ГлавнаяБиографии и мемуарыЕвгений Николаевич ГусляровНародный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

полная версия Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом

Евгений Николаевич Гусляров
Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом

Далее ещё на версту, по берегу возморья, находятся острова, придающие этой стороне приятный вид, построены ещё две небольшия дачки, по имени царственных дочерей, Анненгоф и Елизаветгоф.

Помянутое угождение Императором постройкой дачки, называемой Екатерингофом, в честь её имени, не прошло даром. Государыня сумела отплатить тем же; Императрица избрала одно высокое и красивое место, в двадцати пяти верстах от С.-Петербурга, лежащее от него в юго-восточной стороне, с котораго виден С.-Петербург как на ладони, и нашла там только одну деревушку, по имени своей помещицы Сары, названной Сарскою мызою.

В этой местности Екатерина построила во время двухлетняго отсутствия супруга каменный увеселительный дворец со всеми принадлежностями, развела сад с куртинами и шпалерниками и всё это производила в глубокой тайне и с крайней поспешностью. И вот под её присмотром на третье лето, явился прекрасный загородный дом. Государь, возвратясь из Польши, был крайне изумлён множеством новых домов и был очень рад, что Стрельна и Петергоф, его увеселительные дворцы, были окончены. Тут Императрица ему сказала:

– А я в твоё отсутствие нашла, хотя пустое, но очень здоровое место неподалеку от С.-Петербурга, на котором ты, конечно, выстроишь себе увеселительный дворец, стоит только тебе увидеть.

Государь, будучи очень обрадован, что Императрица содействует застроению окрестностей С.-Петербурга, пожелал знать, где это место, которое она находит таким прекрасным, как описывает. Но Государыня уверяла настоятельно, что находится оно на несколько верст в стороне от Московской дороги и имеет прекрасный вид, a пусто единственно, потому что мало известно и отдалено.

Император был очень нетерпелив и потому обещался непременно с нею туда ехать на другой же день.

Екатерина тотчас приказала, в тайне, сделать необходимыя приготовления к принятию Государя в свой замок. И вот в следующий день утром его Императорское Величество, в сопровождении штата из морских и сухопутных офицеров, поехал в новый загородный дом, за ними ехала кухня и погреб с довольным запасом для сельскаго обеда, который намеревались иметь в палатке.

Лишь только, проехав одиннадцать вёрст, приходилось им своротить с Московской дороги в правую сторону, удивлённое внимание Императора было обращено на вновь проложенную чрез лес ровную дорогу и на представившуюся вдали, в конце ея Дудорову гору. Пётр Великий, обернувшись к спутникам, сказал:

– Место, куда моя супруга ведет нас, должно быть прекрасно, если путь так хорош.

Но лишь достигнули подошвы этой горы, как своротили влево, то подымаясь, то опускаясь по холмам; но хвалёнаго места ещё не было видно, пока не взобрались на вершину горы; отсюда только Государь увидел стройное здание каменнаго двухэтажного дворца, и притом в той стороне, куда ещё никогда не вступала его нога.

С большим удовольствием приехал он к новому, невиданному замку, где встретила его супруга, как хозяйка и приняла с следующими словами:

– Вот место, о котором я говорила Вашему Величеству, и вот загородный двор, который я построила для моего хозяина. Государь бросился в её объятия, и, целуя её руки пред всеми, сказал:

– Никогда еще жена моя меня не обманывала. Она правду сказала, место это прекрасно, и мысль, застроить это место, заслуживает полную мою признательность. Этим строением она указала мне, что около С.-Петербурга есть сухие прекрасныя места, заслуживающие, чтобы быть застроенными…

Затем Государыня повела своего супруга по всем наилучше убранным покоям, показала ему из окон приятные виды отдалённых мест, посреди которых любимый его С.-Петербург был всего виднее. После того ввела Его Величество в столовую, где был накрыт великолепный стол.

За столом сели обедать, Государь выпил первый за здравие хозяйки, благоразумной строительницы. Императрица в ответ на приветствие пила за здоровье Его Величества, как хозяйка дома, но как удивился Государь, когда во время тоста Государыни за здравие Императора загремели одиннадцать шестифунтовых пушек, которыя были расставлены под обоими флигелями замка.

Когда обед кончился, Государь ходил и осматривал флигель и сад, хвалил вообще все строение и, уезжая в С.-Петербург, сказал:

– Да, я весьма мало помню таких весёлых дней!

Таким образом получило начало Царское село.

От архитектора Форстера, который строил Царское Село

Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.

«От малой хижины возрастает город…»

Его величество, идучи от строения Санкт-Петербургской крепости и садясь в шлюпку, взглянул на первый свой домик и говорил: «От малой хижины возрастает город. Где прежде жили рыбаки, тут сооружается столица Петра. Всему время при помощи Божией».

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.

«В Петербурге спать будем спокойно…»

При строении Кронштадтской гавани и Кроншлота в море присутствовал государь часто сам и князю Меншикову о сём говорил: «Теперь Кронштадт в такое приведён состояние, что неприятель в море близко появиться не смеет. Инако расшибём корабли в щепы. В Петербурге спать будем спокойно».

Основание петербургских госпиталей

Пётр Великий заложил в 1715 году, первыми, морской и сухопутный госпитали для больных и немощных матросов при Неве, где отделяется от нея Невка. Здесь было предположено быть между обоими госпиталями церкви, а по концам два анатомических театра.

Назначенное для постройки место освящало духовенство в присутствии самаго Императора и при пушечной пальбе с кораблей и с крепости.

По окончании Божественной, службы и молебна с водосвятием, Монарх сказал громким голосом:

– Здесь каждый из Русских служивых раненый или изнеможённый найдёт себе спокойствие и помощь, каких у нас в России ещё не бывало; подай Бог, чтобы сюда приходили не многие из нужды или необходимости.

В это же самое время Государь изъявил своё желание иметь при госпиталях искусных докторов, для того, чтобы все больные в полковых и морских больницах переводились сюда для пересмотра, чтобы каждому лекарю было дано несколько подлекарей, чтобы они во всём помогали и с тем вместе учились у него, за тем изъявил своё желание иметь в запасе большое число молодых учеников, которые должны знать, кроме латинскаго языка, анатомию, физиологию и фармацию, чтобы знали также употребление того или другаго лекарства в применении к болезни, чтобы потом сделать из них искусных подлекарей, а, наконец, врачей. Надзор за морским госпиталем был вверен морской Коллегии, а над сухопутною главному Кригс Коммисириату, вообще же над обоими препоручено наблюдете первенствующим начальникам.

От вице-адмирала Виллебоа.

Дубы Петра Первого

При постройке кораблей всегда чувствуется большая потребность в дубовом лесе; между тем Монарх видел, что скудная природа им завоеваннаго края не даст этого леса.

Основав город на Неве, он прежде всего учредил местных смотрителей, которых обязанностью было осматривать леса Ингенманрландии и Новгородской губернии и замечать, где есть дубовое дерево.

Хотя было очень мало цельных дубовых рощ, однако же находили местами дубы довольно порядочной величины; тогда Пётр Великий издал указ, которым запрещал под жестоким наказанием, чтобы никто даже в своём имении не рубил дубоваго леса без разрешения адмиралтейской Коллегии или казённаго местного смотрителя.

Чтобы подать народу пример сбережения, Пётр Первый приказал примеченные им в Кронштадте два дуба обгородить скамейкою для сидения и часто летом, сидя на этой скамье, говаривал:

– Что, если бы нам здесь, в окрестностях, найти столько дубоваго лиса, сколько на этом дереве листьев и желудей.

«Не для себя тружусь…»

Пётр Великий, садя сам дубовые жёлуди близ Петербурга по Петергофской дороге, желал, чтобы везде разводим был дуб. И приметив, что один из стоящих тут знатных особ трудами его улыбнулся, оборотясь к нему, гневно промолвил: «Понимаю, ты мнишь, не доживу я матёрых дубов. Правда, но ты дурак. Я оставляю пример прочим, чтоб, делая то же, потомки со временем строили из них корабли. Не для себя тружусь, польза государству впредь».

О разведении и соблюдении лесов изданы были государем многие указы строгие, ибо сие было одно из важнейших его предметов.

С дубов нельзя сорвать и ветки

Однажды на возморье против Кронштадта и Петергофа Государь нашёл небольшую рощу дубоваго леса; здесь он выстроил увеселительный дубовый двор и в честь дубу назвал его «Дубки». Тех, кто в угодность Монарху сажал в своем саду или на дворе дубы, Государь благодарил публично пред всеми.

Деятельно заботясь о дубовом лесе, который на С.-Петербургской почве, хотя растёт не быстро, но довольно хорошо и прямо, Государь за городом по Петербургскому тракту избрал местность на двести квадратных сажен, и насадил дубу, а потом обгородил частоколом, прибив доску у рощи, чтобы никто не осмеливался портить отростков под опасением жестокаго наказания.

Прошло несколько лет и, дубки подросли в человеческий рост. Проезжая мимо, он посмотрел на них и заметил, что несколько сучьев валялось около дерев. Государь огорчился на это, заметив, что их сорвал не ветер, а человеческая рука.

Возвратясь в город, он приказал Обер-Полицеймейстеру поставить тайно караул и следить за шалунами, а в случае нарушителей указа схватить и наказать. Скоро поймали; нарушители эти были какие-то господские служители, которые, дурачась, накалывали ветки себе на шляпы. Разумеется, они были наказаны для примера прочим, как нарушители Царскаго указа и забот Государя. Накануне же дня сего было повещено с барабанным боем, чтобы кто-нибудь из каждого двора был непременно при наказании сих вредителей дубов.

От Почт-Директора Аша.

Наглядное поучение народа

Летний сад был разбит при летнем дворце Шведским садовником Шредером Он уже разбивал две куртины для отдохновения, как его работы посетил Император. Приказав позвать садовника, он сказал:

– Я очень доволен твоею работою и вкусом в украшениях, Шредер, но, однако извини, если прикажу некоторыя из твоих куртин взрыть. Мне пришло в голову кое-что и я бы желал, чтобы посетители сада находили в саду, кроме приятнаго – поучительное.

– Каким же образом сделать это, Ваше Величество?

– Подумай, – сказал Государь.

– Думаю так, Ваше Величество, что положить на скамьи книги и покрыть от дождя; тогда каждый из гуляющих может читать.

– Государь засмеялся и продолжал:

– Ты почти угадал, но с книгами в публичном саду не очень ловко, а мне кажется гораздо лучше разставить в саду группы статуй, которых содержание заимствовать из Езоповых басней. В лицах такие предметы весьма поучительны и любопытны. Теперь от тебя зависит расположить, как удобнее, красивее и выгоднее поместить все эти басни, или, по крайней мере, из них большую часть.

Садовник поклонился в знак согласия, и чрез несколько дней подал чертёж одной части парка в таком виде, в каком он оставался до 1777 года. План сада понравился Государю, и он велел по нём устроить сад, как он на плане.

Летний сад представлял собою дорожки, расположенные лабиринтом, и содержал четыре куртины со шпалерниками, на каждом углу сада помещались группы фигур, отлитых по Езоповым басням. В маленьком бассейне бил фонтан, бассейн был обложен окаменелыми раковинами из Ильменя озера.

Фигуры были свинцовыя и вызолочены, из них также била вода сообразно с их положением. В таком виде насчитывали расположенных по углам до семидесяти басен. При входе представлена была горбатая фигура Греческаго баснописца Езопа в человческий рост. Почти все фигуры были в натуральную величину.

Так как Пётр Великий, не рассчитывая на то, что басни Езопа всем известны, а потому, чтобы все посетители знали содержание каждой группы, то приказал при каждой басне вбить столб и на нем утвердить жестяную доску с описанием содержания басни и с надлежащим объяснением на Русском языке весьма чётко.

Сам Пётр Первый часто любил гулять в летнем саду и беседовать мыслью с великим греческим философом – отцом баснописцев всего миpa.

Но, увы, с 1777 года ничего не осталось нам на память, кроме воспоминаний. В этот достопамятный год была сильная буря и наводнение, и сад был совершенно опустошён; высокия и крепковросшия деревья были вырваны с корнем и свалены в безобразную кучу, куртины окончательно были взбиты и разбросаны бурей в страшном беспорядке. Прекрасные группы, так долго служившия украшением сада и оживлявшие собою память Петра Великого, были повалены и до такой степени измяты и обезображены, что решительно утратили свое значение.

Сожалея о том и желая увековечить память о летнем саде с фонтанами, сад с фонтанами перевели в Петергоф, проведя в него воду из прудов имения Лопухина – Лопухинки, а часть сада заняли под Царицын луг или Марсово поле.

От Тайного советника, главнаго директора над Императорскими зданиями и садами Александра Львовича Нарышкина.

Пётр хорошо знал басни Эзопа

В бытность Петра Великого в Голландии, одним из первых негоциантов Амстердама, Яном Тессингом (Thessing), по желанию царя, заведена была типография, с тем чтобы печатались в ней «земныя и морския картины, и чертежи, и листы, и персоны, и строительные, и всякия ратныя и художественныя книги на славянском и латинском языках вместе, тако и славянским и голландским языком по-особну, отчего б русские подданные много службы и прибытка могли получити и обучатися во всяких художествах и ведениях». Из первых книг, вышедших из типографии Тессинга, можно видеть, что у него составлением и изданием их занимался Илья Фёдорович Копиевский или Копиевич (он сам писался то Kopiewski, то Kopievitz). Ему-то и принадлежит честь быть первым издателем русского перевода древних писателей: в списках его видно, что он приготовлял к печати «О добродетели» Горация, но успел издать только басни Езопа (1700 г.), собранные Авением. Издание Копиевского сделано на русском и латинском языках… Пётр хорошо знал эти басни и кстати ссылался на них.

В турецкой поход к Пруту, надежда царя на вспоможение одной державы не осуществилась, русские проиграли кампанию, заключили невыгодный мир, и тогда прибыл посланник той державы с поздравлением, от имени своего государя, что Пётр, своею мудростию и божеским заступлением, избежал великой опасности. Выслушав хладнокровно речь дипломата, царь, вместо ответа, спросил его: знает ли он по-латыни, и, получив утвердительный ответ, вынес из кабинета экземпляр басен Езопа, нашёл в них басню «Козел и Лиса» (которые оба попали в колодец, но лиса выбралась оттуда по рогам козла и стала над ним же смеяться) и, указав это посланнику, покинул его с словами:

– Желаю вам покойной ночи!

«Я слышал», прибавляет автор этого сообщения Вебер, «этот рассказ от самого посланника».

В другой раз один иностранный генерал в русской службе хотел успокоить царя на счёт неприятельского нападения и уверял, что он с своим отрядом отмстил бы за нападение и возвратил бы потерянное.

– Не храбритесь, – возразил Пётр: – если неприятель далеко, то воображайте его слоном, а в рукопашной схватке считайте его не более мухи: учитесь из басен Езопа, что прежде надо убить медведя, а потом уже делить его шкуру.

Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.

Нева впадает в Каспийское море

Будучи на строении Ладогского канала*

* Петр I осматривал Ладожский канал в октябре 1724 года. Ред.

и радуясь успешной работе, к строителям государь говорил: «Невою видели из Европы ходящие суда, а Волгою нашею, – указав на канал, – увидят в Петербурге торгующих азиатцев».

Желание его величества было безмерное соединить сим море Каспийское с морем Балтийским и составить в государстве своём коммерцию северо-западную и восточную чрез сопряжение рек Меты и Тверды одним каналом из Финляндского залива чрез Неву реку в Ладогское озеро, оттуда чрез реку Волхов и озеро Ильмень, в которое впадает Мета, а тою рекою до Тверцы, впадающей в Волгу, а сею – в Каспийское море.

Отмена коленопреклонений

В прежнее время при предшествующих царях было в обычае падать на колена при встрече Государя. Хотя это было всегда неприятно Петру Великому, но отвадить народ от этого обычая был он не в силах.

Но в первые годы существования Петербурга, когда были вымощены только главные улицы, было много болотистых мест и особенно в дождливое время, люди обыкновенно при этом промачивали и пачкали свою одежду.

Император каждый раз оказывал свое неудовольствие, то знаками, то словами; однакож народ не унимался. Видя, что народ не может добровольно отстать от своего старого обычая, царь Пётр сделал запрещение под страхом телеснаго наказания прекратить своё коленопреклонение и не мараться для него грязью.

От Яни, гоф-лейб хирурга Пстра I.

Скорая расправа

Государь любил вообще скорую расправу; за шалости, негодное поведение и другие непорядки наказывал он без замедления своею палкою или линьком, так что наказанный, спустя несколько часов после того, ещё мог чувствовать действие скорого правосудия. Если случалось ему кого наказать по напрасному обвинению и невинный при случае в сём объяснялся, то он в удовлетворение правосудия поступал так, как поступил с арапом, который был при нём пажом.

Государь, ездя на яхте по взморью между Петербургом и Кронштадтом, принужден был, по чрезвычайной тишине (штиль) целый день простоять на одном месте. После обеда, по своему обыкновению, лег в каюте спать; некоторые из бывших при нём играли и шумели так громко, что государь пробудился.

Услышав, что он встал, и, опасаясь за шум наказания, все тотчас попрятались по разным местам, так что на деке ни одного человека не было. Государь, взяв линёк, вышел из каюты на верх яхты, и никого не нашёл, кроме помянутого арапа, сидевшего на лестнице весьма тихо, схватил его за волосы и побил изрядно линьком, говоря:

– Когда я сплю, так вы не шумите и мне не мешайте.

Потом сошёл в каюту и опять лег. Бедный мальчик тот пуще плакал, что невинно был побит. Барон Любрас, бывший тогда инженер-капитаном, лейб-хирург Лешток и человека два русских морских офицеров, которые тогда шумели и заслужили наказание, вышли опять потихоньку и грозили всхлипывающему мальчику, чтоб он тише плакал, если не хочет в другой раз быть битым. Напротив того, тот не переставал плакать, грозя им, что скажет государю кто шумел, и кого побить должно было. Государь, выспавшись, вышел из каюты на дек в весёлом духе, нашёл всех во всякой тишине, играющих в карты, а мальчика плачущего, и спросил:

– О чём ещё плачешь?

– О том, – ответствовал арап, – что ты меня так больно побил совсем напрасно: я и с места не трогался, сидя всё на лестнице, а шумели и мешали тебе спать Лешток и Любрас.

– Хорошо, – сказал государь, – так как теперь ты невинно побит, то в другой раз, когда ты побои заслужишь, это зачтётся тебе.

Едва только прошло несколько дней, как утешенный арапчёнок сделал проступок, которым государя рассердил так, что он хотел хорошенько его наказать – мальчик в крайнем страхе пал на колени и во всё горло кричал:

– Помилуй, помилуй Бога ради! Ваше величество велели мне напомнить, что вы меня напрасно побили, и обещали при другом случае зачесть.

– Правда, – сказал император, рассмеясь, – встань, этот раз я тебя прощаю, потому что ты уже за нынешний проступок наказан был прежде.

«Бог простит…»

Кум и денщик Петра Великого, Афанасий Данилович Татищев, неисполнением какого-то приказания сильно прогневал государя. Он велел наказать его за это батожьём перед окнами своего дворца. Офицер, которому поручено было исполнение экзекуции, приготовил барабанщиков, и виновный должен был сам явиться к ним. Но Татищев медлил идти и думал, авось гнев государя пройдёт. Поэтому он тихонько пошёл вокруг дворца. На дороге ему встретился писарь Его Величества, некто Замятин. У Татищева мелькнула блестящая мысль – поставить вместо себя Замятина.

– Куда ты запропастился? – сказал он ему. – Госуарь тебя уже несколько раз спрашивал и страшно на тебя гневается. Мне велено тебя сыскать. Пойдем скорее! – И повел его к барабанщикам.

В это время государь взглянул в окно и, сказав:

– Раздевайте! – отошёл прочь.

Татищев, будто исполняя повеление государя, закричал солдатам, указывая на Замятина:

– Что ж вы стали? Принимайтесь!

Беднягу раздели, положили и начали исполнять приказание, а Татищев спрятался за угол.

Скоро Петру стало жаль Татищева. Выглянув из окна, он закричал:

– Полно! – и поехал в Адмиралтейство.

А проказник между тем отправился к Екатерине. Государыня выразила ему своё сожаление по поводу наказания и сказала:

– Как ты дерзок! Забываешь исполнять то, что приказывают.

Татищев, не входя в дальнейшее рассуждение, бросился ей в ноги.

– Помилуй, матушка, государыня! Заступи и спаси. Ведь секли то не меня, а подьячего Замятина.

– Как Замятина? – спросила государыня с беспокойством.

– Так, Замятина! Я, грешник, вместо себя подвёл его.

– Что ты это наделал! Ведь нельзя, чтоб государь твоего обмана не узнал, он тебя засечёт.

– О том-то я тебя и молю, всемилостивейшая государыня! Вступись за меня и отврати гнев его.

– Да как это случилось?

– Ведь под батожьё-то ложиться не весело, – отвечал Татищев, стоя на коленях, и рассказал всё, как было.

Государыня, пожуря его, обещалась похлопотать. К счастью, государь приехал с работ очень весёлый. За обедом Екатерина заговорила о Татищеве и просила простить его.

– Дело уже кончено. Он наказан и гневу моему конец, – сказал Пётр.

Надо заметить, что если Пётр Великий говорил кому-нибудь: «Бог тебя простит», – то этим уже всё забывалось, будто ничего и не было. Этих-то слов и добивалась государыня.

Немного погодя, она опять попросила, чтобы государь не гневался более на Татищева. Пётр промолчал.

Она в третий раз заговорила о том же.

– Да отвяжись, пожалуйста, от меня! – сказал, наконец, царь. – Ну, Бог его простит.

Едва были произнесены эти слова, как Татищев уже обнимал колени Петру, который подтвердил своё прощение. Тогда Татищев признался, что сечен был не он, а Замятин, и в заключение прибавил:

– И ничто ему, подьячему-крючку.

Шутка эта, однако, не понравилась государю.

– Я тебе покажу, как надобно поступать с такими плутами, как ты! – сказал он, берясь за дубинку.

Но тут Екатерина напомнила, что он уже именем Божьим простил виновного.

– Ну, быть так, – сказал государь, останавливаясь, и приказал рассказать, как было дело. Татищев чистосердечно, не утаивая ничего, всё рассказал. Призвали Замятина, и он подтвердил, что это правда.

– Ну, брат, – сказал государь, – прости меня, пожалуйста! Мне тебя очень жаль, а что делать? Пеняй на плута Татищева. Однако ж, я сего не забуду и зачту побои тебе вперёд.

Впоследствии Петру Великому пришлось сдержать своё слово. Замятин попался в каком-то преступлении, за которое следовало жестокое наказание; но царь решил так, что-де подсудимый и заслуживает казни, но так как он некогда понёс наказание, то и заменить ему оное за нынешнее преступление.

Кривошлык М.Г. Исторические анекдоты из жизни русских замечательных людей. М.: Издательско-полиграфическая фирма «АНС-Принт» Ассоциации «Новый стиль», 1991.

Пётр обучает жителей Петербурга мореплаванию

Его величество, сидя у окна и увидев, что на Неве при ветре плавают буеры*

* Одномачтовое плоскодонное судно пли сани на трех полозьях для езды под парусами и по льду. Ред.

и другие суда под парусами, прилучившемуся тогда фан-Бруинсу, флотскому офицеру и экипаж-мейстеру, которого он жаловал, сказал: «Господин фан-Бруинс, приготовь мой бот, я с ним повеселюся. Слава Богу, вижу, что труды мои не тщетны!» Потом, сев с Бруинсом в бот, плавал противу крепости, встречаясь с другими судами, кричал: «гусе, гусе»*.

*от голл. hoczee – «ура!». Ред.

Поворотил к Лахте, оттуда путь восприял к Дубкам, где переночевал. На другой день благополучно возвратился в Петербург.

Государь велел парусные и гребные суда комиссару Потемкину*

* «Невский адмирал» И. С. Потемкин с 1718 года заведовал так называемым прогулочным «Невским флотом». Ред.

разных чинов людям раздать безденежно, а каким образом оными управлять – написал собственноручную инструкцию, повелев в указный час по сигналу съезжаться для обучения на Неве.

Ещё о распорядке жизни Петра

Все знатные персоны расписаны по дням, в которые после полудня его величества приезжает и веселится, называлась ассамблея: забавляются в карты и шахматы, и в тавлеи, тут и государыня с фамилиею присутствует, машкарадов, комедий и опер не бывало, а был машкарад в Петербурге и в Москве по замирении Шведского мира 1729 года на кораблях и шлюпках, на самем его величество был на корабле в матросском бостроке бархатном, чёрном, и производилась за Красными воротами на площади.

Н. И. Кашин. Поступки и забавы императора Петра Великого. (Запись современника). Сообщение В. В. Майкова. СПб., 1885.

Ассамблеи начинать!

Пётр, оглядевшись за границей, ввёл два новшества. Вместо поместий и деревень он стал раздавать ордена. Вышла большая экономия казне.

Кроме того, он издал, может быть, самый замечательный указ, которым учреждалось веселье на Руси. Это и были знаменитые Ассамблеи.

Указ, собственноручно начертанный Петром, звучал так:

«1. Желающий иметь у себя ассамблею, должен известить о том каждого прибитым к дому билетом.

2. Ассамблеи начинать не ранее 4 или 5 часов пополудни, а оканчивать не позже 10.

3. Хозяин не обязан ни встречать, ни провожать гостей или для них беспокоиться, но должен иметь на чём их посадить, чем их потчевать и осветить комнаты.

4. Каждый может приходить в ассамблею в котором часу ему угодно, сидеть, ходить или играть.

5. В ассамблеи могут приходить чиновные особы, все дворяне, известные купцы, корабельные мастера и канцелярские служители с жёнами и детьми.

6. Слугам отвести в доме особые комнаты, чтобы в покоях ассамблеи было просторнее.

7. Преступивший сии правила подвергается наказанию осушить кубок большого орла.

В этом, более озорном, чем важном указе, чувствуется, однако, всегдашний почерк Петра. Одним махом он приобщал дремотную Русь, ещё не отряхнувшую с ног прах Средневековья, к общему течению современной жизни.

Прижимистый царь сделал это за счёт боярских и купеческих кубышек, частных состояний.

С Петра начинается эмансипация русской женщины. Он сам хотел видеть в спутнице жизни уже не рабыню, а помощницу и опору в делах.

Равноправие женщины в ассамблеях подчёркивалось особым способом. Ей не возбранялось пить спиртные напитки наравне с мужчинами. Но даже с этого начиналось её равноправие в обществе. И этот процесс, запущенный Петром (имеется ввиду, конечно, стремление к раскрепощению) не кончился и теперь… Пётр впервые угадал, что семья есть ячейка государства и по-своему стремился укрепить её, спаять взаимным уважением.

Кроме того, ассамблеи с самого начала становились, по преимуществу, местом деловых встреч, «ибо тут можно было друг друга видеть и о всякой нужде переговорить». Царь, как видим мы из указа, обязал являться на ассамблею-бал всем чиновным особам, дворянам, известным купцам и корабельным мастерам. Формировался новый способ человеческого и делового общения и сотрудничества. Всего на ассамблеях было в избытке: и праздных рассуждений, и деловых разговоров, и веселья – танцев, общения с дамами, горячительных напитков и «иже с с ними вещей приятных, душе и делу полезных». Ассамблеи становились частью государственной политики.

Кстати сказать, царь со своею царицею задавали тон на этих весёлых и полезных собраниях. Так что, когда Петр удалялся с ассамблеи для дел, царица, пытавшаяся переплясать его, и сама обладавшая недюжинным здоровьем и телесными силами, танцевать уже более не могла.

Ассамблеи устроены были следующим образом: в одной комнате танцевали, в другой находились шахматы и шашки, в третьей – трубки с деревянными спичками для курения, табак, рассыпанный на столах, и бутылки с винами. Вы видите, что в первых ассамблеях господствовала смесь французского, голландского и английского вкусов, что уважение к вашему полу не было доведено ещё до той степени утончённости, которая теперь столь обыкновенна всем мужчинам.

Обер-полицмейстер по списку извещал особ, у коих надлежало собираться, о наступавшей очереди. Впоследствии, когда любезность утвердила в наших обществах законы приличия, вошёл в употребление следующий обычай: хозяин подносил букет цветов даме, которую хотел отличить; дама сия становилась царицею бала, распоряжалась танцами, и тот же букет торжественно отдавала другому кавалеру, назначая притом день, в который желала танцевать в его доме. Получивший цветы обязан был слепо повиноваться воле красавицы. Обыкновение сие, напоминающее времена рыцарские, в которые красота была душою всего великого, продолжалось до царствования императрицы Екатерины II.

Русская пляска, вместе с длинными кафтанами и сарафанами, осталась только у нижнего класса народа: заменили оную степенный польский, тихий менуэт и резвый английский контрданс. Пленные шведские офицеры, находившиеся в Петербурге, первые учили танцевать русских дам и кавалеров: они долгое время были единственными танцорами в ассамблеях; кроме сказанных танцев, был церемониальный, которым всегда начинались свадебные и вообще все торжественные праздники: становились, как в экосезе; при степенной музыке мужчина кланялся своей даме и потом ближайшему кавалеру; дама его следовала тому же примеру, и, сделав круг, оба возвращались на своё место. Сии поклоны, повторённые всеми, заключались польским (полонезом). Тогда заведывавший праздником громко объявлял, что церемониальные танцы кончились. Наставала шумная весёлость: всякий из посетителей мог участвовать в танцах. В менуэтах дамам предоставлен был выбор кавалеров; кавалер, кончивший танец с выбравшею его дамою, обязан был в свою очередь выбрать даму и, протанцевав с нею, перестать. Дама же продолжала танцевать с другим кавалером. Таким образом менуэт продолжался, пока музыка не возвещала о перемене… Вскоре различные степени образования разделили общества: собрания не переставали, но их могли посещать только особы, приглашённые хозяином. Там-то важнейшие в государстве люди забывали на время свое величие; императорская фамилия в ассамблеях старалась ласковым обращением и участием в забавах не дать заметить своего присутствия. Император, императрица и великие княжны всегда много танцевали, особенно последние. Всякому свободно было просить великих княжён на танец, и как многие искали сей чести, то они и не знали отдыха. Люди преклонных лет и почтенного звания часто также танцевали вместе с другими. Царь забавлялся их усталостию: ослушные его воле должны были осушать огромный кубок орла. Из танцующих кавалеров отличались граф Ягужинский, австрийский посланник граф Кинский, гольстинский министр Бассевиц и молодые князья Трубецкой и Долгорукий. Из дам первое место занимала великая княжна Елизавета Петровна; отличались также княжны Черкасская, Кантемир, Трубецкая и Долгорукая, бывшая впоследствии невестою императора Петра II.

<< предыдущий лист

следующий лист >>