Галина Ивановна Губайдуллина
Соседи и родня Оттавии Малевольти
Филдинг вбежал в свою каюту, сверился с морской картой. Сбоку была помечена длинная коса, а сесть на отмель и застрять надолго не хотелось, и капитан решил придерживаться того же курса. Для себя он отметил, что лучше плавать не ближе к берегу, а по караванному пути, и удирать есть куда, и вероятности больше, что на виду других кораблей никто из пиратов не осмелиться атаковать.
Боясь сесть на мель, Орин не гнал корабль по ветру, и их вскоре догнал неприятель.
С чужого корабля на шлюпке приплыли парламентёры. На ломаном английском спросили где командующий состав.
–Лучше вам сдаться без боя. Зачем нужно кровопролитие?– обведя глазами команду, подначивали пираты.
Филдинг назвал своё звание и представился перед врагами.
–Мы не будем вести переговоры с мальчишкой,– поддразнивал юного капитана пират с длинными рыжими волосами.
–Тогда я вас не выпущу,– с усмешкой пригрозил Орин.
Парламентёры выхватили шпаги.
Атакуемый английский капитан крикнул пушкарям, что вглядывались в происходящее с чужих кораблей:
–Заметьте: не я первый напал на парламентёров!
Он отскочил от края борта, и шпага первого соперника вонзилась в доски фальшборта. Орин схватил нападающего за плечи и швырнул в море. У второго он схватил шпагу поперёк и с силой дёрнул, противник оказался лицом к лицу к нему. Филдинг врезал обидчику головой в переносицу. Пока тот хлюпал кровью, зажимая нос свободной рукой, шустрый английский паренёк отправил и его за борт. Третий парламентёр, тот, что рыжий, пятился к трапу, видимо хотел избежать позора. Но бравый капитан заарканил его канатом, связал и свесил с борта вниз головой. Пленник ругался и болтал ногами, пытаясь перевернуться.
Как ни странно, но пираты хохотали со своих кораблей, подсмеиваясь над своими недотёпами, их увлекла расправа над непрошенными гостями.
–Парень свой человек, оставим ему жизнь,– решили они.
А храбрый Орин орал нападающим:
–Так будет со всеми, кто ступит на борт моего корабля!
–Сучий потрох, сам сдохнешь или помочь?!– крикнул какой-то здоровяк-пират.
Бугаю тактично дали понять, что за капитана можно получить неплохой выкуп.
Пираты бросились на абордаж.
Филдинг крикнул:
–Стойте! Не надо убивать моих людей! Высадите нас где-нибудь на пустынном берегу.
Его команду под весёлые возгласы связали и увели в трюм.
Прошло немало времени в угрюмом молчании, когда пленники заметили фигурку Фрэда, мальчишка шнырял за ящиками с провизией.
Он прошмыгнул к ящику, возле которого сидел Филдинг.
–У, проклятые крысы, шебуршат, точно стадо бизонов,– ругнулся кто-то из стражи.
–Капитан, это я, Фрэд,– шептал мальчонка,– Я прятался между ящиками во время захвата.
–Малыш, освободи нас скорее!
Юнга проворно орудовал маленьким кинжалом, перерезая верёвки.
Боцман подкатился к решётчатой двери, перекинул через прутья удавку и расправился с одним из охранников.
Бравые английские матросы вышибли дверь и кинулись на пьяных пиратов. Стоял густой туман, и с других кораблей не могли разглядеть, как ритмично летят в воду тела захватчиков.
Филдинг скомандовал отчаливать.
В этом плавании поменялся характер Орина: из добродушного юнца получился волевой командир.
Пьяно покачиваясь, Сэндлер подходил к своей спальне. Всю ночь он прокутил в ресторане, и сейчас, утром, валился с ног от усталости.
Из своей комнаты выглянула жена.
Язвила:
–Неужели многоуважаемый адвокат соизволил явиться домой?
–Мало уважаемый…Да, уже мало уважаемый…– невнятно бурчал Норман.
–И кто ж довёл до такой отпетой жизни сердечного нашего чиношу? Неужели жена-изверг? Может, она прикидывается человеком, а на самом деле – вампир?
–Папа, ты опять не расскажешь мне сказку?– высунула свою головку дочь из-за оборок платья матери.
Адвокат умильно улыбнулся и потянулся к ребёнку, желая обнять.
–Не встревай, когда разговаривают взрослые!– одёрнула девочку мать,– И разве ты не видишь, что твой отец утратил облик нормального папаши!
–Ты настраиваешь Фрэзи против меня!– возмутился Норман.
–Скоро от тебя будут убегать не только жена и дочь, но и будут разбегаться в разные стороны псы и прохожие, потомучто вместо одеколона от тебя несёт вином.
Норман хмыкнул и скрылся за дверями своей комнаты.
Он прислонился к двери и удивлялся своим мыслям вслух:
–Я знаю, что Отт любит другого, но вновь мечтаю о ней. Болезненно ревную, но не хочу забыть.
Всхлипнув, мужчина сорвал с шеи серебряный крест с цепочки и, глядя на распятие, просил:
–Боже, я молюсь тебе о том, чтобы Орин не вернулся из плаванья. Это кощунственно, я знаю, но как ещё устранить с моей дороги соперника? Не будет Орина, и, может, Оттавия обратит внимание на меня…
А в это время Отта глядела на кромку горизонта моря и шептала:
–О, Орин…если бы мои слова могли превратиться в птиц, долететь до тебя и рассказать о моей любви…
5 марта Орин Филдинг вернулся из плаванья со своей командой.
В кругу семьи он угощал домашних финским ликёром из морошки, что называется лакка и ягодой гонобобель, что в народе зовётся голубикой.
Капитана не занимала пустая болтовня родни за столом, он был поглощён едой и своими думами.
Лэсли спрашивала у Нормана:
–Какие нынче уголовные наказания ждут преступников?
Адвокат пояснял:
–Пенитенциарные методы современной Англии сводятся к выселению в колонии, либо к повешенью. Малое количество тюрем заполнено в основном банкротами и должниками. Люди, что ожидают приговора, независимо от тяжести преступления, находятся в одном месте.
–Ужасно!– возмутилась Наяда,– Порядочные дворяне коротают время в обществе убийц и воров!
–Ну, не такие уж они и порядочные, раз оказались под вниманием у правосудия,– усмехнулся Норман.
–Почему за энную плату нельзя улучшить тюремное заключение дворян?– не унималась Наяда.
–Какой тогда смысл в наказании?– пожал плечами её муж.
–Привилегии господ должны распространяться на все сферы жизни,– настаивала женщина.
Норман поучал невестку:
–Лэсли, если Вы будите всё свободное время проводить с моей женой, то станете такой же скучной, занудливой и меланхоличной особой, как она.
–Скучной?– с досадой переспросила Наяда.
Лэсли украдкой, в сторону хихикнула.
–Подонок,– сквозь зубы процедила жена адвоката.
–О, дорогая, не надо так льстить! Я, конечно, постепенно привыкаю к твоей завышенной оценке, но это так губительно для самоанализа и самооценки.
–Кто смущает нашего скромнягу и труженика Нормана?– встрепенулся от задумчивости Орин.
–Благодарю тебя, мальчик, один ты ценишь мои старания,– кривлялся Сэндлер,– Я и не думал, что ты можешь снизойти до таких сердечных, дружеских похвал.
Наяда вскипела, жалуясь брату:
–Норман всегда смеётся надо мной! Это оскорбительно!
–Для судейской коллегии репетируйте свои речи с кем-нибудь другим, Норман,– посоветовал родственнику Филдинг.
–Я для Наяды, как напоминание о том, что повсюду кипит бурная жизнь. Я, как удар по её меланхолии, потомучто только я вывожу её из равновесия однообразной, размеренной жизни. Наяда, скажу тебе откровенно: ты слишком скучная, чтоб тобой увлечься.
–Неисправимый балагур и пройдоха.
–Вот видишь, Орин, она сама меня всё время ругает. Наяда, а ты хоть раз дала мне шанс исправиться?
После завтрака капитан сослался на дела и уехал из дома.
Лэсли еле сдерживалась, чтоб не расплакаться. Муж, который отсутствовал несколько месяцев, вместо поцелуев и слов любви вовсе её не замечает!
Она побрела в библиотеку и наткнулась в коридоре на Нормана.
Мужчина искренне жалел её:
–Бедняжка Лэсли, у тебя такое грустное лицо…Тебе скучно? Я знаю верное средство, что в миг разгонит печаль. У меня есть бутылочка с отличным шерри. У него просто волшебный, восхитительный вкус. Наяда с Фрэзи уехали на прогулку, нам никто не помешает.
–Ну-у-у, если только один глоточек…– замялась девушка.
–Конечно! Ведь нет ничего дурного в том, что родственник хочет угостить и развлечь свою маленькую сестрёнку.
В своём кабинете Сэндлер, наполнял бокалы, без устали рассказывая смешные истории, заставляя Лэсли сдержанно смеяться. Девушка догадывалась, что адвокат заигрывает с ней, но воспринимала это, как игру.
Филдинг зашёл в магазин, где за прилавком стояла Оттавия и новая продавец Жаклин.
–Орин, сегодня ты забыл надеть улыбку на лицо,– заметила некая старушка-покупатель.
Юноша грустно ей кивнул.
Он склонился над прилавком, шепча Отте:
–Нужно проговорить.
–О чём?– надменно передёрнула плечами итальянка.
–Прошу тебя.
–Зачем ты пришёл?
–Прошу тебя: выслушай меня.
–Вы желаете вернуть товар, мистер Филдинг?– громко произнесла Малевольти для любознательных посетителей,– Пройдёмте в подсобное помещение, там новая партия товара ещё не распечатана, посмотрите…
Барон, торопясь, будто опасаясь, что его прогонят, ринулся в подсобку.
Он хотел расцеловать дорогую Отти, но она была непреступна, даже слишком бледна. И он тоже чувствовал непомерную вину перед ней, потому боялся приблизиться к ней.
–Зачем ты пришёл…– укоряла устало и вымученно Оттавия,– Нам нужно навсегда расстаться, Орин. Ты женился на моей падчерице.
Юноша пробовал шутить:
–Моё сердце буквально исполосовано ранами, которые нанесла мне ты своим пренебрежением.
–Перестань кривляться, Орин!
–Хорошо, я отброшу пафосный юмор и предстану перед тобой с открытой душой без защиты сарказмов, и ты сможешь убить меня своим ненавидящим взглядом.
Он замолчал и отвернулся.
Отта обошла вокруг, чтоб заглянуть в его глаза. Она хотела увидеть какое у них выражение, когда Филдинг не смеётся. Орин плакал: глаза покраснели и источали слёзы.
–О, Орин!– воскликнула женщина и бросилась в объятия любимого человека.
Теперь плакала она. Со слезами обида прошла.
Филдинг улыбался и шептал ей:
–Всё теперь будет хорошо, мы ведь опять вместе.
«Как сказать Орину, что я жду ребёнка от мужа его сестры? Не буду говорить, вдруг будет выкидыш…»– с ужасом думала Оттавия.
Она смотрела на него и смотрела.
–Как долго я тебя не видела…
Наяда откуда-то прознала о похождениях брата.
Она вошла в его кабинет на следующий день и жёстко бросила ему в лицо:
–Ты – позор семьи.
–Просто позорище,– кривлялся плут.
–Наше честное имя склоняют теперь все, кому не лень!
–А мужья тех кумушек, что любят чесать языками, значит, благочестивые святоши?
–Бывать в домах терпимости не вменяется каноном приличий. Туда идут те, чьи жёны не хотят рожать каждый год, как крестьянки-крольчихи. А вот крутить романы с замужними дворянками в нашем обществе порицается.
–Значит, у тебя всего один ребёнок от Нормана потому, что ты избегаешь своего любимого мужа? Или он уже не любимый?
Звонкая пощёчина на минуту усмирила Орина. Он тёр щёку, но злость вновь возрастала в нём.
Брат продолжал обвинять сестру:
–Ага, правда нам не по душе…Так зачем лезть в мою душу? Зачем? Думаешь, мне легко? Думаешь: я только и делаю, что наслаждаюсь жизнью? Думаешь, у меня нет совести, и мне не жаль жену? Думаешь, мне приятно встречаться с Освальдом Боу? Или видеть упрёк в глазах всех Малевольти? Думаешь, мне не тяжело отрывать Отт от груди и посылать домой к старику-мужу?
За обедом Лэсли и Норман непринуждённо болтали о всякой ерунде. Много шутили и смеялись.
После трапезы Наяда замешкалась, положила руку на плечо мужу, задержав его.
Оставшись наедине, жена выложила:
–У меня вызывает подозрение Ваша особая благосклонность к Лэсли.
–Не думал, что ты склонна к пошлостям, Наяда.
Орин уступил просьбам жены, и привёз её в порт показать свой корабль.
Он деланно отдавал распоряжения. Ругал неповоротливых матросов.
Лэсли сердито заявила мужу:
–Я смотрю, Вам доставляет бездну удовольствий командовать и измываться над людьми.
–И океан наслаждений смотреть, как это заводит и злит Вас,– в тон ей отвечал Орин.
–Не пытайтесь спорить с дебилом – опуститесь до его уровня, где он задавит Вас своим опытом.
–Ноющая жена хуже ноющего зуба.
–От всего сердца желаю тебе сгинуть в пучине океана!
–Я оценил твои сердечные пожелания, дорогая.
Лэсли сошла на берег, подозвала свободного извозчика и укатила.
Капитан смотрел ей вслед и думал: «Что я делаю? Зачем отстраняю от себя жену? Но я же не дикарь и не падишах, чтобы любить одну, а ласки дарить всем».
Лэсли вся в слезах шла по дому. Ей навстречу попался Норман.
–Кто тебя обидел, дитя?
–Орин!
И девушка живописно пересказала все непочтительные выражения, которые слетали с губ капитана. Адвокат округлил глаза от изумления, слушая её.
–…И при этом Орин смотрел на меня с такой злостью, будто я просила его прилюдно снять штаны! Когда мы познакомились, Орин казался таким душечкой, а на самом деле он злой и коварный! Хочу, чтоб царь морей Посейдон воткнул Орину острогу в зад!
Норман расхохотался.
Лэсли гневно продолжала:
–Я уверена: вчера он был у своей любовницы. Узнать бы к кому он убегает.
–Как? Ты не знаешь?
–А это известно Вам?
–Это известно всему городу. Только невинные девушки, что безвылазно сидят дома не знают это, потому ты и не в курсе…Орин влюблён в твою мачеху. Они встречаются даже в магазине,– посвятил в тайны её мужа Норман.
–Оттавия – разлучница?– впала в ступор девушка.
–Твой отец выдал тебя за Орина в надежде прекратить это бесстыдство…
–Отец, как всегда, думал только о себе! Зачем мне муж, который не любит меня?
–Деточка, в Высшем обществе не совершают браков по любви. У нас действует чистый расчёт.
Лэсли вошла в кабинет мужа. Он разбирал деловые бумаги.
Орин недовольно сморщился и сделал замечание:
–Когда ты научишься стучаться?
–Когда прекратишь вероломно лгать. Ты и Оттавия.
–Оттавия тут при чём?
–Тогда подтверди, что я несправедливо упрекаю тебя,– требовала жена.
–Да, я – подлый изменник,– глядя в окно, обличал себя Орин,– Но разве теперь тебе стало легче? Тебе не хочется меня убить?
–Нет. Потомучто я тоже тебя никогда не любила. Ты мне безразличен. Интересно, буду ли я любить твоего ребёнка, который родится осенью?
Освальд Боу, когда ему пожаловалась дочь на мачеху, кричал Оттавии:
–Никогда ты не получишь развод! Изводишь мою малютку-дочь! Мою драгоценную Лэсли!
Филдинг в очередной раз отбыл в плаванье. Росс послал его с грузом карабинов и сабель на остров Барбадос к губернатору лорду Комбермеру. Обратно капитан должен был доставить груз сахара и патоки. Экспедиция обещала быть длительной, вероятнее всего растянется на пол года.
Лэсли жаловалась Норману за ужином:
–Муж у меня на удивление завидный: то месяцами ко мне не подходит, то по пол года в море. Теперь он уплыл в Америку, точно пол года там пробудет.
За столом они сидели одни, Наяда находилась подле заболевшей краснухой дочерью.
–Лэсли, ты такая привлекательная, а Орин тебя не ценит…– притворно сокрушался Сэндлер.
Девушка всплакнула. Плечо Нормана оказалось рядом. Он сразу воспользовался ситуацией и утешительно поглаживал её по руке.
–В семейной жизни чувства становятся обыденными, а душе хочется вновь испытать бурную страсть, обожание.
–Не было у меня ни страсти, ни обожания…
–Бедная девочка, как можно пропустить в своей жизни самое важное?
Мужчина отважился и поцеловал её затылок.
Она встрепенулась.
Обиженно спросила:
–У тебя совесть есть?
–Есть, но сейчас она не встанет – не выспалась сегодня.
–Ох, заслуживаешь ты хорошей трёпки…
–Вот всегда замечал: у женщин портится характер без мужчин, а у мужчин рядом с женщиной.
Лэсли догадалась, что если мужчина хочет видеть её в постели, то это ещё не любовь. Но разве Норман кого-нибудь любит? Уж Наяду он точно не любит.
Норман сладко потягивался в постели, когда Лэсли крадучись вошла в его спальню и закрыла дверь на засов. Она молча скинула платье и легла под бок к Сэндлеру. Тот без лишних вопросов прильнул к её дрожащим от страха губам. Он покрыл её поцелуями, и девушка забыла о стыде и совести.
После соития Лэсли задумчиво говорила:
–Всё к этому и шло, потому, как всё в жизни я делала не то и не так. Я поверила Филдингу, не разобравшись не в его чувствах, не в своих…Я пойду к себе.
–Зачем спешить?
–А вдруг войдёт Наяда?
–Но она же возле больной дочери.
Айвору Драммонду пришла депеша, где сообщалось о том, что принц Уэльский и граф Лисбурн желают посетить его дом. Барон ответил, что будет счастлив, принять столь знатных особ.
Приём именитых гостей проходил в наилучших традициях аристократии. Чопорные гости ничем не выдавали чувств, степенно кивали в знак одобрения радушием барона Драммонда и его снохи с внуком.
Хозяин пригласил пройти всех отведать угощения.
За столом после первого смена блюд, граф перешёл к делу, ради которого они и приехали:
–Мой друг и поверенный сквайр Чарльз Мальком просит руки вдовы барона Бернхарда Драммонда.
–И мы желаем этого брака,– тоном, не терпящим возражений, оповестил принц.
–Как же похож сэр Мальком на скульптора, работающего у нас…
–Случайное совпадение, уверяю Вас. Я знаю Чарльза с детства,– заверил граф Лисбурн.
–Что ж…я возражений не имею, слово за Августой,– рассеянно проговорил Айвор Драммонд.
Жених воззрился на возлюбленную. Узнала ли она его с бакенбардами и сединой?
Женщина уронила салфетку. Итальянец нагнулся её поднять. На ней вилкой было нацарапано: «Чезорино?»
–Да,– прошептал он.
–Да!– обрадовано воскликнула баронесса.
И улыбки осветили все лица присутствующих.
Марко Малевольти кричал:
–Мой сын предал свою фамилию ради бабьей юбки!
Оттавия вступилась за брата:
–Папа, но теперь Чезорино будет намного проще в этом обществе.
–Мне и Августе придётся уехать из Милфорд-Хейвена, боюсь разоблачения. Будем жить в Лондоне. Граф Лисбурн поможет мне войти в общество.
Энрике поддержал родственника:
–Молодец, попал в нужное русло!
–Я не дам свершиться свадьбе,– раздался женский голос от двери.
Все обернулись и ахнули. На пороге стояла Зила. Её лицо уже не было бледным и измождённым, наоборот, оно сияло румянцем и загаром.
–Этот человек теперь не Чезорино Малевольти,– заявила Отта.
–У меня есть доказательства обратного,– упрямилась Зила.
–Где ты была?– вопрошал Марко Малевольти.
–Во Франции работала официанткой. Там чудесный климат, он пошёл мне на пользу.
–Ты бросила семью, а теперь ищешь потерянную ценность…– махнул рукой старик.
–Хотите физически устранить меня с пути?– переспросила Зила.
–Не говори ерунды!– возмутилась Оттавия.
–Сколько денег ты хочешь?– устало узнавал Чезорино у жены.
–Я хочу вернуть семью…тебя.
–Это невозможно,– стоял на своём Чезорино,– Неужели ты думаешь, что на суде будут слушать тебя, а не принца, который является моим другом? А Уэльский будет говорить, что я – Чарльз Мальком. И тебя осудят и сошлют в колонию. Забирай квартиру и найди другого мужа.
–А Франческо?– спросила Зила, губы её тряслись.
–Ты хочешь, чтобы ребёнок рос в нищете? Пусть уж лучше будет сэром Френсисом Малькомом.
–Хорошо,– глухо сказала Зила и побрела прочь из дома Фиоре.
Энджел Филдинг появился на свет в начале сентября.
23 сентября 1.813 года Оттавия родила сына Дэниэла. У Эммита и Шеннон днём позже родилась дочь Алиса. Оба младенца по фамилии Боу были белокуры.
Глядя на пополнение, Освальд сказал:
–Надо взять с адвоката компенсацию.
Оттавия не отвечала, и так очевидно, чей это ребёнок. Она любовно поправляла чепчик на головке малыша. Муж задумчиво наблюдал за её действиями.
–Может, сдадим его в приют?– предложил он.
–Ни за что!
–Ты уже любишь этого ребёнка больше, чем дочерей?
–Странно, да? Я думала, что буду ненавидеть младенца…но он такой лапочка! И ни в чём не виноват. Он стал ближе и роднее всех на Земле.
Чувство материнства нахлынуло обожанием. Женщина то гладила малютку, то прижимала к себе.
Весь город обсуждал вес и срок беременности Малевольти, и все решили – это ребёнок Освальда Боу. Даже самые злобные клеветники не могли подумать, что кроме барона Филдинга у этой красавицы мог быть кто-то ещё.
30 сентября Сэндлеры пили чай с молоком в 5 вечера, заедая сладостями.
Норман засмотрелся на дочь, как она забавно перемазалась кремом. Наяда по этому поводу, конечно, ворчала. «У меня есть ещё один сын, которого я не имею права взять на руки и назвать дорогим»,– с сожалением подумал мужчина. Освальд Боу уже получил из его рук приличный капитал на имя Дэниэла.
Наяда в раздумье спросила в пространство:
–Интересно, от кого Оттавия Малевольти родила сына?
Адвокат поперхнулся чаем.
–Тебе-то зачем это знать? Не терпится посплетничать с Беулой? Которая, кстати, неизвестно откуда притащила ребёнка, что (вот совпадение!), почему-то похож на Бернхарда Драммонда!
–А, по-моему, эта Малевольти та ещё шлюшка. Ребёнок-то полноценный, не семимесячный, а значит, Орин не принимал участия в его зачатии.
–Может, старина Освальд постарался изо всех сил.
–Мне кажется: сквайр Боу стар для таких подвигов.
–Много ты знаешь о мужчинах! Что ещё говорят твои осведомители? Мальчик похож на мать? Чёрненький?
–Блондин. Может, потом потемнеет… Говорят, Оттавия уже курирует свои магазины, таская новорождённого повсюду за собой. Дикарка. Что, нельзя нанять кормилицу?
Женщина театрально закатила глазки.
И вот на следующий день Норман узнал в одном из магазинов, куда приедет хозяйка, и стал ждать её.
Оттавия появилась из подсобки. Сэндлер вышел из-за спины почтенного джентльмена и уставился на Малевольти, ничего не говоря.
–Что желаете купить?– нетерпеливо напомнила посетителю о цели его визита хозяйка магазина.
–Пару перчаток…
Второй посетитель вышел.
–…и продолжительный поцелуй, пожалуйста,– закончил фразу барон Сэндлер.
Отта оглянулась на Жаклин, та делала вид: всё в порядке, мне на всё плевать.
–Зайди в подсобку, попьём чаю,– пригласила хозяйка гостя.
Норман радостно прошествовал за Оттавией.
–Тебе чай с молоком?
–Отт, к чёрту чай, я так соскучился…
Младенец запищал на диване.
Мужчина склонился над ним.
–Вот ты какой, мой Дэниэл… Боу говорил тебе о моих перечислениях на его имя?
–Да.
–Он такой красивый… Можно я возьму его?
–Нет.
–Я умею держать маленьких детей.
–Ты не докажешь, что это твой сын.
–Я не собираюсь отнимать его у тебя… Почему ты так плохо думаешь обо мне?
Женщина отвернулась.
–Можно я обниму тебя, Отт?
–Ты научился спрашивать разрешение?
Норман подошёл ближе.
–Стой, где стоишь, барон Сэндлер. Я позвала тебя сюда показать сына и сказать, чтоб ты перестал преследовать меня. Забудь меня, Норман.
–Разве нам было плохо вместе?
–Но чувственные удовольствия не заменить на любовь. Ты же знаешь: я люблю Орина.
–Орин запальчив по молодости, он тебе не простит измену. Мне же плевать спишь ли ты с мужем, или с кем-то ещё, лишь только изредка будь со мной, и жизнь моя озарится светом твоей красоты. С первого взгляда ты прожгла мне сердце любовью…
–Влюбился, говоришь, с первого взгляда? Тогда почему не сказал слов признаний в доме моего отца? Вместо этого: «Мисс Малевольти, расскажите в подробностях, как Вас насиловал мистер Боу»!
–Я знаю: я прозевал своё счастье. Надо было сватать тебя сразу, выросли бы твои девочки у нас в горном поместье, и я был бы самым счастливым человеком.
–Хочешь, я скажу тебе: почему ты раньше не признался мне в любви? Ты боялся быть отвергнутым, боялся остаться без идеала любви. Ведь проще пойти к безотказным шлюшкам.
–Меня сдерживали престижное положение в обществе и твой низкий социальный статус.
–Значит: вес в обществе тебе дороже меня. Это не любовь.
Норман приглушённо напоминал:
–Отт, вспомни, как хорошо нам было вместе.
–Бесподобно. Но при расставании моя душа не рвалась к тебе. В подсознании наш интим приобрёл статус интрижки, не более.
–Знай: я всегда буду ждать тебя,– с этими словами мужчина ушёл.
–Напрасные надежды, Норман,– вздохнула Оттавия,– Незримо каждую минуту со мной присутствует давнее очарование, память настойчиво возвращает образ Орина в явь, туманно рисуя далёкий облик перед глазами.
Как всегда адвокат Сэндлер решил залить горе спиртным, и явился домой навеселе.
Наяда встретила его со словами:
–Чудовище, лишённое всякой морали!
–Лучшие люди города подтвердят Вам, милочка, моё безупречное резюме.
–Лучшие люди города уже и руки тебе не подадут!
–Ещё как подадут! Ты плохо знаешь общество, каждый чиноша в чём-либо замаран, замешан и нуждается в отличном адвокате.
–Почему такие умные и грамотные люди, как ты, спиваются?
–Почему человек пьёт спиртное? Потомучто он – творческая личность. Ему скучно. Ему надо занять себя какой-либо деятельностью. Животные поели, побегали по лесу и счастливы. Людям надо обязательно чем-либо занять руки или мозг.
–Мне надоело делать вид любящей жены. Ты привлекателен, обворожителен… смотрела бы и смотрела…да вот только воротит. И черты лица всё те же, как и много лет назад, но почему-то ты стал противен и омерзителен. Меня гнетёт, если ты рядом со мной. Я содрогаюсь от твоего холодного прикосновения, меня коробит от твоего пустого взгляда; я внутренне гадливо сжимаюсь, когда ты проходишь мимо меня…
Норман прошёл к себе молча мимо неё.
Нежные лепестки астр трепетали на ветру, а важные гладиолусы кивали своими пышными, роскошными коронами, когда Орин подходил к дому.
Руперт еле тащил поклажу с вещами и необыкновенными фруктами.
Вышедшей навстречу жене капитан вручил лисье манто со словами:
–Это тебе, чтобы ты на меня не ворчала.
Лицо Лэсли озарила довольная улыбка, она поглаживала мех, что накинул ей муж на плечи.
–Кто у меня родился?
–Сын Энджел.
Орин улыбнулся и спросил:
–Где остальные домашние?
–Наяда в саду.
Затем барон Филдинг прошёл в детскую взглянуть на наследника.
Малыш был похож на жену. Орин сморщился: «Маленький Освальд Боу».
Кто-то затронул капитана за плечо.
Думая, что это Норман, капитан выругался:
–Ужа тебе в задницу!
–Ты стал мужланом,– скривила своё красивое личико сестра.
–Карамба! Ты крадёшься неслышно, как пантера.
–Спасибо за комплемент, братец. С кем ещё я ассоциируюсь в твоём воображении?
–С полудохлой акулой.
–Весьма лестно…
–Извини, родная, но я годами общаюсь с матроснёй, что выросла в подворотне. Другого языка они не понимают. Я стал грубым, несдержанным морским волком. Злых больше уважают.
Наяда задумчиво кивала. «Полудохлая акула» – это меткое определение всё ещё звучало в её ушах. «Он прав: я не живу полнокровно, а полудохло существую, в то же время агрессивно настроена против всех, готовая цапнуть любого, кто подойдёт ближе»,– думала она.
Орин потянул женщин в столовую пробовать ананас. Обе хвалили изысканный вкус фрукта, съели по нескольку кусков. Затем Наяда и Лэсли скорчили удивлённые гримасы – у них заболели языки. Капитан от души хохотал.
–Где Норман?– спросил он.
Сестра безразлично доложила:
–Ты найдёшь его в бордели или в кабаке.
–Был бы жив папа, он бы так отвратительно себя не вёл,– вздохнул молодой человек.
–Да, возможно он продолжал бы врать и лицемерить, и бегал бы к весёлым куртизанкам втихаря,– пожала плечами Наяда.
Филдинг сменил тему разговора, засыпав слушательниц рассказами о дальних странах и островах.
Когда же Норман появился на пороге дома, его ждал суровый шурин.
–Ты что творишь?– с вызовом вопрошал капитан у мужа сестры.
–Разве тебе не видно, как ярко я живу? Пью виски, трачу деньги, имею кучу женщин! А ты предлагаешь мне стать скупердяем, трезвенником и евнухом?
–Мне кажется: Вы игнорируете мою сестру.
–Молчи, сопляк, у нас дивные, чистые отношения.
–Вы говорите со мной невежливо и неучтиво.
–Не лезь в наши семейные дела: с госпожой баронессой Сэндлер я разберусь сам.
–Я тоже член семьи.
–Пижон и зануда.
У Орина округлились глаза от возмущения: Норман от выпитого вина совсем распустился!
–Значит, в Ваших глазах, я – пижон и зануда?
–Это самая скромная оценка, сэр. На самом деле Вы гораздо хуже. Просто моя природная скромность не даёт мне широко раскрыть Вашу поганую сущность.
–А наш душечка-Норман, надо полагать, скромный ангел, который мучается от людской злобы, находясь среди нас!
–Примерно так и обстоят дела.
–Ты же обещал не огорчать сестру!
–Моя сестра – Иллария, и её я никогда не обижаю.
–Гад!
И Филдинг ударил зятя кулаком в подбородок. Норман отлетел к стене и потирал ушибленное место.
На лестнице взвизгнула Наяда, что подслушивала их разговор:
–Что ты делаешь, Орин?! Ему же больно!
–Жена, скажи, что ненавидишь меня – и я уйду,– обещал Сэндлер.
–Скажи, сестра, все знают, что каждое твоё слово – истина! Можно ли дальше терпеть этого прохвоста!
Но женщину взял испуг: муж уйдёт навсегда? Что же будут злословить в Свете про неё?
Наяда закрыла глаза и сказала:
–Я ненавижу…вино в тебе! Этот бес меняет твою личность, заставляет куролесить.
То, что муж избегает её, Лэсли даже не удивило: сказавшись на дикую усталость Орин ушёл спать в свою спальню.
А утром за завтраком капитана не оказалось за столом.
На немые вопросы домашних Лэсли наигранно отвечала:
–Сказал, что дела в конторе Росса…Как обидно чувствовать себя дурой, которую водят за нос, наставляя рога прямо на глазах бессовестно и самодовольно. Так опустить моё достоинство человека в глазах общества! И самому унизиться до животного…какой он подлый и мерзкий – мой муж.
Вся эта тирада говорилась для Наяды. Та прятала глаза и не знала чем возразить. Норман подмигнул любовнице: молодец, так их!
А вслух ехидно заметил:
–Учил меня жить, а сам бежит не в бордель, как остальные аристократы, а к замужней даме! Правду говорят: в чужом глазу соринку видят, а в своём бревна не замечают!
–Похоже, эта итальянка заколдовала парня,– заохала старая служанка Джоанна.
Лэсли, изображая истерику, убежала в слезах.
–Ревнует – значит, любит,– рассеянно проговорила Наяда.
Муж, искусно орудуя вилкой, тут же опроверг это заявление:
–А я думаю: ревность – не любовь. Представь: древние племенное общество. Женская особь зависит от мужчины-охотника. И вдруг её благодетель приводит завоёванную или похищенную женщину из чужого племени, и все привилегии и лакомые кусочки отдаются новенькой пассии. Разве первая жена не будет пытаться избавиться от соперницы?
–Ты видишь ревность однобоко. Больно делить любимого человека с кем-либо. Ужасно даже думать, что тот, кого любишь, целует и шепчет слова любви другой.
Норман встал из-за стола, и, не глядя в глаза жены, покинул столовую.
Та заплакала.
Джоанна заохала, запричитала:
–Оё-ё, да что это сегодня такое? Миссис Сэндлер, возьмите себя в руки!
В магазине Оттавии некая барышня долго перебирает шляпки.
Сетует:
–У Вас такое обилие фасонов…это просто преступление какое-то…
Итальянка топчется возле неё, помогая примерять шляпные изделия.
Входит Орин. И при виде его хозяйка магазина Малевольти падает в обморок. Филдинг едва успевает её поймать.
–Ах,– срывается с губ продавщицы Жаклин и покупательниц.
–Видите ли, я так прекрасен, что при моём появлении, женщины падают в обморок от счастья,– говорит с улыбкой Орин.
–Не следовало миссис Малевольти так быстро приступать к работе после родов,– качает головой привереда-покупательница.
