Григорий Андреевич Неделько
Принцип 8
4/5
Придя домой, Ёжик решил первым делом изучить гитару, чтобы понять, что она такое, зачем нужна и почему попала именно к нему. А случайно ли попала? Или это было неизбежно? В любом случае, вот он, вот гитара, и он уже играл на ней, рождал страннейшую до невозможности музыку, ощущал энергию, которую не описать словами, а ведь, считай, пару раз коснулся её, и только.
Сидя на стуле, он посмотрел на гитару, аккуратно положенную в кресло, вещь строгую, величественную внешне и хрупкую, творческую внутри. Музыкальный инструмент, хочешь – не хочешь, ассоциировался с особью женского пола, и сходство родилось не сейчас и не у Ёжика; его издавна заложили в обработанный мастерами кусок дерева. Узнать бы, кто создатель струнной музы, поговорить с ним, потому что из-за бесчисленных, бесконечно сменяющих друг друга вопросов у Ежа плавилась голова. Отличный ребус придумал Дубнер, ничего не скажешь, но надо его решать, иного выхода Ёж не видел.
А гитара стояла себе в кресле, указывая наверх, в небо, стратосферу, космос. Конец грифа, чуть скруглённый, стремится пронзить пространство, желая достичь цели; струны вытянулись в струнку, словно (и Ёжик улыбнулся забавному сравнению) змейки в солярии. Остальные элементы ребуса тоже пребывали в спокойствии, однако не их владелец.
«У меня есть гитара, но я не чувствую себя её обладателем, – внезапно подумалось Ёжику. – Да вообще, если разобраться, жизнь моя после той грозы пошла наперекосяк, в ней поселилось множество чудных событий и ощущений, и гитара – одно из них. Может, и не следует полагать, что я её хозяин?.. Господи, да чего мучиться! – Уголки губ приподнялись в улыбке. – Вот же источник моих вдохновения со смущением, надо лишь взять его в руки, сыграть что-нибудь».
Так он и поступил: подошёл к креслу, где возлежал загадочный предмет, поднял его лапками с обрезанными ногтями; повертел, порассматривал и, вздохнув скорее из-за томительного ожидания, чем от беспокойства, сел в кресло. Вырез в точности совпал с ногой – гитара легла на коленку как влитая. Ёжик прочистил горло, безо всякой причины, просто волновался. Начиная общаться с музыкальным предметом, для пробы провёл по открытым струнам. Гитара откликнулась немедля, зазвучала хрустальными колокольчиками, чисто, стеклянно и всё равно живо. Ёж потрясённо качнул головой, ловя себя на мысли, что к этому звуку никогда не привыкнешь до конца, слишком он самобытный и прекрасный.
Колючий стал играть те же аккорды, что и в домике Дубнера. Беспрекословно исполняя его прихоти, гитара своим стеклянно-изумительным звучанием претворяла задумки Ёжика в реальность. Полянка за окном утопала в солнечных лучах, что прибывали и прибывали, превращая зелёное в жёлтое. Но времени удивляться дальше не было – почувствовав себя увереннее, игольчатый стал импровизировать. Вначале удавалось с трудом, шло много дисгармонических нот, аккорды рождались или, кто знает, вспоминались не без труда. Солнце будто реагировало на занятия Ёжика: когда он играл «хороший» аккорд, беззаботно разгоралось, а если аккорд получался «плохим», с грустью гасло.
Гитарист отогнал незваные, ненужные мысли на край сознания, сосредоточившись на игре. Вот уже аккорды извлекались более осмысленные, вот появились гармоничные сочетания. Здесь он дёрнул пару струн, и получилось мелодично, а тут сыграл приятную последовательность нот, использовав арпеджио, или, по-дворовому, перебор. Существовали различные техники игры на гитаре, а у него всё выходило как бы непроизвольно.
«Непроизвольно, да не совсем!» – показалось Ёжику.
И на то были причины: например, музыкальные термины, в которых юный музыкант прекрасно разбирался, хотя представления не имел, откуда они взялись в памяти. Или аккорды. Или бой правой лапкой. Мелодии, полностью импровизированные либо продуманные… легато, пассаж… тональность… многое другое. Он не мог знать таких вещей, и, тем не менее, знал.
Закончив дёргать по одной струне, Ёж взялся импровизировать созвучиями, после совместил оба способа, а затем придумался рифф, построенный на четырёх аккордах. Ничего проще и мощнее, ничего более настоящего он не слышал. Откуда появляются подобные музыкальные фразы? Откуда и для чего взялось словосочетание "музыкальная фраза"? Какое отношение к происходящему имеет он? Неизвестность способна разрушить горы или свести с ума; сочтя, что первым заниматься рано, а вторым и вовсе не стоит, Ёжик несколько раз сыграл рифф, от которого веяло дымом, водой и звукозаписывающей компанией. Далее отзвучала не ударная и не очень трудная, однако непередаваемо притягательная партия песни, что навевала мысли о лестнице, небе и ангелах. А после молодой зверь воспроизвёл гитарный кусок из песни, придуманной им только что… ну, или пойманный откуда-то, скажем, из ноосферы, обительницы идей. Захотелось написать текст к этим несложным зубодробительным аккордам – Ёж примерно представлял, о чём там пойдёт речь. На ум пришли слова "chance", "showmaker", "wall", "no one"… Создавать песню из фрагментарных наработок, наверное, не очень-то легко, но он уж постарается.
Чуть-чуть попев, с переменным успехом, под своё музыкальное сопровождение, он принялся измышлять новые мелодии. Сперва Ёж записывал всё на бумажку, для чего приходилось откладывать гитару, в то время как он решил сегодня полностью посвятить себя ей. Да и, как выяснилось, в записях не было смысла: единожды придумав гитарные или вокальные партии, автор не мог забыть их – столь глубоко отпечатывались в мозгу фантазии.
Под конец упражнений Ёжик попытался отрегулировать громкость; попытки с десятой удалось передать желание гитаре, и она послушалась. Прозвучала ещё пара-тройка песен, где присутствовал чистый звук ММММ (так его назвал лесной гитарист), а после несколько вещей с драйвовым ЖЖЖЖ.
"Странно, что Ведро не прибежал, – кладя гитару обратно на кресло, подумал Ёж, – не мог же не слышать моего "концерта"".
Легонько усмехнувшись, зверёк поднастроил гитару (снова помогло таинственное наитие), поднялся со стула, потянулся, зевнул и посмотрел на висящие над входом квадратные часы. Начало второго ночи! Ничего себе он засиделся… давно пора на боковую. Он лёг в постель, укрылся одеялом и, стараясь выгнать из головы мешающие спать образы, закрыл глаза. Теперь заснуть не давало жжение в подушечках пальцев левой руки, которой он зажимал струны.
"Нарабатываю профессиональные мозоли", – пошутил про себя Ёжик.
Сладко улыбнулся и, расслабившись, наконец уснул.
Наутро Ёжик быстренько поел и так же, в темпе, собрался, чтобы с утреца прийти к Дубнеру. Колючему нужен был совет, а лучше – много советов, поскольку ситуация вырисовывалась малопонятная.
«Надеюсь, Дубнера заинтересуют мои успехи и он что-нибудь посоветует, когда я поиграю».
Бобёр, по мнению Ёжика, не выглядел как самое доброе существо в мире, но его не овевал и ореол враждебности.
«Да что рассуждать? Скоро на месте узнаю».
Однако добраться до хижины психолога-мастера не удалось – только зверёк подошёл к двери, как раздался вежливый, однако настойчивый стук. Открыв парадную дверь, Ёж с удивлением обнаружил за порогом Дубнера.
– Можно войти? – не злобно и без привычного сарказма спросил бобёр.
– Да-да, конечно, – ответил приятно удивлённый Ёжик, отступая в сторону, чтобы не преграждать путь консультанту.
Дубнер огляделся с видом умудрённого экскурсиями зверя.
– Играешь? – осведомился он затем.
– Пытался.
– И как результаты?
– Не то чтобы очень… То есть кое-что получается, но не всё. Гитарные партии не удаётся продумать и исполнить целиком. Нет и целых песен, только намётки.
– Всё правильно, всё правильно… – пробормотал бывший электрик.
– Что именно?
Он вздохнул, как будто умудрённого зверя повезли на бесконечную по счёту экскурсию.
– Присяду? – Он указал на стул.
– Располагайся, чувствуй себя свободно, – радушно отозвался Ёж.
Дубнер то ли воссел, то ли плюхнулся на стул, своей массой заставив его жалобно скрипнуть, хлопнул ладонями по коленям и снова обратился к Ёжику:
– Настала пора приоткрыть тебе ещё одну тайну, до которой, впрочем, ты мог и сам додуматься.
Колючий уместился в кресле напротив загадочного парапсихолога.
– Как ты понимаешь, – начал Дубнер, – эта гитара не просто гитара и не только музыкальный инструмент, она нечто большое, производное небесных сфер.
– То есть? – не понял новорождённый музыкант.
– В моей речи будет достаточно сложных слов, так что готовься. – Дубнер всхохотнул, ещё раз ударил руками по коленям. – Инструмент, сделанный мной для тебя из дуба, вообще не должен бы звучать, по крайней мере, как электрическая гитара, техника производства которых давно утеряна. Но она всё-таки звучит. Почему?
– Э-э. – Ёж задумался. – Её что-то заставляет звучать.
– Всё так. Или почти так. Если бы ты верил в сверхъестественные возможности шестиструнки – а тебя придётся в них поверить, уж извини, выбора нет, – чем именно ты объяснил бы её… назовём это «фантастичность».
Ёжик ненадолго задумался.
– Звуком ЖЖЖЖ? И ММММ?
– Верно. – Дубнер степенно кивнул. – А откуда они взялись?
– Появились в моей голове.
– А с чего вдруг?
– Ну, я… ударился о дуб, по-моему, и головой тоже. И молнии сверкали, прямо рядом со мной, и жутко напугали. Одна вроде бы даже в линию электропередач попала.
– Угу. Понимаю, что ты не электрик, но всё же: если бы через твоё тело прошла молния, что бы от тебя осталось?
Ёж пожал плечами.
– Да ничего, кучка пепла.
– Точно. Но ты ведь жив.
– Эм… Хочешь сказать, молния меня не убила, из-за чего в моей голове зародились звуки ММММ и ЖЖЖЖ?
– Примерно так. И больше скажу: есть вероятность, что молния тебя искала, нашла, однако ей помешали воплотить план в действительность.
Глаза Ежа расширились от ужаса.
– Спалить меня?
– Ага. И что тебя защитило – главный вопрос. Меня-то, как помнишь, тоже защитило нечто неизвестное.
– Но ты, кажется, не можешь играть на этой гитаре? – вспомнил иголка.
– Мне под силу подёргать несколько струн, более-менее воспроизвести довольно простой рифф из тех, которые играют в голове, но и только. И мощный звук, жжжжужжащий и ммммычащий, мне вытолкнуть в реальность не под силу. Вначале это немного печалило, но потом я свыкся с мыслю, что искали не меня.
– Кто искал? – недоумённо спросил Ёжик. – Или что?
– Во-от. Правильные вопросы задаёшь. Хотел бы я знать. Есть пара предположений, но они палкой по луже писаны. – Дубнер замолчал, задумался ненадолго, а потом добавил: – Самая вероятная версия – судьба.
– Судьба тебя спасла?
– И меня. И тебя. И наверняка ещё какого-нибудь бедолагу, у кого в голове рождаются мелодии. Только бедолага и я не подходили на роль тех самых гитаристов, а ты вот подошёл.
– Что во мне такого особенного? Я же вроде как самый обыкновенный, ну, в смысле, никогда не чувствовал в себя ничего экстраординарного.
– Это бы неплохо выяснить. – Третий удар раскрытыми ладонями по ногам. – Позволишь? – Он указал на гитару.
– Бери-бери.
Игольчатый передал инструментальную музу Дубнеру. Тот вновь плюхнулся на стул, опять вынудив несчастного поскрипеть, положил левую лапу на лады близко к грифу, а правой ударил по струнам над декой. Раздался приятный, что-то удивительно напоминающий и отчего-то едва ли не волшебный аккорд, потом ещё один и ещё. Дубнер играл боем, неплохо, но заметно хуже Ёжика, и звук слышался не громкий, не сочный.
– А теперь попробуй ты сыграть эту партию, но до конца – я её не доиграл, -предложил, протягивая гитару, изготовитель инструментов.
– Но как?! – опешил Ёж. – Я ведь не знаю, что играть.
– А ты всё же попробуй.
– Ну ладно, попытаюсь.
Он положил руку приблизительно как Дубнер и постарался воспроизвести его манеру игры; гитара оказалась настроена на звук ММММ, величественный и чистый, однако, помимо звука, ничего не получилось, Ёжик сбился.
– Нет-нет, не пытайся повторить меня, играй сам, по-своему, просто ту же партию.
– Хорошо. Кхе-кхе. – Ёж зачем-то откашлялся и, изгнав из головы посторонние мысли и вслух досчитав до четырёх, предпринял вторую попытку.
Это было волшебно: гитара или рубила, или пела, или всё вместе, но вместе с почти что громогласным звуком ММММ простая заводная мелодия раскрыла свой немалый потенциал. Ёжик притопывал в такт ритму, Дубнер – тоже.
– А теперь, – сказал бобёр, – попробуй уменьшить звук. Не сосредотачивайся – лишь попробуй.
Услышав совет, Ёж перестал отвлекаться на что-либо, «приказал» гитаре петь тише, и, о чудо, уровень звука уменьшился раза в полтора.
Дубнер довольно хрюкнул.
– Прекрасно, не то твоих соседей перепугаем, хе-хе. Ну а сейчас отключи ММММ и подключи ЖЖЖЖ.
– Так же? – продолжая играть, поинтересовался молодой музыкант.
– Да, точно так же.
Ёжик послал мысль гитаре, и мелодия внезапно преобразилась, ошарашив коротколапого; энергичная музыка стала чуть более грязной и агрессивной, но и более ритмичной, драйвовой.
– Во-от, – сызнова протянул Дубнер.
Доиграв партию до конца, Ёж, часто дыша, уставился на гитару; он повернул её к себе «лицом», чтобы лучше рассмотреть, понять, что она такое, но это было ему не под силу. Возможно, пока.
– Почувствовал, как мелодия в голове приобретает окончательные очертания? – полюбопытствовал бобёр.
– М, – выдавил ошалелый Ёжик.
– То же самое происходило и со мной. Но ты – ты – можешь играть!
– А откуда… откуда ты узнал?!
– Ну, во-первых, я потомственный электрик, знать многое об электричестве – моя обязанность. А во-вторых, знаком с предначертанием.
Казалось, нельзя было удивить больше, но Дубнеру это удалось.
– С предписанием?! – чуть ли не выкрикнул игравший.
– Или так: у него может быть много названий.
– Но где…
– Ладно, чем меньше ты будешь знать о предначертании, или предписании, если тебе угодно, тем лучше всем.
– А, – только и смог вымолвить Ёж.
– А теперь последняя вещь на сегодня, хотя не по значимости.
Ёжик тут же приготовился к новым открытиям.
– Не кажется ли тебе, что погода за окном слишком облачная, что малой толики солнца и его тёплых лучей не помешало бы твоему лесу?
– Ну-у… может быть. А что…
– Вот и сыграй что-нибудь спокойное, светлое, мажорное с мыслью об этом.
– А именно?
– Не-эт. Сам, без моих дальнейших подсказок.
Слегка растерянный, Ёж перевернул гитару.
– А как играть мажор?
– Думаю, ты уже знаешь – или знал с самого начала. Со мной происходило примерно так же, если сделать скидку на то, что я не ты.
– Понятно.
Озадаченно пожевав губы, Ёжик исполнил с помощью арпеджио короткую мелодию, буквально секунд на тридцать-сорок; потом его пальцы соскользнули со струн, и он едва уберёг гитару от падения. А за окном, словно бы откликнувшись на призыв или на самом деле отозвавшись, разошлись облака, проступило солнце. Грядки, поляна, лес заиграли радужными золотыми красками, все зацвело, принимая и отдавая солнечный свет.
– Погода… – выдохнул Ёж. – Она изменилась…
– Её изменили. – Дубнер назидательно воздел указательный палец вверх.
– Кто? Я?!
– И потому, – продолжил бобёр свою мысль, – по праву создания, нарекаю гитару именем Dubner Weathercaster. А то, что обрело имя, – обрело жизнь.
Ёжик решил внести ясность:
– Ну, почему «Дубнер» – понятно… А «Везеркастер» – это заклинатель погоды, получается?!
Дубнер спокойно, даже не улыбнувшись, кратко кивнул.
Ёж пребывал в прострации, силясь понять вещи, которые пониманию, может, и не поддавались.
За окном светилась погода. Чуть-чуть погорев, солнце вновь ушло за облака, только ведь это вовсе не означало, что его не было.
5/5
Ещё несколько раз колючий клал пальчики на струны "Везеркастера", но почему-то так ничего и не сыграл: ни мелодии, ни музыкального отрывка, ни единой ноты. Стыдно и неприятно было признаваться в этом (хотя бы и самому себе), однако он боялся. Только чего? Гитары? Инструмента, задуманного, чтобы дарить радость исполнителю и слушателям?.. Да, похоже, именно её, и подобное несоответствие тем более усиливало страх; а если уж вспомнить о необычайных возможностях деревянного произведения искусства, голова не просто шла кругом – отказывалась верить в происходящее.
И, тем не менее, он верил; он играл на гитаре, он слышал звук ЖЖЖЖ, он видел, как менялась погода, и он разговаривал с Дубнером, знавшим намного больше него. А потому, хочешь или нет, от изменившейся действительности не спрятаться. Нет, можно, конечно, попытаться, вернуть музыкальный инструмент, сказать, что обманул бобра, подшутил над ним и что он теперь волен морочить мозги кому-нибудь другому, выпроводить гостя, вернуться в дом и, попив горячего чайку и расслабившись, обо всём забыть. Заманчивая идея! Только забудется ли?
– Ёжик, ты что притих? – позвал задумавшегося иглокожего Дубнер.
– А, – встрепенулся тот. – Да так… понимаешь… – Ему стало не по себе от собственных же мыслей: ладно, проявить трусость. Но предать друга, пусть они и знакомы какие-то часы?! Ну уж извините! Кто бы ни руководил его судьбой или не пытался в неё вмешиваться, если вообще существуют какие-либо высшие силы, он не позволит пятнать своё имя и портить жизнь тем, кем дорожит.
А странный бобёр, надо признать, оказал на Ежа немалое влияние, и, быть может, именно необычностью поведения и характера – сложно жить в Лесу, среди животных наподобие Ведра, и время от времени где-то глубоко внутри ощущать себя одиноким. Непонятым, забытым, брошенным. Естественно, то лишь мысли, а всё-таки, найдя родственную душу, нельзя её терять, грех, причём, пожалуй, ещё больший, чем предательство.
– Догадываюсь, о чём ты думаешь, – мягко произнёс Дубнер. – Когда меня шибануло, в голову столько неожиданных вопросов налетело. А потом ответов, а затем они смешались. – Он потрепал Ёжика за плечо, ойкнул сквозь сжатые губы, уколовшись, но руки не отдёрнул. – У тебя появились трудности – это веселья не добавляет; но без трудностей нет успехов, нет нас, нет самой жизни. Понимаешь? Раньше было проще, раньше ты кушал, выращивал, общался и развлекался – теперь же у тебя есть цель. Хорошо это или плохо? Не знаю, – честно сказал экс-электрик. – Что мне известно абсолютно точно: сложностей не избежать, больших ли, маленьких ли. Тебе выпали большие, да, увы. Хотя вдумайся, насколько расширилась твоя стезя. Не веришь мне?
Ёжик неопределённо пожал плечами.
– В любом случае, твоё право, – продолжил монолог Дубнер. – Если не хочешь ответственности, заяви прямо, я не обижусь, пойму, заберу гитару и уйду. Но если же в тебе есть смелость и желание пройти неизведанным путём, чтобы в конце… – Он недоговорил.
Слушатель аж встрепенулся.
– Почему ты замолчал? Что ждёт в конце? Нечто жуткое, верно? Потому ты меня уговариваешь?
– Я тебя не уговариваю, соглашаться либо отказываться – твоё решение. А что наступит в конце, я не в курсе. Да и существует ли на свете тот, кто прозрел тайны бытия? Сомневаюсь, иначе бы о нём давным-давно говорила вся округа. И жить такому созданию наверняка тяжелее и грустнее, чем нам с тобой.
– Отчего же?
– Он познал очень многое – чем заниматься дальше?
– Жить? – предположил пушистик с иголками.
Дубнер поджал губы, обдумал Ежиную фразу и наконец уважительно кивнул.
– Лично я согласен. Ну, что решил? Бросаешь музыку к Ведровой бабушке?
Ёжик задорно рассмеялся.
– Нет уж! Надо глянуть, что случится после.
– Молодец, только тренироваться не забывай: талант талантом, а куда он без тебя?
– Никуда?
– И снова ты прав.
Новоявленный гитарист притянул к себе рабочий инструмент, провёл коготками по струнам: сначала сверху вниз и снизу вверх, а потом в произвольном порядке. Оба зверя тут же обернулись на звонкие стуки, раздавшиеся с улицы; крупный, но редкий грибной дождь выбивал неспешный ритм по крыше домика, падал в пахучую, сочную зелёную траву, растворялся в лужах, а полнеба, если смотреть из окна, заняла чёткая, будто нарисованная кистью, дуга-радуга.
– Будем пробовать, – подвёл итог Ёжик.
Настроив погоду на лёгкий, приятный лад раннего лета, то есть разобравшись с лишними тучами и отрегулировав работу солнца, вымотанный ёж и уставший бобёр сели попить ежевичного соку.
– Не знаю, откуда у тебя обнаружился такой масштабный талант, – лихо кусая одно медовое печенье за другим и запивая их соком, вещал Дубнер, – может, причина та же, что у меня.
– Разряд тока? – уточнил схватывавший на лету Ёжик.
– Угм.
– Весьма вероятно: я же почувствовал себя немного иным в грозу, точнее, после удара молнии. А ещё точнее, после того как меня шибануло веткой.
– Рядовой случай, не обращай внимания. Главное, не забывай про способности, учись с ними жить и использовать их во благо.
– А кому какая разница, что я делаю? Помогаю погоде с помощью гитары или сушу грибы.
– Тоже не знаю. Но, наверное, смысл есть, и веский.
– Подозреваю, что да.
Хрум-хрум, хлюп-хлюп – сокопитие продолжилось, и диалог также.
– Мне думается, – рассуждал Дубнер, – ты представляешь собой… проводник.
– Постой-постой, – приостановил его Ёж. – Я не из железа, я – обычный лесной зверёк.
– Обычный лесной зверёк с музыкально-звуковой проводимостью, нужно полагать.
– Нужно?
– Вероятно.
– Лады. И почему же я не похож на остальных?
В порыве энтузиазма Дубнер размахнулся рукой, и сок из чашки пролился на скатерть.
– В том-то и дело: похож. Да что там, ты такой же, как все. Однако…
– Однако?.. – Ёжик насторожился.
– Однако умеешь слышать музыку или, возможно, звук. Умеешь их складывать, играть и превращать в произведения с перегрузом.
– А откуда, кстати, берётся перегруз?
Бобёр ответил, разом опорожнив чашку с ежевичным соком и набив рот медовым печеньем.
– Бобытийная бобряжённось.
Сосед по столу выпучил глаза.
– Прошти, – извинился Дубнер, прожевал еду и произнёс внятно: – Событийная напряжённость, ну, по моим догадкам.
– Теория вероятности? – выдохнул остроносый.
Поверить в чудесную гитару – дело отнюдь не из лёгких, а принять в качестве данности, что ты важная фигура в играх реальности… Не-э-эт! Вот этого точно не может быть!
– Теория напряжённости, – между тем объяснил хвостатый строитель. – Я тут прикинул, многое сходится. Например что? – сам задал себе вопрос Дубнер и немедля сам ответил: – Несколько удивительных совпадений привели к появлению у тебя способностей – раз. Погода реагирует на сделанную из природных материалов гитару – два. Произведённый из натурального дерева инструмент "чувствует" тебя и окружающую среду – три. Плюс электричество, плюс общее беспокойство, плюс наши с тобой философские дебаты. Не спрашивай, система ли это… – Бобёр внезапно замолчал, таинственно приподняв брови, и Ёжику пришлось закончить предложение за собеседника, шёпотом:
– …хоть и похожа, словно сестра-близняшка.
Тут сок закончился, печенье – одновременно с ним. Еж подумал, что засиживаться в гостях, пускай причина и позволяла, совсем неприлично; поэтому он аккуратно вылез из-за стола, почувствовал, что съел чуть больше сладостей, чем, наверное, требовалось, и сказал Дубнеру "До свидания!".
– Уходишь? – немного удивился и слегка расстроился хозяин дома. – Тебя проводить?
– Да нет, спасибо… Если что, на гитаре поиграю. – Было неясно, шутит Ёжик или нет, однако гитару он всё же прихватил, да не выказав притом ни малейших сомнений.
– Удачи, – напутствовал бобёр, убирая со стола. – Приходи завтра или когда сможешь: кажется, с этого момента наши пути нескоро разойдутся.
– Обязательно приду, и, думаю, как раз завтра.
Одевшись, Ёж вышел на улицу; Дубнер провожал гостя взглядом из окна. Пока зверёк с толстенькими короткими ножками вышагивал по мокрой траве, в голове его вертелась жизнерадостная мелодия. Он стал напевать её и поглядывать по сторонам: вот ласточка пьёт из лужицы; вот гриб растёт, шляпка вся мокрая; вот капает с деревьев, листва на которых лучится от влаги. Красиво! Он замер на месте и залюбовался округой.
"Солнце играет в воде, вода капает с проводов, – проносились в сознании мысли, – провода бесшумно "несут" электричество, электричество создаёт звук, звук извлекается из струн, а на струнах гитары…"
Неожиданная догадка обрушилась на него, подобно недавнему ливню; Ёжик хлопнул себя по лбу и стремглав понёсся обратно к домику бобра. Запыхавшийся зверёк вбежал в прихожую и, уставившись на друга, стал приводить дыхание в порядок.
Дубнер приподнял бровь.
– Это входит в привычку. Ёжик, ты бы не загонялся зря…
– Погода! – отдышавшись, воскликнул колючка. – Погода, понимаешь?!
Электрик в отставке не понимал.
– Что погода?
– Ну, была же засуха, – попытался пояснить Ёж.
– И?
– А потом гроза, дождь, молнии – и я научился играть на гитаре. На "Везеркастере". Который ты сделал. Ты. Это твой "Дубнер Везеркастер".
Домовладелец раскрыл большой рот.
– Всё-таки система… – выдохнул он.
– Ага, – подтвердил Ёжик. – И знаешь, что я думаю?
– Э?
– Лес не переживёт второй такой засухи: надо что-то делать! Играть… хотя бы для начала!
Ёж в нетерпении смотрел на Дубнера, а тот вдруг сделался до поразительного спокойным, даже зевнул.
– Хорошо, что всё выяснилось, – просто заметил он. – Подожди здесь, сейчас принесу партитуры с табулатурами.
