Галина Ивановна Губайдуллина
Соседи и родня Оттавии Малевольти
–Кто та великолепная дама?– спросил Олди у поверенного банка Оллинхэма.
–Это хозяйка дома. Баронесса Наяда Сэндлер,– подымаясь по ступеням с придыханием, сообщал банкир
–Наяда? Какое странное имя…но, несомненно, очень ей подходит. Загадочная женщина.
–Наяда – загадка? Да она обычная светская львица!
«Так дама играла со мной в игру, где развлекалась в образе служанки!»– возмутился Олди.
–А леди Сэндлер может проявить особую благосклонность?
–Она даст Вам поцеловать свою руку, больше надеется не на что. Наяда – образец нечеловеческого хладнокровия.
–А я думаю – это маска для гостей,– усомнился прибывший из Лондона гость,– А дома эта женщина само очарование.
–Ха! Сразу видно, что Вы приезжий. Миссис Сэндлер слывёт занудой, мегерой и домашней тиранкой. Прислуга её ненавидит, а муж приходит домой лишь только затем, чтобы выспаться.
Оллинхэм приподнял цилиндр и, улыбаясь, представлял гостя:
–Имею удовольствие представить Вам нашего лондонского начальника лорда Биффорда Олди.
Наяда пыталась справиться с обуявшими её эмоциями: ей хотелось убежать, спрятаться…потому, что безудержно тянуло кинуться в объятия Биффорда. Она присела в реверанс, пряча глаза.
–Вам душно, леди? Ваше лицо залила краска,– разыгрывал Олди озабоченность,– Принести холодного лимонаду?
–Нет, нет, спасибо,– залепетала баронесса.
Орин тоже воззрился на сестру, не понимая, как за минуту та из тигрицы превратилась в кроткую овечку.
–Не окажете ли честь сопроводить Вас в сад?– не унимался Олди.
–Я – хозяйка торжества и именинница, мне нельзя покидать дом,– мялась баронесса.
Она присела в реверанс в знак благодарности, и шепнула ему:
–Оставьте меня.
Лорд нагнулся и поцеловал её руку, прошептав:
–Ни за что.
–Хорошо, будьте так добры, сопроводите меня на балкон,– сдалась Наяда.
–С удовольствием, леди Сэндлер.
–Вы позволяете себе распоряжаться мною,– неодобрительно заметила ему дама полушёпотом.
–А я-то ломал голову, соображая, как служанке Джейн удаётся быть возвышенной и выдержанной. А это был плохой спектакль! Благородство крови не скрыть за дешёвой одеждой, Наяда.
–Вы меня с кем-то спутали,– холодно вставила баронесса опровержение в горячую тираду Биффорда.
Они вошли на балкон, увитый плющом.
Мужчина мечтательно продолжал:
–Да, я знавал девушку, похожую на Вас, но она была не сухая и сдержанная леди, а прямодушная служанка Джейн.
–Убирайтесь, убирайтесь с моих глаз,– взмолилась Наяда, отворачиваясь.
–Сама учтивость,– театрально изумлялся Биффорд,– А мне-то все уши прожужжал, что дом миссис Сэндлер – самый нравственный рассадник аристократов крови, здесь, дескать, царит этикет и благоразумие в высшей степени.
–Вам нагло врали. Всю идиллическую картину портят мой алкоголик-муж и несносный братец.
–Вы умоляете свои заслуги. Я, конечно, наслышан о похождениях Вашего братца, но его сестра превзошла его в распутстве.
–Бессовестный изверг! Вы намерены шантажировать меня, требуя денег?– с гневом вопрошала женщина, повернувшись к лорду.
Аристократ рассмеялся.
–Денег! Этого товара у меня завались! Ах, Наяда, неужели ты не разгадала меня? Я – деспот и шантажист…который любит тебя.
–Шут.
–Поверь мне, любимая. Я был на грани помешательства, когда проснулся, а тебя не было рядом. Я узнавал о всех служанках по имени Джейн…Как же ты далеко убежала…Хорошо, что в гостинице «Большой кит» меня навели на правильный след…
–Я не верю Вам, лорд Олди. Наша встреча – случайность. Вы прибыли в свой филиал банка с ревизией, а сейчас, чтобы отомстить мне за игру, изображаете чувства, коих нет.
–Не надо приписывать другим свои грехи! Это ты разыгрывала спектакль, развлекаясь!
–А ты, думая, что я простая, бедная девушка поспешил завладеть мною!
Биффорд привлёк к себе эту разъярённую мегеру, и впился в соблазнительные губы. И у Наяды не хватило силы воли оттолкнуть его. Наоборот, она прильнула к нему и растаяла, упиваясь негой. Губы Олди не лгали, в его поцелуе чувствовалась жажда влюблённого.
Наяда зашептала ему в лицо оправдания:
–Поверь мне, Биффорд, я не грязная потаскушка, я всего лишь один раз переодевалась в служанку. Первый раз в жизни я хотела испытать, что значит быть необременённой властью, но люди всегда от чего-нибудь зависят…
–Я хочу вновь насладиться тобой…увидеть твою страсть…
–Нет!– отшатнулась женщина.
–Да.
–Нет!
–Да.
–Умоляю: не прибегай к шантажу…и к ласке, иначе…иначе…
–Убьёшь меня?– со смехом переспросил Биффорд.
–Не прибегай к насилию через шантаж, иначе я возненавижу тебя, – выпалила баронесса.
–А разве Вы питаете ко мне какую-либо привязанность?
–Да. Я успела…я успела полюбить Вас,– выдохнула Наяда.
–О, нет!
–К сожалению – да.
–Я хотел сказать: о, нет, я даже не смел мечтать. Я останусь в Вашем городе.
–Нет!
–Да.
–Нет!
–Да.
–Но тогда каждое твоё появление будет соблазнять меня и искушать…Мне будет больно видеть тебя, и не иметь возможность обнять…
–Где ты была раньше?– с болью в голосе и укором к судьбе воскликнул мужчина,– Я узнавал: ты в девичестве подолгу гостила в Лондоне, а я ни разу не встретил тебя на балах! Больше десяти лет ты уже замужем за другим…
–Долгие годы без счастья,– вторила Наяда.
–И ты думаешь, что теперь я смогу жить, и не стремиться вновь увидеть тебя?
–Я дам свой портрет…
–Он не заменит оригинал. Я не мальчишка-романтик, чтобы довольствоваться немногим, выдумывая любовь, тешить себя пустой надеждой.
У обоих из глаз брызнули слёзы.
На балкон вышел Тайлер Оллинхэм.
–О, миссис Сэндлер, чем так расстроен лорд Олди? Не часто увидишь слёзы на глазах у столь мужественного мужчины.
–Я рассказала ему о гибели своей дорогой сестры Граветин,– всхлипнув, сказала хозяйка дома.
–Это ужасно, ужасно,– подтвердил Биффорд, отворачиваясь.
Баронесса Сэндлер выскользнула с балкона, оставляя гостей.
Оллинхэм задумчиво подтвердил:
–Да, даже старые раны больно тревожить.
Ноги несли Олди вслед за любимой женщиной. Вот она вырывает бокал со спиртным у джентльмена в белом парике.
–Хватит пить, ты меня позоришь,– укоряла баронесса мужа.
–Жёны подрезают мужчинам крылья, а потом укоряют, что они не ангелы.
–Своей иронией ты превозносишь себя до небес. Но чем ты превосходишь остальных? Сам ведь далёк от идеала.
–Наяда, иди к поэтам, те уже читают оды в твою честь,– гнал её Норман.
Жена от него отстала. Быстрым шагом направилась к группе людей, что слушали стихи.
Незнакомый молодой человек высокопарно спросил у Нормана:
–Вас нисколько не волнует общественное мнение?
Адвокат воззрился на гостя. Лощёный брюнет так и светился презентабельностью. «Неплохая бы получилась парочка из него и Наяды»,– ухмыльнулся Сэндлер.
Вслух же он сказал:
–Вы всё не так поняли: у нас городской конкурс на самого пьяного хозяина, и на самую стервозную хозяйку. Собственно с кем имею честь говорить?
–Я пришёл с мистером Оллинхэмом, я представитель банка из Лондона. Моё имя Биффорд Олди.
Норман выпятил нижнюю губу, кивая в знак удивления.
–Высокая шишка,– похвалил хозяин молодого человека.
Олди указал в сторону официанта с разносом, у коего стояли разнообразные алкогольные напитки:
–Виски?
–Ага, бутылки две-три,– кривлялся барон, забирая с разноса стопку.
–Алкоголь воспринимается Вами, как экстремальный вид спорта?
–Вот именно.
–В такой борьбе огненная жидкость обычно побеждает человека.
–Да я давно уже на краю пропасти.
–Не понимаю, что привело Вас к краю обрыва. Прекрасная жена, дети, высокий доход, положение в обществе: всё есть.
–Между этими аспектами нет гармонии. Жену не люблю. На работе кривлю душой в угоду толстосумов. В Высшем обществе разочаровался…
–Так поменяйте что-либо в жизни!
–Дельный совет. Хотя я вдруг понял, в чём ошибался…Я выдумал себе идеал. Не мог довольствоваться тем, что имел, тяготея к другой женщине. Не мог быть счастливым, хотя всё имел для этого. Может, так бывает со всеми? Наши мятежные души всегда в поиске, всё время ищут что-то более стоящее и прекрасное.
Лорд Олди пробыл в доме капитана Филдинга и его сестры, пока гости не начали покидать гостеприимных хозяев.
Когда Олди направился к выходу, Наяда спустилась за ним, но он не заметил, что кто-то спешит за ним.
Он зло попросил кучера:
–Любезный, а отвези-ка меня в бордель.
Баронесса села в свою карету и поехала следом. «Неужели мой возлюбленный войдёт к дешёвым проституткам после того, как только что объяснился мне в любви?»– не верилось ей.
Биффорду показались отвратительны старания фригидной проститутки.
Он, поспешно одеваясь, будто что-то гнало его отсюда, говорил ей:
–Зачем пыжиться и изображать то, о чём понятия не имеешь? Опытному мужчине сразу видно твоё поганое притворство, обманывай лучше наивных студентов.
Олди вышел из публичного дома. Хотя тёмная мгла ночи нависла над городом, он различил сидящую возле кареты прямо на земле плачущую женщину. Мужчине стало жаль бедняжку. Он подошёл и поднял её за плечи. Лицо женщина укрывала в тончайшую шаль и безутешно рыдала ещё громче.
Лорд уговаривал её:
–Здесь не место для благородных дам. Ваш муж всё равно вернётся домой, к Вам.
–К чёрту мужа, там были Вы, Биффорд,– подняла на него зарёванное лицо Наяда.
–О, Боже! Любовь моя, что Вы здесь делаете?– опешил мужчина.
Женщина в ответ только всхлипывала. Биффорд усадил её в свою карету, прислонил к себе. Она рыдала в истерике, он гладил её по плечу, приобняв, другой рукой гладил по мокрому лицу.
–Я же мужчина, Ни-Ни, а ты так далека и недосягаема…
–Я здесь,– опротестовала Наяда,– Отвези меня не домой, а к себе.
Ни-Ни её ещё никогда не называли. И это ласковое прозвище звучало так мило.
–О, Бифф, я ещё никогда так безумно не любила! Я вообще до этого ничего не знала о любви!
Он впился губами в этот обожаемый рот. Она всхлипывала, и он переключился на её шею.
Карета остановилась у гостиницы. Олди закутал лицо женщины в шаль, она ему улыбалась сквозь щёлку материи.
Биффорд постарался обучить любимую в номере гостиницы многообразию поз.
И после многоразового соития, он счастливо шептал ей:
–Так часто я ещё никогда не занимался сексом…Всю ночь подряд, раз за разом я сливаюсь с тобой в единое целое. Я хочу быть всегда рядом с тобой. Просыпаться вместе и обедать, восхищаться тобою ежеминутно…
–Я потеряла своё хвалёное благоразумие,– хихикала Наяда,– И очень этому рада. Пусть Сэндлер разводится со мной.
–А я с испугом ждал, что сегодня ты вспомнишь в постели о своих хороших манерах и будешь искренне фригидной, как большинство аристократок.
–Прискорбно тебя разочаровывать.
–Похоже, ты не торопишься домой…
–Выгоняешь?– удивлённо подняв брови, спросила Ни-Ни.
–Я боюсь, что безупречная репутация леди Сэндлер даст трещину…Ты уверена в кучере?
–Когда я с тобой, то мне всё остальное безразлично.
–С мужем ты тоже такая страстная?
–Совсем нет. Мы никогда не занимались с ним ничем подобным. Пару поцелуев в щёчку, быстрый секс и всё.
–Он тебя совсем не любит.
–Это я теперь понимаю.
Норман появился перед Орином с вопросом:
–Последние гости разошлись, а я не могу отыскать Наяду. Случайно не знаешь: где она? Уже ночь…Не случилось бы чего…
–Да, она говорила, что собиралась заехать к Беуле,– врал капитан,– Ты не волнуйся, я сейчас поеду и встречу её.
«И чего это Сэндлер всё ещё на ногах? Не мог посильнее напиться!»– подумал Филдинг. Брат сердцем чувствовал, что сестра кем-то увлеклась, и не в силах оторваться от любимого человека.
Куда ехать он понятия не имел. Его карета простояла за поворотом, а затем Орин приказал ехать домой. «Скажу: карета сломалась. Надо только Бурксу сказать, чтоб дождался Наяду и предупредил на счёт Беулы»,– решил капитан.
Юноша постучался в спальню Нормана и услышал встревоженный женский шёпот.
–Ах, подлец! Затащил в постель служанку!– заорал родственник и вышиб дверь.
Женщина прятала голову под одеялом.
–Убирайтесь из чужой постели, или я вышвырну Вас в окно!– в ярости угрожал Филдинг неведомой даме.
Раздалось женское хныканье.
–Жаль, что я в детстве не пришиб тебя, Норман, цветочным горшком!
И Орин одним рывком сбросил одеяло со шлюшки.
–Лэсли…– впал в ступор праведно возмущённый муж, разглядывая жену в одном корсете.
–Да! Да! Я на это пошла, потомучто никогда в наших отношениях не было любви!
–И ты нашла грязную любовь в объятиях Нормана?
–Да!
–Это лишь притворство со стороны Нормана. Ведь так, распутник? Ты вообще кого-нибудь любил в своей жизни?
–Любил и люблю. Но она меня презирает…Её имя – Оттавия.
–Оттавия?– эхом отозвался капитан.
Лэсли обиженно обвиняла Сэндлера:
–Но ты говорил, что Оттавию любит Орин!
–И он тоже. Только боится себе признаться в этом. Да, Орин?
–Я разлюбил её,– неуверенно проговорил Филдинг.
–Неужели? Повтори по слогам,– не верил Норман.
–Я люблю Оттавию,– сказали губы сами за парня.
–Не верь ему, детка, это он говорит тебе назло,– успокаивал адвокат подружку.
–Мне врали все! «Орин любит тебя»! Я мечтала о спокойной, счастливой супружеской жизни, но тихой и умиротворённой она была, когда муж был в море!
Она опять накрылась одеялом с головой.
–Оттавия старше тебя на семь лет, она больше подходит мне,– делил не Лэсли, а итальянку Сэндлер.
–Она не любит тебя.
–Вот ты специально кольнул меня, малыш. Да, Отт не любит меня, я даже искал забвения от преследования её красоты в объятиях твоей Лэсли.
–Не лги. Ты просто мелочно хотел насолить тому, кого любит Оттавия.
–Нет, поверь мне. Твоя Лэсли сама тянулась ко мне, ища тепла и ласки.
–А как же Наяда? Тебе её совсем не жаль?
–Я виноват перед всеми. После того, как в моё сердце вошла Оттавия, я вроде, как сбрендил. Я даже соблазнил её сестру Берту, но та лишь жалкое подобие Отт, лишь тень её обаяния и привлекательности. Я устал кидаться от одной женщины к другой, зная, что никто не заменит Оттавию.
–Не желаю слушать твои оправданья.
–Тогда послушай приговор.
–Приговор ясен: в нашем доме будет два развода. Ты, как вёрткий судейский, надеюсь, преуспеешь в этом.
–Не так-то всё просто: в нашей стране развод не получают даже принцы и лорды. Я испортил жизнь твоей сестре, я совратил жену родственника…на основании этих фактов я выношу апостериори, фу, опять из меня лезут эти юридические словечки, я приму яд. Только не забудь сейчас же послать за моей сестрой Илларией.
Норман потянулся к тумбочке и достал зелёную бутыль. И не успел Орин ничего предпринять, как барон Сэндлер изрядно отпил отраву.
Лэсли вылезла из под одеяла и наблюдала за происходящим.
Казалось, Норман уснул. Филдинг тряс его, слушал дыхание и сердце, но всё молчало.
–Такой умный парень, и так поторопился,– с сожалением, и даже со слезами жалости, проговорил капитан.
В следующую секунду он издал сдавленный крик: Лэсли тоже пила из злополучной ёмкости.
–Я задержалась у Беулы. А что с дверью?– с этими словами вошла Наяда, подученная Бурксом.
Она увидела жуткую картину и стала задыхаться. Орин заставил проглотить её глоток виски с тумбочки Нормана. От спиртного сестра выпучила глаза и опять тяжело задышала. У брата пошёл в ход для её успокоения стакан с водой. Затем отхлебнул из графина воды и брызнул ей в лицо.
–Пойдём отсюда,– увлёк Наяду Орин.
Та безвольно побрела.
–Буркс!– позвал капитан камердинера.
Верный слуга примчался.
–Унеси Лэсли в её спальню,– попросил хозяин его, как друга,– мне мерзко прикасаться к изменнице.
–Это ты их?– спросила сестра, когда взяла себя в руки.
–Нет. Они сами приняли такое решение. Я ничего не успел сделать, чтобы остановить их…Я чувствую себя соучастником преступления…
Сестра Нормана вошла без стука в кабинет Орина.
Насупив своё некрасивое лицо в язвах, она доложила:
–Я забрала тело брата и бедной девочки, они уже по пути к фамильному склепу.
–Но…
–Это моё право!– вспылила мисс Сэндлер,– В вашей семье из одарённого адвоката он превратился в обычного пьянчужку! А Лэсли скрашивала его жизнь лучше мегеры-жены.
–Мы сообщим прессе, что Норман Сэндлер и миссис Лэсли Филдинг скончались от скоротечной дифтерии.
–Благодарю. Скандалы никому не нужны.
Норман под стук колёс тормошил Лэсли, растирая ей щёки виски. Иллария подносила к её носу нюхательной соли. Сестра нагнала их карету, недаром считалась в округе самой лихой наездницей. Ранее брат предупредил её о таком исходе дела, чтобы та быстрее его забрала и не пугалась его пробуждения.
Лэсли глубоко вздохнула и пришла в себя.
–Мы всего лишь спали,– с улыбкой успокаивал озирающуюся девушку Сэндлер.
–Норман, мы уедем из Англии вдвоём?– с надеждой вопрошала Лэсли.
–Разве я когда-нибудь говорил тебе слова любви?
–Как же я буду жить одна?
–Раньше надо было думать.
Девушка зарыдала.
–Ладно, ладно, Лэсли, я дам тебе документы на другое имя и деньги. Поезжай в Америку, там много перспектив.
–Может, вернуться к Орину?
–Издеваешься или смеёшься? Нас похоронили. Да и зачем тебе Орин? Он будет всю жизнь упрекать тебя за связь со мной, а сам будет бегать к Оттавии. Радуйся. Что избавилась от оков ненавистного брака.
Наяда застала брата за складыванием сюртука в саквояж.
–Опять убегаешь в море?– устало вздохнула она.
–Только там я счастлив по-настоящему.
–Как же я буду жить в опустевшем доме?
–Позаботься об Энджеле.
–Само собой. Хоть дети будут отвлекать от мрачных мыслей.
Филдинг в сопровождении Буркса отплыли от берегов Англии в начале сентября 1.814 года
Наяда лежала в объятиях Биффорда и слушала, как за окном надоедливо моросит дождь.
Она делилась набежавшими ощущениями:
–Когда дождь бьёт по стеклу окон, и журчит вода, то навевает отчуждение от реального мира, уносит куда-то память далеко в детство, тоской наполняя воспоминания о минувших, незабываемых минутах радости.
Мужчина шептал в ответ:
–Где-то в глубине меня улыбается душа новому дню и воспевает гимн жизни, потомучто у меня есть ты. Тебе понравится в Лондоне.
–Я не хочу жить в твоём доме. Я привыкла руководить здесь. Не могу же я оставить дом, когда брат в плаванье…Ты тоже привыкнешь к Милфорд-Хейвену.
–Ты любишь всю свою родню? Или просто тебе нравится верховодить, командовать?
–Я выросла здесь…И всех очень люблю. Как можно не любить Энджела или тётушек?
–А Джозефа?
–Ты коварный, Биффорд Олди…Я – настоящая мачеха, каюсь…Я лишила мальчика домашнего уюта и тепла. Я не могла его видеть…
–Ах, ты мой тиран,– он прижал её к сердцу.
В комнату вошла Фрэзи.
–Мама, как ты долго сегодня спишь…Ой, кто это?
–Я – твой новый папа.
–Но мне нужен мой папочка! Этот мне не нравится! Может, мой папа ещё вернётся?
На глаза ребёнка навернулись слёзы.
Олди быстро натянул рубашку и кальсоны, встал с кровати.
Протянул к девочке руки и обещал:
–Я куплю тебе пони, я свожу вас с мамой в лес на пикник. И я очень вас люблю.
Фрэзи недоверчиво протянула одну руку. Хохочущий Биффорд сцапал её, закружил по комнате. Ребёнок доверительно тоже стал смеяться. Наяда улыбалась.
Филдинг с командой прибыли к берегам Канады к концу ноября. Пункт назначения был всё тот же Квебек. Судну и на этот раз здорово досталось, шторм основательно потрепал его. Капитан решил отремонтировать корабль в здешнем порту.
–Я – человек чести,– сказал он,– И пока не починю Россу судно, не уеду.
Прошло пару недель. Как-то Орин и Руперт выпивали в кабачке.
Верный слуга сообщил:
–Я встретил знакомых индейцев…и они сказали, что Роза родила двух белых девочек.
–Какая ерунда! Какое мне дело до какой-то индианки!?
–Она родила детей через девять месяцев после того, как Вы ночевали в её типи.
–О Боже!
Орин схватился за голову.
–Бог наказывает меня за безрассудство. Где живёт Роза? Всё в том же посёлке?
–Нет. Из посёлка её выгнали.
–А, злобный шаман постарался. Он, видать, сам был влюблён в Розу. Так где же она?
–Последний раз её видели где-то в лесу, охотилась.
Барон представить не мог, как молодая мать может бросать детей одних среди диких животных, чтобы добыть для себя еду.
–Мои дети, как звери, живут в лесу…Надо их найти.
Корабль простоял на верфи несколько месяцев, но и за это время Филдинг не отыскал индианку. Он отправил экипаж домой под командованием наёмного капитана, а сам остался искать детей.
Оттавия не отдавала себе отчёта: почему ей неприятен Алан? Он красив, учтив, улыбчив. Но ей всегда казалось фальшивым всё, что он делает, как бы тайно надсмехается над всеми. Братья Торнтоны в очередной раз пребывали у них в гостях. Артур крутился возле своей Рут. Алан веселил карикатурами близняшек. Только Тим занимал беседой почтенную хозяйку дома.
Она жаловалась Торнтону-младшему:
–У меня какое-то чувство потери. Артур совсем перестал уделять мне внимание. Может, Рут расположила его против семьи?
–Просто Ваш малыш вырос. У него своя жизнь. Много своих, личных проблем,– успокаивал её Тим.
–Нет, наверное, я – плохая мать. С невестками сыновей ужасные отношения. С дочерьми вообще никаких контактов…Девчонки секретничают между собой, а со мной лишь тусклое: «Добрый день, мама».
–Ну, у Вас есть ещё Дэниэл, он-то зависим от Вас.
Отта вздохнула.
Рут поглядывала в их сторону и с обидой думала: «Алан рассыпается в комплиментах предо мной, а вот Тим ходит с таким видом, будто меня не существует. Как можно не восхищаться мною?»
Молодёжь тянула фанты. Джессику отвернули к окну и показывали вещи всех присутствующих в комнате.
Джесс объявляла:
–Этому фанту надо покружиться десять раз.
–А этот?
–Этот пусть спляшет ирландскую джигу.
–А эти два?
–Один будет играть на рояле, а другой споёт.
–Этому что делать?
–Пусть съест пол коробки конфет!
–А этот?
–Пусть помяукает.
Оттавия с ужасом увидела, что это её фанту предлагается мяукать, несносный Тим стащил её платок и незаметно передал брату!
–И ещё один!
–Ещё один? Пусть расскажет о том, кого он любит.
–С кого начнём?– весело спрашивала Умбриэль.
–Мяукать!– требовала толпа.
Итальянка покраснела и отмахивалась от молодёжи, но те хохотали и требовали выкупить фант. Она сдалась, отвернулась и мяукнула. Под общее веселье получила назад свой платок. Её лицо тоже осветила улыбка.
Артуру полагалось съесть конфеты.
–Это издевательство над организмом,– возмущалась его жена,– Надо отменить этот фант.
–Никто ещё не заболел от конфет,– напирала Джесс.
И Артур под крики: «Давай, давай!» и под аплодисменты на скорость съел конфеты.
Умбри заставили кружиться, а Тим в это время отплясывал лихую джигу. Девушка сделала несколько поворотом и…упала в руки к танцору. В её глазах горели искорки любви, которые запали Тиму в память и жгли душу.
–Голова закружилась,– слабо выдохнула она.
Юноша подхватил её и отнёс на диван.
Мать склонилась над ней.
–Всё в порядке,– Умбриэль села, улыбаясь, глаза Тимоти следили за ней.
Рут села за рояль, Джесс затянула лирическую балладу. Глаза поющей мисс Боу встретились с глазами Алана. Тот вожделенно «поедал» её взглядом. Девушка смущённо опустила взгляд.
Пришла очередь Алана рассказать о любви.
–Мне нравятся большие, тёмные глаза одной юной девушки, её чёрные, пышные волосы источают аромат апельсина…
Отта поняла на кого направлена эта лавина лести, она прервала юношу:
–Это слишком интимно, пусть Алан говорит это той, для кого предназначены эти слова.
Алан глянул на Джессику, та согласно кивнула, открывая своё сердце для любви и мук ожидания.
Тогда он осмелел и выпалил в лицо Оттавии:
–Я прошу руку Вашей дочери.
–А я хотел бы видеть Умбриэль своей женой,– вторил Тим.
Девушки замерли.
Мать запротестовала:
–Не может быть и речи о свадьбе моих дочек так скоропалительно!
–Мы подождём сколько нужно.
Торнтоны попрощались и ушли.
Оттавия спросила у Умбриэль:
–Тебе нравится Тим?
–Да.
–Что ты нашла в этом гиганте?
–Когда он рядом, меня переполняет душевная радость.
–Это просто детская влюблённость в родственника,– уверяла мать.
–Я считаю, что замужества Джессики и Умбриэль на Торнтонах – большое благо,– встал на сторону сестёр Артур,– У семьи подпорченная репутация, а Торнтоны – сквайры. Я скажу новость отцу.
Освальд воспринял сватовство внуков недоброжелательно.
Разразился бранью:
–Цитадель разврата, а не дом! Мать снюхалась с молокососом, старший сын соблазнил жену банкира, младший влюбился в уличную девку, а маленькие дочки строят глазки великовозрастным племянникам!
Малевольти застукала в своём магазине продавщицу Жаклин целующуюся с Аланом.
Итальянка громко хмыкнула и громогласно переспросила у родственника:
–Партнёр по цирку, говоришь? А как же твоя невеста?
–У тебя есть невеста?– вскинулась француженка.
–Неужели ты и в правду думала, что я женюсь на тебе?– отходя от девушки, удивлялся парень,– Мне нужна партия под стать себе. Джесс красива и имеет титул дворянки. Она, как магнит, тянет к себе.
–Я из-за тебя сбежала из дома!– укоряла Торнтона Жаклин.
–Что ждало тебя дома? Со мной ты увидела мир!
–Дома я могла бы выйти замуж!
–Без приданого и с такой невзрачной внешностью ты бы просидела в старых девах до старости!
Напарница по цирку ударила Алана по щеке.
–Я увольняюсь,– объявила Жаклин хозяйке.
–С Вашего позволения, Оттавия, я приеду сегодня навестить Джессику,– спрашивал Торнтон.
Француженка со слезами выбежала из магазина.
–Я буду настраивать дочь против тебя, негодник,– зло обещала Малевольти.
–Мои чары будут сильнее,– самоуверенно, надсмехаясь, заявил красавец.
Он помчался в дом Боу немедля.
Рут сидела с Джессикой на правах шаперонки. Она попросила молоденькую девушку прочесть им философские трактаты Пифагора. И Алан делал вид, что он проникновенно вдумывается в смысл фраз. Сама же Рут задремала, прислонив голову к спинке кресла.
Джесс зашептала жениху:
–Поцелуйте меня, пока Рут спит.
Тот зашептал в ответ:
–Ты невоздержанная, чудовищно невоспитанная девица! Как ты можешь требовать от меня поцелуев до свадьбы?
–К чему столько церемоний, если мы любим друг друга?
–Я – сторонник приличий, тётя.
Девушка вспыхнула и гневно шептала:
–Ненавижу, когда ты называешь меня тётей! Если и в браке ты позволишь своему языку выговаривать подобное – я от тебя сбегу!
–Ого, темперамент! Но разве я не прав?
–Всё. Наши отношения отныне не выходят за рамки семейных. Я – подобострастная тётя, Вы – непутёвый племянник-зануда.
Он схватил её за плечи и быстро чмокнул в губы.
–Циркач,– ругнула его Джессика и убежала.
От звука хлопнувшей двери Рут проснулась.
–Почему Джесс прервала чтение?– как ни в чём ни бывало поинтересовалась дама.
–У ней голос осип, побежала попить водички,– врал Алан.
–Ах, как жаль, остановилась читать на самом интересном месте…Я вспомнил о важном деле…Разрешите откланяться?
–До свиданья, мистер Торнтон.
Рут поднялась в комнату мужа.
Настроение было скверное, и она принялась жаловаться:
–Деньги, которые ты приносишь, быстро заканчиваются, Арт.
–Что тебе не хватает, Рут? Платьев, шляпок, помад или духов? Ты ведь можешь примерять это всё в магазинах совершенно бесплатно.
–А если я хочу полный сундук драгоценностей?
–Тим Торнтон намекал, что занимается контрабандой…Просил только не говорить Алану, ведь тот работает в полиции. Тим предлагал взять меня в долю, если я соглашусь на риск…
–И ты медлишь? Доходы твоих магазинов гораздо ниже, чем у твоей мачехи, как можно полагаться на удачу с такой конкуренцией?
–Рут, откуда такая тяга к деньгам?
–Тебе хорошо надсмехаться, ведь ты не сидел за столом, на котором из еды присутствовал лишь чёрствый кусок хлеба. А я окунулась в отвратительную ситуацию, когда выходишь из дома в штопаных чулках и даже штопаном нижнем белье! Когда на улице мамаши других девочек говорят своим чадам: «Не приглашай Рут Брантуэйт больше к нам в гости, даже прислуга смеётся над её убогой одеждой».
–Рут, но мы не бедствуем.
–Да, но мне хочется самого лучшего. Разве моя красота недостойна такого же шикарного обрамления в виде драгоценностей? О, я знаю, что тебе подарю для везения.
Она принесла из своей комнаты медальончик.
–Кто здесь изображён?– вглядывался Артур в гравировку.
–Богиня удачи Тюхе.
–А ты знаешь, что она также была и богиней случайности?
–Глупости. Ну что с тобой может случиться?
Тим Торнтон и Артур Боу в масках для конспирации принимали контрабандный груз пиратского судна в захолустной бухте. Сами вместе с матросами таскали ящики со спиртным на берег, где ждали подводы с перекрашенными лошадьми. Тим уже пожалел, что разболтал Артуру о своих делишках, но тот так просил взять его с собой, чтобы угодить жадной жене.
Вдруг раздалась команда:
–Руки поднять и сойти на берег! Вас окружила полиция.
Французы первыми открыли стрельбу. Тим и Артур поспешили укрыться на их судне.
Боу бежал сзади, и неожиданно ухватился за сюртук племянника, стал оседать. Тим подхватил его.
По трапу за ними поднимался убийца, перезаряжавший пистолет. Это лицо его брата Алана Торнтона. На мгновенье Тим представил счастливое лицо Джессики, но кровь Артура на руках требовала отмщения, и брат был на стороне противника, и контрабандист, крича от безвыходности, выстрелил в красивое тело Алана. Затем с ожесточением, огалтело, палил по другим стражам закона. Матросы помогли втащить Артура на корабль, который тут же отплыл от берега.
Ранним утром в спальню Рут ворвался мрачный Тим Торнтон.
Он бросил горсть золотых монет в лицо девушки и прокричал:
–Госпожа Боу, Вы желали искупаться в золоте, так получайте долгожданный дождь!
–Что Вы себе позволяете?!– багровея, взревела прекрасная блондинка,– Где Артур?
–Там на улице…в гробу.
Не веря ушам, девушка, кое-как натянув халат, бросилась вниз.
Растолкала слуг, сорвала крышку с саркофага и пронзительно закричала. За ней шла Оттавия. Итальянке показалось, что небо раскололось надвое.
–Это невозможно,– прошептала Отта.
Перед её взором рассыпались дома, а деревья растеряли покров, будто от мощного урагана. Горе наполнило каждую клеточку её тела, ей захотелось завыть, но не было сил даже стоять: Оттавия упала на руки Тима.
Человек в мундире полицейского, прочистив голос, спросил:
–Здесь проживают родственники Алана Торнтона?
–Да,– подтвердили слуги.
–Мне поручили сообщить о его героической гибели в перестрелке с контрабандистами.
Отта отчётливо видела лицо Тима, оно стало бледным, но для него это была не новость! «Неужели Тимоти замешан в грязных делах пиратов, как некогда его отец?»– пришла догадка к Малевольти.
Джессика легонько потрясла мать за рукав.
–Кто это целует Алана?
Девушка указала глазами на склонённую над гробом Жаклин. Оттавия потупила глаза.
–Кто это, мама? Где-то я её уже видела…
–Это бывшая продавщица Жаклин.
–Ты что-то не договариваешь, мама.
–Разве тебе не видно?
–И ты молчала!
–Он рекомендовал её, как свою напарницу по трюкам в цирке…Я поверила ему на слово…
Малевольти отошла от дочери к снохе.
–Я ненавижу тебя, Рут, но тебя любил мой сын, и я оставляю за тобой его наследство. Только одна просьба: съезжай из нашего дома.
–Да, конечно,– проронила та.
-Сэр, к Вам посетительница.
