Ден Истен
Баба Капа. Сборник рассказов
Девочка кивнула. В глазах, уже высохших от слез, мелькнула тоска. Очевидно, от деда у нее остались только приятные воспоминания.
– Пойдешь к нам? – спросил Василий. Ему очень хотелось добавить «жить», но он прекрасно понимал, что такие решения принимать один он не вправе – следует учитывать интересы жены и сына.
– А с мамой что будет?
Василий не знал, что ответить. Точнее, он догадывался о незавидных перспективах ее матери, но вслух произнести не решался. Да и как объяснить двенадцатилетнему ребенку все эти неизбежные сложности и предстоящие юридические тонкости?
– Пойдем пока к нам, а там решим. Хорошо? – спросил он. К его облегчению, девочка вопросов больше не задавала, лишь согласно кивнула.
В квартиру зашли Дима и участковый.
***
Вся семья собралась в просторной уютной кухне, плотно прикрыв дверь, чтобы не разбудить спящую Зою.
– Ну, куда-куда? – баба Капа тяжело вздохнула. – Участковый уже сообщил, куда следует, дальше очевидное – лишение родительских прав, а ее – в детский дом. А какие еще варианты? Если только родственники вменяемые отыщутся и заходят оформить опеку.
Повисла тишина. Лишь только за окном барабанили первые капли дождя. Лариса молча поставила посуду в мойку, снова села за стол. Василий задумчиво водил пальцем по белоснежной скатерти. Ежевичкин и Дима подавленно молчали.
– А может… – неуверенно начал Василий и замолчал, глядя на сына и жену. Почесал начинающую седеть макушку.
– Мы и по возрасту подходим… – тихо сказала Лариса, посмотрела на сына, затем на мужа. – И работаем. Ты, Вася, как ИП оформлен.
– Квартира большая, четырехкомнатная… – задумчиво сказал Дима. – Своя комната будет, опять же.
Баба Капа переглянулась с Ежевичкиным. Оба рассмеялись. Через секунду к ним присоединились остальные. Смех сквозь слезы.
***
Зоя не спала. Лежала и слушала приглушенный смех взрослых за стеной. Впервые за долгое время в животе не урчало от голода, широкая кровать не скрипела ржавыми пружинами неудобной раскладушки, а вместо засаленной простыни было хрустящее от чистоты и свежести постельное белье.
Она не знала, кто эти малознакомые ей люди, так внезапно появившиеся в ее жизни. Она даже имена не всех запомнила. Но она знала, чувствовала своим маленьким сердцем, что они никогда не отправят ее мыть пол в подъезде, не будут заставлять сидеть на лавочке допоздна, пока в квартире бушует пьяное гульбище, не будут незаслуженно называть воровкой и бить за то, что она не делала. Они никогда так с ней не поступят!
Закрыла глаза. И этот смех за стеной, не привычно пьяный и истеричный, а добрый и, как ей показалось, грустный – был для нее самой лучшей колыбельной.
***
Шасси коснулись взлетной полосы.
– Дамы и господа! Наш самолет совершил посадку в Мурченбурге. Погода солнечная. Температура воздуха – плюс 28 градусов по Цельсию. Местное время – 15 часов 53 минуты. Просьба оставаться на своих местах до полной остановки самолета…
Через двадцать минут пассажиры, похватав ручную кладь, уже выстроились в очередь к трапу. Симпатичная стюардесса стояла у выхода и прощалась с доброжелательной улыбкой. Увидев бабу Капу, улыбнулась еще шире, словно старой знакомой. Бабулька подмигнула. Стюардесса украдкой показала ей большой палец, красивые губы беззвучно прошептали не дежурное: «Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании», а искреннее, от души: СПАСИБО!
История шестая. Итак, она звалась Татьяной
– Что у тебя с руками? – Лиля рассматривала глубокие царапины на руках подруги.
– Аполлинарий. – коротко пояснила Таня.
– Это который Анчоус? Понятно, – хмыкнула Лиля. – Кот обид не прощает, да? А мне он понравился, милый такой. И шоколад любит.
Таня раздраженно постучала ручкой по щеке.
– Благодаря этому милому коту, я всю ночь в ментовке просидела! Приехали, забрали меня.
– Менты приехали? – удивленно воскликнула Лиля.
– Я вызвала, ибо невозможно! Больше с ним сидеть не буду!
Лиля пошевелила толстым носом.
– Ты в следующий раз предложи меня! Я могу с ним посидеть, у меня не забалует!
– Не будь такой самоуверенной! Там не кот, там просто атас! И потом, хозяйка, Глафира Аркадьевна, вроде как в деревню собирается переезжать. Скорее бы!
Стук указки разнесся эхом по лекционному залу.
– Астахова, Боярова! Если вам неинтересна лекция, то я никого силой не удерживаю! – преподаватель, толстенький мужчина, смотрел на подруг сквозь толстые линзы очков.
– Простите, Вадим Станиславович, нам очень-очень интересно! – заверила Таня.
– Астахова, после лекции задержитесь, мне нужно с вами поговорить.
Таня кивнула, хотя была удивлена: с чего это вдруг? С успеваемостью у нее все гуд, лекции не прогуливает, не опаздывает. Непонятно, однако. Ладно, увидим…
***
Парень улыбнулся. Приветливо и открыто. У сияющих туфель стояла огромная сумка.
– Здравствуйте! – вежливо кивнул.
Баба Капа вытащила ключ, всунула в замочную скважину.
– Привет! Чем обязана?
– Что вы! Вы нам ничем не обязаны! – воскликнул парень. – Наоборот, в честь пятилетия нашей фирмы мы дарим подарки!
Бабуля показала на сумку.
– Это подарки? – спросила она.
– Да.
–Спасибо! – подхватила сумку. Зашла в квартиру и закрыла дверь.
Парень обескураженно смотрел на дверь, пытаясь прийти в себя. Нажал на звонок. Она открылась сразу. Недовольный вид бойкой старушки смутил еще больше.
– Если позволите, я подробно расскажу обо всех подарках. Ну, чтобы вы могли грамотно их прорекламировать своим близким и знакомым. Согласитесь, это небольшая плата за дорогой товар.
– Заходи, – согласилась бабуля.
Он зашел. Сумка валялась у трюмо. Вжикнул молнией, расстегивая, и вытащил огромную коробку с изображением сковороды. Загадочно посмотрел на престарелую хозяйку квартиры.
– Вы – женщина, и как всякая женщина наверняка проводите много времени на кухне? Так вот, мы решили облегчить ваш труд и вручить эту замечательную сковородку. Антипригарное покрытие, ножом и вилкой не царапается, совместима со всеми видами плит. Немецкое качество. Заметьте, стоимость такой сковороды в нашем магазине – 3 900 рублей! Вам ее вручаем от всего сердца, пользуйтесь, радуйте себя и своих близких!
Он протянул коробку, следом – ладонь. С энтузиазмом пожал бабе Капе руку.
– Это еще не все! Я вижу, вы уже в возрасте, и вам наверняка хочется спать в тепле и комфорте? Я прав?
– А что, желание спать в тепле и комфорте появляется только с возрастом? – поинтересовалась бабуля. – Давай доставай, что там у тебя. Кровать?
Парень склонился над сумкой, и на свет появилась другая коробка, еще больше предыдущей.
– Одеяло! Сделано в Канаде. Согреет холодными вечерами тело и душу. Натуральная шерсть канадского верблюда! Легко стирается в обычной машинке…
– Канадского верблюда? – переспросила баба Капа. – Очаровательно!
– Да-да! – горячо заверил продавец и протянул коробку. Снова пожал руку. – Пользуйтесь! Заметьте, стоимость такого одеяла – ровно 5 000 рублей, вам же вручаем просто за рекламу нашей фирмы. Радуйте себя и своих близких!
Со словами: «Это еще не все!» он выудил очередную коробку.
– Вам, как всякой домохозяйке, наверняка не хочется каждый раз точить ножи? У нас есть уникальное предложение. Самозатачивающиеся ножи! Режете яблоко – нож затачивается, чистите рыбу – затачивается, даже если он просто лежит – затачивается! Правда, здорово?!
– Потрясающе! – согласилась баба Капа.
– Во-о-от! И стоимость набора из двенадцати ножей – ровно 7 000 рублей, вам же достается за рекламу нашей фирмы. Радуйте себя и ваших близких!
Снова пожав ей руку, радостно выдохнул.
– Итого получается, что стоимость всех наборов составляет ровно 15 900 рублей! Согласитесь, дорого?
– Недешево, особенно за шерсть канадского верблюда, – хмыкнула баба Капа.
– Во-о-от! – обрадовался продавец. – Вам же достается просто за рекламу нашей фирмы.
Баба Капа засмеялась. Продавец охотно поддержал.
У обоих для веселья были все основания: ее забавляла его наглая уверенность, что перед ним очередная довольная лохушка, он радовался в предвкушении скорой и легкой прибыли. Все были довольны.
Баба Капа резко оборвала смех. Взгляд голубых глаз мгновенно стал холодным и колючим. Седые брови сдвинулись, морщинистый подбородок угрожающе поджался.
– Мне любопытно, как будет звучать формулировка, что заплатить все-таки придется.
Смех стал потихоньку затихать, переходя в глухое мычание. В глазах продавца отразилась настороженность. Он, слегка приподняв плечи, выставил перед собой ладони, показывая, что душой и помыслами чист.
– Я – лицо подотчетное. Раньше в нашей фирме работали нехорошие люди – вместо того, чтобы дарить подарки, они их присваивали, поэтому наше руководство пошло на этот вынужденный шаг. Вы платите только фиксированную сумму, которую я отдаю фирме, тем самым доказывая, что подарки вручены, а не присвоены. Согласитесь, 3 000 рублей за товар стоимостью почти 16 000 – это просто ничто! Понимаете?
Баба Капа все понимала. Ходят по квартирам с сумками, полными всякого дешевого барахла, и впаривают наивным обывателям. Красиво говорят, убедительно размахивают руками, умело оперируют цифрами, а на деле – просто разводят!
– Я понимаю, – ласково ответила она. – И я тебе заплачу.
– Правда?! – просиял парень. – А может еще один наборчик возьмете? Подарите кому-нибудь.
– Но только после того, как ты мне ответишь: откуда в Канаде верблюды?
К ее удивлению парень не растерялся.
– Так утверждает производитель. У нас нет оснований ему не доверять.
Баба Капа звонко хлопнула себя по лбу. Морщинистая ладонь медленно провела по лицу.
Горе-продавец все понял, улыбка погасла, уступив место раздражению.
– Умные все такие! Сказала бы сразу, бабка, денег нет, ничего брать не буду! Верблюды эти… К каждому слову придраться нужно?!
Стал резкими движениями закидывать коробки в сумку.
– Да ты не расстраивайся! – вдруг дружелюбно сказала бабулька. – Я помочь хочу.
– Хотели бы помочь – не отнимали бы время! – буркнул продавец, вжикнув молнией.
– Вот что… – взгляд бабы Капы был серьезен. – На третьем этаже живет один простачок. Навешай лапшу на его большие уши. Даже верблюд канадский прокатит.
– А какая квартира? – недоверчиво спросил продавец.
– Найдешь! Дверь дорогая, бронированная. Он дома, я его машину видела во дворе.
– Ладно, – он вышел за дверь, даже не поблагодарив.
Звук шагов вниз по лестнице. Баба Капа на цыпочках подошла к перилам, прислушалась.
Щелканье замка на третьем этаже, скрип открываемой двери. Звонкий приветливый голос:
– Здравствуйте! В честь пятилетия нашей фирмы мы дарим…
– Пошел нах..й!
Дверь с грохотом захлопнулась. Баба Капа тихонько хихикнула: Ушанчик, нельзя же быть таким невежливым, хоть бы дослушал…
***
Прерывистая трель звонка объявила об окончании лекции. Студенческая братия, оживленно переговариваясь, повалила к широким дверям. Лиля, на ходу вытаскивая сигареты, побежала к выходу, оставляя Таню одну. Она спустилась вниз, присела на первом ряду.
– Астахова. Дело вот в чем… – преподаватель снял очки и спрятал в футляр. Молодой, но уже какой-то обрюзгший. Даже хорошо сшитый костюм, явно недешевый, не мог скрыть ни выдающегося живота, ни покатых плеч.
Таня ждала, равнодушно рассматривая свои исцарапанные руки. Бояться ей было решительно нечего.
– Татьяна. Таня. Скажите, вы что сегодня вечером делаете? – вопрос преподавателя застал врасплох. Он смотрел своими глазами-пуговками, пристально, не мигая.
– Не знаю, – удивленно ответила девушка. – А что?
– Позвольте вас куда-нибудь пригласить. Вы же неместная, так? Могу показать вам город, если хотите. Кино, кафе, на ваше усмотрение.
Мысли забегали лихорадочно. Вадим Станиславович был, несомненно, умным мужчиной, а ей нравились умные, но он никак не соответствовал ее вкусам. Все-таки хотелось кого-то помоложе, красивее, спортивнее. Но и это сейчас не имело никакого значения: она приехала в этот город с твердым намерением выучиться, получить диплом, затем найти работу по специальности, желательно здесь же, в городе. Поэтому на всякие глупости, вроде амурных дел, ей отвлекаться некогда… В общем, стремления, достойные самых высших похвал.
– Я вижу ваше, так сказать, удивление, – понимающе кивнул преподаватель. – Я объясню. Понимаете, у меня есть мама, а мне уже почти сорок лет.
Он замолчал. Таня мысленно «сращивала» наличие мамы и возраст преподавателя. Связи она так и не нашла.
– Так вот… – со вздохом продолжил Вадим Станиславович. – Я не женат. И моя мама жутко волнуется по этому поводу. И вот, если бы вы, Таня, согласились мне немного подыграть, а точнее, сыграть роль моей избранницы, то я бы вам был бесконечно благодарен!
– А как вы себе это представляете? – спросила она, окончательно сбитая с толку.
– Очень просто! Мы вместе приходим к моей маме, я вас знакомлю, мы поужинаем, поговорим…
– Подождите! – нетерпеливо перебила она. – Вы предлагаете мне врать вашей маме?
– Зато старушка успокоится и уже не будет трахать мой бедный мозг своими нравоучениями! – неожиданно взорвался преподаватель. Этот отчаянный крик души заметался эхом по пустой аудитории, отражаясь от широких оконных стекол.
Он вдруг сморщил нос и лоб, резко согнулся. Сварливо, явно имитируя старческий голос, проскрипел, потряхивая головой и поплевывая:
– Тебе уже почти сорок, Вадим! Долго ты будешь бобылем ходить? Бу-бу-бу! Ты чё, гей?! Му-му-му! Не будь педиком, найди жену! Не позорь мои седины!
Выпрямился, воздел руки к высокому потолку и протяжно, словно одинокий волк на полную Луну, завыл:
– Достала-а-а-а-а!
Таня, раскрыв рот, в изумлении хлопала глазами. Вадим Станиславович весь как-то обмяк и обессиленно присел на стул. Обхватил голову.
– Простите. Просто накипело…
***
Баба Капа развалилась в старом кресле. Достала кисет, трубку и приступила к действу – забиванию трубки табаком. Таня, сидя на парапете, с интересом наблюдала. Минуты две прошли в тишине, лишь только внизу дворник Ахмет меланхолично размахивал метлой. Вжик-вжик-вжик.
– И ты согласилась? – наконец спросила старушка. Сунула трубку в рот и, смешно скосив глаза, щелкнула зажигалкой, раскуривая. – Что взамен предлагал?
– Ничего не предлагал, да и не надо! Жалко человека, – сказала Таня. – Думаете, надо было отказаться?
– Поздняк метаться. Как говорят, назвался клизмой – полезай в жопу! – бабулька выпустила дым. – Интересно, а почему именно ты? Мог бы взять любую с вокзала, заплатить ей. Не все ли равно, кого показывать? Мама все стерпит.
– Сказал, что я гарантированно понравлюсь ей, – Таня покраснела. – Мол, умная и красивая.
– Это так! – легко согласилась бабулька, глядя в ее синие как небо глаза. – А потом что?
– Потом? – переспросила Таня.
– Да, потом! У любого действия есть свои последствия. Ну, покажет он тебя, поужинаете, а потом она его вопросами о тебе забомбит. А там и про свадьбу спросит, и внуков потребует. Как отбиваться будете?
– Мы как-то не думали об этом… – промямлила девушка.
– Братья по разуму! – баба Капа удрученно вдохнула и покачала головой.
– Он отдельно живет, поэтому с матерью редко видится, – задумчиво ответила Таня. – А про свадьбу он мне ничего не говорил.
Подумав, добавила жалостливо:
– И мы так не договаривались!
– Друзья, такие дела решаются сразу, на берегу! – строго сказала бабка. – Это вам игры, что ли? Это – жизнь!
Скривилась, посмотрела на дымящуюся трубку.
– Вот засранцы, опять табак отсыревший продали! Веник и то курить приятнее!
***
Аглая Федоровна была сварливой семидесятилетней женщиной. Сгорбившись, она опиралась на трость и смотрела на Таню с недобрым прищуром серых глаз. Девушка застыла в испуге, ощущая себя маленькой и беззащитной в огромной гостиной с картинами в позолоченных рамах, тяжелыми шторами на широких окнах и роскошной старинной мебелью. Ноги утопали в толстом мягком ковре, со свисающей с высоченного потолка огромной хрустальной люстры струился яркий свет. В углу поблескивал черный рояль.
– Мама! Знакомься, это моя Татьяна! – Вадим потоптался на месте.
– Итак, она звалась Татьяной… – усмехнулась Аглая Федоровна. – Хороша-а-а. А я думала, ты у меня совсем тюфяк, ан нет… Что молчишь, будто в рот воды набрала? Скажи уже что-нибудь!
– Здравствуйте, – севшим от волнения голосом сказала Таня. Неожиданно для себя сделала реверанс.
Аглая Федоровна скривила тонкие, ярко накрашенные, губы. Повернулась к двери.
– Марта!
Через несколько секунд в комнату заглянуло хмурое лицо женщины лет пятидесяти.
– Чего кричишь, матушка?!
– На стол накрывай, гости у нас!
– Опять гости! Сколько можно уже? – запричитала Марта.
– Не бухти, голубушка! – усмехнулась Аглая Федоровна. – Это особенные гости.
Домработница недовольно повела широкими плечами, скрылась в глубине огромной квартиры.
– Марта! – снова крикнула она.
– Ну чего еще?! – недовольное лицо снова появилось в дверях.
– Как там наш пленник? Ты его опять стукнула, что ли?
– Живой! – раскатисто засмеялась Марта. – Я ему по башке его же супер-сковородкой зарядила, чтобы знал, как по квартирам ходить и всякую шляпу предлагать! К батарее привязала!
– Ладно, пусть посидит, подумает, – одобрила хозяйка. – А ты пока выясни у консьержки, как она его пропустила сюда?
– Так мне на стол накрывать или к консьержке бежать?! – возмутилась Марта.
– Накрой и иди! – прикрикнула Аглая Федоровна. Властно махнула рукой. Рубины в перстнях на худых пальцах сверкнули кровавым цветом.
«Где я?!», – с ужасом подумала Таня.
***
Марта с хмурым видом разлила французский суп с шампиньонами по тарелкам, наполнила бокалы вином из красивого графина. Ели молча. Таня робко подносила ложку ко рту, буквально кожей чувствуя изучающий взгляд Аглаи Федоровны. Это было невыносимо! Короче, суп французский, пытка – китайская.
Не выдержав, девушка показала на картину с изображением двух женщин, преисполненных скорби и печали. На руках одной был младенец.
– Хорошая копия, – пробормотала она. – Я в Эрмитаже такую видела. Пикассо, кажется.
– Копия?! – вскинулась Аглая Федоровна. Голос возмущенно зазвенел. Костяшки пальцев хрустнули, сжимая ложку. – Это оригинал, деточка! В одном ты права, дилетантка, это Пикассо!
– Оригинал? – жалобно переспросила девушка. – А что тогда в Эрмитаже?
– А ты сама как думаешь?! – презрительно бросила хозяйка.
– А-а-а-а, – испуганно протянула Таня.
– А теперь рассказывай, милочка! – потребовала Аглая Федоровна.
– О чем? – Тане рассказывать что-либо не хотелось абсолютно, она хотела сбежать. Бежать, роняя тапки. Без оглядки. В ночь. Прочь. Подальше от этой семейки и домработницы-цербера. Тысячу раз пожалела, что согласилась на эту авантюру. Ей вдруг вспомнился Аполлинарий, который на фоне этих людей казался просто милым и игривым котенком.
– О том, как ты подцепила моего сына? – хозяйка требовательно постучала пальцами по белоснежной скатерти.
Приехали!
Таня беспомощно посмотрела на Вадима. Такое ощущение, что он тут вообще ни при делах. Налегал на коньяк, сосредоточенно жевал, всем своим видом давая понять: сама, милая, сама…
– Мы познакомились на вступительных экзаменах, Вадим тогда был в комиссии. Он мне сразу понравился…
– Еще бы не понравился! – довольно усмехнулась хозяйка. – Кандидат, интересный, небедный.
Таня кивнула. Потом помотала головой.
– Нет-нет, вы не подумайте, что я ради денег или его положения! У нас возникла взаимная симпатия… И вот, мы вместе.
Снова глянула на Вадима, и снова в ответ безмолвное, но красноречивое: сама, милая, сама…
– Отец Вадима, земля ему пухом, был довольно известным лингвистом. Профессором! – с гордостью сказала Аглая Федоровна. – А кто твои родители?
Вадим со стуком поставил пустую рюмку. Раздраженно глянул на мать.
– Мама! Оставь уже этот дешевый снобизм! Какая разница, кто ее родители?!
– А я не хочу, чтобы какая-то девка с улицы захомутала моего сына! – рявкнула мать. – Ты – недостойный сын достойных родителей! Мой отец, твой дед, был уважаемым человеком, великолепным хирургом, известным на весь Союз!
– А ты?! – вскинулся Вадим. – Кто ты?! Достойная дочь своих родителей?! Ты всю жизнь была домохозяйкой!
– Твой отец не хотел, чтобы я работала! Он всегда считал, что женщина должна быть, в первую очередь, надежным тылом и хранительницей домашнего очага! – Аглая Федоровна стала заводиться. И без того тонкие губы превратились в нитку, глаза зло сузились.
– О да, маман! Ты здорово прикрывала его тылы! В соседской кровати! Отец в институте целыми днями, а ты у своего Жорика! Да я ему прямо сейчас пойду морду набью!
– Георгий умер десять лет назад, ты об этом прекрасно знаешь, – внезапно спокойно ответила Аглая Федоровна. Похоже, к ней вернулось самообладание.
– Да? Значит, повезло старому коню! – выдохнул Вадим.
– Мы не будем сейчас поднимать эту личную тему при посторонних людях! – продолжала хозяйка и повернулась к Тане. – Так ты мне не ответила, кто твои родители?
Вадим хлопнул кулаком по столу.
– Какая разница?! Перед тобой человек! Она – моя женщина! Меня не интересует, кто ее родители, так почему тебя это должно волновать?!
– Я тебе уже ответила! – ровно ответила мать. – И не налегай на спиртное, ты теряешь лицо!
– Лицо теряю?!
Он налил коньяк в рюмку, расплескав янтарную жидкость на белоснежную скатерть. Залпом выпил. Зло засопел. Снова уставился на мать.
– Знаешь, моя драгоценная мутер, а я тебе скажу, кто ее родители! Люди!!!! Такие же, как ты, я, Марта!
Схватил бутылку, приставил ее к губам, запрокидывая голову. Еле заметный кадык на толстой короткой шее запрыгал. Мать в холодном спокойствии постукивала пальцами по скатерти – удар старушка держала превосходно. Чего не скажешь о Тане – она уже почти проваливалась в обморок от ужаса происходящего.
– Фу бля, хорошо-то как! – он оторвался от горлышка. Поставил пустую бутылку. Посмотрел на Таню, хитро усмехнулся. Встал из-за стола, его заметно качало.
– Таня, смотри! – с этими словами он резко сорвал Пикассо со стены. С размаху, с диким криком, шарахнул полотно об угол стола. Холст порвался. Рама развалилась.
– Вадим Станиславович! – закричала Таня. – Что вы делаете?! Это же Пикассо!!!
Он пьяно засмеялся.
– Это копия! Ты была права! Я не знаю, что висит в Эрмитаже, возможно, тоже копия, но оригинал – точно не у нас!
Вразвалку, качаясь, пересек просторную гостиную, подошел к красивому комоду с резными ножками. Резкими движениями похлопал выдвижными ящиками с витиеватыми ручками. Пнул комод, затем ударил кулаком сверху.
– А это, думаешь, сраный Людовик мать его Шестнадцатый?! Да них..я! Это новодел! Подделка! Закос под старину!
Подскочил к шторам, резко дернул обеими руками, вырывая карниз с корнем. С блаженной улыбкой на толстых губах, с каким-то маниакальным наслаждением потоптался на шторах, сминая.
– Думаешь, Франция?! Ага, щас! Ивановский текстиль, бля!
Тяжело дыша, посмотрел по сторонам, в надежде найти, что бы еще такого изобличить. Взгляд упал на рояль.
– Вот рояль, действительно, старинный! – с обидой выдохнул он.
***
Антон смотрел с опаской, снизу вверх, пытаясь пошевелить затекшими руками, намертво привязанными к батарее отопления. Одновременно пытался вытолкать языком кляп. Кляп был полосатым, в катышках и невкусным – Антону еще никто и никогда не пихал в рот его же носки.
Но носки во рту – это херня по сравнению с крепкой женщиной, которая стояла перед ним, поигрывая сковородкой. Той самой, за 3 900 рублей. Лицо у тетки было грубым, плечи и спина широкими, а улыбка подозрительной.
– Уйти хочешь? – спросила она.
Антон закивал, мыча.
– Хорошо, отпущу! Но только после того, как ты меня порадуешь.
Она рывком выдернула обслюнявленный кляп-носки.
– Что вы имеете в виду? – отплевываясь, спросил пленник.
Марта задрала подол черной юбки, обнажая волосатую ногу.
– Вы чего это, а?! – жалобно проканючил он. – Не буду! Не хочу! Не могу!
– Тогда я вызываю ментов. Скажу, что ты пытался незаконно проникнуть в жилище, угрожал и все такое… У хозяйки большие связи, поэтому советую быть послушным мальчиком.
Антон молчал, из глаз покатились слезы. Марта плотоядно облизала сухие губы, рывком стащила с себя блузку…
***
Вадим уселся за рояль. Хитро щуря пьяные глаза, провел по клавишам. Гостиную заполнила мелодия песни Юрия Антонова про улицы, а точнее пародия, где вместо названий улиц фигурировали алкогольные напитки. Аглая Федоровна покачала головой, равнодушно глядя на сына, лишь только теребившие скатерть худые пальцы, унизанные перстнями, и плотно сжатые губы выдавали раздражение. Таня приготовилась слушать, подперев голову руками: это лучше, чем если бы он разнес всю квартиру.
Если ее соседка, Капитолина Алексеевна, пела всегда с душой, то у Вадима такой души в голосе не наблюдалось. Скорее, это был внутренний протест, будто-то назло, в пику своей деспотичной матери. Голос был нарочито развязным, с вызовом. Прибавьте сюда еще нахальный взгляд, которым он одаривал свою молчащую мать.
– Хватит! – не выдержала Аглая Федоровна, хлопнув ладонью по столу. – Ты уже достаточно опозорил себя и меня!
Но Вадим считал по-другому и лишь сильнее ударил по клавишам. Аглая Федоровна зло посмотрела на сына. Тяжело встала и, опираясь на трость, вышла из гостиной. Вадим, проводив мать победным взглядом, убрал руки с клавиш.
– Зря вы так, – укоризненно сказала Таня. – Это же ваша мама!
Он поднялся, уперся рукой в лакированную крышку.
– Таня, вот почему ты ко мне на «вы»? Мы же договаривались!
– Мне кажется, это уже не имеет значения, – Таня развела руками. – Я ей все равно не понравилась, и родители у меня – простые сельские работяги. Так что, я вам не ровня. Ищите среди принцесс.
Вадим скривился. Махнул рукой.
– Принцессы, работяги – какая разница? Все пустое…
Неровной походкой подошел к софе с гнутыми ножками. Тяжело опустился на красивую обивку, откинул голову и закрыл глаза. Таня ждала, что он еще что-нибудь скажет, но… нет. Он просто захрапел.
Оно и к лучшему – пора валить!
Вадим почмокал во сне толстыми губами, пробормотал:
– А твоего Жорика, мама, пусть там черти дерут, не вынимая…
Таня на цыпочках вышла в просторную прихожую. Повертела головой: двери, двери, двери. Сколько же тут комнат? Одна из дверей была чуть приоткрыта. Она подошла. Постучала по красивому, цвета слоновой кости, полотну.
– Аглая Федоровна, я пойду! Спасибо за все!
– Иди! И больше никогда сюда не приходи!
«Не очень-то и хотелось!», – пронеслось в голове у Тани. Тихо двинула к входной двери. Проходя мимо кухни, услышала странные звуки возни. Страдальческие вздохи, страстные оханья.
– Да! Вот так, шалунишка! Тебе нравится?!
– Нет!
Звонкая пощечина.
– Еще раз спрашиваю, тебе нравится?!
– Да!
«Что происходит?», – подумала она. Быстро обулась. Ей не терпелось свалить из этого благородного дома, вернуться домой и выжрать в одиночку бутылку вина, купленную недавно в сетевом супермаркете. Пусть не дорогое французское, а дешевое краснодарское, зато дома и без этой пафосной великосветской х..йни!
Замков было два. Какой-то хитромудрый накладной, и врезной, с отверстием для ключа. Через минуту она наконец разобралась с накладным, подергала за ручку – дверь не открывалась. Внутренне похолодела – дверь была заперта на ключ! Пошарила взглядом по стенам в поисках банального ржавого гвоздика, на котором обязательно должен висеть ключ. Гвоздика не было, ключа – и подавно.
Снова разулась, подошла к комнате Аглаи Федоровны. Постучала.
– Аглая Федоровна, простите, но у вас дверь закрыта на ключ.
В ответ услышала грубое.
– Марта откроет! Оставь меня в покое!
***
Баба Капа глянула на часы: уже десять вечера, что-то не звонит девчонка! Обещала рассказать, как прошло знакомство. Бабуле не была свойственна паника, но легкое беспокойство за безмозглую студентку она все-таки испытывала. Взяла телефон.
– Алло? Где ты? Что?!!! Почему не выпускают? Блин, Танюха – хрен тебе в ухо! Ты совсем, что ли, овца бесправная?! Адрес мне живо!
Через полминуты старушка уже разговаривала с оператором городской службы такси.
– Алло, барышня. Карету мне, карету…
***
– Куда?! – строгое лицо женщины пенсионного возраста. Плотно поджатые губы, на голове – хала, очки сдвинуты на кончик носа.
– Туда! – баба Капа показала пальцем на широкую мраморную лестницу.
– К кому?
– В сто четырнадцатую квартиру, – невозмутимо ответила бабуля, двинулась к лестнице. Консьержка резво встала на ее пути.
– А вас ждут?!
– Ты даже не представляешь, насколько!
– Погодите, я сейчас позвоню хозяевам! – она нырнула обратно в свое служебное помещение – небольшой закуток с узким пластиковым окном. – Как вас представить?
– Капитолина Алексеевна, – нехотя сказала бабуля.
Консьержка неторопливо подняла трубку, нажала на несколько кнопок. Судя по ее вальяжным движениям и надменному виду, она тащилась от чувства собственной значимости. Синдром вахтера в последней стадии. Баба Капа лениво подперла плечом стену, заглянула в ее закуток. Ничего особенного: стол, чайник, журнал, кроссворды. Недовязанный носок, спицы в синем клубке. Посмотрела в угол, нахмурилась: на стуле лежали до боли знакомые коробки – точно такие же ей пытался впарить один ушлый продаван всего день назад.
– Не поднимают трубку, – удовлетворенно и даже с какой-то затаенной радостью ответила консьержка. Глянула на большие настенные часы: половина одиннадцатого. Развела руками: ничем не могу помочь.
– Что за подъездная бюрократия? – возмутилась баба Капа. Шагнула вперед.
– Стойте! – заорала консьержка, высунувшись в окошко. – Еще один шаг, и я жму на кнопку! У меня тут кнопка есть! Хотите с охраной отношения выяснять?!
Нет, выяснять отношения с охраной у бабули желания не было. В конце концов, консьержка выполняла свою работу, и выполняла хорошо. Даже слишком… А посему будем искать другие варианты.
Бабуля молча вышла за дверь. Почесала седую макушку. Вытащила телефон, позвонила Тане. Гудки, гудки…
***
Таня сидела рядом со всхлипывающим у батареи Антоном. Марта обошлась с ней более гуманно – привязала к стулу и рот затыкать не стала.
– Повторяю свой вопрос, почему ты шарила по шкафчикам в прихожей? – домработница прохаживалась по просторной кухне, с превосходством глядя на пленников.
– Да я вам уже устала объяснять! – Таня слегка поморщилась от боли в руках. – Я искала ключ, чтобы выйти!
– Выйти с чем? С награбленным?
– Вы совсем уже?! Мне нужен был ключ!
– А ключ-то у меня! – с издевкой пропела Марта.
Она вытащила из кармашка криво застегнутой блузки ключ. Помахала перед носом студентки.
– Сказала бы, неужто я не открыла бы? – на грубом лице возникло опечаленное выражение.
– Я вам говорила! – с вызовом ответила девушка. – И в дверь стучала, вы меня послали!
– Я была занята!
– О да, я догадалась! Ну раз, вы уже освободились, то давайте выпускайте меня!
