Суждение – это определенность понятия, положенная в самом понятии. Определения понятия или определенные понятия (это, как оказалось, одно и то же) отдельно уже были рассмотрены; однако это рассмотрение было в большей степени субъективной рефлексией или субъективной абстракцией. Но понятие само есть это абстрагирование; противопоставление его определений друг другу – это акт его собственного определения. Суждение есть это полагание определенных понятий самим же понятием.
Акт суждения есть поэтому другая функция, чем постижение в понятии (или, вернее, другая функция понятия), поскольку он есть акт определения понятия самим собой, и дальнейший переход суждения к разным видам суждения есть это дальнейшее определение понятия. Какие имеются определенные понятия и каким образом эти его определения вытекают с необходимостью – это должно обнаружиться в суждении.
Поэтому суждение может быть названо ближайшей реализацией понятия, поскольку реальность вообще означает вступление в наличное бытие как в определенное бытие. При ближайшем рассмотрении природа этой реализации оказалась такой, что, во-первых, моменты понятия благодаря его рефлексии-в-себя или его единичности суть самостоятельные целокупности, но, во-вторых, единство понятия дано как их соотношение. Рефлектированные в себя определения – это определенные целокупности и по существу своему в безразличном, ни с чем другим не соотносящемся пребывании, и через опосредствование друг другом. Сам акт определения есть целокупность, лишь поскольку он содержит эти целокупности и их соотношение. Эта целокупность и есть суждение. – Оно, следовательно, содержит, во-первых, две самостоятельные [стороны], которые называют субъектом и предикатом. Что такое каждый из них, этого пока что нельзя, собственно говоря, сказать; они еще неопределенны, ведь только суждение должно их определить. Так как суждение есть понятие как определенное понятие, то имеется лишь в общем виде то различие между ними, что суждение содержит определенное понятие в противоположность еще неопределенному понятию. Следовательно, субъект и противоположность предикату можно принять прежде всего за единичное в противоположность всеобщему, или же за особенное в противоположность всеобщему, или за единичное в противоположность особенному, поскольку они вообще противостоят друг другу лишь как более определенное и более общее.
Поэтому для обозначения определений суждения подобает и нужно пользоваться этими названиями – субъект и предикат. В качестве названий они нечто неопределенное, чтó еще только должно получить свое определение, и поэтому они не более как названия. Сами определения понятия нельзя было бы применять для [обозначения] этих двух сторон суждения отчасти по этой причине, отчасти же и еще в большей мере потому, что по своей природе определение понятия не должно быть чем-то абстрактным и неподвижным, а должно иметь свое противоположное определение внутри себя и полагать его в себе; так как стороны суждения – сами понятия, следовательно, суть целокупность его определений, то они должны пройти и выявить в себе самих (в абстрактной ли или конкретной форме) все эти определения. А для того чтобы при таком изменении их определения можно было все же фиксировать стороны суждения в общем виде, лучше всего пользоваться названиями, сохраняющими в этом изменении постоянство. – Но название противостоит сути дела или понятию; это различение имеет место в самом суждении как таковом. Так как субъект выражает вообще определенное и потому большей частью непосредственно сущее, а предикат – всеобщее, сущность или понятие, то субъект как таковой есть, во-первых, лишь некоторого роди название; ведь то, чтó он есть, выражает лишь предикат, содержащий бытие в смысле понятия. «Что есть это» или «что это есть за растение?» и т. д. Под бытием, о котором [здесь] спрашивают, часто понимают лишь название, и, узнав это название, считают себя удовлетворенными и уже знают, что такое есть эта вещь (die Sache). Это – бытие в смысле субъекта. Но понятие или по крайней мере сущность и всеобщее вообще дается лишь предикатом, и о нем ставится вопрос в суждении (im Sinne des Urteils). – Бог, дух, природа – или что бы там ни было – в качестве субъекта суждения суть поэтому еще только названия; чтó есть такого рода субъект по понятию, – на это отвечает лишь предикат. Если ищут, какой предикат присущ такому субъекту, то в основании суждения об этом должно было бы уже лежать какое-то понятие; но понятие высказывается лишь самим предикатом. Поэтому предполагаемое значение субъекта есть, собственно, только представление, которое приводит к объяснению имен, причем то, чтó разумеют или не разумеют под тем или иным названием, есть нечто случайное и исторический факт. Поэтому столь многочисленные споры о том, присущ или нет данному субъекту тот или иной предикат, – это не более как споры о словах, ибо они исходят из указанной формы; лежащее в основании (subjectum, hypokeimenon) есть еще не более как название.
Теперь нам нужно рассмотреть подробнее, как, во-вторых, определено соотношение субъекта и предиката в суждении и как прежде всего именно этим определены они сами. Суждение имеет вообще своими сторонами целокупности, которые даны прежде всего как по существу своему самостоятельные. Поэтому единство понятия есть еще только некоторое соотношение самостоятельных [моментов], еще не конкретное, возвратившееся из этой реальности в себя, наполненное единство, а такое единство, вне которого они пребывают как не снятые в нем крайние члены. – Рассмотрение суждения может исходить либо из первоначального единства понятия, либо из самостоятельности крайних членов. Суждение есть расщепление понятия самим понятием; это единство есть поэтому то, на основании чего рассматривается суждение в соответствии с его истинной объективностью. Суждение есть в этом смысле первоначальное разделение (Teilung) первоначально единого. Слово Urteil [суждение] указывает тем самым на то, чтó суждение есть в себе и для себя. Но что понятие дано в суждении как явление, поскольку его моменты достигли в суждении самостоятельности, – этой внешней стороны больше придерживается представление.
Согласно этому субъективному способу рассмотрения субъект и предикат рассматриваются поэтому каждый вне другого как нечто само по себе готовое: субъект – как предмет, который существовал бы и в том случае, если бы у него не было данного предиката, а предикат – как всеобщее определение, которое имелось бы и в том случае, если бы оно не было присуще этому субъекту. С актом суждения, стало быть, связано размышление о том, можно ли и дóлжно ли тот или иной имеющийся в голове предикат приписывать предмету, который существует вне ее, сам по себе; сам акт суждения состоит в том, что лишь посредством него предикат связывается с субъектом, так что, если бы не было этой связи, то субъект и предикат оставались бы, каждый сам по себе, тем, чтó они есть: первый – существующим предметом, а второй – представлением в голове. – Но предикат, приписываемый субъекту, должен быть также и присущ ему, т. е. должен быть в себе и для себя тождествен с ним. Этим значением приписывания субъективный смысл акта суждения и безразличное внешнее пребывание субъекта и предиката вновь снимаются; «это действие есть хорошее»; связка «есть» указывает на то, что предикат принадлежит к бытию субъекта, а не приводится лишь во внешнюю связь с ним. В грамматическом смысле это субъективное отношение, при котором исходят из безразличной, внешней связи (Äusserlichkeit) субъекта и предиката, полностью сохраняет свою силу; ведь здесь внешне связывается не что иное, как слова. – По этому поводу можно также заметить, что хотя предложение и имеет субъект и предикат в грамматическом смысле, но это еще не значит, что оно обязательно есть суждение. Для суждения требуется, чтобы предикат находился к субъекту в отношении определений понятия, следовательно, как некоторое всеобщее к некоторому особенному или единичному. Если то, чтó высказывается о единичном субъекте, само лишь нечто единичное, то это простое предложение. Например, «Аристотель умер на 73-м году своей жизни, в 4-м году 115-й Олимпиады» – есть простое предложение, а не суждение. В нем было бы нечто от суждения только в том случае, если бы одно из обстоятельств – время ли смерти или возраст этого философа – подвергалось сомнению, но по какой-то причине отстаивались бы приведенные цифры. Ибо в таком случае их брали бы как нечто всеобщее, как существующее и без указанного определенного содержания – смерти Аристотеля, как наполненное другим [содержанием] или же как пустое время. Подобным же образом известие «мой друг N умер» есть предложение; оно было бы суждением лишь в том случае, если бы возник вопрос, действительная ли это смерть или лишь мнимая.
Если суждение обычно объясняется так, что оно есть соединение двух понятий, то для внешней связки можно, пожалуй, сохранить неопределенное выражение «соединение» и признать, далее, что соединяемые члены по крайней мере должны быть понятиями. Но вообще это объяснение в высшей степени поверхностно, и дело не только в том, что, например, в дизъюнктивном суждении соединено более двух так называемых понятий, а скорее в том, что объяснение значительно лучше, чем то, чтó подлежит объяснению; ведь то, чтó [здесь] имеется в виду, вообще не есть понятия и едва ли даже определения понятия, а в сущности говоря лишь определения представления. При рассмотрении понятия вообще и определенного понятия было уже отмечено, что то, чему обычно дается это название, никоим образом не заслуживает названия понятия; а если так, то откуда же в суждении могут взяться понятия? – Главное в указанном объяснении – это то, что оно упускает из виду самое суть суждения, а именно различие его определений, и еще в меньшей степени оно принимает во внимание отношение суждения к понятию.
Что касается дальнейшего определения субъекта и предиката, то уже было указано, что они, собственно говоря, должны получить свое определение именно лишь в суждении. Поскольку суждение есть положенная определенность понятия, указанные различия ей присущи непосредственно и абстрактно как единичность и всеобщность. – Поскольку же суждение есть вообще наличное бытие или инобытие понятия, еще не возвратившегося к тому единству, благодаря которому оно дано как понятие, [здесь] выступает и чуждая понятия определенность – противоположность бытия и рефлексии или в-себе-бытия. Но так как понятие составляет существенное основание суждения, то указанные определения по крайней мере столь безразличны, что, поскольку одно из них присуще субъекту, а другое – предикату, имеет место и обратное отношение. Субъект как единичное являет себя прежде всего как сущее или для-себя-сущее согласно определенной определенности единичного, – как действительный предмет, хотя бы он и был лишь предметом в представлении, – как, например, храбрость, право, соответствие и т. п. – предмет, о котором судят; напротив, предикат как всеобщее являет себя как эта рефлексия о предмете [суждения] или же, вернее, как его рефлексия-в-самое-себя, выходящая за пределы указанной непосредственности и снимающая определенности просто как сущие, – [предикат являет себя] как его в-себе-бытие. – Поэтому исходят из единичного как первого, непосредственного и возводят его через суждение во всеобщность, равно как и наоборот – всеобщее, сущее лишь в себе, нисходит в единичном до наличного бытия или становится чем-то для-себя-сущим.
Это значение суждения следует принять за его объективный смысл и притом как истинное значение ранее рассмотренных форм перехода. Сущее становится и изменяется, конечное исчезает в бесконечном; существующее возникает из своего основания, вступает в явление и погружается в основание; акциденция обнаруживает богатство субстанции, равно как и ее силу; в бытии необходимое отношение выявляет себя через переход в другое, в сущности – через отражение в чем-то ином. Этот переход и это отражение перешли теперь в первоначальное разделение понятия, возвращающего единичное во в-себе-бытие своей всеобщности, тем самым определяющего всеобщее и как действительное. То и другое – полагание единичности в ее рефлексию-в-себя и полагание всеобщего как определенного – это одно и то же.
Но это объективное значение подразумевает и то, что указанные различия, вновь выступая в определенности понятия, в то же время положены лишь как являющиеся, т. е. что они не неподвижное, а присущи как одному определению понятия, так и другому. Поэтому следует принять субъект и за в-себе-бытие, а предикат, напротив, за наличное бытие. Субъект без предиката – это то же, чтó в явлении вещь без свойств, вещь-в-себе, – пустое неопределенное основание; как такой, субъект есть понятие внутри самого себя, которое становится различенным и определенным лишь в предикате; предикат, стало быть, составляет сторону наличного бытия субъекта. Благодаря этой определенной всеобщности субъект находится в соотношении с внешним, открыт для воздействия других вещей и в силу этого вступает в действие, направленное на них. То, чтó налично, из своего внутри-себя-бытия вступает во всеобщую стихию связи и отношений, в отрицательные отношения и перемены действительности, а это есть продолжение единичного в других [единичных] и потому всеобщность.
Только что указанное тождество, состоящее в том, что определение субъекта в одинаковой мере присуще и предикату, и наоборот, имеет место, однако, не только в наших рассуждениях; оно не только имеется в себе, но и положено в суждении; ведь суждение есть соотношение обоих; связка выражает собой то, что субъект есть предикат. Субъект есть определенная определенность, а предикат есть эта его положенная определенность; субъект определен только в своем предикате, иначе говоря, только в нем он субъект; в предикате он возвращен в себя и есть в нем всеобщее. – Но поскольку субъект самостоятелен, указанному тождеству свойственно такое отношение, что сам по себе предикат не наличествует самостоятельно, а наличествует лишь в субъекте; он присущ субъекту. Поскольку предикат тем самым отличают от субъекта, он есть лишь некоторая порозненная (vereinzelte) определенность субъекта, лишь одно из его свойств; сам же субъект есть конкретное, целокупность многообразных определенностей, из которых предикат содержит [лишь] одну; субъект есть всеобщее. – Но с другой стороны, и предикат есть самостоятельная всеобщность, а субъект, наоборот, лишь одно из его определений. Под предикат, стало быть, подводится (subsumiert) субъект; единичность и особенность не самодовлеющи, а имеют свою сущность и свою субстанцию во всеобщем. Предикат выражает субъект в его понятии; единичное и особенное суть в нем случайные определения; он их абсолютная возможность. Если при таком подведении думают о внешнем соотношении субъекта и предиката и представляют себе субъект как нечто самостоятельное, то подведение относится к упомянутому выше субъективному акту суждения, в котором исходят из самостоятельности их обоих. В этом случае подведение есть лишь применение всеобщего к особенному или единичному, которое ставится под всеобщим на основании неопределенного представления как нечто количественно меньшее.
Если до этого тождество субъекта и предиката рассматривалось так, что, с одной стороны, первому присуще одно определение понятия, а второму – другое, с другой же – наоборот, то это тождество тем самым все еще лишь в-себе-сущее тождество; ввиду самостоятельной разности этих двух сторон суждения их положенное соотношение также имеет указанные две стороны, прежде всего как разные. Но истинное соотношение субъекта с предикатом образуется, собственно говоря, свободным от различия тождеством. Определение понятия само есть по существу своему соотношение, ибо оно нечто всеобщее; следовательно, теми же определениями, которыми обладают субъект и предикат, обладает также и само их соотношение. Оно всеобще, так как оно положительное тождество обоих, субъекта и предиката; но оно также и определенное, так как определенность предиката есть определенность субъекта; оно, далее, есть также единичное, ибо самостоятельные крайние члены сняты в нем как в своем отрицательном единстве. – Но в суждении это тождество еще не положено; связка дана как еще неопределенное отношение бытия вообще; А есть В; ибо самостоятельность определенностей понятия или крайних членов – вот в суждении та реальность, которую имеет в нем понятие. Если бы связка «есть» была уже положена как указанное определенное и наполненное единство субъекта и предиката, как его понятие, то суждение было бы уже умозаключением.
Восстановление или, вернее, полагание этого тождества понятия есть цель движения суждения. Чтó уже имеется налицо в суждении – это, с одной стороны, самостоятельность, но в то же время и определенность субъекта и предиката по отношению друг к другу, с другой – их тем не менее абстрактное соотношение. Субъект есть предикат – вот это-то и высказывается в суждении; но так как предикат не должен быть тем, чтó есть субъект, то налицо противоречие, которое должно быть разрешено, должно перейти в некий результат. Но вернее будет сказать, что так как в себе и для себя субъект и предикат составляют целокупность понятия, а суждение есть реальность понятия, то дальнейшее движение суждения есть лишь развитие; в нем уже имеется то, чтó в нем проступает, и доказательство (Demonstration) есть поэтому лишь показывание (Monstration), рефлексия как полагание того, чтó в крайних членах суждения уже имеется налицо; но и само это полагание уже имеется налицо; оно соотношение крайних членов.
Суждение, каково оно непосредственно, есть, во-первых, суждение наличного бытия; его субъект есть непосредственно абстрактное, сущее единичное, а предикат – его непосредственная определенность или свойство, нечто абстрактно всеобщее.
Так как это качественное в субъекте и предикате снимает себя, то определение одного прежде всего отражается в другом; в этом случае суждение есть, во-вторых, суждение рефлексии.
Но это скорее внешнее совпадение переходит в существенное тождество субстанциальной, необходимой связи; в этом случае суждение есть, в-третьих, суждение необходимости.
В-четвертых, так как в этом существенном тождестве различие между субъектом и предикатом стало формой, то суждение становится субъективным; оно содержит противоположность понятия и его реальности и их сравнение; оно суждение понятия.
Это проступание (Hervortreten) понятия есть основа перехода суждения в умозаключение.
В субъективном суждении хотят видеть один и тот же предмет двояким образом: во-первых, в его единичной действительности и, во-вторых, в его существенном тождестве или в его понятии; [хотят видеть] единичное, возведенное в свою всеобщность, или, что то же самое, всеобщее, приобретшее свою действительность в разрозненности. Суждение есть таким образом истина, ибо оно есть согласие понятия и реальности. Но не таково суждение сначала; ибо сначала оно непосредственно, так как в нем еще не оказалось никакой рефлексии и никакого движения определений. Эта непосредственность делает первое суждение суждением наличного бытия, которое можно назвать также качественным суждением, однако лишь постольку, поскольку качество не только присуще определенности бытия, но и включает в себя абстрактную всеобщность, которая также имеет из-за своей простоты форму непосредственности.
Суждение наличного бытия есть равным образом суждение присущности; так как непосредственность есть его определение, а в различии между субъектом и предикатом субъект есть непосредственное и тем самым первое и существенное в этом суждении, то предикат имеет форму чего-то несамостоятельного, имеющего свою основу в субъекте.
1. Субъект и предикат, как было указано, суть прежде всего названия, приобретающие свое действительное определение лишь в ходе суждения. Но как стороны суждения, которое есть положенное определенное понятие, они имеют определение моментов понятия, однако в силу непосредственности это определение еще совсем простое, с одной стороны, не обогащенное опосредствованием, с другой – прежде всего в соответствии с абстрактной противоположностью – в виде абстрактной единичности и всеобщности. – Предикат (начнем с него) есть абстрактное всеобщее; но так как абстрактное обусловлено опосредствованием снятия единичного или особенного, то это опосредствование есть тем самым лишь предпосылка. В сфере понятия не может быть иной непосредственности, кроме такой, которая в себе и для себя содержит опосредствование и возникла лишь через его снятие, т. е. кроме всеобщей непосредственности. Таким образом, и само качественное бытие есть в своем понятии нечто всеобщее; но как бытие непосредственность еще так не положена; лишь как всеобщность она такое определение понятия, в котором положено, что ему по существу присуща отрицательность. Это отношение имеется в суждении, где оно есть предикат некоторого субъекта. – И точно так же субъект есть нечто абстрактно единичное, иначе говоря, такое непосредственное, которое должно быть дано именно как непосредственное; поэтому субъект должен быть единичным как некоторым нечто вообще. Тем самым субъект составляет в суждении ту абстрактную сторону, с которой понятие перешло в нем во внешнее. Как определены оба определения понятия, точно так же определено и их соотношение – «есть», связка; оно равным образом может иметь значение лишь непосредственного, абстрактного бытия. От этого соотношения, не содержащего еще никакого опосредствования или отрицания, это суждение получает название положительного.
2. Поэтому чистым выражением положительного суждения служит прежде всего предложение: «Единичное всеобще».
Это выражение не следует понимать как «А есть В»; ибо А и В – это совершенно бесформенные и потому лишенные значения названия; суждение же вообще, и потому уже само суждение наличного бытия, имеет своими крайними членами определения понятия. «А есть В» может представлять как любое простое предложение, так и суждение. Но в каждом суждении, даже более богато определенном по своей форме, утверждается предложение следующего определенного содержания: «Единичное всеобще», а именно поскольку всякое суждение есть также абстрактное суждение вообще. Об отрицательном суждении и о том, в какой мере и оно может быть высказано посредством этого выражения, будет сейчас идти речь. – Если же обычно не думают о том, что каждым, прежде всего хотя бы положительным суждением высказывается утверждение, что единичное есть всеобщее, то это происходит потому, что, с одной стороны, упускается из виду та определенная форма, которой субъект отличается от предиката, – так как полагают, что суждение есть просто-напросто соотношение двух понятий, – с другой, быть может, потому, что перед сознанием предстает другое содержание суждения: «Кай учен» или «роза красна», и сознание, занятое представлением о Кае и т. п., не размышляет о форме, хотя по крайней мере такое содержание, как логический Кай, который обычно должен служить примером, есть весьма мало интересное содержание и скорее именно для того и выбирают это лишенное интереса содержание, чтобы оно не отвлекало внимания от формы.
По объективному своему значению предложение: «Единичное всеобще», как мы при случае упомянули выше, выражает, с одной стороны, преходящий характер единичных вещей, с другой – их положительное наличие в понятии вообще. Само понятие бессмертно, но то, чтó выступает из него при его разделении, подвержено изменению и возвращению в его всеобщую природу. Но, наоборот, всеобщее сообщает себе наличное бытие. Подобно тому как сущность переходит (herausgeht) в своих определениях в видимость, основание – в явление существования, субстанция – в проявление, в свои акциденции, так всеобщее раскрывается (entschliesst), чтобы стать единичным; суждение есть это его раскрытие (Aufschluss), развитие той отрицательности, которая оно уже есть в себе. – Это раскрытие находит свое выражение в обратном предложении: «Всеобщее единично», – предложении, которое также высказывается в положительном суждении. Субъект, прежде всего непосредственно единичное, соотнесен в самом суждении со своим иным, а именно со всеобщим; он, стало быть, положен как конкретное, а по своему бытию – как некоторое нечто со многими качествами, или как конкретное рефлексии, как вещь со многообразными свойствами, как нечто действительное со многообразными возможностями, как субстанция с многообразными акциденциями. Так как это многообразное принадлежит здесь субъекту суждения, то нечто или вещь и т. п. в своих качествах, свойствах или акциденциях рефлектированы в себя, иначе говоря, непрерывно продолжаются в них, сохраняют себя в них, а также их в себе. Положенность или определенность принадлежит к в-себе-и-для-себя-бытию. Поэтому субъект в самом себе есть всеобщее. – Предикат же, как эта не реальная или не конкретная, а абстрактная всеобщность, есть в противоположность субъекту определенность и содержит лишь один момент его целокупности, исключая другие. В силу этой отрицательности, которая как крайний член суждения в то же время соотносится с собой, предикат есть нечто абстрактно единичное. – Например, в предложении: «Роза благоуханна» предикат выражает лишь одно из многих свойств розы; он отъединяет это свойство, которое в субъекте сращено с другими, подобно тому как при разложении вещи присущие ей многообразные свойства отъединяются, становясь самостоятельными материями. Поэтому предложение, содержащееся в суждении, гласит с этой [своей] стороны так: «Всеобщее единично».
Сопоставив в суждении это взаимное определение субъекта и предиката, мы получим, стало быть, двоякий результат: 1. Субъект, правда, непосредственно дан как сущее или единичное, а предикат – как всеобщее. Но так как суждение есть их соотношение, а субъект определен через предикат как всеобщее, то субъект есть всеобщее. 2. Предикат определен в субъекте, ибо он не определение вообще, а определение субъекта: «роза благоуханна» – это благоухание есть не какое-то неопределенное благоухание, а благоухание розы; предикат, стало быть, есть нечто единичное. – А так как субъект и предикат находятся между собой в отношении суждения, то они должны по определениям [своих] понятий оставаться противоположными, подобно тому как во взаимодействии причинности, прежде чем оно достигает своей истины, обе стороны должны, несмотря на равенство своего определения, все еще оставаться самостоятельными и противоположными. Поэтому если субъект определен как всеобщее, то предикат следует брать не в его определении всеобщности (ведь иначе не было бы никакого суждения), а лишь в его определении единичности; и равным образом, поскольку субъект определен как единичное, следует брать предикат как всеобщее. – Если иметь в виду лишь указанное тождество, то получаются следующие два тождественных предложения:
«Единичное есть единичное»,
«Всеобщее есть всеобщее», – предложения, в которых определения суждения совершенно выпадали бы друг из друга и выражалось бы лишь их соотношение с собой, а их соотношение друг с другом разрушалось бы и тем самым упразднялось бы (aufgehoben wäre) суждение. – Из указанных двух предложений одно – «Всеобщее единично» – выражает суждение по его содержанию, которое в предикате есть порозненное определение, а в субъекте – целокупность определений; другое же предложение – «Единичное всеобще» – выражает форму, которая непосредственно указана самим предложением. В непосредственном положительном суждении крайние члены еще просты; поэтому форма и содержание еще соединены. Иначе говоря, оно не состоит из двух предложений; получающееся в нем двоякое соотношение образует собой непосредственно одно положительное суждение. Ибо его крайние члены а) даны как самостоятельные, абстрактные определения суждения и b) каждая из сторон определяется другой через посредство соотносящей их связки. В себе же, как выяснилось, различие между формой и содержанием в нем имеется именно в силу этого; и притом то, чтó содержится в первом предложении («единичное всеобще»), принадлежит к форме, так как это предложение выражает непосредственную определенность суждения. Напротив, отношение, выражаемое вторым предложением («всеобщее единично»), иначе говоря, то, что субъект определен как всеобщее, а предикат как особенное или единичное, касается содержания, так как его определения возникают лишь через рефлексию-в-себя, вследствие чего непосредственные определенности снимаются и тем самым форма превращает себя в возвращающееся в себя тождество, удерживающееся вопреки различию формы, [т. е. форма превращает себя] в содержание.
3. Если оба предложения – формы и содержания:
(субъект) (предикат)
Единичное всеобще
Всеобщее единично, –
ввиду того что они содержатся в одном положительном суждении, были бы соединены так, что тем самым оба, и субъект и предикат, оказались бы определенными как единство единичности и всеобщности, то оба они были бы особенным (das Besondere), чтó в себе должно быть признано их внутренним определением. Однако, с одной стороны, это соединение было бы осуществлено лишь через некоторую внешнюю рефлексию, с другой – предложение, которое вытекало бы отсюда: «Особенное есть особенное» – было бы уже не суждением, а пустым предложением тождества, подобно рассмотренным выше предложениям: «Единичное единично» и «Всеобщее всеобще». – Единичность и всеобщность не могут еще быть объединены в особенность, так как в положительном суждении они еще положены как непосредственные. – Иначе говоря, суждение следует еще различать по своей форме и по своему содержанию, потому что именно субъект и предикат еще различены как непосредственность и опосредствованное или потому что суждение по своему отношению есть и то и другое: самостоятельность соотносящихся [сторон] и их взаимное определение или опосредствование.
Итак, суждение, рассматриваемое, во-первых, по своей форме, гласит:
«Единичное всеобще». Но вернее будет сказать, что такое непосредственное единичное не всеобще; его предикат имеет больший объем и, следовательно, оно ему не соответствует. Субъект есть нечто непосредственно для себя сущее и потому противоположность той абстракции – положенной опосредствованием всеобщности, которая должна была быть высказана о нем.