Евгений Николаевич Гусляров
Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом
В одно время его величество, писав на сём столе, восклонился на креслы и довольно громко проговорил:
– Слава Богу! Кажется, правосудие я восстановил.
Гренадёр, стоявший на часах (который был из дворян), услышавши сие, также довольно громко сказал:
– Все правосудны, кроме тебя.
Государь, сие услыша, подозвал его ближе и спросил, что он сказал. Гренадёр, не обинуяся, повторил те же слова.
– Как ты смеешь сие сказать обо мне? И из чего ты так заключаешь? – сказал государь с видом, удивление означающим.
– Вы, государь, сами решили моё дело, – отвечает гренадёр, – и лиша меня оным последней деревнишки, доставшейся мне ещё от прадеда моего, отдали обидчику моему, господину знатному и богатому (назвал его именем).
– Правду ли ты говоришь? – спросил государь.
– Я не осмелился бы сказать вам неправды, – отвечает смело гренадёр.
После сего великий государь призвал к себе караульного офицера и приказал: когда он придет рапортовать его, то напомнил бы о Преображенском гренадёре, а при смене своей сказал бы сей же приказ офицеру, который его сменит. Поутру офицер, отрапортовав монарха о состоянии караула, присовокупил:
– Изволите ли помнить о преображенском гренадёре?
– Помню, брат, помню, – скоропоспешно отвечал государь.
На другой день припомнено его величеству паки то же, и таковой же был ответ его, но в то же ещё утро повелел принесть к себе из Сената дело сие, рассматривал его до самого обеда с великим вниманием, увидел, что соперник того гренадёра умел столь хитро запутать дело и при помощи коварного стряпчего дать ему такой вид справедливости, что Сенат и сам государь сочли его за таковое. Сколько же сие чувствительно было монарху, то доказал он в следующий за сим день: он, прибывши в Сенат, сказал господам сенаторам:
– Мы все, паче же я, стыдиться должны, что столь грубо обмануты хитростию коварного ябедника. А ты, бездельник, – обратяся к обер-секретарю, сказал с гневным видом, – и не думал предостеречь нас; я тебя научу вникать лучше в дела; отведите его в крепость на месяц.
И по сём дал указ, повелевающий прежнее решение уничтожить, стряпчего, писавшего челобитную и за делом ходившего, сослать яко опасного ябедника, в ссылку в Сибирь; отнятое у того гренадёра имение и отданное сопернику его возвратить; а за убытки и за владение у того корыстолюбивого обидчика из собственного его имения столько же земли и крестьян отписав, утвердить за обиженным и сверьх того взыскать с него же 1000 рублей на госпиталь.
От дворянина Флора Исаковича Неплюена в 1780 г.
Анекдоты, касающиеся до государя императора Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Изд. третье, исправленное, дополненное и умноженное. М., 1807.
Уважение к добрым делам и наказание за взятки
В Москве был один довольно известный стряпчий, который слыл за искусного, и к тому же был знаком также хорошо с римскими законами, как и со всеми уложениями русских царей и притом знал, как говорится, назубок все изданные указы.
Такой человек был находкою для многих судей, потому что часто был наставником судей в трудные минуты и, конечно, мог направлять их кривым путём в ущерб правосудию. Точно также он и сам оправдывался во многих случаях, когда на него жаловались по несправедливому ведению дела. Об этом адвокате или, на старинном языке, об этом стряпчем было донесено государю Петру Первому.
Император не верил вполне доносам, но любил поверять их и сличал своё собственное воззрение с уликами других, старался сам поверить, насколько человек этот виновен, потому что царь – самый неподкупный судья своих подданных.
Стряпчй был призван. Его Величество призывал стряпчего не однажды и встретил в нём, совершенно против ожидания, человека вполне образованнаго, знающаго законы всех веков и народов, как pyccкие, как видно следившаго за всеми делами и распоряжениями Петра; этот человек понравился Императору по ясности мысли, по силе, и красноречию выражения и но чистоте, заключений тех неразумений, которые к разрешению предлагал ему Пётр Первый, в виде испытаний. Словом, государь нашёл в этом стряпчем по мысли человека, вполне соответствующего его мудрым предначертаниям и, видя в нём по делу исполнителя, принял его в свою службу и даже вдруг из простаго стряпчаго возвысил на степень главнаго судьи в Новгородской губернии. Государь при даровании ему такой должности, объявил, что он де, Государь, надеется на его искусство в судопроизводстве и на его справедливость и не мыслит, чтобы знатность и богатство могли повлиять на нарушение святости закона; напротив, он думает, что при глубоком изучении закона низринутся все взятки и кривотолки в судопроизводстве, а затем долговременныя тяжбы, которыя неразлучны с подарками.
Новопожалованный судья обещал, что в благодарность за Высочайшую доверенность Его Императорскаго Величества он будет точно исполнять свою должность и не запятнает священное звание судьи.
Так он и в самом деле к удовольствию Государя Императора честно служил.
Неизвестно, сколько времени прослужил этот стряпчий в должности судьи: но только прошел глухой слух, что он берёт взятки и, оказывая, несправедливость, нарушает законное правосудде.
Жалобы дошли до престола Петра Перваго. Его предположение не оправдалось; ему казалось, что это клевета язычников, но доказательства были ясны. Во всяком случае, Император, предполагая, что может узнать лучшего, что он слышал из уст человека, котораго он знает, и жалобы на котораго он считал прежде за клеветы.
Чтобы не оскорбить лице, поставленное на высокую степень в общественном мнении, Пётр Великий усугубил справки; эти справки более и более уверяли его в справедливости против главнаго судьи. Пётр Первый вызвал судью, котораго определил с тем чтобы он собою показал образец правосудия, а он между тем поддержал собою взяточников и взятку, а с тем вместе нарушал справедливость.
Государь строго изследовал судью и, наконец, дознался вот в чём.
Судья ослеплялся подарками в форме разных приношений и решал в пользу тех, которые были несправедливы, а справедливые доносы опровергал, как лживые. Это потрясло государя, и он спросил:
– Что за причина была тому, что ты испортился, то есть изменил тому обещанию, которое мне, своему Государю, предъявил и потом присягнул?.. Ведь я не ожидал этого от тебя. Вероятно, тебя к тому побудили какия-нибудь особые причины?..
– Государь, только твоё правосудие может мою жизнь прекратить или даровать мне новую жизнь. Cлушай же меня: я одним жалованьем и работой едва мог на твоей службе что либо приобресть, тогда, как находясь в своём звании я мог кой что запасти, не повергая себя в долги; вот что заставило уклониться меня от правды.
– Так сколько же тебе нужно, чтобы ты был сыт и доволен, не брал бы взятки и поступал бы справедливо в деле осуждения и оправдания? – спросил Пётр Великий.
– По крайней мере, вдвое, против того, сколько я теперь получаю, – отвечал судья.
– Хорошо. И ты будешь действительно доволен, станешь верно исправлять свою должность, не будешь брать взяток и поступать несправедливо с невинными? – спросил Государь.
– Совершенно буду доволен, Ваше Величество, и по неверности мною сказаннаго я предаю себя Вашему строжайшему наказанию по верному в том обличению.
– Хорошо, – отвечал государь, – я тебе прощаю, и мало того: определяю жалования в полтора более прежнего, только чтобы ты сдержал свое слово и по мере моей к тебе доверенности к твоему званию, всегда поступал бы честно и правосудно. Но, кроме того, я тебе скажу ещё вот что: я отныне буду за тобою следить и если ты, чего храни Бог, прельстишься подарками или деньгами, то, поверь мне, будешь повешен.
Судья несколько лет подвизался безукоризненно на своём поприще, наконец, по истечении нескольких лет изменил своему намерению и данному монарху слову, рассчитывая, что и Пётр Великий забыл своё обещание его повысить. Опять пошли взятки и нарушение правосудия и, разумеется, дошло до Государя; при этом случае таких явных показаний Государь приказал взять этого судью, изобличил его в несправедливости и приказал ему сказать: «если он не сдержал своего даннаго Царю слова, то Царь сдержит своё», и с тем вместе приказал неправеднаго судью повесить.
Сказание Петра Миллера, сына перваго чугунно- и железно плавилнаю заводчика, основавшаго завод на 9 молотов при царе Алексее Михайловиче в 90 верстах от Москвы. Здесь отливали первыя пушки. Пётр Миллер был крестный сын Императора. Умер в 1745 году.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
Преступление фрейлины Гамильтон
(…). Пётр Великий при всяком случае старался подавать подданным своим пример строгого наблюдения законов (…) в уголовных же делах был неупросим (…). Смертоубийца не мог от его величества надеяться прощения (…).
Одна из фрейлин императрицы, госпожа Гамильтон, вела распутную жизнь и два раза тайно освобождалась от беременности. Она так умела сбывать с рук младенцев своих, живых или мертвых, что при дворе нимало её в том не подозревали. Но в третий раз не имела она удачи. Умерщвлённый младенец был найден, и обстоятельства госпожи Гамильтон приводили её в подозрение.
По царскому повелению взята она была под стражу и призналась не только в сём, но и в двух прежних убийствах, за что судом приговорена была к смерти. Пётр Великий, против чаяния её, подписал сей приговор. Хотя многие за неё просили и также известно было, что его величество прежде жаловал её отменно пред другими, однако ж ничто не могло преклонить его к нарушению божественных и своих собственных законов. Наступил день, назначенный для публичного совершения казни. Несчастная преступница приведена была на лобное место в белом шёлковом платье с чёрными лентами. Государь прибыл туда, простился с нею, поцеловал её и говорил ей:
– Без нарушения божественных и государственных законов не могу я спасти тебя от смерти. Итак, прими казнь и верь, что Бог простит тебя в грехах твоих; помолись только ему с раскаянием и верою.
Потом она стала па колени и начала молиться, а как государь отворотился, то палач отрубил ей голову.
От Bиннuyca, придворного государева, который сам видел совершение сей казни.
Подлинные анекдоты о Петре Великом, собранные Яковом Штелиным. Третье издание, вновь исправленное. М., 1830. Части 1-2.
Просьба об отпуске
Нижегородский дворянин, офицер морской службы, Иван Прокудин известился, что дядя его, которого был он ближайшим наследником, скончался, оставив знатное имение и до 700 душ крестьян, и что другие вступаются в наследство и уже начали о том тяжбу. Донеся обо всём этом Монарху, бывшему у адмиралтейских работ, просил он отпустить его, чтоб не лишиться ему сего наследства. «Врёшь, – сказал Монарх, – когда ты по законам ближайший наследник, то никто его у тебя не отнимет, а отпустить тебя до зимы не можно».
На другой день, огорчённый этим отказом, офицер снова просит Монарха о своём отпуске. «Я уже сказал тебе», – отвечает Государь, – «что нельзя отпустить тебя до зимы».
На третий день осмелился он снова утруждать о том Государя. Монарх с гневом закричал на него: «Что ты привязался ко мне, дерзкой? Поди прочь». Но офицер от него не отходит, говоря: бедный времени не терпит. Выведенный из терпения Монарх, даёт ему жестокую пощечину; но в тот же самый час раскаивается и с ласковым уже видом говорит: «Ты вывел меня из терпения своею неотвязностью и выговорами своему Государю!».
Такое признание Государя тронуло офицера до слез, и он повергается к ногам Государя и, признаваясь в вине своей, просит великодушно простить его, и Государь тогда же отпускает его, пожаловав ему на дорогу пятьдесят рублей.
Этот г. Прокудин, получа наследство, просил Монарха для поправления расстроенной в деревнях его дяди экономии, отставить его от службы, и Великий Государь, хотя и редко соглашался на такие просьбы, отставил его с чином Коллежского асессора
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
«Мы все воруем…»
Однажды, сидя в Сенате и слушая дело о разных случаях грабежей и воровства, Государь вскричал:
– Клянусь, что я истреблю, во чтобы то ни стало, этих воров и грабителей и у меня в царстве будет безопасно. Павел Иванович, пиши тотчас указ такого содержания: «что если кто и на столько украдет, что можно только купить веревки, что можно его повесить, тот будет за кражу повешен, не медля», обратился он к обер-прокурору Ягужинскому.
Прокурор взял уже перо, чтобы писать, но, услышав строгое повеление, положил его обратно и обратился к Петру I с удивлённым видом.
– Что же, пиши, – сказал Император.
– Ваше Величество, подумайте, что будет следствием вашего указа.
– Пиши, как я тебе сказал.
Ягужинский ещё не принимался и опять, улыбаясь, сказал Монарху:
– Всемилостивейшей Государь, неужели ты хочешь быть Императором без подданных?
– Как так?
– Таки мы все воруем, только с тем различием, что один более, а другой менее, один открыто, а другой тайно.
Государь засмеялся забавному ответу Ягужинскаго, и оставил свое намерение.
Из уст самого Кабинет Министра Графа Ягужинскаго.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
Он не был строг к грехам молодости
Пётр Великий был чрезвычайно строг к нарушителям спокойствия государства и жестоко преследовал убийство, воровство, грабежи, бунты и прочия преступления, но весьма слабо наказывал погрешности молодости нарушителей нравственных приличий, и делал такия наказания, которыя можно вынести весьма легко.
Так, например, лишенная чести родительница не претерпевала никакого наказания; но у6ийца младенца наказывалась смертью. Будучи за границей, в разговоре о делах уголовных, государю Петру Первому кто-то разсказывал, что за нарушение девственности по указу Карла пятаго преступник наказывался смертью.
– Полно, так ли? – говорил Петр Первый. – Я думаю великий государь в этом случае являл более проницательнаго разума. А если правда, то, вероятно, он думал, что в Его государстве более лишняго народа, чем в моём. Нет, за эти безпорядки, да и вообще за преступления всегда должно налагать наказания, но, на сколько возможно, должно сберегать жизнь и здоровье подданных.
От Ивана Антоновича Черкасова.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев
Похмелье самая злая болезнь
В светлое Христово Воскресение, Монарх, по отслушании в Троицком Соборе заутрени и Св. Литургии, по-всегдашнему обыкновенно своему, благоволил со всеми, не только бывшими в церкви, но и вне находившимися, поцеловаться – и каждого поздравить с праздником. Этого не довольно: по переезде через Неву, увидя множество по обеим сторонам народа, перецеловал всех стоявших на берегу поблизости судна; приметив же, что все к нему шли, остановился и каждого приветствовал словом: «Хрнстос воскресе!» Это продолжалось около двух часов. Потом, усмотря в небольшом отдалении кучу народа, пожелал узнать причину и увидел лежащего в средине пьяного работника с барок. Монарх толкнул его слегка ногою, говоря: вставай, брат! но работник того не чувствовал. – Г-н офицер, – сказал Монарх: отнесите его в солдатскую караульню и положите на постель, а когда проспится, дайте мне знать.
После обеда донесли Его Величеству, что он проснулся, и Государь приказал представить его к себе. Работник, в страхе, повергается eмy в ноги и просит:
– Виноват, надёжа-Государь, – прости меня ради Воскресения Христова.
Монарх спросил его:
– Что ты за человек?
– Работник с барок, такого-то хозяина.
– Как же ты в такой праздник, вместо того, чтоб поспешить в храм Божий, напился до бесчувствия.
Работник, не видя в глазах и в голосе Государя ничего гневного, отвечал, что он, как рабочий человек, обрадовавшись празднику и отдохновению от работы, согрешил – напился. Монарх снова спросил его:
– Хорошо ли ты служишь хозяину и не пьянствуешь ли? – и услышал, что хозяин им доволен:
– Ну! сказал Государь: я тебя прощаю; но если впредь ты так напьёшься, и я о том узнаю, то будешь наказан, как непотребный пьяница. Отведите его к хозяину и спросите: ежели он им подлинно доволен, то чтоб на этот раз простил его; да опохмелите его, – примолвил Государь: чай голова у него болит.
Анекдоты о Петре Великом, выбранные из деяний сего монарха, описанных гг. Голиковым и Штелиным. Издание второе. Москва, 1848.
О законах в завоёванном крае
Император Пётр I, в заключённом с Швециею, в Ништадте мирном договоре (1721 г.), обещая оставить новых своих подданных Лифляндцев, Эстляндцев и Финляндцев при их шведских гражданских законах и по оным их судить, учредил в Петербурге для завоёванных провинций собственную юстиц-коллегию, по шведскому расположению, и определил в оной вице-президентом урождённого лифляндца, сына бывшего нарвского бургомистра Сигмунда Вольфа, обучавшегося законоведению в немецких университетах и в Стокгольме. Государь, говоря с ним некогда обстоятельно о наблюдении в этой коллегии правосудия, сказал:
– Я думаю, что шведские законы будут довольно хороши, и составленные по ним лифляндские военные и гражданские уставы, по которым судимы были провинции столько уже лет, – достаточны к разрешению всех судебных дел, случающихся в тех землях и могущих встретиться в новоучреждённой юстиц-коллегии. Тебе надлежит прилежно смотреть, чтоб в ней производился суд только по шведским, а не по римским или по другим каким чужим законам, ибо вмешивание различных чужестранных прав служит только к проволочке тяжб и к совершенному нарушению права.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876
«Законы и указы писать ясно…»
О писании указов Петр Великий говорил Макарову в токарной: «Надлежит законы и указы писать ясно, чтоб их не перетолковать. Правды в людях мало, а коварства много. Под них (под законы) такие же подкопы чинят, как и под фортецию».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
«Беспристрастие не требует пустословия!..»
Великий Государь, в небытность в Сенате обер-прокурова, приказал заступить место его гвардии майору Ивану Ильичу Дмитриеву-Большому, повелевая притом напоминать Господам сенаторам, дабы внимательнее слушали дела, и посторонними разговорами отнюдь бы в Сенате не занимались.
В одно время Бутурлин из любопытства показал Его Величеству один приговор прежних бояр, который состоял только в следующих словах: «Сидели в палате трое бояр, слушали дело, и быть делу так!», и, подавая оный монарху, с насмешкою над сими боярами, сказал: «Посмотрите, Государь, как они хорошо объясняли дела!»
Великий Государь, прочтя, отвечал: «Здесь нет ничего смешного, и я ещё хвалю их за краткость, в которой очень много смыслу. Они краткими сими словами утвердили крепко прежнее решение, которое довольно уже было объяснено, а потому и не почли за надобность повторять оного, и я бы желал, чтоб и вы подражали им и менее бы марали бумаги. Довольно обнаружить только дело, и говоря кратко содержание неправой просьбы или незаконного решения, написать приговор без предисловия и красноречия, затемняющего только дело, нередко же наполняя оный двусмыслиями и пустословиями, свойственными одним ябедникам, помрачающим и самую истину. Беспристрастие (заключил Монарх) не требует ни прикрас, ни пустословия!»
Анекдоты о Петре Великом, выбранные из деяний сего монарха, описанных гг. Голиковым и Штелиным. Издание второе. Москва, 1848.
Пётр Великий обвиняется рижским судом
По завоевании Риги (1710 г.), быв там впервые, государь наградил услуги генерал-фельдмаршалов – графа Шереметева и князя Меньшикова, пожалованием им не малого числа в завоеванной земле гаков (участки земли), из которых последнему достался один, принадлежавший до того рижскому гражданину.
Гражданин, не зная никаких за собою преступлений, менее же ещё, чтоб он чем-либо оскорбил его величество, осмелился к новому государю своему придти и обясниться, что он ни в чём не провинился, и ни малейшего не подал повода к гневу его, и потому не понимает – за что родовой его гак, по указу государя, отнят у него и отдан князю Меньшикову.
Монарх, выслушав все терпеливо, сказал ему без гнева:
– Ежели ты прав, то можешь принадлежащее тебе отыскивать судом.
– Но на кого и где могу я просить?
– На Меньшикова, и в здешней ратуше. Если же дело коснётся и до меня, то и я ответствовать должен, потому что когда кто находится здесь, то должен подлежать и законам здешним.
Гражданин, удивлённый таким ответом и, не видя ни малого в монархе гнева, спрашивает снова.
– Итак, всемилостивейшей государь, вы позволите мне принесть за это жалобу?
– Никто не может у тебя отнять права защищать себя, – заключил монарх.
Гражданин, написав челобитную на князя Меньшикова, будто бы насильно завладевшего наследственным его гаком, подает её в ратушу; но судьи не принимают, объясняя, что гак его, с прочими, пожалован князю по именные его величества указу, следовательно, просьба относится на высочайшее лицо самого государя, а государя судить они не могут. Гражданин объявляет, что он изъяснялся о сём с самим государем, и его величество именно повелел ему просить в ратуше. По многим рассуждениям, наконец, челобитная сия принята, и найдено, что гак точно ему принадлежит, и что в указе, которым пожалованы Меньшикову гаки, не объявлено ни вины его, и даже имени его не упомянуто. Вследствие сего отряжен один член к князю Меньшикову, с донесением ему об этой на него просьбе, и что по законам здешним его светлость должен придти в ратушу, выслушать просьбу и приговор, но князь отвечал, что он гака того не отнимал, а гак пожалован ему от государя. Все это чрез члена же ратушского представлено его величеству, и монарх подтвердил ответ Меньшикова.
– Так что же приказать изволите? – говорить присланный член.
– Делайте, что законы ваши повелевают, и буде так тот действительно принадлежит гражданину, то я должен буду на это ответствовать.
– В таком случае, всемилостивейший государь, должно будет вашему величеству самому пожаловать в ратушу к ответу.
– Хорошо, – сказал государь, – когда повестите мне, я буду.
Дело рассмотрено вновь, гак приговорено возвратить законному владельцу, и монарху о сём повещено.
Государь по таковые повестки тотчас пришёл в ратушу, был встречен у крыльца всеми ратушскими членами и, взошед с ними в присутственную палату, повелел им сесть, а на особом стуле и сам сел. Прочли ему дело и спросили: «не имеет ли его величество к нему чего прибавить?» и когда государь ответил, что не имеет, то прочтён был закон, по которому повелевалось при заключении дела не быть в палате ни просителю, ни ответчику; и монарх вышел в другую палату. Заключение учинено такое: проситель оправдан, а ответчик обвинён. Позвали монарха в присутственную палату и прочли решительное заключение. Государь, выслушав его, благодарил их за беспристрастие в решении дела, поцеловал каждого в голову и сказал, что когда государь их повинуется закону, то да не дерзнёт никто противиться ему. И гак тот возвращён просителю.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Пётр в наказание даёт купцу фамилию Капустин
Великий государь, ненавидя крайне ябедников, издал закон: кто на правого бьёт челом и то сыщется, то поступить с челобитчиком так, чему бы достоин был ответчик, ежели бы оказался он виновным. (…) Один московский купец бил челом на соседа, что корова его, ворвавшись к нему в огород, поела его капусту и причинила ему убытку на 300 рублей, и просил убыток сей взыскать с него. И как его величество в сие время находился в Москве, то и не сокрылась от него таковая ябеда. Он приказал суду тому освидетельствовать в огороде его, сколько поедено капусты и причинено ему убытку, и поелику не могло уже быть пристрастное свидетельство, то найдено, что капусты поедено (в чем и весь убыток тот состоял) не больше как рубля на три. Донесено о сем государю, и монарх повелел с бессовестного сего просителя взыскать триста рублей и отдать оные ответчику, соседу его, а сверх того взыскать с него же в казну 3000 рублей и употребить оные на построение мундиров солдатам Преображенского полку. А дабы коварный проситель и всё московское купечество такового решения не забыли, повелел впредь писаться ему Капустиным. Получен мною от его высокопревосходительства Ив. Ив. Неплюева.
Анекдоты, касающиеся до государя императора Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Изд. третье, исправленное, дополненное и умноженное. М., 1807.
Обида графини Шереметевой
Четыре солдата из дворян, один Преображенского и три Семёновского полков, бывшие между прочими на карауле в Преображенском, в то время, когда Монарх проходил мимо их, попросились у Его Величества в город, т. е. в ряды московские для покупки нужных вещей, и Монарх тотчас отпустил их, однако с тем, чтобы возвратились непременно к вечерней зоре. Но так как за исправлением покупок тех, в рядах и на Красной площади, они час за часом нечувствительно пробыли до самого вечера, и не прежде, так сказать, опомнились, как уже тогда, когда не иначе могли поспеть в Преображенск в назначенное время как доехав на извощике, к несчастию не могли они отыскать последних. В сей крайности решились они остановить первую повозку, какая им попадётся, чтобы доехать на ней до Преображенска. Первый попавшийся экипаж была карета, в которой ехала фельдмаршальша Шереметева; они остановили её, и с учтивостию просили графиню приказать их довезти до Преображенска, объясняя, что этою милостию её сиятельство избавит их от беды. Графиня отвергла просьбу их, и сказала, что за такую дерзость они будут наказаны, однако же солдаты не отпускали кареты и неотступно убеждали фельдмаршальшу согласиться на их просьбу; словом, графиня принуждена была войти в знакомый ей дом, на той улице случившийся, и отдать в их волю карету, в которой они и поспели к назначенному часу в Преображенск.
На другой день фельдмаршал жаловался Монарху на дерзость, оказанную солдатами его супруге. Великий Государь, повелевший представить их к себе, спросил, правда ли, что они отняли карету у фельдмаршальши. Солдаты, упавши к ногам Его Величества, рассказали всё, как дело происходило, и причину, принудившую их к таковому поступку. Монарх, быв тронут не столько признанием их, сколько тою заботливостью, которую они оказали в выполнении своей обязанности, и страхом, дабы не попасть под штраф, сделав им жестокий выговор, просил фельдмаршала простить их и граф должен был исполнить просьбу Монарха своего. Его Величество, наконец, сказал солдатам: «Вы должны благодарить графа, что он вас простил и избавил от заслуженного вами наказания, но если впредь дерзнут они поступить таким образом, то знали бы, что будут наказаны по всей строгости законов», – и сим кончено дело.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Сын просит за своего отца
Как-то однажды шествующему императору в Сенат, на дороге пал в ноги юноша лет пятнадцати и, подавая челобитную, просил в ней о прощении отца своего*
* Речь идет об обер-фискале Михаиле Желябужском. Ред.
за преступление к смерти осуждённого, возглашая со слезами так: «Всемилостивейший государь, помилуй несчастного отца моего, повели вместо его наказать меня, готов умереть за него». Его величество, развернув бумагу и посмотрев в нее, сказал: «Он виноват, а ты нет». Потом хотел идти далее. Однако просящий юноша паки пал лицом к земле, схватил за ноги монаршие и, рыдая, говорил: «Помилуй, отца и меня, я вину его вашему величеству заслужу и Богом исполнить сие обещаюсь». Государь, сожалением тронутый, спросил его: «Кто тебя научил?». – «Никто, – отвечал смело, стоящий на коленях отрок, – сыновняя любовь, со смертию его, смерть и моя». По сём Петр Великий, пристально посмотрев на лицо юноши сего, коего черты обещевали быть в нём честного человека и доброго слугу государства, понеже его величество проницанием своим в избрании подданных нелегко ошибался и имел дарование по наружности людей познавать, сказал: «Убедительный пример – счастлив отец, имея такого сына!»
Его величество вошёл в Сенат, пересказывал сыновнюю к отцу горячность, велел прошение сие прочесть и несчастному даровал жизнь. А сын его, записанный в службу, самым делом, усердием и верностию своею уверение сие исполнил, достигнув заслугами до чина генеральского, который был мне хороший приятель и по фамилии прозывался Желябужский.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Другое сказание об этом же происшествии
Стольник Желябужский впал в такое преступление, которое, по справедливости, заслужило публичное наказание и ссылку, к чему воинским судом и был он приговорён, и приговор тот утверждён государем. Сын его, человек молодой и видной, узнавший о таковом приговоре, при выходе государя из дворца, пал к стопам его и со слезами возопил:
– Надёжа-Государь, не дерзаю умолять тебя, меньше же негодовать на приговор, учинённый судом отцу моему, – зная, что оной правосуден, – а прошу только из единого милосердия твоего: преступление отца и заслуженное им наказание перенесть на меня. Он, при старости и слабости своей наказания такого перенести не может, а я, по молодости и крепости моей, удобно снесу и заплачу тем за рождение своё. А таким образом, без нарушения правосудия твоего, спасу и мать мою, которая не может перенести толь горестного лишения мужа; малолетних же братьев и сестёр избавлю от несносного сиротства и бесчестья всего рода нашего.
Государь, чувствительно тронутый таковой сыновнею нежностью, поднял его и, поцеловав, сказал:
– За рождение такого сына, как ты, прощаю твоего отца и возвращаю его семейству, а тебя жалую чином и местом его, надеясь, что исполнишь должность лучше, нежели отец твой.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Челобитная любимой собаки Петра Великого
В Академическом кабинете натуральных редкостей между прочими чучелами хранится за стеклом бывшая комнатная и любимая Петра Великого собака, которую называли Лизетою. Она так была привычна к государю, что никогда от него не отставала, когда ж он выходил, то лежала в кабинете на софе, пока он возвращался; увидевши ж его, опять прибегала к нему, ласкалась, прыгала на него, ложилась против него, пока государь садился. Во время же обыкновенного его отдохновения после обеда всегда лежала у ног его.
