмотрели друг на друга.
– Да чего там! – крикнули они. – Хватай их всех, пускай наш царь сам разбирается! Качай лодку, девчонки!
Русалки все, как одна, ухватились за кораблик и принялись его дружно раскачивать – и по всему видно было, что это дело им не в новинку, так хорошо у них получалось.
– Стрибоже! Выручай! – заголосили мореходы.
– Ябеды! – сказали русалки.
– Стрибоже, помоги нам!
– Я б помог, кабы мог, – признался Стрибог, вздыхая. – Только в чужом царстве я не хозяин.
Положение березовцев было отчаянное. Они изо всех сил цеплялись за скамейки и друг за друга, но было ясно, что посланницы морского царя скоро перевернут лодку вверх дном.
– И раз! И два! – скомандовали сами себе русалки.
Чудород шмякнул вдруг шапкою об пол.
– Эх, поминайте добром, не поминайте, братцы, лихом! – вскричал он и с шумом шлепнулся в воду. И по тому, как ловко и быстро у него это получилось тоже можно было понять, что вываливаться из лодки ему не впервой. Русалки тут же оставили лодку и бросились ловить Чудю.
– Вепря! Мамку чтобы обязательно нашел! Да слушайся ее, не озоруй! – крикнул он, выныривая. – И батьку спаси!.. Приветы им передавай!
– Чудородушка! – завопил растерявшийся Добрило. – Да как же?!
– А ты внучат расти! И про меня рассказывай! А Матрене…
Больше Чудород ничего не успел сказать: водяные погубительницы со смехом утащили его в глубину, вода над ними сомкнулась и разгладилась.
– Дядя Чудя! – закричал Веприк, опомнившись, и кинулся в море. Но воздушный вихрь поймал его над водой, пронес вокруг лодки и шлепнул на скамью. "Курица" тронулась с места и понеслась с такой сумасшедшей скоростью, что путешественники падали, как только им удавалось встать на ноги. Так и неслись они без остановки до самой Африки.
Глава 33. В гостях у морского царя
А Чудород – молодец: не утонул в Средиземном море.
Когда он бросился отдавать свою жизнь за товарищей, он очень торопился, чтобы не струсить. В отчаянную минуту жалко стало ему малышку-Дунечку. Да и братца ее упрямого тоже пожалел – мальчишечка ведь совсем. А глянул на бортника – вспомнилась его младшая внучка Малушенька, драчунья и забияка. А про себя Чудя совсем и забыл.
Как же он обрадовался, когда оказалось, что и под водой жить можно! Бережет, значит, здешний царь своих гостей!
Когда русалки увлекали березовца в морскую пучину, солнечный свет все угасал и угасал, заслоненный толщей воды – пока вокруг не наступила непроглядная мгла. Средиземное море было в этом месте очень глубоко – примерно как от Березовки до другой Березовки, а то и дальше. Обитатели глубины не страдали от темноты: здесь жили светящиеся рыбы и червяки.
Чудя строго шлепнул по руке русалку, которая лезла пощекотать его под мышкой, и посмотрел вниз. Все морское дно было усеяно огнями, словно его тащили не в воду, а наоборот – поднимали к звездам. Зубастые рыбины с висящими на морде огоньками спешно выстраивались в ряд, чтобы освещать дорогу прибывшим. Из дна, мерцая зеленоватым светом, поднимались длинные, выше дерева, узкие листья. По камням ползали сияющие белые червяки с множеством ножек. В конце светлой рыбьей дорожки, в черной черноте, горели розовым прозрачные скалы, к которым подводные жительницы несли гостя. Сквозь высокие ворота пловцы попали к сиреневой стене из такого же полупрозрачного камня. За сиреневой стеной находилась третья – оранжевая, сквозь которую видно было, как покачиваются на той стороне разноцветные, словно звезды, рыбы, а за ней в светлом золотистом зале на высоком камне восседало волосатое губастое чудище с рыбьим хвостом.
– Будь здоров, славный царь! – крикнул Чудород, немного робея.
– Я не царь, я царица! – с обидою ответило чудище. – Утопите его!
– Погоди, душечка моя, – пророкотал низкий голос с другой стороны от Чудорода. – Это наш гость, он явился рассказать нам знаменитую историю о том, как его бабушка сломала ногу. Все в море только об этом и говорят.
Чудя боязливо скосил глаза и увидел второе чудище – еще больше, губастее и волосатее первого. По длине, считая хвост, морской царь был в два человеческих роста, и при этом ужасно толст. Рот у него был от уха до уха, а задранный вверх носик торчал опенком из зеленой бороды. В бороде прятались и играли маленькие полосатые рыбки.
Оба супруга уставились на гостя, моргая лупатыми глазами.
– Ну?! – весьма нелюбезно квакнула царица.
– Э-э-э… жила-была моя бабушка, – сказал Чудород. – И однажды она сломала ногу.
Видя, что рассказ не произвел большого впечатления, он добавил:
– Левую.
– И все? – спросил морской царь. Подумав, он горестно сообщил: – Я не распотешился!
– Она с печки упала, – поспешно уточнил Чудород, гадая, как бы сделать историю про сломанную ногу попотешнее.
– Нога или бабушка? – спросил царь.
– Что тут непонятного?! – крикнула ему через голову Чуди супруга. – Сказали же тебе: бабка лежала на печке, нога отломилась и с печки упала!.. Дурацкая сказка! Надо этого мужика утопить!
– А ты на гуслях играть умеешь? – поинтересовался морской царь, морщась от визгливого голоса жены.
– А у вас гусли есть? – ответил вопросом на вопрос Чудя, изо всех сил стараясь вспомнить, как эти гусли выглядят и чем на них надо играть.
– Нету.
– А жалко: я на гуслях-то играть большой мастер, – Чудя перебирал в уме, чем же он может развеселить хозяина. – Я колыбельную умею волшебную петь, "гундёж" называется – так что все кругом засыпают, а кто не заснул с ума сходит.
– Так ты что же, колдун?
– Ага, – согласился Чудя. – А еще я, между прочим, шайтан – у печенегов спросите. Меня же зовут Чудород. Чудеса, значит, рожаю в большом количестве.
(На самом деле мамка назвала так своего Чудородика, потому что он лез на белый свет чудным образом – вперед не головой, как все младенцы, а задним местом.)
Чудя ухватил в охапку проплывавшую мимо него остроносую рыбину и, баюкая ее, как родную дитятю, занудил:
– Спи-поспи, рыбёшечка,
Спи-поспи, малёшечка,
Спи-поспи, курёшечка,…
Рыбина внимательно и злобно поглядела незваной няньке в лицо и Чудя немного испугался.
– Ого, какие у нас зубёшечки, – пробормотал он, не отрывая взгляда от рыбьей пасти, – хуже, чем у моей ненаглядной Матрёшечки…
Тут рыбина оскалилась и попыталась откусить ему ногу. Березовец обеими руками зажал ей пасть и, налегая всем телом, ухитрился засунуть рыбину себе между колен. Рыба кряхтела и вырывалась, но Чудород не сдавался и обнимал ей рот руками и ногами, никак не успевая сообразить, что ему делать дальше. Он бы с удовольствием врезал неприятельнице кулаком между глаз, но боялся, что эта животина приходится какой-нибудь родней царю или царицу – не зря же она по дворцу плавает. Наблюдая, как гость прыгает верхом на рыбьей голове, царица с отвращением сказала мужу:
– Что за гости у тебя! Пойди-ка поищи второго такого болвана!
Обнаружив, что царь, увлеченный представлением, хохочет, шлепая себя по бокам и пуская изо рта пузыри, царица со злостью сказала:
– Далеко искать не придется!
"Эге, – заметил себе Чудород. – Хозяйка-то здешняя не в мед, видно, обмокнута. Такая-то царица и у меня дома есть."
Царица взвилась с места и шлепнула себе на косматую голову голубую светящуюся медузу вместо шапки. Медуза хотела удрать, но царица так стукнула по ней кулаком, что та из синей сделалась красной и испуганно притихла.
– Чтоб, когда я вернусь, этого мужика глупого уже здесь не было! – приказала морская хозяйка.
– Которого? – хором спросили Чудород и царь, но царицы уже след простыл.
– Меня, наверно, – сказал подводный хозяин. – Давно она меня из дома не выгоняла.
Чудя тем временем, зацепившись пяткой за камень, смог стянуть с ноги один сапог и плотно нахлобучил его своей рыбе на морду. Рыба мотала головой, вертелась, но сапог снять не могла, потому что рук у нее не было.
– Эй, славный царь, – позвал Чудород, подойдя в одном сапоге к каменному трону и становясь на цыпочки. – Ч-ч-ч! Времени у нас мало! Слушай: есть у меня одна волшебная песня – Змея Горыныча приманивать. Хочешь научу?
– А Змей Горыныч на гуслях играть умеет? – спросил водяной.
– Он женщин крадет! Надо только женскую красоту в песне прославить – и он уже тут как тут. Я свою жену уже того… прославил. Слушай:
"Дева златоволосая, гордость Никеи,
Гордо ступает, прелестная, стройной ногою,
Мне ли подаришь свой взгляд, белолицая дева?
Я от любви и восторга безмолвен стою!.."
– Это не про мою кровопивицу, – печально признался морской царь. – Она в Никее никогда не была. И потом – у нее же хвост, откуда у нее нога, чтобы гордо ступать? Если только оторвет у кого-нибудь… У тебя той, левой, бабушкиной, не осталось?
– Слова немного переделать надо и все дела: вместо "золотоволосая" – "зеленоволосая", вместо "гордость"…
– "Пакость" – обрадованно подсказал царь. – "Пакость морская"! А вместо "прелестная" – "противная"!.. Я ее знаешь как зову, когда не слышит? Рыба! Просто рыба и всё! Как там? "Ты мне подаришь свой взгляд, тухлая рыба?" – водяной радостно захихикал.
Пошептавшись, прославители женской красоты завопили дружным хором:
"Рыба волосатая, пакость морская,
Шустро виляет, противная, кривым хвостом
Ты мне подаришь свой взгляд, тухлая рыба?
Я от твоего скандального нрава утоплюсь скоро, хоть я и царь морской!"
– Последняя строчка длинная очень, – критически заметил Чудород.
– Зато от души! Давай еще раз, а? Три-четыре! "Рыба волосатая"… О! Змей Горыныч летит!
Чудя, который никак не ожидал, что от его волшебной песни получится какой-нибудь толк, с изумлением оглянулся и исполнился ужаса: к ним неслась славная царица в съехавшей набекрень светящейся медузе.
– Ты это о ком "рыба волосатая"?! – в гневе кричала она на мужа.
– Не волосатая! Лысая! – попытался вступиться Чудя.
– Какая волосатая? – неискренне удивился водяной. – Мы разве пели "волосатая"? Мы пели… это… "усатая"!
– Да, сверху лысая, снизу усатая, – поддержал его Чудя. – А сбоку – полосатая.
Чтобы порадовать царицу, он подхалимски ей улыбнулся и получил медузой прямо по физиономии.
– Тухлая,значит, рыба?! Рыба, да?! Рыба?!!!
– Рыбка! – поправился провинившийся супруг. – Это я так ласково выразился. Рыбка моя.
– Тухленькая! – добавил Чудя.
– Я вам покажу "пакость морскую"! Я вам покажу "тухленькую рыбку"! – визжала царская жена, швыряя в певцов обстановкой тронного зала: морскими звездами, камешками и рыбками. – Уроды!
– Не Уроды, а Чудороды, – поправил Чудя. – То есть он – Урод, а я – Чудород.
Царица внезапно перестала кидаться и закатила вверх свои лупатые глаза.
– Довели меня, бедную, – всхлипнула она, тесня руками свою широкую грудь. – Дыханье в груди перехватило!
– Какое дыхание, душенька? У тебя же жабры! – простодушно напомнил ей муж.
– И этому бессердечному тюленю я отдала всю свою молодость! – продолжала жаловаться себе самой царица, кротко хлопая ресницами.
– Молодость отдала, дай хоть в старости пожить спокойно, – ляпнул царь и прикусил язык.
– Вон! Из! Моего! Дома! – заорала морская владычица. – Оба! Убирайтесь немедленно! Чтоб ноги вашей в этом море не было!
Бурлящий водяной поток завертел Чудорода и понес прочь. По всему телу шипели воздушные пузырьки, в голове шумело от коловращения. Рядом с ним, кувыркаясь и булькая, летел морской царь. Кажется, они проломили крышу прозрачного дворца – с такой скоростью их несло. Через минуту глубоководное царство, его светящиеся обитатели и разноцветные скалы стали для Чуди лишь красивым воспоминанием.
