Ден Истен
Баба Капа. Сборник рассказов
Люди толпились на рынках, толкались на продуктовых базах, ругались в очередях в магазинах, ужасались ценам в алкомаркетах. К празднику готовились заблаговременно, вынимая заначки и влезая в долги. Впрочем, с каждым годом количество людей, не участвующих в предновогодней истерии, становилось все больше. И причина тому даже не безденежье, а усталость, моральная и физическая, а еще – понимание, что это – всего лишь перекинутый лист в календаре, не более того. И сколько бы ты оливье ни сожрал, сколько бы ты шампанского ни выпил, все нерешенные вопросы и проблемы удачно перескочат в грядущий год, вопреки оптимистичным застольным пожеланиям.
По всему городу, у каждого магазина, салона или бутика прогуливались зазывалы в костюмах Деда Мороза, его импортного конкурента Санты, а также Снегурочки:
– Внимание, внимание! Только в период с 23 декабря по 10 января в нашем меховом салоне проводится небывалая новогодняя акция: при покупке шубы по цене 500 000 рублей и выше вы получите новогоднюю шаурму! Торопитесь, вы можете опоздать и потом жалеть всю оставшуюся жизнь!
Или:
– Дорогие жители и гости города! Посетите наш салон элитного алкоголя! При покупке двух бутылок французского коньяка – полтора литра пива «Жигулевское» бесплатно!
Или:
– В честь новогодних праздников салон красоты «Гиена» приглашает всех дам воспользоваться специальными скидками на наши услуги! С салоном «Гиена» вы всегда будете красивы, желанны и неотразимы! Порадуйте мужей и бойфрендов!
Ушан приоткрыл окно и вытянул сигарету из лежащей на приборной панели пачки. Прикурил и выпустил дым в узкую щель.
– Соломон Петрович, возможно, немного не в строчку, но нам нужен новый разнорабочий в цех. Я Иванова уволил – опаздывает часто, да и приходить стал с выхлопом.
– Таки в чем дело, Евгений? – равнодушно ответил еврей, глядя в окно. – Дайте команду в отдел кадров – найдут нового и без выхлопа.
– Да есть один кандидат. Знаю его давно, Ахметом зовут. Мужик он работящий и непьющий. Нам такие нужны.
– Делайте шо хотите, Евгений, – отмахнулся Шниперсон. – Я таки вам полностью доверяю.
Ушан почесал бровь.
– Да тут, понимаете, без вас не обойтись. Ахмет – мигрант, и вам, как директору, нужно обратиться в миграционную службу МВД…
Еврей резко повернулся и предупреждающе поднял палец.
– Избавьте меня от этих подробностей, молодой человек! Я верю, что этот Ахмет – хороший работник, но при чем тут Шниперсон? Или вы хотите, чтобы он бегал по миграционным службам и кого-то за кого-то просил? Стесняюсь сказать, но мои ноги только для ревматизма.
– Зачем вам бегать? Неужели знакомых нет? – хмыкнул Ушан. – Не верю!
– Ваша фамилия Станиславский? Я вас умоляю, откуда у старого больного еврея знакомые в миграционной службе?!
– Понятно.
Ушан, придерживая одной рукой руль, другой потянулся к закрепленному на панели смартфону.
– Шо вы делаете? – с подозрением спросил еврей.
– Звоню Капитолине Алексеевне, – палец Ушана листал список последних входящих звонков.
– Прошу пардона, зачем? – еще больше напрягся Шниперсон.
– Сказать, что с Ахметом ничего не выйдет, – палец ткнул в абонента «Бабанька», затем нажал на громкую связь.
– Да, Ушанчик! – звонко отозвалась баба Капа. – Поговорил со Шниперсоном?
– Бабаня. Короче, Соломон Петрович сказал «нет» …
Шниперсон как-то очень быстро и очень нервно склонился к телефону.
– Капитолина Алексеевна, приветствую, Шниперсон на связи! – скороговоркой выпалил он и натужено засмеялся. – Вы же знаете за нашу современную молодежь?! Вместо того, чтобы внимательно ловить ушами моих слов, они таки делают неправильные выводы и еще всем об этом рассказывают!
– Соломон, так я не поняла, – отозвалась баба Капа. – Да или нет?
– И да, и нет! Я внимательно выслушал за вашу просьбу и спешу сказать, что да, я не против, и нет, я не против!
– О, боги! Что ж так все сложно? – вздохнула она. – Ну, хорошо, спасибо. Кстати, тебе сказали, что Ахмет – трудовой мигрант?
– У Шниперсона, как у всякого порядочного еврея, таки есть знакомые, чьи знакомые имеют нужных знакомых. Я вас уверяю, уважаемая Капитолина Алексеевна – все будет как в лучших домах Лондона и Жмеринки.
***
– Капа, ты где Новый год встречаешь? – спросила Глафира Аркадьевна.
Капитолина Алексеевна задумалась: до Нового года еще неделя, а они с Ежевичкиным как-то даже не думали об этом. Точнее, задумывались, но конкретных решений пока не приняли.
– Не знаю, Глаша, – ответила она в трубку. – Дома, наверное.
– Приезжайте к нам. Что хорошего в городе? Опять будешь слушать до пяти утра грохот петард за окном да пьяные вопли? Такое себе удовольствие.
– С кошкой можно?
– У тебя кошка появилась?
– Ага, Сусанной зовут. Потеряшка.
– Приезжай с Сусанной, познакомлю ее с Бертой и Аполлинарием. Мне кажется, они поладят.
***
Натаха, ругаясь вполголоса, ожесточенно оттирала пятно томатного сока с выщербленного пола.
– Косорукие детишки! – бурчала она, налегая на швабру. – И родители ваши – такие же уроды!
Разогнулась и с ненавистью посмотрела на платформу, куда прибыл очередной автобус. Сейчас хлынет поток приехавших, словно стадо мамонтов пройдет через здание автовокзала, оставляя за собой грязные мокрые следы, роняя билеты и прочий мусор. А ей опять все это убирать! Как же она ненавидит свою работу! Нигде ей покоя нет: ни на работе, ни дома! Еще Олег этот забухал, сволочь тупая! Вечером опять устроит скандал, а то и кулаки начнет распускать! Сука, ненавижу!
Натаха с ненавистью сдернула тряпку со швабры и с размаху закинула в оцинкованное ведро. Нащупала в кармане халата сигареты и решительно вышла за дверь. Присела на выступ и закурила, мрачно наблюдая за выходящими из автобуса людьми. Сделав пару затяжек, отвернулась и увидела двух котов, воровато озирающихся под скамейками. В одном, рыжем с переломанным хвостом, она безошибочно узнала Петюню. Второй, черный как смоль ангорец, был ей незнаком.
– А, вот ты где, засранец! – прошипела она. Повертела головой в поисках чего-нибудь тяжелого. Но тут же пришла мысль, что если она вернет кота домой, то может Олег подобреет и наконец перестанет руки распускать, а то и вовсе расщедрится и купит ей сапоги зимние, а то этим уже пятый сезон – замучилась подкрашивать и замки ремонтировать.
Она привстала и, сложив ярко накрашенные губы трубочкой, позвала:
– Кис-кис-кис!
Рыжий шугливо помотал головой и заполз в тень скамейки. Черный тоже посмотрел на нее с опаской.
– Петюнечка! Котик, иди сюда! – она скривилась в доброжелательной гримасе. – Домой хочешь?
Петюня, судя по вздыбленной шерсти, домой не хотел категорически. Он большими скачками понесся к выезду с автовокзала, его черный товарищ последовал за ним.
– Да и хрен с тобой! – закричала Натаха. С раздражением выплюнула окурок и толкнула дверь. С ненавистью оглядела уже затоптанный пол и схватилась за швабру. Еще только утро, а настроение ни к черту! И ведь не просто утро, а утро 31 декабря, когда все нормальные люди уже вовсю провожают уходящий год, разминая печень перед встречей нового! А она? А она вынуждена торчать здесь до десяти вечера, подтирать за другими и гадать, оставил ли ей Олег хоть немного водочки или все выжрал в одно рыло?!
Что за жизнь такая?! Из года в год одно и то же!
***
Предложение отметить праздник за городом легло на благодатную почву, и через неделю, днем 31 декабря, они, забрав выздоровевшего Ахмета из больницы, уже ехали в пригородном автобусе.
Сначала было все спокойно, но чем ближе они подъезжали к селу, тем беспокойнее вела Сусанна. Она ерзала на коленях Ежевичкина, смотрела в окно и дергала хвостом. Моряк пытался успокоить, поглаживая ее по напряженной спине.
– Боится, наверное, – предположил он.
– Наверное, все дело в Аполлинарии, – сказала бабуля.
– А при чем тут этот милый кот?
Сусанна сузила глаза и выпустила когти – моряк аж скривился от боли, ощущая покалывания сквозь плотную ткань зимних спортивных штанов.
– Видишь, как реагирует? – засмеялась бабулька. – Наверняка они знакомы, и знакомство это было не из приятных. Увидим.
– Ай, Аполлинарий! – сокрушенно покачал головой Ахмет, сидящий в кресле через проход. – Хулиган. Он мне чуть на голова горшок с цветами не кидать. Хулиган.
Сусанна, метнув в Ежевичкина холодный взгляд, перепрыгнула узбеку на колени. Баба Капа засмеялась.
– Точно, чем-то ей Аполлинарий насолил. С него станется, тот еще кадр!
Автобус вдруг резко затормозил, пройдя юзом несколько метров. Поднялся шум.
– Что случилось?!
– Сломались, что ли?!
– Водитель, почему стоим?!
Водитель, хмурый усатый дядька, повернулся и мрачно изрек.
– Коты!
Пассажиры вытянули шеи в надежде разглядеть происходящее на дороге. В пяти метрах, преградив проезд, сидели два кота, черный и рыжий. Оба дрожали от холода, усы провисли под тяжестью сосулек, а шерсть покрылась беловатым инеем.
– Что делать-то? – озадаченно спросил водитель.
– Объехать да и все! – крикнула упитанная женщина в шубе.
– Дорога узкая, как тут объедешь? – возразил мужчина, сидящий самой у двери.
– Да жми на газ, они сами разбегутся! – выкрикнул пьяненький дедок с конца салона.
– Открой дверь! – скомандовала баба Капа. Двери с шипением разъехались в стороны, и она выскочила на укатанную дорогу. Присела перед ними, протягивая руки. Коты с обреченной покорностью подошли к ней и уткнулись замерзшими мордами в ладони.
Через минуту автобус снова плыл по заснеженной дороге, а коты лежали на коленях бабы Капы. Сусанна ревниво косилась на ее руки, которые ласково поглаживали их по дрожащим спинам.
***
На остановке, согласно договоренности, их встречал Ушан. Кивком поприветствовал бабу Капу, пожал руки Ежевичкину и Ахмету, затем подхватил сумки и загрузил в багажник.
– Бабаня, откуда столько? – он захлопнул крышку багажника и показал на котов на руках бабы Капы. Перевел взгляд на ангору, сидящую у ног Ежевичкина. Та озиралась по сторонам и мотала хвостом, словно в беспокойном ожидании беды.
– Кошка – моя. А этих двух на дороге подобрала, – ответила бабулька и опустила котов на землю. – Заберешь в ваш центр? Если нет, то я в городе пристрою. Напишу объявления, опыт уже есть.
– Лады, – согласился он. – Возьму.
– Только у этого, – она ткнула пальцем в рыжего. – с хвостом что-то. Видишь? Кочергой.
Ушан присел, потрепал кота за ухом и внимательно осмотрел г-образный хвост. Судя по спокойному выражению морды, прикосновения не вызывали у него каких-либо болезненных ощущений.
– Что скажете, доктор? – поинтересовалась сверху бабулька. – Прикажете собрать консилиум?
– Да тут походу перелом, – задумчиво ответил он. – Причем, давний. К ветеринару надо. Но, скорее всего, тот самый случай, когда лучше оставить как есть. Хвост поломан у самого кончика, координация не нарушена, болевые ощущения отсутствуют.
Баба Капа одобрительно хмыкнула.
– Умный ты. Но все равно ветеринару покажи.
Ахмет с интересом наблюдал за ними. Последний раз он видел Ушана на черном внедорожнике, в кожаной куртке и с хмурым выражением, какие обычно носят на лицах крутые авторитетные пацаны. Таким его и запомнил, таким его и ожидал увидеть сегодня. Но ожидания приятно не оправдались – бывший бандит был спокоен, вежлив и даже дружелюбен.
– Так, Ахмет, – деловито обратился к нему Ушан. – В общем, вопрос с твоим легальным трудоустройством решен – Шниперсон нажал на нужные педали. Сегодня обустраиваешься, осмотришься, по селу прогуляешься. Жить будешь в бытовке, я туда уже обогреватель установил. Плитку привезу, можешь себе свою шурпу готовить. Телевизор тоже поставлю. Работать начинаем с 3-го числа, поэтому будь готов: сначала в отдел кадров, затем пройдешь инструктаж по ТБ, потом…
– ТБ? – робко переспросил узбек. – Это больно?
– Не совсем, – улыбнулся Ушан. – Это скучно. Но необходимо. Техника безопасности.
– А-а-а-а! – сверкнул белыми зубами Ахмет и приложил руку к груди. – Рахмат.
– Чего? – не понял Ушан.
– Спасибо!
– А-а-а-а. Да, в общем-то, не меня благодари, а вот эту невыносимую женщину, – он показал на бабу Капу. – И еще, Ахмет: не бухать. В смысле, не пить.
С русским словом «бухать» Ахмет был знаком, поэтому толкования не требовалось.
– Бухать мне не можно, – помотал головой узбек.
– Понимаю, – кивнул Ушан. – Аллах и пророк его Мухаммед.
Многозначительно поднял палец вверх. Все, включая котов, задрали головы и посмотрели на тяжелые зимние облака, медленно проплывающие над селом.
– Нет, – снова помотал головой Ахмет и сказал по слогам. – Не-пе-ре-носимость алкоголя.
– Ты, наверное, единственный такой здесь, – засмеялся Ушан и махнул всем рукой. – Ладно, поехали!
Через десять минут они уже въезжали в Ухтыблин-Улыбино. Есть все-таки в зимнем селе какая-то своя прелесть! В этих нетронутых ножами грейдеров метровых белоснежных сугробах, в щекочущем нос запахе печного дыма, в легком шуршании ветра в паутине голых ветвей, в широком, не скрытом корпусами уродливых жилых высоток, небе…
– Лепота-а-а-а! – баба Капа слегка опустила стекло и в блаженстве прикрыла глаза. Сидящие на коленях коты тоже смотрели в окно и, судя по умиротворенному виду, были с ней согласны. В отличие от своих собратьев Сусанна посматривала на проплывающий мимо сельский пейзаж с тревогой, беспокойно выпускала коготки, причиняя ногам Ежевичкина некий дискомфорт.
Ушан вдруг прижал машину к обочине и остановил.
– Ахмет, – повернулся к сидящему рядом узбеку. – Предлагаю начать твое знакомство с селом с братьев наших меньших.
Он показал на неторопливо идущую впереди разношерстную компанию.
– Видишь вон того здоровенного черного пса? Это Джек. Серьезный мужчина. Местный шериф, ему Шниперсон даже серебряную звезду подогнал.
Ахмет с удивлением рассмотрел сверкающую шестиконечную звезду на кожаном ошейнике пса.
– Вон этот упитанный кот, вразвалочку который идет, это Аполлинарий…
– Аполлинарий я знать, – вздохнул узбек. – Хулиган.
– Уже нет, ему теперь даже хулиганить лень, – продолжал Ушан. – Кошка рядом с ним – это Берта. Подруга его. Хорошая кошка, добрая, котят своих любит. А теперь о котятах… Вот сейчас внимание! Видишь молодого кота с хомяком на спине? Это Майк, сын Аполлинария и Берты и по совместительству кот Шниперсона. Старик с него пылинки сдувает. Формально здесь всем рулит Джек, но по моим наблюдениям Майк – тоже не хрен с горы. Он тут что-то вроде местного решалы, а хомяк – его главный кент. Понял?
– А вон тот черный кот со шрамом, рядом с Майком? – спросил Ежевичкин, подавшись вперед и с интересом наблюдающий за приближающейся компанией.
– А-а-а, это Тимоха! – расплылся в гордой улыбке Ушан. – Мой кот!
– У тебя кот есть? – удивилась баба Капа.
– Да тут без них нельзя, – развел руками он. – По лету непонятка случилась, до сих пор гадаем, что это было. Короче, мыши откуда-то набежали, вот просто целое море, океан мышей! В каждый дом, в каждый двор. Сотни! Народ тут с ума сходил, молился, чтобы с неба коты свалились. Светка моя визжит, чуть в обморок не падает. Ну, я ее на гараж закинул, а сам в дом – Микки Маусов гонять. В общем, всю хату расколотил, всю посуду перебил – так, пару-тройку лишь зацепил. А они прут и прут! И тут появляется из ниоткуда этот кот, и давай их там душить. За пять минут мне дом очистил. Красава!
Все рассмеялись, представляя картину.
– Светка кота Арамисом нарекла, но что-то ему это погоняло не вкатило. Я его Кастетом назвал – тоже не то. Не реагировал.
– И ты назвал Тимохой? – поинтересовалась баба Капа.
– Не я, попугай мне шепнул за его настоящее имя.
– Попугай?! – в удивлении выдохнули все.
– Да, – буднично отозвался Ушан. – Волнистый попугай нашей продавщицы. Арно зовут. Он тут вроде толмача, переводит со звериного на человеческий, и обратно. Кстати, что-то я его не вижу тут. Холодно, наверное, дома сидит.
– В гостях у сказки просто! – засмеялась баба Капа.
Процессия медленно прошла мимо машины, едва удостоив взглядом. Лишь только черный кот Тимоха в приветствии кивнул Ушану.
У бедного Ахмета голова пошла кругом: то ли отголоски перенесенной болезни, то ли нежная восточная психика не вывезла сказочных реалий российской глубинки.
Ушан снова вырулил на дорогу, и уже через минуту они были у добротного дома из белого кирпича. На сигнал вышли Глафира Аркадьевна и внучка Мила.
Приветствия, обнимашки, поздравлялки…
Ушан выгрузил сумки и умчался с Ахметом и котами в сторону лесопилки, предварительно дав обещание прийти с женой вечером.
***
Ежевичкин стоял дверях кухни и тайком наблюдал за кошкой. Сусанна сидела на подоконнике и смотрела на забежавших в дом Аполлинария и Берту. Выпускала и втягивала когти, напряженный хвост нервно подрагивал, а желтые глаза смотрели с вызовом.
Похоже, Капа была права: Сусанне определенно знаком Аполлинарий – вон как на него зыркает. Да и Берта смотрит так, словно они тоже знакомы, вот только знакомство это приключилось при не самых приятных обстоятельствах.
Продолжаю наблюдения!
Моряк придвинул стул и уселся поудобнее, сложив руки на гнутой спинке.
Тишина в отсеках, по местам стоять, поднять перископ!
Берта мяукнула и запрыгнула на подоконник. Склонила голову набок и опять коротко мяукнула. Сусанна выгнула спину и, сузив глаза, прошипела в ответ. Точно, у девчонок в прошлом случился какой-то разлад. Но на почве чего? Может, из-за Аполлинария? Неразделенная любовь? Ревность? Измены?
Ежевичкин перевел взгляд на кота. Тот задумчиво почесал шею, затем ухо и, махнув лапой, подошел к миске. Опустил толстую морду в густую сметану и заурчал в блаженстве. Моряк сделал вывод, что вряд ли он при делах – слишком спокоен. И уж точно никакой неприязни к гостье не испытывает, как, собственно, и приязни.
Берта приблизилась к Сусанне и подняла лапу. Это движение нельзя было назвать агрессивным (даже когтей не было), но Сусанна отодвинулась к краю подоконника и помотала головой.
Моряк был настолько увлечен наблюдениями, что даже не сразу заметил, как на кухне, где женщины накрывали на стол, вдруг стало тихо. Баба Капа, Глафира Аркадьевна и Мила тоже смотрели на кошек, перешептываясь между собой и пытаясь дать объяснения происходящему.
– Капа, а ты где ее нашла? – спросила Глафира Аркадьевна.
– Ахмет нашел. В городе, где же еще? Может она отсюда?
– Вряд ли, мы тут всех котов знаем, – в сомнении ответила Мила.
– Я заметила, что Сусанна на имя Аполлинарий странно реагировала, – сказала баба Капа. – Враждебно. Но тому, я вижу, все равно.
– Это же Аполлинарий, – махнула рукой Мила. – Его вообще мало что колышет. Сметана есть, остальное – вторично.
Берта вздохнула. И вздох этот был очень похож на человеческий, какой-то полный сожаления, или даже вины. Сусанна спрыгнула с подоконника и направилась ко входной двери, но тут в дом весело ворвались четыре молодых кота. Точнее, два кота и две кошки.
– О, котятки наши с гулянки вернулись, – вполголоса сказала Мила.
Котята окружили Сусанну и дружелюбно замахали лапами, приветствуя гостью. Дом наполнился мяуканьем и урчанием. Сусанна в растерянности смотрела на них, не зная, как реагировать. Берта спрыгнула с подоконника, присела рядом и слегка, по-дружески, толкнул ее лапой, пытаясь заглянуть в глаза. Сусанна отвернулась, в нерешительности размахивая хвостом и царапая половик. Берта обошла ее, потерлась носом о нос и вдруг, привстав на задние лапы, порывисто обняла ее. И все, к своему изумлению, увидели брызнувшие из глаз ангоры слезы.
– А что это было? – пораженно прошептал Ежевичкин.
– А подать-ка сюда толмача Арно! – потребовала баба Капа.
***
Все сидели за праздничным столом и, раскрыв рты от удивления, слушали щебет попугая. Он, распушив свое красивое бирюзовое оперение, важно прогуливался среди салатниц и тарелок и рассказывал о злоключениях Сусанны:
– … но она забыла о мести, зар-р-рыла топо-р-р войны под тем стар-р-рым дубом и ушла в неизвестность. Но сер-рдце, доселе сгор-рающее от гнева, навсегда окаменело, и ничто не могло пр-робиться сквозь эту каменную прегр-р-аду. Ничто, к-р-р-роме силы любви!
Он в очередной раз опустил клюв в рюмку с самогоном, запрокинул голову, издавая булькающие звуки. Проглотил и оглядел притихших людей.
– Я кончил, товар-р-ищи.
Все в оцепенении смотрели на шатающегося попугая, чистящего свои перышки, осмысливая услышанное. Вздрогнули от боя настенных часов.
– А вот и Новый год, – сказала баба Капа.
Ушан разлил шампанское по бокалам, Светка налила Ахмету виноградный сок. Все встали и тихо, без громогласных тостов, поздравили друг друга с наступившим. Также тихо выпили и посмотрели в угол, где у новогодней елки мирно спали Сусанна и Берта. Рядом, развалившись и раскинув лапы, похрапывал Аполлинарий в окружении спящего потомства.
А над селом слышались веселые крики, громкие тосты и звуки музыки. В каждом доме отмечали Новый год. Отмечали, как умели, как привыкли, как могли. Ближе к утру, возможно, будут драки, скандалы и слезы, а затем чувство вины на фоне старого доброго похмелья и клятвенные обещания больше не пить.
Лишь только здесь, в этом доме, было тихо. По-доброму тихо. Никому не хотелось ни громких песен, ни залихватских танцев, ни безудержного пьяного веселья. Хотелось лишь спокойной непринужденной беседы, негромкого смеха, ощущения присутствия дорогого человека и, конечно же, любви. Той самой, которая, как известно, долготерпит и милосердствует, не мыслит зла и не радуется неправде, но сорадуется истине…
И которая всегда, в любом проявлении, благословенна!
