Григорий Андреевич Неделько
Принцип 8
5/5
Море Штормов и в дни поспокойнее вело себя отнюдь не сдержанно – теперь же, разъярённое катаклизмами, оно попросту неистовствовало. Волны поднимались на десятки метров вверх и обрушивались на прочную палубу «Крошки». Ветер завывал так, что закладывало уши и, казалось, вот-вот оглохнешь. Оглушительно же гремел гром; ослепительно сверкали молнии. В общем, всё в лучших традициях морского приключения…
…На то чтобы собраться, Ёжик с Дубнером потратили времени совсем чуть-чуть, учитывая, что группа распалась и им не надо таскать с собой горы оборудования. Только самое необходимое взяли они в дорогу. Буквально часа полтора-два спустя они уже расположились в каютах – причём большую часть тех часов потратили на дорогу в отель и обратно, – и через считанные минуты корабль отчалил от пристани. Пришлось заплатить владельцу отеля неустойку – всё согласно договору, – однако не в их положении было привередничать и, тем более, медлить. К тому же деньги были потрачены заработанные на выступлениях, а когда финансы легко приходят, то и уходят они легче. Но, конечно, не стоило напоминать Дубнеру о бессмысленных и масштабных, с его точки зрения, тратах, хотя он и всегда любил немного поворчать.
Итак, они плыли по Плодородной; на берегах сперва проносились дома, потом те превратились в хибарки, а после и вовсе исчезли. Река сделалась шире, а атмосфера на корабле напряжённее, и вроде бы не из-за чего, но Ёжик прекрасно понимал, что природа всё чувствует и отзеркаливает неугодные ей катаклизмы. Они природе отнюдь не нужны, и, может, живые существа поймут это, ощутив природные флюиды, и как-то изменят ситуацию. Такие, по крайней мере, были ощущения у Ежа.
Затем, когда река закончилась, они вплыли в море.
– И почему оно называется морем Штормов? – удивился Ёжик. – Вполне спокойное с виду.
Волковский хохотнул.
– Скоро поймёте! Море просто ещё себя не показало.
И он был прав. Прошло не так уж много времени, когда воды вдруг взъярились, завыл ветер, и из сгустившихся туч засверкали молнии, а следом, разумеется, загрохотал и гром.
– Теперь понимаете! – пытаясь перекричать бушующую стихию, надрывал глотку койот.
– Теперь понимаю! – отвечал Ёжик.
На корабле их находилось всего трое. С одной стороны, это увеличивало мобильность экипажа, но, с другой стороны, потеряй они, например, капитана, что будут делать дальше? Ни Ёжик, ни Дубнер водить корабль не умели… Друзья старались не задумываться о подобном развитии событий, а Волковскому, судя по его виду, было всё равно: он либо очень удачно играл в морского волка, либо на самом деле стал им за годы, как он говорил, лихих странствий.
Спервоначала корабль справлялся с непогодой – да что там, с настоящим штормом! Уверенно и решительно преодолевал он волны-великаны и уворачивался от скал, когда те вырастали на пути. Но вот настал момент, когда погодные условия и, как следствие, видимость ухудшились настолько, что Волковскому пришлось обратиться к Ёжику с просьбой.
– Ты же умеешь игрой на гитаре стихиями управлять? – без обиняков завязал он разговор.
– Ну да, вроде того, – проорал в ответ Ёж.
– Ну так управляй! Иначе до места не доберёмся.
– Но это очень опасно…
Койот не дал договорить:
– Плевать. Играй! Иначе не доберёмся, тебе говорю!
И Ёжик, сбегав в каюту за «Везеркастером» – инструмент был в футляре и надёжно привязан к кровати, чтобы не повредило во время шторма, – вернулся на палубу уже с гитарой.
Встав напротив носа судна, он сыграл пару спокойных нот. Делать это было волнительно, памятуя то, как закончилось его последнее общение со стихией. Но впереди, кажется, откликнувшись на «зов», облака принялись терять свой густой налив и чуть поредели. Ёж продолжил играть в том же духе, и прямо по курсу обстановка отчасти наладилась – настолько, что Волковскому удалось вовремя заметить скалы и повести «Крошку дальше»; койот даже прибавил скорости.
– Продолжай, продолжай! – подбодрил он громогласным криком с капитанского мостика и молнией ринулся назад, к оставленному, зафиксированному на несколько секунд штурвалу.
Что ж, Ёжик продолжал играть. Он вспоминал все придуманные и «услышанные» раньше вещи и сочинял на ходу новые, стараясь их не забыть, на всякий пожарный, и импровизировал, почти всегда по-разному. То погода логично реагировала на музыкальные экзерсисы, делаясь тише, когда гитарист исполнял что-нибудь лёгкое и проникновенное, то приходилось подключать абстрактное мышление и играть нечто более сложное. А случалось, что катаклизмы, вероятно, в виду их парадоксальности, реагировали на ноты в обратном порядке: например, чтобы избавиться от особо «злостной», массивной и угрожающей, тучи, Ёжику пришлось на звуке ЖЖЖЖ изобразить на гитаре инструментальную основу песни «Master Of The Night» – «Властитель Ночи», в которой рассказывалось о кошмарном повелителе мрака. Иногда короткохвостый напевал, иногда играл молча, но в целом, если не считать парочки неудач, справляться – вернее, общаться – с паранормально-аномальной стихией ему пока удавалось.
Чем же мог быть обусловлен неуспех? Сейчас, в паре случаев, и в тот раз, когда их едва не поджарила молния? Бессознательно водя пальцами по струнам, Ёжик поразмыслил на эту тему и пришёл к выводу, что материя реальности очень тонка, ввиду чего очень по-разному реагирует на парадоксальные раздражители, каковыми являются катаклизмы.
– Берег! – неожиданно завопил Волковский. – Вижу берег!
И тут произошло страшное.
Отвлечённый возгласом капитана, Ёжик воззрился вперёд, и его руки, упав на струны, случайно сыграли диссонирующий аккорд. Катаклизмическая природа, словно только того и ждала, немедля отозвалась на душераздирающие звуки, да ещё и жирно сдобренные ЖЖЖЖ.
Мгновенно собралась прямо над головами Ежа и Дубнера могучая туча.
– Берегись! – закричал бобёр.
Толкнул Ёжика и упал сам.
Вовремя! Из могучей тучи вылетела жирная молния и, ослепив присутствующих, ударила в палубу корабля, да с такой силой пронзила её, что выбила дно. Из пробоины тотчас начала хлестать вода, затапливая корабль.
– Ой-ёй! – придя в себя и продолжая бороться с кругами перед глазами и головной болью, проронил Ёжик.
А это было больше чем ой-ёй. Виноват ли в этом иглотелый, только молнии продолжали сверкать и сверкать, и бить рядом с «Крошкой» – и в сам корабль.
– А-а-а-а-а! – раздался истошный крик капитана, когда молния взорвала мотор.
Корабль замер.
Ещё два выстрела, но к тому моменту от затапливающей судно воды уже некуда стало деваться. Ёжик с Дубнером прижались к борту, бессильно ожидая развития событий. Несколько вспышек. Ёж отгородился лапкой. Новая вспышка!.. И остроносый вдруг со всей чёткостью понял, что летит куда-то вниз. А вокруг сверкает и сверкает, и сверкает!
И где-то кричит Дубнер. И ему отвечает Волковский…
Он упал в беснующиеся воды и сразу в ужасе подумал:
«Гитара!»
На глубину Ёжик покуда не ушёл, что было сил – а было их, с учётом условий, не столь уж много – борясь с обстоятельствами. Он плескался и отплёвывался, и сжимал, сжимал немеющими руками «Везеркастер».
Снова надрывные голоса друга-бобра и смелого капитана.
А потом бесконечная по очереди вспышка безжалостной молнии… и мир, вместо того чтобы набрать в яркости до предела, как ожидал Ёжик, внезапно погрузился для него в беспроглядную тьму. Всё прекратилось – звуки, свет, картинки окружающего мира… Всё. Осталась только гнетущая чёрная беззвучность, которая потом и вовсе превратилась в ничто.
Кажется, кто-то подплыл к нему, обхватил мощными руками и повлёк куда-то.
– Я бобёр, меня так просто не утопишь! – снова долетел точно бы из ниоткуда знакомый голос.
Рядом звучал и другой голос, менее знакомый, но тот, который Ёжик тоже определённо раньше слышал. Впрочем, говорить об определённости, теперь, когда его носило по волнам и кидало из забытья в бодрствование, не приходилось.
– Сыграй пару нот, вытащи нас отсюда! – надрывался Дубнер.
Но Ёжик не мог ответить.
– Ладно, я сам! – сказал тогда, решительно, почти безапелляционно, Дубнер и, не выпуская друга, провёл несколько раз по открытым струнам, играя аккорд Е. – Хватайся! – проорал он затем, обращаясь к бултыхающемуся тут же Волковскому, и, когда койот ухватился за его одежду, продолжил музыкальные экзерсисы.
Он снова и снова водил толстыми пальцами по струнам, отплёвываясь и стараясь не захлебнуться.
– Чёртова вода! Была бы она хотя бы не солёной!
И тут произошло нечто сродни чуду. Волна, на которой в данный момент лежала троица, приподнялась, истончилась, выдвинулась вперёд – и через полминуты буквально выкинула их всех куда-то. Как выяснилось, когда тела коснулись чего-то твердого и в нынешней ситуации не особо приятного – видимо, камней и песка, – их вынесло на берег. Волна отошла назад, размахнулась и ещё раз врезала по лежащим в обнимку зверям, протаскивая и дальше, прочь, прочь от бушующего моря.
– Кхе-кхе! – выразился Дубнер, разлепляя глаза, которые жгла солёная вода. – О-о, блин!..
– Солидарен, – откашлявшись, еле слышно отозвался Ёжик.
– Ты жив? Отлично! Значит, так, встаём – и бежим вперёд, да так, чтобы ни на что не наткнуться. Как укроемся где-нибудь от адской бури, будем анализировать ситуацию. Все согласны?
– Да!
– Да!
– Тогда – раз, два, три!
Елозя по пляжу, они с трудом поднялись на ноги и побежали. Бежали они так, как никогда раньше, – очень, очень быстро, хоть и не видели перед собой почти ничего. Наконец впереди показалась скала, достаточно внушительная для того, чтобы укрыться за ней от ветра и солёных брызг. Молнии всё ещё сверкали, но делали они это над морем. Запыхавшиеся, трое путешественников свалились без сил и, прислонившись к каменной поверхности, первое время не издавали ни звука.
Потом Дубнер спросил Ёжика:
– Гитара с тобой?
– Да.
– Замечательно. Волковский, ты жив?
– Ага.
– Превосходно.
И вновь наступила тишина.
Ветер ещё некоторое время повыл рядом с ними, а после уступил свои позиции, понимая, что ему ничего не добиться. Непогода стала отступать в море. Катаклизмы не исчезли, однако сконцентрировались не над тем местом, где находились трое приключенцев, а десятками очагов над морем Штормов и островом Благолепия.
– К слову, почему остров называется островом Благолепия? – недоумённо поинтересовался Ёжик.
– Наверное, это благолепие, если тебе удалось добраться сюда через море Штормов, – не слишком весело хохотнул Дубнер.
И Волковский согласно кивнул.
– Ладно, ребята, – сказал Ёж самым подбадривающим тоном, на который был способен, – посидим чуть-чуть, передохнём и надо отправляться.
– Солидарен, – без особенной радости поддержал бобёр. – Нужно б) добраться до рации и связаться с береговой охраной, чтобы вытащили нас из этой дыры. Но сперва а) исследовать остров, найти очаг катаклизмов…
– …и затушить его! – не удержался Ёж.
– И как всегда, в яблочко, мой колючий друг, – устало произнёс Дубнер и закрыл глаза с желанием отдохнуть хотя бы пятнадцать-двадцать минут.
Время поджимало. И дело даже не в том, что они не успеют разобраться с катаклизмами – правда, и в этом тоже; ещё крайне важно, чтобы природные аномалии не застали их тут, когда они уставшие и беззащитные, – в таком случае спастись будет чрезвычайно сложно. Получается, вновь приходилось спешить.
Примерно через полчаса, не вполне отдохнувшие, но чувствующие себя уже относительно лучше, трое искателей приключений выбрались из укрытия. Сразу заметивший прибитую к берегу «Крошку», Волковский с диким воплем кинулся к ненаглядному кораблю, на ходу громко обещая Ёжику и Дубнеру связаться с береговой охраной, если, конечно, осталось чем связываться: в такую-то бурю немудрено и рации лишиться. В то же время гитарист и его экс-продюсер принялись оглядываться, высматривая, откуда бы лучше стартовать поискам эпицентра катаклизмов.
– Смотри, – сказал Ёжик, – небо в нашей части почти рассеялось, а вон там, – он ткнул пальчиком, – очень высокая плотность непогоды.
– Думаешь…
– Да. Скорее всего. Кроме того, там что-то возвышается, но пока не могу понять что.
– Какое-то строение?
– Наверное. Не знаю.
– Ну что ж, не сходим – не выясним. Вперёд!
И они отправились на встречу с очередной неизвестностью.
Продираться сквозь лес было неприятно, но не смертельно: это оказалась не густая чаща, а нечто, напоминавшее родные пенаты Ёжика. Деревья отстояли в основном на приличном расстоянии друг от друга, кусты попадались не так часто, и никакого зверья им по пути не встретилось.
Зато потом, когда лесная полоса закончилась и они вышли на открытое пространство, им пришлось потратить множество времени и сил, чтобы взобраться по крутой земляной стене, покрытой короткой жёсткой травой. По мере приближения к вершине Ёж всё явственнее различал некую высокую и широкую постройку, выраставшую из-за склона. Дубнер был больше сосредоточен на том, куда он ставит ноги, поскольку раз или два чуть было не навернулся и не свалился обратно в лес.
Одолев последние метры и выбравшись на склон, Ёжик, не успев осмотреться, подал руку Дубнеру и помог ему залезть наверх. Они взяли минутку отдышаться, и как раз тогда их взорам в полной мере предстало здание, которое они разглядели издалека.
– ГЭС, – выдохнул Ёжик.
– Всё понятно. – Дубнер кивнул самому себе и своим мыслям.
Действительно, всё становилось ясно. Гидроэлектростанция как средоточие энергии, да ещё такая станция, что расположена посреди моря, лучше всего подходила в качестве источника катаклизмов. Начать хотя бы с того, что она здесь делала? Вокруг ведь ни одного жилого строения! Кто, когда и зачем построил на отдалённом острове ГЭС? А если… если никто её и не строил, и это новое, кто знает какое по счёту проявление парадоксов и аномалий?..
Рассуждать не приходилось, потому что прибыли они сюда с иной целью.
– Давай проберёмся внутрь, – предложил Ёжик. – Там, в центре эпицентра, если ты меня понимаешь, гитара должна воздействовать на катаклизмы лучше всего.
– Я-то понимаю. Но посмотри на небо. – И Дубнер ткнул пальцем вверх.
Ёж поднял взгляд. В самом деле, тучи над ГЭС собрались такие, что того и гляди разразится настоящий ураган, и их сметёт, словно какие-нибудь песчинки, в море, а там…
Ёжик вздрогнул и издал соответствующее обстоятельствам «Бр-р-р!».
– Полностью поддерживаю, – произнёс Дубнер и продолжил: – Давай так: я останусь здесь на случай, если надо будет предупредить тебя об усилении аномальной активности или если Волковский прибежит и расскажет что-нибудь важное, ну а ты отправляйся на станцию.
– Договорились! – не мешкая согласился Ёжик.
Вооружённый гитарой, он прошёл разделявшие его и вход оставшиеся полсотни метров и, напоследок вздрогнув, нырнул в разверстую пасть ГЭС.
Внутри станция выглядела в точности, как и снаружи: старая, металлическая, местами проржавленная, пришедшая в упадок и грозящая не сегодня – завтра разрушиться целиком и полностью.
– Ау, – сказал Ёжик, и ему ответило небывало сильное эхо. Он даже на пару мгновений оглох.
«Ничего себе! Откуда тут такая акустика?!»
Далее, придя в себя и припомнив, зачем он, собственно, пришёл сюда, Ёжик перекинул гитару с плеча и начал играть.
За провалами окон сверкали и громыхали катаклизмы. В пустых дырах, порой сдобренных зубьями разбитого стекла, мерцали молнии и бегали по небу тучи. Сначала Ёжику показалось, что исполняемые им мелодии и песни только ухудшают ситуацию, но, может, на фоне всего произошедшего он стал мнительнее. Как бы то ни было, вскоре даже он, отсюда, где обзору, прямо скажем, маловато, заметил следующее: молнии пропали, гром стих, тучи обратились облаками, те расползлись в стороны, проглянуло синее небо, и засверкало солнце.
Довольный – а почему бы и нет? Они ведь победили мировые катаклизмы! – и всё ещё находясь под впечатлением оглушительного эхо в нутре ГЭС и той роли, что он сегодня сыграл, в прямом смысле сыграл, в Мире, Ёжик выбрался наружу.
– Я… – радостно начал он, готовясь поздравить Дубнера с победой.
Но слова застряли в горле от увиденного.
– Я уже связался с береговой охраной – нас скоро подберут, – доложил стоявший здесь же Волковский. Видимо, он пришёл некоторое время назад и успел послушать концерт, который «давал» Ёж на станции. – Но они сообщили кое-что довольно неприятное…
– Весьма неприятное, – поправил Дубнер с каменным лицом.
Душа у Ёжика ушла в пятки.
– Я что, плохо сыграл? Ничего не получилось? – упавшим голосом осведомился он.
– Нет, всё получилось как нельзя лучше. И играл ты чудесно, – заверил его Волковский. – Я аплодировал стоя! Не зря я, приметив, куда вы идёте, направился за вами.
– Вот только катаклизмам наши игры с ними, видать, опостылели! – прерывая разговорчивого капитана, чуть ли не выкрикнул Дубнер, хоть и было заметно, что злится он не на Ёжика, а на сложившееся положение вещей.
– То есть все мои ухищрения с звуками ММММ и ЖЖЖЖ и песнями, и мелодиями, и минорами с мажорами… они ухнули в пустоту? – всё ещё не понимал до конца Ёжик.
– Эти самые ухищрения, кажись, погоде нашей сверхъестественной по барабану, – просто объяснил Дубнер. – Или того хуже: она научилась реагировать на них в противоположную сторону. Либо же мы настолько сильно разбередили действительность, что она решила наконец-таки выказать нам своё «фи».
– Видишь тучи, дождь, грозы на горизонте? «Пятна» ненормальной жары? – спросил у Ежа Волковский.
– Да, я как раз хотел спросить, что это такое?
– Это катаклизмы, дружок, – ответил вместо койота Дубнер. – Нашими действиями мы прогнали их отсюда… и только! Теперь катаклизмы, судя по тому, что мы видим…
– И слышим, – прибавил Волковский, помахивая рацией.
– Да, и слышим, – продолжал бобёр. – Так вот, исходя из всего перечисленного, делаем вывод, что опаснейшая аномальная непогода расползлась отныне по всему материку – а то и дальше.
– Не может быть!
– Может, Ёжик, может. Мы же не всемогущие. И мы тоже способны ошибаться. Непогода, значит, расползлась, да. А что с ней делать, мы уж и не знаем. Мы думали, что сможем помешать ей, найдя её очаг и поиграв на гитаре, но ошиблись. Что если мы ошибёмся ещё раз, только сильнее, и тогда уже никто и ничто никогда не поможет Миру?
Ёжик застыл на месте, пытаясь обозреть и осмыслить «открывшиеся перспективы».
– Ладно, – проворчал Дубнер, – ничего прямо сейчас не сделаешь. Надо смотреть в будущее.
– Но как же быть?! – в сердцах воскликнул Ёжик, и неприкрытая горечь звучала в его словах. Горечь и вина перед всеми, кто из-за, возможно, их с Дубнером действий оказался втянут в конфликт мирового масштаба.
Мирового – или?..
– Пока не волноваться, Ёжик, – мягко произнёс Дубнер. – Не волноваться. И ждать береговую охрану.
Часть 6. Путешествия
1/5
Охрана прибыла спустя несколько часов. Это были самые длинные в жизни Ёжика часы, наполненные тревогами и ожиданием, а последнее, как известно, самая неприятная из вещей. Прошедшее время они кое-как коротали, рассказывая друг другу интересные случаи из жизни и рассуждая о невероятных событиях, что творились в последние дни: откуда всё взялось и можно ли это остановить. Ёжик был непреклонен и позитивен, Дубнер проявлял рационализм, то сомневаясь в чём-то, то будучи полностью уверен, а Волковский большей частью отмалчивался и слушал.
И вот наконец за ними приехали.
Искоса бросая на трёх приятелей труднотолкуемые взгляды, береговики, дюжие звери в касках и спецформе – сплошь орангутаны, – посадили незадачливых, потерпевших кораблекрушение спасителей мира в расписанный яркими красками белый катер и увезли прочь с острова Благолепия.
Только это произошло, как хляби небесные над островом разошлись и появилась невероятная по размеру туча, больше и мрачнее, чем Левиафан, и столь насыщенного цвета, что практически чёрная. Свет вокруг разом померк; сгустились концентрированные тени.
Путешествие на катере прошло в молчании, хотя сотрудники береговой охраны, похоже, с великим трудом сдерживались, чтобы не задать пару вопросов – чисто из любопытства. Но – субординация.
Под конец, когда троица выбралась на берег, один из охранников, наверное, самый молодой, не выдержал:
– Как вас занесло-то туда?
– Мы думали, что получится, – пространно ответствовал Ёж.
Орангутан наверняка всё понял, да и Волковский должен был как-то описать им ситуацию, чтобы прислали катер, но орангутан не подал виду и только развёл руками. Что угодно читалось в этом жесте, особенно в нынешнем положении, особенно для опечаленного Ёжика.
Катер развернулся и уплыл обратно в море, на базу. Дубнер и Ёжик извинились перед Волковским и выразили надежду, что «Крошку» удастся вернуть на материк и починить. Койот хмыкнул носом и пробормотал что-то наподобие «А, да, ага».
Они попрощались и разошлись каждый своей дорогой. Дорога капитана лежала назад, в доки. А вот что касается стези двух друзей, тут пока ничего нельзя было сказать с определённостью.
Но одно они решили точно: они не сдадутся. Ни в коем случае! Слишком многое поставлено на карту, и чересчур сильно в их сердцах чувство сопричастности миру. Огромному, гибнущему от ударов загадочной вселенской бури Миру.
