Елена Прокопович
Жизнь. Инструкция по применению
14.
Я сидел в старом кресле в углу комнаты, а в соседней почти восемь часов что-то химичил Сэнни. Этот предмет интерьера был потрёпан, ткань была в пятнах, покрыта сажей и грязью, от него исходил странный запах. Но сейчас я уже смирился со всем этим. Обшивка теперь была мягкой и очень приятной, а непонятный запах, был похож на запах от моей собаки. Когда после обильного дождя она выбегала на улицу, плескалась в лужах, игриво прыгала в каждый закуток грязи. Она была счастлива быть мокрой, измазанной. И пыталась поделиться этим состоянием со мной. Она набрасывалась на меня. И вот я уже такой же грязный бегаю с ней по лужам и пугаю прохожих. Кто-то кричит: «Мокрая грязная псина» и я думаю какое это счастье иметь мокрую грязную псину.
Я старался заснуть, но не мог. Поначалу я пытался вникнуть в суть вещей, но потом понял, что мне это не дано и забросил это дело. Я в полудреме думал о плане, мне нужно было усвоить три вещи: я пойду к Сарису и сделаю так, чтобы он меня принял; Сэнни пойдет за Валери; мы втроем сбежим из Виоса. Я проговаривал это так четко, потому что Сэнни вдалбливал мне в голову всё части плана. Через каждые пол час он будил меня и заставлял повторять, что и как я должен сделать. Поэтому со всеми неадекватными местами я смерился, как с должным.
Всё было просто: я говорю Сарису, что могу выдать свой Эго для всеобщего обозрения, я должен тянуть время. Николь освободит Валери, и чтобы за нами не погнались или не предприняли чего похуже, Сэнни установит бомбы на лифте Центра по изготовлению Эго и мы будем угрожать им, тут и нужен прямой контакт с Сарисом.
Сейчас Сэнни этим и занимался – делал бомбы. Он говорил, что никто не пострадает. Хотя апатия овладела моей душой, где-то тлел страх. Бомбы – звучало внушительно. Что будет, если всё пойдет не так?
Сэнни исключал какие-либо просчёты. «Взрыватель будет только у меня,» – говорил он. Я сомневался и надеялся, что к утру проблемы решатся сами. Николь позвонит и скажет, что всё хорошо, она ни на кого не сердиться, а Захари нашелся. Но СЭГ молчал. От Валери тоже ничего не было слышно и выхода не оставалось. Я вверился плану Сэнни, забыв о страхе и неудачах. Но я-то себя знал и понимал, что именно глупости и обмороки – моя единственная реакция на происходящее в нелегких ситуациях.
Я почему-то чувствовал жуткую усталость. Моё тело протестовало. Я и не спал, и не бодрствовал. Вот у Сэнни всё было хорошо, он делал свои бомбы и глотал какие-то таблетки. Друг утверждал, что это препараты, дающие энергию (он говорил это как-то по-умному.) Он бегал туда-сюда, постоянно что-то вспыхивало, и он громко говорил сам с собой. Это состояние было бы крайне ненормальным, если бы ненормальным не было всё, что происходило сейчас.
Я поднялся на ноги, поняв, что поспать точно не удастся. И пошел к Сэнни.
– Может всё-таки это плохой план? – сонным голосом спросил я.
Тяжелый измученный взгляд, но очень живой поднялся на меня. Все слова, которые были сказаны по этому поводу, были уже сказаны. Пути назад не было, но что-то во мне явно противилось происходящему и это что-то было адекватностью.
– Сколько время?
– Семь тридцать восемь утра, – сказал Сэнни четко и быстро. – Скоро пойдем! И хватит тебе сомневаться! План хороший, я всё продумал!
– И всё равно что-то пойдет не так.
– Тебе нужно разговорить Сариса. Старички любят поговорить о прошлом, о том, что всё катиться под откос, старый мир был их домом.
– Он создал Виос, как он может быть недоволен этим?
– Может. Очень даже может! – произнес он рассудительно.
Я не хотел продолжать разговор, о мире, о Виосе, за последнее время их было так много, что они потеряли смысл. Моё тело плюхнулось обратно в кресло.
– Ты не беспокойся за Валери…
– Дело не в ней, – отрезал я.
– Тебе страшно?
– Мне всё равно, в этом проблема. Мне абсолютно без разницы, чем все это закончится…
– Это все нейромедиаторы, ты давно не открывал Эго, поэтому…
– И как это исправить?
– Нужно время, чтобы организм отвык, – беспомощно проговорил Сэнни.
Мы молчали, я знал, что времени понадобится много и что сейчас никакая информация по этому поводу мне не поможет. Как не помогут и его уговоры, вдохновляющие речи. Нужно было просо встать и пойти. И то, что мне этого не хотелось – было не важно. А что важно, я сейчас не знал. Наверное, Валери. Найти в себе силы ради неё?
– Я на твоём СЭГ установлен сигнал – три вибрации. Первую ты почувствуешь, когда я войду в центр, вторую – когда найду Валери и третью – когда мы с ней покинем Центр. После третьего можешь уходить, и если не получиться…
– Я знаю, говорить про бомбы, – произнес мой поникший голос.
– Нет, – сморщился Сэнни, – не говорить, а угрожать! Нужно чтобы он тебе поверил! – Сэнни сел передо мной. – Это самое важное, ты должен глубоко внутри себя найти ярость, страх! Ты должен говорить четко и уверенно! Иначе тебя схватят. И мы уйдем вдвоем, – Сэнни улыбался, – вторую спасательную операцию я не проверну. – Он легкими движениями затряс меня.
– Да, я понял! – сказал я, чтобы он перестал будить моё тело.
– Я надеюсь, – улыбнулся он своей сумасшедшей улыбкой.
15.
В этом городе всё было, как всегда. Люди с утра ехали на работу. Я сидел в аэробусе и пытался детально рассмотреть этот мир, каждое лицо. Мне подумалось, что это важно. Каждый человек нес что-то в себе, что-то особенное или опасное. В лицах, сидящих рядом я пытался рассмотреть их смысл жизни, их проблемы, может у них был любимый человек или дети, может они несли тяжелое бремя. Но я не мог понять, не мог ничего увидеть, это были лица обычных людей. И внутри у них ничего не было, кроме как жизненной установки: «Смотри в Эго!»
Я вышел прямо перед лифтом. Сэнни должен был уже установить взрывчатку здесь и пойти к Центру. Тело мое чуть задрожало, сердце ускорило ритм. Входить в помещение, которое может в любой момент взорваться, было по меньшей мере не приятно. Но больше всего во мне вызывало страх, что придётся разговаривать с роботом, как-то убедить его, чтобы меня пропустили к Сарису. Сэнни утверждал, что с роботами также просто как с людьми, однако мне с людьми было не просто. Это и было основной проблемой моей жизни.
Лифт был полностью заполнен. Если бы люди знали о предстоящей опасности, шли бы они на работу с такими спокойными лицами? – Да. Ведь в Эго написано: «Идти на работу». Я не чувствовал жалости к этим людям, не мог. И больше не испытывал жалости к себе – не видел в этом смысла. И после осознания этого стало легче.
– Здравствуйте, я к Сарису. – Тяжелый, неживой взгляд поднялся на меня.
– Здравствуйте, у него нет сегодня посетителей.
– Он лично попросил меня прийти, видимо, забыл вам сообщить. – Сказал я уверенно.
– Как ваше имя?
– Рендон Скари.
Девушка отошла от меня на несколько шагов, она что-то писала на другом экране. Через минуту она вернулась и сказала: проходите.
И я прошёл. Всё было слишком просто, мне не нравилось. Только две книжки в моих карманах, являлись моей защитой и опорой. Я сильно сжал их.
Дверь открылась, но Сариса в полутемном просторном помещение не было. Появилось четкое ощущение, что он затеял какую-то игру. Он знал, зачем я здесь и хотел пощекотать мои нервы.
Я быстро провел взглядом по помещению, зацепиться было не за что. Я подошел к стене, которая должна быть окном. Пальцы про скользили по матовой поверхности.
«– Почему ему так нравиться работать в темноте?» – подумал я.
Сверху доносился звук, падающих книг. Ноги понесли безразличное тело по винтовой лестнице. Здесь была такая же спокойная гнетущая атмосфера. Из-за переднего эшелона шкафов Сариса не было видно. Поэтому я пошел внутрь. Эти хранители бумажных носителей информации были невероятно высоки. Выше чем в школе и в библиотеки Вайренов, выше чем в маленьких закутках университета.
«– Раз всем так жизненно были необходимы книги, почему от них избавлялись? Забирали у простых людей?» – думал я, оглядываясь по сторонам.
Видно, что книги пытались ставить аккуратно, по определенному принципу. Но одни немного косились, другим не о что было опереться. Ровные ряды прерывались и это придавало этому месту какую-то человечность. Ни одна машина не заглядывала сюда, только один единственный человек, который искренне любил это место.
– А, Рендон, я не ждал твоего визита, – послышался голос Сариса.
Шкафы повторяли форму стен, только в одном месте стояла яркая лампа и маленький читальный столик, над которым и находилась скрюченная фигура старого человека.
– Здравствуйте, мне нужно было с вами поговорить.
Он направил удивленный взгляд на меня.
– И что же за тема разговора? Это так важно, чтобы отвлекать меня от работы?
– Разве можно работать со старыми книгами, в законах Виоса четко написаны, что они бесполезны.
Человек окончательно отпрянул от стола, он опрокинулся на спинку стула и, щурясь, посмотрел на меня.
– Что-то в тебе изменилось… – сказал он, задумчиво. По моей спине пробежал легкий холодок. Сарис пытался во мне что-то разглядеть, он словно смотрел прямо в голову, исследовал мои мысли.
– Наверное, это новый Эго, в корне изменил мою жизнь. – Сказал я, пытаясь сделать уверенный голос, но он дрожал.
Сарис вновь уткнулся в книгу, он упорно пытался в ней что-то рассмотреть и для этого использовал лупу.
– Ох, да! У них есть такое свойство – менять жизнь! – Он оглядел меня, словно ожидая моей реакции. – Вот только мой дорогой друг, я сомневаюсь, что ты открывал одну из тех книг, что так сильно пытаешься сжать руками в своих карманах.
Я невольно опустил голову, и вправду было видно, что я держу что-то в карманах. Но откуда он мог знать, что это Эго? И тем более как он понял, что я не открывал ни одну книжку.
– Это всё внутренняя борьба. Так красиво, так честно, это желание – понять, отыскать свой путь, свою правду. Я по молодости думал, что это болезнь, ужасная болезнь – эти постоянные сомнения, страхи. Боязнь в каждую секунду своей жизни принять неверное решение. – Он посмотрел на меня совсем добрым взглядом. – А потом это прошло. Я оказался в такой среде, где моё здоровье, моё счастье обрели стабильность. Семья, работа – мне стало скучно. А потом… – он с тяжелым вздохом замолчал.
– Что потом? Почему никто не говорит? Как только дело доходит до того, что случилось со старыми государствами – все резко замолкают. Почему?
– Потому что ничего не случилось. Ты думаешь произошла война, катаклизм? – Нет! Люди просто перестали что-то делать. Весь мир смирился с тем, что планета постепенно умирает. Никто не перестал изготавливать пластик, мы научились делать из него маски. – Он опустил голову и потер руками лысину. – Тебе, Рендон, не понять. Как бы это не звучало. Всё в этом мире нужно прочувствовать на себе, никакой чужой опыт не даст тебе боль, из-за которой ты не станешь тянуться к красивому и опасному огню.
– Я не понимаю, зачем тогда Виос?
– Виос? Для тебя, для таких как ты. Чтобы вы всё делали правильно, не боялись совершать ошибок. Есть одна жизнь. И она была вам дана, так чтобы вы прожили её одним верным способом.
– Виос такой хороший. Почему у вас разочарованный взгляд?
– Потому что я разочаровался. Это в твоих глазах, ты потух, прогорел, ты не к чему не стремишься и ничего не хочешь. Если твоя жизнь предрешена – зачем жить! – он посмотрел на потолок. – Я раньше этого не понимал, как устроен человек. Вся жизнь складывается в игру, ты идешь – что-то ищешь, принимаешь решения и ошибаешься. Как я хочу быть тем замечательным молодым парнем, который всего на свете боялся, но который всё равно жил, пытался любить. Для меня Виос был самой большой авантюрой в жизни, меня поддержали много знатных ученых. А сейчас это глупая система для людей, у который не то чтобы нет прав, они просто не знают, что права могут быть.
– Тогда зачем всё это?
– Потому что этот мир идеален. В нем нет боли, страданий, болезней, здесь нет потерь.
– Но я потерял!
– Это исключение, большое недоразумение, в котором виновата не система.
– А кто?
– Твой отец, – Сарис посмотрел на меня виноватым взглядом. – Ты сюда за этим пришел, спросить, почему всё так? Почему у тебя бракованное Эго? – он смотрел в пустоту впереди себя. – Это было дурацкое решение твоего отца. Он вдруг решил, что будет неплохим экспериментом поместить в систему, человека без стандартных наставлений. Например, показывать ему знаменитые цитаты. Всё это сперва казалось шуткой, но затем родился ты и Скари сделал такое Эго. Я до последнего сомневался: серьезно было его решение или нет. А потом я просто забыл об этой глупости, забыл о тебе. Все ученые стали уходить, им было скучно. Это было тяжелым ударом для нашей системы, я замотался. А твой отец…не знаю почему: он не забрал вас или хотя бы не дал тебе нормальное Эго. Не понимаю…
Наступило тяжелое молчание. Я не знал, я не хотел получить эту информации. Зачем мне она? Как я теперь буду думать о нашей операции, когда я узнал такое. Я почувствовал вибрацию в руке. Сэнни попал в Управление.
– Прости…– прозвучал сдавленный голос старичка.
Нужно был сосредоточиться, заставить говорить его опять. Он так хочет исповедоваться, почему бы не дать ему такой шанс.
– Я думаю, это не из-за скуки.
– Что? – растерянно посмотрел на меня Сарис.
– Люди уходили не из-за скуки? – его вопросительный взгляд загорелся с новой силой. – Вы забрали у людей кое-что важное, нужное.
– Свободу?
– Нет, заботу. Право человека заботиться о нежном беззащитном существе.
– Ты про животных?
– Да, вы забрали у людей домашних питомцев, их любовь…
Сарис молча смотрел вперед, на его лице горел вопрос: Юноша свихнулся или животные и вправду что-то значили для людей?
– Ты и вправду думаешь, что это так важно.
– Когда у меня в детстве была собака, я не думал, как мне плохо или грустно. Она была рядом и мои мысли были сосредоточенны на том, когда мне нужно с ней гулять, когда покормить. Я был ей жизненно необходим. Моё время протекало с утренней прогулки по вечернею. А днём можно было расчесать её, раз в месяц помыть, эти дни были отмечены красным в моем календаре.
– Я понял, так тебя приучали к ответственности, отец отмечал… – начал рассудительно Сарис.
– Нет же, – яростно возразил я, – дело не в дисциплине! Дело в том, что мы могли вместе бегать по улице. Она радостно гавкала и приносила палку. Мы играли в догонялки. Мне не нужно было ничего для счастья, кроме этой собаки. Я не искал причины жить каждый день, она просто была у меня. И всё было хорошо, мы играли, когда я делал скучные уроки, она приходила и виляла хвостом. И я понимал, что как только я закончу мучиться, мы пойдем гулять. – Я пытался отыскать в своих воспоминаниях что-нибудь, что показало Сарису, почему мне была так нужна эта собака, но ничего не находилось. Я и сам потерялся, не мог сам для себя объяснить: почему? А потом осознал. Колкая мысль ударила в голову: потому что я её любил, за её простоту, игривость, нежную собачью душу, которая просто не сможет тебя обидеть. Это было так нужно мне, так важно. Я искал в людях душевную простоту, добро. Но в них всегда были какие-то загадки. С людьми сложно.
Эти мысли я не мог донести до Сариса, я не находил нужных слов. Да и какие могут быть слова, когда ты либо был в таком положении, либо нет.
Браслет завибрировал второй раз. На меня смотрели два не понимающих глаза. Он не обязан был меня понять, никто не обязан. Просто вдруг мне стало одиноко.
16.
«– Я там что-то потеряла. – Слезы катились по жалкому лицу.
– Что? – сказал сухой голос.
– У моей сестры всегда всё получалось просто. Особенно она хорошо могла разговаривать со всеми людьми, даже которые ей отвратительны. Я это прекрасно знала, потому что отвратительна была ей я. Я всю жизнь пыталась как-бы заслужить её прошение. Делала так чтобы ей угодить. – Девушка смотрела в стену перед собой, но видела мгновения, события, моменты, когда она не получала одобрения сестры. Вот ей пять лет, и она грызет свой маленький ноготь, но по глазам сестры видно, что это преступление. Вот она получила хорошую оценку, но сестра то знает, что ей просто повезло. – А потом она просто ушла и ничего не сказала. – Кричащее лицо Валери повернулось на девушку, её глаза не были печальными, в них было безумие. – Почему? – она орала – Почему? Я ведь её не убивала. – девушка скорчилась на полу она рыдала и тихо приговаривала: – Почему?
Робот направился к двери.
– Не уходите, мне тут так одиноко.»
– Странно, – сказал я в полголоса, – что с ней сделали?
«– Грустные, угрюмые глаза. Они никогда не говорили, не говорили о маме! А я хотела, я хотела поговорить, мне было больно. И нет! Мне не хватало этого секундного молчания, нагнетающий тишины. Они могли её вспоминать, а я нет. Я не могла! – кричала Валери, захлебываясь своими слезами, но вдруг её голос стал спокойным и ровным: – И сейчас тоже не могу. Но ни она, ни этот отец, никогда не говорили, какая она была, за что они её любили.»
Сидя на полу тесной коморки, я прокручивал воспоминания о Валери. Той сильной красивой девушки, любящей подкалывать окружающих. Я бы не сказал, что она могла быть такой и тем более, что она пережила. Спрашивать у неё о прошлом – было глупо. Мы никогда не раскрываем своих секретов, особенно тех, которые причинили огромные страдания. А то, о чём она говорила: мать, сестра. Видимо, они обе умерли…Девушка не могла и слова сказать без всхлипывания, но она не останавливалась. Она хотела страдать? Но зачем?
Я продолжен смотреть запись с искусственного интеллекта номер пятьсот восемьдесят два «Трисс». Защита на нём была сложной и мне пришлось повозиться, но теперь я мог понять, как работают эти роботы. Я путался в командах.
«Хорошо, что хоть Николь не было, – думал я, – если я случайно что-то сделаю с роботом, боюсь всё сразу станет понятно.»
Воспоминания ИИ были перемешаны или я не понимал, как всё устроено. Я уже долго искал, что Трисс сделала с Валери, почему девушка не переставала плакать. Но натыкался на отрывки её исповеди, которую слушал бесчувственный робот. Мне было её жаль, не могло быть иначе. Но в её речах было что-то сумасшедшее, упоение своими горестями. Мне всего лишь оставалось надеяться, что это сделал с ней робот, а не она сама…
«– Однажды она мне сказала: «– Ты вся в отца!». Это был удар. Как она посмела! Как могла сравнить нас! Я взбесилась из-за её глупости, она собиралась уйти, но куда и как. Она ведь ничего не знала. А можно было просто переехать в другую часть Виоса. Забыть. Но она была одержима этой идеей. Даже не слушала меня, я просто разозлилась. Она меня никогда не слушала.
– У меня до сих пор звучит её голос в голове: «– Нужно просто быть доброй. Не повторяй его ошибок, ты можешь быть лучше. Злясь постоянно на него и на весь мир, ты становишься точно таким же обозленным несчастным человеком.»
От речи Валери мне становилось тошно, я подключил второй планшет, чтобы и смотреть, и пытаться найти выход по-другому. Этим ИИ явно можно было управлять отдаленно. Просто я пока не мог понять команды. Они были записаны каким-то набором букв.
«Ну зачем так делать? – возмущенно думал я. – Можно поискать инструкцию в документах Николь! Да, точно!»
«– Никогда не понимала – зачем ей всё это нужно было. Люди, постоянно ищут чего-то большего. Разве ей не хватало, что у неё просто была я? И она была мне необходима? Она так нужна была мне потом. С этим человек в одном доме было невыносимо. От него как будто несло гниющим мясом, но он жил. Пил, читал мне нотации, смеялся, этим своим диким ужасным ржанием. Мне было отвратительно видеть его. Я так хотела убежать и никогда не возвращаться. Но не могла. Я не могла. Я зависела от него, это так ужасно зависеть от человека, которого ты всей душой ненавидишь.»
Я пытался не зацикливать на словах Валери, просто перещёлкивал отрезки, если понимал, что ответа мне не найти. Временной промежуток был не большой, но начала я найти не мог. С инструкцией повезло чуть больше – я её нашел, но команд было огромное множество и их описание читать мне было некогда. Нужно сузить круг. Что с ней могли сделать? – Ввести какое-то вещество.
Я просмотрел содержание. Разделов про пытки или что-то наподобие не было. Вообще эти роботы не могли вредить людям. Тогда что она сделала?
«– Мне казалось, что всё нужно было заслужить: уважение, поощрение, поддержку. А нет! – Это дается просто так, ни за что. Ты не должен быть хорошим и идеальным, не должен прыгать к звездам, чтобы они светили. Это пришло потом.»
По лицу Валери было видно, что она искала в своей памяти обиды, свои ошибки, ей это было необходимо: чувствовать боль, плакать. Глаза мои широко открылись, я понял!
– Она хочет страдать, она действительно хочет страдать! – прошептал я.
«Раздел: Воздействие на человека. Параграф: Воздействие сигналами на мозг человека.
РТ3СНТ – команда позволяет вызвать у человека приостановление выработки нейромедиаторов. Человек перестает сопротивляться, возможность агрессивного поведения – нулевая. После завершения воздействия, мозг человека начинает вырабатывать вещества в большем объеме, чтобы нейтрализовать остановку. Чем дольше воздействие, тем хуже состояние организма, как и во время, так и после воздействия.
Применение: крайние случаи агрессивного поведения, сокрытие важной для Виоса информации.»
– Так вот оно что! Оказывает пытки – это сокрытие важной для Виоса информации. – Сказал я почти во весь голос. Но тут же понял, свою ошибку. – Что же делать? Нужно как-то вернуть всё к изначальным настройкам! Можно ли так говорить про человека? – я почти отдался размышлением по этому поводу, но затем опомнился.
Я нашел команду УЛН-000, описание было мутное. Но вроде как она должна была помочь Валери. Я ввел её в другой экран. Нужно было нажать, но я вдруг услышал слова девушки на записи:
«Я хочу сказать, это не просто жизнь и не всегда получается правильно. Я хотела, быть доброй, или просто не быть злой. Всё сложно, когда доходит до настоящей жизни. Я пыталась быть доброй, какой она всегда хотела меня видеть! – настаивала яростно Валери. – Она говорила, когда не злилась, что я вырасту хорошим человеком. Я сделаю мир лучше. Просто что-то сломалось…»
– Сломалось? – спросил я пустоту.
Последнее время у меня было ощущение, что всё идет не так, неправильно. Я потихоньку ломаю систему. А я ведь не хотел, не хотел ни помогать этим людям, ни мешать. Но мои действия, которые не были на то направлены, каким-то образом портили отработанные механизмы работы Виоса.
Я опустил палец на экран. Роботу не понравилось, что поступила команда из вне. Тогда я ввел код администратора и Трисс, что-то сделала с Валери. Затем она вышла из комнатушки и начала набирать сообщение Николь через СЭГ.
– Нужно её выключить! – запаниковал я.
Мои пальцы начали искать команду.
– Кто же знал, что она мне не поверит! – я быстро рыскал глазами по экрану. – Вот! – закричал я, быстро вбивая команду. Робот застыл. Глаза её были направлены на руку. Я сомневался, что всё получилось и вновь проверил, что ввёл.
– Вроде все верно, – выдохнул я.
