bannerbannerbanner
полная версияПо тропам башкирского фэнтези

Александр Иликаев
По тропам башкирского фэнтези

Полная версия

Мария Бондарева. Тиамат и дракон

В далекие-далекие времена, когда лес еще не был лесом, а земля не́жила робкие ростки в моховой колыбели, жила-была на свете красавица Тиамат. Она носила хлопковую тунику до пят, плетеный пояс и сандалии из сыромятной кожи. Домом ей служила пещера, а кроватью – несколько звериных шкур, сложенных одна поверх другой.

Косы Тиамат были черны как смоль и крепки, как корабельные канаты, бедра – круты, как отвесные скалы, а лицо настолько юно и прекрасно, что каждую ночь луна взбиралась вверх по небосклону, чтобы лучше его рассмотреть.

Как-то о красоте Тиамат прослышал молодой дракон. Захотел он на нее взглянуть и придумал хитрость великую: прикинулся раненым и дал волнам вынести себя на берег. Увидела девушка чудище морское – не испугалась, заговорил дракон голосом человеческим – не удивилась.

– Спрячь меня, девица, в своей пещере, гонятся за мной суровые дракобои, ножи точат, к гарпунам тросы крепят. А я тебе пригожусь – стану братом верным, агаем примерным.

С презрением отвечала ему Тиамат:

– Здесь закаты багряные, юноши румяные, зачем мне с таким страшилищем жить?

Пуще прежнего взмолился дракон:

– Пусти меня, девица, на порожек, совсем близко подплыли дракобои, ножи наточены, тросы к гарпунам прикручены. А я тебе пригожусь – стану соседом верным, другом примерным.

Но непреклонна красавица Тиамат, головой качает, гостя не привечает.

В третий раз воззвал дракон к ее милости:

– Пусти меня, девица, хоть на задворочки. А я тебе всяк пригожусь – стану псом верным, сторожем примерным.

Сжалилась тогда Тиамат, взвалила дракона на спину да поволокла к пещере – одна сажень на весу, десять по земле волочатся. Где хвост пройдет, там борозду глубокую вспашет, где чешуйка с него упадет, там дерево могучее вырастет. Вот какой дракон богатырь! Насилу дотащила его Тиамат!

Стали они с тех пор вместе жить-поживать. Год живут, два живут, уж третий на исходе. Уходит дракон рано утром – еще спит Тиамат, а возвращается затемно. Добычу в дом приносит, хозяйский сон охраняет, а красавице только это и надобно.

Однажды одолело Тиамат любопытство. Решила она подсмотреть, куда дракон каждый день исчезает. Встала красавица пораньше, из пещеры тихонько выскользнула да спряталась на берегу под ворохом сухих водорослей. Как только грянул о землю первый луч солнца, вышел дракон из логова, расправил усы, размял лапы, разбежался и взлетел высоко в небо. Быстро скрылся он из виду, ничего не успела понять Тиамат. Вернулся к ужину с утицей.

– Ну что я за соня! – бранила себя вслух красавица. – Этак я всю жизнь просплю, а секрета драконова не узнаю.

Встала на следующий день Тиамат еще раньше, из пещеры беззвучно выбралась и под кучей водорослей, где и вчера, схоронилась. И снова с первым лучом солнца на пороге показался дракон. Расправил он усы, размял лапы, разбежался да и нырнул глубоко в море, девушка только моргнуть успела. Вернулся к ужину с огромной рыбиной.

– Вот растяпа! Куда смотрела? – снова принялась бранить себя Тиамат. – Сегодня не буду спать ложиться, стану ночь караулить.

И как только сон сморил дракона, покинула она пещеру и юркнула в свое привычное укрытие.

Едва забрезжил рассвет, вышел ему навстречу дракон. Расправил усы, размял лапы, разбежался да сбросил драконью шкуру. Превратился он в прекрасного юношу, взял в руки лук и побежал в сторону ближайшего леса.

Не поверила своим глазам Тиамат:

– Совсем я одичала, в селенье не хожу, людей не вижу. Вот всякое и мерещится.

Вдруг смотрит, а у самой кромки воды кусок драконьей шкуры лежит. Схватила его Тиамат и быстро меж камней сунула. А сама в пещеру пошла друга дожидаться.

Как только промчалась по небу черная колесница сумерек, вернулся дракон. На пороге стоит, в пещеру не заходит. Вышла к нему Тиамат и говорит:

– Что же ты, дорогой сосед, вход сторожишь, а в дом не спешишь? Или что худое приключилось?

– Милая сестрица, не могу я тебе открыться, да и оставаться здесь мне больше нельзя. Прощай да не поминай лихом.

Положил дракон добычу к ногам Тиамат и низко поклонился. Разозлилась на него красавица, криком кричит, ногами топает:

– Три года с тобой пищу и кров делила, неужто тайну не разделю?

Молчит дракон, блестят слезы в уголках его желтых глаз.

Выскочила Тиамат из пещеры, тушку зайца сарыком30 отшвырнула и устремилась на берег, где меж камней был спрятан кусок заветренной кожи. Схватила его красавица и к лапам драконьим бросила. Горестно вздохнул он:

– Будь по-твоему.

Ударился дракон оземь и превратился в высокого статного юношу. Чешуя на мундире зо́лотом горит, перламутр на пуговицах так и играет. Увидела его Тиамат во всей красе и влюбилась без памяти.



– Я Азамат, потомок Великого Аждахи, повелителя дождевых туч, полноводных рек и стоячих озер. Мой прадед был рожден драконом, и дед катался на широкой бронзовой спине, пока собственный хвост не начал волочиться за ним, как гигантский плуг. Вскоре он сам смог продолжить наш род, и на свет появился мой отец.

Чтобы обзавестись наследником, выбирает аждаха самую красивую девушку в округе. Силой ее берет и из пещеры не выпускает, пока младенец на свет не явится. Незавидна участь драконовой кормилицы: только искупавшись в ее крови, получит новорожденный силу невиданную и обретет облик свой истинный.

Сжалился отец над моей матерью и дал ей уйти, поэтому и сердце у меня человеческое. Полюбило оно тебя, Тиамат, а теперь мы навеки прокляты.

Ударился Азамат оземь, чтобы навсегда остаться в первозданном обличье, взглянул на Тиамат в последний раз и в море сгинул.

Залилась красавица каменными слезами. Потрет правый глаз – катятся по щеке турмалины, тронет левый – падают на грудь иолиты. Целый подол приданого наплакала, но все без толку: не играют драконы свадеб. Забыл ее Азамат, далеко унесли имя красавицы волны памяти.

Девяносто дней и ночей звала Тиамат своего любимого, но безуспешно, бросала горстями камни с высокого утеса. А как поняла, что не вернется к ней дракон, так в черную пучину и бросилась.

Говорят, на том самом месте нашли рыбаки драгоценное ожерелье. Да только взять побоялись: сверкало оно, как чешуя самого аждахи…


4

Теперь мы находимся у самой известной и легендарной пещеры в нашем мире – Шульган-Таш. Здесь часто можно увидеть дух самого Урал-батыра с крылатым конем Акбузатом. Если его увидишь, тебе всю жизнь будет сопутствовать удача.

Также здесь есть Голубое озеро с живой водой и Круглое – с мертвой и, как видишь, наскальные рисунки древних людей и других существ.

Я бы тебе еще много что рассказал, но времени не так много, да и лучше не тревожить жителей и духов этих пещер. Особенно несчастных духов, которые связаны с пещерами трагической судьбой. Поэтому читай быстрее рассказ, отгадай загадку, и мы отправимся дальше.

Какую последнюю добычу принес аждаха в этой истории? Это животное будет изображено на иллюстрации к следующему рассказу, поэтому внимательно прочти текст и отыщи нужную картинку.


Наталья Лебедевская. Луна сегодня не улыбается

Лябиба красивая. Прямой нос, высокие скулы, родинка на щеке, а в глазах холодная башкирская ночь резвится. Губы тонкие блестят, будто сочной малиной намазаны. Да и кожа ее всегда ягодой этой пахнет, манит. Муж смотрит на Лябибу, налюбоваться не может. И живот этот огромный, укутанный в красный бархат, ее не портит, и неуклюжесть походки только украшает.

«Светом дышит, – повторяет мысленно Азат, не сводя с супруги преданных глаз. – Она всегда каким-то голубым светом дышит».

Гладит тугой живот Лябиба, а второй рукой снизу поддерживает. Нежно проводит ладонью по мягкой ткани, останавливает ровно посередине и, наклонив голову, шепчет:

«Арслан, совсем скоро уже…»

Азат подходит сзади, тяжелые ладони аккуратно кладет на худенькие плечи:

– Лябиба, приляг, отдохни. Весь вечер у окна стоишь, что там увидеть хочешь?

В комнате треск дров да ход старых родительских часов слышится. Медленно, тяжело дышит дерево, словно из последних сил стрелки двигает. На столе вишня в топленом масле, нетронутый бешбармак и тонко нарезанная ароматная вяленая колбаса.

– Волчица воет, Азат… – роняет Лябиба слова в полумраке, и они разбиваются в ее сердце на мелкие осколки. – Дитя потеряла – вот с какой болью воет. Нехорошо это. Плохой знак.

Лябиба скользит взглядом по настенным часам, бревенчатым стенам, узорчатому ковру и неуклюже идет к выходу. Кутается в огромный суконный толоп мужа, шерстяной платок на голове быстро завязывает. Надевает ичиги из коровьей шкуры, дверь открывает.

– Куда? – Азат хватает за плечо, но Лябиба убирает руку. Вонзается чернильными глазами в его испуганное лицо, выдыхает спокойно:

– Во двор я. Помолюсь только.

– Там мороз такой, что сердце стынет! С ума сошла?! – Азат ближе подходит к Лябибе. Хмурится. – Дома молись.

 

– Я приду. Приду сейчас, – говорит она нежнее. – В ночь нужно беду отмолить, что волчица призывает. Посмотри на небо, Азат, – луна сегодня не улыбается…

Лябиба проводит бархатными пальчиками по колючей щеке супруга – и он сразу тает.

– Не ходи за мной.

И Азат отпускает. Знает, перечить ей бесполезно. Взял в жены чудную и своенравную, чего ожидать послушания? Просто люби.

Дверь входная грохает, в избу влетает холодок с россыпью снежинок и тут же растворяется в горячем воздухе. С набелённой треснутой печи раздается сухой истошный кашель и кряхтение. Из-за занавески вытягивается жилистая рука с алюминиевой кружкой в костлявых пальцах.

– Кто долго выбирает, тому плешивая жена дается, – скрипит с детства знакомый голос бабушки Азата – столетней старуха Гульнары. – Налей, улым31.

Она трясет кружкой в воздухе, и Азат послушно подходит. Берет кружку, наполняет ее до краев наливкой и сует обратно под занавеску. За плотной льняной тканью слышится причмокивание – любит старуха наливку Лябибы, хоть и костерит супругу Азата с первых дней появления ее в доме. Но хмельную сливовую, настоянную на можжевельнике и мяте, пьет, прикрыв узкие глаза от удовольствия.

– Не дожил отец, – продолжает старуха из своего укрытия. – Не видит, кого в дом привел. Что как не мужик вовсе, а пес послушный у ее ног жмешься?! Она ж крутит тобой, вертит! Не видишь?! Заворожи-и-ила… Ай, заворожила.

Еще глоток слышится. Еще…

– А я тебе сразу говорила. Не человеческого она роду – змеиного племени. Знаешь же, что подкидышем в деревне появилась…

Азат закрывает глаза, сжимает кулаки от обиды и злости, но сдерживает гнев. Это же бабушка. Его нэнэй. Но рот будто сам решает за него заступиться:

– Ты сказала, что у нее и пупка нет. А он есть!

– То не пупок, а шрам, бестолковая твоя башка! Специально она себя ножом расковыряла, чтобы тебя надурить!

Азат вздыхает и больше не говорит ни слова. Старуха тоже замолкает. Слышится только причмокивание и мычание гневное, а через несколько мгновений трескучий прерывистый храп.

…За окном ледяная ночь. Мороз щиплет нежную кожу щек Лябибы, ресницы из густых черных вмиг белоснежными становятся. А губы всё шепчут и шепчут молитву, не останавливаются. Вой из зимнего леса не пугает ее. Жалобная песня волчицы всё ближе и ближе. А губы продолжают шептать. Ночь не отступает, снег тяжелыми хлопьями ложится на толоп и платок. А замерзшие губы Лябибы продолжают шептать.


* * *

Быстро бежит Юлдус по знакомой лесной тропе. Ветер-бродяга меж стволами могучих сосен танцует, издевается, швыряет колючие снежинки в янтарные глаза ее. Снега много в эту зиму навалило. Глубокие следы, что тянутся за волчицей по белоснежной дороге, тут же исчезают под снежной мукой. Сердце Юлдус то замирает, то сильнее бьется. Останавливается она. Дышит громко. На морду опускаются ажурные снежинки и медленно тают. Фыркает волчица. Злится. Поднимает голову к ярко-желтой луне и протяжно воет:

– Юлдыба-а-ай!

Молчание в ответ. Тишина мертвая. И лишь скрип промерзших до сердцевины деревьев нарушает безмолвие леса.

Долго не сидит Юлдус, дальше бежит. Скалится. Злится на сына. Ругает про себя. Но больше боится, что с ним беда случилась, материнское сердце не обманешь.

Куда ж запропастился этот бесолапый волчонок? Глаз да глаз за ним нужен. Горько Юлдус на языке. Горько на сердце. Неужели охотник? Или медведь задрал? Хотя что там драть, так, лапой перешиб за один раз… Ох, гони, гони плохие мысли от себя, Юлдус! Ох, не гневи Аллаха!

Останавливается молодая волчица. Голову резко вверх поднимает и, встретившись с глазами бледной луны, призывает сына:

– Юлдыба-а-ай!

Ох, и попадись ты мне, серая непослушная морда!

Опять бросает на небо янтарный взгляд волчица. Неспокойное сердце еще чаще бьется, ведь луна сегодня не улыбается.


* * *

Лябибу всей деревней искали.

Пропала прямо со двора, говорят. Без звука, без следа, без крохотной надежды.

– Так она… помолиться… – заикаясь, объясняет Азат деревенским бабам и мужикам. – Вот. Я… Она… Говорит, не ходи за мной. При-ду сейчас… Во двор только выйду… Беду от-молю…

После этого ни слова Азат уже не говорит, только воет. И днем, и когда солнце садится. Хуже той самой волчицы воет. Каждую ночь в подушку белую, что малиной еще пахнет, – плачет. Вгрызается зубами в тонкую перину и рвет. Рвет что есть мочи. Из дома больше Азат не выходит. А взгляд его, так ярко горевший рядом с любимой, медленно затухает.

Старуха Гульнара каждый вечер тихо шепчет с печи:

– Не горюй, Азат. Злые духи свое забрали, а тебя освободили от беды. Будет новая жена, будет новая жизнь. Жаль, правда, наливку хорошую Лябиба делала.

Азат лишь молчит в ответ. Нет сил кричать и ругаться. Нет сил возражать. Сердце его медленно умирает и не ждет уже ничего.

Вот тогда-то Лябиба и возвращается.

Ровно через два дня, на третий – дверь в избу распахивается, скрипит. Старуха Гульнара, что тихо пела на печи, – замолкает. Лябиба заходит в дом, шатаясь. Молчит. Худая, босая. Волосы сплошь седые, растрепанные. Темную ночь в глазах туманом едким заволокло.

Живота нет.

– Ничего не спрашивай, – говорит Лябиба хрипло, тусклый взгляд мимо Азата скользит и упирается в заледенелое окно.

Азат трет глаза. Падает к ногам жены, целует замерзшие пальцы, голени, колени. Целует и плачет. А скрипучий голос из-за занавески на печи каждое слово зло выговаривает, словно бусы на нитку нанизывает:

– Плохая. Лошадь. Состарит. Хозяина. А. Плохая. Жена. Мужа…


* * *

Юлдус приближается к деревне. Останавливается. Водит узкой серой мордой в воздухе. Чует, где-то рядом сын ее. Рядом совсем. И еще один запах с волчьим пересекается. Родной запах. С детства знакомый.

Ах, бесолапая морда, Юлдыбай! Вот куда же ты полез, бестолковый?




Лябиба стоит неподвижно у огромной, укутанной сверкающим снегом ели. Уже давно ушла со двора на дорогу. Шепотки на луну закончились, и теперь губы дрожат безмолвно от холода.

Юлдус тихо крадется сзади. Замирает на мгновение, присматривается.

– Салам, сестра, – ласково шепчет Лябиба, протягивает тонкую ладонь в сторону волчицы, трогает застывший воздух. – Он здесь. Лапу повредил.

Пальцы, красные от холода, указывают Юлдус на яму под елью, где в спутанных толстых корнях могучего дерева лежит волчонок.

Мать бросается к сыну, мордой тычется в серую грудь, лижет шершавым языком глаза Юлдыбая и сухой нос. Обнюхивает распухшую лапу.

– Собаку я отогнала, – опять произносит Лябиба.

Янтарный хмурый взгляд волчицы растерянно скользит по корням дерева, пушистому снегу и упирается в Лябибу.

– Рахмат, – неуверенно отвечает Юлдус, поднимает мордой волчонка на лапы, и он встает. Хромает. Делает два шага. Останавливается. Потом опять несколько шагов.

Волчица кивает в сторону леса. Юлдыбай перебирает лапами медленно, нерасторопно. Она сзади плетется за ним, но напоследок бросает Лябибе:

– Как тебе человеческая жизнь?

– Я люблю его, – лишь отвечает Лябиба.

Юлдус останавливается:

– Не даст вам старуха жизни… Видела? – кивает она мордой на небо, – луна-то сегодня не улыбается.

Снег резко тает. Земля шевелится под ногами у Лябибы, и, разрывая почву, выползают тысячи змей. Они окружают Лябибу, обвивают ее своими искрящимися телами. Руки слабеют. Ноги сводит. Глаза закрываются. И лишь уши Лябибы слышат, как совсем близко рычит, визжит и скулит Юлдус.

Почему, луна, ты сегодня не улыбаешься?


* * *

Азат подхватывает жену на руки и укладывает на мягкую перину. Смотрит на нее измученными глазами и выдохнуть боится. Целует обветренное лицо, потрескавшиеся губы, проводит по серебристым волосам.

– В сенях… – шепчет Лябиба. – Там он. Там…

Азат бросается в сени и видит на полу сверток из красного бархата, тесьмой золотистой, что в волосах у Лябибы была, перевязан. Открывает его Азат, а там дитя. Сладко спит. Сопит приплюснутым носиком, тоненькие ручки сложил у груди. Пальчиками крохотными шевелит, касается своей прозрачной кожи и улыбается во сне. Тело его волчьей шерстью сплошь покрыто.

Лябиба что-то бормочет в полумрак комнаты и засыпает.

– Волчонка жена твоя родила… Во-о-от, а я что говорила? Я предупреждала…

– Человек он. Сама посмотри на лицо – вылитый я! – улыбается дитю Азат, целует выпуклый лоб. – А шерсть… Так налипла просто от толопа. Отойдет сама. Помоем, и отвалится.

– Избавься от дитя! – голос с печки становится злым и жгучим.

Азат прижимает сына к груди, осторожно смотрит на занавеску. Тонкой струйкой по печному боку стекает ярко-желтая змея. Чешуя ее переливается золотом, глаза изумрудные горят огнем. Проползает змея по дощатому полу, вокруг Азата, по ножке дубового стола. Встает в полный рост на кончик тонкого хвоста и шипит:

– Не бывать в нашем роду волкам, улым! Мы всегда змеями и драконами были, через поколение сила передается. Ну, раз к тебе сила не пришла, значит, к сыну должна была вернуться! А волчьей кровью ты наш род вырезаешь!

Азат пятится к стенке, дитя крепко держит, не отпускает.

– К-какие змеи? Какие волки? Я – человек.

– Давно никто не человек, Азат, – старуха медленно покачивает змеиной головой.

Лябиба открывает глаза и пытается встать. Азат отшатывается и от нее. Слабость не дает ей подняться, и она остается сидеть на смятой постели.

– Что, сестра тебе помогла? – цедит старуха в сторону Лябибы. – Надеялась, что в лесу останешься. Нет же, вернулась!

– Прости, Азат. Должна я была признаться. Побоялась. Не смогла… Мне тоже запретили жизнь с человеком связывать – от меня вся стая отреклась, но я ушла к тебе… А уж когда змеиный запах учуяла в доме и поняла, что Гульнара из племени аждахи, так уже поздно было – полюбила тебя крепко.

Старуха-змея шипит. Длинный тонкий язык извивается перед лицом Лябибы, а та устало, но грозно рычит в ответ, обнажая белые клыки.

– Я уже не понимаю, кто я… – растерянно шепчет Азат, пятится к двери. – Но сыну я не позволю причинить зло! Пусть он будет наделен мудростью змеи и силой волка, а доброе сердце человека я передам ему!

Азат целует в макушку розовощекое дитя, тот даже не просыпается.

– Носи с гордостью имя Арслан, сын мой! Возьми от каждого из нас только лучшее, – громко говорит Азат и смотрит в окно. Там, за льняной белой занавеской, на чернильном небе, густо усыпанном жемчужными звездами, ярко улыбается луна.


8

Так, кажется, я немного сбился с пути, но я вижу впереди волчью стаю. Они нам должны помочь. Волки издавна в нашем мире помогают не только нам, но и людям. У нас здесь даже есть союзы человека и оборотней, от которых рождаются самые смелые батыры.

Чтобы волки помогли нам, прочти рассказ и ответь на вопрос, кем является жена главного героя? Ответ подскажет тебе иллюстрацию следующей истории.


3030 Сарыҡ – кажаная обувь с суконными голенищами (башк.).
3131 Улым – сынок (башк.).
Рейтинг@Mail.ru