Григорий Андреевич Неделько
Принцип 8
– Товарищи… – снова попробовал Ёж, и опять не получилось. Тогда он собрался с силами и выдал: – Короче, чуваки, сейчас я для вас отожгу такое музло…
– Зло – это плохо, дяденька, – пропищал какой-то карапуз, и взрослые, что удивительно, в едином порыве его поддержали, приговаривая нечто вроде «Да-да, устами младенца истина глаголит».
– Ты играть-то будешь? – наконец не выдержал примостившийся на ветке канюк.
И уже все стали шумно соглашаться с его словами.
– Я тогда… я… сыграю, – решился Ёжик и, немного погмыкав от волнения, сосредоточил взор на гитаре.
Дубнер почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Чтобы предотвратить это, он сложил ладони рупором и прошипел:
– Просто играй.
Ёжик закивал и только собрался исполнить незабываемый «Дым», когда в поле зрения показался воробей-полицейский.
– Чего вы тут расчирикались? – недовольно (вероятно, с похмелья) поинтересовался он.
Дубнер незамедлительно вынырнул из-за кустов и пустил в ход всё своё обаяние, обратившись к служителю порядка:
– Здесь творится искусство.
Полицейский окинул происходящее подозрительным взором.
– Да? А я думал, это несанкционированный концерт.
– Ну что-о вы-ы…
Воробей довольно угукнул и сел прямо на плиты.
– Что ж, тогда послушаем. – И бросил Ёжику. – Начинай, любезный, не томи.
Прежде чем тоненькие пальцы Ёжика опустились на струны и родили волшебство, которому, наверное, не было подходящего названия в этом мире, Дубнер вынул из кармана предусмотрительно захваченную из дома шапку и бросил на землю.
– Нелегальный заработок? – вновь проявил подозрительность воробей.
– Часть представления. – И Дубнер невинно заморгал глазами с разлапистыми ресницами.
– А-а. Пре-фро-манс, – понимающе протянул полицейский.
И вот тогда Ёжик заиграл. Не нашлось бы достаточно выразительных слов, чтобы описать ноты, извлекаемые гитаристом из его деревянной подруги, не подыскалось бы выражений, что точно бы изобразили технику музыканта. Здесь сложилось всё: и скорость, и мощь, и чувство, и… много-много чего ещё. Сомнительно, чтобы простые лесовики – как их прозвали горожане – проникли в самую суть раскатистых риффов и благозвучных мелодий, однако это не мешало им подпевать, хлопать, насвистывать и получать удовольствие.
Деньги сыпались в шапку («Пойдут на помощь голодающим музыкантам», – не дожидаясь вопроса, пояснил воробью Дубнер). Ёжик начал концерт со среднетемповой, ударной «Smoke On The Water», обладающей не просто запоминающимся – заседающим в голове риффом. Дальше пошла монументальная, насколько качовая, настолько и восхитительная своим необычным мелодическим рисунком «Kashmir», длинная, но не менее великолепная.
– Let me take you there! – драл глотку – однако же благозвучно – Ёжик. – Let me take you there!
– А о чём он поёт? – заинтересовался совсем юный ужик.
– Про кошмар какой-то, – откликнулся уж старшего пенсионного возраста, поправляя очки.
– Там не кошмар, а комар, – не согласился тетерев.
Музыка Ёжика родила целую бурю эмоций и обсуждений, и они только усилились, когда налетел ветер, эффектно взметнув одежды увлёкшегося соло гитариста. Руки Ежа словно сами по себе выводили столь заковыристые мелодии, что воспроизвести их во второй раз, по памяти, ему вряд ли бы удалось. А ветер бушевал и трепал длинный плащ, и сорвал с головы шляпу-дымоход (которую колючий, сам не понимая как, в последний миг умудрился удержать на месте); облака неслись по небосклону, жар солнца ощутимо спадал, заморосил лёгкий дождик.
– Этого… не может быть, – не поверил кто-то.
– Но вот же оно! – возразили ему.
И споры разгорелись ещё сильнее, разделившись на две темы, музыкальную и погодную, каковые очень скоро перемешались.
Ёжик отжигал «July Morning». Ёжик запиливал «November Rain». Ёжик зарубал «Bring Me Weather (Give Me Thoughts)». А на середине «Second Wind» кто-то ощутимо кашлянул ему в ухо, и пушистик с иголками вернулся в оставленный мир. Удивление, настигшее вслед за этим, заставило его прекратить играть и уставиться в миниатюрное лицо с усиками; на усиках покачивалась широкополая, годы назад вышедшая из моды шляпа мафиозного толка. Площадь, минуты две назад полная благодатной аудитории, опустела без следа.
– Слышь, пацан, – не менее преступно заговорил термит. Он вдруг покачнулся, когда колонна собратьев под ним потеряла равновесие от нахлынувшего ветра; термит разозлился ещё сильнее: – Кто те позволил упражняться с погодой?
– В смысле? – не совсем понял Ёжик.
Дубнер, вернувшийся обратно в кусты, без остановки махал руками, давая какие-то знаки.
– Друг те верно подсказывает, – злобно произнёс термит и сплюнул, причём точно на голову одного из тех, кто находился пирамиде.
– Эй, парни, – послышалось из самого низа термитной конструкции, – осторожнее на пятом, семнадцатом и двадцать третьем ярусе, мне и без того нелегко вас удерживать.
– Заткнись! – кратко оборвал его вожак и снова обернулся к Ёжику. – Ты чё ухмыляешься? Чё-то весёлое нашёл?
– Да нет, просто интересно, – честно ответил тот.
Дубнер шлёпнул себя ладонью по лицу и сполз в кусты.
– Короч, – продолжал главный мафиози, – мы тут начальники, вернее, я, а ещё точнее, я и мои ребята. Поэл?
– Спасибо, я уже поел.
– Не поел, а поэл! – разъярился сильнее прежнего бандит. – Поэл?
– Э-э. Поэл, – слегка растерянно отозвался Ёжик.
– А раз поэл, значт, никаких больше концертов, особенно без нашего… моего разрешения. И деньги заработанные мы у тя конфискуем. Андерстенд?
– Андер… чего?
– Ну, поэл?
– О. Так бы сразу и сказал. Поэл. Хорошо.
– Вот и отлично.
– Мне вообще-то деньги не нужны, – принялся объяснять Ёжик, – мы здесь с другой целью.
– Мне это неинтересно.
Мафиози уже собрался уходить, как неожиданно из кустов показалась голова обеспокоенного Дубнера, который закричал:
– Играй!
– Что? – спросил Ёжик.
– Что – что? – Растерянность перекинулась на мафиозного лидера.
– Что угодно, только поагрессивнее! – кинул в ответ бобёр и поглубже зарылся в кусты.
Ёжик развёл руками, как бы говоря вожаку мафии «Ничего не поделаешь», и ударил своими природными медиаторами – коготками, по струнам. В унисон этому звуку ударил в небе сильнейший раскат грома.
– Дисторшн меня побери! – запричитали кусты голосом Дубнера.
А Ёж не прекращал играть предельно жёсткую музыку да ещё и голосить.
– Breaking the law, breaking the law, – выдал он прямо в лицо мафиози – хотя, учитывая габариты последнего, скорее, прямиком в тело.
С громким воплем предводитель слетел с пирамиды, а сложная живая конструкция покачнулась. Раздались новые взрывы грома, ветер завыл обезумевшей совой, облака стремительно окрасились в тёмно-коричневый цвет, а засверкали пугающие, слепящие ветки молний.
– Breaking the law, breaking the law, – удар по струнам, удар по струнам. – Breaking the law, breaking the law, – удар, удар.
Не выдержав шумовой атаки, кое-кто в пирамиде заткнул уши, а после ветер усилился до такой степени, что башню повалило и разметало по всей округе. Слёзы дождя полились реками, молний становилось больше и больше, облака угрожающе нависали на площадью.
– Breaking the law!
Стихия возила термитов носами вниз по плитам, то вздёргивая в воздух, то обрушивая обратно. Простые лесовики, в том числе и полиция, попрятались по домам и позакрывали окна, а преступные элементы непрерывно вскрикивали от боли и обиды.
– Breaking the law!!!
Финальный аккорд. Мафию приподняло в едином порыве и сдуло прочь с площади. Самая длинная и яркая молния развернулась лентой и обрушилась на гитару; Ёжика отбросило назад и уронило на колючки. Перед потемневшим взором коротышки плавали мутные круги; дождь поливал нещадно. И внезапно, когда контакт с музыкой прекратился, перестала и буря.
Дубнер в очередной раз выполз из кустов; проходя мимо Ёжика, он бросил через плечо «Вставай, всё закончилось» и отправился подбирать выручку. Шляпу, в которой та раньше находилась, закинуло на верхнюю ветку старой толстой берёзы. Окошки и двери потихоньку открывались, люд выглядывал наружу. Дятел выпорхнул из дупла, похватил шапку и скинул Дубнеру.
– Благодарствуйте! – сказал продюсер, закидывая монеты теперь уже в головной убор.
Тело Ёжика ныло везде и кое-где болело.
– Они… ушли? – уточнил он, с трудом поднимаясь на ноги.
– Ушли, – ответствовал Дубнер. – И сомневаюсь, что вернутся: народ у нас суеверный, как сам знаешь, а с существами, которым подвластна стихия, шутки плохи.
– Хор… ошо.
Ёжик поднялся на ноги и постарался справиться с ощущением, будто бы он деревце, что треплет ветер.
– Голова… кружится…
И тут он заметил, что Дубнер приостановил «сбор средств» и смотрит куда-то, пристально, с интересом.
Ёж перевёл взгляд туда же – и в удивлении задрал брови.
– Стильно, – оценил Дубнер.
На деке гитары, на защитной полоске, виднелся след от молнии: разлапистая чёрная «ветка», словно бы рождающая всполохи чёрного же огня, которые, в свою очередь, заставляли виться серыми струйками дым.
Не дав Ёжику собраться с мыслями, из ближайшего дома-убежища выбежала юркая фигурка и, подпрыгнув к владельцу «Везеркастера», затрясла покрытую колючками руку.
– Спаситель! Спа-си-тель! Спасибо, спасибо! И – поздравляю!
Ёжик был так ошеломлён, что не сразу узнал местного голову – хорька.
– Я… э-э… ой! – Что-то тяжелое заставило гитариста замолчать; судя по форме и весу, этим оказалась нога Дубнера. Музыкант обернулся – так и есть.
Бобёр выразительно хмыкнул, давая понять, что слово надо взять ему.
– Вы правда рады нас видеть? – хитро улыбаясь, спросил он, убирая шляпу с выручкой в свой, кажется, бездонный карман.
– Ну разумеется! – едва ли не вскрикнул хорёк-голова. – Вы же спасли нас от гнёта преступников, которые долгие годы держали в страхе…
– Ля-ля-ля. Ладно-ладно, я понял, – прервал Дубнер. – Ёжик, подь сюды.
Колючий послушно приблизился.
– Вот этому парню, – продолжил отставной электрик, – нежно сжимающему в руках гитару…
– Чего сжимающему?
– Этому парню, – с нажимом возобновил речь Дубнер, – требуется полный пансион: отель, еда, транспорт. И гастроли, удачно организованные.
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что нашей общей родине, нашему любимому Лесу требуется помощь в борьбе с аномальной засухой, и мы можем предоставить вам того, кто эту помощь окажет.
– Его? – Глава кивнул на Ёжика.
– А вы быстро соображаете – не зря, видать, добрались до столь высокого поста. – И Дубнер нагло улыбнулся.
Хорёк поцокал языком.
– Хорошо, – согласился он и моментом добавил: – Но двадцать процентов с прибыли – мои.
Бобёр разулыбался пуще прежнего.
– Ну конечно, ко-не-эчно-о. Эх, дайте я, что ли, вас обниму, золотой вы мой человек!
Ёжик решил привлечь к себе внимание.
– Э-кхем.
– Да-да? – навострил уши Дубнер.
– Во-первых, ты назвал его человеком. А во-вторых, не может ли аномальная жара быть следствием падения космических яиц, о которых ты мне рассказы…
– Так, а теперь всем пора по домам, – поспешно перебил Ёжика друг. И, подойдя поближе, шикнул: – Думай, что говоришь не при своих. Может, оно и может, но не всякому следует это знать.
– Извини, – прошептал Ёжик. – Что-то я подустал, видимо, голова плохо соображает. Пойду отдохну.
– Давай-давай, потому что на завтра у нас запланировано много дел.
– Каких?
– Я разве не сказал? – Улыбка Дубнера заполнила, казалось, всё его внушительных размеров лицо, и он радостно возвестил: – Гастроли!
3/5
Это только на первый взгляд гастроли – очень увлекательное и весёлое занятие. Ёжику, например, они казались таковыми, пока дело не дошло до второй деревни.
В первой его встретили радостно; с интересом наблюдали, как он в повозке, запряжённой вольнонаёмными лошадьми, рассекает лесные просторы. Затем смотрели – кое-кто и в бинокль, – чем он занимается на местном постоялом дворе, и, конечно же, пришли на вечерний концерт. Происходящее только вначале волновало Ежа: когда он собирался, постоянно беспокоясь, как бы не забыть чего-нибудь нужного. Когда они с Дубнером бродили по окрестностям в поисках извозчичьей силы и когда, наконец найдя оную и разложив вещи внутри потрёпанного временем фургончика, отправились в ближайшую деревню. Фургончик был предоставлен фирмой «Ломовой конь – перевозки посуху», особых надежд не вызывал, подпрыгивал на колдобинах и трясся, попадая в ямы, однако не разваливался на части.
«И то хорошо», – думали музыкант и его продюсер.
Дубнер сидел впереди, под открытым небом, одновременно составляя план гастролей и давая ценные указания четвероногой тяге с хвостами.
– Нет-нет, лучше ехать не этой дорогой, – говорил он. – Ну что вы со мной спорите? Как будто я здесь не бывал!
– Так, может, слезете и сами пойдёте? – утомляясь его замечаниями, устало предлагал пожилой конь по имени Пег.
– А смысл тогда в вас? Нет уж, будьте любезны, довезите нас до всех пунктов назначения, а там мы с вами рассчитаемся и, возможно, больше не вспомним друг о друге.
– И всё же, – не сдавался Пег, – вон той тропой было бы быстрее. – И он, останавливаясь, тыкал конечностью в план Леса.
– Зато другой – удобнее, – упирался Дубнер. – И опять же наша, вернее, ваша задача какая? Доставить господина Ежа в целости и сохранности. А минут десять-двадцать мы, так уж и быть, потеряем.
Пег понимал безнадёжность спора, вздыхал и ехал дальше, но только чтобы на очередной развилке их с бобром дискуссия в очередной раз возобновилась.
Ёжик трясся в тесном помещении. В его обязанности входило принять извне достаточное количество композиций и приготовиться к их исполнению, а также загримироваться в видавшего виды гитариста. Что подразумевалось под «видавшим виды гитаристом», не знал, наверное, даже автор этого выражения, по совместительству продюсер колючего; впрочем, положение вещей не освобождало Ёжика от обязанностей. Вот он и сидел, стиснув гитару между ног, чтобы уберечь её от падения; одной рукой мохнатый намазывал на лицо грим, на ходу, пользуясь спасительным вдохновением, придумывая образ. Другая же его рука придерживала зеркальце на покосившемся столе. Дверь со сломанным замком то и дело хлопала во время поездки. В общем, путешествовали с комфортом.
Через какое-то время впереди показалось три-четыре убогих домика, называвшихся деревней. Она носила название Околицыно и предлагало странствующему пожухлую траву, запах питомника, где разводили неразумный скот, и около десятка жителей, угрюмых и неприветливых. Ничего странного в минорном настроении околицынских не было – попробовали бы сами жить изо дня в день в подобных условиях; проблема заключалась в другом: Ёжику предстояло сыграть для деревенских, и не просто сыграть, а вызвать у слушателей некие чувства, желательно, любовь.
– Тпру-у-у! – притормозил Дубнера Пега: поводья отсутствовали, поэтому пришлось ограничиться командой.
Конь встал и одарил бобра взглядом, в котором ясно читалось: «Мы с тобой вообще-то братья по разуму, просто “Остановитесь, пожалуйста” хватило бы».
Не обратив на осуждающий взор ни малейшего внимания, продюсер слез с повозки, покачивая боками, прошествовал к двери и открыл её.
– О, – оценил он увиденное. – Неплохой грим. Сам придумал?
– Подсмотрел у летучей мыши, – признался Ёж.
– Отлично, отлично… – пробормотал Дубнер, забирая гитару и кивая на выход. – Пойдём, нам ещё заселяться. Только лицом старайся не светить, потому что концерт – это одно, а внимание вне сцены – совсем другое. Могут не понять.
Ёжик кивнул, вытащил из кармана джинсов специально приготовленные солнечные очки, нацепил их на нос, а на голову надел вынутую из соседнего кармана панаму. Кое-как скрылись от постороннего взора белое, вымазанное в гриме лицо и чёрные, разлапистые, симметричные рисунки. Со стороны выступающий и правда напоминал летучую мышь; пускай крыльев не имел, зато мрачноватый образ присутствовал в полной мере, а изображение на лице навевало ассоциации с мордочкой нетопыря и его крыльями.
– О-хо-хо. – Дубнер покачал головой, когда поймал в поле зрения криво и на разной высоте расклеенные афиши. – Не зря ли мы наняли Косяка развешивать объявления?.. – обратился он сам к себе.
– Так ведь больше было некого, – всё равно ответил ему Ёжик, на всякий случай сгорбившийся, чтобы зазря не демонстрировать «боевую раскраску».
– Да, и то верно, – вполголоса согласился бобёр. – Ладно, пошли. Попасись пока тут, пегий.
Пег саркастически заржал, распрягся и двинулся в сторону местной, единственной столовой.
Ёжик с Дубнером тем временем поднялись по высоким неудобным ступенькам к постоялому двору и вошли внутрь через неплотно прикрытые двери. Стойка куницы администратора, а по совместительству и хозяина постоялого двора располагалась сразу за входом, слева. Пока Дубнер, вальяжно поздоровавшись, безуспешно выбивал из владельца для них с Ёжиком отдельные номера и еду в номер, короткохвостый, забрал у спутника гитару, взял у куницы ключ, поднялся по пыльному ковру на второй этаж и открыл непрезентабельного вида дверь. Скрип при открытии, затем высокий порог, о который хоть раз споткнулся любой постоялец, и глазам новоиспечённой «звезды» предстал тесноватый, не слишком уютный, однако, учитывая цену, вполне сносный номер.
Расположившись на чём-то среднем между диваном и кроватью, Ёж положил рядом гитару, развязал котомку, до того лежавшую в повозке, и принялся поедать нехитрый обед – яйца и вяленое мясо, запивая их покупным соком. После поездки, продлившейся несколько часов (спасибо препираниям Дубнера и Пега), есть хотелось сильно, а пекучее солнце заставляло ещё и испытывать немалую жажду.
На середине трапезы, вновь издав недовольный скрип, открылась и тут же закрылась дверь; Дубнер обстучал ботинки о порог внутри помещения, не больно-то заботясь о чистоте номера.
– Вот ведь жмот, – проворчал он, снял верхнюю одежду и бросил на кровать. – Я сплю справа, ты – слева, – обратился он к Ёжику. – Возражения есть?
– Нет, – с набитым ртом откликнулся музыкант.
– Замечательно, – опять-таки пробурчал бобёр и отправился в ванную комнату.
– А разве у нас будет время поспать? – бросил ему вдогонку вопрос Ёжик.
– Будет, – донеслось из ванной. – Потому что жизнь «звезды» эстрады – это постоянные разъезды и выступления. Ближайший перформанс, кстати, запланирован через полтора часа. Именно поэтому предлагаю выспаться, в противном случае подходящей возможности может не выдаться.
Ёж пожал плечами.
– Хорошо. – И продолжил уничтожать провизию.
Приведя себя в порядок, вернулся Дубнер и составил протеже компанию. Разобравшись с провизией, они как были, в одежде, завалились набок и захрапели: время действительно поджимало.
Будильник сработал через тридцать минут, каковые Дубнер отвёл на отдых. Продюсер открыл глаза и слез с кровати.
– Подъём, – буркнул он.
Ёж тоже завозился; зевнул, потянулся, возвратился в реальность и спрыгнул на пол.
– Выспался? – уточнил бобёр.
– Нет.
– Неудивительно. Ладно, пойдём: нам ещё на саундчек надо успеть.
– На что? – Ёжик выпучил глаза.
Дубнер издал длинный утомлённый вздох.
– Ох уж эти мне новоявленные кумиры… Аппаратуру надо отстроить и звук проверить.
– А часа хватит?
– На всё про всё, ты имеешь в виду? Включая дорогу?
– Да.
– Нет, конечно.
И Дубнер рассмеялся, увидев выражение лица подопечного.
– Добро пожаловать в артисты! – мажорно возвестил бывший электрик, хлопая Ежа по плечу. – Только давай пошевеливайся.
Когда они спускались вниз и выходили наружу, бобёр сказал спутнику следующее:
– Почти все деньги я отдал извозчику, а оставшееся – хозяину постоялого двора. Поэтому тебе придётся постараться: надо заработать средств для продолжения гастролей.
– А они планируются длинные?
– Ну-у, как сказать… пока публика от нас не устанет.
«Что, учитывая потрясающие, невероятные возможности Ёжика, крайне маловероятно», – добавил про себя Дубнер.
Концертную площадку Ёж отыскал не сразу – наверное, потому, что её как таковой и не было. Десять-двенадцать перевёрнутых ящиков из-под овощей окружали пустырь; мусор, раньше ровным слоем покрывавший эту полянку, сгребли со сцены её работники. Дубнер не останавливаясь, мимоходом пожал руку одному из дворников-ящериц.
– Иди готовься, – шепнул продюсер Ёжику.
Заняв центр импровизированной сцены, гитарист принялся настраивать инструмент производства, но выяснилось, что в это нет никакой нужды: «Везеркастер» всегда пребывал в состоянии, необходимом музыканту, будто бы между ним и его хозяином кто-то невидимый установил потустороннюю связь. А соединение между гитарой и усилителей возникло будто бы мистическим образом, словно бы через молекулы воздуха. Ёж играл на инструменте, представляя, как звук устремляется в колонки и вырывается из них, становясь при этом мощнее, более электрическим и каким-то не совсем знакомым. Так всё и происходило на самом деле; а стоило колючке подумать о другом, возможности «Везеркастера», познанные и пока ещё скрытые, удивляли с каждым разом всё сильнее. Однажды Ёжик попробовал трансформировать звуки ЖЖЖЖ и ММММ в неточные ноты, и это у него немедленно получилось. Или, например, ноты, образовывавшие аккорд ля, тут же легко превращались в ре. Соответственно приготовления Ежа свелись всего к двум вещам: убедиться, что гитара в целости и что сценический образ не потёк гримом и не просыпался блёстками.
Дубнер, в свою очередь, что-то нашептывал сонному конферансье: рослому петуху с червяком суфлёром на ухе.
– Поняли? – убедился конструктор-продюсер.
Петух утвердительно зевнул и добавил уже голосом:
– Вообще-то выступают тут нечасто. Если честно, вы первые лет за пять, а то и за десять – вряд ли кто-нибудь скажет точно. Так что не могу обещать вам тёплого приёма.
Бобёр посмурнел.
– Вы его, главное, объявите, а дальше не ваша забота.
Пернатый снова зевнул.
– Лады. В конце концов, деньги-то ваши. Да и пятнадцать процентов с выступления нелишни.
Дубнер нахмурился.
– Десять, вероятно?
– Ах, да-да-да, – нереалистично сыграл конферансье.
Хмыкнув, бобёр удалился за зрительские ряды. Встал он у разлапистой яблони, которая, когда Дубнер прислонился, ни с того ни с сего решила сбросить ему на голову сочный красный плод. Электрик чертыхнулся, поднял яблоко, протёр рубашкой, надкусил и, жуя, показал Ёжику большой палец. Это вдохновило невысокого лесного жителя, готовившегося к выступлению.
«Кресла» к тому времени начали занимать местные жители; на концерт собралась почти вся деревня: одиночки, пары и родители с детьми. Околицыно было небогато на события, тем более музыкального толка, о чём не преминул упомянуть в своей речи петух-конферансье.
– Все вы прекрасно помните, – горланил он, следуя подсказке червяка, – как неделю назад Барбоскинов споткнулся о своего пьяного двоюродного брата, упал и сломал ногу! Разумеется, мы не забудем того эпохального события! Однако предстоящее мероприятие, без сомнения, затмит собой и сломанную ногу, и рухнувший бесхозный дом, и даже пропажу пяти литров молока из нашего магазина! Ура! Ура! Ура!
Петух раскланялся, червяк зачем-то тоже; их проводили жидкими аплодисментами. Затем всё внимание сосредоточилось на Ёжике. Гитарист бросил взгляд на Дубнера. Тот вальяжно кивнул: дескать, не бойся – начинай. И, освободив лёгкие, Ёж взялся играть первую песню.
Как обычно, мелодии и способ их исполнения втекали в его голову словно бы напрямую, без посредства мозга и рук. Пальцы прекрасно знали, что делать; занимаясь этим, они позволяли Ёжику не отвлекаться и петь в своё удовольствие. Голос вокалиста-гитариста то подпрыгивал до верхушек звенящих нот, то опускался в дребезжащие низины.
Для мгновенной раскачки Ёж выбрал песню, название которой тоже пришло в голову напрямую из некоего неведомого источника, – «Razamanaz». Потом, подтверждая заданный ураганный темп, он исполнил «Rock You Like A Hurricane»; следом пошла «Innuendo», за – ставшая если не знаменитой, то узнаваемой – «Smoke On The Water». Поплелась, однако мощно и грациозно, «Miss Misery», сменилась «Lick It Up», разогналась «Blue Suede Shoes», покатилась «Rock And Roll»’ом и приехала в «Stairway To Heaven».
Сперва слушающие не понимали, что происходит у них на глазах и в их ушах. Дубнер беспокоился, как бы непривычные музыка и грим не сыграли злую шутку. Но вот ошеломление прошло, ему на смену заступило смущение, постепенно переродившееся в понимание, а затем и в восхищение. Когда же под громогласные и громоподобные аккорды Ёжика, вопреки всем прогнозам, жара спала и с неба хлынул благословенный дождь, все слушатели повскакивали с мест. Кто прыгал на месте, кто хлопал в ладоши, кто подпевал, кто носился кругами.
Ёж разулыбался и, окончательно погрузившись в исполняемую музыку, завершил концерт бесподобным, точно бы низвергающим метеориты «Kashmir»’ом. Веселье достигло апогея, деревенские купались в звуках гитары-оркестра, дождь благословлял поля, леса и прочие земли.
– Это рок, друзья! – внезапно что было сил прокричал Ёжик. – Ро-о-ок!
И в последний раз ударил по струнам. Зазвенело, загрохотало, приподняло и бросило… А через некоторое время сошло на нет: дождь прекратился, аккорды и пассажи стихли, ликующие замолчали. Необыкновенный музыкант положил руки на гитару и терпеливо ждал. Тогда в едином порыве пронеслась по деревенским жителям волна оглушительных аплодисментов; пока шёл концерт, все в округе услышали чарующие звуки то ли электрической, то ли акустической гитары и прибежали к сцене, чтобы своими глазами увидеть живое чудо.
– Великолепно! – заходилась толпа.
– Классно!
– Круто!
– Куда-то там давешнему пожару в доме председателя!
– Ёжик – молодец!
А Ёжик стоял и смущённо слушал рукоплескания и похвалы в свой адрес. Дубнер же времени зря не терял: вооружившись широкополой шляпой, он принялся обходить зверя за зверям, собирая монеты и купюры.
Позже, когда они с Ежом, поднатужившись, прорвались сквозь ряды поклонников, погрузились в повозку и выехали из деревни, бобёр произнёс такие слова:
– Эффект воодушевляющий. Но надо двигаться дальше.
В дальнейшем он не раз повторял это, когда заканчивались выступления Ёжика в деревнях, посёлках и сёлах. Уже второй концерт не до конца выспавшемуся гитаристу показался более утомительным; третий, естественно, усугубил впечатление, а там подоспели и четвёртый, пятый, шестой… Порой играющий на «Везеркастере» с радостью купался в получаемых позитивных эмоциях, а иногда его хватало только на то, чтобы доплестись до постели, рухнуть и уснуть.
Концертная программа менялась когда несильно, а когда и практически целиком. Всё новые песни появлялись в репертуаре, Ёжик постоянно импровизировал; аранжировки делались сложнее и мелодичнее, звук – чище. Что удивительно, музыкант не прикладывал к этому никаких усилий, или, если быть точнее, прилагал минимум сил.
В конечном итоге, терпение иссякло даже у Дубнера. Ёж валялся на кровати, погружённый в благословенную дремоту, и тут явился бобёр и устало опустился – почти что упал на колченогий стул, непонятный образом до сих пор выдерживавший грузного продюсера.
– Всё, – резюмировал Дубнер.
– Что – всё? – лениво двигая губами, задал необходимый вопрос Ёжик.
– Я – всё, – пояснили ему. – И ты, вижу, тоже. И Пег. Надо отдохнуть.
– Да, неплохо бы.
– К тому же необъезженные населённые пункты по эту сторону Леса закончились.
– Ведро приходил на концерт, – невпопад заметил Ёжик. – И хлопал в ладоши.
Дубнер усмехнулся.
– Да все хлопали! Но нужно и честь знать.
– Значит, на этом конец? – В голосе гитариста промелькнула сдерживаемая грусть.
Бобёр хохотнул.
– Ну как же?! Это было бы и тактически, и логически неправильно. Да и жару с засухой мы ещё не побороли.
– Тогда?..
– Тогда вот что: отдыхай, ешь, пей, набирайся сил. А потом мы с тобой шагнём на новую ступеньку, вверх. Мы с тобой, – и Дубнер сделал паузу, чтобы его друг прочувствовал важность момента, – отправимся выступать в Город!
