Галина Ивановна Губайдуллина
Соседи и родня Оттавии Малевольти
–О, я слышала, как её обладательница противно завизжала.
И обе прыснули со смеху.
-Папа, а Орин Филдинг любит меня? Что он тебе говорил, когда сватался?– допытывалась Лэсли.
–Ну-у-у…говорил, что ты миловидная, воспитанная девушка,– перечислял её достоинства папаша, заметив, что это не впечатляет его дочь, которой хочется романтики, откровенно начал врать,– Барон говорил, что полюбил тебя, как только увидел, и хочет видеть тебя подле себя всегда.
Глаза девушки разгорелись.
–Папа. Почему же он мне сам ничего не говорил?
–Ну-у-у…наверное, стеснялся…он ведь так ещё молод…Он просил сказать о своей любви Оттавию. Разве она тебе ничего не передавала?
–Нет.
–Вот стерва!
–Теперь понятно, почему она сбесилась. Не хочет, чтоб я вышла замуж за богатого жениха с отличной родословной. Она всегда ненавидела меня.
Отец дал денег дочери и отправил её с экономкой покупать свадебные наряды.
Подвыпившая жена вошла в его кабинет.
–Филдинг сам просил руки Лэсли?
–Я договорился о свадьбе с Норманом Сэндлером, но барон Филдинг не возражал.
–Пройдоха!
–Успокойся, ты, ретивая итальянка! Этот брак нужен всем нам для блага семьи. Теперь не будет никаких сплетен. Ты выступишь в роли сводницы для двух «влюблённых» Орина и Лэсли, которая, якобы, доставляла любовные письма молодых людей.
Оттавия навзрыд заплакала. Она пошла к двери.
–Будешь не в меру пить спиртное – отравлю!– крикнул ей вслед муж.
–Да пошёл ты…
Чезорино и Августа обнимали друг друга в гостинице.
–Как долго я ждал этого момента,– шептал счастливый мужчина.
Женщина крепко приникла к нему, и так они простояли в прострации, наслаждаясь мигом свидания, незнамо сколько.
На обручение 15 декабря Сэндлеры пригласили Лэсли с отцом в свой дом.
Наблюдая за мисс Боу, Наяда и Орин нашли, что жесты девушки преувеличенно жеманны. «Кривляка,– подумал про себя Филдинг,– Носит нарочито простенькие фасоны, но при этом ведёт себя, как полусонная принцесса самых голубых кровей».
Орин напрямую спросил, надеясь, что Лэсли расплачется и отвергнет его:
–Мисс Боу, Вы меня любите?
–Наверное…Ой, конечно!– горячо поправила она.
Юноша усмехнулся этому «наверное».
Освальд Боу мило разулыбался: мол, ребёнок ещё.
Лэсли, когда их провожала Наяда до выхода, специально замедлила шаг, и полушёпотом спросила у будущей родственницы:
–Позволительно ли жене требовать ласки от мужа?
–Ни в коем случае!
Очередной номер «Газетт» сообщил о помолвке Орина Филдинга и Лэсли Боу.
23 декабря. День свадьбы барона Филдинга с дочерью сквайра Боу.
Вошедший в спальню Орина камердинер Руперт Буркс с порога выдал:
–Не могу представить Вас, сэр, в более неприглядном и нелепом виде.
–Извини, дружище, я измял костюм. Но, в последнее время, диван притягивает меня, будто магнитом.
–Снимайте одежду, я отнесу её Джоанне, она погладит.
–Можете не торопиться оба.
–Опаздывать на венчание – плохая примета.
–Вот и хорошо.
Когда Буркс с костюмом поравнялся с дверью, барон окликнул слугу:
–Руперт, ты мой камердинер…и лучший друг…останешься дома или хочешь испытать судьбу в плаванье?
–Я поеду с Вами, сэр. Давно мечтал посмотреть на мир.
Оттавия в красном приталенном платье вошла в дом Филдингов через парадный вход. Её плечи прикрывал малиновый карминовый палантин, вышитый золотом и с внутренней стороны утеплённый мехом лисы. Волосы женщины украшали золотые ленты и алая роза.
–Обряженная в такой ярко-красный цвет, ты выглядишь цыганкой,– ворчал её муж.
Жена хмыкнула.
–Ты точно не устроишь скандал?– настороженно переспросил Освальд в сотый раз.
–Трудно сказать. Представляешь моё «радостное» расположение духа, если мне хочется придушить виновников торжества?
–Надо было сказать, что ты заболела.
–И вызвать новые подозрения толпы? Я буду улыбаться назло всем…и назло себе.
Наяда издали разглядывала обворожительную итальянку и думала: «Я не удостою этой особе ни малейшего внимания».
Чета Боу приблизилась к ней. Сквайр рассыпался в любезностях. Оттавия улыбалась так приветливо, будто никогда ранее не вызывала скандалов. И тут Наяда поняла, что не может быть на столько неучтивой, чтоб не ответить на приветствие. Она не мужчина и вызвать на дуэль обидчицу-итальянку не может. И миссис Сэндлер осыпала чету Боу ответной фальшивой лестью.
Затем заговорили на хозяйственные темы.
Норман поддерживал разговор, нахваливая собственные старания.
Всё же Оттавия избегала смотреть в лучезарные глаза Наяды, будто всё время кого-то искала в толпе.
–Где же Орин?– начала проявлять беспокойство миссис Сэндлер.
–Да, надо уже ехать в церковь,– подхватил отец невесты,– Артур и Эммит уже давно увезли туда Лэсли.
Но вот толпа расступилась, пропуская жениха.
Проходя мимо Сэндлера, Филдинг полушёпотом сказал:
–Растяни улыбку до ушей, Норман, я исполнил твою волю.
«Скорее он сказал это для стоящей рядом Оттавии»,– понял адвокат.
Малевольти усилием воли повернула голову к жениху и медленно кивнула. Орина окатила волна жара и стыда.
Гости направились к выходу, предстояла поездка к церкви.
Стоя у алтаря, Филдинг бегло глянул на руки невесты, и вяло поинтересовался:
–А где кольцо, которое я подарил тебе в библиотеке?
–Сдала в ломбард и купила на вырученные деньги новые платья,– прошептала в ответ Лэсли.
Священник, читающий наставленья, недобро покосился на брачующихся.
После обоюдного «да», Орин быстро чмокнул невесту, и повёл её на улицу.
Довольный Освальд Боу расцеловал дочь в обе щеки. Мачеха растянула губы в подобие улыбки.
–На сердечные поздравления вид Оттавии не тянет,– заметил Норман жене.
Взгляд новоиспечённой баронессы Филдинг сверлил мачеху. Малевольти питала те же чувства: «Ненавижу Лэсли. Но, кажется, я сама взрастила этого монстра. Своим безразличием и презрением я воспитала себе врага».
За столом Наяда сделала мужу замечание:
–Сэр, Вы совсем не обращаете на меня внимания, могли бы вести Светскую беседу или развеселить забавным рассказом.
–А, по-моему, всем заметно, как я наслаждаюсь общением с Вами, душа моя,– выкручивался Норман.
–Вот как? И как я могла не заметить знаков внимания? Вы вели со мной диалог жестами на глухонемом языке?
–Это всё Ваша невнимательность, леди, я же старательно Вам подмигивал!
Лэсли прыснула со смеху, закрыв рот салфеткой.
Наяда укоризненно глянула на неё.
Орин не поднимал глаз от своей тарелки, ему казалось, будто Оттавия осуждающе с ненавистью смотрит на него.
После торжеств молодожёны остались наедине в спальне жениха. Орин с тоской смотрит в окно, ожидая появления в нём Оттавии, но чуда не происходит, его любимая женщина не хочет за него бороться.
Сзади Лэсли робко просит:
–Расскажи, как ты любишь меня.
–Всё это было кем-нибудь когда-нибудь сказано.
–Ну и что? Я хочу услышать это от тебя твоими словами.
–Я устал от обилия народа и хочу отдохнуть, потому сейчас не расположен к романтическим изыскам.
Он подошёл к ней, помог освободиться от платья. Через тонкую ткань сорочки просвечивались её панталоны и совсем крошечные груди. Девушка зажалась, смутилась. «Жеманная недотрога»,– подумал новоиспечённый муж. Лэсли юркнула под одеяло. Орин скинул свою одежду, оставаясь в нижнем белье. Молодую жену трясло от предвкушения неизведанного, она не могла побороть девичий страх.
–Замёрзла?– не понял её юноша.
–Да, это от тебя веет зимним холодом.
–Надо было выходить замуж не за северянина-англичанина, а за африканца, он бы согрел тебя горячей, запеченной на солнце кожей.
Мужчина отвернулся и уснул.
Оттавия пребывала в заторможенном состоянии. Стояла у окна своей спальни и смотрела на тёмное окно спальни Орина. Слёз не было, но горечь утраты жгла сердце.
Кто-то вошёл. Она оглянулась.
–Пришёл поиздеваться?– спросила женщина у мужа.
–Напротив, Отта, я понимаю тебя: больно терять дорогого человека.
–Ты и вдруг сочувствуешь?
–Только работа или отдых вдали от дома отвлечёт от унылых мыслей.
–Ты прав, Освальд, мне надо развеяться,– согласилась Оттавия, неожиданно назвав мужа по имени.
–Я прикупил магазин в соседнем городе, взглянешь завтра?
–Конечно. Хотя, постой, скоро же Рождество.
–Дела и в праздники – дела. А сейчас выпей успокоительное и ложись спать.
–Пойду, лягу с девочками.
На следующий день вечером сквайр Освальд Боу объявил жене:
–Собирайся, поедем. К утру как раз будем на месте.
–Почему едем ночью?– удивилась жена.
–Нам же надо успеть к открытию магазина.
Разглядев на сёдлах чужого извозчика, Оттавия опять удивлялась:
–А где наш кучер?
–Запил. Ты, что, до сих пор боишься меня?
Итальянка хмыкнула и пригрозила:
–Только попробуй что-нибудь учудить.
Под стук колёс и монотонное укачивание она задремала, потому, сколько ехала карета определить не могла.
Её разбудил голос мужа:
–Приехали.
Боу услужливо открыл дверцу перед женой, и в карету заглянула лохматая, огромная бело-серая староанглийская овчарка. Женщина вскрикнула. Её подхватили сильные мужские руки. Но на землю ставить не спешили. Вместо этого её перекинули через плечо и понесли к коттеджу. Вокруг сновали другие овчарки и колли. «Это не город, а чья-то вилла»,– мелькнуло в голове Оттавии.
–В чём дело? Что происходит?– не понимала итальянка.
Никто ей не отвечал. Она подумала, что муж собирается её убить, и нанял убийцу.
–Помогите!– закричала Отта.
–Не бойтесь, я не собираюсь Вас убивать,– успокаивал её голос Нормана Сэндлера.
–Сэр Сэндлер? Где мы?
–В моём поместье в горах.
–Но почему я здесь?
–Это наша сделка с Вашим мужем, но…
Она перебила его:
–Негодяи! Я пожалуюсь в суд!
Сзади кричал Боу жене:
–Никто тебе не поверит! Я буду всем говорить, что был здесь по приглашению вместе с тобой! А ты взъелась на адвоката за то, что он благоприятствовал браку Орина и Лэсли! Кучер тоже будет молчать, ведь он обязан адвокату освобождением от ссылки.
В помещении Норман поставил Оттавию на ноги. Он испытывал радостное возбуждение от предвкушения сладких поцелуев красавицы. Но получил звонкую пощёчину. Без парика он тоже был очень хорош, обрамление белых волос делало лицо светящимся, а чёрные глаза горели на нём неистово и ярко.
Женщина попятилась.
–На помощь!– опять крикнула она в надежде, что кто-нибудь из слуг вызовет полицию.
–В имении мы одни. Сестру отправил в путешествие, слуг отпустил в праздничный отпуск.
Мужчина приближался. Она снова с ненавистью залепила ему пощёчину.
Норман покачал головой и упрекал:
–Вот она благодарность за мои благие деяния. Это ведь я настоял на том, чтобы сквайр Боу женился на Вас.
–Лучше б я одна воспитывала двойняшек, чем оказалась в одном доме со стариком Боу!
–Но тогда б ты никогда не встретила Орина.
–Теперь я понимаю, кто постарался побыстрей женить Орина на Лэсли.
–Ошибаетесь. Инициатор – Ваш муж. А я не знал, как сблизиться с тобой, и вот пошёл на это похищение…
Она опять била его по лицу, пощёчина за пощёчиной, но он только вожделенно, страстно смотрел на неё с таким обожанием поедая глазами, что Оттавия ощутила себя беззащитной перед огромной силой мужского желания, исходившего от него. Он поймал руки Отты, и вцепился губами в её рот с таким парализирующим напором, что у неё пошла кругом голова. Норман расслабился, выпустил руки жертвы и обхватил её спину. И она вновь пустила в ход руки, больно ущипнув насильника. Адвокат ударил её по лицу, Оттавия заплакала, закрыв лицо руками.
Мужчина со слезами осыпал эту щёку поцелуями, шепча:
–Прости, прости.
Но, не дав ей опомниться, он сорвал с неё пальто и разорвал платье. Бельё через пару минут тоже полетело на пол.
–Боже, это потрясающее зрелище старик Боу видит каждый день!– пришёл в восторг от рельефных форм Отты Норман.
Эти налитые прелести не шли ни в какие сравнения с худощавой фигурой его жены.
–Я не сплю с Боу все эти двенадцать лет!– возмущённо возразила Малевольти.
–Напрасно. Чем больше мужчин, тем больше опыта…А я не верил Боу, что жена его игнорирует…Может, этот старикашка только хорохорится, а сам уже не способен оценить женщину по достоинству?
–Норман, не надо заходить так далеко,– взмолилась Оттавия,– Дайте мне одежду Вашей сестры и отвезите домой.
–Поздно. Я не остановлюсь на пол пути…и к тому же…я всегда любил Вас, Оттавия.
Он схватил её на руки и унёс в спальню.
Женщина со страхом напряглась на кровати, ожидая побоев и надругательств. Норману хотелось дотронуться до каждой части тела Оттавии. Он не мог насладиться запахом её тела. Ему казалось, будто он плавится, как воск, возле неё, и при этом погружается в неописуемое блаженство. Мужчина изморительно долго целовал её ноги, живот, руки, шею…Она подчинилась наплыву страстей. Ей вдруг захотелось прижаться к горячему телу Нормана, хотелось, чтоб он продолжал целовать её также неистово. И женщина прильнула к источнику ласк резко, порывисто. Глаза мужчины вспыхнули радостью и торжеством. Они сцепились губами в поцелуе, освободившись от обид, стеснений и последних угрызений совести. Они так сильно хотели утолить жажду любви, что слегка покусали друг другу губы. И с криком блаженства отпраздновали факт соития тел.
Оттавия ждала, когда Норман уснёт, чтоб убежать, но на него её образ действовал слишком возбуждающе. Утомлённая любовью Отта засыпала у него на плече, а когда просыпалась, мужчина тоже открывал глаза.
В очередной раз её сморил сон. Норман вглядывался в спящую. Волосы разметались по подушке, сонное лицо напряжено, её руки шарят по одеялу, взмывают вверх, словно ищут кого-то. Он гладит её по щеке, она успокаивается и засыпает крепче, доверительно прижавшись к нему.
Ему кажется, что она спит бесконечно долго.
Женщина открыла глаза, окончательно проснувшись. Она лежала в объятиях Нормана.
Мужчина оправдывается, глядя ей в глаза:
–Я понимаю, что напал на тебя, как половой агрессор…но иначе я не мог…Я так давно мечтал о тебе. Желал, боготворил…
–Ты всегда насилуешь божество?
Норман тихо засмеялся.
Затем вожделенно шептал:
–Отт, моя Отт. Правду говорят: женщина, как мята, чем больше мнёшь, тем ароматнее.
Призывно-глуховатый голос мужчины обещал море наслаждений, сердце щемило от предвкушений. Она забыла об Орине. На Земле были только она и Норман, утонувшие в кипучей страсти. Оттавии вновь хотелось раствориться в потоке волшебных ощущений, когда не знаешь какой нынче час, и сколько прошло времени с момента близости.
Они не знали, сколько прошло суток, им не хотелось вставать с кровати и выпускать друг друга из объятий.
В дверь кто-то позвонил.
–Боу прислал кучера за тобой…
Эти слова вернули Оттавию в действительность. Норман ничего не сделает, чтобы быть рядом с ней, тогда как Орин хотя бы делал попытки увезти её в Америку.
Пока Норман, накинув халат, выходил, она оделась в одежду Илларии.
Войдя, Сэндлер с болью в глазах воззрился на неё.
–Я люблю тебя, Оттавия. Безумно люблю. Я взял тебя насильно, как подлец, не хуже Освальда Боу…Прости меня. Давай встречаться.
–Я не люблю Вас, мистер Сэндлер.
Не обращая внимания на её категоричность, мужчина объяснялся:
–Я любил тебя всегда. Любовь проснулась с первого взгляда, когда я увидел тебя обиженную на весь белый свет, заплаканную девочку. А когда ты шла к алтарю с этим стариком, я чуть губу себе не откусил от сожаления. Я совершил глупость, я должен был добиваться тебя по-другому, но этот Орин…
–Преступление Вы называете глупостью?– задохнулась от возмущения Отта.
–Прошу тебя, Отт, соглашайся встречаться со мной.
–Норман, почему ты медлил с любовными объяснениями столько лет?
–Прости меня! Эти женитьбы, карьера…Я всё откладывал…
–Ты никогда не добивался меня честно, открыто, а ждал момента, как змея за камнем.
–Нет, Оттавия, нет.
–Ты хотел благочестивую жену, карьеру и в придачу покладистую секс-рабыню Оттавию! Вот что ты хотел. Это не любовь. Это расчёт.
–По-твоему, на любовь способны только глупые мальчишки и выжившие из ума старики?
–Способен ли ты, Норман, любить без оглядки, забыв обо всём?
–Да!– с жаром закричал мужчина,– Мне уже не важна карьера, не нужна жена Наяда, я хочу только тебя.
–Мы будем жить здесь?
–Так быстро дела не делаются.
–Отговорки. Да и зачем мне Норман, если я люблю Орина?
И Отта пошла к двери.
Сэндлер поймал её за руку, взглянул в глаза. Там была усталость и ни капли сожаления оттого, что сейчас она покинет его.
–Твоё тело было моим, оно даже отвечало мне взаимностью…но душа твоя осталась принадлежать Орину! Но, может, ты всё же забудешь этого пацана? Может, стоит повторить те мгновенья, когда мы таяли от счастья?
–Зачем? Я отвлеклась от мыслей об Орине на несколько дней, но вот опять думаю только о нём.
–Он сейчас с Лэсли.
–Никакая Лэсли не удержит МОЕГО Орина возле себя.
–Как я не усердствовал – результат довольно скромный.
–Наверное, ты поспешил: я ещё не забыла Орина. Мы в ссоре с ним, но я знаю: мы будем вместе наперекор всему.
–Ты говоришь это, чтобы позлить меня!
–Нет!– и она прошла к выходу.
–Оттавия! Я буду ждать тебя, только позови!
А когда карета подъезжала к Милфорд-Хейвену, Оттавия попросила остановить у ближайшей церкви.
Упав на колени перед распятием, Отта плакала и каялась:
–Боже прости меня! Я уже не в праве называться твоим подобием… Как я могла отвечать на ласки Нормана? Боже милостивый, наставь меня, грешную, на путь правильный, истинный, божий…
Орин Филдинг ушёл в плаванье. Росс для испытания послал его в Финляндию за пенькой и брёвнами. Он уплыл 30 декабря. Чезорино Малевольти отбыл в резиденцию графа Лисбурна того же числа. Августа проводила его. Итальянец долго целовал уста любимой женщины, оба плакали и говорили слова любви.
А без пяти двенадцать ночи слуга в доме Драммондов упал в обморок при виде покойного хозяина Бернхарда с окровавленным лицом.
Ухмыляясь, привидение перешагнуло через слабонервного мужчину и открыло дверь в комнату Августы.
Та сидела за столом и перебирала гербарии. Многие цветы и растения были привезены свёкром Айвором из дальних стран и были диковинны для здешних обывателей.
Женщина в крайнем испуге выронила гербарий с ярким цветком.
Она сожалела:
–Надо было воткнуть тебе в сердце осиновый кол и забить кирпич в рот, чтоб ты никого больше не тревожил. Как же я могла забыть…
–Ты – глупая баба, Августа, это же была моя лаборатория! Разве я позволил бы вам отравить себя? Эта кровь на лице – маска для легковерных. А то снадобье, что я выпил, вызывает лишь глубокий сон, сродни летаргическому, с замедлением работы сердца и дыхательных процессов.
Изверг приближался к беззащитной женщине, протягивая руки к её горлу, как вдруг в комнату вошёл Залман.
Подросток в смятении замер, не веря глазам.
–Папа?
Бернхард, многозначительно растягивая слова, вопрошал сына:
–Хочешь быть могучим и бессмертным?
–Не верь ему! Он всего лишь человек, возомнивший себя вампиром!
–Но он же…– Залман осёкся, увидев, как из-под полы плаща отец достал пистолет и направил дуло на мать.
Злодей Бернхард сообщил:
–Хотел по-тихому расправиться с женой, теперь же придётся стрелять по двум мишеням…Потом придёт черёд Билинды…
Пока отец говорил, Драммонд-младший достал из кармана серебряный портсигар и запустил им в голову говорившему.
Бернхард охнул и выронил пистолет от неожиданности. Сын бросился на изувера. Они повалились на пол, барахтаясь.
Августа схватила со стола тяжёлую шкатулку, рассыпая содержимое с брошками и бусами, размахнулась. Удар пришёлся по плечу мужа.
–Что у вас за грохот?– в дверях появился Айвор.
Разглядев в борющихся внука и сына, бравый старик схватил раскалённую кочергу и направился к ним.
Бернхард отшвырнул от себя пятнадцатилетнего Залмана и стал отползать к окну.
–Папа, папа, ты же не причинишь мне вреда,– залепетал бывший эскулап.
–Выродок и убийца должен быть меченым, чтоб ты боялся показаться днём честным людям на глаза.
Драммонд-старший прижёг щёку сыну. Дом наполнил вопль. Бернхард вскочил. Старик охаживал его кочергой по плечам. Пальто на кровопийце загорелось, он бросился к окну и высадил окно, упав со второго этажа. Пылающим факелом Бернхард бежал от дома.
-Августа?– удивился Норман, подняв голову от конторских бумаг.
Он привстал от неожиданности из своего креста.
–Здесь нас никто не услышит?
–Нет. Присаживайся, пожалуйста. Проблемы?
–Я побоялась доверить бумаге нашу тайну.
–Что случилось?
–Бернхард нас обманул! В бутылке было снотворное! А после он подкинул чужой труп.
–И где ты его видела? Он угрожал тебе?
–Он заявился в мою спальню! Теперь, надеюсь, он на небесах. Но для мертвеца он слишком быстро удирал. Мне надо было предупредить тебя об опасности, он собрался мстить всем, кто его разоблачил. Мне так страшно и тяжело…
–Выпьешь?
–Немножко.
Адвокат разлил лимонный ликёр по бокалам.
–А, может, Бернхард на самом деле вампир? И убить его может только осиновый кол?– устало спрашивала миссис Драммонд.
–Глупости. Почему англичане склонны верить в привидения, в ведьм и вампиров? Я поговорю с полицейскими, навру, что вас пытались ограбить, пусть несут караульную службу у вашего дома.
–Спасибо, Норман, ты – настоящий друг.
Чезорино Малевольти предстал перед графом Лисбурном. Граф оказался таким, каким представлял его итальянец: пресытившийся излишним вниманием вельможей, надменным и уставшим. Лисбурну на вид не было ещё и тридцати.
Хозяин особняка забросал скульптора вопросами. Остался довольным краткими, но точными ответами.
Затем граф повёл Малевольти по дому, показывая, где какие отделки и переделки он хотел бы видеть. Особняк, конечно, уже не соответствовал тенденциям современной моды, и реставратор соглашался, что многое надо поменять.
Между ценными поручениями, Лисбурн без умолку рассказывал о себе:
–Я решил пожить пока в провинции. Устал от суеты Лондона. Здесь не надо бежать к знаменитому портному Уэстону. Здесь соседям плевать, что тебе совсем нет времени прочесть Расина, Корнеля, Бомарше, Мольера и Мильтона. Здесь не надо вставлять в разговор фразы модных философов Руссо, Вольтера и Даламбера. Кстати, здесь жизнь кипит ни чуть не медленнее. Весь Уэльс зияет дырами угольных шахт, но иначе нельзя – цивилизация зачахнет без топлива: люди замёрзнут, фабрики и заводы остановятся, и дикие звери придут в города. Конечно, я буду время от времени ездить в Лондон. Наш принц Уэльский теперь регент при короле, а он мой друг. Да и провинциальные театры разве сравнятся со столичными? Вот, кстати, сначала займётесь преображением домашнего театра. Сцена допотопна, отделки золотом совсем мало, ну, сами увидите.
Чезорино кивал словоохотливому графу, иногда бормотал: «Как прикажете, милорд».
Граф остановился у двери в западное крыло здания и заявил:
–А туда вход запрещён.
–Неужели там ничего не надо реставрировать?
–Надо. Но там нежилое помещение.
–С Вашими деньгами – это не проблема.
–Вы не поняли, эту дверь вообще нельзя открывать.
–Как будто там запретная территория другого государства с секретным военным объектом,– позволил себе съиронизировать итальянец.
–Вот теперь Вы всё правильно поняли.
–Зря Вы создаёте тайны, люди могут подумать, что Вы прячете там контрабандный товар.
–Пусть думают что хотят, лишь бы не разбегались в разные стороны от дворца.
–Договаривайте. Я умею хранить тайны.
–Я не на столько глуп, чтобы разглашать тайну новому человеку. Отобедайте на кухне и приступайте к работе, мистер Малевольти.
–Как прикажете, милорд,– отозвался наёмный работник.
После перекуса Чезорино заставил слуг замерять сцену и нужные детали декора.
Ему протянул руку для знакомства какой-то юный рыжий субъект с хитрой физиономией изысканно франтовато одетый.
–Кэдвин Баркер, сквайр.
–Чезорино Малевольти. Вы родственник графа?
–Я – актёр в его театре. Лисбурн пожаловал мне титул и дал немного земли,– хвастал молодой человек,– Теперь я сквайр.
–Шутам и прихлебателям, что веселят персон из высшего общества, всегда перепадают изрядные «крохи» со стола господ и королей,– злобно осветил это дело один из пожилых слуг.
–Папа, Вам бы радоваться за меня, а не злословить,– обиделся Баркер.
–Поменять свою фамилию на чужую, тьфу,– не унимался седовласый мужчина.
Актёр отмахнулся от отца:
–Живописец Доменико Теотокопули по кличке «Грек» из Толедо, где жил в иудейском квартале, также поменял имя на Эль Греко и прославился.
–То псевдоним, дурень.
–Если бы Вы, папа, поменьше трепали языком, то все бы думали, что я ношу титул по праву рождения.
–Сэр Баркер, можно с Вами поговорить наедине?– играя на честолюбии юнца, спросил итальянец.
–Чтобы нам никто не докучал, можно пройти в мою гримёрную.
Оказавшись в изолированном от лишних ушей помещении, Малевольти узнавал у актёра:
–Как давно Вы работаете у графа?
–С детства,– ухмыльнулся парень.
–Тогда Вы должны знать почему половина здания пустует.
–Вообще-то Лисбурн сознательные годы провёл в Лондоне, блажь жить на периферии на него нашла недавно.
–Намекаете, что и Вам ничего не известно?
–Но почему же…Я – лицо, приближённое к графу…
–Да говорите быстрее, я же всё равно проведаю о тайне!
–Лучше самому всё увидеть.
–Увидеть?
–Ну да. Я подожду Вас поздно вечером здесь, в гримёрной, и проведу по заброшенной части дома. Часиков в 12 ночи Вас устроит?
–Договорились.
В назначенный час Чезорино и Кэдвин отворили рамы в нежилой части дворца и перелезли через окно.
Леденящий озноб охватил итальянца и его спутника. Актёр зажёг небольшую масляную лампу. По тёмным стенам дома запрыгали тени. Половицы паркета, казалось, скрипели со всех сторон. Их резкий звук неприятно резал уши. Шторы колыхались, хотя не было и намёка на ветер. И тут до Малевольти дошло, что эта сторона жилища необитаема из-за привидений. И точно: от одной из стен отделилась тень дамы и прошла впереди обомлевших, уйдя в противоположную стену.
Искатели приключений отчётливо услышали стон, а затем крик:
–Где моё кольцо?
От этого крика люстра стала раскачиваться так, что на головы мужчин посыпались куски хрусталя.
Служители искусства переглянулись и пустились спасаться бегством.
Стоило художнику ступить из окна на землю, как его привёл в чувство голос нанимателя:
–Мистер Малевольти, Вы не успели появиться в моём доме, а уже суёте нос не в свои дела.
–Простите, милорд.
–Мистер Баркер, Вам должно быть стыдно. Разве джентльмен должен раскрыть чужие тайны?
–Я осознаю свою вину, милорд.
–Как же вас наказать?
–Мы и так наказаны страхом, милорд,– мямлил Кэдвин.
–Помолчите, мистер Баркер. Мистер Малевольти, может, попробуете изгнать местное привидение? Есть соображения по этому поводу?
–У меня не было мистического опыта…В этом лучше разбираются священники…
–Мистический опыт…Да, магия подарила нам науку: алхимики открыли кучу полезных веществ…У меня есть мнение: талантливые люди даровиты во всём, попробуйте что-нибудь придумать по ликвидации привидения,– не сдавался граф.
–Почему призраков так притягивает Англия?– вырвался вопрос у итальянца.
–У нас частый гость – туман, а привидения тоже имеют нечёткую структуру с дымкой. Вот они, видимо, и бродят вольготно в тумане, общаясь с такими же несчастными изгоями из рая,– предполагал Лисбурн.
–Неуспокоенный дух дамы требовал кольцо,– вспомнил Чезорино.
–Вы серьёзно думаете, что надо отдать драгоценность?– усмехнулся граф.
–Надо попробовать.
–Ну и как дух наденет украшение на призрачный палец?
–Дайте мне то, что требует эта дама, а я попробую с ней договориться,– загорелся идеей Малевольти.
На следующую ночь Чезорино вошёл в злополучную комнату. Он насторожился: незримый дух был рядом и дышал холодным дуновением. Мужчина резко оглянулся. Призрачная дама злобно засмеялась и стала приближаться. Итальянец вынул из под полы плаща вазу, а затем достал из кармана обручальное кольцо с гравировкой и бросил драгоценность в сосуд. Глаза духа загорелись огнём. И призрак ринулся струёй в вазу, которую Чезорино сразу закрыл крышкой и запаял церковной свечой.
На улице он передал вазу Лисбурну со словами:
–Ваша Светлость, можете закопать сей сосуд куда подальше.
Восторженный граф взял из рук Малевольти вазу, приложил к ней ухо. Тишина. Ни стона, ни шороха.
–Выброшу вазу в море,– сообщил Лисбурн.
И вдруг дух глухим голосом стал пугать владельца этого дома:
–Если ты выбросишь меня в море, то твою жену Лауру будет ждать та же участь: бродить по дворцу в поисках кольца до скончания времён.
–Но у меня нет жены Лауры,– пожал плечами граф.
Чезорино пошёл осматривать нежилую часть дома. Делал пометки и зарисовки для реставрационных работ.
Неожиданно в одной из комнат он наткнулся на пятно крови на паркете.
–Ещё одно привидение?– вслух спросил Чезорино.
Сзади кто-то набросился, сомкнув руки на его шее. Итальянец резко наклонился, и нападающий перелетел через его спину. На полу перед ним оказался Бернхард Драммонд с обожжённым лицом. При виде заклятого врага бывший доктор злобно оскалился.
–Свежая кровь поможет мне одолеть тебя, итальяшка!– прорычал Драммонд,– Я не добрался до твоего мальчишки, но ты-то никуда не денешься!
–Ублюдок, ты хотел причинить зло моему сыну!– распалился Малевольти.
И тут люстра, что осыпала прошлой ночью реставратора и актёра осколками, рухнула на голову Драммонда.
Итальянец позвал слуг и графа, рассказал, что знал этого убитого.
Они нашли, где прятался беглый барон и ещё свежую кровь в кувшине под кроватью. Ещё там обнаружили сундук из чёрного дерева. Слуги и граф боялись его открыть, все посмотрели на Чезорино. Тот вздохнул, и, поколдовав с замком, открыл его с помощью ножа.
–О, здесь полно денег и драгоценностей,– ахнул итальянец,– Этот злодей украл их у своей семьи!
Домовладелец же уверил:
–А я думаю: драгоценности теперь Ваши, мистер Малевольти, ведь любой мужик таит заначки от семьи. Я думаю, что его жена ничего не знала об этих грязных деньгах.
–Этот человек был, вероятно, вампиром,– поведал Чезорино,– Его не так давно похоронили, и вот я наткнулся на него здесь…
Лисбурн послал за священником и за знающими стариками, что ведали, как хоронить вампира.
Граф оценил заслуги Малевольти, отныне реставратор обедал вместе с ним.
Как-то за разговором во время ужина Лисбурн предложил:
–Я кроме денег хочу сделать для Вас подарок. Титул.
–Не думаю, что король подпишет такой документ какому-то итальянцу.
–Король не видит, не слышит, впадает в помешательство. От его имени можно творить такие дела…Конечно, «он» подпишет указ о присвоении Вам дворянства, были бы деньги.
Орин Филдинг, стоя на мостике, рассказывал юнге Фрэду Спенсеру о течениях:
–У морских течений бывает температура вод выше или ниже температуры окружающих вод. Тёплые течения направлены из низких широт в высокие, например Гольфстрим. А холодные течения – из высоких широт в низкие, например Лабрадор. Течения с температурой окружающих вод называется нейтральным.
На горизонте показались корабли. С каждым часом они подплывали всё ближе, и никаких флагов на них англичане не рассмотрели. Кто-то бдительный звонил в судовой колокол – рынду. Издали кораблики совсем не были похожи на опасные военные фрегаты, скорее напоминали детские, милые игрушки.
