Gokudo Yakudzaki
Одзёсама
Я висела на его плече и еле – еле переставляла онемевшие ноги. Каждое движение доставляло дискомфорт и боль в костях. Мелкими шагами меня довели до уборной. Я приняла душ, но это мало помогло в данной ситуации.
После небольшой трапезы, Датэ посадил меня назад в свой автомобиль и привёз в какой ангар. На стоянке стояли только иностранные автомобили. Мы зашли через запасной выход. Датэ заставил меня переодеться в бледно – красное кимоно, которое висело на вешалке. Я надела его, уж плотно затянул пояс с синим бантом. Он схватил меня за руку и повёл по коридору. Мы пришли к железной двери с надписью «Exit». Двое мужчин охраняли её, один из них открыл нам дверь. Это был выход на небольшую круглую сцену, вокруг которой стояли столики. За ними сидели разные борёкудан и неспешно пили алкоголь. Освещение было ярким и резало глаза, они начали слезиться, я потёрла их правой рукой, чтобы избавиться от песка в глазах.
Датэ взял в руку микрофон, проверив звук, он поприветствовал всех сидящих в зале.
– Господа, все знают, зачем я вас собрал. Наверное, вам будет интересно узнать, что же я приготовил, – уж достал бумагу из внутреннего кармана пиджака. Я узнала её, там стояла печать моего отца. Это был договор о моей продажи. – Я продаю эту дарасинай! У меня есть договор, который подтверждает, её существование и жизнь, принадлежат мне. Я продам её за одну йену, если у вас есть вопросы или ставки, то, прошу, делайте, – после этих грязных слов Датэ сорвал с меня кимоно, я прикрыла обнажённую грудь руками. Уж повернул меня спиной, где во всей красе сидела «Хагоромо – тэннё». – Я продаю эту яриман за негодность и подлость по отношению ко мне. Вы можете выставить свою цену, я продам её любому.
– Кому же она нужна? Предательство нигде не ценится, – послышался мужской голос из зала.
После его фразы все стали, что-то бурно обсуждать и выкрикивать различные суммы.
– Друзья, тише, – Датэ похлопал в ладоши. – Господин за 17 столиком, я отдам её вам. Вы же самый важный человек в этом зале у вас развлекательных заведений больше, чем звёзд во Вселенной. Надеюсь, что и для этой дарасинай найдётся место, в каком нибудь борделе.
– Датэ – сан, – мужчина встал из-за стола и начал подходить к нам. – Эта девушка красивая, но по всей вероятности уже испорченная.
– Юмакэ – сан, она идеально подходит для самой унизительной и черновой работы с клиентами из низшего класса, – уж протянул ему договор. – С сегодняшнего дня твоя жизнь в прямом смысле превратится в ад, – ядовито прошептал уж мне на ухо.
– Датэ – сан, я бы с удовольствием, но…
Фразу Юмакэ – сана прервали два выстрела. В дверях стоял Осаму, некоторые бандиты наставили на него своё оружие, но он надвигался на Датэ. Дуло пистолета было направлено на ужа. Юмакэ – сан трусливо сбежал с места разборки. Датэ нагло смотрел на Осаму.
– Что же ты за мразь, – Осаму выстрелил ужу в правое плечо. Прижав меня к себе, мы пошли на выход.
В спину Осаму стрельнули четыре раза, одна пуля попала в левое плечо, другая в правую руку. Многие бандиты спрятались за столами, чтобы не попасть под очередную перестрелку. Датэ не успокоился, он выбежал на улицу и открыл огонь по автомобилю Осаму. Мы доехали до его квартиры, всё сиденье от ран на спине было в крови. Меня трясло от всего, что произошло сегодня вечером. Я помогла Осаму снять пиджак и рубашку. В спине было три пули, от увиденного у меня закружилась голова. Осаму дал мне пинцет, спринцовку, спирт и железную кружку.
– Давай, пока врач приедет, я откинусь, – он посмотрел на моё растерянное лицо и слегка похлопал по щеке. – Ацу, соберись и вытаскивай. Ты сможешь, ты сильная девочка.
Я начала свою первую операцию с дренирования раны от крови и сторонних частиц с помощью спринцовки и пинцета: пинцетом я оттягивала края раны, а спринцовкой оттягивала натекающую кровь, которая мешала поиску пули в теле. После того, как рана стала более-менее осушена, в раневой канал я ввела предварительно продезинфицированный спиртом палец и нащупала пулю. Попутно, скапливающуюся кровь я убирала спринцовкой. Кровотечение из раны было слишком сильное, значит, поврежден крупный кровеносный сосуд.
Я развела края раны в стороны, взяла пинцет в правую руку, вела его в раневой канал и осуществила попытку, чтобы добраться до пули и зацепила её. Всё это предстояло сделать с тремя последующими ранами две на спине и одна в плече. Главное при всех этих манипуляциях – не перепутать пулю и кусок кости. Но так как рентгена нет, то я действовала, как повезет. После всего этого, я промыла раны водой и наложила стерильную повязка. Её нужно будет регулярно менять и следить за тем, чтобы рана не загноилась. А для того, чтобы она не загноилась, Осаму вколол себе три ампулы антибиотиков широкого спектра действия.
– Тебе было больно? – Я жалобно посмотрела на его измученное лицо.
– Мне никогда не будет больно, когда ты рядом со мной, – Осаму прижал меня к своей груди. – Ты, как мой ангел – хранитель, который всегда излечивает мои раны.
– Пожалуйста, береги себя, – я уткнулась носом в его грудь и крепко обняла.
– У нас сегодня рейс в Осаку, собирайся, – Осаму поднял мою голову своими большими ладонями.
– А…
– Видишь ту папку, – он показал на неё.
– Угу, – я покорно кивнула.
– В ней копии документов для суда. Оригиналы в ячейке банка, который находится в Осаке. Код – твоя дата рождения. Завтра утром мы отдадим их. Потом улетаем в Москву.
– Сабуро ни в чём не виноват?
– Нет, – Осаму смотрел на меня уставшим и добрым взглядом.
В дверь кто-то позвонил. Я хотела открыть, но Осаму пошёл первый. Я взяла папку со стола и открыла первую страницу, послышался глухой выстрел. Бросив папку на кровать, я побежала в прихожую. Осаму лежал на полу с раной от пули в сердце. Датэ стоял в дверях с пистолетом. Я последний раз смотрела в глаза Осаму, которые не успели закрыться и остыть. Взгляд казался ещё живым и таким же добрым, как несколько минут назад. Я прижалась к стене и не могла пошевелиться. По моим ногам потекла горячая кровь. Я медленно сползала вниз, ко мне подошёл Датэ и что-то говорил, его голос был слишком далёкий и глухой. Упав рядом с телом Осаму, я закрыла глаза и потеряла сознание
Глава 7
Переворот. Дуализм. Перерождение
– Награда нашла своего героя, – отголоском послышался голос Хино.
Я пришла в чувства только к вечеру. Не помню какой был день недели, всё словно стёрлось, как будто ничего не было. Я лежала в больничной палате с капельницей в левой руке. Это пугало меня меньше, чем то, что я потеряла свой шанс на спасение и снова попаду в зависимость к ужу, я так этого боялась. Врач пришёл на следующее утро, он провёл небольшой осмотр.
– Цубурая – сан, у вас был выкидыш. Я думаю, что вы должны это знать, – сухим голосом сказал доктор. Собрав листки с анализами, врач тяжело вздохнул и закрыл дверь.
Мне ничего не оставалось, как принять ситуацию, смириться и отомстить – всем. Всем, кто лишил меня возможности быть счастливой и любимой и оставил ни с чем, кроме горечи и шрамов в душе.
В начале сентября меня выписали из больницы, я поехала в университет, чтобы отдать больничный и справку от доктора по состоянию здоровья. Ректор предложил мне с этого семестра перейти на заочное отделение, а в апреле уже начать учёбу очно с новыми силами. Ректор не был злым человеком. Возможно, он знал мою ситуацию, но не показывал своё сочувствие к моей персоне. Мне и не хотелось, чтобы преподаватели жалели меня. Я видела торжествующие ухмылки на их лицах, когда они узнавали, что в моей жизни происходят несчастья. В мою голову не раз приходила мысль о том, что преподаватели самые бездушные и бессердечные люди. Хуже чем якудза.
Бандиты творят зло, но мстят за ложь и измены, никогда не станут унижать тех, кого не знают или радоваться их проблемам.
«Преподаватель преподавателю рознь. Чего нельзя сказать о якудза. Борёкудан никогда не будут добрыми, они тщеславны, они готовы зарезать любого человека из любого слоя населения из-за денег или дозы». – Так говорил один преподаватель по праву человека (не смогу в точности вспомнить название предмета). Он всегда затрагивал тему о якудза, как будто мы ему дорогу перешли и убили всех его родственников. Преподаватель спутал то, что тщеславие – это угождение людям, а не Богу, но всё же, возможно, что сэнсэй имел ввиду положительные поступки якудза, за счёт которых они хотели показать себя «тщеславными». В его словах два противопоставления, если якудза хотят угодить людям, то какой смысл убивать людей из-за денег или героина? Чтобы показать другим слоям населения, что они имеют могущество над всем людским родом? Стоило спросить преподавателя, когда он выдал столь грубую характеристику насчёт якудза. И почему именно сейчас мне вспомнились эти реплики? На парах я не могла размышлять, но сегодня в меня словно вселили больше разума, чем обычно. Сэнсэй не разъяснил свою точку зрения, он умело отошёл от этой темы, чтобы я не успела задать наводящих вопросов, на которые он скорее всего не нашёл бы ответов. Всем студентам было плевать на его предмет, поэтому преподаватель решил весь гнев выливать на парах с моим присутствием.
Датэ снова уехал, поэтому эти дни я могла принадлежать самой себе и ни перед кем не отчитываться. Я взяла такси до родительского дома. Я поднялась в свою комнату, но подумав, спустилась в гостиную. Достав пыльный альбом, я открыла первую страницу. На ней была свадебная фотография родителей. Потом их совместные фото в разных местах. На восьмой странице был Ичиро с детских фото до свадьбы. Потом Джиро, Сабуро, Широ. Наконец, на 44-й странице была я. Я впервые открыла этот альбом и нашла много фотографий, которые делала мама. Она подписывала их нежными надписями. Моих снимков было много, мамина улыбка на них была самой светлой и трогательной. В этой хрупкой женщине так много сил и терпения.
Наверное, ей сейчас тяжело, но и мне от этих мыслей не легче. Я взяла одну фотографию, где мама держит меня на руках. Мне показалось, что это самоё тёплое и доброе фото, которое получилось лучше, чем остальные. В конце альбома лежал конверт, по всей вероятности его никто не вскрывал. Я открыла, оттуда выпали около тридцати фотографий с Осаму. Оказывается, он часто гулял с мамой, и она фотографировала нас. Я выбрала ещё один снимок, где мы были вместе с Осаму. Красивая надпись украшала его: «Малышка Эцуко с дядей Му (Дочка не могла говорить некоторые слоги, так из имени Осаму осталось простое – Му. Эцуко 1 годик 3 месяца)».
Положив альбом на изначальное место, я вышла в огромную прихожую.
В двери раздался щелчок, я пошла на шум. Там стоял Джиро с младенцем на руках, в голубой пелёнке.
– Джиро, – шёпотом произнесла я. – Это мой ребёнок, – я сделала шаг к брату.
– Кто тут у нас? – Ичиро спускался с лестницы. – А где мама? – Брат посмотрел на меня, словно в пустоту.
– Это мой мальчик, мой, – дрожащим голосом сказала я. – Он жив..?
– А мамы нет, она осталась там, – Джиро улыбаясь смотрел на ребёнка.
– Пожалуйста, отдай моего малыша, – я потянулась за ним, но упала.
Джиро и Ичиро пошли наверх. Я встала с пола и побежала за ними.
– Ичиро, Джиро, пожалуйста, верните его. Это мой мальчик, я его ждала, пожалуйста. Умоляю, верните, – я поднималась по лестнице. Ноги стали невыносимо тяжёлыми.
Ичиро открыл дверь, за которой была тьма. Я старалась идти быстрее, но как будто стояла на месте.
– Не надо, верните моего ребёнка, прошу, не надо, верните, – я цеплялась за поручни, но это не помогало держать равновесие.
– Нам уже пора, – томно произнёс Ичиро.
– Нет, пожалуйста, дайте хотя-бы посмотреть на малыша. Прошу, не уходите, это мой мальчик, – я почувствовала жгучую боль в груди.
– Помашем маме ручкой, – Джиро мягко улыбнулся. – Пока, Ацу – чан. Мы больше не придём. Ты не одна, мы всегда рядом, – он скрылся во тьме.
Я подбежала к Ичиро, но он не пускал меня.
– Тебя там не ждут, – брат грубо оттолкнул меня.
– Очнись! – Рявкнул Хино.
Я пришла в чувства после сильного удара по лицу.
– Где я? – Я опешила.
– Дома, в моём доме, – Хино выпустил дым изо рта. – Мне звонил Датэ, сказал, чтобы я доставил тебя к нему. Поднимайся, ехать долго.
– Куда? Зачем? Для чего?
Я растерянно задавала все вопросы и плавающим взглядом пыталась найти хотя-бы что-то, что можно назвать «знакомым», но тщетно…
– В Сучжоу, – Хино вдавил окурок в мраморную пепельницу. – Я нашёл тебя в твоём доме, ты потеряла сознание. И все кошмары тебе снились в этой комнате. Ещё будут вопросы?
– Нет.
– Собирайся, – он кинул мне мою куртку. – Вода в бутылке, когда будешь уходить из дома, хлопни дверью.
Я была в Сучжоу уже ночью, меня встретил Оно – сан. Мой номер в гостинице был отдельный от Датэ. Уж игнорировал меня, не понимаю, зачем ему вообще понадобилось дёргать меня из Токио в этот забытый Богом город. В основном, я ничем не занималась, большую часть времени проводила в номере или в бизнес – зале, рядом с ним была библиотека с японской литературой по экономике. Датэ только здоровался со мной, иногда мы перекидывались с ним лёгкими фразами, но не больше. Вечерами я пила вино, чтобы не чувствовать гнёта всей обстановки, которая не была благоприятной. Мне был неинтересен весь цикл моей будущей жизни. Было всё равно на завтра, я не хотела ни с кем разговаривать. Болтаешь – устаёшь, не вижу смысла.
Сегодня я пошла, прогуляться по городу, отпустив Оно – сана назад, сказав, что найду дорогу к отелю по навигатору. Выходя из кафе, я столкнулась с мужчиной.
– Извините, – я подняла его пакет, который выпал из его рук.
– Ацу?
Я подняла взгляд, передо мной стоял мой отец. Он ни капельки не изменился. Хотелось убежать или сделать вид, что не знаю его. Но моя натура была не такой.
Мы вернулись в кафе и сели за свободный столик, отец сказал, что они переехали с мамой недалеко от города Сучжоу. Название деревни не уложилось в моей голове. Отец сразу дал понять, что мне лучше не приезжать в гости к ним. С мамой всё хорошо, но мне показалось, что он лжёт.
– Пойми, Ацу, я не мог отдать Датэ формулу. Я не мог так подставить себя. Это мой единственный хлеб, на который я сейчас выживаю. Дочь, ты можешь всё выдержать.
– Ты не был на похоронах дедушки и бабушки, – я теребила бумажную салфетку.
– Датэ запретил мне появляться в Японии. Это может погубить тебя.
– Я уже достаточно погрязла в этом болоте. И мне больше нельзя сделать больно.
– Ацу, мне жаль. Я знаю, что Осаму…
– Не стоит, – я перебила его. – Я не хочу об этом говорить. Мне было приятно увидеть тебя, поговорить. Думаю, что у тебя и мамы всё действительно хорошо, – я пошла к выходу.
– Ацу, – отец посмотрел в мою сторону.
– Уже поздно, пап, пока, – надев чёрные очки, я ушла.
Было ощущение, словно я встретила смерть. Так близко, но так далеко. Столько эмоций и такой сухой разговор. Мне незачем возвращаться туда, откуда я так стремительно пыталась сбежать. Раньше, мне казалось, что моя жизнь неизбежно должна закончиться трагически. Но со временем понимаю, что вся трагедия уже произошла после моего появления на этот свет. Я пытаюсь спасти всех, кто не желает спасти меня. Разве это справедливо? Где же бумеранг? Или я настолько ужасная, что жизнь ломает каждую косточку. Мне мстит сама судьба из-за того, что я не сбежала из родного дома, где подвергалась пыткам? Я давно всё осознала, потеряла достаточно людей, чтобы наконец-то начать жизнь, в которой одни разочарования. Неужели, дед не мог спасти меня? Неужели, Датэ такой ужасный и всевластный в Японии?! Я была слишком долго упрямой и независимой. Дойти до края и бросить всё, верно? Осаму уже не вернуть, осталось только убить тех, кто превратил мою жизнь в кошмар. Где-то внутри, я злюсь на отца, но больше всего я ненавижу весь мир и себя, за то, что так и не смогла построить свою жизнь так, как хотелось мне самой. Вечная жалость к маме, страх к отцу, это гнобило меня. Я нерешительный человек, мягкая и добрая, большая ошибка Бога, что он создал меня тряпкой. Но самая огромная вина во мне, я не смогла собрать свои силы и дать отпор самой себе. Как же противно ощущать себя так.
Вечером, я поехала в ту деревню, которую упоминал отец, мне удалось найти что-то похожее с её названием, которое мутно отображалось в моей голове. Такого дома не существовало, там жила совершенно чужая семья. Я села на лавочку возле ворот и осознала свою глупость. Отец специально придумал это место, чтобы мы больше никогда с ним не встретились.
Никогда… Я больше не являюсь частью семьи, всё, что осталось – фамилия и честь, которую Датэ осквернил своими поступками. В один миг я лишилась всего, а сегодня был последний день, когда я видела отца. Мама будет жить в моей памяти, а потом и её образ сотрётся. Как же быть, что случилось? С чего начались все несчастья? Где звёзды не сошлись? Я не знаю…
Из Китая мне помог сбежать Линг, он сделал мне новый паспорт и отправил на личном самолёте в Осаку. Я была готова забыть всё и всех, но что-то сдавливало мои чувства. По прибытию в Японию, я сразу пошла в банк. Осаму оставил мне свой счёт, где хранились проценты. На первое время я сняла десять тысяч долларов. Поставив электронную као, я ушла из банка. В пакете находились деньги и бумаги, которые оправдывали Сабуро. Моей следующей целью была – Россия. В московском банке хранятся все ценные бумаги моего деда, которые он передал мне. Но самое главное – мне нужно избавиться от оригинала завещания, которое отдал мой отец на меня ужу. Не будет этой бумажки – не будет проблем совершить переворот и восстановить справедливость.
Я открыла папку, где находилась вся информация о смерти дочери Кояна.
Такэмото Аяка, 2001 года рождения. Смерть наступила от изнасилования. Далее следовало полное расследование.
Аяка встречалась с Сабуро, но в отношениях состояла с Хино. Было много фотографий, которые доказывали, что именно он убил дочь Кояна. Убийство произошло 11 мая, район Накано, гостиница, в это время Сабуро находился в своей квартире на Синзюку. Время убийства 3 – 4 часа ночи, в то время, как Сабуро нашёл Аяку мёртвой в 6 утра. Ему отправили смс, адрес отправителя был хорошо скрыт. Скорее всего, Хино вводил ей наркотик, который затуманивает разум и позволяет руководить человеком, словно куклой.
В 12 ночи были данные с камер около гостиницы. Из такси Хино выводил Аяку, и они сняли номер 178. В половине четвёртого Хино вышел из гостиницы один и вызвал себе такси. В файле лежала флешка, я вставила её в ноутбук. На ней были все записи, на которых прекрасно видно лицо Ягами и Аяки. На выходе из гостиницы, Хино смял небольшой мешочек с двумя шприцами и пузырьком. Приблизив, мне удалось прочитать название препарата. Мои догадки оправдались. Это наркотик сильного действия, который может парализовать нервную систему. Следовательно, уколовшись один раз, наркоман уже не сможет остановиться. Из осложнений: потеря памяти, вялость, поддатливось. В худшем случае – смерть из-за почечной недостаточности. В этой папке хватит компромата, чтобы посадить Хино за решётку, а затем Датэ. Чтобы эта папка была в безопасности, я нашла под кроватью небольшой тайник, в нём было пусто. Положив документы, я тщательно закрыла створки пола. Ни одна душа не догадается, что здесь есть тайник. В большинстве случаев прячут в стенах, за картинами, зеркалами. Осталось дождаться, когда судьи разрешат провести очередное заседание о пересмотре дела, на которое так давит Коян.
Дни шли, сменяясь один за другим. Однажды я познакомилась с Сэцуно Тагавой. Он был женат, но говорил, что скоро подаст на развод. Мы часто виделись в баре, в котором я частенько зависала в выходные. Сэцуно говорил, что жена выгнала его из дома. Я предложила пожить первое время у меня.
Сэцуно состоял в якудза, но был обычным цукибито (мальчик на побегушках). Наши отношения начали стремительно развиваться, уже к зиме он окончательно поселился в моей квартире. Я давно не чувствовала такой спокойной обстановки. Разумеется, в Токио меня искали, как и в Японии. Жить под чужим именем, ходить в магазин только ночью стало моей привычкой. Только одно я не могла понять. Почему Сэцуно никак не подаст на развод со своей супругой. Как выяснилось позже, она дочь его оябуна, который может избавиться от него. Сэцуно постоянно обещали повышение, но это были только обещания и пустые слова. Я была не против его жены, но мне казалось, что всё должно быть правильно, потому что мне не хотелось ощущать себя в роли любовницы. В середине декабря, я купила Сэцуно автомобиль. Шикарный «Mercedes», о котором он давно мечтал. Мне хотелось сделать его счастливым. Я не требовала от него ничего, кроме честных отношений.
Тагава не дарил мне шикарных подарков, его зарплаты не хватало даже, чтобы оплатить квартиру, не то чтобы покупать дорогие вещи. Я верила во всё, что он говорил. За время нашего общения, Сэцуно стал относиться ко мне, как к банку, который обязан давать ему деньги, на бессмысленные развлечения. Он часто играл в казино, проиграл автомобиль, часы, цепи. Всё, что я ему купила. Сэцуно умудрился поставить ставки на мои украшения, стоимость которых была около 30 – ти тысяч долларов. Мне пришлось заложить их в ломбард.
В один из вечеров я очень долго ждала его, было совсем поздно, когда он приехал пьяный на такси.
– Почему так поздно? – Я вышла к нему в прихожую. Сэцуно шатался, опираясь на стену, чтобы не упасть, он стягивал с себя ботинки.
– Ацу, любимая, – он блаженно улыбнулся. На щеках появились ямочки, которые украшали его квадратное лицо с прямым и аккуратным носом.
– Три часа ночи, ты опять был в казино?
– Не грузи меня лишними вопросами, – фыркнул Сэцуно. – Я пришёл, я дома. Какие ещё проблемы? Ацу, перестань предъявлять мне претензии, – он поплёлся в ванную комнату.
– Я волнуюсь, – я покорно шла за ним.
– Помоги снять, – Сэцуно расстегнул рубашку.
Стянув с его широких плеч пиджак, а затем рубашку, я положила их в корзину для стирки. Он включил воду, я принесла ему два полотенца и халат. Я почувствовала себя одиноко, когда смотрела на него в душевой кабине. Этот мужчина не мой, в его паспорте стоит штамп. Такое ощущение, что наши отношения взяты в аренду, и скоро придётся их разорвать. Не из – за нехватки средств, а из – за личных принципов и тусклых обид, которые копились на него под жёлтой лампой с бокалом белого вина. С одной стороны мне было всё равно, но с другой хотелось прозрачности и чёткого определения. Я открыла дверь в кабину и прижалась к Сэцуно, он слегка вздрогнул от неожиданности. Вода намочила мою шёлковую комбинацию и волосы. Сэцуно повернулся ко мне лицом, я сжимала в объятиях его железную талию с крепким прессом. Он был выше меня на тридцать сантиметров, с ним я чувствовала себя лёгкой, словно перо и незаметной, как пылинка. Из-за этого, я боялась за наши отношения, боялась, что Сэцуно бросит меня, и я останусь одна. В последнее время эта пугающая пустота нарастала внутри меня и не давала освободиться.
– Ты любишь меня? – Я подняла взгляд на его подбородок.
– Конечно, – Сэцуно поцеловал мою ладонь. – Ты из за этого расстроилась?
– Если любишь, почему не подаёшь на развод?
– Ацу, – он поджал свои припухлые губы. – У жены есть кто-то, она скоро сама сделает это. Тогда нам ничего не помешает. Хорошо?
– Хорошо, – шёпотом произнесла я.
Под ночным светом фонарей, который падал к нам в комнату, я внимательно наблюдала, как спит Тагава. Я провела ладонью по его круглым скулам, убрав чёлку в сторону, я поцеловала его в лоб.
Моя рука выглядела, как кукольная по сравнению с его лицом. Волосы ещё были мокрыми, я перевернула подушку и легла спать.
Утром Сэцуно проснулся раньше меня. Я вышла из спальни и направилась на кухню. Он отложил телефон и посмотрел на меня сентиментальным взглядом. Я подумала, что Сэцуно снова нужны деньги или ему опять угрожают бандиты из казино.
– Ацу, она подала на развод, – Сэцуно широко улыбнулся.
Я подбежала к нему, он поднял меня на руки и начал радостно целовать. Я обхватила руками его мускулистую и крепкую шею. Продолжая обнимать Сэцуно за твердые плечи, я была счастлива. С этого должна была начаться белая полоса, но я привыкла, что в моей жизни просветления бывают лишь на несколько секунд. В эту ночь Сэцуно избили возле ночного клуба. Я приехала за ним на такси. Это сделали люди его жены. Она выставила счёт, в нём были все расходы, которые она тратила на Сэцуно. Без возврата этих денег, Саяка не даст развод.
Не знаю, что двигало мной в тот момент, я поехала в банк и сняла со счёта три миллиона долларов. На личной встрече с Саякой, я отдала ей эти деньги. Она прожила с Сэцуно пять лет. Я собиралась уйти, но бывшая жена остановила меня.
– Чем же он так хорош? – Саяка спустила очки со своей тонкой переносицы.
– Один человек, может быть разным с двумя людьми, – я настырно смотрела в её узкие глаза.
– Знаешь, а ведь, это ты разрушила наши отношения. Сэцуно любил меня, но на горизонте появилась ты. Не знаю, чем ты околдовала его, но в ваших отношениях не будет счастья. Никогда. Я каждый день буду молиться, чтобы ты сдохла, – Саяка злобно стиснула свои мелкие зубы.
– Иногда нужно делиться. Делиться едой, чувствами, деньгами, людьми, – сказав это без эмоций, я натянула чёрную маску на лицо.
– Кто ты такая?! – Саяка ударила ладонью по столу, кружка кофе упала на стол и испачкала белую скатерть.
– Та, чьё имя никогда не будет на устах, – хлопнув дверью в кафе, я села в такси.
Всю дорогу во мне были смутные чувства по отношению к Сэцуно. Мы встретились недавно, но он смог расположить меня к себе настолько, что я не видела никого, кроме него. Я просыпалась с мыслью о нём и засыпала в его объятиях, чувствуя безопасность. Сэцуно старше меня на восемь лет, но наше мировоззрение было на одном уровне. С ним было легко, но иногда поведение Сэцуно выводило меня из себя, при этом я не могла долго на него злиться. Я была готова простить ему самую ужасную вещь, потому что не видела смысла без него. Сэцуно напоминал мне Осаму. Добрый и настоящий мужчина, который появился в моей жизни. Ничего не может повториться дважды, но судьба дала мне ещё один шанс. Или я опять всё придумала… Сложно начать думать трезво, когда разум пьян. Неизвестно куда ведёт данная дорога, по которой я шагаю.
Шестого января с утра пошел снег, он буквально падал с неба большими белоснежными хлопьями, я невольно засмотрелась на это чудесное зрелище. Несколько снежинок прилипло к окну, у всех них были прекрасные и чудесные узоры, что удивительно узоры не повторялись, все снежинки были уникальными. Я приготовила чай, отядзукэ и сукияки. На десерт данго и варабимоти. Зазвонил телефон, я увидела имя Сэцуно и взяла трубку, но голос был Хино.
– Ласточка моя, я так долго искал тебя. Спускайся вниз, тебя ждёт сюрприз, – полумёртвым и ледяным голосом сказал Ягами.
Я выронила телефон и подбежала к лифту. Нервно нажимала на кнопку, но двери не спешили открываться. Я побежала по лестнице, оказавшись на улице в одном неглиже, без обуви. Передо мной стоял Хино и Сэцуно с красным чемоданом.
– Почему же такая гробовая тишина? – усмехнулся Ягами. – Сэцуно, разве ты ничего не хочешь сказать своей невесте?
– Ацу, прости, я не хотел напрягать тебя, – Сэцуно сильно нервничал. – Хино – сан, он, понимаешь…
– К чёрту нежности! Этот придурок продал тебя, он сдал тебя за сто миллионов долларов, – Ягами истерично засмеялся. – Тебя снова продали, как овцу, – от его хохота я была в прострации.
– Неужели, я мало давала тебе? – приглушённо спросила я, искав взгляд Сэцуно. – За что ты так со мной поступил? Почему?
– Ацу, я, правда, люблю тебя, но вчера снова проиграл в карты, я хотел, я думал…
– Заткнись! – рявкнул Хино. – Чмо, невежда. Ты никогда не станешь для неё больше, чем воспоминание. Плохое и до боли режущее, – после паузы он продолжил глядя на меня: – Собирай вещи, мы едем в Токио.
Сэцуно встал на дороге напротив меня, я смотрела в его глаза. Больше они не были прекрасными, любая мелочь на его лице начинала вызывать во мне гнев.
– Сэцуно, друг, постой, – Хино окликнул его. – Ты, кажется, забыл про условия.
– Какие условия? – Сэцуно нахмурился.
– Стреляй, – Хино швырнул пистолет к ногам Сэцуно.
– Но мы не договаривались, – подняв оружие Сэцуно невинно посмотрел на меня.
– Убей себя, – Хино достал пачку сигарет. – Или её, – он показал на меня. – Быстрее, время идёт, твой рейс в Мадейру отправится без тебя.
– Что? – Сэцуно растерянно смотрел то на меня, то на Ягами.
– Это мой бонус для тебя, но сначала убей её, – надменно произнёс Хино.
Сэцуно приставил тяка к своему виску.
– Ацу не виновата, что я подлый и ни к чему непригодный. Прости, Ацу.
– Слабак, – Хино поправил свою укладку. – Ты так и остался наивным цукибито.
Сэцуно собирался нажать на курок, но не успел, из-за угла выехал «Mercedes» и сбил его. Чемодан открылся, из него полетели белые бумажки. Хино истерично засмеялся. Он подошёл ко мне и ядовито прошептал:
– Дорогая, это не моя вина, что ты не разбираешься в людях. Я лишу тебя всех, кто будет рядом с тобой. Оставлю тебя ни с чем, тогда ты поймёшь, какую глупость совершила, когда не сбежала с Осаму. А ведь мы могли бы никогда не увидеться, но ты испортила свою судьбу, несчастная леди.
Снег медленно падал на моё лицо. Снежинки касались моих щёк и ресниц. Снегопад усиливался, я моргнула. Из глаз незаметно упали две слезы, не оставив мокрого следа на моих щеках. Они разбились о холодную землю. Температура на улице близилась к нулю. Небо заволокло тучами. Снег был такой красивый. Ветра не было, и он неспешно кружился. Крупные снежинки, словно перышки, мягко опускались на крыши домов и тротуары. Осознавая весь цикл своей жизни, мне ничего не оставалось, как только смотреть в пустоту, где разбивались все надежды. Я нравилась всем мужчинам, которые находились в моём окружении. Женщины тоже говорили мне комплименты. Всем нравились разные мелочи во мне: фигура, лицо, глаза, нос, губы, пальцы, рост, ключицы и тому подобное. Но большинство отмечали «красивую улыбку», она была настолько искренней, они не задумывались, что за этой «ангельской» улыбкой скрывается маска самолюбия и эгоизма. Причём всё это было вперемешку с болью и печалью. В детстве я не могла контролировать её, но став постарше поняла, как нравится людям и использовала своё «тайное оружие». Я не могу назвать себя девушкой, которая считала себя некрасивой и ждала от окружающих лестных слов. Нет! Я считала себя лучше остальных девушек, потому что мне от рождения было дано всё, чем можно гордиться. Я не считаю, что должна унижать свою внешность и тело ради того, чтобы люди не называли меня «одзёсамой». Я не собираюсь прогибаться под общество, которое умело, навязывает мне свои комплексы. Это их проблемы, у меня их нет. С рождения я имею всё, о чём мечтает любой человек. У людей, которые завидовали мне, нет ничего, кроме желчи. Они и сами страдают, когда смотрят на меня. Их переполняет досада, всего лишь из-за того, что они родились неказистыми. Общество некрасивых людей ненавидит обаятельных им противоположностей, особенно женщины. Таких ядовитых существ, я не видела, пока не столкнулась с ними лоб в лоб.
