Георг Гегель
Наука логики
Таким образом, то, что силе дается импульс другой силой, что в этом смысле ее поведение пассивно, но что, с другой стороны, она переходит от этой пассивности к активности, – это означает возвращение силы в самое себя. Она проявляет себя. Проявление – это реакция в том смысле, что она полагает внешнее как свой собственный момент и тем самым снимает то, что она была побуждена другой силой. Вот почему то и другое – проявление силы, благодаря которому она своей отрицательной деятельностью, направленной на самое себя, сообщает себе наличное бытие-для-иного, и бесконечное возвращение в этом внешнем к самой себе, так что она этим соотносится лишь с собой, – есть одно и то же. Пред-полагающая рефлексия, к которой относятся обусловленность и импульс, есть поэтому непосредственно также и возвращающаяся в себя рефлексия, и деятельность есть по существу своему реакция, направленная против себя. Само полагание импульса или внешнего есть снятие его, и, наоборот, снятие импульса есть полагание внешнего.
с) Бесконечность силы
Сила конечна, поскольку ее моменты еще имеют форму непосредственности; ее пред-полагающая и ее соотносящаяся с собой рефлексии различены в этом определении; первая являет себя как внешняя сила, существующая сама по себе, а другая – в соотношении с ней как пассивная. Сила, таким образом, по форме обусловлена, а по содержанию также ограничена: ведь определенность по форме означает и ограничение содержания. Но деятельность силы состоит в том, что она проявляет себя, т. е., как это выяснилось, в том, что она снимает внешнее и определяет его как то, в чем сила тождественна с собой. Следовательно, сила поистине проявляет то, что ее соотношение с иным есть ее соотношение с самой собой, что ее пассивность состоит в самой ее активности. Импульс, которым она побуждается к деятельности, есть ее собственное побуждение; внешнее, присоединяющееся к ней, есть не нечто непосредственное, а нечто ею опосредствованное; равно как и ее собственное существенное тождество с собой не непосредственное, а опосредствовано своим отрицанием; иначе говоря, сила проявляет тождественность своего внешнего со своим внутренним.
С. ОТНОШЕНИЕ ВНЕШНЕГО И ВНУТРЕННЕГО
1. Отношение между целым и частями есть непосредственное отношение; поэтому рефлектированная непосредственность и сущая непосредственность имеют в нем каждая свою собственную самостоятельность; но так как они находятся в существенном отношении, то их самостоятельность есть лишь их отрицательное единство. Это теперь положено в проявлении силы; рефлектированное единство есть по существу своему иностановление как перевод себя самого во внешнее; но внешнее столь же непосредственно принято обратно в рефлектированное единство; различие самостоятельных сил снимается; проявление силы – это лишь опосредствование рефлектированного единства с самим собой. Имеется лишь пустое, прозрачное различие, видимость, но эта видимость есть опосредствование, которое само есть самостоятельная устойчивость. Не только противоположные определения снимают себя в самих себе, и их движение – это не только переход, но, с одной стороны, непосредственность, с которой начали и от которой был совершен переход к инобытию, сама дана лишь как положенная непосредственность, с другой стороны, благодаря этому каждое из определений в своей непосредственности уже есть единство со своим другим [определением], и переход благодаря этому есть равным образом просто полагающее себя возвращение в себя.
Внутреннее определено как форма рефлектированной непосредственности или сущности в противоположность внешнему как форме бытия, но оба составляют лишь одно тождество. – Это тождество есть, во-первых, изначальное (gediegene) единство обоих как содержательная основа или абсолютная суть дела (Sache), в которой оба определения составляют безразличные, внешние моменты. Постольку это тождество есть содержание и целокупность, которая есть внутреннее, становящееся также и внешним, однако в этом внешнем оно не ставшее или перешедшее [в иное], а равное самому себе. Внешнее, согласно этому определению, не только одинаково по содержанию с внутренним, но оба составляют лишь одну суть дела. – Но эта суть дела как простое тождество с собой отличается от своих определений формы, иначе говоря, эти определения внешни ей; постольку она сама есть нечто внутреннее, отличающееся от ее внешнего. Но это внешнее состоит в том, что его составляют сами эти оба определения, т. е. внутреннее и внешнее. Сама же суть дела есть не что иное, как единство обоих. Тем самым обе стороны представляют собой по содержанию опять одно и то же. Но в сути дела они даны как проникающее себя тождество, как содержательная основа. Во внешнем же они как формы сути дела безразличны к этому тождеству, а тем самым и друг к другу.
2. Таким образом, они разные определения формы, имеющие тождественную основу не в самих себе, а в чем-то ином, – для себя сущие рефлективные определения: внутреннее – как форма рефлексии-в-себя, существенности, а внешнее – как форма непосредственности, рефлектированной в иное, или как форма несущественности. Однако природа отношения показала, что эти определения составляют просто лишь одно тождество. Сила проявляет себя в том, что процесс предполагающего определения и процесс возвращающегося в себя определения – это одно и то же. Поэтому, поскольку внутреннее и внешнее рассматривались как определения формы, они, во-первых, лишь сама простая форма, а во-вторых, ввиду того что они этим определены в то же время как противоположные, их единство есть чистое абстрактное опосредствование, в котором одно определение есть непосредственно другое, и потому оно другое, что оно первое. Таким образом, внутреннее есть непосредственно лишь внешнее, и оно определенность внешнего, потому что оно внутреннее; и, наоборот, внешнее есть лишь нечто внутреннее, потому что оно лишь нечто внешнее. – А именно, так как это единство формы содержит оба своих определения как противоположные определения, то их тождество есть лишь этот переход, и в этом переходе – лишь другое их обоих, а не их содержательное тождество. Другими словами, это удерживание (Festhalten) формы есть вообще сторона определенности. Положена с этой стороны не реальная целокупность целого, а целокупность или сама суть дела лишь в определенности формы; так как последняя есть просто связанное вместе единство обоих противоположных определений, то, когда берут как первое одно из них – безразлично какое, – следует сказать об основе или о сути дела, что она именно поэтому столь же существенно находится и в другой определенности, но равным образом лишь в другой, так же как сначала было сказано, что она находится лишь в первой.
Таким образом, нечто, которое есть еще только что-то внутреннее, именно поэтому есть лишь внешнее. Или, наоборот, нечто, которое есть лишь что-то внешнее, именно поэтому есть лишь внутреннее. Иначе говоря, так как внутреннее определено как сущность, а внешнее – как бытие, то суть дела, лишь поскольку она есть в своей сущности, именно потому есть лишь непосредственное бытие; иначе говоря, суть дела, которая лишь есть, именно поэтому есть еще только в своей сущности. – Внешнее и внутреннее – это определенность, положенная так, что каждое из этих двух определений не только предполагает другое и переходит в него как в свою истину, но что оно, поскольку оно есть эта истина другого, остается положенным как определенность и указывает на целокупность обоих. – Тем самым внутреннее есть завершение сущности по форме. А именно, будучи определена как внутреннее, сущность заключает в себе то, что она недостаточна и дана лишь как соотношение со своим иным, с внешним; но внешнее точно так же есть не только бытие или же существование, но и нечто соотносящееся с сущностью или с внутренним. Однако здесь имеется не просто соотношение обоих друг с другом, а определенное соотношение абсолютной формы, заключающееся в том, что каждое из них есть непосредственно противоположность себе, и имеется их общее соотношение с их третьим или, вернее, со своим единством. Но их опосредствование еще не имеет этой тождественной основы, содержащей их обоих; их соотношение есть поэтому непосредственное превращение одного в другое, и это отрицательное связывающее их единство есть простая, бессодержательная точка.
Примечание
[Непосредственное тождество внутреннего и внешнего]
Движение сущности – это вообще становление понятия. В отношении между внутренним и внешним выступает тот существенный момент понятия, что его определения положены в отрицательном единстве таким образом, что каждое дано непосредственно не только как свое другое, но и как целокупность целого. Однако в понятии как таковом эта целокупность есть всеобщее – основа, которой еще нет в отношении между внутренним и внешним. – В отрицательном тождестве внутреннего и внешнего – в непосредственном превращении одного из этих определений в другое – недостает и той основы, которая выше была названа сутью дела. –
Очень важно обратить внимание на неопосредствованное тождество формы, как оно здесь положено еще без содержательного движения самой сути дела. Оно встречается в ней в том виде, в каком она есть в своем начале. Так, чистое бытие есть непосредственно ничто. Вообще все реальное есть в своем начале такое лишь непосредственное тождество, ибо в своем начале оно еще не противопоставило моменты друг другу и не развивало их; с одной стороны, оно из внешнего еще не стало внутренним, а с другой – своей деятельностью еще не стало внешним из внутреннего и не произвело себя, поэтому оно лишь внутреннее как определенность относительно внешнего и лишь внешнее как определенность относительно внутреннего. Тем самым реальное есть, с одной стороны, лишь непосредственное бытие; с другой же стороны, поскольку оно также и отрицательность, которая должна стать деятельностью развития, оно как таковое есть по существу своему еще только внутреннее. – Это имеет место во всяком природном, научном и духовном развитии вообще, и очень важно убедиться в том, что первое (das Erste), когда нечто есть еще только внутренне, или также в своем понятии, именно поэтому есть лишь его непосредственное, пассивное наличное бытие. Так, чтобы привести ближайший пример, рассмотренное здесь существенное отношение до своего продвижения и реализации через опосредствование, через отношение силы, есть лишь отношение в себе, его понятие, или еще только внутренне. Но именно поэтому оно лишь внешнее, непосредственное отношение – отношение между целым и частями, в котором стороны имеют безразличную друг к другу устойчивость. В них самих еще нет их тождества; оно еще только внутренне, и поэтому они отделяются друг от друга, имеют непосредственную, внешнюю устойчивость. Подобным же образом сфера бытия – это вообще еще только всецело внутреннее, и потому она сфера сущей непосредственности или сфера внешнего. – Сущность – это еще только внутреннее; поэтому ее и принимают за совершенно внешнюю, лишенную системы общность. Говорят, [например], das Schulwesen, Zeitungswesen, понимая под этим нечто общее, образуемое посредством внешнего охвата существующих предметов, поскольку они не имеют никакой существенной связи, никакой организации. Или, если обратиться к конкретным предметам, зародыш растения, ребенок есть еще только внутреннее растение, внутренний человек. Но именно поэтому растение как зародыш или человек как зародыш есть нечто непосредственное, нечто внешнее, еще не сообщившее себе отрицательного соотношения с самим собой, нечто пассивное, предоставленное инобытию. – Так и бог в своем непосредственном понятии не есть дух; дух – это не то, что непосредственно, что противоположно опосредствованию, а скорее сущность, вечно полагающая свою непосредственность и вечно возвращающаяся из нее в себя. Поэтому непосредственно бог есть лишь природа. Иначе говоря, природа – это лишь внутренний бог, а не действительный как дух и тем самым не истинный бог. – Или, иначе, в мышлении как первом мышлении бог есть лишь чистое бытие или же сущность, абстрактное абсолютное, а не бог как абсолютный дух, единственно который и составляет истинную природу бога.
3. Первое из рассмотренных нами тождеств внутреннего и внешнего – это основа, безразличная к различию этих определений как к внешней ей форме, иначе говоря, тождество как содержание. Второе [из рассмотренных нами тождеств] – это неопосредствованное тождество их различия, непосредственное превращение каждого из них в противоположное себе, иначе говоря, тождество как чистая форма. Но эти два тождества суть лишь стороны одной целокупности; иначе говоря, сама эта целокупность есть лишь превращение одного тождества в другое. Целокупность как основа и содержание есть эта рефлектированная в себя непосредственность лишь благодаря предполагающей рефлексии формы, которая снимает свое различие и полагает себя по отношению к нему как безразличное тождество, как рефлектированное единство. Другими словами, содержание – это сама форма, поскольку она определяет себя как разность и делает самое себя одной из своих сторон как внешнее, а другой стороной, т. е. внутренним, – как рефлектированная в себя непосредственность.
Итак, благодаря этому различия формы – внутреннее и внешнее – положены, наоборот, каждое в самом себе как целокупность себя и своего иного; внутреннее как простое рефлектированное в себя тождество есть непосредственное и потому в такой же мере бытие и внешнее, в какой оно сущность; а внешнее как многообразное, определенное бытие есть лишь внешнее, т. е. положено как несущественное и возвратившееся в свое основание, стало быть, как внутреннее. Этот переход их друг в друга есть их непосредственное тождество как основа; но равным образом он их опосредствованное тождество, а именно, каждое есть как раз благодаря своему иному то, что оно есть в себе, – целокупность отношения. Или, наоборот, определенность каждой из сторон благодаря тому, что она в самой себе целокупность, опосредствована с другой определенностью; таким образом, целокупность опосредствует себя с самой собой формой или определенностью, а определенность опосредствует себя своим простым тождеством с собой.
Поэтому то, что нечто есть, оно есть целиком в своем внешнем; его внешнее – это его целокупность, она точно так же его рефлектированное в себя единство. Его явление – это рефлексия не только в иное, но и в себя, и поэтому его внешнее есть проявление того, что оно есть в себе; а так как его содержание и его форма, таким образом, совершенно тождественны, то нечто состоит в себе и для себя только в том, чтобы проявлять себя. Оно выявление (Offenbaren) своей сущности, так что эта сущность только в том и состоит, чтобы быть тем, что выявляет себя.
В этом тождестве явления с внутренним или сущностью существенное отношение определило себя как действительность.
Раздел третий
Действительность
Действительность – это единство сущности и существования; в ней имеет свою истину лишенная облика сущность и лишенное опоры явление, иначе говоря, неопределенная устойчивость и лишенное прочности многообразие. Существование есть, правда, происшедшая из основания непосредственность, но оно в самом себе еще не положило формы; определяя и формируя себя, оно есть явление, а когда эта устойчивость, определенная лишь как рефлексия-в-иное, развиваясь дальше, превращается в рефлексию-в-себя, оно становится двумя мирами, двумя целокупностями содержания, из которых одна определена как рефлектированная в себя, а другая – как рефлектированная в иное. Существенное же отношение представляет собой соотношение их формы, завершением которого служит отношение внутреннего и внешнего, заключающееся в том, что содержание обоих – это лишь одна тождественная основа и точно так же лишь одно тождество формы. – Благодаря тому что возникло это тождество и в отношении формы, формальное определение разности формы снято, и положено, что они составляют одну абсолютную целокупность.
Это единство внутреннего и внешнего есть абсолютная действительность. Но эта действительность есть, во-первых, абсолютное как таковое, поскольку она положена как единство, в котором форма сняла себя и стала пустым или внешним различием между внешним и внутренним. Рефлексия относится к этому абсолютному как внешняя рефлексия, которая скорее лишь рассматривает его, а не есть его собственное движение. Но, будучи по существу своему этим движением, она дана как отрицательное возвращение абсолютного в себя.
Во-вторых, действительность в собственном смысле. Действительность, возможность и необходимость составляют формальные моменты абсолютного или его рефлексию.
В-третьих, единство абсолютного и его рефлексии есть абсолютное отношение или, вернее, абсолютное как отношение к самому себе, – субстанция.
Глава первая
Абсолютное
Простое изначальное (gediegene) тождество абсолютного неопределенно, или, вернее, в этом тождестве растворилась всякая определенность сущности и существования или бытия вообще, равно как и рефлексии. Поэтому процесс определения того, что такое абсолютное, получается отрицательным, и само абсолютное являет себя лишь как отрицание всех предикатов и как пустота. Но, долженствуя быть провозглашено и полаганием всех предикатов, оно являет себя как самое формальное противоречие. Поскольку указанное подвергание отрицанию и это полагание относятся к внешней рефлексии, постольку именно формальная несистематическая диалектика без особого труда хватает оттуда и отсюда разнообразные определения и с такой же легкостью, с одной стороны, показывает их конечность и чистую относительность, а с другой стороны (так как ей мнится, что абсолютное есть целокупность), говорит также о присущности ему всех определений, не будучи в состоянии привести эти полагания и отрицания к истинному единству. – Между тем нужно показать, что такое абсолютное; однако это показывание не может быть ни процессом определения, ни внешней рефлексией, посредством которой получались бы определения этого абсолютного, а оно есть развертывание (Auslegung){74} и притом собственное развертывание абсолютного и лишь указывание того, чтó есть абсолютное.
А. РАЗВЕРТЫВАНИЕ АБСОЛЮТНОГО
Абсолютное не есть ни одно лишь бытие, ни также [одна лишь] сущность. Бытие – это первая нерефлектированная непосредственность, а сущность – рефлектированная непосредственность; каждое из них есть, далее, целокупность в самом себе, но определенная целокупность. В самой сущности бытие выступает как существование, и соотношение сущности и бытия развилось до отношения внутреннего и внешнего. Внутреннее – это сущность, но как целокупность, которая имеет по существу своему определение – быть соотнесенной с бытием и быть непосредственно бытием. Внешнее – это бытие, но с существенным определением – будучи соотнесенным с рефлексией, быть непосредственно столь же лишенным отношения тождеством с сущностью. Само абсолютное – это абсолютное единство обоих; оно то, чтó вообще составляет основание существенного отношения, которое, будучи лишь отношением, еще не возвратилось в это свое тождество и основание которого еще не положено.
Из этого явствует, что определение абсолютного – быть абсолютной формой, но в то же время не как тождество, моменты которого суть лишь простые определенности, а как тождество, каждый момент которого в самом себе есть целокупность и тем самым как безразличный к форме есть полное содержание целого. Но и наоборот, абсолютное – это абсолютное содержание таким образом, что содержание, будучи как таковое безразличным многообразием, имеет в самом себе отрицательное отношение формы, вследствие чего его многообразие есть лишь одно изначальное (gediegene) тождество.
Следовательно, тождество абсолютного потому абсолютно, что каждая из его частей сама есть целое, иначе говоря, каждая определенность есть целокупность, т. е. что определенность вообще стала совершенно прозрачной видимостью, различием, исчезнувшим в своей положенности. Сущность, существование, в себе сущий мир, целое, части, сила – все эти рефлектированные определения являют себя представлению как в себе и для себя значимое, истинное бытие; абсолютное же есть по отношению к ним основание, в котором они исчезли. – А так как в абсолютном форма – это лишь простое тождество с собой, то абсолютное не определяет себя, ибо определение – это различие формы, которое вначале признается за таковое. Но так как абсолютное в то же время содержит всякое различие и определение формы вообще, иначе говоря, так как оно само есть абсолютная форма и рефлексия, то в нем должна выступать также разность содержания. Но само абсолютное есть абсолютное тождество; это его определение, так как всякое многообразие в себе сущего мира и являющегося мира, или внутренней и внешней целокупности, в нем снято. – В нем самом нет никакого становления, ибо оно не бытие; оно также не рефлектирующий себя процесс определения, ибо оно не сущность, определяющая себя лишь внутри себя; оно также не проявление себя, ибо оно дано как тождество внутреннего и внешнего. – Но в таком случае движение рефлексии противостоит абсолютному тождеству абсолютного. Это движение снято в этом тождестве и есть таким образом лишь его внутреннее; но тем самым движение рефлексии внешне этому тождеству. – Рефлексия состоит поэтому прежде всего лишь в том, чтобы снимать в абсолютном свое действие. Она находится позади абсолютного, по ту сторону многообразных различий и определений и их движения; поэтому хотя она и есть принятие их, но вместе с тем и их исчезновение; таким образом, она есть то отрицательное развертывание абсолютного, о котором было упомянуто выше. – В своем истинном изображении это развертывание есть достигнутое доныне все логическое движение сферы бытия и сущности в целом, содержание которых не было ни подобрано извне как данное и случайное, ни погружено внешней ему рефлексией в бездну абсолютного, а определило себя в нем своей внутренней необходимостью и как собственное становление бытия, и как рефлексия сущности возвратилось в абсолютное как в свое основание.
Но само это развертывание имеет в то же время и положительную сторону, а именно поскольку конечное – тем, что оно исчезает в основании, – обнаруживает свою природу: быть соотнесенным с абсолютным, иначе говоря, содержать абсолютное в самом себе. Но эта сторона есть не столько положительное развертывание самого абсолютного, сколько скорее развертывание определений, показывающее, что они имеют абсолютное [не только] своей бездной, но и своим основанием, иначе говоря, что то, чтó им, [т. е.] видимости, сообщает устойчивость, есть само абсолютное. – Видимость – это не ничто, а рефлексия, соотношение с абсолютным; иначе говоря, она есть видимость (Schein), поскольку в ней отсвечивает (scheint) абсолютное. Таким образом, это положительное развертывание еще удерживает конечное перед его исчезновением и рассматривает его как выражение и отображение абсолютного. Но прозрачность конечного, позволяющего сквозь себя проглядывать лишь абсолютному, кончается полным исчезновением, ибо нет ничего в конечном, чтó могло бы сохранить для него какое-нибудь отличие по сравнению с абсолютным; конечное – это среда, поглощаемая тем, чтó просвечивает через нее.
Это положительное развертывание абсолютного само есть поэтому лишь некоторая видимость (Scheinen), ибо то истинно положительное, которое содержат развертывание и развертываемое содержание, есть само абсолютное. Какими бы ни были дальнейшие определения, форма, в которой абсолютное просвечивает, – это нечто ничтожное, что принимается развертыванием извне и в чем оно приобретает некоторое начало для своих действий. Такого рода определение имеет в абсолютном не свое начало, а только свой конец. Поэтому хотя рассматриваемое развертывание и есть абсолютное действие благодаря своему соотношению с абсолютным, в которое оно возвращается, однако оно таково не по своему исходному пункту, который есть определение, внешнее абсолютному.
На самом же деле развертывание абсолютного – это его собственное действие, и притом такое, которое так же начинается с него, как и приходит к нему. Абсолютное, взятое лишь как абсолютное тождество, есть абсолютное определенно, а именно [определенно] как тождественное; как такое оно положено рефлексией в противоположность противоположению и многообразию; иначе говоря, оно лишь отрицательное рефлексии и процесса определения вообще. – Поэтому несовершенно не только указанное развертывание абсолютного, но и само это абсолютное, к которому лишь приходят. Иначе говоря, то абсолютное, которое дано лишь как абсолютное тождество, есть лишь абсолютное внешней рефлексии. Оно поэтому не абсолютно абсолютное, а абсолютное в некоторой определенности, другими словами, оно атрибут.
Но абсолютное есть атрибут не только потому, что оно предмет внешней рефлексии и, стало быть, нечто определенное ею. – Иначе говоря, рефлексия не только внешня ему, но именно потому, что она ему внешня, она непосредственно внутрення ему. Абсолютное есть абсолютное лишь потому, что оно не абстрактное тождество, а тождество бытия и сущности или тождество внутреннего и внешнего. Следовательно, сама абсолютная форма и заставляет его быть видимым внутри себя (in sich scheinen macht), и определяет его как атрибут.
В. АБСОЛЮТНЫЙ атрибут
Выражение «абсолютно абсолютное», которое мы употребили выше, обозначает абсолютное, возвратившееся в своей форме в себя, иначе говоря, такое абсолютное, форма которого одинакова с его содержанием. Атрибут – это лишь относительно абсолютное, некоторая связь, не означающая ничего другого, кроме абсолютного в некотором определении формы. А именно, форма сначала, до своего завершенного развертывания, еще только внутрення, или, что то же самое, только внешня, и вообще есть сначала определенная форма или отрицание вообще. Но так как она в то же время дана как форма абсолютного, то атрибут составляет все содержание абсолютного; он целокупность, ранее являвшая себя как некоторый мир или как одна из сторон существенного отношения, каждая из которых сама есть целое. Но оба мира, являющийся и в себе и для себя сущий, должны были в своей сущности быть противоположными друг другу. Правда, одна сторона существенного отношения была одинакова с другой, целое было тем же, чтó и части, проявление силы – тем же содержанием, чтó и сама сила, и вообще внешнее – тем же, чтó и внутреннее. Но в то же время каждая из этих сторон должна была еще иметь свою собственную непосредственную устойчивость: одна сторона – как сущая непосредственность, а другая – как рефлектированная непосредственность. В абсолютном же эти различенные непосредственности низведены до видимости, и целокупность, которую составляет атрибут, положена как его истинная и единственная устойчивость: а определение, в котором он есть, положено как то, чтó несущественно.
Абсолютное есть атрибут потому, что в определении тождества оно дано как простое абсолютное тождество; а к определению вообще можно теперь присоединить другие определения, например и определение, что имеются многие атрибуты. Но так как абсолютное тождество имеет лишь то значение, что не только все определения сняты, но что оно есть также рефлексия, которая сняла самое себя, то в нем все определения положены как снятые. Иначе говоря, целокупность положена как абсолютная целокупность, другими словами, атрибут имеет абсолютное своим содержанием и устойчивостью; поэтому его определение формы, благодаря которому он атрибут, также положено непосредственно как простая видимость – отрицательное как отрицательное. Положительная видимость, которую развертывание сообщает себе через атрибут, беря конечное в его ограниченности не как нечто в себе и для себя сущее, а растворяя его устойчивость в абсолютном и расширяя его до атрибута, снимает даже то, что он атрибут; развертывание абсолютного погружает атрибут и свое различающее действие в простое абсолютное.
Но, возвращаясь таким образом из своего различения лишь к тождеству абсолютного, рефлексия в то же время не вышла из присущего ей внешнего и не пришла к истинному абсолютному. Она достигла лишь неопределенного, абстрактного тождества, т. е. того, которое имеется в определенности тождества. – Иными словами, когда рефлексия как внутренняя форма определяет абсолютное как атрибут, то этот процесс определения еще отличается oт внешнего; внутреннее определение не проникает абсолютного; его проявление состоит в том, чтобы исчезнуть в абсолютном как нечто только положенное.
Итак, форма (все равно, взята ли она как внешняя или внутренняя), благодаря которой абсолютное было бы атрибутом, в то же время положена как нечто в себе самом ничтожное, как внешняя видимость или просто как способ (Art und Weise).
С. МОДУС АБСОЛЮТНОГО
Атрибут – это, во-первых, абсолютное в простом тождестве с собой. Во-вторых, он отрицание, и отрицание как отрицание есть формальная рефлексия-в-себя. Эти две стороны составляют прежде всего оба полюса атрибута, середина которых есть он сам, так как он есть и абсолютное, и определенность. – Второй из этих полюсов есть отрицательное как отрицательное, внешняя абсолютному рефлексия. – Иначе говоря, поскольку атрибут берется как внутреннее абсолютного и полагание им себя как модуса есть его собственное определение, модус есть вовне-себя-бытие абсолютного, утрата себя в изменчивости и случайности бытия, совершившийся переход (Übergegangensein) абсолютного в противоположное без возвращения в себя – лишенное целокупности многообразие форм и определений содержания.
Но модус, внешнее абсолютного, есть не только это, но и внешнее, положенное как внешнее, просто способ, стало быть, видимость как видимость или рефлексия формы в себя, стало быть, тождество с собой, которое есть абсолютное. Следовательно, на самом деле только в модусе абсолютное положено как абсолютное тождество; оно есть то, что оно есть, а именно тождество с собой, лишь как соотносящаяся с собой отрицательность, как видимость, положенная как видимость.
Поэтому, поскольку развертывание абсолютного начинает с его абсолютного тождества и переходит к атрибуту, а от атрибута к модусу, оно тем самым полностью прошло свои моменты. Но во-первых, оно этим не есть чисто отрицательное отношение к этим определениям, а это его действие само есть рефлектирующее движение, единственно лишь в качестве которого абсолютное есть поистине абсолютное тождество. – Во-вторых, развертывание абсолютного имеет при этом дело не только с внешним и модус не есть только предельная внешность (äusserste Äusserlichkeit), а так как он есть видимость как видимость, то он есть возвращение в себя, сама себя растворяющая рефлексия, в качестве которой абсолютное есть абсолютное бытие. – В-третьих, развертывающая рефлексия по видимости начинает со своих собственных определений и с внешнего, по видимости принимает модусы или же определения атрибута как находимые в наличии где-то вне абсолютного, и ее действие по видимости состоит в том, что она лишь возвращает их в неразличенное тождество. На самом же деле она имеет в самом абсолютном ту определенность, с которой она начинает. Ибо абсолютное как первое неразличенное тождество само есть лишь определенное абсолютное или атрибут, так как оно неподвижное, еще не рефлектированное абсолютное. Эта определенность, так как она определенность, принадлежит к рефлектирующему движению; лишь благодаря этому движению абсолютное определено как первое тождественное, и точно так же лишь благодаря ему оно имеет абсолютную форму и есть не просто нечто равное себе, а то, что само себя полагает равным себе.
