Исчисление Плукэ{95} применило, без сомнения, самый последовательный прием, с помощью которого отношение умозаключения поддается вычислению. Это исчисление основано на том, что в суждении абстрагируются от различия отношений, [т. е.] от различия между единичностью, особенностью и всеобщностью, и фиксируют абстрактное тождество субъекта и предиката, в силу чего между ними устанавливается математическое равенство – соотношение, которое превращает акт умозаключения в совершенно бессодержательное и тавтологическое образование предложений. – В предложении «роза красна» предикат, согласно этому учению, означает не красный цвет вообще, а лишь определенный красный цвет розы; в предложении «все христиане люди» предикат должен означать лишь тех людей, которые суть христиане; из него и из предложения «евреи не христиане» следует заключение, которое не расположило к этому силлогистическому исчислению Мендельсона{96}: «Следовательно, евреи не люди» (именно не те люди, которые суть христиане). – Плукэ считает, что его изобретение приносит следующую пользу: posse etiam rüdes mechanice totam logicam doceri, uti pueri arithmeticam docentur, ita quidem, ut nulla formidine in ratiociniis suis errandi torqueri, vel fallaciis circumveniri possint, si in calculo non errant{97}. – Это указание, что невежд можно с помощью исчисления механически научить всей логике, есть худшее из того, чтó можно сказать о каком-либо изобретении, касающемся изложения логической науки.
Движение качественного умозаключения сняло абстрактность его определений; тем самым термин положен собой как такой определенностью, сквозь которую просвечивает и другая определенность. Кроме абстрактных терминов в умозаключении имеется также их соотношение, и в заключении оно положено как опосредствованное и необходимое; поэтому каждая определенность положена поистине не как отдельная определенность сама по себе, а как соотношение других определенностей, как конкретная определенность.
Серединой была абстрактная особенность, сама по себе простая определенность, и была ею лишь внешне и по отношению к самостоятельным крайним [определениям]. Теперь же середина положена как целокупность определений; как такая она положенное единство крайних [определений]; но прежде всего это единство охватывающей их рефлексии; это такой охват, который, будучи первым снятием непосредственности и первым соотнесением определений, еще не есть абсолютное тождество понятия.
Крайние определения суть определения суждения рефлексии: единичность в собственном смысле и всеобщность как определение отношения, иначе говоря, рефлексия, охватывающая многообразное. Но единичный субъект, как было показано при рассмотрении суждения рефлексии, содержит кроме принадлежащей к форме простой единичности также определенность как всеобщность, всецело рефлектированную в себя, как предположенный, т. е. здесь еще непосредственно принятый, род.
Из этой определенности крайних членов, которая получается в ходе развития определения суждения, вытекает ближайшее содержание среднего члена, который важнее всего в умозаключении, так как он отличает умозаключение от суждения. Средний член содержит 1) единичность, 2) но расширенную до всеобщности, в качестве всех [единичностей], и 3) лежащую в основании всеобщность, всецело соединяющую собой единичность и абстрактную всеобщность, – род. – Лишь таким образом умозаключение рефлексии приобретает собственную определенность формы, так как средний член положен как целокупность определений; непосредственное умозаключение есть по сравнению с умозаключением рефлексии неопределенное умозаключение, так как средний член [в нем] есть еще только абстрактная особенность, в которой моменты его понятия еще не положены. – Это первое умозаключение рефлексии можно назвать умозаключением общности (der Allheit).
1. Умозаключение общности есть совершенное рассудочное умозаключение, но не более того. Что средний член не есть в нем абстрактная особенность, а развит в своих моментах и потому конкретен – это, правда, существенно необходимо для понятия, однако форма общности объемлет единичное во всеобщности вначале лишь внешне, и, наоборот, во всеобщности она сохраняет единичное все еще как нечто непосредственно существующее само по себе. Отрицание непосредственности определений, которое было результатом умозаключения наличного бытия, есть лишь первое отрицание, еще не отрицание отрицания или абсолютная рефлексия в себя. Поэтому в основании указанной всеобщности рефлексии, охватывающей отдельные определения, еще лежат эти определения, иначе говоря, общность еще не есть всеобщность понятия, а есть внешняя всеобщность рефлексии.
Умозаключение наличного бытия было потому случайно, что его средний термин как единичная определенность конкретного субъекта допускает неопределенное множество других такого же рода средних терминов, и тем самым субъект мог быть связан с неопределимым множеством других, и даже с противоположными предикатами. Но так как теперь средний член содержит единичность и в силу этого сам конкретен, то он может связывать с субъектом лишь такой предикат, который присущ субъекту как конкретному. – Если, например, от среднего термина «зеленый» нужно было бы заключить, что картина приятна, так как зеленое приятно для глаз, или что стихотворение, здание и т. д. прекрасны, так как они обладают правильностью, то, несмотря на это, картина и т. д. могут быть отвратительны из-за других определений, от которых можно было бы заключать к предикату «отвратительный». Когда же средний термин имеет определение общности, он содержит зеленое и правильность как нечто конкретное, которое именно поэтому не есть абстракция чего-то только зеленого, только правильного и т. д.; с этим конкретным можно соединить лишь такие предикаты, которые согласуются с целокупностью конкретного. – В суждении «зеленое или правильное приятно» субъект есть лишь абстракция зеленого или правильности; в предложении же «все зеленое или все правильное приятно» субъектом служат все действительные конкретные предметы, которые зелены или правильны и которые, следовательно, берутся как конкретные со всеми своими свойствами, какими они обладают еще помимо зеленого цвета или правильности.
2. Но это рефлективное совершенство умозаключения делает его именно поэтому лишь иллюзией. Средний термин имеет определенность: «все»; этим «всем» непосредственно принадлежит в большей посылке предикат, который связывают с субъектом. Но «все» – это все единичные; следовательно, в большей посылке единичный субъект уже непосредственно имеет указанный предикат, а не приобретает его единственно лишь через умозаключение. – Иначе говоря, субъект получает через заключение предикат как следствие; но в бóльшей посылке уже содержится это заключение; стало быть, бóльшая посылка правильна не сама по себе, иначе говоря, она не непосредственное, предположенное суждение, а сама уже предполагает заключение, основанием которого она должна была быть.
В излюбленном совершенном умозаключении
Все люди смертны,
Кай – человек,
Следовательно, Кай смертен
бóльшая посылка правильна лишь потому и постольку, поскольку правильно заключение. Если бы Кай случайно не был смертен, то бóльшая посылка была бы неправильна. Предложение, которому следовало бы быть заключением, должно быть правильным уже непосредственно само по себе, иначе бóльшая посылка не могла бы охватить всех единичных; прежде чем бóльшая посылка может быть признана правильной, возникает предварительно вопрос, не есть ли само это заключение опровержение ее.
3. При рассмотрении умозаключения наличного бытия из понятия умозаключения следовало, что посылки как непосредственные противоречат заключению, а именно опосредствованию, которое требуется понятием умозаключения, и что поэтому первое умозаключение предполагает другие и, наоборот, эти другие предполагают первое. В умозаключении рефлексии это положено в нем самом, а именно что бóльшая посылка предполагает свое заключение, так как в ней содержится то соединение единичного с предикатом, единственно которое и должно быть заключением.
Следовательно, то, чтó имеется [здесь] на самом деле, можно выразить прежде всего так: умозаключение рефлексии – это лишь внешняя пустая видимость акта умозаключения; стало быть, сущность этого умозаключения основывается на субъективной единичности; тем самым эта единичность образует собой середину и должна быть положена как таковая; она единичность, которая дана как таковая и обладает всеобщностью лишь внешне. Иначе говоря, при ближайшем рассмотрении содержания умозаключения рефлексии оказалось, что единичное находится в непосредственном, а не в выведенном соотношении со своим предикатом и что бóльшая посылка – соединение особенного со всеобщим или, точнее, формально всеобщего со всеобщим в себе – опосредствована соотношением единичности, которое имеется в указанном всеобщем, – единичности как общности. Но это есть индуктивное умозаключение.
1. Умозаключение общности подпадает под схему первой фигуры: Е – О – В, индуктивное умозаключение – под схему второй фигуры: В – Е – О, так как оно опять имеет серединой единичность, но не абстрактную единичность, а полную, т. е. положенную с противоположным ей определением, со всеобщностью. – Одно из крайних [определений] есть какой-то предикат, общий всем этим единичным; его соотношение с ними образует собой те непосредственные посылки, одна из которых должна была быть заключением в предшествующем умозаключении. – Другое крайнее [определение] может быть непосредственным родом, каков он в среднем члене предыдущего умозаключения или в субъекте универсального суждения, родом, который исчерпан совокупностью единичных или же видов среднего члена. Согласно этому, умозаключение имеет следующий вид:
е
В – е – О
е
е
и т. д. до бесконечности.
2. Вторая фигура формального умозаключения (В – Е – О) потому не соответствовала схеме [умозаключения], что в одной из посылок Е, образующее середину, не было таким, под которое подводятся [другие члены], т. е. не было предикатом. В индукции этот недостаток устраняется; середина здесь – «все единичные»; предложение В – E, которое содержит в качестве субъекта объективное всеобщее, или род, выделившийся в качестве крайнего [определения], имеет предикат по меньшей мере равного с субъектом объема и тем самым тождественный с ним для внешней рефлексии. Лев, слон и т. д. составляют род четвероногих животных; различие, состоящее в том, что одно и то же содержание в одном случае положено в единичности, а в другом – во всеобщности, есть тем самым совершенно безразличное определение формы, – безразличие, которое положено здесь равенством объема как результат формального умозаключения, положенный в рефлективном умозаключении.
Поэтому индукция – это не умозаключение простого восприятия или случайного наличного бытия, каким была соответствующая ему вторая фигура, а умозаключение опыта – субъективного соединения единичных в род и связывания рода с некоторой всеобщей определенностью, так как эта определенность встречается во всех единичных. Умозаключение это имеет и то объективное значение, что непосредственный род определяется целокупностью единичности как всеобщее свойство, имеет свое наличное бытие в некотором всеобщем отношении или признаке. – Однако объективное значение этого умозаключения, как и других, – это еще только его внутреннее понятие и здесь еще не положено.
3. Индукция – это скорее по существу своему еще субъективное умозаключение. Серединой [здесь] служат единичные в их непосредственности; соединение их через общность (Allheit) в род есть внешняя рефлексия. В силу данной непосредственности единичных и в силу вытекающей отсюда внешней проявленности всеобщность есть лишь полнота или, лучше сказать, остается некоторой задачей. – В ней поэтому опять появляется прогресс в дурную бесконечность; единичность должна быть положена как тождественная со всеобщностью, но так как единичные положены также как непосредственные, то указанное единство остается лишь постоянным долженствованием; оно единство равенства; долженствующие быть тождественными должны в то же время и не быть тождественными. Лишь продолженные до бесконечности а, b, с, d, с составляют род и дают законченный опыт. Индуктивное заключение остается поэтому проблематическим.
Но, выражая собой то обстоятельство, что восприятие, чтобы стать опытом, должно быть продолжено до бесконечности, индукция предполагает, что род связан со своей определенностью в себе и для себя. Индукция, собственно говоря, тем самым скорее предполагает свое заключение как нечто непосредственное, точно так же как умозаключение общности предполагает заключение для одной из своих посылок. – Опыт, основанный на индукции, считается достоверным, хотя восприятие, по общему признанию, не завершено; но полагать, что не может быть никакого случая, противоречащего этому опыту, можно, лишь поскольку этот опыт истинен в себе и для себя. Поэтому умозаключение через индукцию основывается, правда, на непосредственности, но не на той, на которой оно, как полагают, должно было бы основываться, т. е. не на сущей непосредственности единичности, а на в себе и для себя сущей непосредственности – на всеобщей непосредственности. – Основное определение индукции – быть умозаключением; если единичность берется как существенное определение среднего члена, а всеобщность лишь как его внешнее определение, то средний член распался бы на две несвязанные между собой части, и не получилось бы никакого умозаключения; внешними друг другу остаются скорее крайние члены. Единичность может быть средним членом только как непосредственно тождественная со всеобщностью. Такая всеобщность есть, собственно говоря, объективная всеобщность, род. – Это можно рассматривать и следующим образом: в определении единичности, лежащем в основании среднего члена индуктивного умозаключения, всеобщность внешняя, но существенная; такое внешнее есть столь же непосредственно своя противоположность, [т. е.] внутреннее. – Вот почему истина индуктивного умозаключения – это умозаключение, имеющее средним членом такую единичность, которая непосредственно в себе самой есть всеобщность; это – умозаключение аналогии.
1. Это умозаключение имеет своей абстрактной схемой третью фигуру непосредственного умозаключения: Е – В – О. Но его средний член – это уже не какое-то отдельное качество, а такая всеобщность, которая есть рефлексия-в-себя чего-то конкретного и, стало быть, его природа; и наоборот, так как средний член есть здесь всеобщность как всеобщность чего-то конкретного, то он в то же время в себе самом есть это конкретное. – Следовательно, здесь средний член – это нечто единичное, но в соответствии со своей всеобщей природой; далее, крайний член есть другое единичное, имеющее с первым единичным одну и ту же всеобщую природу. Например,
Земля имеет обитателей,
Луна есть некоторая земля,
Следовательно, луна имеет обитателей.
2. Аналогия тем поверхностнее, чем в большей мере то всеобщее, в котором оба единичных составляют одно и согласно которому одно [единичное] становится предикатом другого, есть только качество или – если брать качество субъективно тот или иной признак, когда тождество обоих принимается здесь просто за сходство. Но такого рода поверхностность, к которой форма рассудка или разума приводится тем, что ее низводят в сферу одного лишь представления, не должна была бы вообще иметь места в логике. – Не подобает также представлять бóльшую посылку этого умозаключения так, чтобы она гласила: «То, чтó сходно с каким-нибудь объектом в некоторых признаках, сходно с ним и в других признаках». В этом случае форма умозаключения выражена в виде некоторого содержания, а эмпирическое содержание, которое, собственно говоря, только и следует называть содержанием, целиком переносится в меньшую посылку. Подобным же образом вся форма, например первого умозаключения, тоже могла; бы быть выражена в виде его большей посылки: «Тому, чтó подведено под иное, которому присуще нечто третье, присуще также это третье; а так как…» и т. д. Однако в самом умозаключении дело идет не об эмпирическом содержании, и обращать его собственную форму в содержание большей посылки столь же маловажно, как если бы вместо этого взяли любое другое эмпирическое содержание. Но так как в умозаключении аналогии дело должно было идти не о том содержании, которое заключает в себе только отличительную форму умозаключения, то и в первом умозаключении точно так же дело идет не об этом содержании, т. е. не о том, чтó делает умозаключение умозаключением. – Дело всегда идет о форме умозаключения, все равно, имеет ли оно своим эмпирическим содержанием самое эту форму или что-то другое. Таким образом, умозаключение аналогии – это особая форма, и нет основания не считать его таковой лишь потому, что его форма может, дескать, быть сделана содержанием или материей большей посылки, а материи-де логика не касается. – В умозаключении аналогии, как и, пожалуй, в индуктивном умозаключении, на эту мысль может навести то, что в них средний, а также крайние члены более определенны, чем в чисто формальном умозаключении, и поэтому определение формы, так как оно уже не просто и не абстрактно, должно представляться также определением содержания. Но то обстоятельство, что форма определяет себя как содержание таким образом, есть, во-первых, необходимое развитие того, чтó относится к форме, и потому существенно касается природы умозаключения; но поэтому же, во-вторых, такое определение содержания нельзя считать таким же, как некоторое другое эмпирическое содержание; и абстрагироваться от него.
Если рассматривать форму умозаключения аналогии в такой формулировке его большей посылки: «Если два предмета сходятся в одном или в нескольких свойствах, то одному из них присуще еще и иное свойство, имеющееся у другого предмета», – то может показаться, что это умозаключение содержит четыре определения, quaternionem terminorum, – обстоятельство, которое затрудняло бы приведение аналогии к форме формального умозаключения. – В умозаключении аналогии [в этом случае] даны два единичных, в-третьих, одно свойство, непосредственно принимаемое за общее [обоим единичным], и, в-четвертых, другое свойство, которым одно единичное обладает непосредственно, а другое единичное приобретает его лишь через умозаключение. – Это происходит оттого, что, как оказалось, в умозаключении аналогии средний член положен как единичность, но непосредственно также как истинная всеобщность этой единичности. – В индукции кроме двух крайних членов средний член есть неопределимое множество единичных; в этом умозаключении можно было бы поэтому насчитать бесконечное множество терминов. – В умозаключении общности всеобщность среднего члена дана еще только как внешнее относящееся к форме определение общности; в умозаключении же аналогии она дана как существенная всеобщность. В приведенном выше примере средний термин «земля» берется как такое конкретное, которое по своей истине есть в такой же мере всеобщая природа (или род), как и нечто единичное.
С этой стороны quaternio terminorum не делало аналогию несовершенным умозаключением. Но она становится таковым вследствие этого учетверения с иной стороны: в самом деле, хотя один субъект имеет ту же всеобщую природу, чтó и другой, все же остается неопределенным, присуща ли одному субъекту в силу его природы или в силу его особенности та определенность, которая приписывается другому субъекту в заключении, например, имеет ли земля обитателей как небесное тело вообще или только как это особенное небесное тело. – Аналогия есть еще постольку умозаключение рефлексии, поскольку единичность и всеобщность соединены в его среднем члене непосредственно. В силу этой непосредственности рефлективное единство имеет здесь еще внешний характер; единичное есть род лишь в себе; оно не положено в той отрицательности, через которую его определенность была бы дана как собственная определенность рода. Поэтому предикат, присущий единичному в среднем члене, еще не обязательно есть и предикат другого единичного, хотя оба этих единичных принадлежат одному и тому же роду.
3. Е – О («луна имеет обитателей») есть заключение; но одна из посылок («земля имеет обитателей») – такое же Е – О; поскольку Е – О должно быть заключением, здесь содержится требование, чтобы и указанная посылка была заключением. Это умозаключение есть, стало быть, в самом себе постулирование самого себя вопреки содержащейся в нем непосредственности, иначе говоря, оно предполагает (setzt voraus) свое заключение. Одно умозаключение наличного бытия имеет свою предпосылку (Voraussetzung) в других умозаключениях наличного бытия; только что рассмотренные умозаключения имеют эту предпосылку включенной в себя, так как они умозаключения рефлексии. Так как, стало быть, умозаключение аналогии есть постулирование своего опосредствования вопреки той непосредственности, которой отягощено его опосредствование, то оно требует снятия именно момента единичности. Таким образом, на долю среднего члена остается объективное всеобщее – род, очищенный от непосредственности. – В умозаключении аналогии род был моментом среднего члена лишь как непосредственное предположение; так как само умозаключение требует снятая предположенной непосредственности, то отрицание единичности и тем самым всеобщее уже не непосредственное, а положенное. – Умозаключение рефлексии содержало лишь первое отрицание непосредственности; теперь произошло второе отрицание, и тем самым внешняя всеобщность рефлексии определена как в себе и для себя сущая. – Если рассматривать с положительной стороны, то заключение оказывается тождественным с посылкой, опосредствование – слившимся со своей предпосылкой, и, стало быть, получается такое тождество рефлективной всеобщности, благодаря которому она становится некоторой высшей всеобщностью.
Обозревая весь ход умозаключений рефлексии, мы находим, что опосредствование есть [здесь] вообще положенное или конкретное единство относящихся к форме определений крайних членов: рефлексия состоит в этом полагании одного определения в другом; опосредствует, таким образом, общность. Однако существенным основанием общности оказывается единичность, а всеобщность – лишь внешним в ней определением, полнотой. Но всеобщность существенна для единичного, раз оно должно быть связывающим средним членом; поэтому единичное следует считать в себе сущим всеобщим. Однако единичное соединено со всеобщностью не этим чисто положительным образом, а снято в ней и есть отрицательный момент; таким образом всеобщее, в себе и для себя сущее, есть положенный род, а единичное как непосредственное есть скорее внешняя проявленность рода, иначе говоря, крайний член. – Умозаключение рефлексии, вообще говоря, подпадает под схему О – Е – В, и единичное в нем, как таковое, есть еще существенное определение среднего члена; но так как [теперь] его непосредственность сняла себя и средний член определился как в себе и для себя сущая всеобщность, то умозаключение подпало под формальную схему Е – В – О, и умозаключение рефлексии перешло в умозаключение необходимости.
Опосредствующее определило себя теперь 1) как простую определенную всеобщность, подобно особенности в умозаключении наличного бытия, но 2) как объективную всеобщность, т. е. как всеобщность, содержащую всю определенность различенных крайних членов, подобно общности в умозаключении рефлексии; она наполненная, но простая всеобщность – всеобщая природа вещей, род.
Это умозаключение содержательно, потому что абстрактный средний термин умозаключения наличного бытия положен собой как определенное различие, каковым бывает средний термин умозаключения рефлексии, но это различие вновь рефлектировало себя в простое тождество. – Это умозаключение есть поэтому умозаключение необходимости, так как его средний термин – это не какое-то другое непосредственное содержание, а рефлексия определенности крайних терминов в себя. Крайние термины имеют в среднем термине свое внутреннее тождество, определения содержания которого суть относящиеся к форме определения крайних терминов. – Тем самым то, чем термины отличаются друг от друга, дано как внешняя и несущественная форма, а они даны как моменты некоторого необходимого наличного бытия.
Это умозаключение есть прежде всего непосредственное умозаключение и потому столь формальное, что связь терминов есть существенная природа как содержание, а содержание имеет в различенных терминах лишь разную форму, крайние же термины сами по себе даны лишь как нечто несущественное (ein unwesentliches Bestehen). – Реализация этого умозаключения должна определить его так, чтобы крайние термины также были положены как та целокупность, которая сначала есть средний термин, и чтобы необходимость отношения, которая сначала есть лишь субстанциальное содержание, была отношением положенной формы.
1. Категорическое умозаключение имеет одной или обеими своими посылками категорическое суждение{98}. С этим умозаключением, как и с соответствующим суждением, здесь связывается то более определенное значение, что его средний член есть объективная всеобщность. При поверхностном рассмотрении и категорическое умозаключение считается не более как умозаключением присущности.
По своему содержательному значению категорическое умозаключение есть первое умозаключение необходимости, в котором субъект связывается с предикатом через свою субстанцию. Но субстанция, возведенная в сферу понятия, это – всеобщее, положенное как в себе и для себя сущее таким образом, что она имеет формой, способом своего бытия не свойственную ей акцидентальность, а определение понятия. Поэтому крайние члены умозаключения и, определеннее говоря, всеобщность и единичность суть ее различия. По сравнению с родом – так более точно определен средний член – всеобщность есть абстрактная всеобщность или всеобщая определенность – акцидентальность субстанции, сведенная в простую определенность, которая, однако, есть существенное различие, видовое отличие субстанции. – Единичность же есть действительное; она в себе конкретное единство рода и определенности, но здесь как в непосредственном умозаключении она прежде всего непосредственная единичность, акцидентальность, сведенная в форму для себя сущего наличия. – Соотношение этого крайнего члена со средним составляет категорическое суждение; но так как и другой крайний член, согласно указанному выше определению, выражает видовое отличие рода или его определенный принцип, то и эта другая посылка категорична.
2. Это умозаключение как первое и тем самым непосредственное умозаключение необходимости подпадает прежде всего под схему первого формального умозаключения Е – О – В. Но так как средний термин есть [здесь] существенная природа единичного, а не какая-нибудь из его определенностей или свойств, и точно так же крайний термин всеобщности есть не какое-то абстрактное всеобщее (которое опять-таки есть лишь отдельное качество), а всеобщая определенность, специфически различающая род, то отпадает случайность связывания субъекта с каким-то качеством лишь через посредство какого-то среднего термина. – Так как тем самым и соотношения крайних терминов со средним не имеют той внешней непосредственности, которую они имеют в умозаключении наличного бытия, то доказательство требуется здесь не в том смысле, в каком оно требовалось там, приводя к бесконечному прогрессу.
Далее, в отличие от умозаключения рефлексии это умозаключение не предполагает своего заключения для своих посылок. По своему субстанциальному содержанию термины находятся в тождественном, в себе и для себя сущем соотношении друг с другом; [здесь] имеется одна проходящая через все три термина сущность, в которой определения единичности, особенности и всеобщности суть лишь формальные моменты.
Поэтому категорическое умозаключение в этом смысле уже не субъективно; вместе с указанным выше тождеством начинается объективность; средний член есть содержательное тождество своих крайних, которые содержатся в нем как самостоятельные; ибо их самостоятельность и есть указанная субстанциальная всеобщность, род. Субъективный же момент этого умозаключения состоит в безразличном отношении (Bestehen) крайних членов к понятию или среднему члену.
3. Но в этом умозаключении субъективно еще то, что указанное тождество еще дано как субстанциальное тождество или как содержание, а не одновременно как тождество формы. Поэтому тождество понятия есть еще внутренняя связь, и тем самым оно как соотношение еще есть необходимость. Всеобщность среднего члена есть изначальное (gediegene), положительное тождество и точно так же не дана как отрицательность его крайних членов.
Точнее говоря, непосредственность этого умозаключения, которая еще не положена как то, чтó она есть в себе, такова. То, чтó в умозаключении непосредственно в собственном смысле, – это единичное. Единичное подведено под свой род как под средний термин; но под этот же род подведены еще и другие неопределенно многие единичные; поэтому случайно то, что лишь это единичное положено как подведенное под этот род. – Но, далее, эта случайность свойственна не только внешней рефлексии, которая, сравнивая положенное в умозаключении единичное с другими, находит его случайным; тем, что это единичное само соотнесено со средним термином как со своей объективной всеобщностью, оно скорее положено как случайное, как субъективная действительность. С другой стороны, субъект, будучи чем-то непосредственно единичным, содержит определения, которые не содержатся в среднем термине как во всеобщей природе; тем самым субъект имеет и безразличное ко всеобщей природе, само по себе определенное существование с особым содержанием. Тем самым и наоборот, этот другой термин{99} также имеет безразличную непосредственность и существование, отличное от первого. – Это же отношение имеется и между средним и другим крайним термином; ибо этот другой крайний термин также имеет определение непосредственности, стало быть, определение случайного бытия по отношению к своему среднему термину.
Итак, то, чтó положено в категорическом умозаключении, – это, с одной стороны, крайние термины в таком отношении к среднему, что они в себе обладают объективной всеобщностью или самостоятельной природой и в то же время даны как непосредственные, следовательно, как безразличные друг к другу действительности. С другой стороны, они в такой же мере даны как случайные, иначе говоря, их непосредственность определена как снятая в их тождестве. Но в силу указанной самостоятельности и целокупности действительности это тождество есть лишь формальное, внутреннее тождество; тем самым умозаключение необходимости определило себя как гипотетическое.