Ден Истен
Баба Капа. Сборник рассказов
– Все равно, простите, – Санек приложил руку к груди, вложив в жест все свое искреннее сожаление. – Я постоянно думал о вас и об этой ситуации и, поверьте, все это время места себе не находил. Мучился чувством вины. Простите.
– Все в порядке, Александр, давайте забудем об этом, ладно? Вашей вины тут нет.
Санек повеселел. Показал на растрепанную книгу на столе.
– Реанимируете?
– Да, – Лариса плеснула из графина в вазу и, еще раз полюбовавшись, поставила букет в воду. – Книги редко берут, а если берут, то иногда возвращают в очень плачевном состоянии.
– А давайте я вам помогу?
– Помогите.
Он придвинул к столу стул, уселся и закатал рукава своей новенькой белой рубашки.
– Значит так, – со знанием дела сказал он. – Тут края совсем истрепались, их надо восстановить. Берем кальку, нарезаем на полоски…
Лариса, прислонившись к стене, с улыбкой наблюдала за ним, склонившимся над книгой и ловко орудующим клеем и ножницами. Невольно поймала себя на мысли, что любуется этим человеком. Таким простым и сложным одновременно.
***
Шниперсон в рекламу не вкладывался. Он свято верил в старое доброе сарафанное радио, работающее безотказно в диапазоне всех мыслимых частот. Радиоволны летели во все стороны, и к концу сентября со всей Мурченбургской области потекли реки страждущих, оглушенных ударами разводного ключа судьбы, затюканных повседневными проблемами и отчаявшихся от тяжести сложных жизненных ситуаций.
Из-за потока желающих пришлось расширить штат сотрудников и, собственно, количество самих четвероногих лекарей. Искать их долго не пришлось – они пришли сами. Сели у ворот лесопилки, жалобно мяукая и страдальчески подвывая под дирижирование хомячка, важно восседающего на шее Мойши.
***
Мишка крутился у стойки администратора, флиртуя с Мариной. Аньку он забыл напрочь. Ну, какая может быть Анька, когда есть Маринка?!
– Марина, а твой батя тебя замуж за меня пустит? – спросил Мишка. Марина вздохнула, опустила свои темные глаза и покраснела.
– Не знаю, а ты меня замуж зовешь? – спросила она.
– Зову, Марина, зову! – честно, приложив руку к широкой груди, ответил он. – Завтра же поеду в Киркорово с твоим батей знакомиться.
– Давай подождем, а? Куда нам торопиться? – виновато улыбнулась Марина, краснея еще больше.
– Ладно, подожду! – великодушно согласился Мишка. – Но только ради тебя!
Двери раскрылись, и вошли двое в кожаных куртках и со свирепыми лицами.
Один грубо оттолкнул Мишку в сторону, другой хлопнул по стойке ладонью.
– Главного зови!
***
Лопата наткнулась на что-то твердое. Ушан запустил руки в ямку и вытащил пластиковый контейнер. Посмотрев по сторонам, откинул крышку. Вытащил промасленный сверток и развернул. В свете заходящего солнца тускло блеснул пистолет.
Он быстро спрятал его во внутренний карман, ногой сдвинул пустой контейнер в яму и опять заработал лопатой, закапывая.
Видит Бог, он этого не хотел!
***
Шниперсон ходил по своему домашнему кабинету и в возмущении изливал душу.
– А они таки хорошо хотят! Двадцать процентов! – размахивал руками он. – Шниперсон ночами не спал, строил, тратил свои деньги, а тут появляются оба-два с понтом на мордах взять Шниперсона на бзду?!
Ушан молчал. Затягивался сигаретой, пуская дым в потолок и думая.
– Сейчас шо, 90-е?! – продолжал распаляться еврей. – Сейчас таки другое время! Шниперсон платит зарплаты, платит налоги, и тут вываливаются два каких-то чумардоса и говорят, что таки платите еще нам?! Евгений, вы мне, как умный человек умному человеку, скажете, шо происходит?!
Ушан продолжал молчать и курить.
– Я могу обратиться в полицию, имеются несколько хороших знакомцев, но это все равно, что остаться без штанов! Я таки хорошо плачу ментам за лесопилку, так еще и за центр?! Да шо вы молчите как рыба об лед?! Прошу пардону, шо напоминаю за ваше прошлое, но вы можете что-то сделать, Евгений?!
Ушан встал, затушил сигарету в бронзовой пепельнице и направился к двери.
– Я их встречу, – хмуро бросил он.
Растерянный еврей опустился на стул. Его любимый кот, внимательно слушавший возмущенный монолог хозяина, вышел из кабинета с задумчивым выражением на умной морде.
***
Ушан сидел на капоте своих жигулей и смотрел на поднимающееся за рекой солнце. Не отпускает его прошлое, не хочет. Вроде все устаканилось, встало на рельсы спокойной и размеренной жизни, но судьба, словно посмеиваясь, опять подкинула головняки. Оно и понятно, где текут хорошие деньги, там обязательно появятся желающие развернуть этот поток в свой карман. Так было всегда, и так будет.
Можно, конечно, обратиться к Моте, но этот вариант он оставил на самый крайний случай. Мотя поможет, но потребует непомерную плату. Ушан достаточно долго вращался в той среде и слишком хорошо знал всю криминальную кухню изнутри, чтобы поверить, будто Мотя сделает это за спасибо. Быть в долгу у человека, контролирующего весь город – это навсегда распрощаться со спокойной жизнью, к которой он уже привык, и которая ему стала нравиться.
Черт бы побрал этого Мишаню, боевика деревенского! На границе он, видите ли, служил! И как только таких в погранвойска берут? Головой надо думать! Вместо того, чтобы просто позвонить Шниперсону или ему, стал там права качать. И что в итоге? Разнесли все в пыль, напугали администратора и посетителей и, как водится, угроза напоследок: «Передайте своему главному, что за такие дела будет платить двадцать процентов! Или спалим тут все к чертям собачьим! Завтра утром ждите!».
Ладно, посмотрим, кто такие.
Пистолет в кармане – хоть и аргумент, но, как известно, один в поле не воин. Ушан потянулся за сигаретами, но вытащить не успел: к берегу, шурша шинами, уже спускались три абсолютно одинаковых черных джипа. Машины остановились в десяти метрах. Из одной, хлопнув дверями, вышли трое. Ушан мысленно выругался: он узнал их. Это была пехота из группировки Художника, не самой сильной, контролирующей в основном мелкие рыночки на периферии и не влезающей на чужую территорию, но, тем не менее, напрочь отмороженной.
Трое, бросив на него беглый взгляд, поднялись по ступеням центра и потянули за ручку закрытой двери.
– Да ну нах! – выругался один. – Закрыто!
– А что хотели, ребятки? – выкрикнул Ушан. Рука в кармане куртки крепче сжала рукоятку пистолета.
– Ребятки в пионерлагере! – огрызнулся один. – Ты кто такой?!
– Да это же Ушан! – присмотревшись, воскликнул другой.
– Точняк! – засмеялся третий, долговязый. – Ушан, а ты, стало быть, здесь? Среди братвы разговоры ходят, будто ты в колхозники подался. Думал, фуфел вкручивают, Ушан-то пацан правильный, но вижу, что так и есть. Сменил волыну на лопату?
– А мне тут спокойнее, – ответил Ушан. – Воздух чистый, река. Экология.
– Слышь, Ушан, хорош порожняк гнать! Мы сюда не за экологию пришли базарить! Вчера тут пацанов наших поломали, за это надо ответить! И где хозяин этой богадельни? Зови его сюда, разговор серьезный к нему!
Двери машин открылись, и появились хмурые рожи братков. В руках они держали цепи и биты, у кого-то мелькнули стволы автоматов Калашникова. В утренней тишине громко щелкнули затворные рамы. Ситуация была патовой – тут либо лечь с дыркой во лбу, либо принять их условия.
– Плетки спрятали, – спокойно сказал Ушан, чувствуя, как моментально взмокла спина. Рука еще крепче обняла рукоятку пистолета. – Почему такой большой процент? Двадцать!
– А ты скажи спасибо, что не половина! – выкрикнул долговязый. – Это за то, что гостей плохо принимаете!
– Платить мы не будем! Я хочу поговорить с Художником лично! Так ему и передайте! – твердо сказал Ушан.
– Да ты чё, Ушан! – изумился долговязый. – Тебе от свежего воздуха напрочь башню оторвало?! Ты кто сейчас, чтобы условия выдвигать?! Ты – черт колхозный! Свинопас!
Повернул к браткам искаженное гримасой злобы лицо.
– Сжигайте тут все! Диалога не получилось!
Захлопали багажники, и братки стали доставать канистры с бензином. Один уже был готов плеснуть на бело-синюю стену, но выстрел, разорвавший тишину, заставил его выронить канистру и заорать, держась за простреленное плечо. Ушан мигом скатился с капота и, спрятавшись за машиной, выстрелил снова. На этот раз разлетелась фара джипа, брызнув разноцветными осколками.
– Гаси его! – долговязый упал на ступени, судорожно хватаясь за пистолет за поясом. Жигули прошила автоматная очередь. Машина просела с простреленными колесами, осыпались стекла, а кузов покрылся аккуратными дырками. Наверное, как бы ни бежал от судьбы авторитетный пацан Ушан, как бы ни стремился к спокойной и честной жизни, умереть ему суждено было именно так – лежащим на песке с пробитой грудью и харкающим кровью.
Но судьба, видно вдоволь посмеявшись, вновь решила дать ему шанс: со всех сторон, оглашая окрестности громким рычанием и оглушительным шипением, мчались коты и собаки. Джек и Хельга, расправив лапы, повалили двух на спину и защелкали огромными зубами перед лицами потерявшихся от страха братков. Берта с шипением, на лету, полоснула когтями по лицу долговязого, оставляя глубокие кровоточащие следы. Пятнадцать котов из личной гвардии Мойши рвали куртки братков, вырывая клочья ткани и кожи, зубами впивались в уши и носы. Воздух наполнился автоматными очередями, выстрелами пистолетов, безумными воплями братков, шипением котов и лаем собак.
Долговязый откатился в сторону, поймал Берту за шею и сдавил. Исцарапанное в кровь лицо скривилось от злобы. Ушан прицелился и нажал на спусковой крючок – пуля прошила ему ногу. Заорав, долговязый отшвырнул кошку и схватился за бедро.
А в гущу боя уже вклинился Мойша со своими братьями и сестрами, такими же молодыми и смелыми. Следом – полчища серых мышей во главе с Тори. Среди одинаково серых грызунов ярким рыжим пятном выделялась спинка хомячка Бореньки.
***
Песок взметался от лап и ног. Мыши быстро лезли под одежду и вгрызались своими острыми зубками в нежные телеса грубых братков. Автоматы беспорядочно поливали берег длинными очередями, безуспешно пытаясь достать взбесившихся животных, размахивающих лапами и клацающих зубами.
– Уходим! – долговязый скатился со ступеней и сразу же скрылся под кишащей мышиной массой.
А к берегу уже бежали селяне, привлеченные звуками выстрелов. Впереди толпы несся избитый накануне пограничник Мишка с ружьем, чуть позади – Леник с вилами и Санек с куском арматуры.
Братки, покусанные и истерзанные, истекающие кровью, попрыгали в машины и быстро покинули берег. Джипы промчались на бешеной скорости мимо несущегося к реке Аполлинария. На толстой морде застыло выражение отчаяния и злости на самого себя: неужели он проспал драчку века?!
***
Участковый попрощался с сестрой и сел на мотоцикл.
– Погостил бы еще, – сокрушенно покачала головой женщина.
– Не могу, – с сожалением ответил участковый. – Два дня дома не был, как бы не натворили чего.
Он завел мотоцикл и крутанул ручку.
***
Собаки, коты и грызуны испарились с берега так же стремительно, как и появились. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Дальше уже сами, люди-человеки. И это, не благодарите!
Леник и Санек ходили по берегу и собирали стреляные гильзы. Мишаня уже уволок домой трофей – две канистры с бензином. Хорошо, что участкового нет, так бы пришлось совсем худо. Что касается Ушана, то он был рад, что Светка уехала на учебу. Иначе пришлось бы держать ответ за невыполненное обещание никуда не влезать, и за слова: «Да выкинул я пистолет, выкинул!»
По ступеням к центру спустился Шниперсон.
– И шо, Евгений, порадуете старого еврея?
– Да, все закончилось, – ответил Ушан. – Наверное.
Еврей огляделся по сторонам, затем потрогал царапину от пули на бело-синей стене.
– Стеночку поцарапали, – сокрушенно пробормотал он.
Ушан только головой покачал.
***
Бизнес процветал, и Шниперсон решил вложиться в благоустройство села. Уже к концу октября на улицах Ухтыблин-Улыбино стояли новые фонари, ярко освещавшие улицы, и теперь местные могли спокойно ходить по ночам без страха вляпаться в коровью лепешку. Еще провели оптоволоконный интернет-кабель, а при библиотеке открыли центр ликбеза для пенсионеров, где бабульки и дедульки постигали азы компьютерной грамотности. Вел курсы приглашенный из города специалист – молодой парень в очках, жутко умный и, что немаловажно, терпеливый. Объяснял, показывал, демонстрировал. Но даже у него, терпеливого, от некоторых вопросов потели очки и тряслись руки.
– Ты мне, милок, по-русски скажи, на кой мне твой виндоус, когда мне в косынку сыграть надобно?
– А ежели интернет закончится, как быть? Можно его загодя на дискетки скопировать?
– А как тут в Дзен-то зайти? Это куда жмакать?
– Голубчик, а мы с Кузьминишной можем по скайпу общаться? А то надоело через забор кричать.
– А у меня клавиатура бракованная! Буквы «ё» нету! Ёпта!
Специалист протирал очки, вздыхал и объяснял, объяснял, объяснял.
***
Леник вежливо постучал в окно. Выглянула заспанная Лариса.
– Лариса, мне поговорить надо с тобой, – заговорщицки прошептал он.
– Так заходи в дом.
– Не, лучше ты выйди, а то Санька разбужу.
Через пару минут Лариса появилась на крыльце, кутаясь в шаль – погода стояла дождливая и сырая, что для середины ноября было в порядке вещей.
– Слушаю, Леня.
– Жениться я надумал, – он оглянулся по сторонам. – Но Аня об этом еще не знает.
– То есть, ты решил сначала поставить в известность других? – засмеялась Лариса.
– Других-других! Умные все такие! – обиделся Леник. – Я хотел романтично предложить! Я стих написал, но нужно мнение со стороны и помощь.
– Сам написал?!
– Сам. Лично придумал. Всю ночь сочинял. Послушай, а?
– Давай, – с сомнением ответила Лариса.
Он вытащил из кармана смятый клочок бумаги. Откашлялся и громко зачитал:
Сидел я в колодце и даже не знал,
Что встречу тебя, мой идеал!
Гляжу на трубу и вижу тебя.
Гляжу на бутылку и вижу тебя.
Короче, давай выходи за меня,
Ответа я жду до конца ноября,
А если не скажешь мне твердое «да»,
То мне без тебя просто…
Тут Леник запнулся и густо покраснел.
– Тут рифма такая напрашивается… неромантичная. Я уже и так, и так думал, что-то не смог ничего подобрать. Может, что посоветуешь?
Лариса, прикрыв ладонями лицо, сотрясалась от смеха. Леник оскорбленно сопел и ждал, когда она успокоится. Он не для того в творческих муках рожал эти строки, чтобы над ним сейчас смеялись!
Она вытерла слезы и вздохнула, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться снова.
– Ленечка, милый. Тот самый случай, когда лучше не мудрить. Скажи ей просто и без затей.
***
Из-за холодной и дождливой погоды свадьбу справляли в клубе. Виновники торжества Аня и Леник принимали поздравления. Гости сидели за длинным столом и поздравляли молодых, поднимая за них бокалы, стаканы и рюмки. Почетная обязанность свидетелей легла на плечи Санька и Ларисы.
– Горько! Горько! Горько! – скандировали гости.
Молодожены поднялись и поцеловались. Скромно, сдержанно. Фадеич, навернув стакан самогона, крякнул и растянул меха своей трехрядки. Гости, сельские и городские, пустились в пляс под залихватские частушки: Ежевичкин с бабой Капой, Санек с Ларисой, Ушан со Светкой, Ленка с Толиком, Мишка с Маринкой, Генька с Люсей, Поликарпыч с Зойкой и многие, многие другие. Даже Шниперсон лихо отплясывал с полненькой продавщицей Зиной. Содрогались стены, резонировали окна, тряслись потолочные светильники. Всем было весело.
Наконец, из толпы отделилась раскрасневшаяся баба Капа. Присела рядом с молодоженами, махнула стакан минералки.
– Уф, думала сердце выскочит, – выдохнула она. – Возраст уже, все-таки.
Молодые переглянулись.
– Да какой у вас возраст? Вы молодая еще!
– Хоть и вранье, а все равно приятно! – засмеялась бабулька и показала на отплясывающих Санька и Ларису.
– А почему Санек тормозит? Или не собирается жениться?
– Не сейчас! – улыбнулся Леник. – Хочет годик поработать здесь, поднакопить и квартиру купить в городе.
– А хватит? – с сомнением спросила бабулька.
– Так Лариса дом продаст, а Санек добавит, – пояснила Аня. – Тогда хватит.
– Ага, – поддакнул Леник. – Он на работу хочет вернуться. Оно и понятно, не его это – лесопилку охранять. Да и Ларисе, с ее-то образованием, работу тоже найти несложно будет.
– В общем, у людей все распланировано, – понимающе покивала старушка. – Может оно и правильно. И к лучшему.
– Капитолина Алексеевна, я вас поблагодарить хочу! – сказал Леник. – Если бы вы тогда не заступились за нас у городской мэрии, то неизвестно, что бы с нами было. Забили бы до смерти, наверное.
– Да, а я и Лариса так и померли бы в одиночестве, – грустно добавила Аня. – Так что, Капитолина Алексеевна, эта свадьба – тоже ваша заслуга. И кошки и собаки бродили бы и голодали, а люди мучились от своих проблем психологических. Все же по цепочке пошло.
– Я тебя поправлю, – покачала головой баба Капа. – Благодарить нужно тех, кто стырил с лесопилки четыре куба отличной сосновой доски. Именно с этого все и началось.
Разухабистые переливы гармошки затихли. Санек призывно захлопал.
– Дорогие гости! Можно я спою вместе с женихом? Песня не в тему, но просто она нам очень близка, и мы ее часто пели, когда было тяжело. Леник, иди сюда!
Леник вышел к товарищу и подхватил стоящую в углу гитару. Ударил по струнам, и оба, не сговариваясь, запели «Генералов песчаных карьеров» в исполнении группы «Несчастный случай».
Фадеич, навернув еще один стакан, растянул гармошку, подстраиваясь под гитару. Гости, кивая в такт мелодии, подхватили песню.
За окном шел дождь, барабаня по крышам домов. С реки задувал осенний ветер, гоня опавшие листья по сельским улицам, а лужи пузырились от падающей с черного неба воды. Слякотно, промозгло, грустно. И песня, доносящаяся из раскрытых форточек клуба, тоже была грустной:
«…О, мама, если бы найти тебя,
Была б не так гоpька моя сyдьба.»
Но какой бы грустной ни была эта песня, у тех, кто ее сейчас пел, было все замечательно. Просто кто-то когда-то не прошел мимо, протянул руку и вытянул с самого дна.
Поверил.
Помог.
Поддержал.
История одиннадцатая. Ищу хозяина
Ахмет стоял на дороге и колотил лед. С каждым взмахом лома из простуженного горла вместе с облачками пара вырывались кашляющие звуки. Смуглое восточное лицо горело и, несмотря на сильный мороз, покрылось капельками пота.
– Ахмет! Как дела?! – донеслось сверху. Дворник задрал голову, придерживая толстой рукавицей шапку.
– Хорошо дела, Капитолина-апа! – отозвался он и тут же задохнулся. Уронил лом и согнулся в мучительном кашле. Выпрямился и со страдальческим выражением потер грудь.
– Вижу, у тебя вообще все прекрасно, – донесся задумчивый голос. – Сейчас спущусь!
Через пару минут баба Капа выскочила из подъезда. Осторожно ступая по льду, подошла к дворнику и, сняв вязаную рукавичку, приложила ладонь к его лбу.
– Ого! – сочувствующе сказала она. – Горячий восточный юноша. Отдохнуть надо, прилечь. А может, скорую?
Узбек поднял лом и удрученно показал на заснеженную дорогу.
– Снег убирай надо. Лед бить надо. Работа надо. Лежать не надо.
– Ты все равно не работник сейчас, – возразила бабулька. – Помрешь еще здесь от наших холодов и не увидишь больше свою родную Фергану. Давай помогу, разомнусь хоть.
Она взялась за лом, но Ахмет упрямо потянул тяжелую железяку на себя.
– Я не из Фергана, я из Ташкент.
Бабуля вцепилась в лом обеим руками.
– Ну, значит, не увидишь родной Регистан. Лом давай.
– Регистан в Самарканд, а в Ташкент – Площадь Мустакиллик.
Баба Капа поджала подбородок и прищурилась.
– Не беси меня, Ахмет. Лом давай!
– Не могу, Капитолина-апа! – взмолился дворник. – Управляйка увидеть – ругаться будет. Не могу. Рахмат, Капитолина-апа, но не могу!
И снова согнулся в приступе мучительного кашля. Лом сам выпал из рук, из горла вырвались сиплые звуки.
– Ахмет, мне нетрудно, – с сочувствием ответила бабулька. – Ты иди, полежи пару часиков, чайку горячего попей. А с управляйкой я как-нибудь сама разберусь. Не бойся.
Узбек вытер покрытый испариной лоб и сдался. Кивнув, медленно пошел к месту своего жительства – в подвал. Баба Капа подняла лом и охнула.
– Ох ты ж бл..! Тяжелый-то какой! – приподняла лом и опустила на лед. Прозрачная корка весело хрустнула и разлетелась, обнажая серое полотно асфальта.
Через час она уже сгребала прозрачные осколки широкой уборочной лопатой и выкидывала их на обочину. А еще через полчаса зашла в полутемный подвал дворницкой, прислонила лом и лопату к стене и громко позвала:
– Ахмет! Ты там живой?!
Из угла донеслись кашляющие звуки. Баба Капа приблизилась к старому дивану, на котором лежал узбек. Рядом, на обшарпанной телевизионной тумбочке, стояли чайник и граненый стакан, среди полупустых блистеров с таблетками лежал градусник – видно, Ахмет мучился уже давно, не один день. Бабулька присела на табуретку и приложила ладонь ко лбу дворника.
– Температуру мерил?
– Тридцать и девять, и пять, – слабо отозвался Ахмет.
– Тридцать девять и пять? – уточнила она. – Ты считаешь это нормальным?
– А, пройдет, – выдохнул Ахмет. – Болеть нельзя, работа надо. У меня семья в Ташкент. Работа надо. Надо работа.
Похоже, бедный Ахмет уже начинал бредить. Черные волосы слиплись от пота на лбу, закрытые веки подрагивали, а губы, сухие и потрескавшиеся, еле разжимались.
Баба Капа вытащила телефон и позвонила в скорую помощь. Поговорила с диспетчером и назвала адрес, затем сразу же набрала номер управляющей компании.
– Алло, бездельники, это Бойцова. Ахмет заболел… Что значит, какой Ахмет? Дворник наш! Температура, все дела. Я скорую вызвала. Если даже его не заберут, то работать ему никак нельзя, поэтому присылайте другого… А чему это мы так удивляемся? Что? Нет другого? Тогда выходите сами: ломы в зубы и вперед. Что значит, это не входит в ваши обязанности? Да если бы вы со своими обязанностями справлялись! Чаек допили, жопы подняли и на улицу! Что, пришлете замену? Быстро же нашли. Только живенько – зима наступила, если вы не в курсе!
Спрятав телефон, она вытащила платок и вытерла испарину со лба Ахмета.
– Работа надо. Надо работа, – бормотал дворник.
– Работа, работа! – рассердилась она. – Как говорят: пускай работает лохматый тот медведь, и нехер по лесу шататься и реветь. Документы твои где? Врачи спросят.
Ахмет похлопал себя по внутреннему карману куртки. Баба Капа аккуратно расстегнула ее и вытащила пачку документов, завернутых в полиэтиленовый пакет.
– Кошка, Капитолина-апа, – прохрипел Ахмет. – Кошка.
– Какая кошка?
Ахмет с трудом разлепил веки и показал в угол. Под бегущими вдоль стены трубами, на свернутом старом одеяле, лежала черная ангорская кошка. Желтые глаза смотрели на бабу Капу настороженно, острые коготки царапали хлопковую ткань, а хвост беспокойно метался по полу. Рядом стояли блюдечко с молоком и пластиковый контейнер с остатками рыбы.
– Твоя?
– Не, сам пришел, – Ахмет снова закрыл глаза и судорожно сглотнул. – Голодный пришел. Хороший кошка. Кормить надо. Хозяин найти надо.
– Не волнуйся, найдем хозяина, – успокоила его бабулька. – Как зовут?
– Не знаю, он мне не говорил. Это же кошка.
– Поумничай!
Она снова вытерла ему лоб и вздохнула, глядя на судорожно вздымающуюся грудь дворника и слушая хрипы.
– Дать бы тебе по морде. Зачем так запускать?
Врачи прибыли через полчаса. Осмотрев и расспросив больного, увезли его с подозрением на воспаление легких. Проводив взглядом карету скорой помощи, баба Капа спустилась обратно в подвал. Подхватила кошку на руки и ласково погладила. Та не сопротивлялась, хотя желтые глаза все равно оставались настороженными.
– Пойдем со мной, кошка, – бабулька прижала ее к себе и вышла из дворницкой.
***
Вернувшийся домой Ежевичкин застал Капу за странным занятием. Она сидела за столом и аккуратно что-то выводила ручкой на бумаге.
– Капа, я пришел! – объявил он.
– Вот и прекрасно! – она повернулась к нему. – Сейчас мы с тобой прогуляемся по району и расклеим объявления.
– Какие объявления?
Бабулька взяла один листок, вытянула перед собой и громко прочитала.
– Нашлась черная ангорская кошка. Ищу хозяина. И телефон мой. Кратко и по делу.
– Кратко – это, конечно, хорошо, но какая кошка? – не понял моряк.
Тонкий палец показал на кресло, в котором свернувшись клубочком лежала черная ангора и внимательно наблюдала за ним.
Ежевичкин в куртке прошел в комнату и присел на подлокотник.
– Интересно, как ее зовут? – погладил ее по отмытой черной блестящей шерстке.
– Не знаю, он мне не говорил. Это же кошка! – засмеялась баба Капа, вспомнив слова Ахмета.
***
Капитолина Алексеевна проснулась рано – за окном еще было темно и тихо. Бодро откинула одеяло и тут же поморщилась – тело ломило так, будто она накануне в одиночку разгрузила баржу с рельсами. Осторожно потянулась и тихонько, стараясь не разбудить Ежевичкина, слезла с кровати. Ноги, как оказалось, тоже болели. Причину можно было даже не искать – вчерашние разминки с ломом и лопатой не прошли бесследно и теперь отдавали волной ноющей боли в мышцах. А ведь когда-то, на какой-нибудь всесоюзной молодежной стройке, коих в ее богатой трудовой биографии было хоть отбавляй, она могла часами размахивать лопатой, целыми днями таскать тяжелые тележки с песком и гравием, а потом еще, вместе с такими же бесшабашными комсомольцами, петь песни у костра, оставив на сон всего каких-нибудь четыре часа.
А сейчас?
А сейчас возраст, мать его!
В голову вдруг пришла спасительная мысль: а при чем тут возраст, если лом у Ахмета неправильный? Да-да, именно неправильный! Слишком тяжелый! Да-да, именно так! И баста!
Повеселев от такого простого объяснения, она направилась в ванную. Через пятнадцать минут, посвежевшая, вырулила в кухню и поставила чайник. Следом, неслышно ступая мягкими лапками, вошла кошка. Уселась напротив нее и уставилась немигающим взглядом.
– Есть хочешь? – спросила бабулька. – Мы тут вчера с Егором тебе купили всего.
Она открыла шкафчик и вытащила упаковку с сухим кормом. Высыпала горсть гранул в миску. Налила в другую воды.
– Кушать подано! – торжественно объявила она.
Кошка подошла к миске и понюхала. Затем осторожно попробовала одну гранулу, пожевала с задумчивым видом и, как показалось бабе Капе, одобрительно кивнула. Заурчала, опустив мордочку в миску.
– Где же твой хозяин? – задумчиво спросила бабулька. – Ладно, будем надеяться, что увидит объявление и позвонит.
Через десять минут она пила ароматный кофе и смотрела в окно. Начинало светать, редкие прохожие, семеня по ледяному насту, торопились на остановку, водители сметали снег с лобовых стекол и прогревали двигатели, а новый дворник уже размахивал метлой у дома напротив. В городе начиналась жизнь.
На столе в истеричной вибрации заплясал мобильник. Номер был незнакомым.
– Алло? – она приложила телефон к уху.
– У вас мой кот? – голос был мужским с визгливыми нотками.
– Не кот, а кошка. Здравствуйте, – невозмутимо ответила бабулька, отпивая кофе и продолжая смотреть в окно.
– Вы ошибаетесь, это кот! – категоричным тоном ответил голос.
– Ну, мне же лучше знать, кот или кошка! – немного удивилась она.
– А мне кажется, это мне лучше знать, кто у меня пропал! У меня пропал кот!
Баба Капа нахмурилась и поставила чашку на подоконник. Поудобнее взяла телефон.
– В таком случае вы ошиблись. Вашего кота я не находила.
– А кто сказал, что вы его нашли?! Вы его украли! Я прекрасно знаю эти ваши преступные схемы, вы меня не проведете! Сначала похищаете, затем требуете вознаграждение за возврат или продаете первому позвонившему по объявлению! То, что вы делаете – омерзительно и безравст… безранствен… безднранств…
– Безнравственно, – подсказала она.
– Во-во! – обрадовался голос. – Вы тоже со мной согласны?
– Нет! Я просто помогла закончить твой поток сознания. И не благодари!
Голос завыл. Баба Капа слушала, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу.
– Хорошо, я готов заплатить за моего Маркиза! Слышите, готов! Сколько?! Только учтите, если это повторится, я обращусь куда следует! Мой зять занимает не последнюю должность в Росприроднадзоре! И он обязательно найдет управу на вашу преступную шайку!
– Слушай, мужик, – миролюбиво ответила она. – У меня кошка, не кот. Разницу видишь? И я ее не крала. Ты, конечно, можешь думать по-другому и подключать зятьев из Росприроднадзора, кумовьев из Союзмультфильма и тещ из Водоканала, но только после того, как отдашь украденный телефон санитару и вернешься в палату.
Истеричный визг буквально оглушил.
– Воровка! Верни мне моего кота Петюню!
– Петюню? – переспросила она. – Минуту назад у него было более благородное имя. Маркиз, кажется?
– И Маркиза верни! Иначе я за себя не ручаюсь! К тебе уже выехали люди! Они пробили тебя по номеру и вычислили адрес! Жди и молись!
– Жду и молюсь! Уболтал! – отрывисто рявкнула баба Капа, потеряв терпение, и нажала на кнопку сброса. Не, на своем длинном и трудном жизненном пути она встречала разных идиотов, но этот же бил все рекорды! Аж вывел! Бывает же такое, когда слушаешь человека, а он несет такую пургу, что начинаешь сомневаться, а происходит ли это на самом деле? Или может, наоборот, это ты – сумасшедший, а он как раз таки нормальный, и это именно ты неадекват, который не в состоянии понять его простые слова и бесхитростные мотивы? Странно это все. Странно, непостижимо и необъяснимо. А может не стоит пытаться что-то понимать и искать объяснения, а просто принять как должное, как одно из проявлений этого загадочного мира? Мд-а-а-а… Правильно говорил Дерсу Узала: «Сколько лет тайга ходи – понимай нету!»
Не успела она положить телефон на подоконник, как тот снова завибрировал в ее руке. Номер был другим.
– Алло?
– Доброе утро, – голос был женским, молодым и очень мелодичным.
– Здравствуйте.
– Я стою сейчас на остановке и читаю ваше объявление. Это потрясающе!
Баба Капа нахмурилась.
– Очень приятно, что меня читают. Так это ваша кошка?
Закралось подозрение, что эта незнакомка с приятным голоском и тот первый позвонивший – делят одну палату. В ее понимании счастливые хозяева, нашедшие своих питомцев, диалог строят в несколько другом ключе.
– К сожалению, нет, – собеседница вздохнула. – У меня с детства аллергия на кошачью шерсть, но мне всегда хотелось иметь кошку. Или кота. Я просто хотела выразить вам свою благодарность за то, что не проходите мимо бездомных животных. Не каждый бы так поступил: взять кошку с улицы, а затем расклеить объявления по всему городу. Большинство – максимум покормят, хотя, конечно, это тоже немало и достойно уважения. Поэтому вам огромное спасибо! И извините за ранний звонок.
– Ну, что вы, – ответила баба Капа, смущенная неожиданным поворотом разговора. – Вам спасибо за теплые слова.
– И еще, я вас не знаю, но мне кажется, что вы замечательная!
