Хатка Бобра
Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал
Глава 6. Осенняя дорога в Киев
Приведя вечером Дуняшку к сестре, Тетеря незаметно сунул Чернаве берестяной кулек с малиной. Чернава вытащила горсть ягод и принялась с аппетитом жевать. Тетеря погрозил сестре кулаком и показал, что малиной следует задобрить Дуньку, чтобы не плакала без татки. Дунька обрадовалась и переселение к тете тут же одобрила.
Бабушка покричала, поругалась, стукнула один раз Веприка по лбу и один раз – Тетерю по уху, а потом принялась хлопотать, собирать им еду в дорогу.
Обычно в деревнях раньше осени не охотничали, поэтому у Тетерева в запасе меха было немного: по дюжине шкурок куницы, рыжей лисы, чернобурки да горностая. В те времена ценный мех служил людям вместо денег и Тетеря оставил себе на всякий случай.
В одиночку он мог добыть за зиму до тысячи шкурок мелких зверьков и еще, сколько получится, рысей и лосей. Медведя Тетеря старался обходить стороной, хотя его шкуру и мясо выгодно можно было продать и обменять. Не к лицу было охотнику наживаться на хозяине леса. Да и опасно.
Путешественники погрузили мех, еду и золотой клад на батины охотничьи санки, поклонились бабушке и, не дожидаясь, пока встанет солнышко, двинулись в дорогу. Тетеря уже бывал в Киеве не раз, когда ходил с товарищами менять меха на полезные и красивые вещи: стальные ножи, гребешки, иголки, стеклянные бусины, ленты шелковые, железный ларец с узорами, павье цветное перо Дуняшке на забаву. Путь в Киев лежал через березовую рощу, по знакомым деревням, а потом – пару дней чащей, до наезженной и нахоженной дороги, идти по которой было легко и которая за неделю приводила пешего путника прямо к стенам столицы.
В лесу и на полянах царило большое оживление. Звери были заняты тем же, чем люди: хлопотали, запасали земную благодать на зиму. Белки с деревьев сердито свистели на пешеходов, явившихся забрать у них орехи и шишки, заготовленные на зиму. Конечно, такие хорошие орехи, каждый норовит стащить для себя, вон – даже санки не поленились взять. Идите мимо, долговязые, и без вас грабителей хватает: дятлы, сороки, чужие белки… Проходи мимо, борода, а то вот я тебя! Небось шишкой в макушку не хочешь? Глупые, синекрылые сойки сновали, как хозяйки в большой семье, прятали запасы под кору, в ямки между корней, под камушки: там семечку, тут орешек, украденный из белкиного клада. Засунет и забудет. Лесные мыши таскали зернышки, наполняли подземные кладовочки. Далеко за оврагом, на соседнем холме стоял треск – медведь тоже делал запасы в малиннике, все – себе в брюхо. Нагуляет жир и ляжет спать до весны. Все звери ели до отвала, старались встретить зиму растолстевшими, чтобы не страдать от холода.
Радостно было смотреть на живую кутерьму, такую беспорядочную с виду, но для лесных обитателей не менее важную, чем для людей их великие заботы.
Благодаря теплой осени деревья не все еще переменили летний наряд. Клены, по своему обычаю переодевшиеся раньше остальных, уже алели резными верхушками, а каштаны беззаботно растопыривали совершенно зеленые листья. Березки еще только примеряли желтенькие наряды: стояли наполовину в зелени, наполовину – в золоте. Коренастые дубы, лесные князья, шелестели подсохшей, молочно-коричневой, словно выкованной из меди, листвой. Рябинки вдоль оврагов сияли всеми оттенками пламени: кто насколько успел покраснеть, от цыплячьего, бледненького, до густо-малинового. Будто облитые свежим медом, стояли группки осин в темно-желтом облачении и повсюду залихватски рыжели сохнущие папоротники. Мохнатые ели, не принимающие участия в ежегодном карнавале, угрюмо темнели черно-зеленым мехом, зато под ними светились семейки лисичек и разноцветных сыроежек.
Мелкие дождики мыли и полировали всю эту лесную красоту, так что, когда в ясную минутку, бросишь взгляд на листву над головой, каждый листик горит насквозь, как редкий драгоценный камень: алые рубины, золотой и медовый янтарь с северных морей, зеленые изумруды всевозможных оттенков… Радостное, обильное, богато украшенное ладушкино царство!
Веприк засмотрелся на солнце сквозь сияющие листья: батяня подкрался, тряхнул ветку и в лицо мальчику посыпался водопад холодной мелкой росы!
– Вон сороки полетели, смеются, – ворчал Веприк, утирая лицо рукавом. – Говорят, мальчик такой умный в лес пришел, а батя у него хуже дитяти.
Под ногами пружинил нарядный цветной ковер. Тетеря шел в одной рубахе, русские тогда вообще осень за холодное время не считали. Дождик иногда мочил его легкую одежду насквозь, зато потом солнышко быстро сушило. Веприк отнесся к путешествию посерьезнее: надел кожаную рубашку с меховым краем, в которой ему очень скоро стало жарко. Тогда он тоже надел простую холщовую рубаху, а на нее для тепла – еще одну такую же. Тетеря, выбирая дорогу, тащил свои саночки овражками и звериными тропками, а Веприк топал сзади налегке, рыскал по кустам и в конце концов объелся ягодами так, что ойкал при каждом шаге. Ночевали в ложбинках, на ночь клад закапывали, а ложились с большим удобством на санки, поверх роскошных мехов. Накрывались медвежьей шкурой.
В одном месте батя поднял руку и указал глазами на сосновую ветку, дрогнувшую впереди. Веприк, имевший привычку всегда следить за тем, что делает батяня, немедленно остановился и, напрягая изо всех сил глаза, вгляделся в густую хвою. Через некоторое время он обнаружил, что сосновые иголки едва прикрывают большую рысь, припавшую к ветке, и удивился, как он сам не заметил зверя. Рысь, не отрываясь, глядела в намеченную точку под собой – туда, где должны пройти путешественники и где удобно будет упасть на шею одному из них. Конечно, рыси намного меньше тигров, но эти коренастые кошки очень тяжелы и в прыжке способны сломать шею лосю.
Прошла минута. Рысь удивилась, что никто не идет и вздернула вверх морду с круглыми, шальными глазами. Обнаружив зрителей, она растерянно моргнула и, толкнувшись толстыми могучими лапами, перелетела на ствол сосны и исчезла в лесу. Она убежала в самую чащу и от стыда до вечера не показывала оттуда носа.
Идти стало легче, но малина Веприку больше не попадалась, а только объеденные кусты и деревья с содранной корой. Наконец он сообразил, что батяня ведет его по тропе, расчищенной недавно прошедшим здесь стадом лосей.
– Так я без ягод совсем останусь, – раскапризничался Веприк. – Не можешь, что ли, в другом месте дорогу выбрать?
– Спасибо, сынок, – обиженно сказал Тетеря, останавливаясь и утирая лоб. – Татка санки тяжелые волочет, а ему малинку подавай.
– Ну, батянюшка, – принялся подлизываться сынок. – Ты санки где хочешь, протащишь, а малина-то скоро сойдет совсем… не наемся!
– Обжора! – с удовольствием сделал заключение отец. – Сразу видно: мое дитятко, родненькое. Дуньку бы еще сюда…
– Дитятко родненькое, а голодом мори-и-шь…
– Голодом?! Медвежатину копченую ел? Пирог сладкий ел? Репку ел? Мою репку, которую из-под носа у батянюшки стянул, ел?..
– Малинки бы еще… Ну хоть ежевички,.. – тянул Веприк. – Чернички… Клюковки…
– Мухоморчиков, – передразнивал батяня. – Вкусных, сладеньких!.. Вон, видишь, просвет за деревьями? Это уже дорога.
Конечно, по дороге хорошо и идти и санки везти. Но плоха дорога тем, что подстерегают на ней путника разбойники в надежде отобрать чужое добро. Зато Тетеря хорош тем, что разбойников, как и опасных зверей, за версту слышит и чует: вот не вовремя верхушка у елки закачалась, вот сова угукнула средь бела дня, вот ветер донес тепло живого существа, сидящего в дальних кустах. Тогда Тетеря с сыном заранее сворачивали с дороги и обходили недоброе место лесом.
Чем ближе к Киеву, тем больше народа встречалось в пути. Березовские охотники перестали прятаться, иногда даже вступали в случайные разговоры. Веприк смотрел во все глаза, такие люди, как на киевской дороге, даже в сказках ему не встречались: среди простого деревенского люда, двигавшегося пешком и в телегах, шли гусляры и бродячие скоморохи в цветных лохмотьях, прошла цепочка нищих слепцов, проехал караван купеческих телег, окруженный охраной с мечами, купцов обогнал богатырь в кольчуге и шлеме…
Пока мальчик вертел головой, дорога вылилась на равнину и, приблизившись к берегу реки, распахнула справа и слева осенние, оранжевые, поросшие ковылем просторы. А впереди, за плавно катившим холодные воды Днепром, на правом его берегу возлег град Киев, мать городов русских. Столько домов стояло вдоль по реке, что непонятно было Веприку, откуда на всем белом свете сыщется народ, чтобы все эти избы заселить. А выше всех, выше гор, вознеслись за домами высоченные земляные валы с неприступными бревенчатыми стенами на них – киевский кремль. Пройдет еще двести лет и в далеких восточных лесах построят Москву, будущую новую столицу Руси, но никогда не будет у Москвы таких высоких стен и никогда река, на которой она стоит, не сравнится с могучим Днепром.
Отец с сыном присели на высоком берегу и долго смотрели на столицу, молча любуясь и удивляясь.
Глава 7. Обещание воеводы
В Киеве батяня провел Веприка к одному знакомому, у которого он всегда ночевал. Как во сне проплыли мимо огромные, двухэтажные дома, крикливые площади, шумные кузнечные поселения с огнедышащими печами, стоявшими прямо у дороги, – пока путешественники не очутились перед невзрачным, наполовину закопавшимся в землю, бревенчатым домиком, выходившим на улицу глухой стеной без окон.
– Чернобород! – закричал батяня, стучась в калитку.
Из дверей вышел улыбающийся долговязый мужик с совершенно седой бородой и, полюбовавшись на тетерин приветственный поклон, так же церемонно, в пояс, поклонился.
– Тетерюшко! Будь здоров! Давно как не виделись! Забыл нас совсем? А я-то все глазоньки проглядел: где ж Тетеря, куда подевался, сокол наш ясный… а чего это ты приехал? Зима ведь на носу.
– Беда у меня, Чернобородушка, – ответил отец.
– Беда? – повторил мужик. – Ну тогда заходите, обедать будем… У нас на Руси положено так, – говорил он, отпирая ворота и помогая охотникам протащить санки во двор, – сначала гостя напои, накорми, а потом уже это… спать уложи.
Двери чернобородова домика имели замечательное свойство: они были шире любых ворот. Протащив санки сквозь домик, путешественники оказались на обширном дворе, окруженном всяческими постройками. Веприк таращил глаза на длинную конюшню, высокий дом с подвалом, еще дом – пониже и пошире, крепкие сараи, баню, коптильню, навес со сваленными там в большом количестве пузатыми бочками и обручами для них. Земля во всем дворе была застелена досками. Мальчику все это показалось похожим на подземную избу в волчьем кургане: ни деревца, ни леса, – чисто, богато, важно. И хитро спрятано за неприглядным забором.
– А это Веприк, сынок мой, – сказал Тетеря.
– Как же! – обрадовался Чернобород. – Слышал! Батька твой говорит, серьезный парень? Помощник?
– Видишь вот – одного меня в город не пустил, – подмигнул батяня. – Потеряешься, говорит, плакать будешь, ищи тебя потом.
Пригожая девушка поставила им на стол в чистой комнате миску со щами, а потом уставила стол закусками: грибами, капустой, пирогами. Выслушав батин рассказ, Чернобород покрутил головой в сомнении:
– Не знаю, Тетерюшка, не знаю… Боязно как-то – к самому князю! Может, не пойдешь?
Понятно, что батяня Черноборода слушать не стал – да он и не всерьез советовал. Уговорил только помыться в бане, а с князем подождать до следующего утра.
Попасть к великому князю оказалось сложнее, чем березовцы себе представляли. Владимир Святославич жил в высоком – страшно сказать: в три этажа – тереме. Несказанную резную красоту этого терема стерегли дружинники и слуги князя. Терем был окружен двором и другими постройками, тоже полными народа. Вокруг шла высокая стена с воротами. В ворота березовцев не пустили.
– Мне бы к князю, – начал Тетеря разговор со стражниками у ворот.
– Мне бы тоже! Да не зовет! – весело отозвался один из них, белобрысый и светлоглазый.
– Ты откуда такой взялся? – удивленно спросил второй.
– Из Березовки, – хмуро отвечал охотник.
– Что ж вы такие разговорчивые в Березовке, что вам между собой разговоров мало, обязательно князь тебе понадобился?
– Беда у меня, – сказал Тетеря.
– Шел бы ты мимо, мил человек, – ответили стражники.
– Я с подарком.
– С каким подарком?
– Не покажу!
– Мало нам своих дураков, еще из Березовки приехали, – сердито сказал второй стражник. Молодой, светлоглазый крикнул во двор "Копыто! Десятника позови!" и с любопытством принялся изучать упрямого Тетерю, подмигивая иногда Веприку. Пришел десятник. Отец помялся и раскрыл плетеный короб с золотыми лошадками. У дружинников глаза на лоб вылезли.
– Воевода тут? – хрипло спросил молодой стражник.
Батяню с почтением увели и Веприк долго ждал его на улице, отойдя от любопытных дружинников у ворот. Наконец отец вернулся – без короба.
– Видел князя? – первым делом спросил Веприк.
Отец покачал головой.
– Мне Добрыня Малыч, воевода, обещал все князю пересказать. Говорит, быстро такие дела не делаются. Лучше бы обождать, пока Илья Муромец подъедет, он сейчас Чернигов от печенегов один обороняет. Да ведь никто не знает, куда за Змеем ехать. Воевода говорит, давно бы войско послали, если бы знали куда. Сказал, подумают они с князем, потом скажут, что и как.
У Веприка мурашки по спине побежали: как же, такие люди будут думать, как мамку его выручить! Неужели придумают? Маманька, маманюшка, потерпи, родная, немножко уже осталось.
Чернобород тоже сказал, что воевода Добрыня – мужик серьезный, первый человек на Руси после князя Владимира. Сказал – и задумался. И батяня о чем-то задумался, а потом и говорит:
– Змея найти – дело малое. Сначала приманить его надо.
И снова замолчал. И нахмурился.
Глава 8. Великий князь сердится на Тетерю
На следующее утро Тетеря с Веприком снова явились к княжьему двору. Молодой белобрысый стражник опять был на месте, а вместе с ним двор сторожил какой-то незнакомый мужик.
– Мне бы к воеводе, – сказал Тетеря.
– Пускать не велено, – ответили стражники.
– Я по делу. Я придумал, как Змея поганого приманить.
– Не велено пускать.
– Вчера я у воеводы был. Он говорил, пошлет войско на Змея, только не знает куда. Обещал помочь.
– Иди мимо, мил человек, – с сочувствием сказали стражники. – Наше дело маленькое. А воеводское дело большое. Не нам судить.
– Батянь, – зашептал Веприк,– не поможет нам князь! Пойдем отсюда, ну его к лешему.
– Ага, – послушно ответил Тетеря.
Он повернулся спиной к княжескому терему и пошел прочь. Веприк догнал его и услышал, как батя бормочет "… двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять!" Отсчитав двадцать пять шагов, Тетеря повернулся, взял разгон и вихрем ринулся в ворота. Стражники дружно шагнули плечо к плечу и выставили перед собой красные, обитые железом щиты, словно стена выросла. Врезавшись в защитников ворот, березовский охотник одного опрокинул на спину, а второй отлетел в сторону, как воробей. Тетеря, как по деревянному мостику, пробежал по первому стражу, вылетел на середину двора и ошалело огляделся: повсюду были воины, наверно, сотня, не меньше. Оторвавшись от своих занятий они все уставились на чужого мужика, ворвавшегося на княжеский двор, а потом бросились его ловить. Тетеря носился по двору, преследуемый целой свитой красных от бега, ругающих его на чем свет стоит, дружинников, но сдаваться не желал. Иногда на него набрасывались сразу десять человек и тогда могучий березовец раскидывал их по двору так широко и привольно, словно сеял – чтобы росли-вырастали новые дружинники на защиту земли русской.
Вечно так продолжаться не могло. Тетерю наконец поймали, повиснув у него по три человека на каждой руке.
– Что за разбойник такой? – удивлялись вокруг.
– Брат это мой, ребята! – неожиданно подал голос вчерашний белобрысый стражник. – Что, милый, опять собачку потерял? Собачка у него есть любимая, из тряпочек… Силы-то много, а ума почти что совсем нету. С детства он у нас такой.
Тетеря с ненавистью смотрел на вруна. Стражник весело подмигнул ему правым глазом. Тетеря молча примерился врезать ему под веселый глаз, хоть под правый, хоть под левый.
– Чего хмуришься на меня? – ворковал самодельный брат, подталкивая Тетерю к выходу. – Да не брал я твоей собачки! Опять небось с мальчишками на улице в салочки играл, там ее и оставил.
– Ай да Свен!
Дружинники уже не ругались, а посмеивались.
– Ну и брат у него!
– Потерял собачку, пришел и надавал нам всем по шее!
Выведя наконец "брата" за ворота, Свен постучал себя по лбу:
– Ты что, с ума сошел, дубовая твоя голова? Ты что, собрался княжеский терем в одиночку воевать? Говорят тебе: воевода велел тебя не пускать. Не хочет больше тебя видеть. Не лезь, послушай доброго совета, а то как бы хуже не вышло.
У Веприка сердце заныло смотреть на батяню, как он, понурясь, ходит вдоль княжьего забора.
– Бать, это значит он клад-то наш украл? – спросил он про воеводу.
– Не то плохо, что украл, – ответил отец. – Плохо, что помочь не хочет.
– И князь с ним заодно?
– А кто его знает!
Отец с тоской посмотрел на крышу терема, торчащую из-за забора. Он отошел немного и снова посмотрел на терем. Веприк подумал, батяня сейчас опять разбежится и полезет на забор, приготовился уже его ловить.
– Княже! – заорал вдруг Тетеря, стоя посреди улицы. – Горе мне! Сирота я и дети мои сиротки! Унес змей поганый мою Смеянушку, лишил нас света и радости! Слышишь ли, княже?
Довольно быстро вокруг Тетери собрались любопытствующие горожане, пара дружинников, посланная выяснить, в чем дело, тоже остановилась, взирая на горюющего березовца с сочувствием.
– Горе мне! Смотри, княже – плачу! Унес змей жену мою, а меня оставил – беду бедовать, горе горевать!
Необычного вида человек с черными огромными глазами и большим носом внезапно остановился на своем пути и поспешил прямо к Тетере. На человеке была длинная рубаха из непонятной материи, а сверху он был еще обмотан полосой шерстяной ткани, которую умудрился натянуть даже на голову. Волосы у него были под стать глазам – очень черные, кудрявые, а нос – красный от холода.
Незнакомец в необычайном волнении ухватил Тетерю за рукав и забормотал что-то не по-русски. Тетеря тряхнул рукой, но незнакомец приклеился, к нему как репей.
– Погоди, погоди, я грек, – торопливо говорил он. – Послушай меня! Мое имя Фукидид из Никеи.
– В греках все так хорошо за рукава на улице хватаются или только в твоей Никее? – довольно нелюбезно осведомился охотник, неохотно прекращая свои вопли под окнами княжеского терема.
– Не могу поверить! Мы товарищи по несчастью! – воскликнул красноносый грек и действительно прослезился. – Дай же я тебя обниму!
– Не дам! – решительно ответил Тетеря. – Я тебя первый раз вижу. Какой ты мне товарищ?
– По несчастью! – с жаром пояснил грек. – У тебя дракон украл жену? У меня тоже дракон украл жену! Ах, радость-то какая!
– Ты очень странный человек, – сказал Тетеря, с любопытством уставившись на нового знакомого. – У тебя украли жену, а ты радуешься. Раз она тебе не нравилась, зачем же ты на ней женился?
– Жену свою я любил безмерно и потерять ее было для меня ужасным горем. Но теперь я нашел тебя и это для меня великая радость! Неужели не понимаешь ты, как хорошо найти душу, способную понять твои страдания, глупый ты русский человек?
– Глупый ты грецкий человек! – обиделся Тетеря.
– "Грецкий" – так про орех говорят, – поучительно заметил грек.
– Глупый ты грецкий орех, – поправился охотник. – Мою жену украл не дуракон, а Змей Горыныч.
– Ах, это только в такой необразованной стране, как ваша Русь, имеет он это ненаучное имя! Весь мир знает, что тварь, похитившая наших любимых супруг, относится к семейству ползучих гадов, – вместе с ядовитыми змеями, червяками и крокодилами, а именно – к разновидности гадов крылатых, то есть драконам. Известно, что драконы любят драгоценные камни и блеск огня. Тот, которого вы, русские, называете Горынычем, не может устоять перед женской красотой… но прости, я тебя перебил: ты так увлеченно кричал что-то под окнами у вашего князя.
– Да, князь с воеводой обещали помочь мне одолеть поганого Змея и обманули, поэтому я кричал "Горе мне, княже!"
– Ты неправильно кричал, – тут же с видом знатока определил Фукидид. – Твои вопли, конечно, облегчают душу, но пользы от них никакой. Ты должен указать князю на его обязанности.
– Что же, князь обязан спасать мою жену?
– Конечно! Правитель должен хранить мир и порядок в своей земле! Князь он или не князь?
– Княже! – заорал Тетеря так, что грек подпрыгнул. – Князь ты или не князь? Почему не защитишь землю русскую? Летает над Русью лютое чудище! И будет летать, проклятое! Почему…
На втором этаже княжеского терема окно вдруг распахнулось с такой силой, что ставни врезались в стену, а одна – повисла набок. Узнав русую бороду и синие глаза Владимира Красно Солнышко, народ начал опускаться на колени. Один Тетеря не испугался.
– Будь здоров, княже! – громче прежнего заорал он. – Чудище-то летает, а тебе и дела нет! Князь ты или не князь?
– Я тебе сейчас покажу, и какой я князь и какой я не князь, – закричал в ответ Владимир Святославич. – Долго будешь помнить и всем рассказывать!
– Сколько еще будем терпеть безобразие на светлой Руси? – вопросил Тетеря.
– Ты и есть самое главное безобразие на Руси! – ответил Владимир. – Набрался ума против князя на улице орать!
Из-за угла уже выбегали десяток дружинников, но увидев, с кем придется иметь дело, испуганно попятились. Однако Тетеря сник и сдался в плен без драки.
– Вяжите сироту, радуйтесь, – сказал он. – Иди, Вепрюшка домой. Зря мы с тобой в Киев ходили.
– Батяня! – воскликнул Веприк, прорываясь к отцу сквозь заслон дружинников. – Как змея-то приманить? Неужели сами не сможем?
– Иди домой, Вепрюшка, – тихо повторил отец. – А я в подвале у князя посижу… поучусь уму-разуму.
– А меня трогать нельзя! – скандальным голосом завопил Фукидид, хотя его трогать никто и не собирался. – Я – грек! Чужеземный гость! Прибыл по торговой надобности.
– Оставьте грека! – взревел, встрепенувшись, Тетеря, решив, что его приятеля обижают. – С меня весь спрос, меня и наказывайте, – смиренно продолжал он, помогая подняться дружинникам, которых уронил.
Никейского гостя уже и след простыл.
Долго караулил Веприк у ворот княжеского двора.
– Не горюй, паренек, – утешал его белобрысый веселый Свен. – Князь наш горяч, но незлобен. Поругает, может, выпороть велит – и отпустит… говоришь, сам Змей Горыныч к вам в деревню прилетал? Раскрасавица, наверно, мать у тебя.
Время шло, но отца все не было.
– Я к вечеру закончу службу, схожу узнаю, что там с твоим батькой, – пообещал Свен. – Ты пойди хоть поешь, целый день ведь тут торчишь.
Веприк отошел в сторону. У него даже слезы на глаза не шли, так он был зол. Больше всего ему хотелось, чтобы великий князь вывалился из своего высокого терема и шею себе свернул. Если бы привели к нему Змея Горыныча и князя Владимира, поставили обоих и спросили "Кого убить?", выбрал бы князя, а змей пусть пока поживет. Он хоть и крал, да не обманывал! И в самом деле – большой зверь. Неужели всей деревней яму на него не выроем? Приманить бы только… На что же отец придумал приманивать-то?.. Хорошо бы на князя Владимира!
Еще, конечно, хотелось есть. Оглядевшись, он понял, что не представляет, в какой стороне находится дом Черноборода. Побродив по улицам и поспрашивав прохожих, он совсем заблудился и еле-еле нашел дорогу назад к княжескому терему.
Стража уже поменялась. Наконец пришел Свен. Глядел он невесело.
– Плохи твои дела, парень, – честно сказал он. – Заперли твоего батю и отпускать не хотят. Привели его к князю, тот на него ругался-ругался, так что на улице слышно было, а батька твой ему про клад золотой напомнил. А князь удивился, какой еще клад, говорит, позвать сюда Добрыню Малыча, воеводу. Начал князь наш на воеводу ругаться, да только поняли они, что твой батя еще клады знает, помирились и вдвоем на батьку твоего напустились: скажешь, где еще золото – отпустим, а нет – так и просидишь в подвале, в яме сырой, до старости. А батяня твой молчит, вздыхает только. Я против Владимира Святославича ничего сказать не хочу – будь наш князь здоров и славен! и воевода тоже – да только чем человек богаче, тем он жаднее. Очень уж хочется князю с воеводой еще золота получить…
– Да ведь в могиле оно!… – с ужасом воскликнул Веприк, но тут железная свенова рука зажала ему рот и молодой дружинник торопливо оттащил его подальше от ворот, на улицу.
– Что ты орешь? – понизив голос, заругался на него Свен. – Тоже в подвал захотел, разрази тебя Перун?! Я отцу твоему шепнул в окошко, что ты здесь. Он говорит, чтоб ты домой шел, не вздумал князю да воеводе на глаза показываться. Легче ему будет, если тебя тоже в подвал посадят? Вот то-то. А батянька твой сам дорогу домой найдет, когда отпустят.
У Веприка голова кругом пошла: как можно отца одного здесь кинуть?! Вот оно, богатство-то чужое, прав был батянюшка, как будто чувствовал, что погубит оно его!.. Что делать-то теперь?
– Эй, парень! – сердито сказал Свен, разгадав мысли мальчика. – Не дури! Не делай хуже. Вернется батя, не у печенегов ведь в плену… Тебе ночевать-то есть где?
Не хватало только Веприку побираться теперь по всему Киеву. Пришел вчера еще с отцом, с богатством золотым, с мехами драгоценными, а стал сиротой голодным, холодным, ночующим где попало…
– Переночую, – буркнул он, не глядя на Свена.
– Ты, может, есть хочешь? Есть кому покормить-то?
– Покормлюсь.
Ему бы только из этого Киева выбраться – а в лесу не пропадешь. И не заблудишься, как в городе.
– Ты, знаешь что, ты возьми-ка мою рубашку на всякий случай, – сказал вдруг молодой дружинник. – Возьми, не кривляйся!
– Обойдусь.
– В наших краях, на севере, обычай есть: два воина рубашками меняются. Значит, обещают помнить друг о друге, – пошел на хитрость Свен.
– Моя рубашка на тебя не налезет! – мрачно сказал Веприк.
– Тебя зовут-то как?
– Вепрем.
– Батяня, наверно, назвал, чтобы сильным рос!
– Чтобы упрямым был! – ответил мальчик и наконец-то поднял на дружинника глаза.
– Оно и видно! – пробормотал Свен, стаскивая кольчугу.
Следом за кольчугой он скинул и меховую, крепкую рубашку из овчины, расшитую светлыми бляхами и, не успел Веприк понять, что происходит, ловко одной рукой подхватил кольчугу, а другой – швырнул рубаху мальчику под ноги. Повернулся и исчез в толпе, голый по пояс. Веприк было кинулся за ним, но испугался потерять чужую хорошую рубашку, вернулся, а когда поднял ее, Свена уже след простыл. Люди вокруг посмеивались. Веприк стоял на площади с подарком в руках.
К Чернобороду, он знал, дороги ему не найти: надо было меньше на отца полагаться и больше по сторонам глядеть, а теперь уж ничего не поделаешь. В сторону княжеского двора смотреть даже было страшно: а вдруг узнали уже, что ему тоже тайна клада ведома? Вдруг только и поджидают, чтобы схватить и в темную яму в подвале бросить?
Надо было выбираться к Днепру, за которым шла дорога в родные леса.
Солнечный свет медленно угасал, прохожих на улице становилось меньше и Веприк торопливо пошел в ту сторону, откуда плыл по воздуху влажный речной дух. Это было непросто: дорогу все время перегораживали дома и заборы, но наконец он увидел реку – далеко внизу под собой, под вознесшимся круто в небо защитным земляным валом. Возвращаться в темный город ему не хотелось и он полез вниз, проехал сколько-то на спине, ободрал ладони, но наконец попал на большую площадь у реки, где в темноте ворочалось еще довольно много народа: некоторые укладывались спать под навесами, а некоторые возились с телегами и лошадьми. У навесов горели костры.
Веприк с большим облегчением понял, что попал на торговую площадь. Он пошел выбрать себе место на ночь. Маленький охотник чувствовал, что ночью должен быть заморозок и надел свенову рубаху. Тут он почувствовал, как его злость на непрошеного дарителя хочешь-не хочешь проходит: уж больно хорошо грела рубашка, хотя и была ему намного ниже колен, словно у девчонки. Свои-то теплые вещи он оставил у Черноборода.
Он попробовал пристроиться у телеги с сеном, стоявшей недалеко от навеса, но оказалось, что место уже занято.
– Сюда нельзя. Я здесь по торговой надобности! – сердито сообщил обитатель сена, высовываясь наружу.
Веприк тут же узнал чудного грека, помогшего им с отцом разозлить великого князя.
– Дядя грек! – обрадованно сказал он. – Помнишь – сегодня утром? Моего батю дружинники поймали, а ты убежал!
– Да, – согласился грек. – Я бежал, как олень! За мной гнались русские воины, известные своей свирепостью и непобедимостью, но я не сдавался, я отважно… бежал, пока не убежал!
Веприк не заметил, чтобы за греком кто-то гнался, поэтому он хотел возразить, но тот не дал ему вставить ни слова и с воодушевлением продолжал:
– Но они меня выследили! Когда я пришел домой на греческий двор, меня уже поджидали два дружинника, делали вид, что выбирают ткани…
– Ты точно знаешь, что они за тобой приходили?
– За чем же еще? – обиделся грек. – Я же имел смелость поспорить с самим великим князем!.. Мальчик, ты должен меня спрятать! А весной я тайно сяду на корабль, отправлюсь в свою родную Никею и напишу там книгу о диких нравах русских людей!
Веприку казалось, что чужеземец как-то неправильно пересказывает события прошедшего дня, но ему хотелось поближе познакомиться с таким ученым человеком: как много он мог рассказать о Змее Горыныче! И потом, если он хочет узнать о диких нравах, нигде лучше Березовки ему этого не сделать, достаточно только посмотреть на Матрену.
– Я завтра иду домой в деревню, – сказал Веприк. – Если хочешь, пойдем со мной.
– Добрый мальчик! – вскричал грек так энергично, что с него посыпалось сено.
Они соорудили себе по гнездышку в теплом сене и мирно проспали до утра, пока сердитый хозяин не пришел и не прогнал их, заставив сначала собрать раскиданный товар.
