Хатка Бобра
Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал
Глава 25. В гостях у кочевников
Местность вокруг березовского отряда незаметно менялась. За один день разницу увидеть было невозможно, но по прошествии недели путешественникам уже не верилось, что выезжали из Киева по глубокому снегу: все возвышенности были бесснежные, обдутые ветром, кое-где даже высовывалась закоченевшая травка. Воздух и в самом деле потеплел – не обманули греки. Верблюды шагали все легче и быстрее.
Однажды вечером березовцы хотели остановиться и поставить юрту, но верблюды не послушались: еще некоторое время они упрямо топали вперед и наконец привезли седоков к кочевому селению. Мужики сначала испугались, но печенеги встретили их улыбками и поклонами, так что, оказалось, ночевать можно и у кочевников – и с большим удобством.
– Шайтан [5]! Шайтан! – кричали печенеги, показывая на русских путешественников пальцами.
––
[5] шайтан (тюрк.) – нечистый дух
––
– Здрасьте, я шайтан! Молодцы, что узнали, – бахвалился Чудя.
– Шайтан! – говорили печенеги, показывая на Добрилу.
– Нет, он не шайтан, куда ему! – махал руками Чудя и тыкал себе в грудь. – Я шайтан! Меня и слушайте!.. Песни сегодня пели? В бане мылись? Ну-ка ты, рыжий, подойди сюда, шею-то покажи, небось грязная?..
Добрило только головой качал, любуясь на болтуна-Чудорода, а кочевники кивали и кланялись. Весть о небывалых колдунах и их небесном божестве летела по степи далеко впереди березовцев, поэтому повсюду их принимали со страхом и уважением.
Круглые печенежские юрты были теплыми и хорошо защищали от ветра. В центре жилища всю ночь горел костер, а дым от него выходил через дыру в потолке. Печенежские хозяйки кормили березовцев невероятно вкусным кушаньем под названием "плов" – кашей, перемешанной с мясными кусочками и сушеными фруктами. Добрило в ответ угощал узкоглазеньких кривоногих чумазых детишек велесовыми сладостями и медом.
– За что они тебя так все любят, ума не приложу, – позавидовал Чудород, наблюдая, как суетятся вокруг бортника полдюжины печенежских малышей, Дуняшка, верблюд Плюнька и еще пара кочевников устрашающего вида, которые, наверно, никак не могли отправиться в набег на мирное селение, не получив по засахаренному персику.
Добрило, старательно деля угощение на равные части, чтобы лакомки не передрались, ответил со вздохом:
– У меня пятеро детей и двенадцать внуков… если не знать все их прожорливые детские повадки, в нашем семействе живым не останешься… Как они там без деда, шмелятки мои?…
Плюнька, чувствуя, что хозяин загрустил, нежно чмокнул его в ухо, а один из устрашающих печенегов, потеряв терпение, потянул моченое яблоко из добрилиной руки. Добрило рассеянно выпустил яблоко, глядя поверх чужих детишек на холодную степь, откуда березовцы приехали и за которой среди лесов тонула где-то в сугробах родная деревня… А в деревне стоял построенный еще добрилиным прадедом большой теплый дом с просторным двором. А во дворе бегали, валялись, ездили друг на дружке, падали с забора, таскали друг друга за уши, дразнились, ябедничали и кричали двенадцать курносых медоходиков, дедушкина забота и отрада…
Глава 26. Зеленая Таврика
На исходе второй недели березовский отряд приехал к обширному водному пространству, круглым пятном лежащему вровень с травяной долиной. В речке Березке, пробегавшей мимо родного селения, даже заяц утонуть не мог, так что деревенским жителям никогда не приходилось видеть так много воды. Изумлению их не было предела, но изумлялись они напрасно: это был всего лишь мелкий морской залив, он скоро остался позади и чудесные верблюды зашагали по земле плодородного полуострова, именовавшегося в те времена Таврикой [6]. Путешественников окружила приморская зима – прохладная, но приветливая и на удивление зеленая. Черное море, омывавшее Таврику с трех сторон, грело ее все холодное время года, поэтому по равнине стелилась трава и повсюду виднелись низкорослые можжевельники и кустики со странными, скатанными в трубочку, колючими листиками, которые не опадают с них круглый год. Далеко впереди, в сторону утреннего солнца – там, куда уверенно несли людей волшебные верблюды, – вставали зеленеющие округлые горы с редкими скалами на макушке. В трещинах скал, на высоте, лежал белый снег, и можно было иногда видеть, как его взметают и кружат короткие метели.
Около полудня березовцы нагнали престарелого монгола в полосатом халате, везшего на ослике запас веток для очага.
––
[6] Полуостров сейчас называется Крым.
––
"Ну и одежда. Женская юбка пришита прямо к рубахе. И не стыдно ему, едет, как будто так и надо," – думали русские путешественники, разглядывая монгола, его халат, бритую голову и узкие, как у печенега, глаза.
Монгол остановился у дороги и кланялся. "Богатый караван, – думал он. – Наверно, русские князья едут."
– Эврика! – приветствовал чужеземца Веприк, употребив единственное знакомое ему нерусское слово.
– Африка! – добавил на всякий случай Чудя.
"Африканские, оказывается, князья, – решил престарелый монгол. – А вроде на русских похожи. Болтают по-африкански, ничего не понятно."
– Эврика-эврика! – приветливо согласился он и поклонился, опасаясь, как бы незнакомцы не ограбили его посреди дороги. – Африка-Африка!
– Мама! – крикнула из корзины Дуняшка.
– Мама-мама! – подтвердил монгол.
– Гм! – с сомнением произнес Горбатка.
– Гм-гм! – поспешил согласиться старик и снова поклонился…
– Хорошо поговорили, – решил Добрило, когда их отряд, миновав монгола с осликом, продолжил путь. – Душевный народ тут живет.
Следующий, кто им встретился, был одет очень просто – голубая рубаха с пояском, штаны и крепкие лапти, – и было это совсем не удивительно, потому что встретился березовцам русский человек по прозванию Копыто. Человек этот служил у киевского купца и шел из Сурожа с деловым поручением.
– Эврика! Африка! – сразу же приступил к переговорам Чудород, кланяясь с верблюда.
– Эврика! – ответил на всякий случай Копыто. Потом он, будучи мужиком ехидным и видя, что незнакомцы по-русски ни бельмеса не смыслят, состроил доброе лицо и добавил: – Охламоны!
– Охламоны-охламоны! – подтвердил Веприк, стараясь быть вежливым и подражать обычаям местных жителей.
– Болван! – добавил Чудя.
– Ты чего ругаешься? – шепотом спросил его бортник.
– Если по-здешнему "охламоны" значит что-нибудь вроде "приятного вам пути", тогда, может "болван" – это "счастливо оставаться", – прошептал Чудя и улыбнулся Копыте.
"Противные какие чужеземцы, – подумал тот. – И язык у них дурацкий."
Вскоре навстречу березовцам попалась целая компания греческих писцов, которые шли в отдаленный монастырь переписывать книги.
– Эврика Африка, охламоны! – приветствовал их Веприк, решив, что уже достаточно освоился с местным языком.
Греки поняли слово "эврика" и очень удивились.
– Ты слышишь? – тихо спросил один из них соседа. – Эти чужеземцы говорят "Я нашел Африку!"
– Уважаемые путешественники, вы что-то перепутали! – крикнули греки. – Не хотим вас огорчать, но вы едете совсем с другой стороны! Там Киев, а не Африка.
– Но это ничего, Африку уже нашли три тысячи лет назад, нет необходимости опять ее искать, – добавил один из писцов.
Березовцы, хотя ничего из греческой речи и не поняли, услышав имя родной столицы оживленно закивали.
– Болван! – добродушно сказал Добрило.
Писец, понимавший немного по-русски, обиделся.
– Ты ответишь за болвана! – крикнул он бортнику по-русски и показал кулак, но рассмотрев широкие добрилины плечи, уточнил: – Перед своей совестью ответишь! Стыдно тебе должно быть, что хорошего человека дразнишь!
– Я думал, я пожелал вам счастливо оставаться, – смутился Добрило.
– Не горячись, – принялись успокаивать греки товарища. – Как можно сердиться на этих чужеземцев? Не видишь разве, какие они глупые – думают, что Киев в Африке?
– Дяденьки, а далеко ли нам еще до города Сурожа ехать? – спросил Веприк.
– Так вот он, вон за теми холмами, – ответили писцы и продолжили свой путь, размахивая руками и обсуждая глупых незнакомцев, которые хотели сказать "Я ищу Сурож", а вместо этого сказали "Я нашел Африку".
Нет ничего необычного в том, что березовцам на дороге попадались такие разные люди: гостеприимная теплая Таврика лежала в самой середине торгового мира. К ее берегам приплывали корабли всех известных народов: греческие, армянские, грузинские, русские, арабские, римские, египетские, еврейские и многие другие. Из соседних богатых стран сюда тянулись сухопутные караваны с необыкновенными товарами. По берегу здесь стояли укрепленные города, в которых можно было встретить купцов со всего света. В разное время разные народы владели этим благодатным полуостровом, сейчас даже трудно всех вспомнить – вот и название "Таврика" такое древнее, что никто точно не скажет, когда оно появилось. Через несколько столетий придут сюда новые люди и принесут новое имя: назовут эту землю Крым. А полуостров будет по-прежнему плодороден и прекрасен, все так же будет он зеленеть зимой и цвести летом…
Ветер тем временем окреп так, что по траве пошли кататься волны, словно по воде. У Веприка улетела шапка и он никак не мог ее догнать, а когда догнал, поднял и разогнулся – остолбенел: ветер в поле закрутился таким плотным изгибом, что от земли до неба выросло прозрачное, бешенно вертящееся вокруг себя, дерево, ствол у которого был из воздуха, а листва – из запутавшихся в его вращении облаков.
– Ветроворот! Кружалка! – закричали в ужасе березовцы и сбились в кучу за большим камнем.
Ветроворот с шумом и свистом приближался, в его вое людям почудился хриплый смех, ужасный и радостный. Путешественники переглянулись с испугом: каждый надеялся, что уши его обманывают.
– Вы ничего не слышите? – крикнул Добрило, перекрывая свист ветра.
– Ничего не слышу! – ответил Чудород, трясясь от страха, но виду стараясь не подавать.
– Слышишь, хохочет вроде кто-то? – настаивал медоход.
– Это я хохочу, – соврал Чудород. – Ха-ха!
– Врешь, это я хохочу! – возразил хриплый голос, который шел, казалось, и с неба, и из воздуха, и прямо у слушателей из головы. – Ха-ха-ха-ха!..
– У меня мозги смеются, – грустно признался бортник.
– У меня тоже, – сказал Веприк. – Даже трясутся все от смеха.
– Ха-ха-ха-ха! Эх вы, людишки! – радостно засвистел ветер. – Неужели вы меня не узнали?! Ну-ка, назовите мое имя!
Березовцы снова переглянулись, спрашивая друг друга взглядами.
– "Хохотун"? – робко предположил Веприк.
– Ха-ха… Кто?! Как вы меня обозвали?! Недогадливые маленькие людишки, как можно не узнать повелителя ветров?! Смотрите и бойтесь!
Одинокий дуб затрещал, вырвался вместе с корнями из земли и повалился, ломая ветки. Хохот ветра стал громче и хвастливее. Огромные камни начали подскакивать, словно семечки. Долина превратилась в горшок с кипящим воздухом, тут и там поднимались в небо молодые ветровороты и кружились по степи. Камень, укрывавший березовский отряд приподнялся от земли, качнулся и вдруг, как будто пущенный невероятной рукой, улетел за горизонт. Облака в небе носились кругами, словно кто-то мешал их ложкой.
– Прости нас, Стрибоже, мы больше так не будем – молили березовцы, стоя на четвереньках, потому что боялись как бы с колен их не сдуло и не унесло за кудыкины горы. – В другой раз не обознаемся.
Но бога ветров было теперь не так-то просто унять. С хохотом и улюлюканьем гонял вихрь по полю, подкидывая и швыряя камни, деревья, тучи пыли и сусликов, а также серую овцу, не вовремя отбившуюся от чьего-то стада.
– А, людишки, будете помнить грозного Стрибога! – крикнул наконец ветер, наигравшись. – Что, испугались?! Вот то-то! Не знали, небось, какой я могучий?! Я еще не то умею! Я еще… ой, а вы где? Эй, недогадливые людишки, вы живы?.. Ох, куда ж я их дел, наверно придавил чем-нибудь… Тут нет. И тут нету. И тут…
Камни на поле начали по очереди приподниматься и падать обратно, сотрясая землю вокруг себя.
– Мы здесь! – слабыми голосами закричали путешественники. – Прости нас, Стрибоже!
– Ладно, простил, – добродушно ответил бог ветра. – Вставайте, поговорим.
– А можно мы лежа разговаривать будем? – невнятно спросил распластавшийся на земле Чудя.
– Да не бойтесь вы, я добрый! – ответил ветер. – И веселый!
В доказательство он поднял овцу, посадил ее верхом на перевернутый дуб и зашелся радостным смехом от собственной шутки.
– Я ведь вам помочь хочу! – сообщил Стрибог.
– Все, нам конец, – пробормотал Добрило.
– А может, мы лучше сами? – шепотом спросил Веприк, поглядывая на развороченную равнину и раскиданные камни.
– У тебя небось дел много, поважнее наших… и подальше отсюда, – попробовал подлизаться Чудород. – Чего на нас, недогадливых, время тратить!
– Ха-ха-ха! Ни за что вам самим не справиться, людишки! Без меня – и не думайте! Это я буду нести ваш гордый корабль по волнам и полнить ветром паруса! Резать водную гладь! Вздымать морскую пену! Стремить проворный бег через океан!
– Корабль? – переспросили березовцы, гадая, заметил ли веселый бог, собравшись резать водную гладь и пенить волны, что путешествуют они на верблюдах.
– Да! Идите в Сурож, найдите себе корабль, садитесь в него и ждите чуда!.. Идите, людишки! – велел Стрибог. – А я еще здесь порезвлюсь!
Несчастная овца снова, растопырив копыта, понеслась в небе, а путешественники поспешно удалились, оглядываясь, чтобы проверить, не летит ли за ними дуб или береза.
Отойдя на приличное расстояние, березовцы, лишившиеся сил от потрясения, разожгли костер и устроились на ночлег.
Глава 27. Морской город Сурож
На следующий день отряду пришлось перевалить через цепь невысоких гор. Они долго поднимались по дороге, вытоптанной торговыми караванами сквозь непривычный низкорослый лес, полный острых колючек, которые люди ругали последними словами, а верблюды – откусывали и ели.
В конце концов они выбрались на высокое место, с которого виден уже был морской берег, широкой вмятиной расположившийся по ту сторону холмов.
– А-а-а! – в страхе закричал Чудород: ему показалось, что небо загнулось назад и ползет теперь на них.
И правда было похоже – сероватое небо уходило за горизонт, а оттуда стлалось сине-серое, неспокойное, никогда доселе не виданное чудо чудное. Море! Про него и "огромное" сказать нельзя, оно было размером с весь белый свет: наверху все – небо, внизу все – море.
Море волновалось. Из него выплескивали такие высокие волны, что, казалось, одной бы хватило, чтобы снести и утащить все домики, жавшиеся к берегу. Домики все-таки оставались стоять на месте, а волны вздымались и скатывались назад одна за другой, плюясь на берег клочьями белой пены.
– Врут люди, что по морю можно плавать, – проговорил с убеждением Чудя, наблюдая за бушующей водой. – Плавать надо по речкам.
– И по лужам, – съязвил Добило.
– А еще лучше дома сидеть, – вздохнул Чудя.
– Нам без моря до Африки никак не добраться, – возразил Веприк. – Греки сказывали…
– Много они знают твои греки! – огрызнулся Чудород. – Пешком, небось, еще быстрее получится.
– А вон – корабли! Плавают, значит, люди-то! – маленький охотник, прищурившись, ткнул пальцем вперед.
В небольшом отдалении от воды высились, словно готовы были плыть по суху, несколько больших кораблей. Берег за ними был занят квадратными белыми и серыми домиками с красными крышами. Направо по холмам вилась приземистая каменная стена: городские укрепления. Темные коричневые камни, из которых она была сложена, придавали стене мрачный вид. "Вот же, – подумали русские зрители. – Наши крепости деревянные, тоже не для забавы выстроены, а все-таки не в пример веселее смотрят!"
Не прошло и часа, а березовский отряд уже вступал на главную улицу города Сурожа. Закончился небывалый зимний переход от Киева, русской столицы, до Черного моря – через бескрайние дикие степи.
Вблизи стало понятно, что маленькие домики на берегу и на холмах были совсем не маленькими – красиво сложенные из мягкого камня, с колоннами и резными полосками вдоль крыши, они были покрыты глиняными черепками. Окна были на удивление большими и от этого жилища сурожцев выглядели светлыми и легкими. Улицу выстилали плоские булыжники (*) – вокруг было столько же камня, сколько в Киеве – дерева. Наряды местных жителей поражали взгляды березовцев: плащи, накидки, платки, покрывала, халаты, удивительного вида рубахи, звериные шкуры, просто куски ткани, намотанные вокруг туловища.
В веприковой деревне вообще кроме рубах, можно сказать, ничего не носили: у баб – подлиннее, у мужиков – покороче. Сверху женщины еще накидывали юбку или фартук, а мужики, конечно, под рубахой имели штаны… вот и вся одежда. Свитки еще зимой одевали – та же рубашка, только из меха и внизу пошире. Ни платьев, ни кафтанов, ни халатов, ни жилеток простые русские люди в те времена не видывали и не знали. Чтобы придать нарядный вид, одежду красили: свеклой – в малиновый цвет, черникой – в лиловый, луковой шелухой – в солнечный густо-желтый, ольховой корой – в серый, березовыми листьями – в разные оттенки желтого и зеленого, – загляденье да и только. Такие природные краски давали мягкие, ласковые цвета – не то что у сурожцев, от красных и полосатых плащей которых слезы на глаза наворачивались.
Березовцы слезли с верблюдов, принялись кланяться и останавливать прохожих, не смущаясь тем, что их мало кто понимал: Креонт дал им с собой письма к знакомым купцам, греческим и русским. Зная, что читать отважные путешественники не умеют, он заставил Веприка выучить имена наизусть и теперь березовцы выкрикивали:
– Мефодий Старший из Константинополя! Дормидонт из Афин! Мирослав по прозванию Непоседа из Чернигова!
Наконец им показали, где живет Дормидонт из Афин. Тот, толстый и важный, замотанный в узорчатое покрывало, прочитал письмо и, покачав головой, ответил:
– Я буду рад сослужить службу моим русским друзьям. Но первый из моих кораблей отправится из Сурожа только весной.
Березовцев как будто холодной водой облили.
– Да как же так?! – вскричали они. – Мы сюда по лесам, по степям торопимся, не пьем, не спим…
– Плова не едим!.. – вставил Чудя.
– А ты нас до весны держать тут хочешь!
– Мешаешься на пути нашем многотрудном!
– Никак не возможно! – поднял Дормидонт указательный палец и сообщил: – Сейчас на море пора штормов, зимних бурь.
Он отвел их к Мефодию Старшему, и они оба еще раз объяснили, что сейчас по морю плавать нельзя. Потом все вместе пошли к Мирославу из Чернигова и там березовцам пришлось в третий раз послушать про опасности плавания в зимнее время.
– Не будет кораблей до весны, не будет! – твердили купцы.
– А нельзя ли отдельный корабль снарядить? – спросил Добрило. – Мы дорого заплатим!
– Ни за какую цену не найти вам корабля, ни за какую цену не найти вам капитана! Сумасбродство! Безумие! Верная погибель.
– Вот тебе и море, – сказали березовцы. – вот тебе и поплавали.
Следуя обычаю гостеприимства, распространенному в древние времена, Мирослав Непоседа оставил березовских путешественников ночевать у себя. В его каменном красивом доме было отдельное банное помещение с бассейном – по греческому образцу. Так же, как в русских банях, здесь плескали водой на раскаленные камни, от камней валил горячий пар, в котором приятно было греться, но на Руси было положено потом выскакивать голышом на улицу и с воплями валяться в снегу, а у Непоседы мужики важно лежали в тепловатом бассейне и вели разговоры.
– Живите у меня хоть до лета, – говорил Непоседа.
– Спасибо, – радовался Чудя.
– Какое там "спасибо"! Нам до лета много куда еще успеть надо. В аль-Сахару, к примеру.
– Ах да, я и забыл, – Чудя повесил нос.
– Арабский народ, что живет в этой Сахаре, к битвам исключительно подготовлен, – сообщил Мирослав. – Афры воинственны и мужественны, подчинили себе много племен. Скачут они не на конях, а на верблюдах…
– Прямо, как мы! Ты бы нам лучше корабль дал.
– Не могу, братцы, не просите. И корабль мне свой жалко, и мореходов с вами на погибель посылать не стану, и вас самих не пущу.
– А что же корабли у моря?
– Зимуют, – ответил Мирослав. – И вам того же желают… Расскажите-ка мне лучше еще раз, как грозный Перун – слава ему! – от печенегов вас защитил.
– Так ты ж нам не веришь!
– А вы все равно расскажите! Уж больно я сказки люблю.
– Я теперь у печенегов шайтан! – похвалился Чудя. – Любят они меня.
– Печенеги шайтана любят? – удивился Непоседа. – Нечистого духа?
– Ах они, безобразники! – закричал Чудород. – Я-то думал "шайтан" – это как царь или князь!
– Нет, – ухмыльнулся купец. – Это, лучше сказать, вроде нашей кикиморы.
Посмеявшись над Чудей, собеседники разошлись по спальням и хозяин пожелал новым знакомым спокойного отдыха после долгой дороги.
Веприк сначала не мог заснуть: все придумывал, как бы ему через три моря перебраться, а потом увидел маманю. "Вырос-то как, – сказала она с любовью вглядываясь в сыновье обветренное лицо. – Приедешь и не узнаю…" Он хотел прижаться к маманюшке, уж больно давно ее не видел, но почувствовал, что должен немедленно проснуться.
Через минуту Веприк уже тряс купца Мирослава за плечо:
– Проснись, дядя Мирослав!
– Ну уж дудки, – отвечал купец, не открывая глаз. – Так хорошо мне спится, а тут – "проснись"!
– Дядя Мирослав, продай мне корабль! – Веприк с ожиданием уставился на Непоседу.
– Не проснусь и корабля не продам, – упрямо буркнул купец, с головой накрываясь покрывалом.
– А где у вас корабль купить можно? Чтобы самому им владеть и командовать?
– Сходи утром на пристань, только отстань от меня Перуна ради, – донеслось из-под покрывала. – Что за гость пошел – маленький такой, а вредный… хр-р-р…
