Дикий Носок
Отстойник
Плато.
«На себя. Заводи, заводи. Подтягивай! Резче! Эх! Олух ты царя небесного!» – беззлобно, в сердцах выругался Иван Петрович.
Пристыженный Андрей молча сопел, стоя по грудь в воде. Рыбалка, да еще с помощью самодельных подручных средств, была делом новым. Технология была не отлажена и периодически буксовала.
«Ну давай еще разок, вон там в заводи,» – сменил гнев на милость Никимчук. – «А то уж зуб на зуб не попадает.»
Самодельная крупноячеистая сеть служила им верой и правдой уже вторую неделю. Плели ее все вместе из тонких, длинных веревочек, на которые разорвали напыленное из баллончика полотнище. Вышла сеть небольшой, но им с лихвой хватало и этого. Непуганая рыба в озере плавала косяками, и в соседнем тоже. Рыба была разной. Как вся она называется никто не знал, но это было и неважно. Рыба была съедобной на вид и более, чем восхитительной на вкус, даже без соли и специй. Жарили ее, зарывая в угли, или на шампурах из веточек.
Рыбаками путешественники оказались лучшими, чем охотниками. А охотиться было на кого. В первый же день наметанный глаз Никимчука углядел осторожно высовывающуюся из зарослей хитрую рыжую мордочку. С любопытством оглядывая глазами-бусинками неведомую добычу, сама лиса не очень то и старалась спрятаться.
Через несколько дней на противоположный берег узкого длинного озера на водопой вышел сохатый. Высокомерно поднятая голова с лопатообразными рогами покрутилась туда-сюда и, не узрев опасности, лось вошел в воду.
«Какой красавец!» – восхищенно прошептала Катя. Хотя лось едва ли мог её услышать.
«А вкусный какой, наверное,» – мечтательно облизнулся Андрей. – «Как убить лося? Что? Можно подумать, Вы не об этом сейчас думаете?»
«Лучше всего из ружья,» – флегматично ответил Эдуард.
«А за неимением? Ведь на них как-то и раньше охотились, когда ружей не было? Можно выкопать яму-ловушку и прикрыть её ветками и листьями. Лось пойдет на водопой и провалится в нее. Или можно загнать с помощью огня, как пещерные люди делали. Все животные боятся огня,» – фонтанировал идеями Андрей. Призрачный запах жареного мяса уже щекотал ему ноздри до одури. Сколько же лет он не ел шашлыков? Страшно вспомнить.
«А более реальные предложения есть? Где копать эту яму? Лось может напиться в любом месте на берегу озера или вообще в соседнем.»
«Понаблюдаем,» – решил Иван Петрович. – «Если он будет приходить сюда на водопой постоянно, то … посмотрим.»
«А о хищниках Вы не думали?» – вновь напомнила о злободневном Катя. – «Лиса то ладно, Бог с ней, если не бешеная. Но могут быть, да, наверняка, есть, и другие. Что мы будем делать, если появятся волки или медведь?»
Вопрос был наболевшим. Нахальные белки бесцеремонно шарили по их импровизированному лагерю, разбитому в центре небольшой каменистой полянки вблизи озера. Утки оглашали окрестности резиновым кряканьем. Теперь вот появился лось.
Полянка, на которой они обосновались, всем была хороша: открытостью, небольшим, но возвышением над окружающей местностью, каменистостью почвы, не позволяющей расти здесь деревьям, а лишь невысокой траве. С нее открывался прекрасный вид на озеро со стелящимся над водой на рассвете туманом. Два топорно, но добротно и со всем старанием сооруженных, крытых еловым лапником шалаша, растянутая на просушку и играющая на ветру сеть и сложенный из камней очаг и составляли все их невеликое хозяйство. С тех пор, как впервые встал вопрос и хищниках, решено было разводить на ночь еще пару костров позади шалашей. Какая – никакая, а защита. Благо, в дровах недостатка не было. Валежника в окружающем лесу было великое множество. Порой мужчины притаскивали волоком из леса по целому стволу упавшего дерева, и Никимчук так хитро зажигал его, что огонь медленно, в течении всей ночи пожирал ствол, словно гигантскую спичку.
Лес был дикий, нехоженый, неприветливый, заваленный буреломом, с торчащими тут и там замшелыми валунами. В этот неуютный пейзаж запросто могла бы вписаться избушка на курьих ножках. Лес был смешанный, с шуршащими плотными, будто монетки, листьями осинами, усыпавшими землю мягким толстым слоем хвои лиственницами, светлыми мазками березовых рощиц и стройными рядами полуголых стволов сосен.
Мелкие кустики лесных ягод устилали землю, словно ковер. Самой вкусной и единственной, чье название знали спутники была голубика – кисленькая, сочная, с ярко выраженным вкусом. Подосиновики – переростки торчали повсюду не таясь. Из конкурентов – только белки. Жарили грибы на раскаленных огнем камнях, как на сковородах, либо на тонких прутиках.
Катастрофически не хватало крайне нужных вещей: ножа, топора, походного котла, куска мыла, в конце концов. Никогда не ходивший в походы Стратег таких мелочей не предусмотрел. Катя, раз и навсегда зарекшаяся по пути на плато использовать свои способности, отчаянно пыталась сотворить хотя бы последний (кусок мыла). Казалось бы, это должно быть ничуть не сложнее мандарина. Но если их Катя производила, словно горячие пирожки, то мыло не выходило никак. Руслан, сопя от натуги и смешно сдвинув брови, тоже пытался. У него не выходило и вовсе ничего. Видимо, для акта творения недостаточно было потенциально имеющейся способности, нужно было особое душевное состояние – страх смерти, испуг, отчаяние, в котором организм мобилизовал бы все свои резервы и стал способен на чудеса.
Купание – забытая, казалось, навсегда роскошь, было ежедневным занятием. Невзирая на холодную воду, повизгивая, покрякивая, да прикрывая причинные места, точно футболисты в ожидании пенальти, купались все. Пожалуй, озеро было единственным местом, кроме дыма костров, где можно было хоть ненадолго избавиться от прилипчивой мошкары.
Судя по всему, на плато сейчас было лето. Хотя о причудах климата в этом ставшем реальностью будущем оставалось только гадать. Днем температура была более, чем комфортной, ночью, конечно, холоднее. Иногда шли дожди, заряжая порой на весь день. Отсюда, с плато, Луна не казалась огромной и зловеще красной, а имела вполне привычный вид. Будет ли зима, когда и какая она здесь, оставалось неясным.
Окрестности путешественники исследовали планомерно и систематически. Это был край озер, рек, речушек, ручьев и водопадов. Такого изобилия последних видеть никому еще не доводилось. Большие и маленькие, грохочущие и журчащие, уступчатые и отвесные, прыгающие по заросшим ярко-зеленым, похожим на губку для мытья посуды мхом камням и низвергающиеся лавиной с мириадами брызг, в которых стояла радуга. Так, двигаясь вдоль ручьев и речушек и любуясь красотами, путешественники обследовали все соседние долины. В одной из них нашлось вытянутое озерцо с изобилием рыбы, во всех прочих, более каменистых, змеились безымянные ручьи и речушки, прыгая с камня на камень. Уходя с каждым разом все дальше и дальше от лагеря, они видели все тот же пейзаж: морщинистые горы со срезанными макушками, изобилие вод, камней и дремучих лесов.
«Думается мне, надо пойти дальше. Местность здесь мы уже обследовали и для зимовья она не самая подходящая. Пресную воду, рыбу, грибы да ягоды мы тут везде найдем. А нам бы надо пещеру какую, если зимовать придется. Да и землица получше нужна, по весне огород развести. А то здесь только каменюки и растут,» – высказался однажды Никимчук.
Резон в его словах был, и еще какой. Нажарив про запас рыбы и грибов, чтобы не медлить в дороге, тронулись в путь. К исходу третьего дня путешествия ничего из искомого найти не удалось. Горы тянулись чередой, словно дисциплинированная очередь в кассу супермаркета, долины сменяли одна другую, но были похожи, будто близнецы-братья, водопады расцвечивали мир радугами в облаках водяной пыли. Выбрав сухой, каменистый пригорок, спутники развели небольшой костерок и, поручив присматривать за ним выбившемуся из сил Руслану, разошлись в разные стороны: собирать дрова, ломать еловый лапник, ловить рыбу.
Сырые дрова дымили немилосердно. И непонятно, что было хуже: разъедающий глаза дым или вездесущая мошкара. Насовав в костер дров про запас, отчего дым и вовсе повалил трубой, Руслан растянулся подле него на земле и крепко зажмурился, чтобы дым не попадал в глаза. Ноги гудели, как церковные колокола. Он так устал, что не хотел ни есть, ни пить, только свернуться калачиком и уснуть. Так оно, наверное, и случилось, и спать бы мальчишке дальше, если бы не ткнулся ему в щеку холодный нос, да не засопело над ухом.
Острый звериный дух перебил дымную вонь. Руслан оцепенел от ужаса. Боясь распахнуть глаза и увидеть нечто страшное, от чего зашевелились волосы на его голове, парень сделал то, что делают все дети: залезают в постель и накрываются одеялом с головой. Лучше убежища и не придумаешь. Не открывая глаз, он медленно свернулся клубочком, закрыл лицо руками и притворился мертвым. Нечто сначала ткнулось холодным носом ему в ухо, пощекотало усами шею, а потом, царапая, потрясло за плечо. Пережить этого Руслан уже не смог. Заорав, что было мочи, мальчик вскочил на четвереньки, потом упал на попу и отполз назад. Поначалу он и не разглядел ничего в плавающем вокруг дыму, лишь мгновением позже заметил два желтых, любопытных глаза припавшей к земле большой кошки. Кошке было не страшно, а интересно. Она поводила ушами с длинными кисточками и шумно принюхивалась. Бежать было некуда, позади, за спиной лежал чехол с пожитками. Не отрывая глаз от неподвижной кошки, Руслан сунул руку за спину и выудил из него загадочный прибор. Шар удобно лег в руку, щупальца крепко обвили запястье и поползли вверх. Кошка, тем временем, не видя опасности, поднялась на лапы и подобралась поближе. Руслан выставил вперед руку и снова закричал. Отверстие с другой стороны шара распахнуло веки, из него вылетел белый сгусток и мгновенно облепил кошачью морду. Липкая белая паутина растеклась по морде животного, загустела и мигом окаменела. Кошка взвилась в воздух, она не могла дышать, ничего не видела и потеряла обоняние, потому как ноздри, глаза и пасть оказались залеплены непроницаемой, затвердевшей массой. Кошка пятилась назад, каталась на спине, пытаясь всеми четырьмя лапами содрать с морды ловушку. Угодив одним боком в костер, она взвилась вверх на всех четырех лапах и понеслась в сторону леса. Подоспевшие к этому моменту взрослые лишь проводили обезумевшее животное взглядами. Щупальца с руки Руслана бесшумно втянулись внутрь прибора, отверстие закрылось, рука мальчика разжалась, и шар упал на траву.
«Это кто? Рысь? Рысь что ли?» – возбужденно переговаривались мужчины.
«Она, чертовка любопытная.»
«Руслан, ты цел? Что ты с ней сделал?»
«Я не знаю. Это все шар. Из него как выскочило, как прыгнуло ей в морду и прилипло, кажется,» – возбужденно зачастил Руслан.
«Так, значит, это оружие. Я так и знал,» – бережно поднял шар Андрей. – «Не боевое, а так, пугач.»
«Парализующее, для усмирения беспорядков.»
«А это как посмотреть. Если рысь не сможет дышать, то очень даже боевое.»
«Или клеевой пистолет для гигантских поделок.»
Эксперимент провели тут же, не откладывая, на побуревшим от старости, щепастом пне. Вылетевшая из шара белая, липучая масса растеклась по нему, словно шоколадная глазурь по торту, забилась во все трещинки и щелочки, намертво стянула подушечку любопытного Андреева пальца и схватилась, точно цементная стяжка. Отодрать её ни с пня, ни с пальца не было никакой возможности. Гладкая, глянцевая поверхность поблескивала в лучах заходящего солнца и не позволяла даже поцарапать себя. Она не размокала в воде и не таяла от жара костра. Пострадавший за общественное благо Андрей размышлял, задумчиво почесывая макушку.
«Мы теперь и поохотиться можем. На того же лося, скажем. Только стрелять надо не в морду, а по ногам. Спеленаем его, как младенца, чтобы не дергался.»
«А потом? У нас даже ножа нет, чтобы зарезать. Да и думаешь, он даст тебе к себе близко подобраться? А если и сумеешь, то рискуешь получить копытом в лоб. Черепушка враз треснет.»
«Ну рыбу то мы приспособились остреньким камушком потрошить.»
«Лосиная шкура – это тебе не рыбье брюхо.»
«Первобытные люди справлялись как-то, и мы сможем.»
Контраргументов ни у кого не нашлось. Они ведь действительно справлялись, без ножей, топоров, рыболовных крючков и охотничьих ружей. Неужто современный человек с высшим образованием не сможет себя прокормить и защитить? Отныне решено было шар держать всегда наготове.
Жертва.
Нет человека страшнее, чем загнанный отчаянием в угол, тот, чьи затаенные надежды и чаяния разрушены в один момент чужой злой волей. А если этот человек – женщина, то он страшнее вдвойне.
У слабого человека в момент сильного душевного потрясения бессильно подгибаются ноги и руки повисают плетьми. Удар бывает так силен, что выбивает из головы все мысли, и бедолага, разевая рот, точно выброшенная на берег рыба, так и замирает в нелепой позе, когда поразил его гром, будто в игре «море волнуется». Глаза его, ничего не выражающие и пустые, словно вылаканная до дна толстостенная бутылка виски бездумно упираются в одну, только им одну понятную точку пространства и времени, боясь захлопнуться. Человек цепенеет и становится неспособным к каким-либо действиям, даже спасая свою жизнь. Зара была не такова.
Человек сильный приходит в ярость. Бешеную, всепоглощающую, стремительную. Такая ярость требует немедленного выхода. Она способна разнести в щепки запертые двери, испепелить взглядом любую преграду, разорвать на части неуправляемым вихрем торнадо всех, попавшихся под горячую руку.
Ярость Духовного Наставника была страшна. Она пылала, как факел над горящей нефтяной вышкой. Люди сметались в стороны охапками сухих прошлогодних листьев, когда она неслась по коридору. Стайка девушек послушниц, пытаясь поспеть за предводительницей, то и дело сбивалась на суетливый бег. В висках у Зары пульсировала только одна мысль: «Он обдурил меня. Снова. Меня. Обдурил.» Разодранное в мелкие клочки благоразумие было втоптано в пол. Спокойствие? Сдержанность? Нет. Бешенство и ярость? Да.
Исходя гневом, словно кипящий чайник паром, Зара ворвалась к Стратегу и со всего маху напоролась нет, даже не на удивленный, ничуть не удивленный, а совершенно спокойный взгляд сощуренных карих глаз Деймона. Он перебирал свои сокровища, держа в руках закрученную в спираль увесистую древнюю окаменелость. Вану, разумеется, отирающийся рядом со своим патроном, ойкнул и невольно попятился при виде гостьи. Повинуясь знаку Стратега, он с облегченным вздохом выскочил из комнаты и замер, приложив ухо к стене.
Она и рта не успела открыть, а уже задохнулась, наткнувшись на его взгляд. Деймон срезал её, точно бритвой: «Тебе неподобает такой вид, Зара. Приди в себя. Ты пугаешь людей.»
Будто ледяной водой плеснул на угли. Ярость, корчась, зашипела гаснущим костром и, наконец, выплеснулась.
«Неподобает? А тебе подобает делать то, что ты сделал?»
«Нет,» – обезоруживающе искренне ответил Деймон. – «Но ты не оставила мне выбора. Твоя маниакальная одержимость пришельцами. Ты, как настроенное щупальце, упрямо гнула свою линию, не обращая внимания на голос разума. Я не смог тебя переубедить и просто … перехитрил.»
Зара задохнулась от возмущения. Что она – неразумный ребенок? Она – Духовный Наставник целого Дома. Обманул и сделал, как хотел.
«Ты должна привести мысли и чувства в равновесие, прежде чем покинешь эту комнату, Зара,» – нравоучительно проговорил Стратег.
Он еще и поучать смеет!
«Где они?»
«Там, где их никто не достанет. И ты их не достанешь. Я отправил их в экспедицию.»
«В экспедицию? Куда? Зачем?»
«На землю.»
«Какую еще землю?»
«Ту, что вокруг нас, Зара,» – терпеливо пояснил Деймон. – «Они исследуют её и проложат путь для всех нас. Для возвращения на землю.»
«Ты совсем выжил из ума, старый безумец! Какое еще возвращение? На какую землю? Покинув Дом, мы просто погибнем в болоте. Ты этого хочешь? Такое будущее ты уготовил нам, Стратег?»
Зара вдруг поняла, что получила в руки оружие поистине убойной силы. Что там судьба пришельцев? Просто несущественная мелочь по сравнению с этим. Стоит ей лишь намекнуть обитателям Дома о сумасшедшем плане старика, и его авторитет развеется, как дым. Безоговорочное доверие и даже благоговение, которое люди почему-то испытывают к нему, исчезнут без следа. Перспектива оказаться за пределами Дома до смерти напугает любого.
Лицо Зары озарила злорадная улыбка, увенчавшая пришедшую ей в голову мысль. Для Деймона она была, словно открытая книга. Он тяжело согнулся и оперся руками о кресло.
«Помоги мне сесть, Зара,» – устало попросил он. – «Обычно это делает Вану.»
Та послушно подставила плечо, обхватив старика рукой за талию. Сделав шажок вокруг кресла, Стратег неожиданно выпрямился и со свистом выдохнув, опустил на голову Зары окаменевшую морскую раковину. Удара не был таким уж сильным, но от неожиданности женщина упала на колени, едва не повалив с трудом стоящего на ногах старика. Рисунки на смуглой голове Зары смазались, в глазах потемнело. Но едва она успела удивиться, как Стратег, не теряя ни минуты, опустил окаменелость на голову Духовного Наставника еще и еще раз. До тех пор, пока ракушка, кресло, пол, да и сам Деймон не оказались покрыты красными брызгами и ошметками кожи. Обессиленный старик с трудом опустился в кресло, откинулся на спинку и перевел дух. У его ног лежал окровавленный труп бывшей любовницы. Бывшее когда-то изысканно красивым высокоскулое лицо было впечатано ударами в пол и походило на отбивную. Неестественно вывернутые руки напоминали сломанные крылья. Зловонная лужа растекалась вокруг бедер.
А у двери замер верный Вану. Уловив шум от первого удара своим чутким ухом, он немедленно протиснулся в комнату, готовый прийти на помощь патрону и в ужасе замер у порога, вздрагивая всем телом от каждого методично наносимого камнем по голове Духовного Наставника удара.
Мир Вану перевернулся и встал с ног на голову. Он был сбит с толку и растерян, как никогда в жизни. То, что он только что видел было невозможно, совершенно невероятно. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Его маленькая жизнь была безоблачна до настоящего момента. Стратег заметил Вану еще в детстве за особо ценимые им любознательность и открытость ко всему новому и приблизил к себе. Вану тогда дышать боялся от счастья и страшно робел. Но со временем пообвыкся, преданной тенью следовал за своим кумиром и понимал его с полуслова. Сейчас он не понимал ничего. Вану летел в пропасть, падал и падал, с ужасом переживая эту пытку и ожидая ее конца, пусть даже смерти, только скорее. Хоть какой-то определенности, чтобы мир снова стал простым и понятным.
Когда Стратег открыл глаза, юноша все также стоял у дверей, лицо его дрожало, точно рябь на воде. Выражение ужаса, отвращения, недоумения чередовались на нем с такой скоростью, что черты расплывались, будто изображение в кривом зеркале.
«Подойди ко мне, дитя,» – ласково улыбнулся старик, поманив рукой. Обретя хоть какую-то ясность, Вану с готовностью кинулся к патрону, опустился на колени и припал к подлокотнику кресла, словно доверчивый щенок к ногам хозяина. Деймон по-отечески погладил по голове дрожащего юношу. Потом наклонился и ласково поцеловал его в лоб.
Не по-стариковски крепкие пальцы Деймона сомкнулись на его шее и начали сжиматься.
«Сейчас, мой милый. Еще немного. Потерпи, сейчас все закончится. Вот так. Вот и все.»
Полные слез и отчаяния глаза Вану закрылись, руки, царапавшие смертельный узел на шее, упали, тело обмякло и опустилось на пол. Стратег горестно вздохнул. Из его глаз тоже лились слезы, смешиваясь с кровавыми каплями на щеках. Вану, милый мальчик! Ну что же делать? Что же ему было делать? Как ему будет не хватать этих любознательно-восторженных глаз. Но он не мог позволить Заре все испортить, разрушить его мечту, растоптать будущее всех обитателей Дома, сколь бы призрачным оно пока не было. Только он – Стратег знает, куда и как повести за собой людей. На земле осталось не так много относительно пригодных для жизни человека мест. Рано или поздно и другие Стратеги поймут, что Дома – тупиковый путь развития. Да и не развития уже, а деградации. Необходимость переселения назрела. Пока это понимает лишь он, и действовать надо без промедления. Две человеческие жизни – небольшая жертва для благоденствия остальных. Она была необходима.
А теперь нужно навести порядок. Какое невероятно грязное это действо – убийство. И не в смысле душевного потрясения, а в самом что ни на есть прямом. Хотя в мыслях и чувствах, конечно, тоже полный разлад. Перво-наперво – избавиться от тел. Теперь то он знает, как это сделать. То, что годится для живых – мусорные чехлы, то тем более сгодится для мертвых. А дальше щупальце поглотит их без следа. Хватило бы только сил. Как мучительна эта старческая немощь! Просто наказание! Но ничего. Он справится. Должен справиться. Просто обязан.
