Ден Истен
Нина. Сборник рассказов
Без детства
В конференц-зале было многолюдно. Собрались все: директора филиалов, товароведы, начальники складов, продавцы, экспедиторы, бухгалтеры. Заместитель генерального директора надела на лицо свое обыденное строгое, с налетом превосходства, выражение. Жесткий взгляд за тонкими стеклами дорогих очков.
– Коллеги! В рамках благотворительной помощи наша компания решила помочь Некрасовскому детскому дому. Это касается подарков на Новый год!
Присутствующие одобрительно загудели: помочь детишкам – это святое!
Замдиректора строго постучала ручкой по столу. Воцарилась тишина.
– Приказ всем директорам филиалов: подготовить подарки из продукции на складах брака и неликвида. Товароведы, начальники складов, продавцы – без дела не сидим, подключаемся. К концу декабря все должно быть собрано, упаковано и перемещено на главный склад. Всем ясно?
Тишина. Присутствующие недоуменно переглянулись между собой.
– Я спрашиваю, всем всё ясно? – замдиректора недовольно поджала губы.
– Нет! – в углу поднялась рука. – Мне не ясно!
– Ты кто? – начальница вперила немигающий взгляд в худенькую темноволосую девушку, сидящую не за длинным столом, а возле окна – там, где собрались сотрудники рангом пониже: продавцы, экспедиторы, курьеры.
– Меня зовут Жданова Марина. Я продавец из северного филиала.
– И что тебе не ясно, Жданова? – раздраженно спросила начальница. Тишина в помещении была гробовой. Начальницу знали, как редкостного самодура и плохого управленца, с чьей щедрой руки можно было легко получить выговор или штраф. А виноват или нет – дело десятое!
– Мне не ясно, почему мы отправляем детям залежалый товар и брак? – прямо спросила Марина, вставая.
– Странно, что ты не понимаешь… Неликвид и брак нужно списать и утилизировать, а это лишние расходы. А детям – все равно, они и так слаще редьки ничего не ели! – с неприкрытым цинизмом ответила замдиректора.
– Вы это серьезно?! – Марину аж качнуло от этих слов. – Вы хотите отправить бедным детям пожелтевшую бумагу, высохшие фломастеры, поломанные мелки и прочий хлам? Вам их не жалко? У них и так в жизни мало радостей. Вы, вообще, понимаете, что творите?!
Девушку стали испуганно одергивать, но она только отмахнулась и прямо смотрела в глаза руководительнице. Та многозначительно посмотрела на секретаршу, растерянно теребящую в руках ежедневник, и ткнула пальцем в сторону несговорчивой продавщицы:
– Эту – уволить! Подготовить приказ!
Секретарша горько вздохнула и кивнула. Украдкой, сочувствующе, посмотрела на Марину. Та лишь пожала плечами, подхватила сумку и молча покинула конференц-зал.
***
Марина выгребла всю наличность. Негусто. Если сюда прибавить ту небольшую сумму, что есть на карте, то месяц-полтора она протянет. Это если в режиме жесточайшей экономии. А экономить Марина умела – жизнь заставила. Родители, живущие в деревне, всячески пытались помочь единственной дочери, но сидеть на их шее она не могла. Поэтому всегда отказывалась, мотивируя тем, что у нее все прекрасно, и она ни в чем не нуждается. И до этой поры ей удавалось сводить концы с концами, наскребая на аренду маленькой комнаты на окраине города, довольствуясь одеждой с местного вещевого рынка, да покупая себе скромный провиант. Но сейчас все быстро поменялось в худшую сторону, и над Мариной нависла вполне реальная угроза оказаться на улице. Без денег, еды и работы.
Она вздохнула. Хорошо, что дали возможность уволиться по собственному желанию, а то было бы совсем тухло. Уставилась на экран старенького, купленного с рук, ноутбука – она уже второй день искала работу, просматривая вакансии.
Вот, вроде что-то подходящее. Надо звонить.
Уже набранный номер на экране дешевого мобильника вдруг сменил чей-то входящий звонок, сопровождаемый пиликаньем незамысловатого, дребезжащего рингтона.
– Алло? – Марина прижала телефон к уху.
– Марина? Жданова Марина? – мужской голос был незнакомым.
– Да.
– Здравствуйте! Меня зовут Виктор Николаевич. Я генеральный директор сети магазинов «Мозаика», откуда вас уволили.
Марина растерялась. Во дела! С чего это сам небожитель, владелец крупнейшей в городе сети магазинов канцелярских товаров, большую часть времени проводящий в Испании, вдруг заметил ее со своего Олимпа и позвонил? Ей, рядовому продавцу, которую он даже никогда не видел!
– Здравствуйте, Виктор Николаевич, – тихо ответила Марина. – Очень приятно.
– Взаимно, Марина, – продолжал генеральный. – Понимаете, произошла чудовищная ошибка! Я даже не знаю, как это назвать… В этом есть и моя вина, безусловно, уж слишком я доверился своим замам! Я даже не знал ни о том, что они решили таким мерзким и низким образом избавиться от неликвида, ни о том, что вас уволили! За всем не уследишь! Мне пятнадцать минут назад позвонила секретарь и сказала. Я так понимаю, вашим увольнением шокирована не только она, но и многие сотрудники, которые вас знают лично.
Марина сидела, от удивления раскрыв рот. До того это все было неожиданно!
– А теперь давайте сразу к делу. Скажите, вы готовы принять мои извинения за поведение моих подчиненных и несправедливое увольнение? А заодно занять должность заместителя директора северного филиала. С ее слов, вы отлично справлялись на должности продавца. Может быть, пора расти?
– Вы предлагаете мне вернуться на новую должность? – севшим от волнения голосом спросила Марина.
– Да. И насчет подарков детскому дому… Я приказал, чтобы детям выделили подарки из новой партии. Некоторую продукцию оттуда планировалось ввести в реализацию лишь в январе следующего года. Поэтому у детей будет только все самое новое и лучшее.
– Спасибо, – пробормотала Марина, окончательно растерявшись.
– Вам спасибо! Мне будет очень приятно, если вы примете мое предложение относительно новой должности. Приказ о вашем назначении уже готов, я распорядился. Уж забежал вперед, простите.
***
Марина смотрела на воспитанников Некрасовского детского дома. Дети помладше с любопытством разглядывали новые альбомы для рисования и развивающие игры. Ребята постарше уже распаковали свои конструкторы и теперь с деловитым видом изучали детальки, явно намереваясь собрать из них что-то очень грандиозное. Совсем малыши носились по маленькому залу с веселым смехом, прижимая мягкие игрушки и машинки. Казалось бы, идиллия – счастливые дети! Что может быть лучше?
Но Марине было грустно. За всем этим смехом и радостью скрывалась совсем недетская боль и обида. Боль и обида маленьких людей, у которых отняли самое важное в жизни каждого ребенка – детство!
Блаженная
Односельчане звали ее блаженной. Без насмешки или неприязни, просто тем самым констатируя сам факт ее чудаковатости. Невысокая восемнадцатилетняя девушка, абсолютно безобидная и до того открытая и наивная, что становилось просто страшно за нее – она верила каждому, и обидеть ее мог тоже каждый.
– Машка, отдай бабушке сахар и скажи, пусть зайдет ко мне на днях, ткань должны завезти. Она хотела отрез, платье тебе сшить. Поняла?
Маша прижала кулек с сахаром, подняла на продавщицу огромные зеленые глаза. Отстраненные, как будто девушка витала где-то далеко в облаках, подальше от родного села.
– Машенька, миленькая, ты поняла меня? – повторила продавщица. Маша кивнула и пошла к выходу.
Глядя ей вслед, продавщица вздохнула.
– Точно блаженная…
***
Участковый Петр Валентинович сидел за обшарпанным столом. В сенях толпились обеспокоенные соседи, вслушиваясь в разговор.
– Зинаида Федоровна, когда вы видели Машу в последний раз?
– Так это, утром еще, – всхлипнула старушка. – В магазин ее отправила. Лида, продавщица, говорит, что забрала сахар и ушла. И все – как в воду канула! Пропала моя Машенька!
Старушка разрыдалась. Две соседки, стоявшие у входа, кинулись ее успокаивать, третья полезла в шкафчик за каплями.
– Валентиныч! – крепкий грузный мужчина присел рядом с участковым. – Мы тут с мужиками все обшарили, где только могли. Даже на верфи заброшенной были, нет нигде девчонки! Валентиныч – ты власть, давай звони куда там надо, пусть военных присылают, вертолеты. Лес надо прочесать, а народу-то нету!
Участковый только ладонью по лицу провел.
– Дымов! Давай каждый будет свою работу выполнять? Ты – баранку крутить, а я закон защищать! И потом… какие к черту вертолеты? Кто будет из-за девчонки столько суеты поднимать?!
– Делай тогда что-нибудь! Время идет! – зарычал Дымов. – Мент ты или так… погулять вышел?
Он встал, нахлобучил кепку. Подошел к стоящим в дверях односельчанам.
– Пойдем, мужики. Сами искать будем, коль власть у нас такая. Собирайте народ!
***
– Маша-а-а!
– Машка, где ты?!
– Машенька! Отзовись!
В хмуром осеннем лесу, обычно тихом и безжизненном, было оживленно. На поиски пропавшей девушки вышло все село: мужики, бабы, даже дети. Неумело разделившись на группы, они прочесывали лес.
– Маша-а-а-а! – орал Дымов, с беспокойством глядя на заходящее солнце. Шансы найти девочку таяли с каждой минутой.
– Дядя Захар, темнеет уже, – сказал идущий в пяти метрах Олег, племянник, рослый восемнадцатилетний парень.
– Значит так, ребятишек и баб отправляем по домам, мужики продолжают поиски, – скомандовал Дымов.
***
– Ну что, Захар? – обеспокоенно спросила жена, едва Дымов вошел в дом. По его хмурому, исцарапанному ветками, лицу поняла, что поиски результатов не принесли.
– Не знаю я, где искать. Сами чуть не заблудились. Батареи уже посадили в край! – он положил фонарь на стол. – Утром надо снова идти.
– Может вернется сама? – предположила жена, ставя перед ним тарелку с супом.
– Может и вернется… Да только я участкового нашего встретил, говорит, ориентировка пришла на трех беглых зеков. Сегодня вечером с зоны сбежали, судя по всему где-то в нашем лесу прячутся…
***
Маша очнулась. Открыла глаза, прямо над ней зияли рваные края ямы, а еще выше, на недосягаемой высоте, чистое звездное небо.
Жутко болела нога. Девушка застонала и попыталась подняться. По телу прошла волна одуряющей боли. Девушка заплакала, размазывая слезы по грязному лицу. Внезапно где-то наверху раздались осторожные голоса и хруст валежника под ногами.
– И долго мы тут тихариться будем? – спросил хриплый грубоватый голос. – Нам здесь задерживаться вообще не в жилу, утром мусора с собаками пойдут. Уходить надо.
– Ночью нельзя, заплутаем, – возразил второй голос, молодой. – Утром к переезду будем пробираться.
– Тихо! – прервал громкий шепот кого-то третьего. – Скулит кто-то… Слышите? Вон там! Подсветите!
В следующую секунду яму, где лежала Маша, осветил тусклый свет спичек.
***
– Ха, господа арестанты! Да у нас тут маруха! – присвистнул один, чернявый, с перебитым носом.
– А что она здесь делает? – озадаченно спросил второй, худой. – Если бы тут валялся тот гусь прокурорский, что меня на пятнаху закрыл, я бы и то меньше удивился.
– Надо помочь! – сказал третий. Молодой, лет двадцати.
– Ну так лезь, Сёма! Поможешь ее вытянуть, а потом мы тебя вытащим, – предложил чернявый.
Они, держа его за руки, помогли спуститься. Семен чиркнул спичкой.
– Да тут нога! – озадаченно сказал Семен, увидев ее неестественно вывернутую ногу.
– Ты давай ее вытаскивай! – нетерпеливо крикнул худой.
Семен опустился на колени, поднес спичку к ее лицу.
– Не бойся. Ты как тут оказалась? Упала?
Девушка закивала, морщась от боли.
– Давай помогу, – он легко приподнял Машу.
– Давай поднимай! Ага, вот так! – они схватили девушку за руки, вытянули наверх и сразу же исчезли из виду.
– Э, про меня не забыли?! – крикнул Семен.
– Не забыли! Третьим будешь! Посиди пока там, – раздался в ответ мерзкий смех. Почти сразу же Семен услышал женский крик, затем сдавленное нечленораздельное мычание.
Он зарычал в бессилии, заметался внутри ямы.
– Отпустите ее! Я вас порву!
В ответ услышал только довольный хохот.
Семен трясущимися пальцами зажег спичку и лихорадочно исследовал рыхлые земляные стенки, надеясь найти хоть малейший выступ. Внезапно увидел что-то гладкое, ветвистое, выпирающее из земляного наката почти у самого верха ямы. Это были корни старого дерева, уже высохшие и безжизненные, но на вид достаточно крепкие. Семен подпрыгнул и уцепился за шероховатую поверхность. Подтянулся и одним сильным движением выкинул тело на поверхность.
Худой торопливо расстегивал длинную вязаную кофту девушки. Чернявый, хищно улыбаясь, одной рукой удерживал руки девушки, а другой заткнул ей рот.
Семен с криком подбежал сзади и со всего маха опустил сложенные вместе кулаки на голову худому. Тот икнул, закатил глаза и мешком рухнул на мокрую листву. Семен вытащил из кармана заточку, выставил перед собой. Чернявый выпустил девушку, вскочил на ноги и попятился, глядя в его горящие ненавистью глаза.
– Сёма, давай без кипиша? Перышко-то спрячь. Ну хочешь, ты первым будешь?
– Берешь это! – Семен пнул лежащего без сознания худого. – И сваливаете отсюда, иначе обоих под осиной закопаю!
***
Они снова вышли на поиски едва взошло солнце. Несколько односельчан растянулись в цепочку.
– Маша-а-а-а!
– Машка-а-а-а-!
Племянник Олег бодро шагал в нескольких метрах от Дымова.
– Дядя Захар, а с чего ты взял, что она именно в лесу?
– Да любит Машка гулять здесь! Я ее частенько видал, когда с охоты возвращался. Идет, улыбается чему-то там, под ноги не смотрит, а взгляд такой, как не от мира сего. Я ей: Маша, заблудишься! Пойдем домой! А она глазищами на меня смотрит своими зелеными, улыбается в ответ, головой мотает и дальше идет. Вся на своей волне. Блаженная…
Внезапно в пролеске раздался треск. В следующую секунду на прогалину вышел какой-то парень с черном арестантском ватнике. Он держал на руках девушку. Увидев их, облегченно вздохнул. Бережно положил ее на землю, вытер с усталого лица льющийся ручьями пот.
– Все сюда! – заорал Олег.
– Машка! Живая! – воскликнул Захар.
Все как по команде подбежали к ним и моментально окружили парня и Машу.
– Да это же зек! Наверное, один из тех, про которых Валентиныч говорил! Бегунок! Держи его!
Парень и не думал сопротивляться. Он устало рухнул на колени, его моментально придавили к земле, заломав руки.
– Это ты нашу Машу украл?! – замахнулся Олег.
– Не-е-е-ет!!! – пронзительно закричала Маша.
От этого крика у всех кровь застыла в жилах. Мужики, удерживающие зека, невольно разжали руки, отступили. Маша подползла к Семену, вцепилась в его ватник, затем закрыла парня собой.
– Нет!!!!
Все оторопело смотрели на нее. Словно раненная тигрица, защищающая своего детеныша.
***
– … Я вор, не мокрушник! – закончил рассказ Семен и затянулся папиросой. – Хотя тогда был готов привалить обоих.
– Что же делать-то с тобой? – Дымов озадаченно глянул на него, перевел взгляд на односельчан. Те подавленно молчали, шокированные рассказом Семена. Маша сидела рядом с ним. Когда ее хотели отнести в село к фельдшеру – наотрез отказалась. Видно опасалась за своего спасителя.
– Об одном прошу. Дайте уйти! – парень посмотрел на селян просящим взглядом.
Все молчали, отворачивая взгляд. Над поляной повисла гнетущая тишина.
– Ладно! – наконец решился Дымов, встал и повернулся к односельчанам. – Значит так, мужики! Машу мы нашли в яме! Никакого беглого зека в глаза не видели! Валентинычу, этому недоучастковому – ни слова! Своим бабам – тоже, те еще сороки! Ни детям, ни тещам, ни кошкам, ни собакам! Всем понятно?!
Все дружно и одобрительно закивали. Дымов посмотрел на девушку и добавил:
– А Маша… А Маша у нас и так не шибко разговорчивая…
Затем он снял свою кепку, бросил ее на землю. Вытащил из кармана смятые купюры, положил в кепку, там же оказались сигареты и зажигалка. Селяне охотно последовали его примеру. В кепку полетели деньги, пачки папирос и сигарет, спички. Дымов вручил все это добро оторопевшему Семену.
– Иди!
***
– Пятый! Доложите обстановку!
– Товарищ полковник. Цель вижу отчетливо. Жду приказа.
– Восьмой! Что у тебя?
– Вижу отлично. Готов работать по цели.
– Пятый, восьмой! Работайте!
Оба выстрела грохнули одновременно.
***
«… В результате проведенной операции преступники были ликвидированы. Напоминаем, несколько часов назад двое переодетых беглых заключенных были опознаны сотрудниками линейного отдела полиции. Преступники оказали сопротивление, обезоружили полицейских и захватили торговый павильон на железнодорожной станции, удерживая в заложниках несколько человек…»
Полковник выключил телевизор и уставился на майора.
– Ну, про этих мне и так все известно. Что с третьим?
– Ищем!
***
Маша, улыбаясь чему-то своему, раскрыла ладошку. На ней лежал маленький православный крестик, искусно выполненный из обычного оргстекла. Подарок того самого парня в черном ватнике и с зелеными, как у нее, глазами…
Девушка из маршрутки
Парень смотрел пристально и нагло. С интересом, как на подопытную мышь. В конце концов, Юле это надоело.
– Мы с вами знакомы? – спросила она. Тихо, чтобы не привлекать внимание остальных пассажиров в переполненной маршрутке.
– К сожалению, нет, – ответил он, продолжая пялиться.
– Тогда почему вы на меня так смотрите? – поинтересовалась Юля.
– Лицо у вас интересное. Необычное, я бы сказал, – улыбнулся он.
Вот не любила она такие ответы! Ответы, после которых возникает еще больше вопросов.
– И чем же оно необычное? – Юля обмотала шарфом лицо, оставив только глаза. Наглец засмеялся.
– У вас такие милые неправильности, – нахально ответил он. – Зря скрываете.
Хорошо, что она замоталась шарфом, иначе бы пришлось отсвечивать вмиг покрасневшим лицом. Юля пошарила глазами вокруг – пассажиры усиленно делали вид, что их нисколько не интересует разговор этих двоих, сидящих напротив друг друга, но тщательно замаскированные улыбки и слишком безразличные глаза говорили об обратном.
– Вам никто не давал права меня оскорблять, – пробубнила она в шарф. Юля не была красавицей, и прекрасно об этом знала. На скуластом лице между широко расставленным глазами выпирал длинный, с горбинкой, нос. Губы тонкие, а волосы жиденькие. Нет, она не была прямо страшной, и зеркало не трескалось, когда она в него смотрелась, но и красоткой, в истинном понимании этого слова, себя тоже не считала. Даже с очень большой натяжкой.
– Я вас не оскорблял, – искренне удивился нахальный попутчик. – Я художник.
– И какая связь?
– Я вижу то, чего не видят другие. Или видят, но не так.
– И что же вы видите?
– Вы красавица.
Всё! Это была последняя капля. Так издеваться над собой она никому не позволит. Художник, блин! Идиот и хам!
Она встала и стала пробиваться к выходу, хотя выходить ей только через остановку. Вывалившись из маршрутки, Юля, скользя на плохо расчищенном тротуаре, побежала по улице. Спустя пятнадцать минут, всклокоченная и раскрасневшаяся от быстрого бега, забежала в офис. Начальница недовольно поджала губы, демонстративно показывая на часы. День начался просто ужасно!
***
Вечером Юля сидела перед телевизором и смотрела старый американский фильм. Черно-белый, с красивыми и статными актерами.
– Ну почему я не такая? – Юля с завистью смотрела на актрису Грейс Келли. – Интересно, а такая как я, могла бы стать принцессой Монако?
Представив себя принцессой в роскошном платье, делающей книксены, ей вдруг стало смешно. Смех быстро перешел в плач. Долгий и горький.
Лето. Автобусная остановка
Юля стояла на остановке. Нетерпеливо поглядывала на часы. Подрулила машина, из нее высунулось небритое лицо. Улыбающееся и до боли знакомое. Она сразу вспомнила его, ибо такие нахалы и их оскорбления так просто из памяти не стираются – то самое мурло из маршрутки! Художник, мать его за ногу! Воспоминания полугодичной давности шевельнулись обидой. Пикассо недоделанный!
– Здравствуйте! – улыбнулся Пикассо.
Юля отвернулась. Неизвестно, что он сейчас брякнет. Может еще чего похуже?
– Девушка, нам есть о чем поговорить с вами! – настаивал мужчина.
– О чем? О том, какая я страшная? Не трудитесь, я знаю, – ответила Юля. – Вы мне об этом уже сообщили. Это было мило. И очень тактично!
– Я не говорил, что вы страшная! – возразил он. – Я сказал…
– Послушайте! – перебила его она. – Я прекрасно помню, что вы мне сказали. Нет никакой нужды повторять. Проезжайте, мой автобус подъехал!
Действительно, сзади уже вовсю сигналила Газель, возмущенная тем, что ей не дают беспрепятственно подъехать и высадить людей.
– Может, я вас подвезу? – предложил Пикассо.
– Нет! – выкрикнула она.
Но он и не думал уезжать. Люди, стоящие на остановке, стали громко высказывать свое справедливое недовольство.
– Да сядь уже к нему! Тоже мне недотрогу из себя строит! Знаем мы вас, проституток! – заголосила какая-то бабка.
– Я не проститутка! – покраснела Юля.
– Да ты одолела уже! Предлагают же подвезти! Ты чё тупишь?! – выкрикнула девица с проколотым носом и фиолетовыми волосами.
– Ты как разговариваешь, малолетка?! – возмутилась Юля.
Какой-то мужик подошел к машине и заорал на художника. Матерно, что-то там про его маму и папу, которые спьяну сбабахали это чудо. Больше досталось маме, которая, по мнению мужика, имела наглость это самое чудо недоносить, а потом еще и уронить. Несколько раз.
Маршрутка истошно сигналила. Люди орали.
Чисто психологически это было невыносимо. Юля решительно рванула дверь, уселась на переднее сиденье.
– Чё встал?! – гневно сверкнула она глазами. – Поехали, пока нас тут не порвали!
Пикассо с улыбкой вырулил на дорогу. Вслед неслись проклятия.
***
– Куда?
– Туда!
Машина остановилась возле огромного офисного здания. Двигатель мерно работал. Юля озадаченно смотрела на Германа (именно так звали хамоватого художника). Услышанное по дороге никак не укладывалось в голове, больше походило на очередную издевку.
– Я тебя правильно поняла? Ты написал мой портрет по памяти и вывесил его на всеобщее обозрение? На какой-то там выставке?
– Не на какой-то там, а на своей! – поправил Герман с улыбкой.
– С какой целью? Опозорить? – допытывалась Юля.
– Юля, может хватит уже, а? – Герман перестал улыбаться. – Хватит комплексовать на ровном месте!
– Я не комплексую! – возразила девушка.
– Комплексуешь! – уверенно ответил он. – Можно просто отдавать себе отчет относительно своей нестандартной внешности, а можно загоняться из-за этого, постоянно сравнивая себя с другими. У тебя – как раз второй случай.
– Я себя ни с кем не сравниваю, – соврала она и отвернулась к окну. Тема внешности для нее была всегда болезненной, и она себя действительно сравнивала с другими, не в свою пользу, конечно. А может и правда, сама себе что-то там придумала и теперь переживает? И на самом деле не все так плохо?
– Ладно, – тон Германа смягчился. – Так как насчет посмотреть картину? Кстати, ты же не против, что я написал твой портрет?
– Очень мило! Ты сначала написал портрет, затем его вывесил, а теперь спрашиваешь: не против ли я? Надеюсь, в плане создания своих работ ты более последователен?
– Да! – рассмеялся Герман. – Так что?
– У меня работа, – Юля была не против посмотреть. А если совсем честно, то она была категорически не против!
– Галерея открыта до восьми. А ты до которого часа работаешь?
– До шести.
– Отлично. Значит, в шесть я буду ждать тебя здесь.
***
Герман толкнул широкие стеклянные двери, и они оказались в просторном помещении. Девушка-администратор поздоровалась и удивленно посмотрела на Юлю, затем перевела вопросительный взгляд на Германа. Тот кивнул.
– Она самая. С картины, – загадочно шепнул он. Девушка с пониманием закивала и заулыбалась.
Юля с любопытством разглядывала экспозицию. Картины были всюду. Большие и маленькие. Разные. Освещенные светом неярких софитов. Вот африканский мальчик в шортах, сидящий на корточках перед соломенной хижиной. В больших темных глазах застыло удивление. А вот усталый старик с морщинистым лицом, в выгоревшей на солнце рубахе, оглядывающий свои владения – пшеничное поле. А вот крохотная рыжая девчушка со смешными косами, с выражением счастья на веснушчатом лице, прижимающая к себе двух котят, таких же рыжих. А вот и рыдающая старуха, почерневшая от горя и обнимающая покосившийся могильный крест… Всюду были картины. А в них – обычные человеческие эмоции: счастье и печаль, гнев и радость, сострадание и жестокость.
Герман вместе с Юлей переходил от полотна к полотну, молча, наблюдая за ее реакцией. По залу тенями, бесшумно, ходили немногочисленные в этот вечерний час посетители выставки. И тут Юля увидела себя…
Да! Это была она, Юля. Без прикрас, как есть. Неровный длинный нос, широко расставленные серые глаза. Тонкие, ниткой, губы. Вязаная шапка и кашне, щедрыми слоями обмотанное вокруг шеи. Темный пуховик с капюшоном, отороченным искусственным мехом. За спиной – ободранная спинка сиденья, кусок заиндевевшего окна.
Юля всмотрелась в маленькую табличку под рамой – «Девушка в маршрутке» …
– Какая интересная барышня! – услышала она за спиной. Отодвинулась, украдкой посмотрела на пожилую, интеллигентного вида, пару.
– Чудо как хороша! – воскликнула седовласая женщина в очках.
– Весьма мила, определенно мила! – подтвердил ее спутник, высокий старик, с тростью в холеной руке. Юля отошла еще на шаг. Покрутила головой в поисках скрытых камер. Это какой-то прикол, да? Всю жизнь она считала себя гадким утенком, а тут такие комплименты…
Пара постояла немного, разглядывая ее, нарисованную. Затем направились к другой картине – хмурому мальчишке, стоящему по колено в воде и держащему в худеньких руках длинное удилище.
К ее портрету тотчас подошла другая пара, молодая. В рваных джинсах и кедах с разноцветными шнурками. Руки обоих были покрыты татуировками в виде рун. Им бы в клубах тусоваться, а они картины рассматривают… Видно, забрели случайно, от нечего делать.
Парень наклонился и громко прочитал:
– Девушка в маршрутке… Ага, так я и поверил. Да сразу видно – модель, позировала в студии. Такие в маршрутках не ездят!
– Ничё такая! Симпотная! – сказала девушка, тыча в сторону картины татуированным пальцем.
– Норм телка! – согласился парень. – Но ты лучше. Ты просто огонь!
Оба засмеялись, приветливо кивнули подошедшему туристу азиатской внешности и направились к выходу. Турист направил объектив своей шикарной камеры на картину. Восторженно приговаривал на японском, щелкая затвором.
Смысла его слов Юля не понимала, она вообще кроме «харакири» по-японски ничего не знала, но по тону догадалась: он говорит что-то очень хорошее в ее адрес. Растерянно посмотрела на Германа, тихо стоящего рядом. Он развел руками и улыбнулся: как-то так…
– Спасибо! – одними губами, почти беззвучно, прошептала она. Отвернулась, пряча вдруг навернувшиеся, совсем некстати, слезы. В этот момент Юля почувствовала безграничную благодарность к этому малознакомому человеку, давшему то, чего ей так не хватало всегда – уверенность в себе!
***
В кафе было уютно. Они пили кофе и разговаривали. Непринужденно, как старые знакомые.
– Герман, хочу извиниться перед тобой. За свою грубость. Сегодня утром и тогда, зимой. – Юля отпила ароматный напиток из маленькой чашки.
– Не стоит! Сам виноват, – засмеялся он. – Знаешь, а ведь тогда меня выкинули из маршрутки. На следующей остановке.
– Как?! – Юля поставила чашку и уставилась в изумлении. – За что?!
– Да там такой скандал поднялся! Женщины, которые наш разговор слышали, обозвали меня бездарным маракой, альтернативно одаренным и слепошарым. Подняли хай, типа взял девушку такую симпатичную уродиной обозвал. Обещали из меня Ван Гога сделать – ухо оторвать. Там такое началось! Ну, не выкинули, конечно, – я сам вышел. От греха подальше…
Посетители кафе смотрели на смеющуюся пару: он – с модной трехдневной щетиной и кудрявой шевелюрой, она – привлекающая к себе внимание своей нестандартной внешностью. Необычная. Интересная. Завораживающая. Уверенная.
