Евгений Николаевич Гусляров
Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом
Вольтер. Анекдоты о Петре Великом. Пер с франц., коммент. И вступ. ст. С.А. Мензина М. 2004.
Орден царице за Прутский поход
11 декабря <1717 г.> в России праздновали Андреевский торжественный день… Царица также возложила на себя свой новый орден на этом празднике. Он состоял из белой ленты с надписью: «За любовь и верность Отечеству».
Царица, по великой любви своей, следовала за супругом на берега реки Прута, и когда вся армия, вместе с обоими императорскими величествами, находилась там в самых стеснительных обстоятельствах, то она послала (одни полагают – без ведома царя, другие же – будто с тайного его согласия) к великому везирю гонца с предложением громадной суммы денег (которую она впоследствии и заплатила), если только он согласится заключить с царём договор. Когда великий везирь согласился на такую лестную для него просьбу и вошёл в переговоры (а позднее мудростью царя заключён был и мир), то он послал в русский лагерь своего уполномоченного, которому, между прочим, поручил попросить дозволение у царицы увидеть её, потому что везирь сомневался в её присутствии и не верил, чтобы женщина, из любви к своему супругу, пустилась в такой опасный поход.
Вспомнив об этом событии незадолго до праздника, царь пожелал, чтобы царица на всегдашнюю память об оном возложила на себя помянутый орден.
Записки Вебера о Петре Великом и об его преобразованиях. «Русский Архив», 1872. № 6. (столб. 1146-1147).
Любовь к отечеству и к подданным
Преобразование России не служит ли нам достаточным примером беспримерной любви к отечеству? Он ввёл флот, преобразовал войско, развил воспитание, завёл фабрики и заводы, ввёл науки и художества, внушил соседним государствам русскую мощь.
Убедительный опыт ревностной любви к отечеству виден уже из Его поступка при Пруте, когда он прислал из лагеря в С.-Петербург в 1711 году письмо, будучи окружён сотней тысяч Турок. Сидя в палатке, он написал письмо и, запечатав его, поручил одному из надёжных офицеров, спросив: может ли он надеяться пройти чрез турецкую армию, не будучи схвачен? Офицеру этому были известны в том краю все пути и местность. Он отвечал государю, что Государь может на него положиться. Поверив такому обнадёживанию, Царь подал письмо, поцеловал офицера и сказал: ступай с Богом.
В таких почти отчаянных обстоятельствах, из которых он, вероятно, никаким образом не мог избавиться без особливого чуда, Пётр I скорбел единственно только об отечестве, а не о себе самом, не взирая, что имел очевиднейшую пред собою опасность: или быть взяту в плен турками, или совсем погибнуть.
Офицер на 9-й день действительно прибыл в С.-Петербург и подал письмо в собрание сенаторов.
Сенаторы, собравшись и запершись, вскрыли письмо Государя и крайне удивились, когда прочли следующее:
«Сим извещаю вас, что я со всем своим войском без вины или погрешности со стороны нашей, но единственно только по полученным ложным слухам в четыре краты сильнейшею турецкою силою так окружён, что все пути к получению провианта пресечены и что я, без особливыя Божия помощи, ничего инаго предвидеть не могу, кроме совершеннаго поражения, или что я впаду в турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать царём или государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы по собственноручному повелению, от вас было требуемо, покамест я сам не явлюся между вами в лице своём. Но если погибну, и вы верныя известия получите о моей смерти, то выберите между собою достойнейшаго в наследники».
Подлинник этого письма находился в кабинете Петра Великаго при Императорском дворце в С.-Петербурге между множеством собственноручных писем этого монарха.
От князя Михаила Михайловича Щербатова, камергера и герольдмейстера при правительствующем сенате.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
Счёт голландского трактирщика
Во время второго путешествия Петра Великаго в Голландию в 1717 г., во время котораго, он опять постоянно скрывал своё имя, приехал он в Нимвеген, и остановился в одном неизвестном трактире провести ночь и отдохнуть с тем, чтобы утром рано опять продолжать путь.
С намерением ранней поездки Государь тотчас по приезде изъявил намерение скоро лечь спать. Гофмаршал спросил у Государя, не хочет ли он чего закусить с дороги, и получил в ответ, что желает яиц всмятку, голландскаго сыра, и масла.
В этом умеренном ужине спутники Императора также приняли участие и, выпив при этом бутылки две краснаго вина, легли спать.
Едва только путешественники проснулись, как были готовы почтовые лошади и били от нетерпения копытами землю.
Дмдтрий Андреевич Шепелев, бывший Гофмаршалом, спросил у хозяина, что следует заплатить за ночлег и ужин?
– Сто червонцев, – отвечал хозяин трактира.
Гофмаршал ужаснулся от этого требования и сказал:
– Не стыдно ли за десяток яиц, за кусок хлеба с сыром и маслом подавать такой счёт? – урезонивал Шепелев.
– Нет ничего удивительного, и этот счёт не велик, и вы обязаны заплатить сто червонцев, – повторил хозяин.
Шепелев, не смея заплатить такой суммы и поставить её в счёт расхода, доложил об этом Императору, как в этом случае поступить с хозяином таких дорогих блюд.
Пётр Первый, услышав от Шепелева требование хозяина и предполагая, что его никто не знает, потому что он путешествует инкогнито, вышел на двор, который был заперт хозяином и спросил по-голландски:
– За что ты требуешь такую большую сумму, сто червонцев очень большая сумма? —
– Сто червонцев большая сумма? – переспросил голландец. – Да я бы заплатил тысячу, если бы был Русским Царём.
Пётр I, ничего не сказал на это и, обернувшись к Гофмаршалу, кивнул головою в знак согласия; а хозяин отворил путешественникам ворота кланяясь и желая добраго дня.
От Гофмаршала Димитрия Андреевича Шепелева.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
Причины поездки Петра во Францию
До Петра попытки сближения между Россиею и Франциею постоянно оканчивались неудачно; сближению этих держав мешала совершенная разрозненность их интересов. Когда, по окончании внутреннего процесса собирания французской земли, Франция, пользуясь своими обширными средствами, начала стремиться к первенству в Европе, то в этом стремлении встретила сильное сопротивление от Габсбургского дома; отсюда ожесточённая борьба между нею и Габсбургами, отсюда господствующее направление французской политики к тому, чтобы всеми средствами вредить последним, отсюда союз её с Турциею. Во время тридцатилетней войны Франция отыскала удобное орудие для нанесения тяжёлых ударов Габсбургам, то была Швеция. С помощью Франции Швеция получила важное значение, утвердилась на германской почве; и Швеция исправно платила свой долг: в ней Франция имела верную союзницу против Австрии и Германии, посредством их распространяла своё влияние и на восточную Европу. Но является новое государство, которое схватывается с Швециею, наносит ей страшные удары, отнимает у неё значение первенствующей державы на северо-востоке Европы и берёт это значение себе. Франция употребляет дипломатические усилия, чтоб остановить успехи преобразованной России, дать оправиться Швеции посредством турок и уничтожить русское влияние в Польше, но успеха не было. Неуспех должен был повести к мысли: если нельзя поднять Швецию, если нельзя сломить Россию, то нельзя ли попытаться заменить союз с слабою Швециею союзом с сильною Poccиею? Россия была не прочь: летом 1711 г. начались переговоры, но Прутский мир прервал их.
По смерти Людовика XIV отношения переменились. На французском престоле сидел ребёнок, Людовик XV; регент, герцог Филипп Орлеанский, чувствуя слабость Франции и желая обеспечить своё положение, искал союза сильных, не заботясь о поддержании слабых. Франция сама желала сближения с Россиею. Первым условием союза с Франциею Пётр поставил гарантию со стороны её всех своих завоеваний, сделанных в северную войну. Франция не хотела принять этого условия, тем более что она уже сблизилась с Англией, король которой был в явной вражде с русским царём. Таковы были отношения России к Франции, когда Пётр решился сам ехать в Париж.
Кроме того, тут было сильное желание прекратить как можно скорее войну; могло быть и другое побуждение ехать самому во Францию: агент царский во Франции, Конон Зотов от 17-го декабря 1716 года писал Петру: «Бонмазари говорил с Дэтре о женитьбе (вторичной) царевича Алексея на европейской принцессе, и искусно спросил, не угодно ли будет двору французскому царевича женить на принцессе французской, именно на дочери дюка д,Орлеанса, на что маршал отвечал, что весьма рад слышать такую добрую мысль и сказал, что царскому величеству ни в чём здесь не откажут. Маршал объявил обо всём дюку, который сказал: я де бы рад был, чтобы сие сегодня учинилося». Эти уверения, что здесь ни в чём не откажут, могли внушить Петру мысль, которую он не покидал до конца жизни, – мысль о браке своей дочери Елисаветы с французским королем Людовиком XV.
Узнав о выезде Петра во французские границы, регент отправил к нему на встречу маршала Тессе, который и привёз его в Париж 26-го апреля 1717 года, в 9 часов вечера.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Пётр Великий в Париже
При путешествии своём в Париж, в 1717 г., в первый раз, быв у опекуна младшаго Короля Регента Франции Герцога Орлеанскаго, Пётр Великий, прежде всего, просил, чтобы для него не делали никаких пышных церемоний, а только изъявил свое желание осмотреть королевския строения, инвалидные дома, арсеналы, госпитали, фабрики, мануфактуры, монетные дворы и проч.
Регент Франции уверил Русскаго Монарха, что, чего не пожелает Его Величество, всё будет исполнено с величайшим удовольствием, и затем представил Петру Великому младшаго Короля Людовика XV, который сделал Русскому Царю маленькое приветствие. Так как Царю Петру нужно было слишком низко наклоняться, чтобы увидеть его лицо, то Государь взял Людовика и поднял к себе на руки, и, поцеловав его, сказал:
– Желаю от всего сердца, чтобы Его Величество благополучно вырос и со временем славно царствовал. Может быть, мы когда-нибудь будем нужны и полезны друг другу.
Князь Куракин, который был Российским посланником при генеральных штатах Голландии и Вест-Фрисландии должен был сопровождать Царя Петра из Гаги в Париж. При сём высоком посещении, так как и везде, в Париже занимал место переводчика. Царь уелышав о славном заведении в Сен-Сире, недалеко от Версаля, в котором жила мадам Ментенон, кроткая фаворитка Людовика XIV, которая учредила это заведение для небольшаго числа бдагородных девиц и для своего собственнаго убежища, решился непременно его осмотреть.
Приехав в это прекрасное уединение, Монарх приказал доложить о себе мадам Ментенон: но в ответ, что в другое время она посещение Монарха считала бы за великое счастие, но так как она очень больна, то считает себя не в праве принять Русскаго Царя в этом положении, Царь сказал:
– Это не мешает ни мне, ни ей, потому, что я не буду её беспокоить многими разговорами, а только желаю засвидетельствовать своё глубочайшее почтение, ибо эта прекрасная госпожа, одарённая щедро от природы душевными и телесными качествами, имеет великия заслуги пред Короля и королевства, которому она сделала весьма много добра и никому зла, кроме Гугенотов, и то по простоте и суеверию.
Он нашёл её в постеле и под одеялом, закрытую занавесами.
Пётр Великий отдернул занавеси и приветствовал её весьма дружеским образом, потом сел у ея ног и извинился, что посетил её не вовремя, оправдываясь только тем, что, имея в виду осмотреть достопримечательности Парижа, он не мог преминуть, чтобы, не посетить такую особу. Наконец, спросил о причине болезни.
– Я больна от старости, – отвечала Ментенон.
– Этой болезни всякий подвержен, кто только долго проживёт на свете, – сказал Монарх. За тем, пожелав ей облегчения, осмотрел достопримечательности и возвратился.
Спустя день, Пётр Великий осматривал знаменитую Гобеленовскую фабрику с великим вниманием и удивлением, притом были Петру Великому поднесены четыре великолепно тканыя картины огромных размеров с картин славнаго Жувенета, а именно: рыбная ловля св. Петра, воскрешение Лазаря, исцеление разслабленнаго и изгнание из храма торгующих; на сказанных картинах все фигуры в человеческий рост.
Эти прекрасные обои были оценены в то время в шестьдесят тысяч талеров и Петром Великим были хранимы, как великолепный образец искусства. В последние годы прошлаго столетия, ими были обиты три стены одного покоя в С.-Петербургском зимнем дворце.
При осмотре Петром Великим богатой королевской библиотеки, Император, не без удовольствия, рассматривал различныя редкости, при чём ему было поднесено в подарок двенадцать книг, in folio, переплетённых в сафьян с золотом, содержавшие в себе награвированныя изображения Королевских зданий и садов в Версали и походы Лудовика XIV, рисованныя славным Фон-дер Миленом и выгравированные лучшими художниками Парижа. Эти книги Пётр Великий всегда имел в своем кабинете, но, по смерти Императора, они сданы в С.-Петербургскую Академию Наук. Но всего лучше Император Пётр был принят на Королевском монетном дворе, на рассматривание чего употребил всё послеобеденное время. Там он с особенным вниманием рассматривал штамповальные станки, и ему показаны их приёмы. В это самое время начальник монетнаго двора, приказал подать кружок и штемпель.
Тут же в виду Государя Петра был вставлен штемпель, и в одну минуту Государю была предложена медаль, с одной стороны, которой было изображение Государя Императора Петра Перваго, а на другой весьма лестное приветствие, представляющее летящую славу над рекою с надписью: G г е s с i t е u n d о, то есть: Шествуя возраcтает.
Долгое время Государь удивлялся, как в такое короткое время была готова медаль, с верным изображением и, показывая спутникам, после долгаго обзора сказал по-русски.
– Я, это верно, я.
Вслед за тем сделали ещё несколько медалей, из которых золотыми наградили знатнейших спутников, а прочих серебряными.
Рисунок и штемпель медали был сделан в то время, когда получили в Париж известие о намерении Петра Перваго быть в Париж.
Эту медаль Государь всегда сохранял в своём кабинете, а после, его смерти, она была отдана в кабинет редкостей Императорской академии наук, где присоединена к коллекции медалей.
От барона Черкасова, бывшаго Секретарм Его Императорскаго Величества Петра при описанном посещении Парижа.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
Ещё о посещении госпожи Ментенон
В день отъезда из Парижа, 9-го июня 1717 года, Пётр посетил и госпожу Ментенон. Он застал её в постели; царь открыл занавес кровати и долго, пристально смотрел на неё молча, потом сел у ног её на постель и спросил, чем она больна? Она отвечала: «старостию». Пётр встал и уехал. В Сорбонне он оказал больше внимания статуе Ришелье, чем живой Ментенон. Тем не менее, его посещение вдруг оживило лицо восмидесятидвухлетней старухи, свидетели этого свидания рассказывали, что в минуту появления Петра на лице её блеснул луч прежней красоты.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Каким французы запомнили Петра
Французы-современники так описывают Петра: он был высокого роста, очень хорошо сложен, худощав, смугл, глаза у него большие и живые, взгляд проницательный. Когда он хотел сделать кому-нибудь хороший приём, то физиономия его прояснялась и становилась приятною, хотя всегда сохраняла немного сарматского величия. Его неправильные и порывистые движения обнаруживали стремительность характера и силу страстей. Никакие светские приличия не останавливали деятельность его духа; вид величия и смелости возвещал государя, который чувствует себя хозяином повсюду. Иногда, наскучив толпою посетителей, он удалял их одним словом, одним движением, или просто выходил, чтоб отправиться, куда влекло его любопытство. Если при этом экипажи его не были готовы, то он садился в первую попавшуюся карету, даже наёмную; однажды он сел в карету жены маршала Матиньон, которая приехала к нему с визитом, и приказал везти себя в Булонь; маршал Тессе и гвардия, приставленная всюду сопровождать его, бегали тогда за ним, как могли. Пётр поражал французов и простотою своей одежды: он носил простое суконное платье, широкий пояс, на котором висела сабля, круглый парик без пудры, не спускавшийся далее шеи, рубашку без манжет. Для него были приготовлены комнаты королевы в Лувре; но это помещение ему не понравилось по великолепию, и он потребовал, чтоб ему отвели квартиру в доме какого-нибудь частного человека; ему отвели отель де-Лидигьер, подле арсенала. Но и здесь мебель показалась ему слишком великолепною; он велел вынуть из фургона свою походную постель и послать её в гардеробе. Он обедал в 11 часов, ужинал в восемь *.
* Memoires de Duclos de Saint-Simon, t. XV.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Насмешка Государя над одним французом в Париже
Великий Государь, в бытность свою в Париже и, приметив одного придворного, всякой раз являвшегося в новом платье, сказал: «Мне кажется, этот господчик очень недоволен своим портным».
Анекдоты о Петре Великом, выбранные из деяний сего монарха, описанных гг. Голиковым и Штелиным. Издание второе. Москва, 1848.
Посещение Инвалидного дома в Париже
<…> Он изъявил однажды желание побывать в заседании сорока членов французской академии, и тотчас оповестили о том членов, но Пётр сел в карету и велел вести себя в кабинет натуральной истории в ботанический сад, не потому, чтобы он был враг поэзии и красноречия, но потому что знал, и не без основания, что искусства и положительные науки для его народа куда нужнее.
Следуя тому же безотчётному своему влечению, вошёл он, 13 мая 1717 года, в Инвалидный дом в такое время, когда ожидали его в первый раз к Версальскому двору.
Пётр не носил никаких почётных знаков, по коим бы можно было узнать высокое его звание. Он одевался в сюртук из толстого темно-зеленого сукна польского покроя, а на голову надевал шапку, обшитую сибирским мехом. Сверх того носил он, для верховой езды, узкое лосинное нижнее платье и длинные с стальными шпорами сапоги. Кожаный пояс, на коем висела шпага с медным эфесом, дополнял его наряд. Таким образом одетый, прошёл он обширную внутреннюю площадь дома и, расспросив о квартире губернатора, пробрался, никем не примеченный, в его комнату.
– Милостивый государь, – сказал он отрывисто маршалу де Бель-Иль, кланяясь, – мне желательно посмотреть Дом инвалидов. Дайте мне человека, который бы мне его показал; но, пожалуйста, поторопитесь, я спешу, – сегодня я должен быть ещё в Версале!
– Судя по вашему выговору, государь мой, – отвечал губернатор, весьма удивлённый появлением столь необыкновенного гостя вы, вероятно, иностранец?
Пётр кивнул головою.
– Я бы охотно исполнил ваше желание, но, к сожалению, должен вам в том отказать. Повелением его королевского высочества, регента, строго запрещён иностранцам вход в Инвалидный дом без приказания военного министра. Принесите от министра записку, и я с удовольствием прикажу показать вам весь дом.
– Что, – сказал Пётр, искоса посматривая на старого маршала, – чтобы видеть Инвалидный дом, я наперёд должен принести пропускную записку от военного министра?
Маршал кивнул теперь в свою очередь головою.
– Хотя и нет у меня такой записки, – продолжал царь небрежным тоном, – но всё-таки дом посмотрю!
– Это будет не легко, государь мой!
– И не так трудно, как вы думаете… Эй, там! – вскричал Пётр громким голосом, – поведите меня, сей час, в оружейную Инвалидного дома. Господин губернатор не хочет побеспокоиться провести меня туда.
В это время царь шпагою сильно ударил в дверь.
– Остановитесь, государь мой, – закричал маршал грозно, – знаете ли, чему вы подвергаетесь за подобный поступок? Инвалидный дом – дом королевский, и…
– Это я знаю, – отвечал Пётр, – и потому-то именно хочу его видеть.
– Еще раз повторяю, государь мой, что долг службы моей заставляет вам отказать. Если вы, как я вижу по виду вашему, солдат, то позвольте вам напомнить, что вам следовало бы иметь поболее уважения к воле короля; а я, как дворянин, имею право требовать, чтобы подобные вам иностранцы обращались со мною повежливее…
– А я повторяю вам, государь мой, что хочу непременно осмотреть дом; и, хотя дворянское мое происхождение не ниже вашего, однако же, для вас я хочу быть простым солдатом, пришедшим посетить заслуженных солдат. Я не хочу, чтобы сказали, что я прогулялся сюда даром, – продолжал государь с гневом.
Во время этого спора вошли в комнату – старый маркиз де Шарнапсе и молодой граф де Сент-Флорентин, имевшие повеление в этот день сопровождать монарха в Версаль.
– Любезный маршал, – сказал маркиз, – его величеству, императору российскому, не нужно особенного позволения, чтобы осмотреть Инвалидный дом: победитель при Полтаве везде дома, где есть герои и слава!
При этих словах герцог де Бель-Иль остолбенел, выпучил глаза, упал на колено пред монархом и, запинаясь, проговорил:
– Как! Возможно ли?.. Ах, государь! Ваше величество простите меня… Я не знал…
– Вы ни в чём не виноваты, господин маршал, – прервал его Пётр, взяв за руку герцога и поднимая его. В этой солдатской одежде, которую ношу с честию, вряд ли кто-нибудь узнает брата французского короля. Напротив, я должен просить у вас прощения. Я хотел избавить этих двух господ от длинной и скучной дороги, ведущей сюда от арсенала, где я остановился и откуда приехал верхом. Но не успел обмануть их услужливость и, кажется, поступил не очень хорошо, потому что они не допустили бы меня сделать невежливость. Господа, – продолжал он, обратясь к двум вновь прибывшим, – я скиф; поверьте, что скиф этот удивляется и любит французского короля и его подданных.
В эту минуту вошли в комнату французы и чиновники Инвалидного дома, уведомлённые графом Флорентином о прибытии российского императора.
– Господа, – сказал маршал, – прикажите сию минуту ударить тревогу, чтобы инвалиды собрались на площадь и выстроились в боевой порядок.
– Нет, нет, мой любезный маршал, – возразил Пётр, смеясь, – я сказал вам, что я простой солдат и повторяю, что сегодня пришёл к вам не так как император, а как солдат. – Где они теперь? – спросил он с живостию одного из офицеров.
– Ваше величество, – отвечал губернатор, – теперь полдень, они у стола.
– Так я их навещу в обеденной зале. Господа, – проговорил он, взяв старого маршала под руку, – проводите нас, если нет у вас другого дела.
Пётр медленно сходил с лестницы, потому что маршал был не из числа проворных, и, сопровождаемый своим штабом, маркизрм де Шарнапсе, графом де Сен-Флорентином и многими слугами, император вступил в большую залу.
При виде длинных столов, за коими четыре тысячи человек вкушали здоровый и простой обед, приметя с каким старанием прислуживали старым и немощным, при тишине тут царствовавшей, прерываемой только голосом унтер-офицера, читавшего вслух жизнеописания великих полководцев, Петр не мог пересилить своих чувствований, слёзы показались в глазах его, и тронутый до глубины души, он всё ещё держал за руку старого маршала, но скоро, от сильного душевного волнения, слёзы полились сильнее, в особенности когда услышал, что начали читать о полтавском сражении. Дойдя до следующих слов, которые унтер-офицер прочел громко и внятно: «В этот достопамятный день Пётр стяжал неувядаемую славу; он сражался как лев и после победы призрел раненых, без разбора – и своих, и неприятелей», – все инвалиды молча встали, и, приложив левую руку к шляпам, а правою подняв кружки вверх, устремили взоры свои на Петра.
Этому трогательному зрелищу царь долее не мог противостоять.
– Друзья! – закричал он громким голосом, – дайте мне стакан!
Слуга в королевской ливрее *)
*) В то время инвалидам прислуживали королевские слуги. Ред.
подал ему серебряный кубок, и маршал хотел его наполнить вином из собственного своего погреба.
– Нет, нет! – вскричал император, отталкивая бутылку, – хочу пить из такой же кружки, из какой пьют эти храбрые воины, и такое же вино.
Сержант подал ему свою кружку. Пётр, наполнив её сам вином, и подняв вверх, произнёс громко:
– Товарищи! Пётр Российский пьёт за ваше здоровье! – и одним разом выпил.
– Здоровье Петра, – закричали инвалиды.
– Вина! – закричал Пётр, подав другой раз сержанту кружку:
– Друзья, здоровье короля! Благоденствие Франции!
– Да здравствует король! Да благоденствует Франция! – возгласили инвалиды.
– Прощайте, товарищи, – сказал монарх, уходя, – теперешнее моё посещение я никогда не забуду!
В сопровождении окружавшей его толпы, царь потом осмотрел все части строения, светлым умом и проницательным взором более, нежели сообщаемыми ему пояснениями, постигал царь тотчас всё хорошее в сём заведении и замечал всё требовавшее усовершенствования. Он хотел видеть всё: спальни, погреба, лазарет, церковь и даже кладбище, окружавшее в то время здания инвалидного дома, а ныне обращённое в гульбище. Он восхищался порядком и повсеместною чистотою.
– Если Богу будет угодно продлить мою жизнь, – сказал он губернатору, – то я постараюсь в Петербурге, в подражание Людовику XIV, воздвигнуть такой же Инвалидный дом. За камнем, деревом и железом дело у меня не станет, но статься может – буду нуждаться в людях, подобных вам, для управления моим заведением. И при всём том, – прибавил он со вздохом, – я всё начинаю; не знаю – будут ли продолжать начатое!
– Бог, ваше величество, – перебил его маршал де Шарнапсе, – Бог хранит великие державы, когда великие люди не существуют более.
Губернатор приказал тихонько, чтобы инвалиды, прежде чем монарх оставит Инвалидный дом, встали под ружье. Когда царь всё обозрел, г. де Бель-Иль повёл его на эспланаду, на которой старые воины стояли в боевом порядке. Удивлённый этою быстротою, государь сказал с улыбкою:
– Поистине, во Франции одно чудо погоняется другим; мы, жители севера, не так развязны. – Предварительно, г. маршал, я жалую вам орден св. Андрея, и как скоро возвращусь в Poccию, немедленно вышлю к вам пятьдесят бочек нашего вина для Инвалидного дома.
После, того, отдав поклон знамёнам, которые пред ним преклонили до земли, пожав руку маршалу и кивнув головой в знак прощания солдатам, Пётр сел в экипаж, который Шарнапсе и гр. Флорентин приказали подать, чтоб везти Петра Великого в Версаль, где ожидал его двор.
Когда всегдашние гости в Oeil de Boeuf увидели входящего в залу геркулеса, Российского монарха в его наряде, которого не счёл он за нужное переменить, все придворные были поражены невольным удивлением, удивление их увеличилось ещё более, когда увидели гордый вид его, с каким он встретил королевскую фамилию, желая тем показать, что не забыл еще отказ, сделанный ему Людовиком XIV двадцать восемь лет тому назад. Считая неуместным идти впереди Людовика XV, и не желая также идти позади ребенка, схватил он юного короля, к великой досаде придворных, на руки, и таким образом вошёл с ним в галерею. Спустя два года, он сдержал слово своё, данное в Инвалидном доме. По запискам этого дома видно, что 14-го сентября 1719 года прибыло в Гавр 50 бочек донского вина, которое тотчас было препровождено в Париж и поступило в дом инвалидов 28-го числа того же месяца *).
*) Из журнала Военно-учебных заведений, 1845 г., № 205. Ред.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Что ещё делал царь в Париже
Во время своего пребывания в Париже, царь o6едал очень поздно и, не ужинав, ложился спать рано. Он всякий день купался; с ним садилось за стол 14 человек, всей же свиты с ним было до 30 человек. Прислугу свою он одел во французское платье из зелёной материи с золотым галуном. Король прислал ему для разъездов свою карету, запряженную в шесть лошадей, но он просил оставить только две. Всякий день, с ранняго утра, везде осматривал он внимательно всё, что ему было любопытно в научном или художественном отношениях. Если какая-нибудь вещь привлекала особенно его внимание, то её относили к нему в комнату; чтобы на досуге он мог разсмотреть ее. Но как ни казался царь занятым окружавшими его предметами, это не мешало ему иметь частыя совещания с королевскими министрами и, особенно, с маршалом Тессе.
Некоторые музыканты из оперной труппы просились к царю на службу, но получили отказ. Счастливее их были французские купцы, которых предложения были приняты.
В то время в Париже полагали, что предметом частых совещаний с маршалом Тессе был торговый трактат, а не северный мир; говорили даже, что царь только и ждал подписания столь выгоднаго для Франции трактата, чтобы уехать.
Любознательность Петра была такова, что он неоднократно с Куракиным и другими лицами из своей свиты, отправлялся к Бутерфильду (Buterfield), мастеру математических инетрументов, чтобы видеть опыты с магнитом и другие. Бутерфильд говорил с Петром по-голландски, без переводчика; царь заказал ему несколько инструментов. Потом от Бутерфильда – он отправлялся осматривать кабинет редкостей г. Пажо д’Озембрей (Pajo d'Ozembray); отец Себастиан (Sebastien), кармелит и знаменитый математик, делал в присутствии царя различные опыты, которыми Пётр оставался очень доволен.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
Монумент маршалу Тюреню
Июня 2-го дня 1717 года, после полудня, ездил государь в Сен Дени – смотреть разные сокровища, королевские гробницы и славное здание монастыря. Увидя там маршалу Тюреню поставленный мраморный монумент, при котором поставлен орёл устрашённый, Пётр Великий спросил: «Что это значит?». И когда донесено было, что эта эмблема знаменует Германию, подвигами сего славного героя в ужас приведённую, то на сие его величество сказал: «Потому то сей орёл пасмурен и не перист, что Тюрень крылья у него обстриг. Достойному мужу достойная и честь, когда Тюрень между королями погребён». Но между знатными россиянами государь, рассуждая, говорил: «Желал бы я видеть гробницу Монтекукули, представлены ль там лилии цветущими» *.
