Галина Ивановна Губайдуллина
Соседи и родня Оттавии Малевольти
И девочка сердито отвернулась от Отты.
Мачеха ушла в комнату к Эммиту. Тот с грустным лицом рисовал деревья. Он обернулся на вошедшую, но лишь кивнул девушке, продолжив занятие.
–В чём дело, малыш? Чем ты рассержен?
–Лэсли говорит, что, общаясь с Вами, я предаю память матери…
–Она просто завидует нашей дружбе! Её злое сердце не способно дарить любовь, потому ей неприятно видеть, как радуются жизни другие. И любая мать радовалась бы на небесах, что её дитя любимо.
Ребёнок встал со стула и обнял Оттавию.
–Я соскучился, мама,– прошептал он.
«Мальчик похож на отца внешне, но такой ласковый и добрый, что никак не скажешь о мистере Боу»,– подумала девушка.
Филдинга-младшего отправили в учебное заведение для аристократов после свадьбы сестры Граветин с Сэндлером.
Чета Боу на знаменательном событии бракосочетания не присутствовала, сквайр сослался на то, что его жене в связи с интересным положением надо беречь здоровье.
А Оттавии сказал:
–Я найму репетитора по бальным танцам, раз тебя принял Свет, как равную, ты должна быть совершенной не только в красоте, но и в танцевальных па. Такую прелестницу наперебой кинутся приглашать почтенные кавалеры. Пожалуй, найму ещё учителя французского языка и учителя по этикету. Глупость в нашем круге прощается, но незнание этика – никогда. А сейчас ступай в свою комнату, там ждёт тебя доктор Драммонд. Я вызвал его, чтоб он осмотрел тебя.
–Зачем?
–Ну, мало ль что! Может, таз у тебя слишком узкий, и тебе лучше сделать аборт.
–Спасибо за заботу, но на аборт итальянка никогда не согласится. Детей даёт Господь, и мы не должны убивать их в чреве.
–Всё равно пусть тебя осмотрит специалист, так я буду спокоен. Только приобрёл отличную мачеху-гувернантку для детей, и не хочу тебя терять.
Девушка в душе возмутилась: «Приобрёл! Говорит обо мне, как о вещи!»
Когда Оттавия вошла в комнату, Бернхард казался взволнованным.
–Здравствуйте, миссис Мале…олите,– коверкая её фамилию и запинаясь, заговорил врач,– Для осмотра попрошу Вас снять платье и нижнее бельё.
–Малевольти,– поправила она и вспыхнула: предстать перед чужим мужчиной без одежды!
–Отвернитесь,– попросила она.
Драммонд исполнил просьбу.
Сгорая от стыда, Отта освободилась от дорогой, верхней одежды. На ней остались чулки, исподняя нижняя юбка и сорочка на бретельках.
Мужчина развернулся. Его глаза поддел туман, когда он увидел тончайший стан, переходящий в казавшиеся широкими бёдра; холмики-груди имели совершенную, каплевидную форму.
–Ложитесь на кровать, я пощупаю Ваш живот, миссис Мале…
–Малевольти,– подсказала полуобнажённая, ложась на ложе.
–Малевольти,– повторил незнакомое для себя слово Драммонд.
Коснувшись о нежную кожу живота, рука доктора надавила в нескольких местах, затем опустилась на бедро. Девушка нахмурилась.
–Оттавия, ты не должна меня бояться, я же доктор.
–Тогда уберите руку с моей задницы.
Трясущаяся ладонь мужчины скатилась с аппетитных бёдер. И тут же тело Бернхарда навалилось на неё. Он впился губами в её рот. Его противный, скользкий язык обшаривал пространство её рта. Оттавии это показалось отвратительным и гадким. Одна рука доктора больно сжала её грудь, другая нырнула вниз, расстегивать брюки.
Девушка нащупала на тумбочке узкую вазу, и опустила её на голову насильника. «Я, что, создана для искушения мужчин? Этот господин ранее казался таким положительным и воспитанным…»– удивлялась Отта. Она вырвала своё тело из под придавившей тяжести.
Ваза, видимо, была из толстого стекла, она не разбилась.
Держась за голову, доктор стонал.
Сам, превратившись в жертву, он умолял:
–Прошу: только никому не говорите о происшедшем казусе. У меня двое маленьких детей, их надо кормить. А кто меня будет приглашать в благовоспитанные дома, если моя репутация будет подмочена?
Драммонд кривил душой, его отец нажил такое состояние, что всем его потомкам можно было не работать лет сто, но Бернхард надеялся, что Оттавия этого не знает, он рассчитывал на её доброту и лояльное снисхождение.
Доктор поправил одежду и вышел.
У выхода он передал слуге:
–Передайте мистеру Боу, что его жена совершенно здорова.
За ужином Освальд заметил на лице у суженой некое беспокойство.
После трапезы, отослав детей спать, он прямо спросил у супруги:
–Что произошло между Драммондом и тобой? Почему доктор вылетел из дома, будто за ним гналась свора собак?
Правда была дороже для честной девушки, чем покрывательство негодяя, она с обидой вымолвила:
–Этот господин, что именуется врачом, распускал руки!
–Докторам это не возбраняется, моя дорогая.
–Он поцеловал меня, и я его ударила,– опуская подробности, вынуждена была рассказать Отта.
–Докторишка потому вёл себя развязно, потомучто считает тебя уличной девкой! С дворянкой он был бы обходителен и даже побоялся бы косо взглянуть!– сурово отчитывал жену Освальд.
–Я не намерена выслушивать подобные обвинения!– вспылила Оттавия и вышла из-за стола.
«Нахал, конечно, рассчитывал, что девчонка предпочтёт ласки молодого мужчины, чем приставания старика, но она ещё слишком наивна и юна,– думал Боу,– А Отта – молодец, не поддалась. Я не ошибся, сделав её женой».
Беула Спенсер напряжённо вглядывалась у окна в гущу деревьев в саду. Она ждала любовника. Через потайную калитку в саду в домик смотрителя за цветами должен прийти человек, которого она с нетерпением ждёт. В этот день недели, в назначенный час Спенсер всегда отпускала садовника на выходной, тот уезжал в деревню навестить мать.
«Как глупо волноваться, он обязательно придёт»,– ругает себя влюблённая девушка.
Дрожащей рукой наливает в бокал вина, что принесла с собой в корзине с другими деликатесами.
Открывается дверь.
–Здравствуй, Бернхард,– выдыхает Беула.
Мужчина молча берёт из рук девушки бокал и ставит на стол, затем поспешно обнимает желанную, ненасытные губы ласкают всё её лицо. Этот педант и зазнайка преображается. Теперь он больше похож на холерика, который спешит и не может успокоиться, унять жажду обладания.
15 февраля 1.801 года повитуха приняла роды у Оттавии Малевольти, которая произвела на свет близнецов-девочек.
Появившуюся на свет первой мать назвала, как ангела – Умбриэль. Раздумывала, как назвать вторую. И тут пришёл муж взглянуть на новых членов семьи. Поморщился, углядев в черноволосых малютках все черты их матери.
–Вон ту, что всё время орёт, назовём Джессика, в честь моей матери, та тоже была женщина с норовом,– распорядился он и вышел, даже не поздравив жену с прибавлением.
Их отношения стали носить враждебный характер. Юной Оттавии, конечно же, хотелось идеальных знаков внимания, преданности, любви, взаимопонимания. Но взрослый мир мистера Боу не соприкасался с наивными мечтами молоденькой девушки.
Пока ещё живота не было видно, Малевольти приглашали на балы, где она ненароком и услышала смешок, что, дескать, до чего горяч «старикашка» Освальд Боу: женился на девочке, а как был постоянным визитёром притонов с дешёвыми шлюхами, так и после женитьбы не забывает старых развлечений. Вторая сплетница отвечала подруге, что «потому и бегает мистер Боу к проституткам, что жена совсем молодая, неопытная». И никому и в голову не пришло, что Оттавия игнорирует своего мужа. Она с усмешкой подумала, что зря ждала, что путём привязанности возникнет любовь, этот человек вызывал в ней неприязнь, а теперь ещё и брезгливость. Сердцем она чувствовала, что Боу видел в ней не любимую женщину, а объект для наслаждений, и не настолько желанный объект, чтоб ради её любви отказаться от других женщин.
Тем временем вся Европа следила за Наполеоном. Его генерал Моро нанёс полный разгром Австрийской армии в Баварии. Бельгия и левый берег Рейна безоговорочно примкнули к территориям Франции.
20 февраля. К дому Боу подошёл престарелый отец Оттавии. Ему показалось, что вид дома недоброжелательный, негостеприимный, равнодушный ко всему окружившему его великолепию соседних садов и особняков. Этот дом, словно скупой старик, жил своей прозябающей жизнью, тая в себе сокровище – юную, прекрасную Отту.
Слуга передал хозяину просьбу «какого-то оборванца» повидать дочь.
–Видимо, старик что-то напутал…Как можно звать прислугу с парадного крыльца…– сказал предположения слуга, даже не догадываясь, что гость хочет видеть его госпожу.
Всё, что касалось строптивой Оттавии злило Освальда, он спустился сам, открыл дверь, и, в ярости сверкая глазами, крикнул:
–Пошёл вон! Я запретил кому-либо из вашей семейки появляться на пороге моего дома!
Старик заплакал.
–Я хочу повидать своих девочек,– ломая слова от переживания ещё больше, попросил Малевольти-старший.
–Нечего на них смотреть, девчонки на одно лицо со своей мамашей. Глянь в зеркало, увидишь там свою итальянскую, мерзкую рожу, предай ей мысленно женственные черты – и любуйся,– издевался Боу.
–Вы – жестокий человек.
–Ждёшь, когда я спущу собак?!
Рыдая, старик побрёл прочь.
Отта стояла у окна и тоже плакала в голос, глядя, как отец удаляется всё дальше. Но разве может она что-либо приказать могущественному мужу?
Она взяла крошек из колыбели и положила на кровать. Легла рядом, поглаживая их головки. Слёзы всё ещё катились из глаз.
Вошёл муж и закричал:
–Что за плебейская замашка спать вместе с детьми?! Для этого есть колыбели и гувернантки!
–Почему Вы выгнали моего отца? Я могла бы сама спуститься к нему.
–У нас был уговор относительно посещений родственников.
–Мой отец не джентльмен, чтоб придерживаться идиотских уговоров. В итальянской семье все любят друг друга, и заботятся даже о дальних родственниках.
–Так, значит, ты не издевалась над родственниками? А кто затюкал бедняжку Зилу?!
–Я же извинилась перед ней…
Крик разбудил близняшек. Они дружно заревели. Освальд скривился и покинул спальню жены.
После его ухода в дверь кто-то постучал.
–Войдите,– утирая слёзы, разрешила Оттавия, укачивая плачущих деток.
С радостными лицами Артур и Эммит вошли с цветами.
–Нам наконец-то разрешили посмотреть на сестёр,– выпалил младший.
–Мадонна! Да где же вы отыскали цветы?– ахнула мачеха.
–На пристани. Моряки иногда привозят цветы жёнам из тёплых стран, вот мы и упросили одного продать букет,– рассказал старший.
–Какие вы предприимчивые! Уж не открыть ли нам своё дело?
–У папы есть шляпный салон,– напомнил Артур.
–Я не хочу всё время сидеть дома, малышек можно будет брать с собой, ведь везде есть склады и подсобки,– заявила Отта.
–По-моему, папа обрадуется такому повороту событий,– рассуждал, как взрослый, старший мальчик,– Чем платить управляющему, лучше будет, если кто-нибудь из семьи будет вести дела.
–Ну, идите же поближе,– подозвала мачеха.
Мальчики приблизились.
Эммит поставил букет в вазу.
–Та, что зевает – Умбриэль. А та, что хмурится – Джессика.
–Ой, мама, как же Вы их различаете?– удивился ребёнок помладше.
–У Джесс губы чуть-чуть потолше и брови изогнуты домиком. Хотите их подержать?
–Они такие маленькие и хрупкие, что страшно брать малышек на руки,– заволновался Артур.
–Тогда садитесь на кровать рядом, уж отсюда никуда их не уроните.
Братья уселись. Оттавия аккуратно переложила им в руки живые свёртки.
–Так, ребята, обязательно поддерживайте голову младенцу, мышцы на его шее ещё слабы и не могут держать такой груз.
Малевольти села на колени напротив детей и счастливо улыбалась тому, что видела с какой нежностью и восхищением братья глядят на сестёр.
Достопочтенный судья Остин Филдинг светился от счастья, когда Граветин разрешилась младенцем мужского пола. Мальчика назвали Джозеф. Роды хоть и были преждевременными, но прошли успешно. У ребёнка был отменный аппетит, и он быстро набирал вес. К удовольствию дедушки малыш Зэф повторил все черты лица матери.
Норман Сэндлер стал бароном, поместье вверил сестре Илларии, и получал солидные дивиденды с земель, ничем себя не утруждая. Его карьера и слава стремительно росли. В свои 25 лет он уже слыл популярным адвокатом в городе.
Вот и сегодня, 25 февраля, довольный делом, что завершил с честью для себя, Норман вернулся домой, и хвастался за ленчем перед тёщей:
–Применил метод диалектики, что разработал ещё Сократ в своё время, путём наводящих вопросов отыскал истину!
Джобет задумчиво кивала.
Наяда же «вся обратилась в слух».
Глава семьи отсутствовал, задерживаясь на работе.
–А почему Граветин всё ещё не присоединяется к нам?– рассеянно спросил Норман, вспомнив о существовании жены.
–Я не позволяю ей вставать. Она всегда отличалась хрупким здоровьем,– взывая к состраданию зятя, оповещала миссис Филдинг,– Вы бы, Норман, зашли к ней. Она Вас ждёт. Уже пять дней, как родился ваш сын, а Вы были у Граветин всего пару раз.
–Работа, работа…Вот и сегодня я не могу навестить жену: мне нужно написать отчёт и подготовить обвинительную речь для нападок на врагов очередного подсудимого. Встреча с женой взбудоражит меня, а мне нужна светлая голова.
Вечером Норман уединился в саду. Сидя на скамейке, мечтательно вглядывался в звёздное небо.
Рядом, ёжась от вечерней прохлады, села Наяда, укутанная в кашемировую шаль. Сэндлеру не понравилось, что кто-то врывается в его мир грёз.
Девушка сбивчиво заговорила:
–Норман, я была сегодня на заседании суда…ты просто очаровал публику своим выступлением.
–Благодарю за комплимент, сестричка.
–Пожалуйста, не называй меня так…это звучит фамильярно…
–Вот уж не хотел выглядеть фигляром! С каких это пор проявление симпатии к родственникам возбраняется?
–Я повторяю: для Вас я – мисс Наяда.
Она нервно тёрла руки.
–Вы замёрзли? Надо было перчатки надеть потолше,– то ли надсмехался, то ли говорил серьёзно Норман.
–Я выражаю протест Вашей глупой опёке, если я замёрзну, то уйду домой!
–Чего Вы злитесь? В чём же я провинился перед Вами?
–Спокойной ночи, мистер Сэндлер,– нарочито холодно пожелала ему Наяда.
–Спокойной ночи, дорогая сестра,– в высшей степени любезно, с доброжелательной улыбкой на лице, дразнил самообладание самоуверенной Наяды Норман.
В её глазах отразилась ярость, и Сэндлер возликовал, он любил дразнить мегер. Он догадался. Что неспроста сестра жены ищет «нечаянных» встреч подальше от глаз родни. Его забавляло, что гордячка Наяда терзается от безответной любви.
В дверях Наяда столкнулась с Джоанной, любимой служанкой матери, и женщина укоризненно глянула на молодую госпожу.
От одного из окон отошла Джобет, покинув пункт наблюдения. Давно ушедшая любовь к Остину Филдингу перешла в чувство неприязни к его любимице Наяде. Теперь к развитию отчуждения была причина.
С того дня на Наяду со стороны матери посыпался шквал упрёков, укоров и придирок разного характера.
К концу лета Оттавия Малевольти расширила бизнес мужа. В городе появилось ещё несколько магазинов разных профилей.
Умбриэль и Джессика росли на руках прислуги. Зато Артур и Эммит, как заправские бухгалтера помогали названной матери вести документацию. Они играючи демонстрировали головные уборы покупателям, и никто не мог устоять перед милыми, вежливыми улыбками мальчишек.
Отта не забывала и об отдыхе. Всё лето она с близнецами и пасынками уезжала за город на пикники. Туда же доставляли её отца, Чезорино и Берту с их семьями.
Мальчики Боу и гувернантка Сьюзан, конечно же, не выдавали тайну Освальду, всем нравилось веселиться в большой, итальянской семье.
Когда карета с вензелем Боу первый раз остановилась у дома, где жила семья Малевольти, ещё не видя, кто выходит из неё, старик Марко сердцем почувствовал: приехала его Оттавия.
–Цветочек,– запричитал он, отложил в сторону инструменты и подбежал к окну.
Действительно из кареты вышла его девочка.
Марко и Чезорино со всех ног бросились вниз.
Оттавия упала в объятия отца, потом обняла и поцеловала в обе щеки брата. Все заливались слезами.
–Как тебе, дочка, живётся с этим чудовищем?
–Я практически не вижу Освальда.
Из кареты донёсся плач Джессики.
–Ты привезла малышек!– обрадовался новоиспечённый дед.
–Чезорино, зови Зилу, поедим на уик-энд.
Отец влез в карету. На руках у молоденькой, пухлой служанки Сюзанны лежало два свёртка.
–Мои лапуленьки, мои маленькие итальяночки,– заворковал Марко над младенцами.
–Папа, поздоровайся и с внуками, это – Артур и Эммит,– подсказала Оттавия, влезая в карету вслед за отцом.
Мальчики, оробев, сидели, помалкивая.
–О, моя семья выросла в три раза!– обрадовался старик, здороваясь с мальчиками за руку,– Я научу вас, что значит: быть итальянцами! Мы стоим горой за любого члена семьи!
После родственников привозили за город или в гостиницу наёмные экипажи.
Одна только Лэсли избегала мачеху. Она и с братьями разговаривала сквозь зубы. Зато теперь Освальд, жалея дочь, часто разрешал ей играть в своём кабинете.
Лэсли как-то утром и вовсе «забыла» поздороваться с мачехой и братьями.
Оттавия сразу дала определение этому поступку:
–О, Мадонна! Излишняя свобода только уродует людей. А от скуки и безнаказанности человек и вовсе превращается в чудовище.
Однажды Малевольти в своём магазине повстречалась с Беулой Спенсер. Та сделала незначительную покупку, но хозяйка салона сделала ей хорошую уступку, и прижимистая дама расцвела в улыбке.
Отта попросила:
–Леди Спенсер, зная, что Вы владелица многих прядильных фабрик, я осмелилась просить Вас взять на работу мою сестру Берту Фиоре.
–Я слышала о ней, как о талантливой вышивальщице… Что ж, я уверена, что миссис Фиоре сможет служить в качестве художника-новатора рисунков тканей.
–Я хотела бы сделать заказ на продукцию Ваших мануфактур. Я задумала не ввозить из Франции готовые головные уборы, а шить модели в ателье из Ваших тканей.
–Вы – умная и расчётливая женщина в хорошем смысле этого слова, миссис Малевольти.
Оттавия менялась на глазах. Итальянская кровь заговорила в ней в полный голос. Она уже не была робкой, стеснительной девочкой. Она стала весёлой и бойкой. Её добрые шутки ценили покупатели и не скупились.
Освальд разделил бизнес на свой и бизнес жены. Он продолжал ввозить дорогие шляпки из Франции, а Оттавия строила ателье. Боу злорадно ждал, когда дело жены прогорит, и он вечно будет упрекать её за недальновидность.
Как-то он вошёл в спальню Отты. Та расчёсывала волосы у трельяжа, будучи уже в ночной сорочке.
Уловив в лице мужа вожделение, Оттавия со страхом переспросила:
–Что Вам угодно? Как Вы вошли?
–Я – хозяин этого дома, следовательно, у меня есть ключи от всех комнат.
Страх сменился в душе у девушки на ярость.
–Насилия больше не будет!– заявила она.
–Куда ты денешься, деточка?– усмехнулся Освальд.
–Ещё шаг и я опрокину на Вас трельяж! Потом пойдёт в ход ваза. А отныне я буду спать с ножом! Вы больше не притронетесь ко мне!
–Какая, к чёрту, из тебя аристократка?! Дикая кошка!!! Вот ты кто.
Мужчина в бешенстве схватил кочергу, что стояла у камина, и заявил:
–Ты из разряда прислуги, а чернь понимает только тумаки.
Отта насмешливо переспросила:
–Вы опять желаете повторить прошлый «подвиг» насильника?
–Я – муж! И требую выполнения моих желаний!
–Тогда Вам снова придётся довести меня до бессознательного состояния, только в этом случае я подпущу Вас к себе.
–Зачем же ты шла за меня замуж?
–Чтобы не осиротить Ваших детей окончательно, и Вы это прекрасно знаете.
Боу размахнулся скрюченной железкой, и в тот же миг Оттавия опрокинула на него трельяж.
Обозлённая девушка кричала:
–Так и знай: ты отнял мою молодость, радость бурной жизни, загнав в постылый дом, где сидишь ты!
–Как ты посмела поднять руку на мужа!– орал Освальд, всё его лицо было в крови, один осколок стекла даже торчал из щеки.
Он вновь наступал на неё, крепко держа орудие для наказания строптивицы.
Отта, отступая, горячо высказывалась:
–Весь этот год я не была итальянкой, а была каким-то забитым существом без своего слова! Теперь, поганый старикашка, ты поймешь, кому ты испортил жизнь! Ты привёл в свой дом врага, так и знай. Ласки от меня ты не увидишь никогда!
–Ты даже общаться с мужем не умеешь, куда уж там до ласки! Бесчувственный истукан в юбке! Бревно! И очень хорошо, что ты меня отвергаешь, а то плодишься, как таракан!
Преследователь загнал жертву в угол и со злорадством замахнулся вновь. Оттавия насмешливо глядела прямо в глаза палачу.
–Мама! Мама!– с криком ворвались в комнату Амазинг и Эммит.
Дети бросились к мачехе, заслоняя её от деспота. С широко раскрытыми глазами они смотрели на окровавленное и перекошенное злобой лицо отца, изумлённо переводя взгляд на его руку с кочергой.
–Тебя били, мама?– жалобно спросил Артур, заглядывая в бесстрашные глаза Отты,– Не бойся, мама, мы не дадим тебя в обиду.
–Дорогой мальчик, женщину из клана Малевольти не так просто запугать, пока мы не упали, мы в состоянии за себя постоять.
–Папа, зачем ты нас пугаешь!?– крикнул Эммит, слёзы разочарования катились по его щекам, отец так низко пал в его глазах.
Освальд молча покинул комнату.
Сбежались слуги. Молча, без вопросов, стали собирать осколки зеркал. Мужчины вынесли разбитый шкафчик трюмо.
Дети потянули мать за собой в комнату старшего мальчика. Там они, лёжа на одной кровати, долго болтали, пока не уснули.
Глава семьи заглянул в спальню Артура. Оттавия спала посередине, дети по бокам. «Она ненавидит меня, зато любит моих сыновей больше, чем своих дочерей, о девочках она вечером даже не спросила,– думал Боу-старший, глядя на мирно спящих домочадцев,– Ничего, подождём, когда-нибудь в девчонке проснётся женщина, и она сама прибежит ко мне, требуя исполнения супружеского долга».
Конец августа.
Наяда и Граветин совершали конную прогулку за городом.
–Я так рада, что мы, наконец, выбрались из города хоть к концу лета. Маленький ребёнок – это так хлопотно! Столько проблем!– делилась радостью младшая сестра.
–Я не знаю, зачем ты вскармливаешь Джозефа сама, обычно все аристократки отдают младенцев кормилице.
–А я удивляюсь тебе! Дорогая, чем плох барон Михаэль Готлоб, что приезжает в Милфорд-Хейвен по делам из Германии?
–Что я тебе сделала, что ты решила услать меня так далеко от родины?
–Граф Борроудэйл боготворит твою красоту, у него такое высокое положение…На его земле добывают графит, как говорят местные: «плумбаго», оттуда графит развозят по всей Европе. Почему бы тебе пару раз ему не улыбнуться?
–Когда я спрошу твоё мнение, сестра, тогда и высказывайся, а решать за кого мне идти замуж предоставь моему сердцу.
–Боюсь: твоё чёрствое сердце никогда не откликнется на зов любви…
–Нет, лучше вцепиться в первого встречного, кто придёт свататься, как это сделала ты?
Неловкая, гнетущая пауза затянулась.
Лошади вынесли девушек к реке, берег которой кое-где покрывали заросли акации, а у кромки воды местами росли ивы.
Наяда повернула было кобылу к дому, как сестра окликнула её:
–А давай, как в детстве, скинем одежды и нырнём в прохладную водицу?
Место безлюдное, до ближайшей мельницы надо было порядком скакать вниз по течению, чего бояться? Последние тёплые деньки уходящего лета, когда ещё доведётся побаловать себя купанием в реке? Что в этом плохого? Да и с сестрой надо помириться…Наяда спешилась. Стала снимать громоздкий костюм амазонки, аккуратно складывая вещи на травке. Затем тихо вошла в леденящую воду и неторопливо поплыла.
Граветин сложила одежду на седло и с визгом вбежала в реку. Сестра успела заметить, как налились груди кормящей мамочки. Младшая шумно плескалась у берега, затем поплыла вдогонку, нырнула…
Наяда заплыла уже на другой берег, а голова Граветин всё ещё не показывалась из-за мелкой зыби волн. Старшая разозлилась: «Зачем она пугает меня?» Но через минуту испуганно побежала к реке, предполагая: «Что же случилось? Ударилась о дно? Зацепилась о корягу? Наглоталась воды? Попала в холодное течение, и у неё свело ногу?»
Она ныряла до изнеможения, но так и не увидела сестру. Видимо, ту унесло течением.
На берег девушка выползла без сил, тело сотрясали рыдания. Волосы выбились из причёски, и теперь облипали голые плечи. Она села, обхватив колени руками, и просидела так неизвестно сколько. Слёзы со временем высохли, Наяда потянулась к одежде, но не нашла её, вместо этого её рука наткнулась на чей-то сапог. Девушка испуганно подняла голову и застыла в изумлении. Её замершее тело бросило в жар от стыда. Над ней возвышалась фигура Нормана Сэндлера.
–Ты вся синяя, Наяда. Как долго ты так сидишь?
–Не-не-не знаю.
Мужчина расстелил её одежду, живо достал фляжку из сапога, и к возмущению девушки принялся растирать озябшую кожу спины виски. Она издала нечленораздельный звук, когда его сильные руки опрокинули её на живот и прошлись быстрыми движениями по заду и ногам.
–Спереди тоже надо растереть, на,– Норман всунул в её руки фляжку.
Наяда продолжала лежать, её зубы стучали от холода.
Видя, что девушка вне себя, мужчина стал тормошить её за плечо:
–Дурёха, ты, что хотела утонуть? Или промёрзнуть, заболеть и умереть? Из-за меня?
Та обвела глазами лужайку, и заметила, что лошадь сестры отвязалась и ускакала вместе с одеждой Граветин. Надо как-то сказать Норману о случившемся. Забывшись, что она совершенно голая, Наяда привстала. Виски в её руках опасно накренилось, грозясь пролиться. Мужчина переводил взгляд с фляжки на заманчивую наготу. Дрожащими руками взял виски.
–Я сам тебя натру, раз ты не в состоянии.
Его руки, мокрые от спиртного, коснулись её шеи и поскользили вниз, но уже не быстрыми движениями, а плавными, томными. Вдруг Норман прижался к её телу. Его руки жадно гладили спину Наяды. Девушке тоже захотелось обнять мужчину, коим она бредила этот год.
Но она всхлипнула, набралась храбрости и выпалила:
–Почему ты не спросишь где моя сестра? Ведь ты приехал искать нас обеих?
Руки мужчины замерли.
–Зачем ты вспоминаешь о Граветин?– зашептал он,– Ты ведь хочешь меня?
–Да, я люблю тебя. Но не могу быть твоей женщиной в день смерти своей сестры.
–Что?!– Норман подскочил.
Наяда поспешно принялась одеваться.
–Она утонула,– вновь всхлипнула девушка.
Пустыми глазами Сэндлер уставился на спокойную рябь волн. Потом допил остаток виски, помог свояченице залезть в седло, и угрюмый ехал всю дорогу до дома. Он не любил Граветин, но успел привязаться.
«Наверное, это я виновата в смерти сестры…я так неистово желала быть вместе с Норманом…что небеса услышали мои мольбы…»– печально думалось Наяде.
Она вдруг испугалась: никому ещё не принесло счастья чужое горе.
После панихиды Сэндлеру не хотелось покидать уютный дом судьи, но что делать… «Оставить Джозефа здесь, или увезти малыша сестре Илларии? Та, безусловно, будет рада, своих детей у неё нет. А здесь свой наследник – Орин. Его не стали вызывать на похороны из Девоншира, чтоб не травмировать душу,– размышлял Норман, собирая свои вещи в саквояж,– За книгами по философии и праву пришлю потом слугу… Наяда боится на меня глянуть, видно жжёт стыд. Глупая ещё, думает, если кинулся на неё у речки, значит влюблён. Да любой нормальный мужик точно также среагирует на голое тело молодой, соблазнительной девушки. А почему бы и не совратить её? Она же не будет кричать о том, что сама забралась в постель к мужчине, да ещё и к мужу родной сестры! Ну, останется старой девой, да и чёрт с ней. Я-то буду далеко от дома Филдингов. Теперь надо плотнее подобраться к обожаемой Оттавии. Но как? С какой стати вдовец Сэндлер будет приглашать чету Боу? Какие у нас общие интересы? Никаких. Хоть бы кто на Малевольти предъявил иск что ли…»
–Собираешь вещи?– плаксивым голосом поинтересовалась вошедшая Наяда.
«Ага, я так и знал – прибежала проститься,– ухмыльнулся Норман,– Завалить её прямо здесь, на столе? А, что, экстравагантно и заманчиво». Он улыбнулся своим пошлым мыслям. Затем придал лицу скорбное выражение и обернулся.
–Наяда, ты будишь во мне насильника,– счёл нужным для очистки совести предупредить Норман.
Она опять поняла его не так.
Закрывши лицо руками, девушка вопрошала:
–Почему ты сразу не женился на мне? Польстился на глупышку?
По мере того, чем больше говорил Сэндл, руки Наяды ползли вниз с лица, открывая удивлённые глаза.
–Твоя красота отдаёт льдом. Я никак не мог предположить, что столь шикарная девушка способна полюбить простого служащего… Граветин была простой девчонкой, без особого обаяния, готовая к подчинению, радостно и с благоговением заглядывающая в рот мужу, если тот говорит умную фразу. А ты…интеллектуальная, непосредственная личность…я боялся отказа…и боялся тебя.
Она во все глаза смотрела на него.
–Спасибо за откровение, значит, я внушаю тебе страх?– хватило у неё сил на иронию.
–Я боялся потерять голову. Боялся быть нелепым подкаблучником.
–Значит: ты меня любишь?– поспешила сделать вывод девушка, и к полной неожиданности Нормана, сама кинулась к нему в объятия.
Мужчина не успел возразить, в последнюю минуту он испугался последствий, её всемогущий папочка может упрятать и на каторгу, как вдруг дверь открылась и на пороге замер старик Остин.
–Как это понимать?– рявкнул хозяин дома.
–Норман просит моей руки,– скороговоркой ответила за друга Наяда.
–Что не делается – всё к лучшему,– пробурчал Сэндлер, не то, успокаивая тестя-патрона, не то себя.
–А, что, действительно: благодать,– оживился Филдинг,– Джозефа не обидит родная тётка, и Норману с малышом незачем будет покидать наш дом. Да и ты, наконец, выйдешь замуж.
И глава семьи поочерёдно обнял обоих. Дочь плакала от счастья.
Сэндлер смиренно думал: «Да, так будет лучше. Мы по-прежнему сможем приглашать супругов Боу на все праздники и торжества. Какая разница женат я или нет, ведь Оттавия тоже не свободна».
Отец приобнял любимицу, вывел её из комнаты.
Он рассказывал ей:
–Когда ты родилась, уже была очень красива, и я сказал, что такими совершенными бывают только феи, потому мы назвали тебя нимфой – Наяда.
–Папа, меня удручает тот факт, что все считают меня занудой.
–Будь веселее, научись шутить. И пусть твои шутки будут не колкой издёвкой, а подбадривающей поддержкой.
–Я попробую измениться…мне надоело быть одной, без подруг, все избегают меня.
–Но я заметил, как к тебе набивается в подружки Беула Спенсер. Она умная, опытная женщина, она многому научит тебя и даст совет.
Они поделились радостью с матерью.
С высокомерием и с непроницательным видом Джобет выслушала их, и заявила:
–Поздравляю, ты добилась своего.
–Ты знала, что Наяда любит Нормана?– удивился Остин.
Девушка присела в почтительном реверансе перед матерью и удалилась к себе.
–Создаётся впечатление, что Наяда причастна к гибели своей сестры,– жёстко намекнула Джобет.
–Вы клевещете на собственную дочь!
–Почему Сэндлер и Наяда вернулись вместе? От обоих несло спиртным, будто они в нём искупались!
–Замолчите! Норман облил Наяду для согрева, а сам выпил, чтоб заглушить горе.
–Вы всему находите оправдания.
Судья, еле сдерживаясь от злобы, предупредил:
