Джули Дейс
Наши границы
Глава 14
Проведя, наверное, тысячу часов в ванной комнате перед зеркалом, я наконец привела себя в подобающий вид и могла идти в университет, не переживая о том, что меня отчислят из-за кучки студентов, которые будут валяться на полу коридоров, как только увидят меня.
С самого утра мой день не задался: проснувшись с больным горлом ощущения, в котором были сравнимы с проглоченными стеклышками, я побежала мерить температуру и оказалось, что у меня реальный жар. Не знаю с чем связана эта простуда, но скорее всего всё из-за холодных дней октября. Через неделю будет хэллоуин, а я собираюсь слечь с болезнью. Отлично.
– Можно? – постучав всего раз, спросила я, когда приоткрыла дверь в кабинет ректора и всунула в узкий проем свою голову, которая начинала пульсировать из-за повышенной температуры.
С утра мне пришла лишь одна гениальная идея – это провести весь день с ректором за сочинением. И даже если он всё-таки поспорил на меня с Делоном, то наплевать, потому что я все равно получу сто баллов за это чёртово сочинение. Либо с ректором, либо без ректора. И решать, конечно же, ему.
Харрис поднял голову, оторвав взгляд от бумажек на столе. Сказать, что он шокирован моему приходу – ничего не сказать.
– Грейс? – вылетело из его рта. Кажется, он хотел ударить себя по губам за то, чтобы обратился ко мне на ты, – Мисс Мелтон, проходите.
Расслабленно я села на кожаный стул за рабочим столом ректора, на котором покоилось множество бумаг, папок, листовок и прочей макулатуры.
– Чем я могу быть полезен вам? – устало улыбнувшись, спросил он.
На лице не было привычной широкой улыбки, от которой мне становилось не по себе. Сейчас он выглядел измученным взрослым мужчиной, которому не помешает отдых.
– Профессор Делон дал нам задание: мы должны написать сочинение на тему того, какой мы представляем свою жизнь и себя через десятку лет. Делон разрешил нам пренебречь помощью преподавателей.
– Как я понимаю, вы выбрали меня? – перебил ректор. И от меня не ускользнула радость в его голосе. Неужели он действительно будет рад работать с первокурсницей в свободное от работы время?
– Делон настоятельно попросил меня взять именно вас в наставники. Поэтому я здесь и хочу, чтобы мы определились с расписанием, когда я смогу приходить к вам для работы.
Отодвинув все бумаги на другой конец большого стола, он сложил руки перед собой в прочном замке и с улыбкой в глазах и на лице посмотрел на меня.
– Будете приходить ко мне каждый день после занятий. Начнем прямо сейчас, у вас ведь нет сейчас лекций?
– Нет, я сегодня чувствую себя слишком ужасно, поэтому решила заняться сочинением.
– Тогда приступим. Вы же не против, если я буду звать вас Грейс?
Если ты будешь пялиться на меня так, то буду против всего, что связано с тобой.
– Думаю, нет.
– Хорошо, Грейс. Дай мне пару минут, чтобы сообразить с чего нам следует начать, – сказав это, он крутанулся, представив мне чёрную кожу его большого кресла, и отвернулся к окну.
За то время пока он молчал, пытаясь достичь дзен вдохновения, я успела посчитать количество узоров в виде короны на обоях и сколько досок в паркете пола. От скуки хотелось завывать, хотя мы ещё и не начали писать сочинение. Да я даже забыла сколько тысяч слов нам задал Делон. Хотелось взять мольберт, серые краски и начать наносить тонкие мазки, напоминающие брови девушек из двухтысячных.
– Итак, – прервал мой зевок Харрис, – кем ты видишь себя в будущем?
Ты, Блядь, минут двадцать думал над этим вопросом?
Подавляя желание схватить рюкзак, зацепив им рожу ректора, и выбежать отсюда, я сдержанно улыбнулась, старясь чтобы он не услышал скрип моих зубов.
Скоро твои зубы будут скрипеть, Харрис, если ты не начнешь помогать мне так, как полагается.
– Художницей.
– Художницей? – челюсть ректора собрала всю пыль на полу. Его глаза были размером с мою пятку, а ноздри беспорядочно раздувались.
– Да, мне нравится писать картины.
Харрис подпрыгнул на стуле, сглотнул, дрожащими руками ослабил тиски галстука и прошёл в другой конец комнаты. Набрав стакан воды из графина, он залпом опустошил его и пару секунд постоял на месте, играя стаканом в руке. Его взгляд смотрел в стену, где висела фотография. Я не смогла совпадать с любопытством, поэтому осторожно, не издавая ни звука, подошла к нему и с нескрываемым интересом впилась глазами в фотографию. Молодой Харрис, одетый в клетчатую рубашку и смешные брюки на лямках, держит на руках свёрток с ребенком, с любовью смотря прямо на него. А рядом с ним стоит прекрасная блондинка, чьи волосы едва доходят до плеч. Сарафан в цветочек изящно подчеркивает каждый ее изгиб, а жёлтая шляпка закрывает её макушку. Женщина обнимает Харриса за талию и также, как и он, смотрит на ребенка с любовью.
– Значит картины, – практически беззвучно шептал он во второй раз.
Пропуская мимо ушей сказанное им, я осторожно спрашиваю:
– Это ваши жена и ребенок?
Харрис быстро моргает, вытирает глаза и чуть-чуть поворачивается ко мне. Красные глаза, подрагивающие губы приковывают мое внимание к себе. Почему он плачет? Может, его жена и ребенок умерли? Или это его сестра и племянник, а у него самого нет никого? Следовало сначала подумать об этом, прежде чем задавать вопрос, потому что странная милостыня гораздо лучше гнева, а своим вопросом я, возможно, задела больную точку в его жизни, из-за чего на меня обрушатся миллионы молний ректора—Зевса.
– Да, это моя жена и наша… дочь, – сдавленно ответил он.
– Вы, хм, расстроены, что случи…
– На этом закончим, – громко перебил меня Харрис, отказываясь слушать продолжение моего следующего вопроса, – я совсем забыл о том, что у меня совещание. Давайте я провожу вас.
Как только я хотела возразить, он аккуратно обернул вокруг моего запястья пальцы и потащил к выходу. Снисходительно улыбнувшись мне, он открыл дверь и практически выпихнул меня из своего кабинета. Почему практически? Да он, Блядь, серьёзно выпихнул, кинув напоследок:
– Приготовьтесь, что через две недели состоится одна очень интересная выставка, и я хочу, чтобы вы были там со мной.
– Зачем?
– Там будет одна очень известная и талантливая художница, и я думаю, что она поможет вам разобраться с вашим желанием стать творцом искусства.
– Зачем мне помогать с этим? Я итак знаю, что хочу. Разве нет, ректор? – чувствую себя ребенком из-за бесконечного протока вопросов, которые так и норовят из меня выпасть.
– Сколько картин вы отдали на благотворительную выставку?
– Три.
– Если вас попросят написать к определённому сроку большее количество, к примеру, раз в шесть, сможете ли вы?
Если в моей жизни будет происходить что-то яркое, запоминающееся, доводящее меня до эмоционального пика, то – да. В любом другом случае мой талант канет на дно.
– Вот именно, – он прочитал всё на моем лице, сделав правильный вывод, – Грейс, тебе только на руку общение с.. ней.
– Кто она? – сдалась я. Если так нужно, то пускай будет. Думаю, общение с какой-то известной художницей не помешает мне, тем более я никогда не общалась тет-а-тет с такими же, как я.
Харрис улыбнулся одним уголком губ.
– Моя жена. Идите, мисс Мелтон. На сегодня все.
Дверь захлопнулась перед моим носом, оставляя меня в коридоре смотреть на деревянную преграду между мной и странным, сегодня ещё более странным чем обычно, ректором.
Дойдя до библиотеки, я быстро прошагала к своему излюбленному месту, где никто не видит меня и не может помешать заниматься своими делами. В голове была большая куча дерьма, связанного с Диего, а единственное, что помогает мне разобраться в себе – это рисование. Достав блокнот и карандаш, я воткнула наушники в уши, в которых заиграла The Lumineers – Sleep On The Floor, и начала творить. Первые линии я рисовала без раздумья, ориентируясь лишь на своих чувствах и ощущениях. Следующие линии я рисовала с чётким пониманием того, кого я собираюсь изобразить. Диего. Сильная челюсть, острые скулы, прямой аристократический нос, наглый взгляд, кажущийся холоднее, чем зимы Аляски, короткие волосы и едва заметная родинка над губой. Кто бы мог подумать, что я чертовски круто рисую портреты?
Никто не говорит, что ты нарисовала бы шедевр, если бы перед тобой был, к примеру, Алан, – посмеивалось второе «я».
По крайней мере сейчас я чуть больше, чем вчера вечером, настроена на то, чтобы открыть окно в голове, позволяя ветру выставить образ Диего из моей головы. Я не могу так часто о нем думать. Это – ненормально, неправильно, дерьмово, паршиво, полный пиздец.
Я не должна позволять с собой так обращаться. Никто и никогда не смеет ставить меня в одну линию с дерьмом, заслуживающим унижений. Родители достаточное количество раз видели во мне лишь посмешище, и они последние, кто позволили себе это. Я сильнее всех этих подонков, сильнее Полли, сильнее Фуэнтеса.
Всех к чёрту!
С уверенным настроем я пошла на улицу, где на лужайке расположились ребята: Оливер жевал сэндвич, слушая Саманту, которая что-то активно ему рассказала; Алан расположился рядом, держа в руках наушники и плеер, смотря на Марию, чьи пальчики быстро набирали сообщения на телефоне.
– Привет, – улыбнулся мне Алан, как только я дошла до их компании. Сев рядом с ним, я попросила у него наушник и легла головой на его ноги, слушая Haux – Homegrown. Алан заправил мне пряди волос за уши, нагнулся и чмокнул в лоб, – как самочувствие?
– Что с моей принцессой? – заверещал Оливер, оттолкнул Сам и подполз ко мне, – вы же не оставите своего верного слугу, готового всегда прийти на помощь, принцесса?
– Боже, Оли, ты меня совсем не слушаешь, зато, как только стоит появится твоим игрушкам, то ты сразу хороший слушатель, друг и слуга, – заворчала Саманта, отряхивая платье и подвигаясь ближе к нам, – прости, Грейс.
– За что?
– Я назвала тебя игрушкой Оливера. Это самое обидное прозвище, дорогая, – пожала плечами Сам.
Пока Алан и Мария смеялись, Оли успел сотню раз ткнуть пальцем Саманту, передразнивая её слова.
– Это самое обидно прозвище, бла—бла—бла. Друзья, должен объявить победителя конкурса «Главная миссис Беннетт года». Сварливая, тупая и…
Он не успел договорить, как Саманта врезала ему сумкой по лицу.
– Было больно. Если ты повредила моё личико, то миллиарды моих поклонниц будут поджидать тебя за углом кампуса.
– Ты страдаешь шизофренией, придурок. Нет у тебя никаких фанаток.
– Значит будут, – Оливер сморщил носик, поправляя свою гриву.
– Ты видел себя в зеркале?
– Конечно, каждый день вижу того красавчика, который машет мне рукой. А, стоп, это же я и есть тот красавчик.
– Заткнись, пока я не вывернул содержание своего желудка на тебя, – застонал Алан, выводя узоры у меня на щеке.
Оливер ничуть не обиделся. Нахально улыбнувшись Алану, он пропел:
– Я конечно тот ещё Бог, но дары, в виде содержимого твоего желудка, я принимать не стану. Буду благородным Богом, а не только красивым, и позволю тебе оставить всё при себе.
Оставляя эту парочку кидать друг другу комментарии, я вспомнила про Алана.
– Чувствую себя вяленым помидором.
– Ты не любишь помидоры, – чуть улыбнулся Алан.
– Не люблю, – согласно кивнула, – но чувствую себя именно так.
– Хорошо ли то, что ты представляешь себя овощем?
– Определённо нет.
– Почему тогда ты сидишь здесь, а не лежишь в постели и лечишься? – строго спросил он, забирая наушник и выключая музыку, – пошли.
– Куда? – простонала я, когда мою зону комфорта вывели из строя, подняв меня на ноги.
– В комнату. Я сделаю тебе чай, закутаю в одеяло и буду сидеть с тобой, пока мы не можем твою температуру.
– У меня нет чая.
– Значит едем покупать чай, – Алан взял меня за руку, махнул друзьям и пошел в сторону парковки.
– У тебя же нет машины.
– Не было, но теперь есть.
Алан завернул на парковку, сплёл наши пальцы и пошел в неизвестном мне направлении, оглядываясь по сторонам в поиске нужной машины. С минуту мы бродили по огромной, заполненной до краёв, парковке, пока Алан не воскликнул:
– Вот она – моя ласточка, – махнув в сторону оранжевой Audi Q8, он отпустил мою руку и начал рыться в кармане штанов в поиске ключей.
– И как давно она твоя ласточка? – со сжатыми губами спросила я его, осматривая машину недовольным взглядом. Кажется, я начинаю ревновать Алана к какой-то машине, что очень странно. Забавно, но теперь мне хочется быть единственной дамой в его сердце.
Он улыбнулся, заметив недовольство в моём голосе:
– Нашел, – выдохнул Алан и открыл машину ключами, которые только что достал из штанов.
– У тебя там Нарния что ли?
– Узкие джинсы, знаешь ли, не позволяют моей руке разгуляться, поэтому достаю чёртовы ключи сутками, – он быстро добежал до пассажирской двери и открыл её мне.
Он ответил на мой прошлый вопрос, заводя машину:
– Помнишь Роба?
Отрицательно помотала головой, избивая лицо волосами из хвостика.
– На вечеринке он упал с лестницы.
– Тот, что выпил больше всех, а его «дружки» решили посмеяться и прокатить его с перил?
– Да, он, – кивнул Алан, – так вот он сломал ногу.
– Соболезную парню. Друзья у него, конечно, дерьмовые, – хуже, чем были у тебя, Грейс.
– И это тоже, – тяжело выдохнул Алан, соглашаясь, – ему нужно ездить в больницу, которая находится охренеть как далеко, на физиотерапию. И я вызвался возить его, если он даст мне свою машину на тот срок, пока на его ноге гипс.
– Так значит ты теперь будешь возить меня.
– Куда тебя возить, Гри, – рассмеялся он, – максимум, куда ты выходишь дальше кампуса, – университет.
– Больно надо, – заворчала я, скрестив руки под грудью и устраиваясь поудобнее на кожаном кресле.
Всю дорогу до Aldi мы перекрикивали друг друга в песне Atlantis – Seafret, дергаясь в танце на пятой точке. Позабыв всё, что навалилось на мои плечи за последнее время, я просто наслаждалась временем. Алан открыл все окна машины, чтобы каждый слышал то, как хреново мы поём. Морозный ветер, кричащий, что скоро ноябрь, дул нам в уши, отчего через пару минут они начали жалобно ныть и болеть. Смеясь, мы все-таки доехали до магазина. Алан разрешил мне остаться в машине и сам сбегал за упаковкой чая для меня. Вернувшись через пару минут, он завел машину, включил I follow rivers и начал кричать новую песню.
– Я, я следую. Я следую за тобой в глубокое море, малыш. Я следую за тобой.
– Я, я следую. Я следую за тобой в тёмную комнату милый. Я следую за тобой, – в ответ кричала ему я слова песни.
Умирив дружный хохот, Алан взял меня за руку и заставил посмотреть себе в глаза, дергая на себя.
– Мы неплохой дуэт, не так ли?
Конечно, всё не может быть идеально. Где-то есть подвох и вот он.
– Не начинай, Алан. Прошу, я ещё не готова, – завыла я, умоляя его, чтобы он вновь стал моим лучший другом, который будет петь со мной песни, покупать мне сладости и просто быть рядом.
Переведя взгляд с дороги на меня, он окинул меня ледяным взглядом.
– Ладно. Пусть будет, по-твоему. Я уважаю твой выбор, ты же знаешь.
– Знаю, – выдохнула я.
– В середине ноября будет игра. Я хочу, чтобы ты пришла поболеть за меня.
– Конечно, без вопросов.
Удовлетворённый моим ответом, он поставил песню на повтор, и наш дуэт вновь начал кричать песню во все горло.
Когда мы уже почти доехали до парковки университета, телефон Алана зазвонил:
– Да…нет, меня там нет… зачем?.. ладно.
Сбросив звонок, он оторвал взгляд от дороги.
– Ты сможешь припарковать машину, или ты совсем забыла то, чему я тебя учил?
– Смогу, а зачем?
– Фуэнтес решил начать тренировку прямо сейчас, поэтому мне нужно бежать.
– Без проблем, – улыбнулась я, стараясь не подавать виду, что от одной фамилии тренера моё сердце перестало биться.
Алан с благодарностью сжал мою руку.
Кто сказал, что парковка – это самое сложное в вождении? Да я – профессионал в этом. Алан уже убежал в сторону Принстона, а я начала искать место, куда бы пригвоздить эту громадину.
У меня прекрасно получалось переключаться между газом и тормозом, пока на глаза не попалось лишь одно место. И это проклятое место заставило мои булочки загореться от страха. Конечно, мои родители могут легко позволить купить себе или мне данную машину, но я лучше перережу вены ложкой, чем обращусь к ним за подобной помощью, если вдруг оставлю царапину на этой железке.
Чего ты боишься, Грейс? – закряхтела самоуверенность, – ты уже миллион раз садилась за руль и парковалась там, где это было невозможно. Дерзай, крутышка.
Одобрительно закивав уверенности, я дюйм в дюйм припарковала машину. Но так я думала до тех пор, пока грёбанная дверца не смогла открыться достаточно для того, чтобы выпустить меня на волю. Алан поверил мне и доверился, вряд ли друг будет и дальше столь доверчивым, когда увидит открытое окно, куда он должен пролезть, чтобы занять водительское кресло.
Выдохнув, я поджала губы и сделала движение назад, в эту секунду раздался резкий звук незатыкающегося клаксона, в который жали не ладонями, а скорее ступнями ног. Хреновы зеркала, я совсем про них забыла. Пулей вылетев на улицу, я скорей осмотрела машину, которая осталась цела, как и моя жизнь вдали от родительских оков.
– Крошка, да ты, чёрт возьми, чуть ли не уничтожила мою принцессу! – заголосил смуглый парень экзотической внешности, рассматривая фары на своей машине, – ты хоть знаешь, что это за машина?
– Мустанг шестьдесят пятого года, – закатила я глаза, – как он вообще едет? Ты что, разгоняешь его и запрыгиваешь на ходу?
– Тише, принцесса, тише, – поглаживал парень фары своего идеально отпарированного чёрного коня, сидя на корточках и смотря на меня снизу-вверх, его машина едва ли ни чудом ещё держится на ходу, – это она не про тебя.
– Боже, ты шутишь?
– Никогда не говорит так о принцессе, – угрюмого произнёс он, из-за чего я жутко желала съязвить в ответ, но лишь вопросительно выгнула бровь, молча спрашивая, почему я не могу говорит о какой-то железяке таким образом, – она же больше не заведётся нахрен.
Такого ответа я совершенно не ожидала, и такая честность рассмешила меня до приступа асфиксии. Тут он прав: любое телодвижение и она больше не заведётся. И можно будет благодарить Господа, если она ещё и не развалится на части.
– Согласна, – смеясь, сказала я, – ты молишься перед каждым её заведением?
– Принцесса, закрой уши, – произнёс парень, легонько похлопав машину по капоту и выпрямившись с корточек, – женщины совершенно ничего не понимают.
– Я не женщина, – фыркнула я.
– Девушки, – закатил он глаза, широко улыбаясь, – для вас всё предельно просто: машина едет, значит уже хорошо, а если нет, то бензин закончился.
– Парень, ты уже в долг говоришь, – закатила я глаза, рассмотрев своего оппонента: чёрная кожаная куртка поверх чёрной футболки, под которыми прячется полоска от таких же джинс, в дополнение к которым чёрные кеды; кольцо серебристой серьги в левой мочке уха и носу, чёрные кудрявые волосы приличной длинны в сочетании с глазами оттенка горького шоколада. Кажется, что на его лице проскальзывало даже небольшое количество веснушек, скоплённых на носу.
– Ключи в машине? – посмотрел он за мою спину, на что я хотела возразить, но было уже поздно, обойдя меня, он запрыгнул на водительское кресло хлопнул дверцей. За долю минуты, машина встала именно так, как её должна была поставить я.
С самодовольным видом, он покинул салон автомобиля и подмигнул мне, загнав свою на парковочное место рядом, потому что за время моих попыток и нашей перепалки – квадрат освободили.
– Крошка, – окрикнул меня парень, когда я уже захватила ключи и решилась плюхнуться на ближайшую лавочку, чтобы дождаться Алана.
– Что?
– Благодарности не жду, но вот помочь ты мне можешь. Проведи меня по вашим чёртовым закоулкам к полю.
– Зачем? – повернулась я, ещё раз рассматривая парня.
– У моего братца тренировка, хочу сделать ему сюрприз, – заулыбался он, и я почему-то не смогла ответить отказом.
Махнув головой в сторону входа, я зашагала вперёд:
– Пошли.
– Будем считать это твоей благодарностью, – подмигнул парень, поравнявшись со мной, – а ты так-то ничего. Это была судьба. Ты как моя спасительница. Не будь я женат, то приударил бы за тобой.
– Будем считать это твоей благодарностью, – повторила я, и чуть ли не поцеловалась с асфальтом раньше того, чем переспала с Оливером, потому что рука, которую обрамляла чёрная куртка – повисла на моём плече.
Я шагала в таком состоянии шока, из-за которого вовсе позабыла скинуть его руку, так и пройдясь до поля.
– Сейчас познакомлю тебя со своим братом, и ты вовсе не устоишь. Он горячий.
Фыркнув, я поморщилась на подобное описание. Кто вообще так говорит о брате? Его старший брат, подрабатывающий сутенёром?
– Вот, – широко улыбнулся парень, встав в одну линию с Диего, который увидев нас, одновременно помрачнел и покраснел от ярости, – он, конечно, не такой горячий как я, но крошка, где ты была раньше?
На моём плече висит рука. И эта рука принадлежит брату Диего, о котором он как-то уже успел упомянуть.
Чтоб мне провалиться, вашу мать, у меня чуйка на всех Фуэнтесов?
– Какого хрена ты тут делаешь и какого хрена ты тут делаешь со студенткой? – прорычал Диего, бросая злобные взгляды то на меня, то на брата.
– Брата пришёл проведать, – весело ответил парень, пропуская мимо раздражённый тон Диего, после чего повернулся ко мне, и заведя локоны волос с одной стороны за моё ухо, добавил, – не обращай внимание, он только с виду такой устрашающий, может, даже в постели неплох. Не могу дать точных гарантий, в этом плане я сужу по внешнему виду.
Ты даже не представляешь на сколько он, вашу мать, горячий.
Этот парень даже подразумевать не мог, как точно в цель бил своими шуткам. Оставаясь внешне непринуждённой и даже веселой, я выгнула бровь, окинув взглядом Диего, делая вид, что вижу его первый раз:
– Знаешь, у меня бывали и лучше. Не могу судить книгу по обложке. Внешне красивая и хочется зачитываться до упоения, но вот начинка может подкачать.
– Согласен, – кивнул парень, – он просто не хочет, чтобы его откр…
– Ром, – рыкнул Диего, оборвав брата на полуслове.
– Я уже говорил тебе, чтобы ты не обращала внимание? – вновь пропускал тон Диего его оппонент, – кстати, меня и правда зову…
– Грейс, какого чёрта ты забыла на поле? – очередной раз оборвал наши разговоры Диего, на что я вздохнула и закатила глаза, обратив взгляд к тренеру.
– Так вы знакомы? – перебил его брат, – какого чёрт ты не познакомил меня с этой крошкой раньше? Я, возможно, наградил бы нашей фамилией её.
– Заткнись, – рявкнул Диего и в один голос с ним, Алан выкрикнул моё имя. Через секунду меня сшиб Оливер, перекинув через плечо и помчавшись прямо к эпицентру парней из команды, вслед которому летели пули из глаз Диего.
– Она пришла на мою тренировку! – заорал Оли, – она любит меня!
– Блайт, – кряхтела я на его плече и стуча ладонями по заднице друга, – чёрт побери, отпусти меня!
Когда ноги коснулись земли, я откашлялась и расправила одежду, оглядев толпу веселившихся парней.
– Придурок, – шлепнула я Оливера по руке, и он тут же привлек меня в объятия, в которых я билась, словно килька в банке.
– Я уже думал, что она никогда не придёт, – проворковал друг, крепче зажимая меня, – и это я ещё не снимал футболку.
– Отпусти её, – смеясь, сказал Алан, убирая обогнутые вокруг моего тела руки Оливера.
– Блайт, руки! – резко и грубо рявкнул Диего, двигаясь сторону команды вместе с братом. Второй довольно улыбался, засунув руки в карманы, – никаких соплей на моём поле! Какого хрена вы сели? Я должен за вас отрабатывать броски?
Команда, ворча, поднялась с травы и дружно зашагала в сторону ворот, около которых валялись десятки мячей и столько же стик. Рядом остался лишь Алан и Оливер. И оба они чертовски сексуально выглядели в форме. Я даже не знала, на ком из них заострить основное внимание.
Ты уже знаешь, на ком его застроишь, Грейс, – смеялось надо мной «я».
И оно было право, потому что я с ног до головы прошлась взглядом по Диего. Именно он из четвёрки парней мог легко расплавить мои мозги одним присутствием. Глаза прогулялись по рукам, оставляя вспышки воспоминаний, которые я желала помнить и хотела забыть, вырвав с корнем из памяти. В горле пересохло, но выкинуть из головы ощущения Диего – помогла повисшая парочка рук Алана и Оливера на моих плечах.
– Гри, я приду в кампус, – тепло улыбнулся друг, заправив свободной рукой мои выпавшие из-за ушей волосы, – пока готовь кружки и кипяти воду. Прости, что не подвёз.
– И для меня тоже, – пошевелил бровями Оливер, но я проигнорировала миллионные намёки.
– Ничего, я всё равно хотела прогуляться, – пожала я плечами, улыбнувшись Алану.
– Чувак, тот, кто утрёт ей сопли, подаст горячий чай и померит температуру – всегда был и буду я, – Алан стукнул кулаком в грудь Оливера, отталкивая второго, но он будто прилип.
– Оли, твой дружок снова упирается в мою ногу, – закатила я глаза.
– Это не я, это физиология, – усмехнулся друг, после чего чмокнул меня в щёку, подхватив руку Алана и потащив его к воротам.
Наблюдая за парнями, которые, смеясь, толкали друг друга по пути, я и сама не сдержала улыбку, но она тут же сползла с лица, когда я вспомнила о Диего и Роме за своей спиной. Повернувшись на пятках, я столкнулась с яростным и пылающим взглядом Диего, но ещё в его глазах отражалась предельно понятная пустота. Пустота ко мне. Какие же они разные: на губах Рома играет улыбка, а на лице его брата – безэмоциональность.
– Извините, – выдавила я, больше обращаясь к Рому, – было приятно познакомиться.
– Взаимно, крошка Грейс, – ещё шире улыбнулся Ром.
Оставив последний взгляд на новом знакомом, я не стала смотреть на Диего, чтобы не вспоминать его по пути. Но ведь это лож. Только о нём я и буду думать всю дорогу. Когда ноги направились к дверям университета, за спиной послышался гневный голос Рома:
– Да что с тобой, твою мать!?
