Гален
Сочинения. Том 5
15. Однако не следует удивляться тому, что очень малое количество питательных веществ после того, как они бывают полностью переварены в желудке, поступает в артерии, хотя они сначала стремятся заполниться более легким веществом. Мы должны понимать, что существуют два вида притяжения: одно – стремление заполнить пустоту, другое – стремление, основанное на сродности качеств. Пример первого притяжения – втягивание воздуха в мехи, пример второго – притяжение железа магнитом. При этом при заполнении пустоты притягивается вначале более легкое, а при притяжении, основанном на сродности качеств, – иногда и более тяжелое, если оно по природе является более сродным притягивающему. Что же касается сердца и артерий, то, поскольку они являются полыми органами, способными к расширению, они всегда втягивают более легкую материю. Когда же они нуждаются в питании, то в их оболочки, которые и являются их телами, привлекается сродное им вещество.
Помимо сказанного, есть еще одно доказательство того, что нечто переходит из вен в артерии. Если ты убьешь животное посредством разрезания у него многочисленных крупных артерий, то обнаружишь, что в венах его, так же как и в артериях, нет крови. Это было бы невозможно, если бы между ними не было соединения. Точно так же и в сердце самая тонкая и легкая часть крови выводится из правого желудочка в левый благодаря наличию некоего отверстия в перегородке между ними. Это отверстие можно видеть на протяжении большей его части. Оно похоже на своего рода углубление, имеющее в начале широкую воронкообразную форму, которая постепенно сужается. Однако крайние окончания его невозможно рассмотреть, как из-за их малого размера, так и из-за того, что когда животное мертво, все части его остывают и затвердевают. Однако наше рассуждение, отправляясь от утверждения, что Природа ничего не создает напрасно, обнаруживает соединение между желудочками сердца – так и здесь не может быть случайным то, что эти воронки сужаются к концу.
Кроме того, существование соединения между желудочками видно из того, что из двух отверстий правого желудочка, первое из которых вводит в него кровь, а второе выводит, вводящее намного больше выводящего. Ведь то, что входное отверстие из полой вены в сердце больше, чем выходное отверстие из сердца в вену, ведущую в легкие, свидетельствует о том, что не вся кровь, которую полая вена поставляет в сердце, посылается из него в легкие. При этом нельзя также сказать, что часть крови расходуется на питание самого тела сердца, так как для этого существует другая вена, которая, разветвляясь в нем, не имеет в сердце своего начала и не получает от него крови. И даже если на питание сердца что-то расходуется, разница между размерами вены, ведущей в легкие, и вены, врастающей в сердце, не такая, чтобы ее можно было объяснить этим расходом, но гораздо больше. Поэтому очевидно, что что-то передается в левый желудочек.
Кроме того, из двух сосудов, соединенных с сердцем, тот, который приводит в него пневму из легких, намного меньше, чем большая артерия, вырастающая из него, от которой распространяются по всему телу все прочие артерии. Все это доказывает, что эта артерия получает не только пневму из легких, но и кровь из правого желудочка через упомянутые соединительные отверстия.
В моем сочинении «О назначении частей человеческого тела» показано, что для одних частей тела лучше питаться чистой, тонкой и насыщенной парами кровью, а для других – густой и мутной кровью, и что и здесь природа все предусмотрела. Поэтому нет смысла обсуждать эти вопросы вновь, достаточно напомнить, что существуют два вида притяжения: во-первых, некоторые тела имеют способность притягивать, расширяя собственные полости, куда по закону заполнения пустоты втягиваются различные вещества, во-вторых, притяжение может возникать также на основе качественной близости. Первый вид притяжения может действовать на большом расстоянии, а второй – только на небольшом. Так, длинная трубка, опущенная в воду, легко может доставить воду до рта, в то время как на железо, отнесенное далеко от магнита, или на пшеничное зерно, отнесенное на достаточное расстояние от глиняного горшка (и этот пример уже приводился), не оказывает влияния никакая притягивающая сила.
Лучше всего ты можешь понять это, наблюдая за садовыми каналами. Вода, находящаяся в каналах, впитывается почвой, расположенной рядом, но отдаленная от канала почва не получает достаточного количества влаги. Чтобы напитать всю территорию сада, необходимо в каждую его часть провести небольшие каналы, берущие воду из одного большого. Расстояние же между этими небольшими каналами делают таким, которое позволяет питать всю территорию сада, разнося воду во все его концы. То же самое происходит и в телах живых существ. Многочисленные кровеносные сосуды, распределенные во всех частях тела, приносят им чистую кровь, словно оросительные каналы, распределяющие влагу по всему саду. Расстояние между этими каналами Природа с самого начала так искусно устраивает, что ни одна из расположенных между ними частей не испытывает нужду в питании, так как в них поступает кровь. При этом ни одна часть не страдает от избытка жидкости, так как кровь поступает во все части в надлежащем количестве.
Теперь скажем несколько слов о том, как сосуды получают питание. Это выглядит следующим образом. Живое тело по своей сущности непрерывно, как непрерывен, по Эрасистрату, предполагаемый им простой сосуд, поэтому к частям тела, близким к поверхности, питание поступает в первую очередь. От них питание получают близлежащие части в силу их смежности, от них – другие, и так продолжается до тех пор, пока питающее вещество не проникнет во все части тела. Некоторые части тела, однако, нуждаются в том, чтобы жидкости, питающие их, подвергались сильному изменению. Такие части природа снабдила как бы неким хранилищем, либо в виде полости, либо в виде трубки, либо подобным трубке. Плоть же внутренних органов и мышц питается непосредственно из крови и претерпевает лишь незначительные изменения. Для питания костей необходимо, чтобы в питательных веществах произошли значительные предварительные изменения, и костный мозг является для кости тем же, чем для плоти – кровь: в маленьких костях, которые не имеют полостей, он содержится в трубках, а в больших – сосредоточен в полостях.
Как уже было показано в первой книге, вещи со сходной сущностью могут легко переходить друг в друга, в то время как те, что совершенно различны, не могут превращаться друг в друга без промежуточных этапов. Например, для хрящей таковым является окружающая их смешанная субстанция, а для связок, мембран и нервов – содержащаяся в них вязкая жидкость. Ведь каждая из этих частей состоит из многочисленных волокон, которые являются гомеомерными и по существу чувственно воспринимаемыми элементами. В промежутках между этими волокнами находится наиболее подходящая для их питания жидкость, которую волокна извлекли из крови, находящейся в венах, выбирая самое подходящее по количеству и качеству. Эта жидкость усваивается волокнами, которые постепенно превращают ее в свою материю.
Все изложенные положения согласуются как между собой, так и с тем, что было достаточно убедительно доказано ранее. Поэтому нет никакой необходимости рассуждать об этом далее. Любой, прочитав наше сочинение, может без труда понять, каким образом происходят все отдельные процессы в организме. Например, мы таким образом можно объяснить, почему у многих, неумеренно пьющих вино, выпитое очень быстро проходит через все тело и выходит с мочой почти полностью за очень короткое время. Здесь скорость усвоения зависит, как всегда, от качества усваиваемой жидкости, легкости ее состава, от размера сосудов и ширины их соединений, а также от действенности втягивающей способности. Части тела, расположенные вблизи пищевода и желудка, в силу своих качественных особенностей привлекают в себя выпитое, те, что расположены за ними, также вбирают соответствующие вещества в себя, далее от них жидкость принимают другие части, и так пока она не достигнет полой вены, откуда уже почки извлекают то, что подходит для них. Поэтому нет ничего удивительного, что вино усваивается быстрее, чем вода, благодаря большему качественному соответствию организму. Кроме того, чистое белое вино усваивается быстрее из-за своего легкого состава, в то время как красное, неочищенное вино задерживается в пути из-за своей густоты и вязкости.
Все это является немаловажным доказательством того, что было сказано ранее об артериях. Легкая и чистая кровь легче втягивается артериями, чем густая и вязкая. Поэтому артерии, расширяясь, поглощают пар, пневму и легкую кровь, но в то же время или вовсе не втягивают того, что содержится в желудке и кишечнике, или втягивают это в весьма малом количестве.
Комментарий
КНИГА ПЕРВАЯ
Трактат Галена «О естественных функциях» – особая страница наследия великого римского врача. В начале этого сочинения автор выделяет четыре «естественные функции» – восприятие, произвольное движение, рост и питание. При этом он на первый взгляд неожиданно относит восприятие и произвольное движение к «делам души», а рост и питание – к «делам природы» (I, 1). Может показаться, что это суждение противоречит теории Платона о трехчастном строении души и всему тому, что удалось узнать из ранее переведенных на русский язык сочинений Галена[104] относительно его представления о роли каждой из трех частей души в физиологических процессах.
Однако в рассматриваемом трактате Гален в качестве «дел души» упоминает лишь восприятие и произвольное движение, которые относятся к функциям только высшей части души, находящейся, согласно его представлениям, в головном мозге. Рост и питание живого организма в рамках натурфилософских представлений Галена происходят при участии двух низших частей души. Однако между «делами» высшей и двух низших частей души есть существенная разница. Высшая часть души разумна, проявления ее деятельности относятся к тому, что в современной медицине называется «высшей нервной деятельностью». Деятельность вожделеющей и яростной (или страстной) частей души носит природный характер и обусловливает функции, имеющиеся не только у человека, – они есть также у животных и растений. Именно эти функции Гален называет «естественными» и посвящает им свое сочинение. В его тексте речь идет о свойствах внутренних органов, сходным образом реализуемых у человека и высших животных. Не случайно уже в начале своего трактата Гален обозначает две важнейшие из них – рост и питание.
Вслед за Аристотелем Гален утверждает, что движение является неотъемлемой характеристикой процессов жизнедеятельности организма (I, 2). Физиологические процессы означают не просто движение, но и изменения состояния веществ, сопровождающиеся переменой их качественных характеристик: «Итак, когда некое тело ни в чем не изменяется по сравнению со своим первоначальным состоянием, мы говорим, что оно пребывает в покое, но, если оно подвергается какому-либо изменению, можно сказать, что оно приходит в движение. Так как изменения первоначального состояния многообразны, многообразными будут и виды движения. Ведь всякий раз, когда белое станет черным или черное станет белым, происходит движение в отношении цвета, а если сладкое сделается горьким или, наоборот, горькое – сладким, речь идет о движении в отношении вкуса. Этот и предыдущий случай называются движением в отношении качества, и мы называем движением не только изменение цвета или вкуса, но также и превращение холодного в горячее или горячего в холодное, как и превращение влажного в сухое или сухого во влажное. Ко всем этим процессам мы относим общее название “изменение”» (I, 2, 2–3К). Это первый вид простого движения.
Вторым видом простого движения является очевидное для каждого изменение положения тела в пространстве. Из комбинаций этих двух простых видов складываются четыре более сложных – возрастание и убывание, возникновение и уничтожение. При этом любое состояние движения представляет собой изменение не только первоначального положения, но и состояния тела.
Рассуждения Галена развиваются в рамках доктрины Аристотеля, изложенной в его трактате «О возникновении и уничтожении». Цель сочинения Галена – объяснить физиологические процессы, протекающие в рамках реализации «естественных функций», поэтому, высказывая положение общетеоретического характера, он немедленно иллюстрирует его конкретным медицинским примером. Так описываются процессы движения, происходящие в организме при употреблении пищи: «…Очевидно, что прежде разделения хлеб целиком превращается в кровь. По крайней мере, даже если кто-либо долгое время будет сидеть на одном хлебе, в жилах у него все равно будет течь та же кровь. И это наглядно опровергает мнение тех, кто считает, будто элементы не подвержены изменениям, точно так же, как, думается, опровергает его и полный расход масла на пламя светильника или превращение древесины в огонь за малое время. Так, хотя я и объявил, что не буду спорить с ними, пример я все-таки привел, поскольку он касается предмета медицины и нужен мне здесь по ходу мысли. Таким образом, пусть мы отказались, как я уже говорил, от споров с ними, однако то, что думали по этому поводу древние, при желании можно узнать хотя бы исходя из того, как мы сами смотрим на эти вещи» (I, 2, 6 К).
Гален указывает, что Гиппократ высказал эту идею еще до Аристотеля, когда ввел понятие о четырех сущностях (или качествах). Для Галена важно, что в описываемом им примере хлеб именно превращается в нечто совсем иное: смешиваются не только качества, но и изменяется сущность вещи. Не случайно, что эти рассуждения сопровождаются выпадом в адрес не только софистов, но и Анаксагора: «Однако софисты, признавая, что хлеб, превращаясь в кровь, изменяется на вид, на вкус и на ощупь, при этом не соглашаются с тем, что он в действительности изменяется. Ведь кое-кто из них считает все это некими уловками и соблазнами наших чувств, так или иначе затронутых, между тем как лежащая в основании сущность непричастна тем свойствам, по которым она получает дополнительные названия. А иные из софистов хотят, чтобы сущностные качества оставались неизменными и необратимыми от вéка и на века́, а эти видимые изменения происходили из-за разъединения и соединения, как говорит Анаксагор. Если я, отклонившись, примусь их опровергать, сказанное между делом окажется, пожалуй, важнее самого дела. Ведь если они не знают всего того, что пишет Аристотель, а за ним и Хрисипп об изменении сущности в целом, то следует побудить их познакомиться с трудами этих авторов. А если, зная, они все же предпочитают худшее лучшему, то они и наши рассуждения сочтут напрасными» (I, 2, 4–5К).
Из этого следует и постановка проблемы: «Все дальнейшее изложение мы посвятим тому, что положили своей темой с самого начала: сколько есть природных функций, каковы они и в основе какого дела лежит каждая из них. Разумеется, я называю делом то, что уже существует и исполнено благодаря их действию, например кровь, плоть, нервы, энергией же зову активное движение, а его причину – функцией» (I, 2, 6–7 К). При превращении пищи в кровь движение пищи пассивно, а движение вены активно, при движении конечности перемещение кости пассивно, а движение мышцы, перемещающей кость, активно. Пассивное движение Гален называет также невольным претерпеванием. Он полагает, что «действие иногда можно называть делом природы, но не всякое дело является действием».
Гален подчеркивает изменчивость частей тела (речь идет об изменчивости их состояния и функционирования). Он отмечает ее характер: состояние части тела в категориях нормы или патологии им оценивается по степени сохранения присущей этой части тела функции. Гален говорит, что любая часть тела «функционирует сообразно тому или иному смешению четырех элементов» (I, 3, 7 К). Соответственно, причиной нарушения нормального функционирования является расстройство, развивающееся внутри частей тела при их заболевании.
Аристотель, определяя сущности как «горячее», «холодное», «сухое» и «влажное», приписывал горячему и холодному «деятельное начало», а сухое и влажное относил к «пассивным». Именно этим, по мнению Галена, объясняется тот факт, что в тексте «О возникновении и уничтожении» Аристотель говорит о четырех, а в «Метеорологии» – только о двух качествах. В последнем случае его интересует именно проявления «деятельности начал».
Гален отмечает необходимость точно следовать определениям: «И пока мы не знаем сущности действующей причины, мы называем ее функцией, говоря, что в венах есть некая кроветворная функция, так же как в желудке – пищеварительная, в сердце – функция пульсации и в каждом из остальных органов – своя функция, соответствующая действию каждого органа» (I, 4, 9 К).
Именно поэтому вопрос о «естественных функциях», вынесенный в название трактата, представляется великому врачу столь важным. Действительно, если называть «функцией» любое проявление жизнедеятельности организма, то можно запутаться в анализе, оставаясь формально корректным. Ведь можно говорить о функции глаза или о функции пальца – постановка вопроса будет верной. Однако Гален всегда пытается осмыслить иерархию понятий – это проявляется, например, в его классификации частей тела или симптомов болезни. Ему важно понять основу наблюдаемых процессов: «Так вот, если мы намерены исследовать методически, сколько существует функций и каковы они, следует начать с их дел, ведь каждое из них происходит от какого-то действия и у каждого из них есть причина» (I, 4, 10 К).
Интересно суждение Галена об эмбриогенезе. Этот процесс представляется ему ярким проявлением заданного характера трех видов действия, то есть движения: «Итак, пока живое существо зачинается и формируется в утробе, дело природы состоит в том, что образуются все члены его тела, а когда оно родится на свет, общее для всех частей дело природы – достижение положенной для каждой части величины, а после этого – поддержание насколько возможно дольше.
На три упомянутых проявления обязательно приходятся три вида действия, по одному на каждое проявление – зарождение, рост и питание. Однако зарождение – это не простое природное действие: оно складывается из изменения и формирования. Ведь чтобы появилась кость, нерв, вена, да и любая другая ткань, лежащая в ее основе материя, из которой зарождается живое существо, должна измениться. А для того чтобы измененная материя приобрела должную форму, положение, какие-либо полости, выросты, наросты и прочее в таком роде, ей нужно сформироваться. И ты, пожалуй, не ошибешься, если назовешь эту материю строительным материалом живого существа, вроде корабельной древесины или воска для отливки.
Рост же – это увеличение и растяжение плотных частей живого существа – тех самых частей, которые появились в результате формирования, – в длину, ширину и толщину, а питание – прибавление к ним материи, но уже без растяжения» (I, 5, 10–11 К).
С точки зрения Галена, рождение ребенка представляет собой одновременно результат изменения и формирования. Это отсылает нас к началу трактата, где Гален формулирует цель своего исследования. В процессе эмбриогенеза формируется человеческое тело, в то же самое время каждый этап его формирования представляет собой значительное изменение анатомии эмбриона. Необходимо понимать, что суждения Галена носят отнюдь не умозрительный характер. На одной из конференций, посвященной наследию Галена, я стал свидетелем дискуссии, которую вели весьма авторитетные специалисты в области истории, филологии и философии. Ее суть сводилась к вопросу о том, мог ли Гален иметь представление о состоянии плода на разных стадиях эмбриогенеза, если он не располагал возможностями визуализации, доступными современному врачу (например, ультразвуковой диагностикой)? Так как возможностей визуализации у Галена не было, а о вскрытии тела умершей беременной женщины он нигде никогда не сообщал, мои коллеги единодушно решили, что знания Галена в этой области были весьма умозрительными. Мне пришлось вступить в дискуссию и напомнить коллегам, что Рим времен Галена представлял собой идеальное место для исследования эмбриогенеза разных стадий ввиду обилия абортивного материала. Город, изобиловавший соблазнами сексуального характера, в котором проживали тысячи женщин, ведущих достаточно распущенный образ жизни, давал работу огромному числу повивальных бабок, владевших самыми изощренными техниками извержения плода и прерывания беременности. Все это обеспечивало достаточный уровень знаний в данной области.
Рассуждая об эмбриогенезе, Гален сразу обозначает свою натурфилософскую позицию: рассуждение ведется «с позиции философии о возникновении и уничтожении». С точки зрения Галена, «брошено семя в утробу или в землю – не имеет значения: так или иначе, в положенный срок образуются бесчисленные частицы рождающейся материи, различающиеся по влажности, сухости, холоду, теплоте и по всем другим качествам, которые из них проистекают» (I, 6, 11 К). Гален напоминает, что о «чувственно различаемых элементах» говорил Аристотель: «Так вот, распознавание твердого и мягкого, вязкого и хрупкого, легкого и тяжелого, плотного и рыхлого, гладкого и шершавого, толстого и тонкого – это осязательные различия, и о них обо всех прекрасно сказано у Аристотеля. И, разумеется, ты хорошо знаешь также вкусовые, обонятельные и зрительные различения. Так что если ты стремишься узнать, что в ответе за первичные и элементарные функции, вызывающие изменения, то это влажность, сухость, холод и тепло; если же тебя интересуют те функции, которые являются результатом их слияния, то их будет столько, сколько у каждого животного найдется чувствительных элементов» (I, 6, 11 К). Формирование костей, нервов, хрящей, связок и других частей тела в процессе эмбриогенеза представляют собой функции рождения и изменения. Гален подмечает, что формирование частей тела можно описать в рамках тетрады сущностей как чередование и сочетание согревания, охлаждения, иссушения и увлажнения. Именно так может быть описана сложная череда быстро протекающих процессов развития плода. Из рыбоподобного на ранних стадиях эмбриона в течение беременности формируется человек – пусть маленький, но по набору частей тела совершенно соответствующий взрослому. Гален подчеркивает, что баланс сущностей и элементов устанавливается в той мере, в какой мы различаем то, что в конечном счете должно сформироваться. Эти специфические признаки реализуются на уровне гомеомерных частей тела и самих гомеомерий, когда образуются кости, нервы или хрящи.
Естественно, что формирование органов происходит в направлении обретения ими формы, необходимой для реализации предназначенной функции. Поэтому, по мнению Галена, нельзя предполагать существование какого-либо особенного вещества для формирования каждого органа. Гален подчеркивает, что органы могут быть схожи по форме, но различаться по функции: «Ведь есть, например, два разных пузыря: тот, что собирает мочу, и тот, что собирает желтую желчь; эти пузыри не только ото всех остальных, но и друг от друга отличаются, да и протоки, которые идут в печень от желчного пузыря, как своего рода каналы, ничем не напоминают ни артерии, ни вены, ни нервы.
Что касается самой материи покровов желудка, кишечника и матки, то ее сделали такой, какова она есть, соответствующие природные функции, направленные на изменение» (I, 6, 14–15 К).
Когда функция зарождения реализована, на первый план выходит функция роста: «Итак, в чем, собственно, состоит свойство функции роста? Растягивать во все стороны порожденное. Порожденным называются твердые части тела, артерии, вены, кости, хрящи, мембраны, связки и все оболочки – все, что немного ранее мы называли элементарным, гомеомерным и простым» (I, 7, 16 К). Объясняя этот процесс, Гален приводит пример детской игры, когда ребенок раздувает свиной пузырь, наполняя его воздухом. Секрет игры заключается в том, что свиной пузырь должен быть натерт в золе у огня, тогда он согревается и не лопается при увеличении в размере. Гален подмечает истончение тканей пузыря, указывая на очевидный факт: подобный процесс невозможен в случае с эмбрионом, ведь рождается полноценный ребенок. А это значит, что рост должен быть настоящим, а не «обманчиво видимым». Вывод Галена ясен и прост: «…Рост невозможен без притока и всасывания пищи» (I, 7, 18 К). Так, Гален определяет один вид изменения как «рождение», а другой, когда усваиваемые элементы из пищи поступают к каждому члену питаемого тела, – «уподобление» (I, 8).
Гален стремится к характеристике эмбриогенеза в философских терминах, описывающих движение: «В целом дело обстоит так: рождение, рост и питание – это первичные и как бы главные из дел природы, поэтому и их деятельные функции – три первые и господствующие, и они нуждаются, как было показано, во взаимном служении, как и в помощи других» (I, 9, 20 К).
Таким образом, Гален подходит к одной из главных тем, которым посвящена первая книга трактата «О естественных функциях», – проблеме питания и усвоения питательных веществ. Питание, с точки зрения Галена, может оцениваться как естественная функция. Главное свойство этой функции – уподобление: «…Различным сущностям свойственно уподобляться друг другу и превращаться одна в другую, если в их качествах нет уже чего-то общего и родственного, то, во-первых, никакое живое существо по природе своей не способно питаться любой едой, а во-вторых, даже то, чем оно может питаться, оно усваивает не сразу» (I, 10, 20 К).
Слово «уподобление» Гален употребляет в совершенно определенном смысле: различным элементам и сущностям необходимо «превращаться одна в другую», или «уподобляться». В этих рассуждениях Галена, на мой взгляд, заложено глубокое понимание функциональной целостности организма, осознание взаимосвязи и взаимовлияния различных частей тела. Философская методология, позволяющая Галену осмыслить процессы, вновь заставляет нас вспомнить о фундаментальной работе Аристотеля «Об изменении и уничтожении»: «…Чтобы стать костью, крови понадобится много времени, длительная переработка и множество изменений. И совершенно ясно, что хлеб, а тем более латук, свекла и им подобное, нуждаются в полном изменении, чтобы стать кровью» (I, 10, 21–22 К).
Именно сложность этих процессов и определяет конечное, завершающее эмбриогенез устройство пищеварительной системы: «Именно здесь кроется причина того, что органов переработки пищи так много. А вторая причина – природа выделений. Ведь как мы совершенно не можем питаться травой, хотя скот с этим справляется, так же мы способны прокормиться редькой, однако не так хорошо, как мясом» (I, 10, 22 К). Действительно, сложность процессов переработки самых разных пищевых продуктов в организме человека предопределяет тот факт, что часть их усваивается, а часть, непригодная для усвоения или излишняя, выводится из организма. Следовательно, и органы должны быть весьма сложного устройства, ведь их задача – часть остатков вывести, а полезные вещества доставить к частям тела, которым они необходимы: «Итак, мы рассмотрели также части тела второго рода, предназначенные для выделения остатков. Но есть еще один, третий род частей тела, предназначенный для того, чтобы нести пищу во всех направлениях, наподобие множества дорог, проложенных по всему телу» (I, 10, 23 К). Питание, по мнению Галена, «есть уподобление того, что питает, тому, что принимает пищу. Для того чтобы это произошло, нужно сращение, а для него, в свою очередь, необходимо приложение. Ведь всякий раз, когда сок, предназначенный для питания какой-либо из частей тела живого существа, извергается из сосудов, сначала он орошает всю эту часть тела, затем присоединяется и, наконец, уподобляется» (I, 11, 24 К). Итак, сначала «уподобление», то есть некая необходимая организму трансформация пищевых веществ в пищеварительной системе, а потом «сращение» и «присоединение». В конце этой цепочки осуществляется процесс, который Гален вновь называет «уподобление», но уже в совершенно ином смысле. Первое «уподобление» – это превращение чужеродных по сути, поступающих в организм извне пищевых продуктов, а второе – это окончательное усвоение частями тела переработанных в удобные для усвоения питательные вещества. Гален тут же справедливо уточняет: «Строго говоря, то, что питает, уже является пищей, а то, что подобно пище, но еще не питает, например сращиваемое и присоединяемое, не есть пища в строгом смысле слова, но только ее подобие. То, что еще содержится в венах, и еще в большей степени то, что еще в желудке, можно назвать пищей лишь на том основании, что оно станет питающим, если будет правильно обработано» (I, 11, 25–26 К). Гален предугадал существование сложнейших биохимических механизмов переработки питательных веществ с целью их усвоения. Пищевые массы, попавшие в желудок, являются пищей, однако она напрямую не может укрепить изношенные гомеомерии мышц, встроившись в них в виде соответствующего специфического набора первоэлементов. Пища должна быть переработана в желудке, а далее в печени, где, по мысли Галена, из поступивших в организм веществ синтезируется венозная кровь. Но и этого недостаточно: Гален предполагает, что вещества, поступающие из крови в ткани, должны быть дополнительно обработаны, и только тогда они послужат строительным материалом гомеомерных частей тела. В этом случае питание как третья основополагающая функция выполнит свое предназначение – поддержание размера тела. Великий римский врач подчеркивает свое согласие с Гиппократом: «Ведь именно об этом говорит Гиппократ: “Пища – это питающее, подобное питающему и то, что станет питающим”. Ведь он называет пищей то, что уже уподобилось, то же, что прилагается и сращивается, – напоминающим питание, а все прочее, что содержится в венах и в желудке, – предназначенным для питания» (I, 11, 26 К). Провидение Гиппократа и Галена – пищевые вещества, поступившие извне, должны обрести сущностное сходство с гомеомериями, из которых состоят части тела, питаемые ими (I, 11).
Гален уточняет свою мысль: «Совершенно ясно, что питание неизбежно является неким уподоблением того, что питает, тому, что получает питание. Впрочем, иные говорят, что это уподобление не происходит на самом деле, но всего лишь кажется: таково мнение тех, кто считает, что природа не способна действовать мастерски и предусмотрительно заботиться о живом существе и вообще не имеет никаких собственных способностей, которые она пускает в ход, чтобы одни вещества изменять, другие – привлекать, третьи – выделять» (I, 12, 26 К). Здесь он вновь напоминает о существовании в медицине и философии как минимум двух направлений. Одно учение предполагает наличие некой материальной «субстанции любого возникновения или уничтожения», всеобщей, единой и в то же время способной изменяться. Разумеется, речь здесь идет о первоэлементах и сущностях, которые являются универсальными, смешение и взаимопроникновение которых определяет различие в гомеомериях. Гален негативно отзывается о другой конкурирующей школе – атомистах: «Представители другой школы полагают, что материя не подвержена превращению, неизменна и разделена на мелкие частицы, которые перемежаются с пустотами между ними» (I, 12, 27 К). Врачи, придерживающиеся атомистической философии, разумеется, должны дойти до полной недооценки целесообразной деятельности природы, особенность которой состоит в том, что тела как растений, так и животных создаются с врожденной способностью привлекать, «уподоблять соответственное и исключать неподходящее». Утверждая это, оппоненты Галена должны приходить к отрицанию какой бы то ни было функции души. Здесь Гален уже определенно указывает на «мнение врача Асклепиада». Напротив, Гиппократ полагал, что «материя едина и способна к изменению, что все тело согласованно проницается и воздухом, и влагой, а природа творит все искусно и справедливо, используя функции, посредством которых каждая из частей тела влечет к себе соприродный ей сок, а сделав это, усваивает его каждой своей частицей и совершенно уподобляет себе. Та часть сока, которая не была усвоена и не смогла полностью измениться и уподобиться питаемому, уничтожается посредством другой, выделительной функции» (I, 12, 29–30 К). Здесь Гален впервые упоминает о способности целесообразно устроенных органов и тканей притягивать элементы, необходимые для развития, те, которые могут быть «уподоблены их структуре и реализуемой ими функции».
