–Мама, я хочу в Лондон!– заголосила Фрэзи, – И по пути заедем к Джозефу, да? Я так давно его не видела…
–Не может быть и речи о твоём путешествии. А твой брат сам скоро приедет погостить.
–Но почему мне нельзя?– капризничала семилетняя девочка.
–Путь не близкий, а в лесах полно бандитов.
–А почему ты думаешь, что тебя бандиты боятся?– наивно узнавала дочь.
Взрослые засмеялись.
Наяда с надеждой спросила у брата:
–Орин, ты составишь мне компанию?
–Лэсли и так ворчит, что я мало уделяю ей времени…
–Если желаешь – поезжай,– не возражала жена.
–Нет, нет, не хочу оставлять Лэсли одну, она и так занята маленьким Энджелом.
Хоть Орина и тянуло к Оттавии, но обида ещё не прошла, он сдерживал себя в стенах дома вновь.
3июня. Тим Торнтон, этот белёсый гигант, смотрел на окружающих снисходительно, как на неразумных детей. Он сидел с чашечкой кофе в кресле, и чашка казалась совсем миниатюрной.
Красавец Алан облокотился на кресло рядышком. Рассказывал об интересных расследованиях близняшкам, которые мудрили с ворохом цветов, подбирая бутоны в букет. Те в свои четырнадцать лет считали себя взрослыми девицами на выданье, потому старались много не смеяться, придавая лицу строгое выражение. Их мать, сидя на диване рядом с Артуром, с беспокойством наблюдала за их ужимками.
–Оттавия, Вы старательно скопировали себя. Чудесно, что теперь вместо одной – три красавицы,– льстил итальянке Тим.
–Принесёт ли им счастья красота?– вздохнула женщина.
Джесс предложила собравшимся придумать стих из слов, что придут в голову спонтанно.
Молодёжь наперебой предлагала слова:
–Трава!
– Таракан!
–Листва.
–Тоска.
Девушка их записала и дала всем времени не более пол часа.
Оттавия наклонилась к Артуру и зашептала ему на ухо:
–Алан и Тим стали часто бывать у нас…Общаются с тобой?
–Они столько времени были вдали от нас, теперь навёрстывают упущенное. И я сблизился с Тимом. Он неплохой экономист и прекрасный товарищ.
–Чем же вы занимаетесь на досуге?
–Конный спорт, гири…
–Похвально…Но я ни разу не слышала в каком офисе работает Тим.
–Он – ценный специалист, его нанимают по часам многие фирмы…
Молодёжь излагала смешные стишки, что родились экспромтом. Девушки забыли о неприсущей им сдержанности, и весело хохотали над нелепыми сравнениями и неуместными внедрениями в слог слова «таракан».
Затем сели пить чай.
Оттавия неодобрительно посматривала, как дочери уплетают сладости, и заметила, как бы, между прочим:
–Для современных мужчин важную роль стала играть толщина невесты. Любой избыток веса рассматривается, как нарушение норм и стандартов.
–Не понимаю мужчин! Разве им не важны душа и интеллект?– возмутилась Умбриэль.
Алан, хитро улыбаясь, сообщал:
–Поверьте, милочка: совершенно не важны. Только смазливое личико и худосочная фигура.
Джесс уныло протянула:
–Значит, нынче быть слегка упитанной – совершать преступление против красоты.
Мать поучала:
–Не всегда нужно делать то, что тебе хочется. Научись приспосабливаться к жизни в любых условиях. И держи язык за зубами. «Что на уме, то и на языке» – это лозунг легкомысленных, ветреных повес, за слова отвечают не только короли, но и нищие, и порою за слова отвечают, как за действия. И главное: не доверяй никому, кроме себя, тайны свои и чужие, даже лучший друг может оказаться предателем или доносчиком.
–Мама, но мы – девушки, нам предстоит прятаться за могучей спиной мужа, потому, надеюсь, трудности жизни обойдут нас стороной,– возражала Умбриэль.
Через несколько дней Торнтоны опять посетили дом деда. Они нашли сестёр-близняшек в библиотеке с Артуром.
–Почему ревёшь?– поинтересовался у заплаканной Джессики Алан.
–Пустяки. Читаю книгу с грустным концом.
–Как Вы, женщины, любите нафантазировать драму на пустом месте.
–А ты что читаешь?– спросил у другой сестры Тим.
–Поэму «Храм природы» Эразма Дарвина.
–О-о, молодец.
–Мы пришли пригласить вас в зоопарк,– сообщил Алан,– Охотник и зверолов Фицджеральд Форсайт привёз в наш городок экзотических животных из Африки для показа перед публикой. Мы уже купили билеты для вас на это представленье.
И в условленный день молодёжь вошла на огороженную территорию зоопарка.
Артур с преувеличенно скучным видом шёл чуть впереди, лениво разглядывая павлинов.
Девушек привлекли забавные обезьяны.
–Джесс, ты хоть знаешь, чем отличается гиппопотам от бегемота?– с улыбкой спросил Алан.
–У бегемота хвостик чуть-чуть длинней,– в тон задире иронизировала девушка.
–А вот и вольера с бегемотом,– указал Тим в сторону.
Их компания приблизилась к огромному африканскому животному.
Джессика с ужасом взирала на мучения бегемота. Посудину, в которой он сидел, ничем, кроме корыта назвать было нельзя, он в ней помещался впритык. Его объёмное тело было погружено в воду лишь частично, спина торчала на воздухе и ссохлась на солнцепёке. Животное так горестно вздыхало, что у девушки побежали слёзы из глаз.
Какой-то разодетый в охотничий костюм подросток недовольно прокричал:
–Почему бегемот не разевает пасть?
И хлестнул спину животного кнутом. Бегемот вновь издал глубокий, скорбный вздох. Джесс вздрогнула, будто ударили её.
А бессердечные дамы возопили:
–Правильно, мальчик! Бей это чудовище! Мы заплатили деньги, чтоб на него посмотреть, а он не хочет раскрывать свою пасть! Возмутительно!
У Джессики от такой жестокости побежали слёзы из глаз.
Кто-то бросил в клетку со львом гальку, животное возмущённо, очень громко издало ужасный рык. От неожиданности Умбриэль села на пыльный тротуар и заплакала.
–Уйдёмте отсюда,– хныча, просила сконфуженная девушка.
Тим помог ей подняться.
–Какие вы нытики,– удивился Алан.
Артур взял обеих сестёр под руки и вывел из зоопарка.
Этим вечером Тим Торнтон окрашивал с подельниками лошадь в светлый тон яркой краской. Голову лошади оставили чёрной. Повозку увешали фонарями. Получилась призрачная, святящаяся повозка с безголовой лошадью. Контрабандисты довольно хихикали.
–Контрабандное бренди под надёжной защитой призраков,– оглядывая работу, хвастал Тим.
Он самолично сел за козлы и встряхнул поводьями.
12 июля.
Наяда вдоволь находилась по центральной улице Пикадилли с тётушкой, побывала с ней на приёмах и балах. Засыпала подарками родственников, получила кучу вещей сама, и слёзно простилась с роднёй. Но уезжать из столицы миссис Сэндлер не собиралась. Она сняла номер в гостинице на краю города и собралась вечером посетить сомнительный трактир. Ещё со времён Карла Великого и Артура с Лонцелотом вельможи переодевались в простолюдий и пилигримов, чтобы попасть в атмосферу народа. Для кого это приключение, развлечение, а порой и военная или революционная необходимость. Наяду будоражила мысль: примут ли её за свою или узнают сразу же «голубую» кровь?
И вот вечером, с замиранием сердца она вошла в трактир в одежде, что носят по выходным служанки. Косметику она на лицо не стала наносить, чтобы не сочли за проститутку. Заранее наменяла побольше фартингов, чтобы не вызвать подозрение более крупными монетами.
Мебель, если её так можно назвать, была неимоверно загрязнена, перекошена, и вообще не напоминала творение рук человеческих, будто в обширную берлогу какой-то медведь натолкал брёвен и пней. За этими столами сидел грязный и оборванный сброд.
Побаиваясь этого отребья, Наяда села поближе к столу трактирщика.
Хозяин заведенья умильно смотрел на толстушку за соседним столиком. Восхищенья срыть не смог, и шепелявым, смешным голосом излил ей свой комплимент:
–У, какая сочная ягодка.
Наконец, трактирщик обратил внимание и на новую посетительницу.
Наяда спросила:
–А салатик у Вас есть?
По округлившимся глазам мужчины, она поняла, что сморозила глупость. Улыбнулась и поправилась:
–Шутка. Принесите вина из бочек венгров.
–Сколько?
–Кружечку токайского и пару кусочков сыра.
«Вкушать еду надо без своей обычной помпы, делая вид, будто сижу на торжестве у министра культуры»,– решила вести себя более раскованно аристократка.
К ней подсел здоровяк, заказавший уйму закуски. Он без энтузиазма стал поглощать яства.
–Нет аппетита,– с безразличным видом пояснял толстяк.
–Что же будет, когда аппетит всё же придёт? Подумать страшно,– не выдержала и съязвила Наяда.
–А ты весёлая,– одобрил сосед по столу.
«Почему этот толстый господин так запросто со мной разговаривает? И смотрит так нахально…»,– подумала женщина, и чуть не прыснула со смеху: её всё же принимают за шлюшку! Ну, конечно, она же пришла одна в столь поздний час!
Когда сальная рука здоровяка очутилась у неё на колене, Наяда поперхнулась, и вино выплеснулось на платье.
Она вскочила, и спросила у девиц за соседним столом:
–Дамы, у вас нет носового платка?
–Нам нечего тебе предложить, кроме, как, дать тебе пинка под зад,– злобно, явно с завистью, процедила одна из шлюх.
Баронесса ошеломлённо попятилась, что вызвало нескромно громкий смех у всех посетителей трактира.
Вошедший обаятельный молодой человек, казалось, ошибся заведением, так он весь светился лоском. Его чёрные локоны аккуратно уложены в изящную причёску и намазаны фиксатуаром, эта помада для волос придавала особую гладкость волосам. Отглаженную одежду украшали белоснежный галстук с булавкой из серебра с рубином и такие же запонки.
Новый посетитель лениво обвёл присутствующих взглядом, пока не увидел Наяду. Его брови удивлённо поползли вверх. Ему показалось лицо блондинки неправдоподобным для сего местечка, слишком чистым и ангельским. Более женственного облика барон Биффорд Олди ещё не встречал. Её красота со строгими, спокойными чертами лица, исполненное достоинством, выигрывала у крикливой, броской красоты шлюх. Биффорд удивился себе: почему он сразу решил, что эта особа не из числа дешёвых проституток? Особое мужское чутьё?
Наяда, испуганная всеобщим вниманием села на место.
Олди сел за её стол. Здоровяк недобро на него глянул.
Франт делал заказ:
–Бутылочку самого лучшего вина и что-нибудь мясное.
Трактирщик засуетился возле богатого клиента.
–Милочка, подайте мне соль,– попросил молодой человек, как ему казалось весьма галантно по отношению к этой оборванке.
Девушка пододвинула солонку на ноготок.
Биффорд ухмыльнулся и от души поблагодарил:
–Спасибо, Вы очень любезны.
–Я здесь не официантка, это Вы должны быть внимательны к даме. Могли бы из вежливости предложить ей что-нибудь.
–С какой стати я должен оказывать услуги неизвестно каким нищенкам?
Это ужасно возмутило Наяду, но тут же она взяла себя в руки и продолжала играть роль развязной девицы.
–Если я сейчас не поем, то потеряю контроль над собой,– пугала она.
–Ой, это, наверное, интересное зрелище!– издевался Олди.
–Красотка, давай я закажу тебе поесть,– встрял в разговор здоровяк.
–Нет, пусть он хоть раз побудет джентльменом не на словах, а на деле.
Биффорд зло сверкнул глазами на хулиганку.
–Твоя взяла. Трактирщик, принеси даме за моим столиком пару мясных блюд!
У Олди было ощущение фальши, что-то с этой красавицей не то. Служанки, даже если долго живут у господ, так не разговаривают…но, может, исключения бывают везде? Есть же до ужаса глупые аристократки.
–А Вы не считаете чернь за людей?– с вызовом докучала Наяда джентльмену.
–Конечно же – нет! Вот Вы, например, забавная зверушка!
От оскорбления она подскочила на месте.
–Да я…да Вы…– слетали с её губ неопределённые слова.
–Да, кстати, как Вас зовут?– как бы опомнился молодой человек, подливая в её кружку своё вино.
Она себя опять успокоила, говоря себе: «Я же актриса на сегодня», и представилась чужим именем:
–Джейн.
Рассматривая её холёные руки, он узнавал:
–Нянечка?
–Ну да, да. А Вы кто?
–Я – любитель разгадывать загадки.
–Загадки?
–Да, ведь каждая женщина – загадка.
–А, бабник, значит,– презрительно скривила губы Наяда.
«Почему она создаёт впечатление порядочной женщины?– опять удивлялся Биффорд,– Ну да, шлюха не стала бы кривить нос от ловеласа».
Вслух же он сказал:
–А кто говорит о тонкости чувств? Чернь способна оценить высокие отношения?
–Зажравшийся аристократ!– выпалила девушка.
«Почему мне так хочется оскорбить его? Это ведь не мой муж Норман…А, может, все мужчины гады и бабники?»– поражалась себе баронесса.
–Вот она благодарность простого народа за кусок хлеба! Кстати, что-то Вы едите без особого аппетита.
–Поглощена разговором с Вами!– огрызнулась Наяда.
Впервые в жизни она взяла кусок мяса в руку и стала отчаянно рвать его зубами. Соус стекал по её подбородку, она вытирала его обшлагом рубашки, и у Олди исчезли последние сомнения – перед ним обычная девица из рабочей среды.
Сделав большой глоток вина для храбрости, она встала из-за стола.
–Спасибо и прощайте,– заявила она.
–Уже уходите?– вскинул вверх брови Олди,– А Вы оказывается: холодная обольстительница, лишённая чувственности. Я думал, что отблагодарите меня теплом своего тела…
–А где высокие чувства альтруизма, попытка накормить голодающего?
–Так ты не одна из тех…– джентльмен кивнул на девиц лёгкого поведения,– Ты не боишься, что я мог бы избить тебя?
Устремив взгляд полный лживой нежности, Наяда молвила:
–Я надеюсь, мне впредь удастся избежать такой отчаянной неприятности, как встреча с Вами.
Слегка пошатываясь, она вышла из трактира. «Какое всё-таки пьяное это вино! Может, зря я ругаю Нормана? Если от нескольких глотков так кружится голова, как же устаёт муж, которому приходится иной раз пить с нужными людьми»,– думала баронесса.
Она немного отошла вглубь улицы.
Невдалеке стояли отвратные типы. Аристократка, разглядывая их, подумала: «Такие странные, несуразные выпуклости на лице вон того амбала, его кличут не иначе, как Лошадиная Морда».
Этот субъект спросил товарища:
–Дружище, тебе доводилось видеть танцующие звёзды?
Все сопровождающие стали пялиться на небо и в голос уверять:
–О, да, сегодня удивительный день. Я тоже вижу такую небесную феерию в первый раз.
«Да они пьяны!»– сообразила дворянка.
А бродяги стали приближаться к ней. И она с ужасом осознала, что за нищую гражданку никто не вступится. Она растерялась, остолбенела.
Верзила смеялся каким-то утробным звуком, как бы выдавливая смех из себя: «Хо-хо-хо». Другой пьяный хохотал, будто старался подражать кудахтанью курицы. Намеренья этих типов показались Наяде подозрительными. Звать на помощь? Но кто осмелится сразиться с пьяным сбродом?
–Пожалуйста, не троньте меня,– жалобным голосом, чуть не плача, умоляла красавица.
–Ты их не разжалобишь. Их сердца закалились и огрубели в пьяных драках и сабельных боях на пиратских суднах.
–Пришёл посмеяться?!– вскинулась на Олди женщина.
–Нет. Пришёл спасти тебя.
И джентльмен врезал близстоящему так, что тот чуть не прилип к стене.
Затем аристократ достал из-за пояса пару пистолетов. Бандиты дали дёру. Дворянин водрузил оружие на место.
Наяда обрадовано тараторила:
–Теперь эти сомнительные джентльмены долго не захотят видеть Вас.
Олди взял за грудки распластоного по земле громилу, встряхнул его и потребовал, кривляясь:
–Природа постаралась наградить меня добрым, влюбчивым сердцем, потому я сразу не убью тебя, а дам возможность раскаяться.
–О, добрый мистер, я приношу искренние извинения Вашей даме,– заливался соловьём верзила.
Джентльмен отбросил его в сторону. Как мусор, Тот упал, вскочил и побежал на заплетающихся ногах.
Биффорд свистнул, и к ним подъехала карета. Кучер услужливо открыл дверцу перед господином.
–Куда Вас отвезти?– спросил джентльмен у спасённой дамы.
–К гостинице «Большой кит».
–Работаете там?
–Не Ваше дело.
–Благодарности, я вижу, от Вас не видать. Тогда оставайтесь здесь.
–Нет, прошу Вас: возьмите меня с собой,– взмолилась Наяда.
–Полезайте в карету.
Женщина с радостью протянула мужчине руку. Тот с изумлением помог ей подняться по ступенькам. «Что я всё время удивляюсь? Если она разъезжала с хозяйкой и хозяином, то должна была привыкнуть к галантному обращению»,– успокоил он себя.
Карета тронулась.
Наяда спросила:
–А что Вы искали в той дыре под названием трактир «Тайна»?
–Приключений. И я их нашёл. Это – Вы. Хотя обычно я сталкиваюсь с ворами или разбойниками. Отрабатываю на них удары, которые пригодятся в боксе.
–Жестоко искушать, а затем нокаутировать жертв.
–Разбираетесь в боксе?
–Брат занимался…
–О, как похвально для слуг…А вот мы уже и подъезжаем. У меня будет к Вам маленькая просьба: поцелуйте меня в знак Вашей благодарности за спасение.
Женщина опешила.
–Столь незначительная просьба поставила тебя в тупик, Джейн?
И он попытался её обнять. Она с визгом ожесточённо отпихивала его.
С возмущением вопила:
–Не смейте прикасаться ко мне!
–Вот только не надо подмешивать в свой образ притворного благонравия!
–Что-о?
–Если Вы такая недотрога, тогда какого чёрта сидели в столь разгульном заведении с дурной славой? В свои двадцать пять ты до сих пор без семьи, почему?
И он предпринял новую атаку на её добродетельность. Его руки с силой сжали её плечи, его горячие губы впились в её трепещущие от негодования уста. Она билась и вырывалась, но мужчина не отпускал её, пока полностью не сбил дыхание от затяжного поцелуя.
–Вы – подлец, мистер Вседозволенность,– тоже задыхаясь, процедила в лицо нахала Наяда.
Карета остановилась, Олди сгрёб девушку в охапку и вынес. Перед ними было здание, но не гостиницы.
–Я предлагаю стать тебе своей служанкой. Я буду больше платить.
Она поняла, что криком ничего не добьётся, а только разозлит насильника. «Ладно, пусть делает что хочет, всё равно он лучше, чем та пьяная орава головорезов»,– смирилась с судьбой женщина. Ей льстило и то, что мужчина дал ей всего двадцать пять, тогда, как ей исполнилось тридцать один.
Биффорд отнёс добычу в свою спальню. Аккуратно положил на постель, и сам лёг сверху. Он гладил прекрасное лицо, едва касаясь, зачарованно рассматривая каждую чёрточку её божественного лица. Никогда ещё он не похищал женщин, но нисколько не раскаивался.
Он осыпал лицо похищенной осторожными поцелуями, а затем присел и освободил её от панталон. Бельё на ней было дорогое, и он решил, что у плутовки есть богатый любовник.
Наяда бесстрастно уставилась в стену. Но через мгновенье её глаза расширились от изумления и небывалого восторга. Незнакомец целовал её между ног!
–Так заниматься сексом нельзя,– выдохнула ошеломлённо Наяда.
На что Биффорд рассмеялся.
–Почему же что дозволено французам – не дозволительно англичанам?– усмехался он.
И он продолжил сладостную пытку. Женщина выгибалась и стонала.
Её благонравие молило:
–Прекратите.
Но тело желало продолжения.
Доведя её почти до оргазма, он остановился и издевательски спросил:
–Что, остановиться?
–Нет, продолжай!– горячо взмолилась Наяда.
Мужчина скинул с себя одежду и проник в тело женщины как подобает мужу. Впервые она радовалась интиму, впервые нестерпимо хотела обнять того, кто подарил ей блаженство. Когда новое ощущение вожделения сменилось сладостным взрывом, Наяда поняла, что изменилась её сущность женщины.
Она пребывала в истоме, а незнакомец раздевал её притихшую и безропотную.
–Джейн…– страстно прошептал он.
Она улыбнулась и спросила:
–А как зовут моего господина?
–Биффорд Олди.
Женщина принимала ласки чужого мужчины и таяла от прилива нежности. Биффорд всю ночь дарил себе и ей счастье плотской любви.
Под утро, перебирая рукой локоны её волос, он уснул с улыбкой на губах.
Наяда была уверена, что слугам дали распоряжение не выпускать её. Но спальня находилась на первом этаже, и женщина, одевшись, осторожно открыла окно и выбралась из дома.
По дороге домой баронесса уныло думала: «Почему сердце моё в смятении? Почему перед глазами вновь всплывает образ Биффорда? Поиграла в простолюдинку… Служанка Джейн, ха! Интересно, конечно, было пощекотать себе нервы и развеяться от семьи, от измен Нормана…но, если все мои похождения всплывут? И этот Олди, наверняка, всех женщин также зацеловывает и ласкает, как и меня…» И от этих мыслей ей стало больно. Почему она не хочет ни с кем делить этого Олди? Но она его больше никогда не увидит, и Наяда заплакала.
Дома муж встретил миссис Сэндлер настороженным взглядом. Наяда старалась на него не смотреть.
–Ты соскучилась, дорогая, может, займёмся любовью?– предлагал играючи Норман.
–Опять шутишь,– отмахнулась от него жена.
Почему она не спешит поделиться новым опытом с Норманом? Может, теперь и с мужем она сможет получать то же удовольствие, что давал ей Биффорд? Но нет, после ласк Олди она не хочет, чтобы Норман дотрагивался до неё. Почему? Ведь Сэндлер имеет на неё право, а мистер Олди никаких.
–Прислали ли тётушки какие-либо письма мне или Орину?– узнавал муж.
–Нет.
–Странно. А какого числа ты отбыла?
–Не помню.
–Так и запишем: скрывает ряд невыясненных обстоятельств,– язвил Норман задумчиво и выводил жену «на чистую воду»,– Почему я должен верить тебе, если ты меня всегда обвиняешь в прелюбодеяниях? После поездки в Лондон ты сама не своя…Ты изменила мне, Наяда, это очевидно.
–Нет, Норман, нет,– отрицательно затрясла головой женщина.
Мужчина придал голосу дружелюбный оттенок:
–Отпираться глупо, я же юрист. Ты прячешь глаза, тоскуешь по любовнику, впадаешь в какую-то отстранённость. Бедняжка, зачем же так изводиться?
Наяда опрометчиво приняла иронию мужа за сострадание.
Она всхлипнула, села на стул, и, закрывши лицо руками, призналась:
–Я изменила тебе, Норман.
–Я нисколько не сомневался в твоей наигранной добродетели в таком весёлом местечке, как Лондон! При первом же искушении твоё хвалёное благонравие дало огромную трещину!
–Всё вышло случайно…Я сопротивлялась!
–И кто же подверг мою благочестивую Наяду таким соблазнам? Неужели старая карга, тётка Филдинг, напала из-за угла?
«Он прав, я сама пошла искать приключений ночью в трактир…»– осознала женщина.
–Но теперь же я – твой идеал женщины! Общедоступная, любвеобильная женщина без комплексов!
–Так ты получала удовольствия…– прошипел злобно муж.
Его лицо покрылось красными пятнами. Жена благоразумно отскочила в сторону.
–Ты будешь гореть в аду!– прокричал в ярости Норман.
–Может, и буду! Но какое счастье, что там тебя уже не будет: твоя проспиртованная основа сгорит гораздо быстрее!
Норман отвернулся и ушёл не оглядываясь.
20 июля 1.814 года. После беседы с адвокатом Сэндлером один джентльмен поделился мнением с судейским лицом:
–О, этот человек очень умён, но его внешний вид поначалу меня насторожил, мне показалось, что у него лицо пьющего человека…или это мне только показалось?
–Да, Сэндлер вёрткий тип и чертовски умён. Но в последнее время много пьёт, совершенно не придерживается этикета, не следит за эстетикой лица…
–Просто звереет потихоньку,– усмехнулся почтенный джентльмен.
Вошедшему в кабинет Хедлунду Норман, который глядел в окно, нервно сообщил:
–Сейчас из-за угла появится Оттавия Малевольти…
–Откуда знаешь?
–Сердце сладко ёкнуло.
И действительно: через мгновенье из-за угла вышла эффектная итальянка Малевольти.
–К чёрту эти бумажки!– отпихнул папку в сторону адвокат.
Он бросился к выходу из здания. Сбил с ног парня-почтальона и даже не извинился.
Любимую женщину Норман нагнал за поворотом. Налетел на неё, как разбойник, схватил за плечи, прижал к прохладной каменной стене, покрыл лицо поцелуями.
Оттавия нападения не ожидала, растерялась.
Но когда Сэндлер добрался до губ любимой, она со слезами запротестовала:
–Я же не уличная потаскуха, чтобы целовать меня на глазах у прохожих!
–Плевать мне на всех,– задыхаясь от страсти, шептал мужчина.
К счастью ротозеев-прохожих было пару человек – бродяга да старый, подслеповатый джентльмен, что еле передвигался, уперев взгляд в тротуар.
–Я же говорила тебе, что моя душа зовёт только Орина!– отталкивала Нормана Отта.
–Орин ненавидит тебя!– зло выкрикнул Сэндлер, и скорым шагом вернулся в судейскую контору.
21 июля. Артур, конечно, посещал публичные дома, ведь 24 года – сочная дата, но из его головы не шла обида, нанесённая Рут Оллинхэм, её пленительная красота всё ещё не отпускала, будоражила юношеские мечты.
И вдруг сегодня он получил записку от этой высокомерной дамы: «Годы идут, и мне стало скучно. Приезжай. Слуг я отпустила на выходные. Банкир уехал в Лондон. Открою сама».
–Я не собачка на побегушках! Пусть ищет другого мальчика для утех,– возмутился юноша.
Он подошёл к зеркалу и принялся укладывать бакенбарды, что с недавних пор красиво обрамляли его лицо. Затем бросил расчёску, и чуть ли не бегом припустил к двери.: пусть Рут не любит его, но всё же будет обнимать и целовать его!
Артура Боу охватила волна нетерпения, как только он переступил порог дома Оллинхэма. Сняв шляпу, он потянулся было к Рут за поцелуем, но плутовка играла с ним – смеясь, отбежала. Это нисколько не забавляло парня, а только злило. Он преследовал её из комнаты в комнату.
Обидевшись, сел на стул, закинув ногу на ногу, и насупился. Рут подкралась неслышно. Пощекотала его лицо шёлковым платком, затем запрокинула Артуру голову, наклонилась и поцеловала в губы. Смеясь, опять отскочила.
Юноша помчался за ней с новым азартом. Настиг в спальне и повалил на розовую постель с балдахином из нежного газа. Он целовал её, она продолжала смеяться. Тогда Артур стал играть языком с её ухом, шеей, расстегнул сзади платье и жадными руками стал ласкать грудь. Дыхание девушки сделалось прерывистым.
Утром уставшая Рут в пеньюаре провожала любовника до двери. Он надел шляпу, как вдруг в дверь вошёл банкир Оллинхэм.
Старик оглядел застывших молодых людей и разразился бранью:
–Где семейка Боу – там сплошные скандалы! Теперь я понимаю, почему никто в Лондоне не кидался на такое сокровище по имени Рут Брантуэйт. Один я, дурак, приехал и посватался!
–Просто удивительно, сэр, до какой степени в истерике Вы преувеличиваете факты и естественное положение вещей,– нагло оправдывалась жена банкира,– Мистер Боу зашёл узнать под какие проценты можно поместить свой капитал в банк.
–Да тебе, Рут, надо было играть в театре на пару с Эдмундом Кином в пьесах Шекспира. Милочка, если Вы думаете, что я буду сквозь пальцы смотреть на Ваши шашни, и беспрепятственно отпускать на сомнительные вечеринки, то Вы ошибаетесь. Человека с большим мешком денег разведёт с женой даже не король, а любой чиновник. Собирайте свои вещи, и подите прочь из моего дома!
–Но мне должно причитаться намного больше, чем просто мои вещи,– возражала Рут.
–Благовоспитанным жёнам достаётся капитал мужа только после их кончины, здесь же имеет место пошлый разврат, измена. И Вы должны прекрасно понимать, что не получите ни пенни. Кстати, Вы и пришли в этот дом без приданного, без денег и уйдёте.
–Но куда же я пойду?!
–Рут, я, как честный джентльмен, женюсь на Вас,– заверил «бедняжку» Артур.
Но слёзы из глаз девушки побежали ещё сильней.
Появление Артура с невестой вызвала в доме Боу ступор.
Как всегда больше всех досталось Оттавии, Освальд горланил:
–Ты воспитала моих сыновей необузданными и несдержанными! Сначала Эммит привёл в дом невесть кого, теперь Артур отбил у уважаемого человека жену! Они опозорили мою фамилию!
–Они не сделали ничего плохого,– возражала жена,– Они всего лишь не пошли наперекор сердцу, игнорируя мнением общества, мальчики женились на тех, кого выбрали сами. И разве это не вы сами опозорили фамилию, изнасиловав беззащитную, итальянскую девочку-подростка?
Старик неодобрительно оглядывал красавицу Рут.
Он продолжал ворчать на сына:
–Ничего нельзя придумать хуже брака по любви! Когда ослеплён ярким, обманным светом пресловутой химеры-любви. Но надо признать: нет силы сильнее, чем желание завладеть любимым объектом. Думаешь, завладел святыней, и всё пойдёт в жизни, как по маслу? В быту много подводных камней. Вот я любил вашу мать, но после рождения Виндэлии бежал от её упрёков на Цейлон. Когда вернулся, жена стала молчаливой и безропотной, но это была уже не любовь, и даже не почтение, а просто терпимость.
Оттавия растерянно проронила:
–Счастья вам, дети.
Молодые кивнули ей и прошли в комнаты жениха.
В спальне Рут села у зеркала и принялась снимать серьги.
Она поинтересовалась:
–Артур, почему твой отец упомянул о браке Эммита, как о чём-то запредельном?
–Это тайна…
–Как? Даже от меня?
–Шеннон не дворянка.
–Я видела её как-то в магазине…Как твой брат мог полюбить такую невзрачную особу?
–Твоя красота, без сомненья, похожа на пышную розу, но некоторым чудакам милее полевые цветы: ромашки, колокольчики и незабудки.
–Возможно…Значит Эммит встретил незабудку и не смог её забыть,– хмыкнула девушка,– Но она не дворянка, а значит – я никогда не заговорю с Шеннон, а значит – и с твоим братом.
–Это жестоко. Ты тоже не гладко вошла в нашу семью.
–Ну, хорошо, ради тебя я для приличия буду иногда разжимать рот, чтоб поздороваться с ней.
30 августа.
Наяда с усмешкой спросила у мужа, зайдя в его кабинет:
–Какой же подарок приготовит мне муж на день рожденья? Ответ очевиден: конечно, напьётся.
–Ты ещё смеешь показывать зубы?
–Несомненно. Мы с тобой теперь на равных.
–Что-то я ни разу не видел тебя карпеющей над речью для оправдания подсудимого.
–У меня куча других дел. Воспитание твоей дочери, наблюдение за порядком в доме.
–Что ты от меня ждёшь? Что я дам слова не напиваться? А я не дам. Буду вести себя, как обычно – отвратительно.
–Будет полно литераторов, актёров и музыкантов, а ты вместо того, чтобы декламировать стихи опять напьёшься? Тебя ничего не интересует? Да на тебя нарисуют шарж или настрочат памфлет.
–Подумаешь эпиграмма! Да я развлекаю публику почище твоих лицедеев! На меня только все и смотрят.
Баронесса махнула на него рукой: «С ним всё понятно, специально хочет испортить мне праздник».
Брат, как глава дома, находился рядом, когда Наяда встречала и привечала гостей. Кислые мины Орина раздражали её.
Она сделала ему замечание:
–Мог бы ты быть чуть-чуть полюбезнее?
–Честно сказать, все эти поклоны и церемонии навевают на меня тоску,– признался парень.
–Но этим отличается наше именитое общество.
–Знаешь, у дикарей тоже есть особые приветствия для вождей. Я всегда сравниваю Высший Свет и Совет вождей.
Женщина засмеялась.
–Цивилизация и первобытное общество далеки друг от друга,– категорично заявила она.
–Чем же? Их вина в том, что они не изобрели порох?
–Ты считаешь, что индейцев можно ставить вровень с нами? Этих немытых, неграмотных особей неизвестного вида животного? Да наши крестьяне куда чище.
–Мне стыдно за тебя. У индейцев своя философия. Они очень горды и смелы. Достоинства в них больше, чем у принцев крови.
–Ты обвиняешь меня в невежестве? Я для полного совершенствования должна ещё выучить индейскую философию? Тогда привези мне хоть одну книгу из Америки по их философии,– ехидничала Наяда.
Вошедшему Биффорду Олди спесивое выражение лица надменной блондинки показалось странно знакомым. «Боже! Сомненья нет – это Джейн! Я нашёл её! Правы были в гостинице, когда сказали, что приметы искомой служанки совпадают с наружностью постоялицы миссис Сэндлер»,– обрадовался он.