Александр Иликаев
По тропам башкирского фэнтези
Тут мне пришло наконец в голову спросить хозяина:
– Агай, ответь мне, зачем тебе сразу два картофельных поля? Ведь ты уже не такой молодой.
Старик посмотрел на меня долгим умудренным взглядом, в котором мне показалось, впрочем, больше звериного, чем человеческого, и сказал:
– Эх ты, ученый человек, а простых вещей не понимаешь. Здесь, внизу, жук картуф поест, наверху – картуф останется. Наверху не будет, внизу будет!
Наверное, мне следовало смолчать. Но я проникся такой любовью к старику, к его одинокой жизни, которую скрашивал один этот волшебный чай, что, можно сказать, подумал вслух:
– О чем ты мечтаешь, Агай? Разве тебе не обидно, что жизнь прошла, а ты так и не обзавелся своей катун? Это было бы красивым завершением истории.
Хозяин глубоко вздохнул так, как мог бы вздохнуть сам седой Урал.
– За свою жизнь я завалил девяносто девять мишек и очень жалею, что не успел завалить еще одного. Вот сто завалить, тогда и умереть можно.
Сказать, что я был разочарован, поражен таким приземленным ответом, значит – ничего не сказать! Весь образ мудрого сельского сэсэна, созданный моим запоздалым раскаяньем, перестал существовать. Я ощутил себя грубо обманутым. Волшебный чай показался тяжелым и мутным.
Я в сердцах воскликнул.
– Эх ты, Агай, старый медвежатник! Ты прошел мимо своего настоящего счастья! Картуф, мишки… Если бы ты женился на Хомай, когда она еще не вышла замуж, а еще лучше, женился бы на ней, когда она овдовела!
Я приготовился к тому, что старик не поймет меня или даже обидится. Но он посмотрел на меня, а потом медленно снял свою круглую шапку, которую до сих пор никогда не снимал.
– К чему это, ученый человек, тому, кто уже прожил тысячи жизней? Прошлого не изменить.
Передо мной сидел Аюголак, Медвежьеухий.
15
А теперь перед тобой самая высокая гора в нашем мире после Каф-Тау – гора Ямантау. Ее окружают непроходимые леса и крутые склоны, а также там обитают не самые добрые духи и большие медведи, охраняющие еще один магический портал. Еще там находится подземный город.
Это самое загадочное и таинственное место, поэтому и посетить ее с тобой я пока не рискну. Как-нибудь в другой раз.
Кстати говоря, мы уже почти близки к водопаду, но перед этим внимательно прочти текст. В рассказе будет специально выделено одно слово, которое подскажет тебе путь к дальнейшему названию истории.
Лилия Баянова. Егет Урал
В одном ауле жила-была с матерью и отцом девушка Айсылу.
Родилась она в такую темную ночь, что когда дочь их появилась на свет, Луна выглянула из любопытства посмотреть на нее.
Выросла Айсылу и крепко полюбила егета Урала, но он на нее не смотрел даже.
И случалось беда – Ажаль его себе в женихи захотела, заболел Урал.
Только живая вода – Терехыу – помочь может, но никто за ней идти не решается – долгий и опасный это путь.
Собралась Айсылу в дорогу, а мать ее плачет, отговаривает:
– Не ходи, – говорит мать, – любовь ни на какую воду не выменяешь.
– Пойду, – говорит Айсылу, – не могу по-другому, мне так сердце велит.
– Безрассудно поступаешь, – говорит отец, – но раз так сердце тебе велит – иди. Каждый свои ошибки в жизни сделать должен.
Дали в дорогу каждый что-то от себя. Отец – свой охотничий рог.
– Далеко ты будешь от меня, сам тебя защитить не смогу. Протруби в рог, если будешь в опасности, – сказал он, – и придет к тебе защитник.
Мать дала пуховую шаль свою.
– Не будет меня рядом, доченька, согреть тебя не смогу. Пусть шаль моя тебя греет и от зла бережет.
Собрала Айсылу родительские подарки в кулек, обнялась с ними на прощанье и отправилась в дорогу.
Долго шла, пока не вышла на развилку семи дорог, а у развилки на камне сидит старец.
– Дедушка, подскажи, какая дорога к живой воде ведет?
Удивился старик.
– Доченька, вот уже тридцать лет и три года я указываю батырам путь к роднику живой воды, и ни один из них обратно не вернулся. Лучше ступай домой к отцу с матерью.
Не послушала Айсылу старика, выбрала тропу, что больше всех поросла травой и бурьяном, и пошла дальше.
Вывела ее тропа к пастбищу, где кони паслись. Все вороные, пегие, бурые, и только один белый, как молоко парное. Посмотрел конь на Айсылу взглядом человеческим. Подошла девушка к коню и говорит:
– Акбузат, будь мне другом, помоги: иду я к источнику Терехыу, а дороги не знаю. Куда мне путь дальше держать?
Топнул копытом Акбузат и лег на землю, седока принимая. Забралась ему на спину Айсылу и помчались они в путь. Долго Абкузат нес ее мимо лесов и озер, оврагов и гор, пока у далекого бурелома не остановился.
Заговорил с ней конь человеческим голосом:
– Здесь, в межгорье, преградил собой семиглавый дэв путь к живой воде. Пройдешь мимо него, и путь к источнику тебе откроется. Вырви из моей гривы три волоска. Подпали их, как понадоблюсь, и я примчусь.
Вырвала Айсылу волоски из конской гривы, и Акбузат исчез.
Идет Айсылу по горной тропе и видит дэва. Сам он как гора, и не видно из-за его туши пути меж гор.
– Дэв, а дэв, пропусти меня к роднику, – просит Айсылу.
– Никто еще мимо меня к роднику с живой водой не прошел, и ты не пройдешь. Я тебя съем и обглодаю кости, – отвечает дэв.
– На что тебе мои кости, – не испугалась Айсылу, – на них мяса не больше, чем у молодой косули. Им ты только раздразнишь свой голод.
– И то правда, – почесал дэв затылок и сказал: – Тогда будешь отныне рабыней моей. Одиноко мне здесь межгорье сторожить.
– Не скрасит твое одиночество тот, кого ты рядом с собой силой держишь. Раб страдает от несвободы, а ты страдаешь от скуки, и не будет радости между теми, кто страдает о разном.
– Запутала ты меня своими умными словами, – пожаловался дэв. – Рабыней тебя не сделать, а есть без толку. Как же с тобой поступить?
– Пропусти меня к живой воде, а я тебе в благодарность шаль подарю, которая материнским теплом в непогоду согревает.
Вспомнил дэв, что и у него когда-то была мать, задумал забрать подарок и не пускать путницу. Коснулся дэв шали и тут же превратился в гору пепла.
Подпалила Айсылу три волоска и в миг перед ней Акбузат появился. Взобралась Айсылу на коня, и поскакали они дальше мимо горных перевалов, золотистых пшеничных полей и цветущих долин, пока у темного леса не остановился Акбузат.
– Близко мы к источнику живой воды, но лес этот трехглавый дэв сторожит. Мимо него тебе пройти придется. Вырви три волоска из моей гривы. Нужен буду – подпали их, и я к тебе явлюсь.
Вырвала Айсылу из конской гривы волосы, и Акбузат исчез.
Идет Айсылу по лесу, а на самой опушке дэв сидит, над лесом возвышается, тремя своими головами по сторонам озирается.
– Дэв, а дэв, пропусти меня к роднику живой воды, – просит Айсылу.
– Никто еще мимо меня к роднику с живой водой не прошел, и ты не пройдешь. Я тебя съем и обглодаю кости.
– На что тебе мои кости, – ответила Айсылу, но не стал дэв ее слушать.
– Не обманешь меня своим женским коварством, – сказал дэв и стал дыханием притягивать к себе Айсылу.
Протрубила она в отцовский рог и из леса вышел на опушку батыр. Взмахнул он трижды мечом – и покатились головы дэва с плеч.
– Спасибо тебе, батыр, за то, что меня от смерти спас. Чем я могу тебя отблагодарить?
– Не нужно мне ничего взамен, кроме доброго слова, – говорит батыр.
– Как зовут тебя? – спрашивает Айсылу.
– Нет у меня имени. Коварная аждаха обманом отняла его. С тех пор брожу я по этим землям, и нет мне дороги домой.
Подпалила Айсылу три волоска, и появился перед ней Акбузат. Оседлали Айсылу и батыр коня, и понес он их дальше, пока не остановился у пещеры.
Заговорил Акбузат человеческим голосом:
– В этой пещере источник живой воды спрятан, но будь осторожна – его аждаха, мать всех дэвов, охраняет. У тех, кто с ней встречается, имя отбирает, а безымянного одним взглядом умертвить может.
– Не хочу напрасной смерти твоей, – говорит Айсылу батыру, – одна к аждахе пойду, и если ждет меня удача – вернусь с именем твоим и живой водой.
– Не боюсь я смерти, – отвечает батыр, – и если неудачу потерпишь – протруби в рог, и напоследок я жизнь аждахи с собой заберу.
Вошла Айсылу в пещеру, а там аждаха ее поджидает в женском обличье.
– Знаю я, что двух сыновей моих ты сгубила, и за это я твою жизнь заберу!
Припала Айсылу к единственной груди аждахи, испила ее молоко и сказала:
– Нет у тебя больше сыновей, зато есть дочь названная. Помоги мне, матушка, дай набрать живой воды из источника.
Удивилась аждаха и говорит:
– Знаешь ли ты, доченька, что одна только капля живой воды подарит сто и один год жизни тому, кто ее выпьет. Если желаешь любимому своему долгих лет жизни, то за это придется заплатить – самое дорогое отдать, что у тебя с собой есть.
– Нет у меня ничего дорогого, кроме той радости, что мне любовь моя к Уралу дарит.
– Тогда отдай любовь свою.
Сложно девушке с чувством своим расстаться, но выменяла любовь Айсылу, подставила рог отцовский, и со свода пещерного упала в него, как в сосуд, капля живой воды.
Поблагодарила Айсылу аждаху и говорит:
– Матушка, еще одна просьба у меня есть. Пришел со мной защитник, у которого имя ты отняла. Верни его ему. Он силой и храбростью своей слабых защищает, а сам беззащитный по земле ходит.
– Не могу вернуть его имя, дочка. Сам имя свое отдал и не вернет теперь. А если попытается силой отнять – тут же замертво ляжет.
Вышла Айсылу из пещеры опечаленная, рассказала все батыру. Утер батыр ее слезы, велел не грустить понапрасну.
Подпалила она волосы конские, явился Акбузат. Посадил батыр Айсылу на коня, и поскакали они домой. Испил Урал каплю живой воды и стал здоровее прежнего.
Мать и отец Айсылу не нарадуются – дочь невредимая вернулась домой. А у Айсылу на сердце не спокойно – закончился ее путь, а значит, и с батыром расставаться пора. Прикипела она к нему, с ним теперь ее душа.
– Не хочу оставлять тебя, – говорит батыр, – но и остаться не могу. Ждет меня моя земля. Если согласишься быть моей женой – заберу тебя с собой.
– Пойду с тобой, Жаным, куда ты, туда и я теперь, – ответила Айсылу.
Улыбнулся батыр, понравилось ему его новое имя.
И отправились Жаным-батыр и Айсылу в новый долгий путь.
Вместе.
18
Видел, как у Шурале от живой воды сгоревшая борода сразу отросла? Вот это Терехыу, мощная водица!
Что ж, а тебе пора возвращаться. Это было веселое приключение! Ты достойно прошел все задания. Ты…
Тихо! Слышишь?! Это… дэв! Лохматая грива, он учуял тебя! Давай пока спрячемся в этой липовой роще, но тебе в любом случае нужно как можно скорее уходить в свой мир. Я слышу, как его медленные шаги приближаются, и как громко урчит его живот. Видимо, очень голодный…
Жаль, что наша встреча так резко обрывается, но я с тобой не прощаюсь: я буду навещать тебя во снах и охранять от всех кошмаров. А ты в свою очередь не забывай меня, нашу встречу и этот прекрасный мир – мир башкирского фэнтези. Всё взаимосвязано, поэтому позаботься о своей планете. Если в вашем мире будет гармония, то и в нашем будут порядок и процветание. И обязательно верь в чудеса, ведь самое большое чудо – это верить в себя!
Так вот, для того чтобы книга вернула тебя в твой мир, тебе необходимо прочесть этот последний рассказ и узнать, что же самое дорогое отдала Айсылу аждахе? Как только ты произнесешь вслух это слово-ответ, книга тут же перенесет тебя в родной мир. Поэтому давай читай, а я пойду отвлеку дэва, чтобы выиграть для тебя как можно больше времени. За меня не переживай. Скоро должны еще подойти местные батыры, мы его быстро одолеем.
Напоследок лишь процитирую великие слова нашего святого Урал-батыра:
Пусть добро станет вашим именем,
Человек – пусть будет имя вам.
Не уступайте дорогу злу,
Не сторонитесь добра!
На этом у меня всё. Успехов и удачи, мой друг! До встречи!
Вероника Авдеева. Сихыр и прочие неприятности
Где-то на северо-западе…
На лес медленно опускалась тьма. Налетел сильный, гнущий вековые сосны ветер. Он то запутывался в игольчатых ветвях, то отпускал их и с оглушительным свистом спускался к земле. По небу поползли черные тяжелые тучи. В своем стремлении закрыть солнце они выглядели почти комично: так скоро их гнал ветер. Деревья, будто в испуге, задрожали, заскрипели, будто желая отодвинуться, увернуться от ветра, а в скором времени и уйти подальше от надвигающейся беды.
Ударило! Первый, будто сомневающийся раскат грома эхом пронесся по лесу. Подождал немного и, набравшись сил, расстарался. Грохот оглушал. Всё живое спешило не то чтобы спрятаться, а сбежать, улететь, уползти. Даже мелкая нечисть спасалась со всех копыт. Тут бы и дождю пасть, но ни капли с неба не пролилось. Взамен откуда-то из-под земли ударило, да так, что с деревьев не то что листья – ветви посыпались. С еще одним ударом земля вспучилась, обнажая корни деревьев. Ветер подхватил, поднялась пыль столбом, закружилась, понесла к небу опавшие листья. Пыльный занавес скрыл от взгляда лес, и видение схлынуло.
* * *
В своей пещере вздрогнула и проснулась сихырсы – колдунья. Буквально свалилась с лежанки из елового лапника и забегала, попутно врезаясь во всё на своем пути: молодая, не привыкшая еще к периодической катастрофичности магического бытия.
«И чего мне вчера не варилось спокойно? Нет, решила, попозже, вечор почитаю, утресь делами займусь. Вот и занялась. Охохонюшки…», – с такими мыслями сихырсы выплеснула из котла старую воду и набрала свежую, дождевую. Надергала травок из подвешенных к низкому потолку веников, развела огонь в настольном очаге, короче говоря, заделье для зелья готовила.
Только отвар поставила, понеслась склянки пустые искать да вещи в суму складывать: к Древу Мира идти предстояло. Она и без того раз в две седьмицы туда бегала. Колдун-недоучка – беда лесу, а уж лесная колдунья и вовсе как три пожара. А у Древа можно и совета спросить, если знать как.
* * *
На поляну Великого Древа вышла девушка. Стройная до худобы, каштановые волосы собраны в растрепанные косы вида «воронье гнездо». Одета невнятно: то ли рубаха на ней, то ли мешок линялый, плащ в заплатах, ноги босые по летнему времени.
Воровато оглядевшись, девица вынула из сумы пару бутыльков, зубами вынула пробки и разлила вкруг себя содержимое. Достала из-за пазухи золотой курай, зажала губами, большим пальцем трижды ударила. Достала медный, снова три ноты сыграла. Серебряный же курай и двух звуков издать не успел, как поляна изменилась. Сырые сумерки сменил жаркий полдень, лес расступился, а дубок, растущий в центре поляны, вмиг обратился старым могучим Древом.
Такое древо – душа волшебного леса. То ли место силы, то ли проводник, то ли склад накопленной мудрости. Кто ж его знает? Всегда у этого дуба семь больших ветвей, что к небу тянутся: по ним дэвы и прочие жители небес в мир людей спускаются; по корням карабкаются шайтаны да демоны всех сортов, а ствол в мире людей крепко держится. Только нечего простому народу возле него делать. Потому колдуны и варят зелья, потому и кураи волшебные носят. Таинственность.
Девушка прошла несколько шагов, села и прислонилась спиной к Древу.
– Явилась, сихырсы? – голос Древа – это шелест листвы, скрип ветвей, то есть не самый приятный да не самый громкий звук. Прислушиваться надо.
– Все по-старому, да причина новая. Видение мне было, – рассказала, что видела.
– Пылью, говоришь… Беда лесу грядет большая, коли не прогнать его.
– Кого «его»?
– Змея. Сто лет, видать, прожил, в аждаху перекидывается. Поспешать надобно. Три дня у тебя есть. Аждаха лес за седьмицу выжжет.
– Как же я с ним слажу-то?
– Ты? И не надейся. Тоща ты для героя-то. Батыра ищи. Он со змеем сладит, а ты уж поможешь.
– Помочь-то не сложно, где ж я батыра возьму?
* * *
Первый месяц лета выдался теплый да не засушливый. Самое раздолье для мелкой деревенской нечисти: мяскаев, бисур, енов. Как раз самый надойный месяц. А молоко эти бесы уважают. И сыр с творогом. И людям хорошо: тепло, привольно, ни пахать, ни сеять уж не надо, да еще и нечисть смирнеет от сытости.
В эту пору и йыйын празднуют – день летнего солнцестояния. Костры жгут, песни поют, в игры веселые играют да угощениями потчуются. И испытания для молодых мужчин проводят. Кого в этом году батыром звать начнут?
Аккурат после праздника и оказался в лесу Сабит-батыр. Дела ли пытал, от дела ли лытал, неведомо.
* * *
Сихырсы возвращалась домой в лисьей личине: мало ли кто из деревенских по грибы али по ягоды собрался. Да не усмотрела, угодила в силок. Выбраться-то не проблема, да капкан необычный поставлен был: только в него лиса попала, дернула веревки, в заготовленном месте камни посыпались да такого шуму наделали! Весь лес слышал!
На шум и охотник пожаловал. А лиса ему и молвит человеческим голосом:
– Выпусти меня, егет. Как знать, может, и я тебе пригожусь!
– Ух ты! Говорящая лиса! – вспомнил Сабит легенды старые да подумал, что говорящая лиса – к подвигу великому. – Может, и пригодишься, – расслабил веревки. – Может, знаешь ты, где в лесу беда какая али клад зарыт, али где дочь Хугыза, Айхылу-красавицу отыскать?
– Может и знаю. Садись, охотник. Долгий разговор у нас будет, – сказала так, а сама думает: «Ишь, каков!»
– Не охотник. Я Сабит-батыр. По традиции, кого в йыйын батыром выберут, подвига искать должен. Вот я и ищу, – сел юноша рядом с лисицей да пригорюнился. – Уж седьмицу странствую, а все ничего путного не подвернулось. Ну, мельницу починил, ну, шайтанов прогнал. А подвиги-то где? – Лиса от радости аж язык из пасти вывалила.
– Знаю я, батыр, где клад искать, а где ворога страшного бить.
– Какого ворога? – перебил Сабит.
– Слыхал про аждаху-змея? Коли доживет змей до сотни лет, может аждахой стать, драконом огненным. Загорится лес огнем колдунским, силен у него сихыр, весь лес выжжет да деревни окрест прихватит. Да не знаю, сдюжишь ли? – а сама думает: «И кладом не прельстился. Испытать. Испытать его надобно. Лишь бы ошибки не стало».
– Не спеши, рыжая, судить, коли удаль мою не видала! – вскочил батыр, за оружие схватился.
– Положи лук, не смеши. Есть для тебя задачка плевая. Справишься – поверю тебе. Нет – каждый своей дорогой пойдет.
Согласился Сабит. Шли-то они всё канавами да буреломами. Не хочет егет себя лисе слабым выказать, пуще нее бежит. Да всю дорогу улыбается: мол, легкотня, и не такое видали. Да и правда, чего ему буераки, коли он вместо лошади поле пахать может?
Вышли они к болоту. И не поймешь, не елань ли. Страшное болото: чуть с кочки шагнешь, и поминай как звали. Смотрит батыр, а прямо у тропы кочка странного вида виднеется: все либо земляные, либо травой покрытые, а эта – будто мехом звериным зеленого цвета. Думает батыр: «Это, что ли, испытание? Не бают у нас о чудищах болотных, да ничего, на месте разберусь». Вынул из ножен меч да на кочку с ним и кинулся.
Двух шагов не хватило: ноги увязли. А сихырсы, про себя хихикая, вкруг болота пошла – наблюдать, значится. Разозлился батыр да хлопнул мечом плашмя по кочке.
Тут же она в рост пошла. Глазом моргнуть Сабит не успел, а уж на него великан огромадный уставился. Сам весь зеленый, уши острые книзу опущены, усищи чуть ли не до груди растут. Один кулак у великана с полторы человеческих головы! Сихырсы думает: «Вот дурак! Хотя и так неплохо: хотела попросить албасту прогнать, да с хозяином болотным оно и лучше выйдет».
– Кто таков будешь ты? – голос великану под стать: низкий, рычащий да такой силы, что деревья зашатались.
– Сабит-батыр! – говорит-то смело, а внутри ажно обмер весь: такого гиганта да с увязшими ногами ни в жизнь в одиночку не победить.
– Со мной пришел биться? – усмехнулось чудище.
– Подвига искать, – а сихырсы-лиса из кустов смеется: надо ж, Хугыза не признал. Его победить – раз плюнуть. Он же из ила да тины весь, не смотри, что ростом велик.
– Подскажу я, может. А польза с того мне какая?
Выбежала лиса, подбежала к хозяину болотному и кричит, что есть сил.
– А прямая тебе, болотник, польза. Я хотела сама батыра испытать, а могу тебе уступить.
– Пытать парня хочешь, рыжая, по что?
– Слыхал ты про аждаху-змея? Коли доживет змей до сотни лет, может аждахой стать, драконом огненным. Загорится лес огнем колдунским, силен у него сихыр, весь лес мой выгорит и болото иссушит, и тебя сожжет, и русалок твоих.
– Силу вижу в Сабит-батыре я. Силы мало одной будет. Слову верность докажет пускай. Духом слаб кто, змея победить не суждено тому, – махнул Хугыз рукой, отпустило болото егета. – Перо путеводное дам тебе я. В конце пути тайник найдешь. По камню три раза постучи: «Раз, два, три». Ночи дождешься, постучи еще три раза: «Три, два, раз». Там узду коня морского найдешь ты. И принесешь мне.
– Принесу. Уж не сомневайся, – а сам думает: «Что-то темнит хозяин болотный, не слишком ли уж просто-то?»
* * *
За пером показалось Сабиту уж совсем не тяжело идти. Еще до заката к седым холмам прибыли. Перо в камнях покрутилось, будто выбирает, и приклеилось к одному камню – сюда, мол, вам.
Выполнили все, как Хугыз сказал. Да не открылся проход.
– Может, подождать надо?
Подождали.
Еще немного подождали.
Ничего не произошло. Осерчал Сабит-батыр да ногой в камень заветный ударил. Сдвинулся камешек, а из-под него свет пошел.
– Погоди, егет! Не спеши, – подбежала лиса к проходу, воздух понюхала, хвостом помахала, вкруг камней трижды обежала. – Чую я сихыр внутри. Ты как завал каменный разобьешь, в сторону беги и хоронись. Не ведаю, как именно, а заколдован тайник.
Развалил Сабит камни, кувыркнулся и в кустах надежно спрятался. Из прохода столб огненный вырос! За столбом старец призрачный выглянул, полетал вкруг холма, никого не нашел да обратно вернулся. И камни на место вернул.
Развалил батыр сызнова камни да за холмом схоронился вместе со спутницей своей. И верно сделал: снова из прохода ударило, да уж ветром сильным. Такой силы ветер был, что все кусты окрестные без листвы оставил. Сидели бы в кустах, нашел бы их дух беспокойной. А так – покрутился, подул в разные стороны и назад вернулся.
В третий раз развалил юноша камни. В овраг скатился. Вылетел дух, молоньями зашвырялся, закричал по-страшному: «Выходи на бой честный!» А лиса Сабиту хвостом маякует: не ходи, мол. Остался, где сидел. Обыскал старец призрачный все вокруг холмов, за все кусты заглянул, а на овраг уж сил не хватило: развеялся, легким дымом истаял.
Поблагодарил батыр лису, схватил в охапку и спустился в подземный ход. Внутри так светло, аж глаза заболели. Ох сколько добра в том тайнике запасено было! И золота, и серебра, и меди. Ни на что не глядел Сабит. Зачем ему чужие богатства, коли совесть чиста? А вот сихырсы попалась: книги магические увидала. Как завороженная к ним пошла.
– Ты куда? Вон узда-то, – а лиса и не слышит, уже перекидываться собралась, книги в суму запихивать.
Схватил ее Сабит за шкирку, второй рукой узду взял и к выходу побежал. Выскочил из тайника подземного, в тот же миг тот исчез вместе с холмом.
– Животина дурная! Чуть себя и меня заодно не сгубила. Сама про сихыр предупреждала, сама и попалась.
– Спасибо, Сабит-батыр, спас ты меня.
* * *
На болоте их уж заждались. Тяжело по темноте им добираться было. Егет обратную дорогу лису на плечах нес: пока она своими четырьмя лапами – раз, два, три, четыре, – он ногами-то быстрее – раз-два, раз-два – идет.
Обрадовался им Хугыз. Взял узду и сказал:
– Духом силен ты да слову верен. Меч заговоренный нужен тебе. Он есть у меня. Твоим будет. Да на что заговор был, позабыл уж я. При случае Алп-батыра спроси. Обронил он, меч его был.
Сабит лису шепотом спрашивает: «Это ж сколько ему лет? Алп-батыр-то лет двести назад последний подвиг свершил».
– Со мной твои пути тоже пока расходятся, Сабит-батыр. Одному тебе дальше путь держать, самому с аждахой биться. На север иди, не ошибешься, – сказала так лиса и убежала.
Только белый кончик хвоста за кустами скрылся.
Затряслась земля, еле на ногах батыр удержался. Поспешать надобно.
* * *
Сихырсы вернулась в пещеру и какое-то время просто сидела, обхватив колени руками.
«И что на меня нашло? Правильно Древо говорит, колдун-недоучка хуже трех пожаров. Ой, дура… А еще батыра дураком звала. Вот что. Помочь ему надо».
Достала книгу колдовскую, по корешку ласково погладила, стала заговоры да зелья против змея подбирать.
«Так, зелье медлительности, мертвая вода, от нарывов, нагорное зелье от падений, вот! От огня. Мазь? Как я его мазать буду? Или склянку из-за деревьев брошу, и ладно? Придется к Древу бежать, разрешения спрашивать? Так, времени нет. А если узнает батыр, что в лесу сихырсы живет, не получу ли я деревенских с вилами в качестве благодарности? Ох и задачка… Будь что будет».
Не успели зелья остыть, девушка, обжигая пальцы, переливала их в бутыльки, порошки в коробочки ссыпала, заговоры нужные переписала. Бросила все в суму. Сапожки, на скорость шага заговоренные, нацепила и припустилась бегом. Опоздать боялась.
Добежала до завесы пылевой. Оглянулась, нет батыра. Принюхалась. И не пахнет. Куда запропастился? Может, оно и к лучшему?
* * *
Выложила склянки, которые в бою пригодиться могут. Перекинулась в лисицу и села ждать. Не успела дух перевести, как смотрит: парень-то тут как тут. Идет как ни в чем не бывало, ни сума ему плеч не тянет, ни меч на поясе не мешает.
– Здравствуй, Сабит-батыр! Подумала я еще немного тебе подсобить. Зелий принесла да мазь, от огня спасающую. Но только один раз. На нее только не полагайся, – у егета лицо от удивления вытянулось. – Остальное по мелочи. Ну что, идем? – и, не дожидаясь вопросов, пошла к завесе.
– И тебе не хворать, рыжая…
Завесу споро перешли, а как глаза отерли да на ворога поглядели, сихырсы аж дара речи лишилась – вместо змея на поляне обреталось чудище страшное: рога оленьи, морда на лошадиную смахивает, чешуя, как у рыбы. Крылья аж в четыре человеческих роста да хвост длинный, змеиный.
Вышел батыр вперед, поговорить решил.
– Почто, змей невиданный, лес тиранишь? Неужто другого места нет?
Не ответил ему змей, только зарычал и огнем плеваться начал. Схоронился за дерево поваленное егет и девушку за собой уволок.
– А где лисичка? – прошептал удивленно.
– Не до этого теперь. Слушай внимательно. Не змей это. Ошиблась я. Думала, это змей столетний в аждаху перерождается, – шептала тоже девушка.
– А это кто?
– Аждаха. Они, как тысячу лет проживут, юхой стать могут. Редко такое бывает, Аллах милостив. Откуда этот здесь взялся, – не ведаю. Да сладить с ним тяжко будет, Сабит-батыр.
– И как с этим юхой говорить?
– Да не помогут тебе разговоры. Он от земли силу берет, если не сладим, будем рыбок разводить.
– Каких рыбок?
– Разных. Благо пруд из леса отменный получится. Погубит он землю. Всю жизнь вытянет. Переродится – пиши пропало. Спешить нужно.
На этих словах огромная лапа раскидала их укрытие. Колдунья побежала к следующему завалу, а батыр достал из-за спины лук ореховый.
– Эге-гей, гад чешуйчатый! Не хочешь со мной силой помериться? – а сам в противоположную от девушки сторону побежал. Змей, как водится, за ним кинулся.
Пустил егет стрелу, отскочила стрела от чешуи крепкой. Вынул тогда Сабит меч отцовский из ножен, подпустил гада к себе и ударил, что есть мочи.
Затряслась земля, поднялась пыль столбом да молния ударила. Аккурат в змея угодила. Вспышкой ослепило батыра. Закрыл он глаза да меч выронил. А когда проморгался, увидел девушку красы неописуемой.
– Спасибо, батыр, спас ты меня. От смерти спас. Похитил меня аждаха-змей, а ты освободил. Коли люба тебе пришлась, замуж за тебя выйду. А коли к отцу отведешь повидаться, он тебе калым за меня знатный заплатит.
Увидала это Сихырсы и кричит егету:
– Не слушай, Сабит! Это юха! Погубит тебя!
Не услышал ее юноша. Тогда достала девушка из-за пазухи медный курай, сыграла семь нот, и перенеслась поляна в мир демонический, которому юхи принадлежат.
Увидел батыр, что не девушка перед ним. Сказал ей:
– Очень люба ты мне, хылыу, покрутись, полюбоваться хочу невестой, – а как повернулся змей, ударил его другим мечом, от Хугыза полученным, заговоренным.
Затряслась земля, осела пыль, и на месте аждахи-змея гора выросла.
И по сию пору стоит та гора, Змеиной прозывается. Сабит-батыр еще много славных подвигов совершил, а сихырсы, говорят, так и живет да людям по-малому помогает.
13
Интересно, какое желание ты загадал? Точно, не говори, иначе не сбудется.
О, смотри! Вон там вдалеке находится Змеиная гора, которая, как и шиханы, имеет похожее происхождение. По легенде, она появилась после… Стоп, а давай ты лучше прочтешь рассказ и сам всё узнаешь. Заодно найди ответ на мой вопрос, кем являются главные герои. Ответ подскажет тебе часть названия следующей истории.