Исходным пунктом был закон явления; он тождество разного содержания с другим содержанием, так что положенность одного есть положенность другого. Закону присуще еще то отличительное свойство, что тождество его сторон – это еще только внутреннее тождество, и эти стороны в самих себе еще не имеют тождества. Тем самым это тождество, с одной стороны, не реализовано, содержание закона дано не как тождественное, а как безразличное, разное содержание; с другой стороны, оно тем самым лишь в себе определено таким образом, что положенность одного есть положенность другого; этого в нем еще нет налицо. Теперь же закон реализован; его внутреннее тождество есть в то же время налично сущее тождество, и, наоборот, содержание закона возведено в идеальность, ибо оно в самом себе снятое, рефлектированное в себя содержание, так как каждая сторона содержит в самой себе свою другую сторону и тем самым поистине тождественна и с ней, и с собой.
Таким образом, закон – это существенное отношение. Истина несущественного мира – это прежде всего другой для него, сущий в себе и для себя мир; но последний есть целокупность, так как он есть и он сам, и несущественный мир; таким образом, оба мира – непосредственные существования и тем самым рефлексии в свое инобытие и именно потому также поистине рефлектированные в себя. Слово «мир» означает вообще бесформенную целокупность многообразного; этот мир и как существенный, и как являющийся исчез в своем основании, так как многообразие перестало быть просто разным; таким образом, он еще целокупность или универсум, но как существенное отношение. В явлении возникли две целокупности содержания; они определены прежде всего как безразличные друг к другу самостоятельные [целокупности], и хотя каждая из них и имеет в самой себе форму, но не в противоположность друг другу; однако эта форма оказалась также их соотношением, и существенное отношение – это завершение единства их формы.
Истина явления – это существенное отношение. Содержанию этого отношения присуща непосредственная самостоятельность, и притом сущая непосредственность и рефлектированная непосредственность или тождественная с собой рефлексия. В то же время оно в этой самостоятельности есть относительное содержание, просто лишь как рефлексия в свое иное или как единство соотношения со своим иным. В этом единстве самостоятельное содержание есть нечто положенное, снятое; но как раз это единство и составляет его существенность и самостоятельность; эта рефлексия в иное есть рефлексия в само себя. Отношение имеет стороны, так как оно рефлексия в иное; таким образом, оно имеет свое собственное различие в самом себе; и стороны его – это самостоятельная устойчивость, так как они в своей безразличной разности друг относительно друга надломлены в самих себе, так что устойчивость каждой из них точно так же имеет свое значение лишь в соотношении с другой или в их отрицательном единстве.
Поэтому, хотя существенное отношение еще не есть истинное третье к сущности и существованию, но оно уже содержит определенное соединение обоих. Сущность реализована в нем таким образом, что она имеет своей устойчивостью самостоятельные существования, возвратившиеся из своего безразличия в свое существенное единство, так что они имеют своей устойчивостью лишь это единство. Рефлективные определения положительного и отрицательного равным образом рефлектированы в себя лишь как рефлектированные в свою противоположность; но у них нет другого определения, кроме этого их отрицательного единства; существенное же отношение имеет своими сторонами такие, которые положены как самостоятельные целокупности. Оно то же противоположение, что и противоположение положительного и отрицательного, но вместе с тем как некий мир наизнанку. Сторона существенного отношения есть целокупность, которая, однако, как существенная имеет нечто противоположное, нечто потустороннее; это есть лишь явление; его существование – это скорее существование не его, а его иного. Оно поэтому нечто надломленное в самом себе; но эта его снятость состоит в том, что оно единство себя самого и своего иного, следовательно, оно целое и именно поэтому имеет самостоятельное существование и есть существенная рефлексия в себя.
Таково понятие отношения. Но тождество, вначале содержащееся в нем, еще не полное; целокупность, свойственная каждому относительному, есть лишь нечто внутреннее; сторона отношения прежде всего положена в одном из определений отрицательного единства; собственная самостоятельность каждой из обеих сторон составляет форму отношения. Его тождество есть поэтому лишь соотношение, и самостоятельность этого тождества имеет место вне этого соотношения, а именно, она присуща сторонам; нет еще в наличии рефлектированного единства этого тождества и самостоятельных существований, нет еще субстанции. – Поэтому хотя и выяснилось, что понятие отношения – быть единством рефлектированной и непосредственной самостоятельности, однако, во-первых, это понятие само еще непосредственно, его моменты поэтому непосредственны друг относительно друга, а единство есть их существенное соотношение, которое лишь тогда есть истинное, соответствующее понятию единство, когда оно реализовало себя, а именно положило себя своим движением как указанное единство.
Существенное отношение есть поэтому непосредственно отношение между целым и частями – соотношение рефлектированной и непосредственной самостоятельности, так что обе они в то же время даны лишь как взаимно обусловливающие и предполагающие друг друга.
В этом отношении ни одна из сторон еще не положена как момент другой, их тождество поэтому само есть некоторая сторона, иначе говоря, оно не есть их отрицательное единство. Вот почему это отношение, во-вторых, переходит в такое отношение, где одна сторона есть момент другой и дана в ней как в своем основании – в истинно самостоятельном их обеих; это – отношение между силой и ее проявлением.
В-третьих, еще имеющееся неравенство этого соотношения снимает себя, и последнее отношение есть отношение между внутренним и внешним. – В этом различии, ставшем совершенно формальным, само отношение исчезает в основании и выступает субстанция или действительное как абсолютное единство непосредственного и рефлектированного существования.
Существенное отношение содержит, во-первых, рефлектированную в себя самостоятельность существования; как такое отношение оно простая форма, определения которой хотя они также существования, но в то же время положенные существования, моменты, удерживаемые в единстве. Эта рефлектированная в себя самостоятельность есть в то же время рефлексия в свое противоположное, а именно в непосредственную самостоятельность; и ее устойчивость есть по существу своему в такой же мере это тождество со своим противоположным, в какой оно своя собственная самостоятельность. – Именно тем самым непосредственно положена, во-вторых, и другая сторона – непосредственная самостоятельность, которая, определенная как иное, есть сложное многообразие внутри себя, но так, что это многообразие по существу своему имеет в самом себе также отношение другой стороны, единство рефлектированной самостоятельности. Первая сторона, целое, – это самостоятельность, составлявшая в себе и для себя сущий мир; другая сторона, части, это – непосредственное существование, которое было являющимся миром. В отношении между целым и частями обе стороны суть эти самостоятельности, но так, что каждая отсвечивает в другой и в то же время дана только как это тождество обеих. Так как существенное отношение – это еще только первое, непосредственное отношение, то отрицательное единство и положительная самостоятельность соединены между собой посредством «также»; обе стороны хотя и положены как моменты, но точно так же положены и как существующие самостоятельности. – Поэтому то, что обе стороны положены как моменты, распределено между ними так, что, во-первых, целое, рефлектированная самостоятельность дана как существующее, а в ней другая, непосредственная самостоятельность дана как момент; здесь целое составляет единство обеих сторон, основу, а непосредственное существование дано как положенность. – Наоборот, на другой стороне, т. е. на стороне частей, самостоятельной основой служит непосредственное, внутри себя многообразное существование, тогда как рефлектированное единство, целое, есть лишь внешнее соотношение.
2. Это отношение содержит, стало быть, самостоятельность сторон и точно так же их снятость, содержит и то и другое всецело в одном соотношении. Целое – это самостоятельное, части – это лишь моменты такого единства; но в той же мере они и самостоятельное, а их рефлектированное единство – лишь момент; и каждая из сторон есть в своей самостоятельности совершенно относительное своего иного. Вот почему это отношение есть в самом себе непосредственное противоречие и снимает себя.
При ближайшем рассмотрении оказывается, что целое – это рефлектированное единство, которое само по себе обладает самостоятельной устойчивостью; но эта его устойчивость точно так же и оттолкнута от него; как отрицательное единство целое есть отрицательное соотношение с самим собой; как такое оно стало внешним себе; оно имеет свою устойчивость в противоположном себе, в многообразной непосредственности, в частях. Целое состоит поэтому из частей, так что без них оно не есть нечто. Следовательно, целое – это все отношение и самостоятельная целокупность; но как раз по этой причине оно лишь нечто относительное, ибо то, что делает его целокупностью, есть, наоборот, его иное – части, и свою устойчивость целое имеет не в самом себе, а в своем ином.
Части также составляют все отношение. Они непосредственная самостоятельность в противоположность рефлектированной и не пребывают (bestehen) в целом, а суть сами по себе. Они, далее, имеют в самих себе это целое как свой момент; оно составляет их соотношение; без целого нет частей. Но так как они суть то, чтó самостоятельно, то это соотношение лишь внешний момент, к которому они в себе и для себя безразличны. Однако в то же время части как многообразное существование совпадают друг с другом, ибо это многообразное существование есть бытие, лишенное рефлексии; они имеют свою самостоятельность лишь в рефлектированном единстве, которое есть и это единство, и существующее многообразие; это означает, что они имеют самостоятельность лишь в целом, которое, однако, есть в то же время другая для частей самостоятельность.
Поэтому целое и части обусловливают друг друга; но рассматриваемое здесь отношение в то же время выше соотношения обусловленного и условия, как оно определилось раньше. – Это соотношение здесь реализовано; а именно положено, что условие есть существенная самостоятельность обусловленного в том смысле, что оно предполагается (vorausgesetzt) обусловленным. Услови как таковое – это лишь непосредственное и пред-положено лишь в себе. Целое же есть, правда, условие частей, но в то же время оно само непосредственно подразумевает, что и оно есть лишь постольку, поскольку имеет своей предпосылкой (Voraussetzung) части. Таким образом, обе стороны отношения положены как обусловливающие друг друга, поэтому каждая из них есть непосредственная самостоятельность в самой себе, но ее самостоятельность также и опосредствована другой или положена ею. Благодаря этой взаимности все отношение есть возвращение обусловливания в само себя, есть то, чтó не относительно, то, чтó не обусловлено.
Поскольку же каждая из сторон отношения имеет свою самостоятельность не в самой себе, а в своей другой, налицо лишь одно тождество обеих, в котором обе суть лишь моменты; поскольку же каждая из них самостоятельна в самой себе, они два самостоятельных существования, безразличных друг к другу.
С первой точки зрения – с точки зрения существенного тождества этих сторон – целое равно частям и части равны целому. Нет ничего в целом, чего нет в частях, и нет ничего в частях, чего нет в целом. Целое – это не абстрактное единство, а единство разного многообразия; но как то, в чем [моменты] многообразного соотносятся друг с другом, это единство есть определенность этого многообразия, благодаря которой оно часть. Следовательно, отношение имеет одно нераздельное тождество и лишь одну самостоятельность.
Но кроме того, целое равно частям; однако равно оно им не как частям; целое – это рефлектированное единство, части же составляют определенный момент или инобытие единства и суть разное многообразное. Целое равно им не как этому самостоятельному разному, а как им всем вместе. Это их «вместе» есть, однако, не что иное, как их единство, целое как таковое. Следовательно, целое равно в частях лишь самому себе, и равенство его и частей выражает лишь тавтологию: целое как целое равно не частям, а целому.
И наоборот, части равны целому; но так как они суть момент инобытия в самих себе, то они равны целому не как единству, а так, что одно из его многообразных определений приходится на часть, иначе говоря, они равны ему как многообразному; это означает, что они равны ему как разделенному целому, т. е. как частям. Здесь, стало быть, имеется та же тавтология: части как части равны не целому как таковому, а самим себе в этом целом, частям.
Целое и части, таким образом, безразлично отделяются друг от друга (fallen auseinander); каждая из этих сторон соотносится лишь с собой. Но удерживаемые таким образом вне друг друга, они разрушают сами себя. Целое, безразличное к частям, это – абстрактное, неразличенное внутри себя тождество; такое тождество есть целое лишь как различенное внутри самого себя, и притом различенное внутри себя так, что эти многообразные определения рефлектированы в себя и непосредственно самостоятельны. А тождество рефлексии обнаружило себя через свое движение как такое тождество, которое имеет своей истиной эту рефлексию в свое иное. – Равным образом и части как безразличные к единству целого – это лишь несоотнесенное многообразное, иное внутри себя, которое как таковое есть иное самого себя и лишь то, что снимает себя. – Это соотношение-с-собой каждой из обеих сторон есть ее самостоятельность; но эта ее самостоятельность, которую каждая имеет порознь, есть скорее отрицание ее самой. Поэтому каждая сторона самостоятельна не в самой себе, а в другой; эта другая сторона, составляющая устойчивость, есть ее предположенная непосредственность, которая должна быть первым и ее началом; но это первое каждой из сторон само есть лишь нечто такое, что не есть первое, а имеет свое начало в ином.
Истина отношения состоит, следовательно, в опосредствовании; его сущность – это отрицательное единство, в котором сняты и рефлектированная, и сущая непосредственность. Отношение – это противоречие, возвращающееся в свое основание, в единство, которое как возвращающееся есть рефлектированное единство, но, поскольку это единство положено самим собой также как снятое, оно соотносится с самим собой отрицательно, снимает себя и делается сущей непосредственностью. Но это его отрицательное соотношение [с самим собой], поскольку оно нечто первое и непосредственное, опосредствовано лишь своим иным и точно так же есть нечто положенное. Это иное – сущая непосредственность – равным образом дана лишь как снятая; ее самостоятельность есть нечто первое, но лишь для того, чтобы исчезнуть, и обладает положенным и опосредствованным наличным бытием.
В этом определении отношение уже не отношение между целым и частями; непосредственность, которую имели его стороны, перешла в положенность и опосредствование; каждая сторона, поскольку она непосредственна, положена как снимающая себя и переходящая в другую, а поскольку сама она отрицательное соотношение [с собой], она положена так, что в то же время обусловлена другой стороной как своим положительным; равно как ее непосредственный переход также есть нечто опосредствованное, а именно снятие, полагаемое другой стороной. – Таким образом отношение между целым и частями перешло в отношение между силой и ее проявлением.
Выше, разбирая понятие количества, мы рассмотрели антиномию бесконечной делимости материи. Количество – это единство непрерывности и дискретности; оно содержит в самостоятельном «одном» его слитость с другими «одними», а в этом непрерывно продолжающемся тождестве с собой содержит также отрицание этого тождества. Когда непосредственное соотношение этих моментов количества выражено в виде существенного отношения между целым и частями – количественное «одно» [выражено] как часть, а его непрерывность как целое, сложенное из частей, – тогда антиномия состоит в противоречии, имевшем место в отношении между целым и частями и разрешенном там. – А именно, целое и части столь же существенно соотнесены друг с другом и составляют лишь одно тождество, сколь и безразличны друг к другу и обладают самостоятельной устойчивостью. Отношение составляет поэтому следующую антиномию: один момент, освобождаясь от другого момента, непосредственно влечет его за собой.
Следовательно, если определить существующее как целое, то оно имеет части, а части составляют его устойчивость; единство целого – это лишь положенное соотношение, внешнее сложение, не касающееся самостоятельно существующего. Поскольку же самостоятельно существующее есть часть, оно не целое, не сложенное, стало быть, есть простое. Но так как соотношение с целым внешне ему, то это соотношение его не касается; самостоятельное, стало быть, и в себе не есть часть, ибо оно часть лишь благодаря указанному соотношению. Но, не будучи частью, оно целое, ибо [здесь] имеется лишь это отношение между целым и частями, и то, что самостоятельно, есть одно из этих двух. Будучи же целым, оно опять-таки сложено; оно опять состоит из частей и так далее до бесконечности. – Эта бесконечность состоит не в чем ином, как в постоянном чередовании обоих определений отношения, в каждом из которых непосредственно возникает другое, так что положенность каждого из них есть исчезновение его самого. Если определить материю как целое, то она состоит из частей, а в этих частях целое становится несущественным соотношением и исчезает. Но и часть, взятая таким образом отдельно, также есть не часть, а целое. – Антиномию этого умозаключения можно совершенно сжато выразить, собственно говоря, следующим образом: так как целое не самостоятельно, то часть самостоятельна; но так как она самостоятельна лишь без целого, то она самостоятельна не как часть, а, наоборот, как целое. Бесконечность прогресса возникает здесь из-за неспособности связать обе мысли, содержащиеся в этом опосредствовании, а именно что каждое из этих двух определений благодаря своей самостоятельности и обособлению от другого определения переходит в несамостоятельность и в другое определение.
Сила – это отрицательное единство, в которое разрешилось противоречие между целым и частями, истина указанного первого отношения. Целое и части – это лишенное мысли отношение, на которое представление наталкивается прежде всего; или, взятое объективно, это отношение есть мертвый, механический агрегат, который хотя и имеет определения формы, благодаря чему многообразие его самостоятельной материи соотносится [с собой] в единстве, однако это единство остается внешним для многообразия. – Отношение же силы – это высший возврат к себе, в котором единство целого, составлявшее соотношение [с собой] самостоятельного инобытия, перестает быть чем-то внешним для этого многообразия и безразличным к нему.
Существенное отношение определилось теперь так, что непосредственная и рефлектированная самостоятельность положены в нем как снятые или как моменты, которые в предыдущем отношении были сторонами или полюсами, устойчивыми сами по себе. Это означает, во-первых, что рефлектированное единство и его непосредственное наличное бытие, поскольку оба суть первые и непосредственные, снимают себя в себе самих и переходят в свое иное; рефлектированное единство, [т. е.] сила, переходит в свое проявление, а внешнее – это нечто исчезающее, возвращающееся в силу как в свое основание и дано лишь как носимое этой силой и полагаемое ею. Во-вторых, этот переход есть не только становление и исчезновение, но и отрицательное соотношение с собой, иначе говоря, то, чтó изменяет свое определение, в то же время рефлектировано в этом переходе в себя и сохраняет себя; движение силы – это не столько переход, сколько то, что она сама себя переиначивает (über setzt) и в этом положенном ею самой изменении остается тем, что она есть. – В-третьих, это рефлектированное, соотносящееся с собой единство само также снято и есть момент; оно опосредствовано своим иным и имеет это иное [своим] условием; отрицательное соотношение этого единства с собой как первое и как начало движения своего спонтанного (aus sich) перехода точно так же имеет предпосылку, которой оно побуждается (sollizitiert), и нечто иное, с чего оно начинает.
Рассматриваемая в своих ближайших определениях, сила, во-первых, имеет в самой себе момент сущей непосредственности; сама же она определена как отрицательное единство. Но это единство в определении непосредственного бытия есть существующее нечто. Это нечто, будучи отрицательным единством как то, чтó непосредственно, являет себя как первое; сила же, так как она то, чтó рефлектировано, являет себя как положенность и потому как принадлежащая к существующей вещи или к материи. Это не означает, что сила есть форма этой вещи и что вещь определена ею, а означает, что вещь как нечто непосредственное безразлична к ней. – Со стороны этого определения в вещи нет никакого основания для того, чтобы обладать какой-то силой; напротив, сила как сторона положенности по существу своему имеет своей предпосылкой вещь. Поэтому, когда спрашивают, каким образом вещь или материя приходит к тому, чтобы обладать силой, предполагают, что сила внешне связана с вещью или материей и втиснута в нее какой-то посторонней мощью (Gewalt).
Как такая непосредственная устойчивость сила есть вообще спокойная определенность вещи, не нечто проявляющееся, а непосредственно внешнее. Так, силу обозначают также как материю, и вместо магнетической, электрической и т. д. сил признают магнетическую, электрическую и т. д. материи или вместо пресловутой силы притяжения – тонкий эфир, связывающий всё. – Именно в материях растворяется недеятельное, лишенное силы отрицательное единство вещи, а они были рассмотрены выше.
Но сила заключает в себе непосредственное существование как момент, как нечто такое, что хотя и есть условие, но преходит и снимает себя, следовательно, [заключает в себе] не как существующую вещь. Сила есть, далее, не отрицание как определенность, а отрицательное единство, рефлектирующее себя в себя. Таким образом, вещь, которой должна была быть присуща сила, уже не имеет здесь никакого значения; сама сила есть скорее полагание внешнего, являющего себя как существование. Следовательно, она также не просто определенная материя; такая самостоятельность давно перешла в положенность и в явление.
Во-вторых, сила – это единство рефлектированной и непосредственной устойчивости, другими словами, единства формы и внешней самостоятельности. Она и то и другое в «одном»; она соприкосновение таких [определений], из которых одно имеется, если нет другого; она тождественная с собой положительная рефлексия и подвергшаяся отрицанию рефлексия. Таким образом, сила – это противоречие, отталкивающее себя от самого себя; она деятельна; иначе говоря, она соотносящееся с собой отрицательное единство, в котором рефлектированная непосредственность или существенное внутри-себя-бытие положено как то, что есть лишь снятое или момент, и, стало быть, поскольку оно отличается от непосредственного существования, переходит в него. Следовательно, сила как определение рефлектированного единства целого положена как то, что само из себя становится существующим внешним многообразием.
Но в-третьих, сила – это еще только в-себе-сущая и непосредственная деятельность; она рефлектированное единство и столь же существенно отрицание его; отличаясь от этого отрицания, но лишь как тождество самой себя и своего отрицания, она по существу своему соотнесена со своим отрицанием как с внешней ей непосредственностью и имеет эту непосредственность предпосылкой и условием.
Предпосылка же эта не есть вещь, противостоящая силе; такая безразличная самостоятельность снята в силе; как условие силы вещь есть какое-то другое для нее самостоятельное. Но так как это самостоятельное не есть вещь, а самостоятельная непосредственность определила себя здесь в то же время как отрицательное единство, соотносящееся с самим собой, то оно само есть сила. – Деятельность силы обусловлена самой собой как тем, что есть иное для себя, обусловлена силой.
Сила, таким образом, – это отношение, в котором каждая сторона есть то же, что и другая сторона. Именно силы находятся в отношении между собой, и притом соотносятся друг с другом существенным образом. – Далее, сначала они лишь разные вообще; единство их отношения – это еще только внутреннее, в себе сущее единство. Таким образом, обусловленность некоторой другой силой есть в себе действие (Tun) самой силы, иначе говоря, она поэтому лишь пред-полагающее действие, лишь отрицательно соотносящееся с собой; эта другая сила еще находится по ту сторону своей полагающей деятельности, а именно по ту сторону рефлексии, непосредственно возвращающейся в себя в процессе своего определения.
Сила обусловлена, так как содержащийся в ней момент непосредственного существования дан лишь как нечто положенное; но так как он в то же время непосредствен, то он нечто предположенное, в чем сила подвергает самое себя отрицанию. Имеющееся для силы внешнее есть поэтому сама ее собственная пред-полагающая деятельность, которая положена прежде всего как другая сила.
Далее, это пред-полагание взаимное. Каждая из обеих сил содержит рефлектированное в себя единство как снятое и потому есть пред-полагающая сила; она полагает самое себя как внешнюю силу; этот момент внешнего есть ее собственный момент; но так как она есть также рефлектированное в себя единство, то она полагает в то же время это свое внешнее не в самой себе, а как другую силу.
Но внешнее как таковое – это само себя снимающее; кроме того, рефлектирующая себя в себя деятельность по существу своему соотнесена с тем внешним как с чем-то иным для нее, но точно так же и как с чем-то в себе ничтожным и тождественным с ней. Так как пред-полагающая деятельность есть также рефлексия в себя, то она есть снятие этого своего отрицания, и она полагает его как самое себя или как свое внешнее. Так, сила, будучи обусловливающей, есть импульс для другой силы, которая со своей стороны действует против импульса. Дело обстоит не так, чтобы она пассивно определялась и тем самым в нее привходило нечто иное: нет, импульс лишь побуждает ее. Она в самой себе своя отрицательность; отталкивание себя от себя есть ее собственное полагание. Ее действие состоит, следовательно, в снятии того, что этот импульс есть нечто внешнее; она делает его просто импульсом и полагает его как собственное отталкивание себя самой от себя, как свое собственное проявление.
Следовательно, проявляющаяся сила – это то же, чтó сначала было лишь пред-полагающей деятельностью, а именно то, чтó делает себя внешним; но сила как проявляющаяся есть в то же время деятельность, подвергающая отрицанию внешнее и полагающая его как то, чтó ей присуще. Если мы в этом рассуждении начинаем с силы как отрицательного единства самой себя и тем самым как пред-полагающей рефлексии, то это то же самое, как если бы мы начинали рассмотрение проявления силы с побуждающего импульса. Сила, таким образом, в своем понятии определена сначала как снимающее себя тождество, а в своей реальности одна из обеих сил определена как побуждающая, а другая – как побуждаемая. Но понятие силы – это вообще тождество полагающей и предполагающей рефлексии, или рефлектированного и непосредственного единства, и каждое из этих определений есть просто лишь момент внутри единства и тем самым опосредствовано другими. Но точно так же в обеих находящихся во взаимоотношении силах нет определения, которая из них побуждающая сила и которая побуждаемая, или, вернее, каждой из этих сил одинаково присущи оба определения формы. Но это тождество есть не только внешнее тождество сравнения, но и существенное их единство.
А именно, одна сила вначале определена как побуждающая, а другая – как побуждаемая; эти определения формы являют себя, таким образом, как непосредственные различия этих двух сил, имеющиеся в себе. Но они по своему существу опосредствованы. Одна сила побуждается; этот импульс есть определение, положенное в нее извне. Но сила сама есть то, чтó пред-полагает; она по существу своему рефлектирует себя в себя и снимает то, что импульс есть нечто внешнее. То, что она побуждается, есть поэтому ее собственное действие, иначе говоря, ею самой определено, что другая сила есть вообще другая и побуждающая сила. Побуждающая сила соотносится со своей другой силой отрицательно, так что она снимает ее внешний характер; потому она полагающая сила; но она такова лишь при предположении, что она имеет перед собой другую силу, т. е. она сама побуждающая сила лишь постольку, поскольку она имеет характер внешнего и, стало быть, поскольку ее побуждают. Иначе говоря, она побуждающая сила лишь постольку, поскольку она побуждается к тому, чтобы быть побуждающей. Тем самым первая сила, наоборот, побуждается лишь постольку, поскольку она сама побуждает другую к тому, чтобы побуждать ее, т. е. первую. Каждая из обеих сил получает, следовательно, импульс от другой; но импульс, который она дает как деятельная сила, состоит в том, что она получает импульс от другой силы; импульс, который она получает, вызван ею же самой. Вот почему то и другое, даваемый и получаемый импульс, или деятельное проявление и пассивное внешнее, не есть нечто непосредственное, а опосредствовано, и притом каждая из этих двух сил тем самым сама есть та определенность, которую другая сила имеет относительно ее, опосредствована другой силой, и это опосредствующее иное есть опять-таки ее собственное определяющее полагание.