Но и сами относительные центральные индивиды составляют средний член второго умозаключения; с одной стороны, этот средний член подведен под высший крайний член – под объективную всеобщность и силу абсолютного центра, с другой стороны, под него как носитель поверхностной или формальной порозненности несамостоятельных объектов подведены эти объекты. – Они тоже составляют средний член некоторого третьего, формального умозаключения, будучи связующим звеном между абсолютной и относительной центральной индивидуальностью постольку, поскольку центральная индивидуальность внешне проявлена в них, в силу чего соотношение с собой есть в то же время стремление к некоторому абсолютному средоточию. Формальные объекты имеют своей сущностью тождественную тяжесть своего непосредственного центрального тела, которому они присущи как своему субъекту и крайнему члену – единичности; через посредство той внешности, которую они составляют, это центральное тело подведено под абсолютное центральное тело; они, следовательно, суть формальный средний член – особенность. – Абсолютный же индивид есть объективно всеобщий средний член, связывающий между собой и поддерживающий внутри-себя-бытие относительного индивида и его внешность. – Подобным же образом и правительство, граждане-индивиды и потребности, или внешняя жизнь, единичных людей суть логически три момента (Termini), каждый из которых есть средний член для двух остальных. Правительство – это абсолютный центр, в котором один крайний член – единичные – связан с [другим] крайним членом – с их внешним существованием (Bestehen). Точно так же единичные суть средние члены, которые приводят в действие этот всеобщий индивид, давая ему внешнее существование, и переводят свою нравственную сущность в действительность как крайний член. Третье умозаключение есть формальное умозаключение, умозаключение видимости: единичные люди связаны с этой всеобщей абсолютной индивидуальностью через свои потребности и через внешнее существование; это – умозаключение, которое как чисто субъективное переходит в те другие умозаключения и в них имеет свою истину.
Эта целокупность, моменты которой сами суть обладающие полнотой отношения понятия – умозаключения, в которых каждый из трех различенных объектов проходит через определение среднего члена и крайних членов, – эта целокупность составляет свободный механизм. Различенные объекты имеют в нем своим основным определением объективную всеобщность, тяжесть, проникающую [все] и сохраняющую себя тождественной в обособлении. Отношения давления, толчка, притяжения и тому подобное, равно как и агрегации или смешения, принадлежат к отношению того внешнего, чтó составляет основу третьего из сформулированных выше умозаключений. Порядок – чисто внешняя определенность объектов – перешел в имманентное и объективное определение; это определение есть закон.
В законе проявляется более определенное отличие идеальной реальности объективности от [ее] внешней реальности. У объекта как непосредственной целокупности понятия внешнее еще не отлично от понятия, которое отдельно [еще] не положено. Когда объект возвратился через процесс в себя, возникла противоположность между простой центричностью и чем-то внешним, определенным теперь как внешнее, т. е. положенным не как в-себе-и-для-себя-сущее. Указанный выше тождественный или идеальный момент индивидуальности есть в силу соотношения с внешним долженствование; это – в себе и для себя определенное и самоопределяющее единство понятия, и этому единству упомянутая внешняя реальность не соответствует и потому может быть лишь стремлением. Но индивидуальность сама по себе есть конкретный принцип отрицательного единства и как таковой сама есть целокупность – единство, расщепляющее себя на определенные различия понятия и остающееся в своей равной самой себе всеобщности; тем самым индивидуальность есть средоточие, расширенное внутри своей чистой идеальности через различие. – Эта соответствующая понятию реальность есть идеальная реальность, отличная от указанной выше лишь стремящейся реальности; различие, которое вначале есть множественность объектов, дано в своей существенности и принято в чистую всеобщность. Эта реальная идеальность есть душа развитой прежде объективной целокупности, в себе и для себя определенное тождество системы.
Поэтому объективное в-себе-и-для-себя-бытие оказывается в своей целокупности более определенным, нежели отрицательное единство центра, которое разделяется на субъективную индивидуальность и внешнюю объективность, сохраняет в последней первую и определяет ее в идеальном различии. Это самоопределяющее единство, абсолютно возвращающее внешнюю объективность в идеальность, есть принцип самодвижения; определенность этого одушевляющего [принципа] – различие самого понятия – есть закон. – Мертвым механизмом был рассмотренный выше механический процесс объектов, которые непосредственно являли себя как самостоятельные, но именно поэтому на самом деле несамостоятельны и имеют свой центр вовне себя. Этот процесс, переходящий в покой, обнаруживает либо случайность и неопределенную неодинаковость, либо формальное единообразие. Это единообразие есть, пожалуй, правило, но не закон. Лишь свободный механизм имеет закон, собственное определение чистой индивидуальности или для себя сущего понятия; как различие в самом себе этот закон есть вечный источник само себя возбуждающего движения; соотносясь в идеальности своего различия лишь с собой, закон есть свободная необходимость.
Однако эта душа еще погружена в свое тело; отныне определенное, но внутреннее понятие объективной целокупности есть свободная необходимость: закон еще не противопоставил себя своему объекту; закон есть конкретная центричность как всеобщность, непосредственно переходившая в свою объективность. Указанная выше идеальность имеет поэтому своим определенным различием не сами объекты; они самостоятельные индивиды целокупности или же, если бросить взгляд назад на [пройденную] формальную ступень, неиндивидуальные, внешние объекты. Закон, правда, имманентен им и составляет их природу и силу, но его различие включено в его идеальность, и сами объекты не различены в идеальном различии закона. Однако объект имеет свою существенную самостоятельность единственно лишь в идеальной центричности и ее законах; поэтому объект не в силах оказывать сопротивление суждению понятия и сохранять себя в абстрактной, неопределенной самостоятельности и замкнутости. В силу идеального, имманентного ему различия его наличное бытие есть определенность, положенная понятием. Его несамостоятельность перестала таким образом быть стремлением лишь к средоточию, по отношению к которому он (именно потому, что его соотношение [с центром] есть лишь стремление) являет себя как самостоятельный внешний объект; теперь он стремление к определенно противоположному ему объекту; в силу этого и сам центр распался, и его отрицательное единство перешло в объективированную противоположность. Поэтому центричность есть теперь соотношение этих отрицательных друг к другу и напряженных объективностей. Так свободный механизм определяет себя как химизм.
Химизм составляет во всей объективности в целом момент суждения – различия, ставшего объективным, и процесса. Так как он уже начинает с определенности и положенности и так как химический объект есть в то же время объективная целокупность, то дальнейшее его течение просто и вполне определено своей предпосылкой.
Химический объект отличается от механического тем, что последний есть целокупность, безразличная к определенности; природе же химического объекта свойственна определенность и, стало быть, соотношение с другим, а также способ этого соотношения. – В то же время эта определенность есть по существу своему обособление, т. е. она принята во всеобщность; как такая она принцип – всеобщая определенность, определенность не только одного единичного объекта, но и другого. Поэтому в химическом объекте его понятие как внутренняя целокупность обеих определенностей отличается теперь от той определенности, которая составляет природу единичного объекта как внешне проявляющегося и существующего. Будучи таким образом в себе всем понятием в целом, объект имеет в самом себе необходимость и импульс к тому, чтобы снять свое противоположное, одностороннее существование и сделать себя в наличном бытии тем реальным целым, которое он есть по своему понятию.
Относительно выражения «химизм» для [обозначения] отношения того различия объективности, которое здесь выявилось, можно, впрочем, заметить, что его не следует здесь понимать так, будто это отношение проявляется только в той форме природы элементов, которая именуется так называемым химизмом в собственном смысле. Уже такое отношение, как атмосферные явления, должно рассматриваться в качестве процесса, причастники которого имеют больше природу физических, чем химических элементов. В живых существах под эту схему подпадает отношение полов, точно так же она составляет формальную основу духовных отношений – любви, дружбы и т. д.
При ближайшем рассмотрении [оказывается, что] химический объект как самостоятельная целокупность вообще есть прежде всего рефлектированный в себя объект, который поэтому отличен от своей рефлектированности вовне, – безразличное основание{102}, индивид, еще не определенный как различенный; личность также есть такое еще только с собой соотносящееся основание. Имманентная же определенность, которая составляет различие химического объекта, во-первых, рефлектирована в себя так, что это изъятие соотношения, направленного вовне, есть лишь формальная абстрактная всеобщность; таким образом, соотношение, направленное вовне, есть определение непосредственности и существования химического объекта. С этой стороны он не в самом себе возвращается в индивидуальную целокупность, и отрицательное единство имеет оба момента своей противоположности в двух отдельных объектах. Поэтому химический объект не может быть понят из него самого, и бытие одного объекта есть бытие другого. Но во-вторых, определенность абсолютно рефлектирована в себя и есть конкретный момент индивидуального понятия целого, а это понятие есть всеобщая сущность, реальный род отдельного объекта. Химический объект (а тем самым и противоречие между его непосредственной положенностью и его имманентным индивидуальным понятием) есть стремление снять определенность его наличного бытия и дать существование объективной целокупности понятия. Поэтому хотя он и есть несамостоятельный объект, но такой, что самой своей природой он приводится в напряженное состояние относительно этой несамостоятельности и, самоопределяясь, начинает процесс.
1. [Химический] процесс начинается с предпосылки, что хотя объекты находятся в напряжении относительно самих себя, они именно поэтому находятся в напряжении прежде всего относительно друг друга; это отношение называется их сродством. Так как каждый объект по своему понятию находится в противоречии с собственной односторонностью своего существования и потому стремится снять ее, то здесь непосредственно положено стремление к тому, чтобы была снята односторонность другого объекта и этим взаимным уравниванием и соединением была положена реальность в соответствии с понятием, содержащим оба момента.
Так как каждый [из этих объектов] положен как в самом себе противоречащий себе и снимающий себя, то лишь внешнее насилие удерживает их обособленными и друг от друга и от их взаимного дополнения. Середина, связывающая эти крайности (Extreme), – это, во-первых, в-себе-сущая природа обеих, все понятие в целом, держащее их внутри себя. Но, во-вторых, так как они в [своем] существовании противостоят друг другу, то их абсолютное единство также есть отлично от них существующая, еще формальная стихия, – стихия передавания, в которой они вступают во внешнюю связь друг с другом. Так как реальное различие свойственно крайним членам, то этот средний член есть лишь их абстрактная нейтральность, их реальная возможность, – как бы теоретическая стихия существования химических объектов, их процесса и его результата; в сфере телесного вода исполняет функции этой среды; в сфере духовного, поскольку в ней имеет место нечто аналогичное такому отношению, им следует считать знак вообще и, точнее, язык.
Отношение объектов [между собой] просто как способ передачи в этой стихии есть, с одной стороны, спокойное слияние, но, с другой стороны, в равной мере и отрицательное отношение, поскольку при передавании конкретное понятие, составляющее их природу, полагается в сферу реальности, и тем самым реальные различия объектов приводятся к его единству. Этим их прежняя самостоятельная определенность снимается в соединении, соответствующем понятию, которое в обоих одно и то же, их противоположность и напряженность от этого ослабевают, вследствие чего стремление достигает в этом взаимном дополнении своей спокойной нейтральности.
Процесс таким образом угас; так как противоречие между понятием и реальностью теперь уравнено, то крайние члены умозаключения утратили свою противоположность и тем самым перестали быть крайними членами по отношению друг к другу и к среднему члену. Продукт нейтрален, т. е. его составные части, которые больше не могут быть названы объектами, уже утратили свою напряженность, а стало быть, и свойства, ранее присущие им как напряженным, но в нем сохранилась способность к их прежней самостоятельности и напряженности. А именно, отрицательное единство нейтрального [продукта] исходит из некоторого различия, выступающего как предпосылка; определенность химического объекта тождественна с его объективностью, она первоначальна. Рассмотренным процессом это различие снято еще только непосредственно; определенность поэтому еще не абсолютно рефлектирована в себя, стало быть, продукт процесса есть лишь формальное единство.
2. В этом продукте напряженность противоположности и отрицательное единство как деятельность процесса теперь, правда, угасли. Но так как это единство существенно для понятия и в то же время само достигло существования, то оно все еще имеется, однако вне нейтрального объекта. Процесс не возбуждается вновь сам собой, поскольку он имел различие лишь своей предпосылкой, а им самим оно не положено. – Эта самостоятельная отрицательность вне объекта, существование абстрактной единичности, для-себя-бытие которой имеет свою реальность в неразличенном объекте, теперь находится в напряжении внутри самой себя относительно своей абстрактности, есть беспокойная внутри себя деятельность, которая, расходуя себя, обращается вовне. Она непосредственно соотносится с объектом, спокойная нейтральность которого есть реальная возможность ее противоположности; объект этот есть теперь средний член нейтральности, бывшей прежде чисто формальной, а теперь конкретной внутри себя и определенной.
Ближайшее непосредственное соотношение отрицательного единства как крайнего члена с объектом состоит в том, что объект определяется этим единством и вследствие этого расщепляется. Это расщепление можно рассматривать прежде всего как восстановление той противоположности напряженных объектов, с которой начался химизм. Однако это определение не составляет другого крайнего члена умозаключения, а принадлежит к непосредственному соотношению различающего принципа с тем средним членом, в котором этот принцип дает себе свою непосредственную реальность; это та определенность, которой средний член дизъюнктивного умозаключения обладает еще помимо того, что он есть всеобщая природа предмета, и благодаря которой предмет есть и объективная всеобщность, и определенная особенность. Другой крайний член умозаключения противостоит внешнему самостоятельному крайнему члену – единичности; поэтому он столь же самостоятельный крайний член – всеобщность, поэтому расщепление, которому подвергается в нем реальная нейтральность среднего члена, состоит в том, что она разлагается не на взаимно различные, а на неразличенные моменты. Эти моменты суть тем самым, с одной стороны, абстрактное, безразличное основание, а с другой – его одушевляющий принцип, который, отделяясь от основания, тоже приобретает форму безразличной объективности.
Это дизъюнктивное умозаключение есть целокупность химизма, в которой одно и то же объективное целое представлено сперва как самостоятельное отрицательное единство, затем – в среднем члене – как реальное единство, наконец, как химическая реальность, разложенная на свои абстрактные моменты. В этих моментах определенность достигла своей рефлексии-в-себя не в чем-то ином, как это имеет место в нейтральном объекте, а в себе возвратилась в свою абстрактность и есть стихия в ее первоначальной определенности.
3. Тем самым эти объекты-стихии освобождены от химической напряженности; в них реальным процессом была положена первоначальная основа той предпосылки, с которой химизм начался. А поскольку, далее, с одной стороны, внутренняя определенность этих объектов как таковая есть по существу своему противоречие между ее простым устойчивым безразличием и ею как определенностью, а также побуждение вовне, которое расщепляет себя и полагает напряженность в своем объекте и в некотором другом, дабы иметь нечто такое, к чему объект мог бы относиться как различенный и в чем он мог бы нейтрализоваться и сообщить своей простой определенности налично сущую реальность, – постольку химизм возвратился тем самым к своему началу, в котором взаимно напряженные объекты ищут друг друга, а затем соединяются в нечто нейтральное через формальный, внешний средний член. С другой стороны, химизм этим возвращением в свое понятие снимает себя и перешел в некоторую высшую сферу.
Уже обычная химия дает нам примеры таких химических изменений, при которых, например, то или другое тело сообщает одной части своей массы более высокую степень окисления и этим снижает окисление другой ее части до той степени, при которой данное тело только и может вступить в нейтральное соединение с придвигаемым к нему другим отличным от него телом, чтó было бы невозможно при сохранении его первой, непосредственной степени окисления. Здесь происходит следующее: объект соотносится с другим объектом не на основе непосредственной, односторонней определенности, а на основе внутренней целокупности некоторого первоначального отношения полагает предпосылку, необходимую ему, чтобы вступить в реальное отношение, и тем самым дает себе средний член, которым он связывает свое понятие со своей реальностью; он есть в себе и для себя определенная единичность, конкретное понятие как принцип разделения на крайние члены, воссоединение которых есть деятельность того же самого отрицательного принципа, который благодаря этому возвращается к своему первому определению, но уже как объективированный.
Сам химизм есть первое отрицание безразличной объективности и внешней определенности; следовательно, он еще отягощен непосредственной самостоятельностью объекта и внешней проявленностью. Поэтому он сам по себе еще не есть та целокупность самоопределения, которая проистекает из него и в которой он скорее снимает себя. – Полученные три умозаключения составляют его целокупность; первое умозаключение имеет средним членом формальную нейтральность, а крайними – напряженные объекты; второе имеет средним членом продукт первого, реальную нейтральность, а крайними – расщепляющую деятельность и ее продукт, безразличную стихию; третье – это реализующее себя понятие, полагающее для себя ту предпосылку, которой обусловлен процесс его реализации, – умозаключение, имеющее своей сущностью всеобщее. Поскольку определение химической объективности – быть непосредственной и внешне проявляться, эти умозаключения все еще оказываются вне друг друга. Первый процесс, продукт которого – нейтральность напряженных объектов, угасает в своем продукте, и его вновь возбуждает лишь привходящее извне дифференцирование; будучи обусловлен непосредственной предпосылкой, он ею и исчерпывается. Точно так же выделение различенных крайних членов из нейтрального [продукта], а равно и их разложение на их абстрактные стихии должно исходить от привходящих извне условий и возбуждений к деятельности. Но так как и оба существенных момента процесса – с одной стороны, нейтрализация, а, с другой – отделение и редукция, – связаны одним и тем же процессом, а соединение и ослабление напряженных крайних членов есть также и разделение на таковые, то эти моменты в силу внешней проявленности, еще лежащей в основании, составляют две разные стороны; крайние члены, выделяемые в этом же процессе, – это не те объекты или материи, которые соединяются в нем; поскольку первые выходят из этого процесса вновь различенными, они должны обращаться вовне; их новая нейтрализация есть другой процесс, нежели та нейтрализация, которая имела место в первом процессе.
Но эти разные процессы, оказавшиеся необходимыми, составляют столько же ступеней, проходя через которые снимаются внешняя проявленность и обусловленность, вследствие чего понятие выступает как определенная в себе и для себя и не обусловленная внешней проявленностью целокупность. В первом процессе перестают внешне проявляться составляющие всю реальность, различенные друг от друга крайние члены, иначе говоря, снимается разность между в себе сущим определенным понятием и его налично сущей определенностью. Во втором процессе перестает внешне проявляться реальное единство, снимается соединение как чисто нейтральное.
Говоря точнее, формальная деятельность снимает себя сначала в столь же формальных [химических] основаниях или неразличенных определенностях, внутреннее понятие которых есть теперь возвратившаяся в себя, абсолютная деятельность как реализующаяся в самой себе, т. е. как деятельность, полагающая внутри себя определенные различия и конституирующаяся как реальное единство благодаря этому опосредствованию, – опосредствованию, которое, стало быть, есть собственное опосредствование понятия, его самоопределение и которое касательно рефлектированности понятия в себя из этого опосредствования есть имманентное предполагание. Третье умозаключение, которое, с одной стороны, есть восстановление предшествующих процессов, снимает, с другой стороны, еще и последний момент безразличных [химических] оснований, – снимает совершенно абстрактную внешнюю непосредственность, которая таким образом становится собственным моментом опосредствования понятия самим собой. Понятие, которое тем самым сняло все моменты своего объективного наличного бытия как внешние и которым они положены в его простое единство, благодаря этому полностью освободилось от объективной внешности, с которой оно уже соотносится лишь как с несущественной реальностью; это объективное свободное понятие есть цель.