– Без света ещё эстетичней, – он сдавил моё запястье.
– Ичиро! – кричала я, но никто не спешил мне на помощь. – Помогите!
– Мне нравятся такие женщины, – мужчина прижал меня к кафелю, и давил своим телом сверху.
Скинуть эту «тушу» я не могла. Послышались шаги, я продолжала кричать. Этот упырь хотел прикрыть мне рот, но я укусила его за палец. Он ударил меня в живот, от удара у меня в глазах появились звёздочки и тёмные круги. Внезапно загорелся свет, и послышались мужские голоса. Я увидела своего отца и братьев, мужчина прикрывал своё достоинство правой рукой. От такого количества стыда, я потеряла дар речи. Кое – как сжав в холодных пальцах своё полотенце, я закрыла своё обнажённое тело. Двое мужчин держали моего отца за руки, чтобы тот не натворил глупостей. Но дома мне досталось сполна.
– Я взял тебя к своим друзьям, а ты ведешь себя, как яриман! Ты хотя-бы подумала о моей репутации?!
– Он схватил меня!
– Заткнись! – отец подлетел ко мне. – От тебя столько бед. Страшно подумать, что из тебя вырастет, – отец отвёл меня в ванную комнату. – Сейчас ты осознаешь всё, что натворила, – он открыл кран с холодной водой. – Ложись! – рявкнул отец.
– П… па.. п.
Он насильно уложил меня в ванную, от холода мои конечности онемели.
Всё закончилось не лучшими последствиями…
Из больницы меня выписали в конце июня. Я всё ещё ощущала слабость в теле. За мной приехал Ичиро. Он помог мне донести тяжёлую больничную сумку.
– Как ты себя чувствуешь? – Подбадривающим голосом спросил брат.
– Всё хорошо.
– Врач сказал, что ещё нужно пропить курс антибиотиков, чтобы пневмония не повторилась. Кашля уже нет?
– Нет, – я помотала головой.
– Ацу, постарайся, относиться к своему здоровью адекватно.
– Это сделал отец, – я печально посмотрела на скулы брата.
– Да, я знаю. Но тебе нужно беречь своё слабое здоровье. Врач сказал, чтобы ты оставалась в хорошем самочувствие, хотя-бы полгода. Так организм сможет восстановиться.
На голубом небе виднелась бледная луна. Я достала бутылку воды, сделав два глотка, я положила её обратно. Посмотревшись в боковое зеркало, я увидела отросшие корни волос. Поправив чёлку, мой болезненный вид не стал другим. Я подумала о своих друзьях – янки. Мы не виделись почти два месяца. Отец запретил им посещать мою палату. Каждую субботу, ко мне приходил Осаму. Он приносил продукты и обеды, которые мама собирала для меня. Я не видела своих родных долгое время, поэтому слегка отвыкла от их внешности. Больше всех мне хотелось увидеть маму. Я представила, как подбегу к ней, и стану крепко её обнимать. Осталось совсем немного, за окном появились знакомые пейзажи.
Все мои планы нарушил отец, который стоял за забором. Ичиро припарковал свой автомобиль возле дома. Я вышла из салона, отец не подходил ко мне. Брат достал сумку и пошёл в дом. Я скромно шла за ним. Отец схватил меня за руку.
– Постой, – мрачно произнёс он.
Ичиро остановился, и посмотрел в мою сторону.
– Иди, я тебя догоню, – тихо сказала я.
Брат посмотрел сначала на меня, а затем на отца, но ничего не сказал.
– Я взял тебе больничный лист до конца июля, – твёрдо сказал отец.
– Спасибо, – я поклонилась.
– Сегодня поедешь в парикмахерскую, чтобы убрать это с волос, – он небрежно коснулся моих светлых прядей. – Иди в дом, мама что-то приготовила для тебя.
Я зашла на кухню, мама ждала меня там. Обняв её, на моих глазах выступили слёзы. Как же я скучала по ней. Мама всегда заботилась обо мне. Когда я болела, она готовила мне вкусный суп, а на десерт были мои любимые имагаваяки (Десерт, который очень популярен на различных японских фестивалях. Представляет собой маленький пирожок, который готовят в специальной кастрюле по типу вафельницы. Внутри этого десерта – начинка из бобовой пасты адзуки, хотя в последнее время разнообразие начинок увеличилось. Внутрь стали добавлять ванильный крем, варенье и джемы, а также несладкие продукты типа мясных пюре). В моей маме изменилась только причёска, вместо длинных и шёлковых локонов, было каре до плеч.
В парикмахерской мне сделали каре на два сантиметра ниже уха. Оплатив работу мастера, я купила в автомате соломку «Pocky» (Это соломка Pocky в японском исполнении, ставшая чуть ли не национальным символом. На самом деле, в этом десерте нет ничего необычного: бисквитная палочка, покрытая глазурью. Но японцы не были бы японцами, если бы не привнесли в эту вкусную вещицу некоторую изюминку. О разных вкусах, которые пришли на смену традиционной шоколадной глазури, мы и не говорим – речь идет о необычном виде палочки: один ее конец оставлен «голым» и ничем не покрыт. Во-первых, это очень удобно – так шоколад не растает в руках, а, во-вторых, эта соломка сразу стала особенной). Я выбрала со вкусом «чёрный шоколад».
Добравшись на такси до квартиры своих подруг, я смяла пустую упаковку от «Pocky», и выкинула в урну, возле подъезда. (В Японии не так уж и много урн, точнее их здесь вообще нет. Но мне повезло, я нашла одну). Постучав в дверь, мне открыла Каори. Девочки радостно встретили меня. После всех сплетен, мы поехали в «закрытое» место, где были только янки. За это время произошло много чего в нашей компании большинство ребят и девушек курили марихуану, а те кто «покруче» кололись спидами. Когда я услышала это название, то сразу вспомнила того извращенца в сауне.
– Как – то так, – Умэ закурила «Seven stars».
– Где сейчас твой парень? – Неловко спросила я, и пригубила клубничный морс.
– У него от спидов совсем крышу снесло. Он подумал, что является агентом из Китая. Бред, – фыркнула моя подруга. – Его закаким – то хреном понесло в Гонконг, там его и убили, – Умэ выпустила дым изо рта. – А ты как? Я смотрю, у тебя опять волосы природного цвета. Батя снова бил?
– Да не, – я прикусила нижнюю губу. – Просто надоел блонд.
– Ты гонишь?!
– Послушай, Умэ. Ты тоже сидишь на травке?
– Ты чё? Я давно на спидах. Теперь будешь шарахаться меня? – Она подняла рукава. На её руках были тёмные трассы от уколов.
– Не лучше бросить?
– Не – а. Денег на лечение у меня нет. Институт забросила. Пофиг, – Умэ закурила третью сигарету.
– Откуда у тебя деньги на эту фигню?! – Возмутилась я.
– Только без этого, – фыркнула она. – Нашла нового парня, он начинающий якудза, у него этого «добра» навалом.
– Как его зовут?
– Кадзору. Но вся эта хрень в руках у Усаги. Он является вакагасира типа из разряда кобунов.
– Я давно не видела Юрико. Что с ней?
– Её родственники положили в больницу, у неё случился передоз от хэша. Она всегда была слабой, потом к ней один пацан приклеился. Так и подсела наша Юрико на травку. У неё ни один день не обходился без косяка, – вздохнула Умэ, и томно посмотрела на свой бокал с «Nikka Whiskey From the Barrel».
«Якудза имеют очень сложную структуру: существует самый главный босс синдиката – кумитё, сразу за которым идёт сайко комон («старший консультант»), а за ним – сохонбутё («начальник штаба»). На следующем уровне командования стоит вакагасира, который управляет несколькими кланами в регионе, а непосредственно кланом при этом управляет сятэйгасира».
«Особенность структуры борекудан заключается в том, что вместе со стандартной "пирамидой" ответственности, существуют многочисленные горизонтальные связи с другими подобными кланами на соседних территориях. Благодаря этому вся организация получает необходимую гибкость под ударами полиции и возможность максимально быстро реагировать на внешние угрозы. Во главе организации стоит Оябун. Он – «отец» для всех членов борекудан. И он же – оябун для нижестоящих уровней. Например – во главе клана может быть только один оябун. Но на каждой крупной территории – свой начальник. Который является оябуном для нижестоящих. И так – до уровня района, самой мелкой ячейки борекудан.
Оябуну подчиняются напрямую три группы: кобуны (дети), сятэй (братья) и комон (консультанты и советники). Отличие детей от братьев заключается в одном – кобун может наследовать оябуну, сятэй не могут.
Кобуны выстроены по следующим рангам:
Вакагасира. Правая рука оябуна. Фактически – прямой наследник, в случае гибели господина. В клане может быть только один «старший офицер».
Вакагасира-хоса. Помощник «старшего офицера». Может быть много, каждый отвечает за свое направление в работе криминального клана.
Кобун. Рядовой член организации. Каждый из них принес клятву верности оябуну.
Кумитё-цуки. Личные секретари помощников и разнообразные телохранители. Набираются из «детей», уже наработали авторитет внутри клана.
Вакасю. Самые младшие члены, «младшие сыновья». Возраст роли не играет, могут быть уже старыми, если никак себя не смогли проявить. Зачастую – занимают должности главарей мелких банд, которые напрямую не входят в клан.
Сятэй:
Сятэйгасира. Глава всех «братьев». «Младший офицер» в клане.
Сятэйгасира-хоса – помощники сятэйгасиры.
Сятей – рядовые «братья».
Формально – сятэй находятся вне линии прямого наследования и выведены за рамки клана. Но при этом – стоят на ступеньку выше любых «вольных охотников», потому что связаны клятвой верности с кем-то из кобунов, либо принесли общую присягу оябуну.
Комон:
В эту группу входят привлеченные специалисты. Это различные консультанты, советники и пр.
Сайко-комон – главный советник, администратор. Напрямую подчиняется оябуну. На нем вся «гражданская» деятельность клана.
Хотя может привлекаться для проведения «серых» схем, включая увод денег от налогов и пр.
Ему подчиняются:
Сингиин – юридические консультанты.
Кайкэй – бухгалтеры.
Особняком стоят дайко – «исполняющие обязанности». Это временная должность, когда член клана замещает другого в случае болезни или смерти, пока вакансия не будет заполнена.
Члены вне прямой зависимости клана, но связанные с ним напрямую:
Цукибито – мальчик на побегушках. Различные мелкие помощники и люди, кто исполняет разного рода мелкие поручения. Не являются кобунами или сятэй.
Катаги – «упрямцы». Это либо люди, кто сочувствует борекудан и поддерживает с ними приятельские отношения. Либо бывшие члены клана, кто «вышел на пенсию» и превратился в законопослушных граждан.
«Люди из тени»
В эту категорию входят различного рода криминальные группы, кто не завязан на клан, но готов за деньги предоставить свои услуги.
Босодзоку – организованные группировки байкеров.
Чимпира – уголовники, уличная шпана. То, что у нас часто называют «гопники».
Хангурэ – банды, со слабо выраженной внутренней организацией. Формально независимы от любых кланов.
Наемники – организованные группы, специализирующиеся на каком-то одном направлении.
Через пару минут в нашей забегаловки появился тот самый Усаги. Он был одет в дорогой костюм от «Versace», сняв очки, парень подошёл ко мне.
– Новенькая? – басом спросил он. – Эй,
Ри, плесни мне «Hakushu», – Усаги обратился к бармену.
– Это Ацу, она недавно из больницы откинулась, – сказала Умэ.
– Оставь нас наедине, – приказал парень.
Умэ забрала свои виски, и ушла к другим.
– Кто ты такая? – Усаги пригубил «Hakushu».
– Дочь якудза.
– В натуре? – Он дотронулся языком до верхней губы. Я заметила небольшой сплит на кончике его языка.
– Да.
– Колешься?
Я слегка задумалась, и чтобы не казаться «трусихой» дала положительный ответ. (Я и не знала, к чему приведёт этот рискованный ответ).
– Дай – ка руку, – Усаги достал шприц с готовой смесью.
Я жутко боялась «подсесть» на наркотики, но не могла сказать «нет». Поэтому поддалась этому типу. Он похлопал по моей вене.
– Какие прекрасные вены. Ты обычно в левую делаешь? – Спросил Усаги, и воткнул иглу. От этого меня чуть не стошнило.
Так и началось моё знакомство с жёстким наркотиком.
Через пару недель Усаги предложил мне тайно сбежать с ним. Он знал о моих отношениях с отцом и братьями.
Усаги в прямом смысле предложил мне стать «дзёхацу» (социальный феномен в современной Японии, означающий бесследное исчезновение человека из жизни других людей по собственной воле). В основном такие люди бегут от долгов или проблем.
Cамо слово дзё:хацу стало широко использоваться как термин после выхода в 1967 году фильма «Испарение человека». Это документальное кино о женщине, которая ищет своего бесследно исчезнувшего возлюбленного.
С тех пор слово «дзёхацу» стало всё чаще мелькать в газетах и журналах, где таким образом подчёркивалось, что человек пропал крайне неожиданно, и близкие не могут даже предположить его местонахождение.
В Японии (и не только) существуют целые компании, помогающие людям исчезнуть. Они называются ёнигэя (букв. «магазин ночного побега»). Если раньше термин ёнигэ «ночной побег» ассоциировался с бегством в связи с долгами, то теперь так можно обозначить в общем любое желание скрыться от прежней жизни.
Такие компании работают открыто и даже имеют свои сайты в интернете. Самая типичная причина дзёхацу, с которой ёнигэя помогают людям (чаще всего женщинам и детям), – это домашнее насилие. Компания поможет собрать и перевезти вещи на новое место, обеспечить юридическую и психологическую поддержку. За определённую плату, конечно же. В зависимости от ряда факторов (количество вещей, расстояние, ночной это переезд или нет, есть ли дети, уклоняется ли клиент от кредиторов) ёнигэя могут брать от 50 000 иен (31 000 рублей) до 300 000 иен (186 000 рублей) за свои услуги.
Компании рассматривают каждый запрос индивидуально, и не будут помогать людям, скрывающимся от полиции или занимающимся незаконной деятельностью. А тем временем для тех, кто не может позволить себе услуги ёнигэя, создаются письменные пособия о том, как эффективно «испариться»: «Идеальное исчезновение: перезагрузи жизнь» и «Полное руководство по исчезновению», которое содержит строчку «Оставь позади свою печальную, жалкую реальность».
Около 20% дел об «испарившихся» являются тупиковыми. Опытный сыщик из Токио рассказывает: «Иногда наши детективы находят след человека, например, машину, брошенную на свалке, но дальше никто не может сказать, было ли это самоубийство, либо исчезнувший человек оставил её умышленно, чтобы окружающие так думали, поэтому мы прекращаем поиски».
Полиция же в свою очередь не будет вмешиваться, если исчезновение не касается преступления или несчастного случая. А в Японии до сих пор не существует единой базы данных пропавших без вести людей.
Моё «исчезновение» Усаги решил взять в свои руки. Организовал «всё как надо». Утром, в понедельник нас уже ждал корабль. Взяв необходимые вещи, я ушла из дома. Посмотрев последний раз на совместную фотографию со своей семьёй, я тяжело вздохнула. Оставив ключи от дома, я ушла. Уже утром следующего дня мы прибыли в Осаку. Именно там нас и поймали бандиты моего отца. Как сказать, не «нас», а одну меня. Мой некудышний «дзёхацу Усаги» струсил и скрылся в неизвестном направлении. Даже не знаю, что в этой ситуации лучше. То, что меня поймали или то, что я отделалась от этого непонятного парня. Ясно было одно – дома снова будет серьёзный разговор…
У отца снова случился микроинфаркт, из-за проблем на работе. На этот раз отец лежал в больнице неделю. После выписки он взял небольшой отпуск. Я не могла в это поверить: «Неужели у якудза есть отпуск?». Такая мысль загоняла меня в тупик. В эти выходные мы отправились с отцом и братьями смотреть бейсбол. Но сегодня, я осознала ещё одну важную вещь. Всё это время я злилась на своего отца. Это потому, что детские обиды самые сильные. Дети обижаются сердцем, а взрослые – разумом. Разум способен победить обиду, но сердце – никогда. Эти шрамы словно складки, но, к сожалению, их невозможно расправить, как на ткани. Я пережила детство, но моё сердце по прежнему мягкое, не смотря на то, что ему пришлось пережить.
Этим утром у меня началась самая настоящая ломка. От боли я была готова кататься по полу. Руки тряслись, как будто не мои. Я нашла в аптечке сильные антидепрессанты, и выпила сразу пять таблеток. Мне стало легче, но ломота не ушла. Хотя-бы руки перестали дрожать. Когда все заняли свои места на стадионе. Отец отправил меня купить еду и напитки. Для меня бейсбол, ничем не отличался от обычного вида спорта.
Но отец сходил по нему с ума, точно так же, как и по гольфу. Я несла поднос с продуктами, аккуратно переступая порожки. Сабуро подставил мне подножку. Пожалуй, с этой минуты в моей жизни стало на одну проблему больше. И это я не про сломанную руку.
– Поднимите рукав, пожалуйста, – сказал доктор.
Под рукавом были исколотые вены. Как назло я сломала правую руку. Доктор покачал головой, и позвал отца.
– Что за хрень?! – Отец раздул ноздри.
– Теперь в нашем доме на одного наркошу больше, – Сабуро засмеялся, но тут же получил по спине от отца.
– С тобой, я поговорю позже, – он злобно посмотрел на Сабуро.
– Джиро давно хэш курит, – крикнул брат.
– Не семья, а наркологическое отделение! – Грозно рявкнул отец, и ушёл из кабинета.
Я смотрела, как медсестра накладывала мне гипс. Она что-то у меня спрашивала, но я пропускала её слова мимо ушей. Я боялась возвращаться домой…
Я села в машину к Ичиро, он потушил сигарету, и вставил ключи.
– Давно подсела? – Невозмутимо спросил брат.
– Недели три – четыре назад, – вздохнула я.
– Спиды?
– Они, – я ещё больше зажалась в себе.
– Доза большая была?
– Не помню. Я не сама делала.
Мне пришлось всё рассказать брату. Он достал три таблетки, и протянул их мне.
– Выпей, а потом поедем лечиться, – Ичиро достал бутылку воды без газа.
– Мне не стоило начинать садиться на иглу, – я сжала бутылку.
– Ты помнишь всё, что делала под действием наркотиков?
– Да, – кивнула я.
– Это уже хорошо. Усаги ничего не делал с тобой?
– Нет. После укола, я…
– Перестань, я вижу, что эти воспоминания делают тебе больно.
– Это, правда лечится?
– Конечно. Ты же не наркоман с опытом.
– Отец сильно разозлился?
– Думаю, что, да, – Ичиро припарковал машину возле пятиэтажного здания. – Выходи.
На улице было жарко, я надела солнцезащитные очки, и пошла за братом.
– Здесь про тебя никто не узнает. Потерпи месяц, и всё наладится. Договорились?
– Хорошо, я буду сильной, – я крепко сжала ладонь брата.
Ровно через 30 дней меня выпустили, это было начало сентября. Моя рука ещё не прошла, гипс должны были снять в начале октября. Я ходила на занятия в университет, мои одногрупники постоянно обсуждали мои поступки и личную жизнь. Что случилось с Усаги Юса, я не знаю. Но думаю, что этот тип больше не побеспокоит меня. Умэ давно не было видно на парах, тогда, я решила найти её. Преподаватель по экономике, дал мне её адрес. Она жила в районе Адати. Мне не составило труда найти мою подругу. Водитель попался опытный, я заплатила ему, и дала бонус. Этот пожилой мужчина вопросительно посмотрел на меня.
– У вас должно быть хороший отец, раз воспитал такую вежливую барышню, – таксист улыбнулся.
– Да, спасибо большое за эту поездку, – я поклонилась, и пошла по тротуару.
Погода стояла замечательная.
Дверь в квартиру была открыта. Я заглянула, но никого не было. Тогда, я вошла вовнутрь квартиры.
– Умэ, ты дома? Это Ацу, – крикнула я.
Зайдя в спальню, я увидела свою подругу с ножом в сердце. Я перепугалась и вытащила нож, но Умэ уже была мертва. Я вызвала полицию, но это не помогло. Во всём обвинили меня. На моих руках щёлкнули наручники. Полицейские не стали ни в чём разбираться, им было важно поймать первого, кто явился на место преступления. В убийстве обвинили не только меня, но и парня Умэ. Кадзору так же посадили в камеру временного задержания. Нас допрашивали по очереди. Полицейские не стремились искать улики, им было достаточно двух людей. Больше всего следствие склоняюсь к тому, что это я убила Умэ.
– Я верю, что это сделала не ты, – грубым голосом произнёс Осаму.
– Почему отец не приехал?
– Он снова в больнице, – вздохнул мужчина. – Третий раз микроинфаркт. Врачи говорят, что ему нужно меньше волноваться. А как тут не волноваться, – Осаму перевёл свой тусклый взгляд на мою руку в гипсе. – Болит?
– Нет. Как мама?
– Нормально. Она всё держит в себе, ты же знаешь её. Джиро тоже лежит в больнице, у него нервный срыв.
– Это я во всем виновата. Мне не стоило идти к Умэ.
– Всё что ты сделала, уже не исправить. Не угнетай себя, – Осаму кашлянул.
– Передайте маме, чтобы она не волновалась. Я не виновата, она должна знать это.
– Я обязательно ей передам.
– Осаму – сан, на что похожа человеческая жизнь?
– «Как карусель – мы всего лишь вращаемся в определенном месте с определенной скоростью. Наше вращение никуда не направлено. Ни выйти, ни пересесть. Мы никого не обгоняем, и никто не обгоняет нас. При том для сидящих на карусели это вращение кажется яростной ничьей с воображаемыми врагами. Вероятно, именно по этой причине факт может выглядеть странно неестественным в той или иной ситуации. Подавляющая часть внутренней силы, которую мы зовем волей, исчезает, едва возникнув, однако мы не в состоянии этого признать, и пустота оборачивается странными и неестественными искривлениями на разных этапах нашей жизни». (Мураками Харуки «Ничья на карусели»)
Осаму взялся за это дело, словно овчарка, и нашёл виновных. Соседи утверждали, что кроме меня никого не видели в квартире у Умэ. Но вся правда была в том, что «преступник» наносил ножевые ранения правой рукой, а моя рука находилась в гипсе.
Оказалось, что этим «убийцей» был Рафу, которого нанял Коян, чтобы отомстить мне. Полицейские были в шоке от такого хода событий. Они хотели всё повесить на меня, потому что я дочь якудза. Если я дочь гангстера, то должна отвечать за все преступления других уголовников. Такая логика была абсолютно у всех людей, даже кто не имел никакого отношения к полиции. Они считали, что если ты ребёнок якудза, то ты вырастешь прототипом своих родителей. Никого не смущал тот факт, что многие мошенники не всегда бывали детьми якудза. Многие убийцы вышли из обычных слоёв населения. И никак не были причастны к мафиозному миру бандитов. Но видимо людям не доказать обратное. Им легче верить во что-то выдуманное, чем покопаться в какой-либо информации и найти ответы на свои вопросы. Тем более не у всех есть время, а многие считают это глупым занятием. Они будут верить сплетням, и жить в мире полном лжи. Потому что никто не хочет перешагнуть через себя и доказать миру обратное. Кто-то боится, а кому-то просто наплевать. Так и построилось наше «неправильное» общество. А исправлять его уже никто не будет. Да и зачем? Всё равно невозможно всем навязать свои мысли.
После снятия гипса, я, наконец, могла увидеть свою руку. За эти месяцы, я соскучилась по своей руке. Первое время было сложно, снова ходить со своей правой рукой. За какие-то два месяца я отвыкла от неё. Словно она была не моей, чьей-то ещё. Но теперь всё вернулось на круги своя.
На улице было немного сыро, по тротуару ползла улитка. Я часто видела этих «загадочных» существ в своём саду после летних ливней. Увидев брюхоногого моллюска, я была приятно удивлена.
В Европе есть мифическое толкование улитки. Ее раковина символизирует Царство Тьмы. А когда она оттуда выглядывает, на небе появляется солнце. Поэтому люди во все времена любили щелкать по раковине ногтем, вызывая улитку наружу.
Солнце уже вылизывало остатки ночи с крыш домов.
За мной приехал Осаму. Его чёрный «Lexus» с тонировкой, глухой, как приморская ночь, уже не казался мне страшным, наоборот, в его салоне было что-то родное. Это был леворульный автомобиль. Такие кортежи на улицах Японии выглядят очень колоритно. И водители в потоке предпочитают пропустить «такие» автомобили. Сами якудза знают, чьи это машины и кто сидит внутри.
Мы заехали в ресторан Осаму, я заказала «Судак в миндальном соусе», водитель выбрал то же самое.
Я съела очень мало, Осаму искоса посмотрел на меня.
– Не вкусно? – Он направил на меня свои агатовые глаза.
– Вкусно, но мне не хочется, – я отложила вилку с ножом.
– Знаешь, я никогда не доверяю людям, которые мало едят. Они всегда что-то скрывают, не договаривают.
– Что же скрываю я? – Напористо спросила я.
– Каждый из нас что-то скрывает. Ацу, я знаю про спиды.
– Это пройденный этап в моей жизни. Мне бы не хотелось снова к нему возвращаться, извините, – я открыла меню с напитками.
– Я не хотел задевать тебя.
– Вы задели, – я подозвала официанта и заказала клюквенный морс.
– Я доверяю тебе, ты можешь сделать то же самое.
– Вы съели всё, – я посмотрела в его тарелку. – Так что, да. Я буду вам доверять, – я пригубила морс.
– Это всего лишь моя точка зрения, – скромно улыбнувшись, Осаму вытер губы салфеткой.
– Теперь и моя.
– Кстати, – сказал Осаму, не отрываясь от бокала с вином. – Господина Горо отправили в санаторий на два месяца. Ичиро сказал тебе об этом?
– Нет, – я помотала головой.
«Откуда у него такая информация, что старший брат должен мне что-то говорить? В этой семье, я ничем не отличаюсь от безвольной золотой рыбки, над которой издеваются все».
– Что ж, значит я первый, – на его лице появилась уставшая улыбка. – Поедешь домой?
– Да, – я поправила кофту.
– Я вызову тебе такси.
– Спасибо.
Мы вышли на улицу, Осаму поправил свой галстук. К нам подъехала жёлтая «Toyota».
– Я оплатил, – Осаму открыл мне дверь в салон.
Внутри всё было светлых оттенков, на руках водителя были белые перчатки. На вид 50 – 55 лет. Очки в зелёной оправе, слегка спадали с его узкой переносицы. Мужчина постоянно смотрел на меня в зеркало. Возможно, он хотел что-то спросить, но передумал в самый последний момент. Это было такси для «VIP» класса. Обычно такие вызывают якудза. Поэтому у водителя не могло возникнуть никаких проблем, чтобы догадаться, кем я являюсь. Я и сама иногда боюсь себя, точнее своего происхождения. По тротуарам ходили люди. Все куда-то спешили. В толпе сложно определить, кем является человек. Большинство людей живут и не знают, что хотя-бы раз в жизни видели в лицо преступника. Любой японец может встретить якудза, где угодно, это не так уж и сложно. Однажды, я ехала в метро, со мной рядом сидел подозрительный человек. Я увидела на его шее татуировку, она означала название клана, про который я читала в газетах. Скорее всего это был вакасю.
Многие иностранцы, даже японцы, считают, что у якудза нет пальца. Но эта информация вводит многих в заблуждение. Я видела только трех якудза без левого мизинца. Сам ритуал называется Юбицумэ – ритуал искупления вины. Само слово юбицумэ составлено из двух слов: юби – «палец» и цумэру – «укорачивать». Самой первой всегда отрезают фалангу мизинца или же мизинец целиком. Нехватка фаланг пальцев уже прочно ассоциируется с якудза именно благодаря этому ритуалу. После первого проступка нарушитель отрезает свой левый мизинец. Считается, что ритуал возник у бакуто, странствующих игроков, которые были предшественниками современных якудза . Если человек не мог выплатить игровой долг, юбицумэ иногда считался альтернативной формой выплаты. Юбицумэ был формой оценки кредитоспособности и репутации. В японском фехтовании, или кендо, иайдо, мизинец держит рукоять сильнее всего . Таким образом, мизинец с ампутированной конечностью не мог правильно держать свой меч, что ослабляло его в бою и делало его более зависимым от защиты своего босса.
Для выполнения юбицумэ раскладывают небольшую чистую ткань и кладут руку на ткань лицевой стороной вниз. Используя чрезвычайно острый нож, или танто, человек отрезает часть своего мизинца левой руки над верхним суставом пальца или кончиком пальца. Затем он заворачивает отрезанную часть в ткань и очень любезно передает «сверток» своему оябуну. Однако были и якудза, которые рассказывали иные версии проведения ритуала. Видимо, способы его осуществления зависели от группировки. Если совершается больше правонарушений, то человек переходит к следующему суставу пальца, чтобы выполнить юбицумэ. Больше нарушений может означать удаление части правого мизинца, когда на левом пальце больше не остается суставов. В некоторых случаях от человека, изгнанного из банды якудза, может потребоваться выполнение ритуала юбицумэ. Палец якудза, непосредственно ответственного за преступление, называется ики юби, «живой палец», в то время как палец якудза, который непосредственно отвечает за него, называется шину юби, «мертвый палец».
Исследование 1993 года показало, что в то время этот ритуал был широко распространён: не хватало фаланг пальцев у 45 процентов якудза. 15 процентов совершали юбицумэ дважды. В настоящее же время этот ритуал распространён мало: якудза стараются не выделяться из толпы, и гораздо более распространёнными методами расплат за провинности являются штрафы, временное изгнание из группировки, а также бритьё налысо. Впрочем, за большей виной следует и большая расплата: юбицумэ на сегодняшний день стоит рядом с пожизненным изгнанием из группировки и убийством. Большинство из якудза, переживших юбицумэ в современности, лишились пальцев насильно, а не по своей воле.
Некоторые якудза после совершения юбицумэ обращаются в скорую помощь за обработкой раны или даже для восстановления пальца. Известен случай, когда якудза, обратившийся в скорую, рассказал, что проглотил фалангу пальца, чтобы доказать боссу, что не собирается восстанавливать палец.
Интересно также, что несмотря на то, что ритуал известен именно как отличительная черта якудза, он может исполняться и другими людьми, так или иначе вовлечёнными в эту сферу. Юбицумэ совершил японский бизнесмен, задолжавший денег члену якудза. Впрочем, даже, несмотря на то, что в настоящее время этот обычай распространён всё меньше, он навсегда остался в истории якудза и прочно ассоциируется с их культурой.
Прошёл ещё один год, я закончила первый курс университета.
Это было 25 мая. Отец жарил мясо, а мама накрывала стол. Первый раз мы все вместе обедали на летней кухне. У нас во дворе впервые зацвела сакура. Мама посадила её 20 лет назад, когда родилась я. Никто не мог предположить, что сакура может раскрыть свои бутоны на два месяца позже. Сегодня улыбка не сходила с лица отца, мама старалась быть весёлой, но в её уставших глазах стоял океан печали. На часах было 9:43 am. Ичиро вместе с Джиро вешали гирлянду на крыше летней кухни. Широ достал старый проигрыватель и пять виниловых пластинок. Я помогала маме с салатами и десертом. Казалось, что так и должна выглядеть семья…
У мамы не было шпината, поэтому, я пошла в магазин. Пройдя десять домов, ко мне подъехал «Mercedes», с чёрной тонировкой. Автомобиль ехал медленно, заднее стекло опустилось.
– Ацу, такая взрослая стала, – мужчина с белыми волосами, снял очки. – Как отец?
– Я вас не знаю, – я пошла прямо.
«Mercedes» продолжал преследовать меня.
– Ты куда – то спешишь? – Мужчина внимательно смотрел на меня.