Ден Истен
Баба Капа. Сборник рассказов
История пятая. За полярным кругом
– Дамы и господа! Наш самолет находится в зоне турбулентности. Просьба занять свои места, пристегнуть ремни и привести кресла в вертикальное положение!
Очаровательная бортпроводница в синей униформе авиакомпании «Мурченбург Эйрлайнс» повесила трубку громкой связи. Пошла по проходу, глядя на пассажиров, послушно щелкающих замками ремней безопасности. Задержалась рядом с мужчиной, сидящим с краю. Тот, судя по всему, пристегиваться не собирался. Мужчина был просто соткан из достоинств: большой пивной живот, красная заплывшая ряха, заляпанная неизвестного происхождения пятнами футболка и густая проволочная щетина. Потная рука сжимала картонный стаканчик с логотипом авиакомпании, на дне которого плескались остатки томатного сока. А еще он был пьян! И как его только на борт пропустили?
– Мужчина, пристегнитесь, пожалуйста, – вежливо, но твердо попросила бортпроводница.
– Анекдот знаешь? – подмигнул пассажир и, не дожидаясь ответа, произнес с ядовитой ухмылкой. – Тогда слушай. Короче, у стюардессы спрашивают: «Стюардесса, а карамельки будут разносить?». А та отвечает: «Конечно, будут! Смотрите, как меня разнесло!» Гы-ы-ы-ы-ы!
Стюардесса юмор не оценила и настойчиво повторила просьбу.
– А ты мне коньячка плесни, – стал торговаться он, протягивая стаканчик. – Тогда пристегнусь.
– Простите, но алкогольные напитки только для пассажиров бизнес-класса, – последовал вежливый отказ.
– Бизнес-класса? – улыбка мигом слетела с заросшего лица. – А остальные что, не люди? Что за дискриминация такая?!
– Настоятельно прошу вас пристегнуть ремень, – терпеливо повторила стюардесса.
– Да не буду я! – заупрямился он. – Пусть вон с бизнес-класса пристегиваются, раз они такие особенные!
– Я буду вынуждена пожаловаться командиру экипажа!
Хам демонстративно отвернулся, скрестив волосатые руки на груди, игнорируя просьбу.
– Требования для всех едины, – сказала стюардесса, поглядывая на худенького бортпроводника в белой форменной рубашке, идущего по проходу с конца салона. – И для пассажиров бизнес-класса, и для эконом.
– Зато меню разное! – закричал мужчина. – Эконом! Это ты сейчас меня деликатно нищебродом назвала, да?!
– Успокойтесь, пожалуйста!
С заднего ряда перегнулась седая старушка. Горячо зашептала капризному пассажиру в ухо.
– Тебя что, переломит, если ты пристегнешься? Начнется болтанка, и я не хочу наблюдать твое туловище, летающее по всему самолету! Считай это моей о тебе заботой!
Мужик повернул короткую волосатую шею. Похлопал осоловелыми глазками, глядя на решительное выражение морщинистого лица.
– А вы мне не грубите! Я не для того билет покупал, чтобы меня тут нищебродом обзывали, и еще грубили!
– Грубить я даже еще не начинала, – улыбнулась баба Капа, но взгляд голубых глаз оставался серьезным.
Похоже, назревал скандал. Пассажиры, вывернув головы, смотрели с любопытством.
Мужик нахохлился, вынул красочный журнал из сетчатого кармана на спинке переднего сиденья, демонстративно развернул и принялся читать, всем своим видом выражая протест.
– Буквы знакомые увидел? – насмешливо спросила бабулька. – Переверни! Вверх тормашками держишь.
Он фыркнул и нервно перевернул журнал.
– Вот так?! Довольна?!
– Да я-то что? Лишь бы ты не плакал.
Подошедший бортпроводник глянул на непослушного пассажира.
– Ремень пристегните, пожалуйста.
Мужик, не отрывая глаз от журнала, вытянул руку, показав средний палец.
– Мне придется доложить командиру экипажа, – беспомощно сказал стюард, повел худенькими плечиками.
– Иди докладывай, – буркнул мужик, переворачивая страницу.
Бортпроводник молча взялся за ремни, пытаясь сомкнуть их на необъятном брюхе. Тут же получил по рукам.
– Куда тянешься?! – взревел мужик, вставая. Уперся пятерней в грудь и толкнул. Стюард завалился на сидящих в левом ряду пассажиров. Раздались недовольные крики. Стюардесса встала перед ним, примирительно выставив ладони. Но мужик совсем рассвирепел. Орал матом, тряс кулаками, грозясь выкинуть всех из самолета прямо здесь и сейчас.
Ежевичкин, до этой поры сидевший спокойно, не выдержал. Рывком усадил дебошира на место, тем самым вызывая огонь на себя.
Самолетный хулиган тут же переключился на обидчика, бросившись с кулаками, две пары рук бортпроводников схватили его за футболку, оттаскивая. На помощь коллегам уже бежала стюардесса, обслуживающая тот самый, ненавистный пьяному хаму, бизнес-класс.
– Вы чё все такие вялые?! – взревела баба Капа. – В табло ему с локтя!
Звонкая оплеуха по колючей щетине. Толчок обеими руками в плечо, и хулиган, оторвавшись от Ежевичкина, свалился к ногам персонала самолета. Он попытался встать, но баба Капа уже выскочила в проход, цепко ухватилась за ноги и резко дернула на себя. Мужик с глухим стоном ударился носом в зеленое покрытие. Бабулька навалилась сверху, заламывая ему руки.
– Вяжите его! Веревки есть?! Шарфы?! Колготки?!
И тут самолет провалился в воздушную яму. По салону прошла сильная вибрация, затем ощутимо тряхнуло. Самолет накренился в левую сторону, потом в правую. Бортпроводники и Ежевичкин уперлись руками в спинки кресел, чтобы не упасть. Ячейка полки для ручной клади раскрылась, в проход посыпались сумки.
Рядом с борющейся бабой Капой сидела девица легкомысленного вида, с вызывающим макияжем, проколотыми ушами и носом. Она подняла лежащую в ногах сумку, вытащила узкую вытянутую коробку. Длинным красным ногтем подцепила крышку и высыпала содержимое на колени. Протянула Ежевичкину длинную черную плетку из кожи. Тот быстро замотал ее на запястьях отчаянно сопротивляющегося дебошира.
– Чего только не возят! – тяжело дыша, сказала баба Капа. Встала, отряхиваясь. Поправила седые волосы.
– Суки! Отпустите! – корчился на полу пленник. – Да чтобы я еще раз летал вашей сраной авиакомпанией!
От его воплей в первом ряду проснулся малыш, и теперь надрывался в плаче на руках обеспокоенной матери. Несмотря на это, дебошир продолжал громко изрыгать проклятия.
– Калитку захлопни! – прикрикнула на него баба Капа. – Детей напугал, сволочь!
Девица тут же протянула странное приспособление, напоминающее ошейник, но почему-то с красным шариком посередине. Старушка недоуменно повертела его в руках.
– Что за фигня?
– Кляп! – подмигнула девица. – Ну, для всяких там любовных игр!
– Да ты чё?! – восторженно воскликнула бабулька. – Поиграем!
Склонилась над орущим хулиганом. У того при виде красного шарика в ужасе расширились глаза.
– Не имеете права, фетишисты! Это унижает мое человеческое досто…
Кляп ловко залетел в рот, запечатывая. Руки быстро зафиксировали липучку на затылке. Теперь он мычал, в бессилии извиваясь на полу и пытаясь вытолкнуть шарик языком.
– Слушай! По любому в твоем наборчике есть наручники! – спросила баба Капа девицу. – Доставай!
– Наручники в багаже, – расстроенно вздохнула та. – Я доказывала на досмотре, что они сувенирные, но их посчитали спецсредствами, ну, или что-то типа того. Но они и правда сувенирные! Красивые такие, с розовым мехом!
– Этого деятеля пропустили, а наручники – нет?! – возмутилась старушка. – Я х..ею, дорогая редакция!
Девица уныло покивала, выражая полную солидарность.
Буйного пассажира совместными усилиями оттащили в конец салона, и теперь он, лежа на свободных местах и злобно вращая глазами, мычал и бил ногами по спинкам кресел.
– Уважаемые пассажиры! – раздался в динамиках приятный женский голос. – Наш самолет преодолел зону турбулентности, теперь вы можете отстегнуть ремни безопасности.
Табло «Пристегнуть ремни» над выходом погасло.
Баба Капа прошла в конец салона, присела рядом с дебоширом. Тот уже не бился, а просто лежал, со свистом выпуская воздух из волосатых ноздрей.
– Сказать что-то хочешь?
Пленник отчаянно закивал. Она протянула руку, расстегивая липучку. Выплюнув красный шарик, он заорал:
– Я на вас всех жаловаться буду! Извращенцы, проститутки, пид..расы!
Шарик моментально вернулся на место.
– Вот и поговорили, – бабулька вздохнула и пошла к своему месту.
Через полчаса спокойного, уже ничем не омраченного, полета стюардесса объявила о том, что самолет идет на посадку. А еще через десять минут шасси мягко коснулись взлетной полосы.
– Дамы и господа, наш самолет совершил посадку в городе-герое Мурманске. Погода пасмурная. Температура – плюс 21 градус по Цельсию. Местное время – 11 часов 35 минут. В интересах вашей безопасности оставайтесь на местах до полной остановки самолета…
Спустя пятнадцать минут по трапу поднялись сотрудники полиции и авиационной безопасности. Притихшего и протрезвевшего нарушителя освободили от его импровизированных пут, заменив на вполне такие настоящие наручники. Обслюнявленный кляп был любезно возвращен законной владелице. У выхода дебошир вдруг остановился и повернулся к пассажирам бизнес-класса.
– Зато я первым выхожу! – мстительно сказал он.
Повернувшись к стюардессе, вздохнул, тоскливо и протяжно, обдавая ее ветром перегара:
– А ведь я просил так мало – всего лишь налить! Да чтоб тебе всю жизнь на кукурузниках летать! До Урюпинска!
Шагнул к трапу. Избитый, непонятый, без пяти минут оштрафованный…
***
От жиденькой толпы встречающих отделился широкоплечий мужчина среднего роста, с открытым приветливым лицом и темными, коротко стриженными, волосами. Шагнул навстречу, распахнув руки.
– Бабулькин! – сграбастал бабу Капу в объятия, поцеловал в морщинистую щеку. Старушка ласково похлопала его по плечу. Посмотрела в лицо.
– Не изменился, – с любовью сказала она. – Это сколько мы не виделись? Когда ты ко мне приезжал?
– Да лет пять назад, – Дима еще раз обнял старушку, кивнул скромно стоящему в стороне Ежевичкину.
Бабулька спохватилась.
– Егор, знакомься – мой единственный внук Дмитрий, – представила она. – Димка, познакомься – Егор Александрович.
Рукопожатие мужчин было крепким.
***
Стеклоочистители лениво смахивали с лобового стекла дождевые капли. Старенькая, но крепкая «японка» Димы шуршала по мокрой асфальтированной дороге, серой лентой ведущей в город.
– Дима, а тепло у вас тут. А для Заполярья – так вообще Африка, – сказал Ежевичкин, расстегивая ветровку.
– Да это в честь вашего приезда отопление на улице включили! – улыбнулся Дмитрий, посмотрев на него в зеркало заднего вида. – А если серьезно, то радоваться сильно не стоит. Просто иногда город великодушно посещают горячие континентальные массы с юга, именно в такой момент вы и попали. А так, летом 12-15 градусов – норма.
Ежевичкин покивал с пониманием, снимая куртку.
– Мама как? – спросила баба Капа.
– Нормально, бабуль. Учительствует в школе, как обычно. Сейчас дома на каникулах. Наготовила там всего, две недели есть будем!
– Отец как? – последовал новый вопрос.
Дима повел широкими плечами. Было видно, что не решается сказать в присутствии пусть и приятного, но все-таки малознакомого человека.
– Да тоже нормально, – уклончиво ответил он. – Бабуль, тебе предки все расскажут подробно, я-то особо не в курсе. Сама понимаешь – служба. Постоянно на базе в Североморске, поэтому их редко вижу. Вот через неделю опять заступаю на дежурство.
– Понятно. У матросов нет вопросов, – хмыкнула бабулька. – Кстати, Егор – тоже моряк. Капитан первого ранга в отставке.
– Каперанг! – голубые глаза Дмитрия в зеркале смотрели уважительно. – Егор Александрович, какой флот?
– Балтийский, – охотно ответил Ежевичкин. – Дима, давай на «ты» и по имени, а?
– Давай! – легко согласился он. – А я капитан-лейтенант. Ракетный крейсер.
– О-о-о, это интересно! – Ежевичкин аж весь подобрался.
Остаток пути баба Капа слушала их увлекательную беседу под шум барабанящего по крыше дождя. Это было очень интересно, но ни хрена не понятно!
***
За окном все хмурилось и хлестал дождь, и в кухне этой однокомнатной квартиры было тоже уныло. Открытая форточка в старой оконной раме еле справлялась с плотным сигаретным дымом. На грязном столе стояли початая бутылка водки, два граненых стакана и трехлитровая банка, на дне которой сиротливо лежал огурец. В закопченной сковороде остывала яичница, истерзанная гнутыми вилками.
– Говорю ей человеческим языком, налей мне коньяк! А она такая, мол, это для тех, кто летит бизнес-классом! – Леня стукнул кулаком по столу. – Представляешь?! Дискриминация!
– А ты что? – Эльвира потрясла худой ногой в дырявом тапочке.
Леня переместил сигарету в угол рта, схватился за бутылку. Разлил по стаканам.
– Я и возмутился, ясен пень! Ты же меня знаешь: где несправедливость – там сразу появляюсь я! – он положил сигарету в треснувшую пепельницу, протянул ей стакан. Выпили. Леня отковырял кусок ужаренной яичницы, отправил в рот. Эля просунула худую руку в банку за огурцом.
– Так вот, значит, – продолжал Леня. – Требую подать мне командира самолета.
– Самого командира?! – Эля удивленно взмахнула криво наклеенными ресницами. – Он же за рулем! Его нельзя отвлекать.
– Там есть второй пилот. И не за рулем, а за штурвалом, женщина! – рявкнул он.
– Ну, за штурвалом, – равнодушно пожала узенькими плечами Эля. – И что дальше? Пришел командир?
– Этого не потребовалось! – снисходительно улыбнулся Леня. – Стюардесска перепугалась, вся такая шелковая стала! Ой, не надо командира, я вам все сейчас принесу! И тащит мне бутылку ликера. А я говорю: ликер пусть бабы пьют, тащи коньяк! И закусь!
– Принесла?
Леня почесал распухший нос.
– Да там бабка какая-то влезла! – неохотно ответил он. – Неуправляемая какая-то! Я ей говорю, вежливо так: бабушка, вы, пожалуйста, не влезайте, я же все-таки прав. Классовая дискриминация, все дела. А она – хрясь мне по морде! Прикинь, да! Вот так вот, ни с того, ни с сего!
– Да ты что?! А ты?
– А я что? Я женщин не бью! – он запнулся, посмотрел на застарелый, уже пожелтевший, синяк под левым глазом собутыльницы. – Почти. Только за дело и в качестве профилактики.
Эля потрогала синяк. Обиженно надула вульгарно накрашенные губы.
– А меня – за дело или для профилактики?
– А тебя – любя!
Он подхватил ее и потащил в комнату. Продавленный диван жалобно скрипнул под тяжестью тел.
– Подожди! – она обиженно хлопнула его по волосатому плечу. – Ты мне подарок обещал из Мурченбурга! Привез?
Леня улыбнулся, вытер крошки с щетины.
– А как же! Я свои обещания выполняю!
Он подтянул засаленные спортивные штаны. Вышел в прихожую и тут же вернулся, пряча руки за спиной.
– Закрой глаза! – загадочно подмигнул он.
Эля восторженно захлопала в предвкушении. Закрыла глаза.
– Открывай!
Кривые ресницы вспорхнули вверх. И сразу же – вздох, протяжный и разочарованный.
– Спасибо, – вытянутое лошадиное лицо Эли скривилось в растерянной улыбке.
– Долго выбирал! – гордо сказал Леня. – Но решил не экономить. Мне для тебя ничего не жалко.
Магнитик на холодильник в виде толстого кота с желтыми глазами был, конечно, красивым…
***
Девчонка мыла пол старательно, тщательно вымывая из углов. От усердия высунула язык, периодически сдувая налезающую на глаза прядь русых волос. Тоненькие ручки опускали тряпку в ведро, затем, с трудом выжав, накидывали на скрипящую швабру, хватались за потемневшую от воды ручку и продолжали тереть выщербленную плитку.
Дверь открылась, и женщина лет сорока чуть было не сбила ногой ведро. Аккуратно обошла, посмотрела на девочку.
– Ой, простите, я сейчас уберу! – девчонка прислонила швабру и, схватив двумя руками ведро, оттащила в сторону.
Женщина молча подошла к лифту, не сводя глаз с малолетней уборщицы.
– Зоя, что опять, да? – сочувствующе спросила она.
– Ага, – девочка подняла на нее серые глаза. Взгляд был усталым и не по-детски серьезным.
***
Зять Капитолины Алексеевны, шестидесятилетний Василий Калинин, имел свой небольшой бизнес – он мастерил модели кораблей. И не просто мастерил – творил! В одной из комнат просторной четырехкомнатной квартиры он оборудовал мастерскую, где целыми днями что-то выпиливал, клеил, выжигал и красил. Он даже отобрал у жены старую швейную машинку, на которой шил паруса для своих бригантин, шхун, каравелл и бригов.
Ежевичкин, рассматривая готовые модели на полках, долго удивлялся его таланту и мастерству. И это неподдельное восхищение так сильно тронуло Василия, что он вручил ему двухмачтовый бриг с голубыми парусами. Подарок, в свою очередь, так растрогал старого подводника, что он немедленно снял командирские часы и подарил ему. Поняв, что часы с подводной лодкой на циферблате тому очень дороги, Василий растрогался еще больше и пообещал специально для Ежевичкина изготовить модель подводной лодки К-19. У подводника аж слеза навернулась от умиления, и он пообещал расширить клиентуру Василия за счет своих старых сослуживцев и друзей, так или иначе имеющих отношение к морю. Благодарный Василий совсем растерялся, не зная, что предложить взамен этому милейшему и добрейшему морскому офицеру в отставке, но положение спасла баба Капа, которая появилась в дверях комнаты и погнала всех за стол.
Дочь Капитолины Алексеевны, пятидесятилетняя Лариса Калинина, всегда была отличной хозяйкой, и даже банальные рассольники и котлеты у нее получались – за уши не оттащишь. А уж к приезду матери она и вовсе расстаралась. Помимо традиционных вареников, пельменей, пирогов и закусок, на столе стояли характерные только для русского Севера блюда: бульон из оленины, квашеная рыба, салаты с рыбой и морошкой, треска по-мурмански в топленой сметане и даже такой деликатес, как икра морского ежа.
– Прошу к столу, Егор Александрович, – радушно сказала она Ежевичкину. – Присаживайтесь.
– Однако-о-о-о, – в очередной раз восхитился подводник, глядя на богатый стол.
***
– Ты все подъезды помыла? – Элю качало.
Зоя кивнула. Прошла в ванную, включила воду. Подставила под холодную струю окровавленный палец – порезалась, убирая осколки разбитой в подъезде пивной бутылки.
– Ты себе приготовь что-нибудь. В холодильнике яйца, паштет, еще там что-то, – Эля, качаясь, стояла в двери.
– Хорошо, мам, – ответила девочка.
– Вот и умничка! Если кто спросит, почему ты подъезды моешь, говори, что я сильно заболела. Поняла? Не хватало еще, чтобы в управляйку пожаловались.
– Хорошо, мам, – снова ответила девочка.
– Ладно, пойду прилягу, что-то устала. – Эля растянула свое лошадиное лицо в зевке. Запахнула несвежий халат и, шаркая дырявыми тапочками, пошла в комнату, откуда уже раздавался пьяный храп ее бойфренда и собутыльника Лени.
Зоя выключила воду, залепила порез пластырем и прошла в кухню. Сгребла в мусорный пакет остатки пиршества, сложила в мойку грязную посуду и, надев перчатки, принялась мыть тарелки и вилки. Палец в перчатке кровил, но Зоя упорно терла посуду, чувствуя, как набегают на глаза слезы. От боли и обиды. От несправедливости и одиночества.
***
Баба Капа стояла на балконе и любовалась радугой над Кольским заливом. Не спеша пыхтела трубкой, пуская дымок в очистившееся от туч ясное заполярное небо. Лариса сидела рядом и рассказывала.
– В общем, устал он бороться, махнул рукой на эту химиотерапию и буквально за два месяца сгорел. Вася тогда сильно горевал – все-таки друг умер, которого, считай, полвека знал. Даже корабли перестал делать, сидит в своей мастерской и фотографии старые перебирает целыми днями. Димка в Североморске, я в школе, а он тут один. Прихожу домой, еда в холодильнике не тронута, а он все сидит и горюет.
– Да он вроде сейчас жизнерадостный вполне, – баба Капа присела рядом. – По крайней мере, я за столом не заметила, чтобы он какой-то потерянный был.
– Держится. Но тут еще одна беда. У Кирилла покойного дочь осталась с ребенком. После смерти отца она быстренько продала двухкомнатную квартиру, купила однушку. А так как ума нет и пьет беспробудно, то денежки, вырученные за отцовскую квартиру, быстро потеряла: то ли пропила, то ли сожители украли – не знаю. Пришла к нам, просила дать в долг, да еще и девочку с собой привела – на жалость надавить, наверное.
Ухоженное красивое лицо Ларисы сморщилось от жалости.
– Вася ей деньги дал, разумеется. А я ей говорю, Эльвира, вы девочку оставьте на полчаса, я ее хоть покормлю. Как же она разозлилась! Мама, ты даже не представляешь! С такой злобой мне отвечает, что ее ребенок не голодает, и чтобы я эти свои грязные намеки оставила при себе. Обозвала меня по-всякому и ушла. Я потом целый день в ванной проревела.
Лариса горестно вздохнула. Баба Капа обняла дочь. Минуту сидели молча.
– Мам, мне иногда кажется, что я не ваша дочь, – вдруг сказала Лариса.
– Что за глупости?! – рассердилась старушка.
– Ну, у тебя характер такой боевой, да и папа был не из робкого десятка, а я такая неудалая получилась. Размазня, в общем.
Старушка рассмеялась, поцеловала ее в макушку.
– У тебя свой характер, Лариса. Человечный. И ты – моя дочь!
***
Утром следующего дня Василий и Дима повезли Ежевичкина на экскурсию по городу – подводнику не терпелось воочию увидеть самый большой город в мире, находящийся за Северным полярным кругом. Баба Капа от просмотра местных достопримечательностей отказалась – она в Мурманске была, и не раз, да и некогда. Плотно позавтракала (вдруг война, а я не жрамши!) и, дождавшись такси, отправилась по адресу, предварительно выведанному у дочери.
Через десять минут она вышла из машины у старой пятиэтажки. Решительно двинула в подъезд.
***
– Я не брала! – плакала Зоя, забившись в угол. Закрылась руками.
– Не ври мне! – Леня поигрывал широким ремнем. – Я точно помню, что тыща была в куртке, а сейчас ее нет! Верни по-хорошему!
В дверь постучали, настойчиво и громко. Леня бросил ремень, погрозил девочке кулаком и пошел открывать. Чертыхаясь, провернул ключ и толкнул дверь. Высунулся.
Оба пораженно смотрели друг на друга. То, что мир тесен, знает каждый школяр, но не настолько же!
Леня в панике попытался закрыть дверь, но баба Капа ловко просунула ногу.
– Стоять, Зорька! А чего так засуетился-то?! – спросила бабулька, пытаясь заглянуть в квартиру. Но этот носорог своей тушей плотно закрывал и без того узкий просвет.
– Чё надо? – недружелюбно спросил Леня. На всякий случай поморгал: может у него глюки от отходняка? Ан нет, бабулька никуда не исчезла.
– Взрослые дома есть? – нагло поинтересовалась гостья.
– Чё надо, я еще раз спрашиваю?! Штраф я заплатил, в черный список авиакомпании попал! Чё еще надо?!
– Эльвира здесь живет? – спросила бабулька.
– А зачем она тебе? – удивился Леня. – Ну, здесь.
– Поговорить с ней хочу. Позови.
– О чем?
– Дело у меня к ней важное!
Леня недовольно пошевелил распухшим носом. Уже было собрался открыть рот, чтобы послать наглую гостью лесом, как вдруг за его спиной послышались хныкающие звуки.
– Это кто там плачет? – насторожилась баба Капа.
– Не твое дело!
В планы бабы Капы не входило врываться в чужие квартиры. Она просто собиралась спокойно поговорить с матерью девочки, выяснить, нужна ли какая-то помощь – ведь не просто же так человек спивается? Причина есть всегда, и часто бывает так, что не все потеряно окончательно. Личным психологом становиться не было ни желания, ни достаточных на то знаний, но выслушать, если человек хочет выговориться, она всегда сможет.
Но события развернулись совсем не так и не в том направлении. К тому же, этот самолетный хулиган, стоящий в двери, полностью разрушил надежды на какой-либо конструктивный диалог.
– Плачет кто? – повторила баба Капа, хотя и так было ясно. Зоя, кто же еще! Двенадцатилетний ребенок просто так плакать не будет, не младенец.
Волосатая рука оттолкнула старушку и захлопнула дверь. Бабулька быстро навалилась на крашеное половой краской полотно. Леня взвыл от удара дверью в свой многострадальный нос. Старушка ввалилась в квартиру. Девочку она увидела сразу: худенькая, сидящая в углу, прикрывающая голову тоненькими ручками, на которых ясно виднелись красные полосы. Валяющийся рядом ремень происхождение этих полос объяснял более, чем красноречиво. Баба Капа редко теряла самообладание, но тут ее просто, что называется, перемкнуло. Со злостью пнув Леню в бедро, она подпрыгнула и уцепилась за край полки древней, еще, наверное, советских времен, прихожей. Полка с грохотом обвалилась на голову вчерашнего самолетного дебошира, хороня его под кучей рваного тряпья и запыленных коробок.
– Беги! – заорала баба Капа девочке. – На улице меня жди!
Но девчонка не двигалась, еще глубже вжалась в угол, с ужасом глядя на незнакомую старушку. А Леня, беспорядочно размахивая руками, уже скидывал с себя запыленные вещи. Бабулька отпрыгнула в сторону, уперлась ногой в толстый зад и с силой толкнула. Алкаш, так и не успев выпутаться из тряпья, ударился головой в стену и рухнул на пол.
Она подбежала к девочке.
– Пойдем! – схватила за руку. – Не бойся!
Девочка закричала, показывая пальцем. Баба Капа обернулась. Леня встал и теперь надвигался на нее бесформенной массой, тряся окровавленным подбородком. Вытянул вперед руки, оскалив красные зубы. Раздумывать было некогда.
От удара головой в переносицу, Леня закружился вокруг своей оси, словно фигурист на льду, а пинок в бок откинул его к выходу. Финальный удар дверью в лоб выкинул из квартиры окончательно.
Поворот ключа. Старушка, согнувшись, уперлась ладонями в колени, переводя дыхание. Посмотрела на Зою.
– Девочка! Запомни, когда баба Капа говорит, бежать – надо бежать! Поняла?!
Девчонка закивала.
– Вот и чудненько, – шумно выдохнув, подытожила бабулька, чувствуя, как колотится сердце. Провела по лицу, ладонь моментально окрасилась красным. Будем надеяться, что это не ее кровь.
– Мать где?
Зоя ткнула маленьким пальчиком в закрытую дверь комнаты.
– Сиди здесь! – погрозила пальцем баба Капа.
Эльвира, полностью голая, возлежала на несвежих простынях и выдавала трели своим большим носом с крупными ноздрями. На лошадином лице застыло безмятежное выражение человека, видящего приятные сны. Этот факт выбесил старушку окончательно: ее ребенка там бьют, а она тут харю плющит!
Рванула в ванную. Вытряхнула из оцинкованного тазика закисшее белье, резко крутанула вентиль. Набрав до краев холодной воды, осторожно донесла его до комнаты, забралась с ногами на кровать и опрокинула на спящую мамашку. Тут же перевернула тазик, подставляя дном к ее лицу. От ледяного ливня Эльвира подскочила, и тут же впечаталась мордой в оцинкованную поверхность. Звон стоял – мама, не горюй!
– Что такое?! – взвизгнула Эля, потирая лоб. Баба Капа не выдержала, и наотмашь зарядила ей тазом по роже.
– Доброе утро! – прошипела она. Подумала немного и опять треснула ее тазом.
– А-а-а-а! – завизжала Эля, скатываясь с кровати. – Кто ты?!
– Твоя совесть! – баба Капа отбросила мятый тазик, швырнула простыню. – Завернись и ползи на кладбище!
Спрыгнула с кровати. Подошла к ней. Эля со страхом смотрела на незнакомую старушку с перекошенным от злости лицом.
Баба Капа закрыла глаза, пытаясь сдержаться.
– Не бл..дь, я не могу на это смотреть! – выкрикнула она. Подняла таз и, хорошо размахнувшись, от всей души, с непередаваемым наслаждением втащила по роже еще раз.
А в подъезде бесновался Леня. Матерясь, пинал дверь. Грозился убить эту наглую старуху, которая повадилась портить его, и без того трудную, жизнь российского безработного.
Она смотрела на кутающуюся в простыню Эльвиру, слушала глухие звуки ударов в дверь и матерную ругань в свой адрес. В комнате стояла испуганная Зоя.
Старушка вздохнула: тут без сторонней помощи не обойтись. Вытащила из кармана куртки мобильник. Надо звонить своим мужчинам – не всё же им, женщинам, выносить на своих хрупких плечах. Приложила телефон к уху, подмигнула Зое.
– Ежевичкин, хочешь покажу нетуристический Мурманск? У меня тут такие достопримечательности – ни в одном путеводителе не найдешь! Приезжайте все!
***
Леня орал на весь подъезд, проклиная тот день, когда он вообще сел в злосчастный самолет и познакомился с этой старухой, которая испортила и продолжает портить ему жизнь. Порядком уставший, уже скорее по инерции, вяло колотил в дверь.
Баба Капа прислонилась к двери с той стороны.
– Кто там?
– Открывай, старая!
– Приходи ко мне вчера!
– Бабка, ты у меня договоришься! Открывай, говорю!
Бабе Капе стало скучно. Заглянула в приоткрытую дверь ванной, где Эля умывала избитое лицо.
– Живая?
– А что, не видно? – огрызнулась она. – Пришла тут, ни за что избила. Я на тебя заявление напишу!
– Да это вообще не в твоих интересах, дура! – баба Капа угрожающе стукнула кулаком по косяку. – Сиди как мышь, и не дергайся! Или может тебе добавочки выписать?
Эля промолчала – «добавочки» не хотелось категорически.
Зоя подошла к бабе Капе, в руках был маленький пакет.
– Собирай, собирай! – поторопила баба Капа. – Времени мало.
– Это всё, – тихо ответила Зоя.
Баба Капа выхватила пакет, раскрыла. Губы сжались, глаза полыхнули.
– Иди учебники собирай, тетрадки, что там у тебя.
Девочка покорно кивнула и снова пошла в кухню. Проводив ее взглядом, баба Капа сжала пакет и со всего маху огрела Элю по спине.
– Ты, тварь, даже вещи нормальные купить не можешь ребенку! – громко зашипела она в ухо. – Что это за обноски?!
– Я собиралась купить! – заголосила мамашка, закрываясь руками.
– Тихо, тварь! Собиралась, говоришь?! Квартира однокомнатная, ты с этим мудаком в комнате, а Зоя где спит? В кухне?
– Ну, у нее там раскладушка.
Баба Капа захлопнула дверь ванной, не в силах больше это слышать. Еще немного, и она ее просто убьет!
Закрыла глаза, пытаясь прийти в себя. Открыла, огляделась по сторонам – мда-а-а, словно гранату бросили. Есть квартиры старые, с древней мебелью и скрипящими полами, но чистые и уютные. А есть такие вот «убитые», с паутиной в углах, с обоями, пластами свисающими со стен, с мутными от грязи окнами. Гнетущая обстановка жилища, которое не любят. И в котором не любят.
В дверь постучали.
– Я тебе еще раз говорю, пошел нахер! – крикнула баба Капа в замочную скважину.
– Спасибо, Капа! Это было очень мило! – голос Ежевичкина звучал насмешливо.
***
– Ну, тут и думать нечего, – сказал Ежевичкин, глядя на хмурого Леню, сидящего на полу в прихожей и держащего у избитого лица мороженую треску. – Сейчас сдаем вас обоих в полицию, следы побоев у девочки налицо. Ты сядешь, а тебя…
Он перевел палец на сидящую рядом с алкашом Элю.
– … а тебя лишат родительских прав.
«А девочку – в детский дом», – мысленно вздохнул он, не решаясь произнести это вслух.
Но все и так это понимали.
Зоя сидела на коленях у бабы Капы, обняв ее за шею. Еще утром она была совсем одна, наедине с пьяной матерью и жестоким дядей Леней, а теперь рядом с ней они – трезвые, сильные люди, готовые встать на ее защиту.
Василий подошел к Зое, аккуратно взял за покрытую красными полосами руку.
– Зоя, ты же меня помнишь? Я очень хорошо знал твоего деда. Мы были друзьями. Лучшими друзьями!
