Джули Дейс
Наши границы
Глава 15
Смотря в зеркало, я то и дело морщила нос. Уверена, предложение именно такого костюма для меня поступило от сучки—Полли. Наблюдая за мной, Сам хмурилась и сдерживала рвущийся наружу смех, чего не сказать о её плюс один в виде Бейкер, которая в открытую довольно растягивалась в улыбке, готовой выдать злобный смех.
– Вы, Блядь, прикалываетесь? – прошипела я.
– Скажи спасибо, что я не взяла костюм вагины или члена, – язвила в ответ Бейкер, за что я стрельнула в неё раздражённым взглядом.
– Грейс, но это же весело! – воскликнула Сам.
– Быть самой стрёмно ощипанной индейкой на Хэллоуин – весело?
– Да, – закивала она.
– Да у меня, вашу мать, кровь между ободранных перьев, это веселит?
Саманта прикусила нижнюю губу, вероятно, соглашаясь, что выглядит это отвратительно. Кроме того, что костюм потрёпан, он выглядит ужасающе. И это не то, что должно отпугивать мертвецов, а то, что их только рассмешит и они все потянутся за мной. Данный костюм будто каждый год берёт в аренду идиот, который считает его забавным и крутым. Либо в этом году он слегка опоздал со своей извращенностью, либо нашёл костюм прокладки.
Спешно обдумывая все варианты, которые я могла воссоздать в течении десяти минут, на ум приходила только какая-нибудь невеста Дракулы, костюм которой наверняка будет на каждой второй обделённой воображением и фантазией. Но лампочка в голове всё же вспыхнула:
– Дайте мне пять минут.
Кивнув, Сам подхватила руку Бейкер и вытащила их из комнаты.
Ринувшись к шкафу, я спешно перебрала всю одежду, найдя в гардеробе нужную ярко салатовую юбку-карандаш выше колен, за которой следом с плечиков слетел приторно розовый топ, оголяющий живот, в дополнение к одежде, я прихватила белые массивные туфли. Перекинув светлые локоны волос на одну сторону и подколов их так, что теперь они напоминают объём, я подкрасила глаза жёлтыми тенями и провела линию, сделав белые стрелки, придав губам розоватый оттенок под их реальный цвет.
Теперь через отражение в зеркале, на меня смотрела кукла Барби или девочка, которая ещё не вышла из восьмидесятых или девяностых годов. Мысленно, я дала себе пять за то, что всё-таки взяла эту одежду, хотя носила только топ и тот на тренировку в зал.
Распахнув дверь, я сделала шаг в коридор, привлекая к своей персоне абсолютно всё внимание, к Сам и Полли успели подключиться Оливер и Алан, которые распахнули глаза увидев меня. Лицо Саманты будто загорелось без слов говоря о том, что мой образ идеален, в то время как Бейкер фыркнула и отвернулась.
– Чёрт, Гри, да это просто охрененно! – выдал Алан на одном дыхании.
– Спасибо, – вежливо улыбнулась я, – у меня было пять минут.
– Да я готов оттарабанить тебя за ближайшим углом! – добавил Оли, на что я закатила глаза. Оливер всегда останется пошлым придурком, – зачем нам конфеты, когда среди нас конфетка!?
– У тебя когда-нибудь было с девушкой? – перебила Сам Оливера, – я хочу стать твоей первой.
– Мария присоединится к нам на вечеринке, – махнула я головой в сторону выхода, игнорируя продолжение в виде поигрывания бровями от Оливера, и намёки от Сам, – поэтому вперёд.
Преодолев путь от кампуса к дому братства, где должно пройти сие мероприятие, впрочем, как и все остальные, я вылезла из машины и потянула подол юбки ниже, потому что он успел прилично собраться чуть ли, не оголяя те места, которые показывать я не горела желанием.
Если там будет Диего, то ты покажешь не только это, – подшучивало моё бесячее «я», на выходку которого второе «я», закатило глаза и скрестило руки под грудью.
Она умная девочка и больше не должна позволять вешать себе лапшу на уши, – фыркнуло в ответ моё любимое «я».
У меня уже не раздвоение личности, а разтроение, и я не знаю, награждать ли благодарностью за это Диего или сказать спасибо той сучке, двинувшей мне с локтя на поле. В любом случае, как утверждают психологи – разговоры с собой иногда полезны.
Ага, для шизофреников, – кивнуло раздражающе «я».
– Ты идёшь? – окрикнули меня друзья, вырывая из препираний самой с собой.
Глаза сфокусировались на кучке людей, которых я уже могу назвать друзьями, кроме, конечно, сучки—Полли, даже Мария присоединилась к ним. И все эти несколько пар глаз смотрели на застывшую посередине дорожки меня, словно я отшибленная идиотка, в которую ткнула своим замораживающим копьём Колдунья из Нарнии. Сориентировавшись в пространстве, я кивнула и прошагала мимо компании, с интересом наблюдающей за мной. Даже Алан смотрел на меня с каким-то непониманием. Да я и сама не совсем понимаю кто я, где я и что со мной, чёрт возьми, происходит. Я потихоньку схожу с ума.
Как всегда, дом был перевёрнут вверх дном: куча напившихся студентов в различных костюмах, начиная букашками, завершая картину различными вампиршами, ведьмами и зомби в разорванной одежде. Хотя, один парень сразу пленил моё сердце своей фантазией, потому что обмотался туалетной бумагой, словно мумия. Очень незамысловато и тупо с его стороны, но идея гениальная и малозатратная, разве что он оставил братьев без туалетной бумаги как минимум на неделю, хотя, даже на парочку дней. Только Бог знает, сколько их тут проживает.
Что самое интересное – в доме не было ни одного человека без костюма. Видимо, тут жёсткий дресс-код на сегодняшний вечер. За столешницей руководил осьминог, только успевая пробегаться бутылкой водки по стаканчикам, больше разливая спиртное, чем наполняя им стаканы. Возле него пританцовывал таракан, лапки которого дрожали в танце и смешили двух разукрашенных невест Чаки. Эти девицы явно не утруждали себя на тему трактования слова воображение. Взгляд тут же перешёл на друзей, среди которых был Супермен в виде Алана и Бэтмен в виде Оливера. Рядом свою белую длинную косу парика наматывала Мария в образе Сэйлор Мун, юбка которой едва прикрывала бёдра, по одну руку от Марии, толпу рассматривали Сам и Полли в образах ангела и демона. Второй очень шёл её костюм, прям-таки Сатана выкарабкался из-подземелья. С сегодняшнего дня нарекаю её новыми именами – Аббадон и Нагдиэль. Именно эти демоны олицетворяют разрушение и сеют раздор, что присуще Бейкер, если брать в основу последние проведённые выходные.
В этот вечер, я решила не награждать своё сознание и тело алкоголем. В прошлый раз из этого не вышло ничего хорошего. Развлечь себя можно будучи трезвой.
Но друзья так не думали, рука Оливера успела ухватить мою и вернуть назад, когда я уже сделала шаг самопровозглашенному танцполу.
– Далеко собралась, киска? – прикрикнув, усмехнулся он, – у нас другие планы.
– Фу, больше никогда не употребляй это при мне, поморщилась я.
– Идём, – махнул головой друг в сторону диванчиков, где уже разместились некоторые друзья среди незнакомцев.
– Бутылочка или у кого-то есть другие идеи? – обратился к собравшимся парень с чёрной шевелюрой на голове и серьгой в правой мочке уха.
Среди вариантов: правда или действие, бутылочка, десять вопросов, семь минут в раю, монеткой и пив-понгом, прозвучал громкий голос Полли:
– Я никогда не…
С которым все обоюдно согласились. Очень часто люди забывают про эту тупую игру, где правило не лгать, но никто не сможет поймать тебя на лжи.
– И как в неё играть? – фыркнула какая-то брюнетка, оглядывая толпу поверх краев стакана.
– По очереди каждый, к примеру, говорит: я никогда не напивался до поросячьего визга и не блевал в такси, и тот, кто это не делал – пьёт, а тот, кто делал – не пьёт. Понятно? – выгнула бровь Полли, смотря на оппонентку с каким-то вызовом.
– Я никогда не прогуливала лекции, – довольно заулыбалась брюнетка, и все дружно посмотрели в наполненные стаканчики, потому что невозможно не прогулять хотя бы одну лекцию.
В моих руках тоже был стаканчик с алкоголем, который вручил Оли, найдя для нас местечко. Надеюсь, все будут говорить то, что я делала и спиртное не тронет моё нутро.
– Я никогда не занималась сексом с девушкой, – подала голос Саманта, после чего с довольным видом осушила стаканчик.
– Ты, мать вашу, лесбиянка, что за нахрен? – загоготал Оливер, – и какого хрена ты выпила?
– Я просто хотела пить, а вы начали с детской хрени, – закатила глаза подруга с торжественной улыбкой на губах.
– Ладно, я никогда не трахался с двумя сразу, – поднял свой стакан тот парень, который был инициатором игр. Проглотив выпивку, как и остальные, кроме двух девушек, щеки которых загорелись, а сами они начали придумывать оправдания.
Горло зажгло дешёвое поило, как только жидкость поступила на язык. Автоматически лицо сморщилось, но мне известно, что это лишь начальный эффект, потому что со временем я буду вливать по венам его цистернами напрямую через капельницу.
– Да заткнитесь вы, всем срать, с кем вы трахались, хоть пятеро одновременно, – фыркнул сосед кудрявого.
Они что, собираются играть честно? – поморщилась во мне фальшивая Грейс, — мы ведь не собираемся делать это честно?
В этом и есть суть игры, – запротестовала совесть, которую легко подавила ложь одним взглядом.
Никто не будет играть честно, если это касается чего-то личного.
– Я никогда не бегала голой по школе, – улыбнулась Мария, поднимаясь стаканчик в воздух, явно специально выдав такое изречение.
Каждый из толпы выпил спиртное с довольным лицом. А моё лицо ещё и приобрело бледный оттенок, когда напротив нашего места, свободный квадрат на диване занял Диего. Красная ёмкость вмиг задрожала в моей ладони, хотя я изо всех сил старалась не терять самообладание.
– Я никогда не трахался в аудитории, – провозгласил Оли, на что я закатила глаза и вновь обожгла горло противной жидкостью, в то время как Оливер был единственным, кто держал стакан в воздухе.
– Господи, как ты смог? – фыркнула какая-то блондинка в костюме Золушки, но в глазах её читался детский восторг.
– Она – твоя в ближайшей аудитории, – прошептала я, на что получила широкую улыбку от друга, а блондинка посыл пошлого намёка в свою сторону.
– Я никогда не любил, – рассек воздух стаканчиком блондин напротив.
Подняв свой дрожащими руками, я вновь сделала глоток новой жидкости, которая обожгла гордо так, будто я глотала чистую щёлочь. Я любила. Но зачем-то осушила стакан, который не должен был лезть в желудок, убивая не только печень, а заодно калечил душу. Глаза моментально обратились к Алану, который держал свой и смотрел на меня с разочарованием. Я лгала и была честна одновременно.
Одно имя – Арчер. И я сломана.
За ним следует второе, которому принадлежит диван напротив. Я не могу утверждать, что люблю Диего, потому что не знаю его. Я люблю его таинственность, но что ощущаю к нему самому?
К моему счастью, остальные вопросы были настолько тупые, что мерзкое поило больше не попадало мне в рот. Я осталась абсолютно трезвой, чему определённо радовалась каждой капелькой чистого разума.
Я настолько абстрагировалась и ушла в собственные размышления, периодически смотря в сторону Диего, но лишь на долю секунду, будто это было ненароком. Я уделяла ему ничем не больше невербального внимания, как и всем остальным.
И до тех пор, пока до разума и до ушей не дошло то, что стало ведром ледяной воды, я держалась вполне непринуждённо. Но буквально секунду назад, сучка Бейкер выдала:
– Я никогда не трахалась с тренером.
Проглотив ком в горле, я победно, но лживо улыбнулась и вальяжно поднесла стаканчик к губам, осушив его до дна, при этом, не сводя глаз и не моргая, я смотрела на сучку, бросившую это дерьмо. Даже Диего померк на её фоне, но краем глаза я заметила, что он не сделал глоток, а, следовательно, в его жизни подобное случалось. Тишина стала оглушительной. Секунду назад, компания веселилась, но все разом заглохли, такое чувство, что тарелка ди—джея съехала и разорвала контакт с колонками.
– Поздравляю, Бейкер, ты снова испортила выходные, – поставила осушенный стаканчик на заляпанный журнальный столик я, – впрочем, ничего необычного. Продолжай в том же духе, у тебя отлично не получается влюбить в себя предмет собственных воздыханий. Со временем, твой яд станет ему омерзителен.
Откланявшись от друзей, я внедрилась в толпу и, закрыв глаза, задвигалась в танце под грохочущую по барабанным перепонкам музыку. Состояние расслабления пришло не сразу, но оно взяло своё начало, расслабляя физическую оболочку. Танцы можно считать за спорт. Я ведь двигаюсь, выбрасываю адреналин и эмоции, получая в ответ волну эйфории и облегчения.
Не знаю, сколько я могла шевелиться ещё, если бы не знакомый взгляд, помогающий глазам открыться и взглянуть в сторону, откуда чувствовалось внимание.
Диего.
И в тот момент, когда я отвела глаза, заставило тело передернуться, потому что на его коленях сидела именно та самая девушка, которую он назвал шлюхой на один раз. И его чёртовы руки, обнимающие меня ночью, сейчас находятся на её ягодицах. Тёмные волосы девушки, были повязаны в парочку хвостиков, которые болтались в разные стороны, а костюм напоминал тот, что на Марии, но открывал её задницу всем присутствующим больше необходимого. Её шевелениях на его коленях, ноги, сжимающие его внешнюю сторону бедра и руки, блуждающие под футболкой. Дыхание у меня сбилось, но я каким-то чудом, я заставила себя отвернуться и продолжить танцевать с кучей битого стекла в горле. До чего же я была отвратительна самой себе.
Но ещё ниже я пала тогда, когда позволила какому-то парню в костюме Рембо положить на свои бёдра ладони. Со временем я поймала себя на мысли, что мне стало даже весело. Передо мной охрененно сексуальный парень в чёрной майке, оголяющей грудь и потрясающие мускулы, который строил смешные рожицы и подпевал песням, отдаваясь музыке и мне целиком.
Наши бурные танцы завершились тем, что его язык проник в мой рот, а живот почувствовал готовое к труду и обороне достоинство. К чему я совершенно не была готова, но позволяла ему обвить свою талию и скользить языком по губам. И целовался он также отпдано, как и выглядел. Я отдалась бы ему легко и просто, если бы не одно но, занимающее место на диване с той самой шлюхой, которая касается его там, где касалась я, целует то, что целовала я. Издав рык, я прикусила губу незнакомца лишь раззадорив его нрав. В эту же секунду он потянул меня за собой из толпы убитых алкоголем или наркотиками.
Всё произошло слишком быстро, но я на всю жизнь запомню тот тяжелый взгляд на своей спине, подаренный мне напоследок.
– Извини, мне нужно в туалет, – быстро выдала я, когда парень начал пробираться сквозь студентов, вероятно, к спальне, где решил оприходовать меня.
– Вторая правая дверь прямо по коридору, – остановился он, посмотрев на меня карими глазами, – жду тебя в паре дверей от неё.
Кивнув, я быстро проскользнула в маленькую комнату, которая уже была заблевана десятками человек. Уверена, этому дому поможет только снос и тотальная зачистка для нового, чтобы вытравить все хламидии. Вытерпев небольшое количество времени, я высунула голову в проём и проверила путь на чистоту. Я не собираюсь трахаться с каким-то идиотом на студенческой тусовке.
Даже если этот идиот чертовски сексуальный? – злобно похихикивало бесячее «я».
Я делаю это не из-за Фуэнтеса, – старалась убедить саму себя я, – а только из-за того, что никогда не стану шлюхой, которая раздвинет ноги в студенческом братстве.
Проскользнув вдоль стен братства, я успела зацепить ошарашенный взгляд Оли, который был удивлён не тем, что я пытаюсь от кого-то скрыться, а тем, что скорей всего наблюдал картину с тем незнакомцем. Смотря на меня поверх красного стаканчика, он не двигался, словно отслеживал добычу. Поднеся указательный палец ко рту, я показала знак того, чтобы он молчал, взамен получив слабый кивок.
Как только ноги вынесли меня на улицу, а холодный ветер резко бросился в лицо, поднимая холодом всех мурашек по коже, я сжалась в три погибели и зашла за угол дома, где единственным нарушителем тишины были долбящие колонки в доме. Казалось, что кирпичные стены вот-вот начнут разваливаться по одному из-за напора и силы децибел.
Опираясь спиной на леденящие стены, я откинула голову к звездному небу и закрыла глаза. Абсолютно плевать, простыну ли я, холодно ли мне, я чувствую себя дерьмом по двум причинам: я позволила случиться поцелую, но в этом моим вспомогателем стал гнев на Диего, на руках которого танцевала та шлюха, которую он, будь он проклят, драл в туалете; вторая причина была проста – я чуть ли не переспала с каким-то идиотом. Да, секс – это всего лишь секс, я никогда не придавала ему большее значение, чем плоские утехи, но не с человеком, имя которого мне даже неизвестно, как и он сам.
– Довольна? – нарушил уединение голос Диего, который уже привык подбираться ко мне незаметно. По этой причине, я даже не дрогнула и не раскрыла глаза.
– Чем?
– Потрахалась с ним?
– Не суди людей по себе, – горько засмеялась я.
– А для чего тогда было это шоу? Для меня? Я оценил.
Сарказм в одночасье сдавил горло, и я начал набирать обороты, пока по щекам не покатились слёзы от смеха, а я не согнулась пополам. В эту минуту, я напоминала истеричку, но было так плевать, что даже не описать словами. Конечно, он подумал, что я кувыркалась с тем парнем, дабы отомстить ему. Но всё пошло не по его плану.
– Господи, ты серьезно думаешь, что я целовалась с ним из-за тебя? – смеялась я, откашливая слова, – очнись, Фуэнтес, я целовалась с ним, потому что он, мать вашу, чертовски сексуальный, – смех быстро перешёл в твёрдость и серьёзность, – и не придавай себе большое значение в моей жизни. Я не трахалась с ним. Я – не ты, пойми уже. Ты можешь завалить всех шлюх мира, но у меня даже глаз не дёрнется. Мне просто плевать. Ты можешь дальше топить себя в алкоголе, одноразовом сексе или в чём-то подобном.
– Хочешь выставить себя шлюхой, то вперёд, – качнул он головой в сторону дома, на волосах которой играли блики тусклых уличных фонарей.
– Я просто веселюсь и отдыхаю, ничего личного, Фуэнтес.
– Ты ополоумела, – процедил Диего.
– С чего ты решил, что я делаю что-то из-за тебя или ради тебя? Очнись, твою мать. Мы не клялись друг другу в любви или верности. Запомни: женщина может быть верна только себе.
В эту же секунду его крепкая рука сомкнулась на моей шее, пригвоздив к стене, а глаза направились глубоко к мои.
– Запомни: женщина должна быть верна только одному мужчине – своему мужчине. Потому что она выходит замуж. Она – за мужем, – прохрипел он, после чего ослабил хватку. У меня не было и капли страха перед ним, я словно играла с огнём, получая прилив адреналина.
– Если твоя жизнь превратилась в геометрическую регрессию из-за того, что твоя суженая когда-то переспала с кем-то, то это только твои проблемы. Я верна только себе. У меня нет мужчины. И я не замужем. Поэтому прибереги свои нравоучения для кого-то другого.
Рука Диего вновь вернула меня к стене, а вторая обвилась вокруг талии, после которой его губы коснулись моей шеи, а плоть впилась в живот. Но я быстро отреагировала, положив ладони на его грудь и оттолкнув с такой силой, что он рыкнул и чуть ли не вписался в кусты. И Господи, как же я была благодарна своему самообладанию сейчас, которое не оставило шанса затуманиться разуму и позволить телу вновь воспользоваться собой.
– Я не стану твоей шлюхой.
Отстранившись от стены, я смахнула волосы с лица и бросила поверхностный взгляд на Диего, гордо зашагав в другую сторону от братства, словно дерьмо он, а не я. Но на самом деле в дерьме мы оба.
Глава 16
Как ни странно, но сегодняшнее утро было добрым, вопреки душевному угнетению и мрачным мыслям. Я вовремя встала, пришла в университет и заняла стол, когда аудитория ещё не наполнилась и половиной студентов курса философии.
Я люблю эту совершенно неточную науку, и в последнее время очень часто начала прибегать к её истокам. Термин философии означает «любовь к мудрости», а сам данный лекционный курс направлен на то, чтобы научиться размышлять. Вся философия строится на отсутствии логики и познании жизни со всеми её ценностями. Сократ говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю», именно данное крылатое выражение сопутствует моему образу жизни два месяца в Америке. Я, чёрт возьми, ничего знаю. Даже саму себя.
Стул рядом издал пронзительный писк, а довольное выражение лица Оливера могло выжечь всю аудиторию, настолько ослепительна была его улыбка.
– Я это сделал.
– Что? – выгнула я бровь, подставив кулачок под подбородок и повернув к нему лицо.
– Оприходовал ту блондинку в амфитеатре.
– Фу, – поморщилась я, – сейчас только девять утра.
– И что? – откинулся на спинку кресла Оли и скрестил руки за головой, раскинув локти в разные стороны, – мы случайно встретились у входа.
– Случайно, – закатила я глаза.
– И куда ты делась?
– Я тут.
– Ты понимаешь, о чём я говорю, Грейс. Я видел, как из дома вышел Фуэнтес, и тебя не было. Ты была на улице с ним, потому что ползла по стене к двери, будто ты хренов человек—паук.
– Ваш тренер может за раз выкурить пачку сигарет, откуда мне знать, где его носило, я просто сделала ноги.
– Ладно, пусть будет по-твоему.
– Чёрт возьми, – процедила я довольно громко, – почему как только меня и Фуэнтеса видят в одном помещении или мы оба отсутствуем, то обязательно находимся где-то вдвоём!?
– Прости, – через полминуты выдохнул Оливер, смотря на меня с сожалением, – грёбанный язык Полли.
– Я могу сказать, что трахаюсь с ректором, ты тоже в это поверишь? – сверлила я дыру в друге.
– Нет, – отрицательно покрутил головой Оливер.
– Тогда в чём, вашу мать, проблема!? – завопила я, – мне уже осточертели эти абсолютно беспочвенные подозрения. Когда вы поймаете меня за руку, то и окунайте носом в дерьмо, но сейчас просто заткнитесь и больше никогда не вставляйте меня и Фуэнтеса в одно проклятое предложение.
– Хорошо, успокойся уже.
Фыркнув, я с грохотом откинула на стол ручку и мысленно выбила в стене чёрную дыру собственными кулаками и взглядом. Проклятое хорошее настроение моментально испарилось, а гнев и раздражение сковали тело.
– Грейс, – тихо позвал меня Оливер, положив ладонь на плечо, – я не хотел, прости.
Сверкнув в него взглядом, я уставилась в стол.
– Серьёзно, я не думал, что ты отреагируешь на это дерьмо. Не обращай внимания на Полли. Я больше не заикнусь. Клянусь, Грейс, – поглаживал моё плечо большой палец, – и ты так сексуально и надменно на меня посмотрела, что я снова готов, даже могу побыть твоим рабом, моя госпожа.
Фыркнув, я насупилась и посмотрела на друга, улыбка которого вновь стала пошлой.
– Прекрати думать только о сексе.
– Не могу, когда ты сидишь напротив и так тяжело дышишь, я представляю совсем другое, – продолжал Оли, и моя ярость на него начала сходить на нет. И как у него это получается?
– Мы никогда не займёмся сексом, Оли.
– С чего бы это? – усмехнулся он, вновь расслабившись на стуле, смотря на меня с широкой улыбкой на губах.
– Потому что это испортит нашу дружбу, а я хочу с тобой дружить.
– Значит, ты считаешь меня другом? – пошевелил он бровями, и моя злость окончательно прошла.
– Да, но если ты не перестанешь постоянно говорить о сексе, то станешь бывшим другом, – закатила я глаза.
– Если я не лучший, то можешь считать меня бывшим.
– Ладно.
– Что значит ладно?
– Ты полу-лучший, – ответила я, когда уголки губ дрогнули в улыбке.
– Да ты, нахрен, шутишь!? Я – лучший. Это же я, – фыркнул Оли, махнув рукой.
– Моим лучшим другом всегда будет Алан.
– Человек, который готов откинуться из-за любви от одного твоего присутствия – не может быть тебе другом. Не бывает дружбы между людьми, один из которых любит, а второй дружит, Грейс. Это игра в одни ворота.
Только что вновь поднятое настроение Оливером, провалилось в канаву с дерьмом.
Мой лучший друг меня любит. Не бывает такой дружбы. Это игра в одни ворота.
Слова Оливера эхом звенели в ушах.
– Эй, – нежно стукнул меня кулаком в плечо Оли, – хватит думать об этом дерьме. Ты вообще хоть раз представляла меня возле гробницы Фараона?
– Безусловно, – поморщилась я, – но в той ситуации, где ты танцуешь на его саркофаге или мастабе.
– Ты только представь, если бы таким был я? – заулыбался Оливер.
– И что?
– Вам бы пришлось помереть в моём склепе вместе с животными.
– Не пришлось бы.
– Вы – мои подданные и приближённые.
– Ты тронулся умом, Блайт. Такая традиция имела место быть, но она слишком скоро прекратилась. Людей не хоронили заживо. Им придумали замену в виде деревянных кукол, чтобы ты знал. С тобой бы померли брёвна.
– Вот же дерьмо, – усмехнулся друг, – что за придурок передумал так делать?
– Гуманный придурок.
Оливер закатил глаза и скорчил смешную рожицу, из-за чего я просто не смогла ни хихикнуть. Как бы там ни было, ему снова удалось поднять моё настроение такими глупыми разговорами. Я напоминаю волну, которая то вниз, то вверх.
– Как ты вообще собираешься махать кисточкой над косточкой в пару дюймов?
– Ты о чём?
– Как ты сможешь усидеть на одном месте такое количество времени? У тебя же торпеда в заднице.
– Я люблю познавать что-то новенькое, – пошевелил он бровями, дав недвусмысленный намёк.
– Камасутру уже открыли, Оли, второй такой не существует.
– Кто знает, может она покоится в каком-нибудь из склепов, куда я буду пробираться в очередной командировке.
– Тогда тебе придётся зависать над одним предложением по месяцу, чтобы сделать перевод.
– Похрен, если я познаю это первым.
– Чокнутый, – закатила я глаза с улыбкой на губах, когда Оливер подмигнул мне, – твой дружок перестанет работать, когда ты сделаешь полный перевод.
– Он и в гробу будет работать.
Хохотнув, я покачала головой. Но возможно Оли прав. Тестостерона в этом парне больше, чем мозгов.
За своими разговорами, мы пропустили начало лекции, где велись бурные споры между студентами и профессором. Прислушавшись, я поняла, что тема сегодняшних споров – любовь.
Как иронично и символично, судьба.
Некоторые из студентов с пеной у рта доказывали, что любовь – это химия, реакция которая не может длиться вечно, рано или поздно она прекращается, а вечный двигатель ещё не был изобретён; другие же утверждали, что те, кто так говорит, просто-напросто никогда не испытывали этого окрыляющего чувства.
Чушь.
Это чувство окрыляет, но окрыляет только изначально, дальше всё становится не таким уж красочным. Вы приедаетесь, друг к другу, как утверждал Диего. И сейчас я с ним согласна. Конфетно-букетный период проходит, сменяясь на бытовуху. Мои отношения с Арчером начались внезапной вспышкой, ею же завершились. И виной тому, что они прекратились, косвенно стали родители. Именно им принадлежит взгляд на меня, как на собачье дерьмо рядом с Арчером, будто я его недостойна. На данной почве началась моя ревность, потому что люди, которых я должна называть папа и мама, на моих глазах знакомили моего парня с их знакомыми принцессами, будто подыскивали новую партию получше.
Боль начала разрывать с неимоверной силой, словно в сердце медленно вводили иглу. Слёзы спешно зажгли глаза и заставляли задыхаться. Мои проклятые родители настолько дерьмовы, что невозможно выразить. У меня нет подходящего слова для них.
Им не удалось водить за нос Арчера, он был умнее. Он поддерживал тем, что сразу представлял меня, как свою девушку, потому что родители не соизволили сделать даже этого. Я всей душой ненавижу их, потому что они стали теми, кто поровнял мою самооценку с дном. На этой почве, я стала ревнивой и когда ревность дошла до крайней степени безумия, Арчер вымотался что-либо мне доказывать, решив поставить в отношениях точку. Я до их пор помню и испытываю ту боль, которую он подарил мне словами:
– Нам нужно разойтись, Грейс. Я устал. Больше так продолжаться не может.
Я не была ранена. Я была убита.
Сейчас я так благодарна Алану, который морочился со мной, как с инвалидом, который не хочет даже двигаться. Он в прямом смысле кормил меня с ложечки, чтобы я не превратилась в живого мертвеца. Мой друг. Мой самый лучший друг. На тот момент он уже любил меня, а я была слепа, либо просто не хотела это понимать. Я причинила ему столько боли, когда рассказывала обо всём. Я даже представить не могу, что было бы со мной, если бы Арчер начал рассказывать мне то, какие у него прекрасные отношения, как он влюблён и счастлив с другой в те дни, когда я любила его до потери памяти. Алан всё вытерпел и пережевал, даже глазом не поведя. Теперь моё сердце болезненно сжалось из-за него.
Но Арчер сделал правильно. Никто не должен вечно терпеть чьи-то заскоки и дерьмо, которые этот человек сам себе придумал. А именно такой была я, как жаль, что понимание приходит только сейчас.
– Любовь – это боль, – произнесла я на одном дыханий, и десятки взглядов тут же устремились в мою сторону. В аудитории повисла тишина, было отчётливо слышно, как по трубам гоняются потоки воды.
– Повторите, пожалуйста, мисс Мелтон, – немного улыбнулся профессор Говард.
– Любовь – это боль, – глухо ответила я.
– Объясните своё мнение, – кивнул он, подначивая меня на монолог, которого я не хотела. Искоса я поймала взгляд Оливера, ошарашено смотрящий на меня, словно я ляпнула то, что это солнце крутится вокруг земли, а не земля вокруг солнца.
– Что бы вы не делали, рано или поздно вы причините друг другу боль. Она может быть физической, выражаясь потасовками, может быть вербальной в виде слов, но ещё может быть душевной. И две последние – самые тяжелые формы. Они словно ВИЧ и СПИД. Сначала вас атакует вирус с аббревиатурой ВИЧ, делает уязвимым и слабым, со временем он приобретает завершающую стадию СПИД: ту, где вы ослаблены и больше не можете сопротивляться. Ваш иммунитет бессилен. Он подвергается всем болезням. Каждое слово станет новой иглой, которую раз за разом втыкают в одну и ту же вену на протяжении длительного количества времени. Даже если вы будете пытаться вылечиться, начнёте принимать лекарства и терапии – ничего не выйдет. Болезнь уже есть. Она сидит внутри и медленно убивает вас с каждым новым днём и с каждым новым словом. Вы чувствуете это, ваша душа болит, мучается и медленно стирается в пыль.
В аудитории повисла тишина. Профессор Говард и вовсе помрачнел. Наверняка каждый ожидал от меня пламенных речей о красивой и сказочной любви, о которой я грезю во снах и наяву. Но все куда печальней. Конечно, многие догадались, что подобное есть за моей спиной, но я скажу больше: это камень, повисший на моей шее.
– Друзья, время обеда, – через силу улыбнулся профессор, таким образом, завершив лекцию.
Меня могут закидать камнями в виде косых взглядов, но я лишь высказала собственное мнение, завуалировав в словах свой горестный опыт. От меня просили мнение – я его высказала. Оно не такое красивое, как хотелось бы, но оно правдивое. Это мой чертовски болезненный опыт.
