Джули Дейс
Наши границы
– Я думал.
Неплохое начало, но это не произвело никакого впечатления на девочку.
– И о чём же? Если что-то интересное, то поделись, а если нет, то прекрати быть парнем без яиц.
– Парнем без яиц? – ахнул Алан, – кто тебя научил таким словам? Моя мама запрещает говорить мне даже «чёрт».
– Мой отец научил меня этому. Он часто ругается, но разве имеет мой возраст к этому какое-то отношение? Я рано или поздно начну ругаться так же, как и он, как и твоя мама или моя.
Алан нахмурился. По-честному, он даже не думал о том, что когда-нибудь будет сквернословить. Он знает, что его отец даст его поджопник за любое матерное слово.
– Твой отец хороший человек?
И он сразу же пожалел, что задал этот вопрос, потому что в глазах девочки он сразу же сравнялся с землей.
– Почему ты спрашиваешь меня об этом? Разве имеет значение, какой мой отец, если я буду хорошим человеком?
– Ну …если тебя будет воспитывать урод, то ты и.. – он прикусил губу от досады. Сейчас он понял, кто перед ним. Грейс Мелтон – дочь лучшей подруги его матери. Последний раз он встречался с Грейс тогда, когда им было пять лет, а затем она уехала неизвестном направлении, а её родители не говорили никому её местоположение. Он прекрасно помнит её – свою первую, единственную любовь. И даже расстояние, и то, что он уже вырос и далеко не пятилетний мальчишка, не развеяло его чувства к ней. Он все ещё любит её, как любит муж жену.
Грейс шумно выдохнула и захрустела костяшками пальцев.
– Лучше молчи, Алан.
– Ты помнишь меня? – с придыханием спросил он, надеясь услышать положительный ответ.
– Конечно, я помню тебя. Но не узнаю.
– Почему? Я слишком потолстел …или …что со мной?
– Ты накручиваешь себя. Твоё тело рельефно для парня двенадцатилетнего возраста, твои глаза и волосы всё также привлекают меня своим цветом и блеском. Но твой характер… ты рассердился на свою мать из-за глупого торта?
От стыда он покраснел.
– Я, ну…
– Сейчас это не имеет значения. Спустись к ней и сделай то, что должен. Тогда я снова увижу в тебе своего лучшего друга и расскажу, где была всё это время, и какое дерьмо пережила.
Алан так и сделал. Окрылённый любовью он помчался к матери и извинился перед ней. А обратно летел в комнату с нарастающим напряжением в сердце; он знал, что теперь никто не заберёт у него Грейс. Он будет завоёвывать её вновь и вновь, если это будет нужно.
Слёзы градом скатывались по моим щекам, но я не ощущала того, что я плачу. Лишь взгляд на зеркало сказал мне об этом.
– Кто это с ней? – шипела Грейс, разглядывая Иви и парня, с которым она сегодня пришла домой. Естественное, парень пролез через окно, потому что отец не пустил бы его даже к будке собаки.
Руки в татуировках, ухоженная щетина, блестящие волосы зачёсаны назад – он и впрямь красавчик. И Грейс знает, что он выглядит так, как мечтала Иви. Неудивительно, что её сестра откапала такого парня и забрала себе.
Алан нахмурился, наблюдая за тем, как Грейс откровенно разглядывает пацана. Она никогда не смотрела так на него. Собственнический рык вырвался из груди Алана, он хотел заслонить собой Грейс, чтобы она смотрела только на него.
– Понятия не имею.
– Не ворчи, – не отрывая глаз от мощной груди, обтянутой чёрной футболкой, пошептала она и облизала пересохшие губы, – как думаешь, отец знает, что моя дорогая сестра встречается с парнем в татушках?
– Конечно, нет. Ты же видишь Иви? А значит, он её не прибил. Соответственно, он пока ещё в неведении, – Алан прошёлся взглядом по телу парня в тот момент, когда он начал снимать футболку.
Если бы сейчас Иви и её пацан повернули головы, то увидели бы приоткрытую дверцу огромного шкафа в другом конце комнаты, где сидели Алан и Грейс и наблюдали. Они искали журналы старшей сестры Грейс, чтобы вырезать оттуда буквы для школьного проекта. И в этот момент через окно начал залезать какой-то парень возраста восемнадцати лет. Грейс тут же подумала, что это вор, но резиденция Мелтонов оснащена лучшей охраной, поэтому это просто невозможно. Алан затащил её в шкаф, когда в комнату ворвалась Иви. А сейчас эта парочка быстро раздевается, и ребята понимают, что будет дальше.
– Он же её съест!
– Похоже на то.
Язык татуированного шарил в глотке Иви, пока она пыталась расстегнуть лифчик.
– Не смотри, – тихо взвизгнула Грейс Алану, когда бюстгальтер упал на пол и обнажил груди Иви, – вот это у неё сиськи!
– Эй, ты не разрешила смотреть мне, но смотришь сама. Это не честно, – проскулил Алан, подглядывая. Он с трудом сглотнул слюну, когда увидел ту картину, что творилась по ту сторону дверцы шкафа.
Парень обнимал грудь Иви, сжимая и поглаживая, пока их рты слились в поцелуе, а руки Иви снимали с него штаны. Джинсы пали на пол, а следом она стянула с него боксеры. Свободной рукой, которая не тянула волосы пацана, она провела ладонью по его длине. В следующую секунду он откинул её на кровать и вонзил свой член в неё жёсткими движениями. Ускоряясь и ускоряясь, он облизывал её шею, пока она стонала и извивалась.
– Если отец узнаёт, он убьёт и её, и её парня.
– Да ладно тебе, круто же.
Грейс метнула на Алана строгий взгляд.
– Я сказала тебе не смотреть. Закрой глаза. Быстро.
Он со стоном прикрыл глаза.
– Интересно, а ей больно?
– Наверное, да. Ты когда-нибудь мастурбировала?
– Не—а. Зачем мне это?
– Не знаю. Девочки часто это делают.
– Будто парни делают это реже.
Алан смущенно улыбнулся.
– Последний раз я дрочил вчера ночью.
– Фу. Избавь меня от этой информации!
– Это физиология, – пожал он плечами.
Грейс запищала:
– Не хочу ничего знать про твоего дружка и его совместимость с твоей рукой. Я вообще не вижу смысла в сексе. Это же …мерзко.
– Ты просто ещё не встретила того человека, с которым захочешь быть вместе во всём. Когда встретишь, тогда само сердце подтолкнёт тебя слиться с ним. Быть едиными.
– Откуда такие познания?
– Так сказал папа.
– Я верю Логану, но это не меняет того факта, что секс причинит мне боль. А я этого не хочу.
– Никто не причинит тебе боль, обещаю, – тихо поклялся Алан.
Его рука скользнула к ладони Грейс и сплела их пальцы. В это время яростные стоны Иви были слышны повсюду.
– Иви! – грозный голос отца приближался к комнате.
– Ей пиздец, – шепнул Алан.
– Нам тоже. Если ты не забыл, то мы наблюдаем за этим от и до. Если не убьёт папа, то убьёт Иви.
– Будь тише, и мы успеем сбежать до того, как нас заметят.
Парень подскочил с тела Иви и принялся натягивать трусы и джинсы.
– Прости меня. Я должна быть тише.
Он нежно погладил её по щеке и поцеловал в нос. От этого жеста Грейс ахнула.
– Все в порядке. Встретимся завтра на трассе? У меня будет гонка.
Иви подала ему футболку. Но он не одел её. Лишь закинул на спину.
– Если отец отпустит меня.
– Твою мать, Иви. Я выдеру твою задницу! – голос отца уже отчетливо слышался рядом с дверью.
Парень метнул злой взгляд на Иви.
– Ты уверена, что всё будет в порядке? Я могу остаться и поговорить с этим хреном.
– Все будет хорошо. Лезь скорее, – она подтолкнула его к окну, и он начал спускаться.
– Я люблю тебя, детка.
– Я люблю тебя, Ноа.
Он успел спрыгнуть в тот момент, когда разъярённый отец влетел в комнату. Он тут же подлетел к окну, оттолкнув Иви. Нагнувшись, он принялся высматривать незваного гостя, но никого не нашёл. Парень успел сбежать.
– Что. Ты. Делала. В комнате.
– Смотрела фильм.
Отец обвёл взглядом комнату и остановился на закрытом ноутбуке.
– Мерзкая лгунья. Молись, чтобы Грейс стала не такой, как ты. Иначе я убью тебя собственными руками, если твой пример окажется для неё заразительным.
С этими словами он хлопнул дверью комнаты.
– Ты плачешь? – спросил Диего. Он остановился у ворот церкви, расстегнул ремень и навис надо мной, – Грейс, я не могу видеть то, как ты плачешь.
– Прости, но сегодня и ближайшую десятку лет я буду ходить с ведром слёз.
Диего зажмурил глаза и аккуратно опустил свои губы мне на лоб.
– Мне так жаль.
– Как думаешь, это когда-нибудь закончится?
– Что?
– Это дерьмо, творящиеся в моей жизни. Я устала, Диего. От всего устала, понимаешь?
Он выдохнул и начал нежно гладить меня по волосам, целуя моё лицо.
– Вся жизнь состоит из кучи дерьма. С самого рождения ты встречаешься с этим и заканчиваешь жизнь тем же самым. Остаётся только достойно пройти все это. Это твой путь, твои трудности, которые сделают тебя тем, кто ты есть. Все мы живём этим. И ты сможешь справиться. Тем более я с тобой, Грейс.
– Но со мной больше нет Алана…
– Он есть. Он всегда будет в твоём сердце, пока ты помнишь его, ты будешь жить с ним глубоко в душе. А сейчас ты должна почтить его память, так что выходи из машины и идём. Сегодняшний день будет сложнейшим, но дальше будет легче. Просто потерпи.
Я в слезах кивнула и прижалась губами к его губам. Никакого страстного поцелуя. Я делилась своей болью, а он впитывал её, ослабляя мои страдания.
Выйдя из машины, Диего сразу равняется со мной и сплетает наши пальцы в крепкий замок, символизирующий, что он всё ещё со мной, что он всегда будет рядом. Мы идём по заснеженной тропинке к холму, на котором располагается церковь, когда на тропу выходит Арчер. Его светлые волосы мокрые от снега, но не настолько слипшиеся, чтобы вызывать отвращение. На нем вместо темной куртки осеннее пальто, которое может и подходило бы для Лондонской погоды. При виде меня он тут же ускоряется, и спустя несколько секунд я и Диего стоим лицом к лицу с моим бывшим парнем.
– Грейс, не передать словами, как тебе сейчас трудно, но ты же знаешь, что мы все с тобой? – сегодня, блядь, все решили сказать это? По факту они исчезнут сразу же после панихиды.
– Не стоит, – бурчу я и тут же перевожу взгляд на Диего, реакция которого волнует меня больше, чем незваный гость.
Глаза Диего мечутся между нами. Он недоумевает, но тут же карие глаза приобретают чёрный цвет – он, наконец, понимает что к чему.
– Так ты, значит, Арчер, – с призрением выплевывает он.
Мой бывший перестаёт смотреть на меня, удостоив вниманием Диего.
– Да, это я, а мы знакомы? – он не глуп и понимает с каким тоном и намерениями говорит с ним Диего, но старается держаться максимально интеллигентно, как и учат в высшем обществе.
Диего сжимает мои пальцы, и я практически пищу от боли.
– К счастью, нет, мы, мать твою, не знакомы.
Арчер хмурится и продвигается ближе вперёд.
– А я так понимаю, ты тот, в кого влюблена Грейс? – он с ног до головы осматривает Диего, – она не могла настолько отчаяться.
– Она отчаялась, когда встретила тебя. Но ты снизошёл и порвал с ней.
– Откуда ты… – Арчер кидает на меня недовольный взгляд и возвращается к Диего, – мне наплевать кто ты такой, мне нужно лишь поговорить с Грейс, так что уйди с дороги и не мешай.
Диего дёргается в моих руках. Я начинаю переживать ещё сильнее, но по-прежнему в ступоре молчу.
– Мы и не обсуждаем кто я такой. Какая это вообще разница, Аче…
– Я Арчер, – рычит тот.
– Ха, да? Похрен.
Не в силах дальше слушать это, тем более Арчер и Диего уже на исходе, поэтому я тяну последнего на себя.
– Диего, пожалуйста, только не сегодня, – молю я его. Он расслабляется и позволяет мне тащить его.
Арчер выскакивает перед нами.
– Нам надо поговорить, – настойчиво повторяет он, но уже для меня, а не для Диего.
– Иди нахрен, – Диего вырывается из моих рук и сталкивается лбом с Арчером. Тот не дрожит и не задерживает дыхание от предстоящей битвы.
Да что за день то такой?
– Диего, пожалуйста.
Он игнорирует меня.
– Давай, Доменик, иди к Грейс, ты же умный пёсик.
– Ты хочешь, чтобы твоя смазливая рожа выглядывала у тебя из задницы? Потому что именно это я собираюсь сделать. Грейс, ты позволишь мне?
Чуть я открываю рот, Арчер перебивает меня:
– О, надо же, какой ты послушный пёсик. Даже разрешение спрашиваешь. Идём, я дам тебе лакомство.
Губы Диего растягиваются в ехидной улыбке.
– Тебя удивляет то, что я поинтересовался у своей девушки можно ли мне выбить все дерьмо из её бывшего парня?
Он специально выделяет интонацией слово «бывший», выводя Арчера из себя. Мой более—менее мудрый и взрослый Диего потерялся где-то в тундре, давая волю этому парню, который смотрит на Арчера с самой сексуальной, но опасной улыбкой.
– Я хочу поговорить со своей девушкой…
– Бывшей девушкой.
– Пошёл к черту, грёбаный эмигрант, – зло кричит на него Арчер, и я встаю между ними.
– Всё, хватит, имейте совесть. Хотя бы немного, – я глазами указываю на прохожих, которые идут в церковь на прощание с Аланом, попутно смотря весь этот спектакль, – Арчер, у тебя есть минута.
Он сжимает челюсти, разгибая и сгибая пальцы.
– Сначала давай отойдём или прикажи своему… этому мужику уйти, – с неприкрытым отвращением блюет Арчер, на что Диего закатывает глаза.
– Может, мне задницу тебе поцеловать, а?
– А давай, целуй.
– Ублюдок, – шипит Диего и вновь кидается на него, но я преграждаю ему путь.
Кладу ладони на его грудь, которая тяжело вздымается, и заставляю посмотреть на меня.
– Пожалуйста, всего минуту, а потом я больше никогда не увижу его. И ты тоже.
Он испытывающее смотрит на меня, но сдаётся и отступает. Как только Диего отходит на несколько футов от нас и достаёт сигарету, Арчер, наконец, говорит:
– Я-то думал, что ты шутишь, пытаешься заставить меня ревновать.
– Зачем мне это? – с недоумением спрашиваю у него, глядя на своего Фуэнтеса. Что за горячий красавчик, да ещё и бунтарь. Боже, как я его нашла?
Арчер что-то ворчит себе под нос, но я даже не напрягаюсь, чтобы расслышать.
– Мне жаль, что так вышло… это большая потеря для тебя, нас…
– Ага.
– Это всё? То есть… я приехал.
– И? Вообще, зачем ты приехал?
Арчер хлопает глазами.
– Алан умер. Наш друг, наш общий друг, он – мёртв.
– Да неужели? А без тебя я не знала, – голос срывается, когда я кричу это ему в лицо. Краем глаза замечаю, что Диего приходит в движение и идёт в нашу сторону, но я останавливаю его, – Арчер, что тебе нужно? Говори и попрощаемся.
Он вздыхает и нервно теребит пуговицу своего пальто.
– Наши родители хотят, чтобы…
– Нет, – перебиваю его, – можешь не продолжать. Мне это не интересно.
Он говорит что-то ещё, но я уже не слышу. Я цепляюсь за руку Диего и иду в церковь, оставляя своё прошлое в виде Арчера позади.
Каждый в церкви держал в руках по темному цветку, сохранял холодное лицо и стоял ровно, будто в строю. Заметив своих ребят, я не пошла в их сторону. Сегодня я не достойна их поддержки. Скользнув взглядом по ним, я увидела впервые грустного Оливера, который обычно шутил, пел песни, смеялся; заметила и плачущую Донну, которая стояла среди парней команды по лакроссу рядом со своим другом; Саманта уже дошла до ребят и стояла рядом с Полли, на лице которой застыла маска ужаса. Какого это, терять любовь?
– Сегодня мы все здесь собрались, чтобы попрощаться с Аланом Джонасом. Каждый может высказать всё, что считает нужным, чтобы проводить его, почтить память о нём, – сказал священник и отошёл в сторону, давая возможность родителям Алана пройти к стойке рядом с гробом.
– Алан всегда был особенным ребёнком, – раздался грустный голос женщины. Страдания и боль так и сочились из её голоса, – он всегда отличался своим особенным мышлением, мыслями, идеями. Все, кто знали его, знают, о чём я говорю, – тихие голоса согласились с ней, вспоминая всё лучшее, что было в Алане.
Белла запнулась, достала платок из пальто и спрятала в нем своё лицо. Послышались её душераздирающие рыдания.
– Очень сложно хоронить близких, а особенно тяжело родителям хоронить своих детей. Мы не ожидали, что такое случится с нашей семьёй. Мы всё ещё живём в каком-то вакууме. Прости нас, Алан. За то, что мы где-то были ужасными родителями. За то, что где-то упрекали тебя. За то, что бывало, не слушали тебя. Мы любим тебя, сын. Ты навсегда в нашей памяти, – в слезах сказал Логан. Он положил свой цветок на крышку гроба и взял цветок из каменной руки Беллы, чтобы сделать то же самое.
Взявшись за руки, они отошли в сторону, утирая друг другу слёзы.
Следующими вышли ребята. Каждый из них был готов выразить всё, что накопилось в наших сердцах с уходом Алана.
– Это полный пиздец, – выругался Оливер, – простите, святой отец, – извиняюще улыбнулся Оливер священнику, на что тот кивнул, – следует начать с того, что Алан был, прежде всего самым отличным другом. Он всегда был рядом, когда были такие моменты, когда дерьмо сочилось изо всех дыр. Простите, святой отец.
– Оливер, – рявкнула на него Саманта, наступив ему на ногу.
– Чувак, мы познакомились с тобой, когда ты пришел в команду пробоваться в капитаны. И, чёрт, я тогда подумал: «Нифига он многое о себе возомнил. Новичок решил стать лидером. Что за хрень!». И я чертовски сожалею о том, что подумал так, потому что ты лучший игрок в лакросс. Спасибо тебе за все. Навсегда в нашей памяти.
Оливер прошёлся к гробу и опустил цветок.
Протерев лицо и убрав лишние пряди, которые мешали говорить, Саманта задрожала, чуть улыбнувшись.
– В тот день я рассталась со своей девушкой. Шла по коридору кампуса с разбитым сердцем. Помнишь, как я врезалась в тебя, и ты уронил телефон. Не помню, разбился он или нет, это не так важно. Главное, что ты даже не накричал на меня, как это сделал бы другой парень. Ты даже спросил у меня, почему я плачу, проводил до комнаты, шутя по пути, чтобы развеселить меня. И у тебя получилось, ведь я не ревела с того дня ни разу. Спасибо тебе за то, что ты появился в моей жизни, и жаль, что ты исчез из неё.
Сам уткнулась носом в грудь Оливера и истошно зарыдала, пока тот пытался её успокоить, хотя у самого из глаз прыснули слёзы. Место рядом с гробом заняла на дрожащих ногах Полли. Бледное лицо сверху прикрывал капюшон толстовки под расстёгнутой курткой. Её волосы вовсю трепал ветер, и если раньше она бы взвизгнула из-за испорченной укладки, то сейчас она с пустотой в глазах смотрит вдаль. С минуту она молча стояла на месте, не шевелясь, пока её скрипучий, от долгих криков, голос не раздался:
– Мы познакомились в спортивном лагере. Ты был самым красивым парнем, да и всегда останешься таким. Забавно, что первая наша встреча произошла тогда, когда ты был без своего сердца – без Грейс. Я увидела тебя таким, какой ты являешься вдали от неё и, Боже, было больно признавать, что тебе лучше с ней. Но это не помешала мне влюбиться в тебя… я вечно крутилась вокруг тебя, пытаясь заставить тебя заметить меня не как друга, а как девушку, но все было напрасно. Знал бы ты, как сильно мне было больно, и насколько сильно я возненавидела ту, что видела только по фотографиям, которые ты мне показывал перед сном, когда клал её фото под подушку и рассказывал мне ваши приключения. Как же я тогда безумно хотела стать Грейс. И вот я поступаю в Принстон и тут – ты. Иисусе, я думала, что это – судьба. Ровно неделю мы были вдвоём. Ходили в парк, в кинотеатр, в кафе, играли в приставку. А потом приехала Грейс и бум – меня уже нет. Нет, я была, но не на первом месте. Как же я ненавидела Грейс, потому что я видела почему, ты её любил. Да, она классный капитан, хорошая подруга, пусть и сучка, простите святой отец. Я хочу попросить у тебя прощение, Алан, за то, что моя любовь к тебе сделала меня слабее. В последний раз, когда я тебя видела, ты сказал мне то, что я должна была услышать давно. Поэтому теперь ты должен знать, что я не ненавижу Грейс. Она классная, и кто, как не ты, знает об этом. Алан, спасибо тебе за то, что разрешил мне влюбиться в тебя…
Каждый смог что-то сказать от себя в память тому, в честь кого мы здесь все собрались. Плавно очередь закончилась, а священник оповестил нас, что через десять минут мы должны будем «отпустить» Алана. И все в этот момент посмотрели на того, кто ещё не сказал ни слова с начала панихиды. И этот человек – я. Когда десятки пар глаз устремились в мою сторону, мне стало страшно от самой идеи выйти вперёд. Я не смогу, и я знаю это. Но они так не думали. В поиске помощи я судорожно скользила глазами по толпе людей. Дедушка кивнул мне, подняв кулак вверх. Он верит в меня. Бабушка ответила мне тем же, нежно улыбнувшись. Она тоже верит в меня. Диего, Мария и Ром шепнули слова поддержки. Они также верят в меня. Оливер, Саманта, Донна и родители Алана улыбнулись мне. Они верят в меня. И последний человек, чья поддержка мне нужна была сейчас, наверное, больше всего, была Полли. Она стояла в самом конце и смотрела прямо мне в глаза. Усмехнувшись моей трусостью, она указала взглядом на пустующее место, которое так и ждёт меня, рядом с гробом и шепнула:
– Ты сможешь, трусиха.
И я смогла. Взяв цветок, я встала лицом к мемориалу, где была его фотография, чтобы обращаться именно к Алану. Прочистила горло и начала:
– Вы когда-нибудь теряли человека? Не просто человека, с которым вы сидели за одной партой на уроке химии или который уступил тебе место в метро. Близкого человека. Если да, то вы точно знаете это чувство пустоты, будто кто-то вырвал ваше сердце, печень, почку, желудок – разницы нет, потому что в конечном итоге вы всё равно останетесь без частички себя. И этот кто-то, что внедрился в ваш организм и разрушил вас, – тот самый человек. Тот, с кем вы были вместе и в горе, и в радости. Тот, с кем ты мог поговорить обо всём, не беспокоясь о том, что тебя осудят. Тот, кто был с тобой всегда, и пусть не рядом, но в голове, в сердце он был. А теперь его не стало. Ваша жизнь больше не будет такой как прежде, потому что нет этого пазла, без которого картина потеряла все краски. И тогда в душе наступает зима после долгого лета. Ничего больше не будет вас греть.
Однажды ты сказал мне, что у каждого человека есть тот, без кого твоя жизнь – жалкое существование без смысла, предоставляющее только путешествие по миру в поиске того, что заполнит ноющую дыру в груди. Помнишь, что я тогда ответила тебе? Свято место пустым не бывает, людей всегда можно заменить другими людьми. Так вот, Алан, я – идиотка. Я никогда не смогу заменить тебя никем и никогда. Мы познакомились с тобой, когда была совсем детьми. С того момента мы были неразлучны вообще. Нас даже называли Чип и Дейлом, помнишь? Я помню… Ты показал мне, что такое настоящая дружба, а не жалкий лепет пустых слов. Ты привёл меня на тренировку по футболу, и это стало одним из смыслов моей жизни. Мы так редко ссорились, что я вообще не помню такие моменты. Хотя… нет, помню. Ты сказал мне, что Скуби-Ду и Шегги глупые и бесполезные персонажи мультика. Время уже подходит к концу, а я всё ещё не могу остановиться, потому что так тяжело отпустить это всё, знаешь ли. Священник уже стучит меня по плечу, приятель, так что это конец моей тирады. Спасибо тебе за то, что появился в моей жизни. Спасибо за то, что всегда был со мной. Спасибо тебе за то, что ты существовал… Мне жаль, что я так и не сказала тебе самые главные слова: я люблю тебя. Я безумно сильно люблю тебя, Алан. Покойся с миром, мой самый лучший друг. Я никогда не забуду тебя, потому что отныне ты – моя звезда над головой, которая будет освещать путь этой дерьмовой жизни, которая станет таковой без тебя.
Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как панихида закончилась. Гроб Алана закопали, а цветы положили на мемориал. Все уже ушли: кто в слезах, кто, дрожа от холода, кто рассуждая на тему того, почему такой лучезарный парень покончил жизнь самоубийством. Я попросила оставить меня здесь посидеть ещё немного. Сев на мраморную плитку, я обняла себя руками, устремив взгляд куда-то вдаль, пока до меня не донёсся звук рядом. Дрожащая от холода Полли возвышалась надо мной, держа в руках белый конверт.
– Хочешь замёрзнуть насмерть?
Я подняла на неё опухшие глаза, встретившись с точно такими же красными глазами.
– Было бы неплохо.
– Плохая попытка.
– Я даже не пытаюсь. Какой теперь толк.
– Грейс, ты сильнее нас всех вместе взятых. Сколько ты уже пережила в этом чертовом Принстоне? Просто дай себе отпустить его, он хотел бы этого. Мне жаль, правда. Ты не поймёшь, чем я руководствовалась, но ты должна знать, что я до последнего была за тебя, ведь это твоя жизнь и твои отношения. Я видела, что ты не давала ему ложные надежды, Грейс. И я не говорила Алану про вашу связь с Диего. Он сам увидел, а потом спросил меня, и я просто растерялась.
– Мне сейчас не хочется разбираться со всем этим дерьмом. Его все равно не вернуть, так что уходи, и дай мне побыть в одиночестве.
Эта дура, кажется, не понимает с первого раза, потому что она не сдвинулась с места. Вспыхнув от злости, я уже была готова встать и выкинуть её отсюда, но она быстро протянула мне конверт.
– Что это? – я постаралась вложить все недовольство в голос, разглядывая кусок бумаги.
– Письмо Алана, которое он передал в тот день.
– Ты последняя, кто его видел из нас?
– Да, – кивнула та.
– То есть ты, блядь, знала, что он написал предсмертное письмо, и молчала? – орала я ей в лицо, подскочив и схватив её за воротник куртки.
Но она даже не пыталась вырваться.
– Я не читала письмо. Если бы я прочла, то исправила это. Ты даже не представляешь, как меня терзают мысли из-за того, что я поступила благородно и не стала читать чужую переписку. Мы всё виноваты в его смерти.
Не став дальше слушать её, я схватила конверт, разорвала его и вынула письмо. Черные буквы, написанные рукой Алана, ударили мне в сердце острыми кинжалами. Хватая ртом воздух, я провела рукой по листку и начала читать.
«Дорогая Гри,
Если я скажу тебе, что уже давно думаю о том, что хочу умереть, то ты мне не поверишь? Ты всегда видела меня улыбчивым, веселым. Да, я хотел, чтобы ты запомнила меня только таким. Но в последний момент сорвался, прости. Надеюсь, что ты будешь помнить меня не ревнивым идиотом, а крутым лучшим другом.
Я давно потерял смысл жизни. Каждый день перестаёт удивлять меня, заставлять проживать дальше и дальше. Мне казалось, что это заезженная пластина, которая уже истрепала своё. Так оно и оказалось. Никогда не вини себя в этом. Думаю, что я сам виноват. Пора раскрыть себе все карты, да, солнце?
Я любил тебя с самого первого дня, как увидел тебя. И люблю до сих пор. В моём сердце всегда была лишь одна любовь – любовь к тебе. Быть твоим лучшим другом было для меня пыткой, но я знал, что не могу иначе, ведь, выразив тебе свои чувства, потеряю тебя. А без тебя я – не я. Когда ты ушла из моей жизни, то стало все ещё хуже. Я – эгоист, который надеялся на то, что ты будешь только со мной. Но ты полюбила другого. И я рад за тебя, пускай это и сломало меня окончательно. Никогда не перечитывай это снова: это бред слабого человека. Я настоящий трус и слабак. Единственное, что мучает меня, это то, что вы все врали мне. Но уже сейчас я понимаю, что сам вынудил вас врать мне. Это последние строчки моего прощания.
Обещай мне, что никогда не позволишь родителям влиять на тебя. Обещай мне, что впустишь в свою жизнь бабушку и дедушку. Они заслужили счастье. Обещай мне, что не отпустишь свою любовь. Обещай мне, что будешь помнить меня, как самого лучшего друга. Я люблю тебя. И всегда буду любить.
Не думай о встрече со мной на том свете, в другой жизни. Я тот самый ублюдок, который попадёт в ад. А твоё место в раю, Грейс».
Если бы я не подняла голову, то лист с письмом скорей мог разложиться в моих руках из-за слёз или его можно было выжимать, как полотенце после стирки. Солнце лупило даже в закрытые глаза с такой силой, что я не могла не поморщиться, но в какой-то момент я словно почувствовала присутствие Алана рядом, будто он и есть моё солнце, которое теперь может согревать меня в такие морозные дни. Как же хочется оказаться не на лавочке среди могил, а на лекции, где он сторонится профессора, посягающего на его задницу, или обнимает меня, чтобы этот же профессор отстал от него, приняв нас за пару влюблённых. Собрав остатки последних сил, которые, как, оказалось, ещё остались в моих раздробленных костях, я опустила голову, втянула морозный воздух и открыла глаза. Я ошибалась, когда думала, что этот день худший. Вовсе нет. Оказывается, бывает ещё хуже, потому что три пары глаз в виде отца, матери и Арчера смотрели на меня через несколько могил.
