Ден Истен
Баба Капа. Сборник рассказов
История десятая. Финита ля комедия
В коллекторе было неуютно: текла вода с ржавых труб, бегали крысы и пахло не очень. А еще тянуло сыростью и холодом подземелья. Леник и Санек, прижавшись спинами, скучали. В животах урчало от голода, а ясность в трезвых головах мешала полноценно соображать.
Санек вытащил из кармана мелочь и тщательно пересчитал: до минимальных на чекушку водки 100 рублей не хватало ровно 93. Тяжело вздохнул. Засунул деньги обратно в карман спортивных штанов, которые за два месяца бродячей жизни своего хозяина превратились в ветошь.
– Жрать охота, – мрачно изрек Леник.
– И мне, – удрученно согласился друг.
– И выпить, – продолжал Леник.
– И мне, – грустно поддакнул Санек.
– Это и есть твой минимализм? – Леник развернулся к нему. – Когда в животе пусто?
– Это просто голод, – философски изрек Санек. – Не путай.
– Не путай, не путай! – вскипел Леник. – Ты вот раньше кем был?! Инженером! Книжки умные читал, да? Семья была, дочь у тебя взрослая. Человек! Интеллигенция! А я – простой обработчик рыбы! Был когда-то. Книжек не читал, на балеты-оперы не ходил, и семьи у меня никогда не было! Вот разные мы, а однако сейчас оба сидим в этом вонючем колодце!
– Это ты к чему? – не понял друг.
– Это я к тому, что нехер умничать! – заорал Леник.
– А вы, Леонид, почему на меня кричите? – насупился Санек, в порыве злости предпочитающий переходить на «вы», тем самым подчеркивая свое вежливое несогласие с оппонентом. – В бубен захотели?
Оба вскочили, набросились друг на друга и покатились по грязному полу, пыхтя и раздавая удары.
– Интеллигенция бля! – приговаривал Леник, мутузя товарища.
– Вы подонок! – хрипел Санек, пытаясь оторвать бороду обидчику.
В полуоткрытую крышку люка вежливо постучали. Друзья затихли, расцепились и заползли подальше под трубы.
– Эй, мужчины! – послышался сверху голос Павлика. Ныне такого же маргинала, а в далеком прошлом – бизнесмена.
Друзья облегченно выдохнули: не менты!
– Что надо?! – недружелюбно выкрикнул Леник.
– У вас выпить есть? – поинтересовался Павлик. Почесал крупный, с красными прожилками, нос. – И пожрать.
Леник, еще не остывший от ссоры с другом, раздраженно заорал.
– Да ты застебал уже! Приходишь постоянно в гости пустой! Хоть бы раз флакон принес! Или хлеба кусок!
Павлик помолчал. Запустил грязную пятерню в сальные волосы.
– Так я не понял, пожрать есть чё, или выпить?
– Павлик! Иди нахер! – в унисон выкрикнули друзья.
Павлик обиженно плюнул в колодец.
– Козлы! Меркантильные козлы! – бросил он на прощание.
Друзья выползли под узкую полосу света, пробивающуюся через щель наверху. Посмотрели друг на друга. Злость прошла – в конце концов, они в одной лодке, зачем ссориться?
– Вот ненавижу таких гостей! – проворчал Леник. – Непрошенных. Только берут, а взамен – ничего!
– Ага! – поддержал Санек. – Нахлебники!
– Во-во!
Оба уселись на пол, спина к спине. Леник потянулся к найденной вчера на помойке гитаре. Инструмент был уставшим, с вихляющим грифом и расколоченными колками. Зато струн – полный набор, хоть и разномастных: 3 нейлоновые и 3 стальные. Звучала гитара также как и выглядела – ужасно.
Леник покашлял в густую бороду и ударил по струнам, разнося по коллектору дребезжащее эхо. Запел, трескуче и с надрывом разухабистое про незваных гостей.
Спустя минуту заскорузлые пальцы приглушили струны.
– Хорошая песня! Жизненная! – засмеялся Санек.
Леник грустно покивал и отложил инструмент. Снова повисла тишина. Лишь только в животах громко и тоскливо урчало.
– Слушай! – вдруг оживился Санек. – А может нам заработать, а?
– Это как? – спросил Леник, силясь вспомнить значение слова «заработать».
– Пойдем на улицу музицировать. Люди проникнутся нашим творчеством и будут платить за предоставленное счастье нас послушать.
– Там конкуренция большая, – с сомнением ответил Леник.
– Ну, это смотря что петь! – уверенно ответил друг. – Вот что обычно поют?
– Ну, что-что… Репертуар у всех один: от «Звезды» Вити Цоя до романсов Окуджавы. Одно и то же!
– Во! – Санек вскочил и тут же пригнулся, ударившись об трубу. Морщась, почесал заросшую спутанной паклей голову. – А мы возьмем новизной и злободневностью.
***
Егор Ежевичкин и Толик Овсянкин собрались на рыбалку. Насчет женщин решили просто: не брать! Женщины особо не возражали: Лене было плевать на рыбалку, а бабе Капе и подавно. Она лишь позволила себе маленькую вольность – легла на пороге и истерично заколотила кулакам в пол.
– И без рыбы не возвращайся!
Ежевичкин застегнул замок куртки-штормовки, закинул рюкзак. Придирчиво осмотрел себя в зеркало и повернулся к ней.
– Капа, по-моему, ты что-то перепутала. Валяясь у двери, говорят: только через мой труп!
Баба Капа затихла. Подумала немного, затем встала, отряхнула юбку.
– Ну, ладно тогда.
Егор поцеловал старушку и, подхватив спиннинги, вышел из квартиры. Пожелав хорошего клева, баба Капа закрыла за ним дверь. Посмотрела на соседку Ленку, курившую на балконе. Та грозила кулаком Толику, стоявшему внизу у машины в ожидании Ежевичкина. Толик грустно кивал и разводил руками, что означало: почему сразу пить? На рыбалку же едем!
– Ленка, что делать будем? – спросила старушка.
– Прогуляемся, может? – обернулась соседка. – Погода хорошая.
***
Баба Капа и Ленка вышли из подземного перехода, и в уши сразу же ударили пассажи в край расстроенной гитары. У широких мраморных ступеней, ведущих в городскую мэрию, музицировали два молодца забулдыжной наружности, одетые в грязные, но, судя по всему, некогда весьма дорогие вещи. Один терзал струны гитары, второй сидел прямо на брусчатке и колотил в импровизированный барабан – перевернутое пластиковое ведро. Оба, дико вращая глазами и разбрызгивая фонтаны слюней, громогласно пели. У ног – маленькая картонная коробка для мелочи. Пока пустая.
Широкие двери мэрии резко распахнулись и выскочили двое из ларца. Одинаково здоровые, в одинаковых костюмах, с одинаково тупыми выражениями на лицах. Из правого уха каждого торчала гарнитура, витым шнуром уходящая за воротник пиджака. Молодчики, перепрыгивая через три ступеньки, неслись к меломанам, злобно раздувая ноздри. Те продолжали петь, очевидно не понимая, что бегут к ним не преданные поклонники с цветами, а очень даже враждебно настроенные сотрудники службы безопасности городской администрации.
Удар кулака свалил одного на асфальт, начищенные туфли с глухим звуком вонзились в ребра. Второму нахлобучили ведро на голову и с размаху стукнули сверху. Толпа мгновенно рассосалась, кто-то нырнул в переход, кто-то перебежал улицу и теперь с безопасного расстояния снимал на телефон происходящее. Но были те, кто остался: баба Капа и Ленка, например.
***
Громила сбросил ведро с бомжа, затем схватил его за грудки. Приподнял и тряхнул так, что голова бедного маргинала затряслась.
– А мы живем в свободной стране, и я выражаю свое несогласие! – запальчиво выкрикнул бомж, тряся бородой. – Это мое право, как гражданина! Конституцию почитайте на досуге!
– Это экстремизм! – выкрикнул громила и швырнул его на землю. Замахнулся. Маргинал прикрылся руками и сжался в ожидании удара.
– Долго, наверное, это слово учил? – баба Капа влезла между ними. – Подумаешь, песенку спели. Сразу – экстремизм. Раздули из гандона дирижабль!
Ленка оттолкнула второго охранника от Леника, вздрагивающего под его пинками. Затем накинулась на него, обхватив за шею. Секьюрити принялся раскачиваться из сторону в сторону, пытаясь сбросить эту странную женщину, кидающуюся на шею незнакомым мужчинам.
– Слезь, говорю! – бурчал он. – Ненормальная!
Лена спрыгнула, охранник вперил в нее злобный взгляд. Одернул пиджак, поправил наушник.
– Давайте идите отсюда! – буркнул он. – И бичей этих прихватите. Связываться неохота просто.
И, наверное, конфликт можно было бы назвать исчерпанным, если бы не Леник! Дитё улицы с криком подхватил гитару и с размаху опустил на голову одному из громил.
– Испанский галстук! В подарок от благодарного населения! – торжественно объявил он, выкидывая обломки гитары.
Баба Капа шлепнула себя по лбу. Лена закатила глаза. Санек ошарашенно смотрел на громилу, выбирающего из волос щепки. Тот покрутил могучей шеей, хрустя позвонками. Второй, набычившись, прижал пальцем гарнитуру.
– Внимание! Нападение на сотрудника службы безопасности у главного входа!
Леник, осознав, что сделал что-то не то, шагнул назад, резко развернулся и побежал. Санек припустил за ним. Громилы с угрожающими криками рванули следом.
Двери мэрии хлопнули, и на улицу выскочило еще пятеро. Таких же больших и квадратных, только уже в голубой камуфлированной форме. В руках были дубинки и электрошокеры.
Ленка склонилась к уху бабульки.
– Капитолина Алексеевна, бежим. Зачем нам этот геморрой?
– Ну вот еще! – возмутилась баба Капа. – Побежал – значит, виноват! Мы просто медленно пойдем. Прогулочным шагом.
Она гордо развернулась и пошла. Ленка пристроилась рядом.
– Стоять! – услышали они. Охранники бежали прямо к ним, размахивая дубинками.
Баба Капа почесала седую макушку, склонилась к Лене.
– Повтори свою просьбу, – тихо сказала она.
– Капитолина Алексеевна! Побежали, а! – взмолилась Ленка.
– Ты мертвого уговоришь, – вздохнула бабулька. Неспешный вальяжный шаг перешел на рысь, а через секунду на галоп. Ленка побежала следом. Лишь только волосы по ветру.
***
Зеркальная гладь воды отражала голубое небо, ясное и чистое. Над водой пробегали водомерки, кружили стрекозы. В колышущемся от ласкового теплого ветерка лесу пели птицы, радуясь этому погожему летнему дню, такому спокойному и благостному.
Ежевичкин в блаженстве щурил левый глаз, держа спиннинг. Стоящий рядом Толик, щуря глаз правый, мелодично насвистывал.
– Лепота-а-а, – прошептал Ежевичкин.
Толик закивал в счастливой улыбке, выражая полную солидарность.
***
Впереди был искусственный пруд, длинный, с редкими каменными островками. У берега в ряд качались несколько катамаранов. Особой популярностью у населения они не пользовались – народ предпочитал комфорт и выбирал плавсредства на электрических двигателях, типа бамперных лодочек, стилизованных под гусей и лебедей. У катамаранов скучал подросток, лениво читающий что-то с экрана смартфона.
Баба Капа и Ленка скатились по пологому склону.
– Сколько?! – заорала Ленка, вытаскивая из кармана спортивной куртки кошелек.
– Сто рублей за двадцать минут, – подросток спрятал телефон и уставился на раскрасневшихся от быстрого бега женщин.
Ленка вытащила пятьсот рублей. Протянула ему.
– Два! Только быстрее! – она обернулась, глядя на дорогу. – Сдачи не надо!
– Вам какого цвета? – спросил подросток, принимая деньги. – Красного, оранжевого, синего? Есть розового.
– Мальчик, сейчас не до гламура! – баба Капа прыгнула в ближайший, оранжевый. Откинулась на неудобном сиденье, уперлась ногами в педали. Ленка залетела в соседний – красный.
Пацан вытащил из кармана ключ и быстро отстегнул цепи. А наверху, топоча по асфальту и распугивая прохожих, уже бежала пятерка здоровенных парней в камуфляже. Настоящее стадо носорогов, сметающих все со своего пути.
– Вон они! – крикнул один, показывая пальцем на уплывающие катамараны. Двое стали проворно спускаться по склону к пруду, сминая траву рифлеными подошвами. Трое побежали в сторону деревянного подвесного мостика, раскачивающегося над водной гладью.
***
Ноги крутили педали, унося катамараны в сторону мостика.
– Ленка! – орала баба Капа, оборачиваясь. – Крути педали, пока не дали!
– Да кручу я, кручу! – вопила сзади Ленка. Она смешно разувала щеки, с силой упираясь подошвами кроссовок в облезлые, с остатками резины, педали.
От берега отделились еще два катамарана. Они стали стремительно нагонять беглецов.
– Далеко собрались?! – орал один охранник.
– В Финляндию! – огрызнулась баба Капа, не оборачиваясь.
– Приплыли уже! Финита ля комедия! – крикнул второй, направив катамаран чуть левее с явным намерением протаранить сбоку.
– Да щас прям! – пыхтела Ленка.
***
Леник и Санек уткнулись в забор. Блин! Понаставили заборов – честным бомжам даже пробежаться негде! Сзади уже слышались тяжелые удары ног догоняющих секьюрити. Леник ловко забрался на сетчатое ограждение, повис, протягивая руку товарищу. Оба тяжело свалились в траву и побежали к пруду.
Впереди был широкий подвесной мостик, на котором стояла парочка зевак, лениво поглядывающих вниз. Маргиналы взбежали на шатающееся деревянное полотно и застыли в ужасе: навстречу бежали люди в пятнистой форме. Оба затравленно обернулись – сзади уже приближались двое в костюмах. На крупных мордах застыло свирепое выражение, не предвещающее ничего хорошего.
– Санек, надо прыгать! – в отчаянии сказал Леник.
– Давай! – согласился товарищ.
Оба перекрестились и шагнули вперед. Перевалившись через толстый канат, свалились в воду, подняв тучу брызг.
***
– Давайте уху сварим, Егор Александрович? – Толик показал на сверкающих чешуей парочку окуней, бьющихся на берегу.
– А давай! – легко согласился Ежевичкин. Вдруг вздохнул виновато. – Надо было наших женщин взять. Им, наверное, скучно в городе.
– Вряд ли, – пожал плечами Толик. – Приключения себе точно найдут. Если уже не нашли…
***
Бомжи вынырнули одновременно и тут же бешено заработали всеми конечностями, отплывая в стороны. Надвигающиеся катамараны пронеслись мимо, поднимая фонтаны брызг. Бомжи с удивлением узнали в женщинах своих недавних спасительниц. Они отчаянно крутили педали, но силы были неравны: катамараны преследователей, зайдя с обеих сторон, зажали беглецов в коробочку.
– Я же говорю, приплыли! – злорадно выкрикнул детина в синей пятнистой форме, поигрывая дубинкой.
– Разворачивайтесь, и к берегу! – приказал второй. Вытащил электрошокер и демонстративно нажал на кнопку. В рогатке электродов с треском пробежали голубоватые молнии.
– Жалко нет весла, – посетовала баба Капа.
Охранники рассмеялись.
– Бабуля! Ты бы и на веслах недалеко уплыла!
– Да мне не для этих целей, – отмахнулась она.
Ленка, будучи человеком деловым и свято верящим в силу хрустящих купюр, вытащила кошелек.
– Сколько? – невозмутимо поинтересовалась она. – И не надо делать такие честные лица!
Охранники переглянулись и с сомнением взглянули на своих коллег, наблюдающих с моста. С сожалением вздохнули.
– Что вы там телитесь?! – закричал громила в пиджаке. – Тащите их к берегу! И этих двух дятлов тоже!
Дятлы, Леник и Санек, водили руками, пытаясь удержаться на плаву, хотя даже им, мелким, вода была по плечи. Попасть в лапы к мордоворотам из городской администрации у них не было никакого желания.
Один охранник встал на раму и, придерживаясь руками, попытался пробраться к бабе Капе.
– Сидеть! – бабуля лягнула его в лодыжку. Охранник, взмахнув руками, свалился спиной в воду. Второй, видя такие дела, запрыгнул на сиденье и, оттолкнувшись, налетел на Ленку. Вцепился в ее волосы. Ленка, вместо того, чтобы заорать и позвать маму, схватила его за причинное место.
– Береги свои фаберже! – ее ладонь крепко сжалась.
– Ой, бля-я-я! – тоненько запищал охранник. Глаза, сдвинувшись в кучу, выражали нестерпимую боль и нечеловеческие страдания. Резкий толчок, и он полетел вслед за своим товарищем.
С мостика донеслись матерные команды, и трое в пятнистой форме прыгнули в воду. Вынырнув, подплыли к женщинам. К ним присоединились те двое, с лицами обиженными и злыми.
– Ленка, сегодня какой день?! – вдруг спросила бабулька, отбиваясь ногами.
– Хороший, чтобы умереть! – ответила Ленка и, перегнувшись, стукнула одного по камуфлированной кепке.
– Дата какая? Не 2-е августа? – уточнила бабуля.
– Да! – выкрикнула соседка. – И что?!
Баба Капа не ответила. Она привстала на катамаране, шугнула тянущих к ней руки охранников. Запрокинув седую голову в голубое небо, вдруг запела. Громко и с чувством, раскинув руки.
«… Расплескалась синева, расплескалась,
По тельняшкам разлилась, по беретам,
Даже в сердце синева затерялась,
Разлилась своим заманчивым цветом».
Лена в шоке смотрела на свою пожилую соседку. В том, что Капитолина Алексеевна – личность неординарная, и даже уникальная, она не сомневалась, но сейчас хоть убей не могла понять, как можно петь в такой обстановке, посередине пруда в окружении злобных громил?!
– Капитолина Алексеевна, вы чего? – пораженно прошептала Лена.
Но баба Капа продолжала петь, и слова песни, отражаясь от воды, разлетались по парку громким звенящим эхом. Охранники, уцепившись в борта ее катамарана, недоуменно переглядывались в явном потрясении от выходок этой морщинистой городской сумасшедшей. Но шок их только усилился, когда они услышали с дороги, дружное и басистое:
«…Помню, в детстве на коврах-самолётах
Неизвестные открыли маршруты,
А теперь нашлась нам в небе работа –
Синевою наполнять парашюты».
Десантники шли небольшой группой, поигрывая мышцами под тельняшками. Голубые береты на коротко стриженных головах, татуировки в виде парашютов на мускулистых плечах, камуфлированные армейские штаны, черные ботинки с высокими берцами. Десантники шли на голос незнакомой старушки и пели с ней в унисон.
Баба Капа облегченно выдохнула, глядя на семерых крепких парней в беретах, подошедших к берегу. Гордо вскинула голову и подняла к небу сжатый кулак.
– Слава ВДВ! – воскликнула она.
– Слава! – крепкие кулаки устремились вверх.
– Слава генералу Маргелову!
– Слава!
– Слава крылатой пехоте!
– Слава! Слава! Слава! – разнеслось троекратное над водой.
Баба Капа закрыла глаза, выдерживая театральную паузу. Ленка с восхищением смотрела на десантников, Санек и Леник в удивлении крутили головами и загребали руками. Охранники испуганно спрятались за каркасы катамаранов.
– Сынки! Нас обижают! – громко вздохнула бабулька.
***
– Божественно! – Толик склонился над дымящимся походным котелком, с наслаждением втянул носом аромат варева.
Ежевичкин вытащил маленькую фляжку.
– Давай, Анатолий, по пять капель за десантуру. Сегодня их праздник!
***
Мускулистые руки приподняли двух громил из службы безопасности и швырнули их с моста. А внизу, взметая фонтаны брызг размашистыми ударами, бились десантники и охранники. По воде плыли пятнистые форменные кепки, их хозяева размахивали дубинками, но тут же уходили под воду от сокрушительных ударов парней в тельняшках.
Баба Капа, стоя на раме своего катамарана и выставив вперед ногу, взирала на битву с бесстрастным ликом опытного полководца. Ленка жмурилась от брызг, а Санек и Леник, уже взобравшись к ним на борт, воинственно размахивали руками, раздавая советы.
– Гаси их, парни! Они наши гражданские права попирают, для них Конституция не писана! А если и писана, то не читана!
Через пять минут все было закончено. Избитые охранники в панике поплыли к берегу и, выбравшись на сушу, бегом, под восторженное улюлюканье очевидцев, покинули городской пруд. Катамараны, подталкиваемые сильными руками десантников, поплыли к берегу.
***
Объятия, поздравления, слова благодарности.
– Спасибо вам, сынки! – бабулька обнимала спасителей. Каждый, согнувшись, ласково похлопал ее по худеньким плечам. – С праздником!
Поцелуи Ленки были долгими – к этому делу она подошла ответственно. Санек и Леник с чувством пожали десантникам руки.
– А кто катамараны вернет на место? – раздалось сзади.
Подросток с любопытством смотрел на разношерстную компанию.
– Давай я тебе заплачу, а ты уж как-нибудь сам, ладно? – Ленка снова полезла за кошельком.
– Да ладно, не надо! Мне не привыкать, – великодушно отмахнулся парнишка. – Вы и так заплатили. Не то что эти уроды с дубинками.
Он посмотрел на мокрых десантников.
– Дяденьки, с праздником! Круто вы их!
– Спасибо, малой, – одобрительно прогудели парни. Пацан по-взрослому, важно оттопырив губу, пожал каждому руку и пошел к пруду. Сел в катамаран и закрутил педали.
Ленка повернулась к десантникам и призывно подняла руки.
– Ребята, предлагаю отметить это дело! Наше спасение и ваш праздник!
Десантники помялись.
– Ну, что такое?! – недовольно буркнула она. – Да вы не смущайтесь.
– Спасибо, конечно, – ответил старший, с капитанскими звездами. – Но праздник праздником, а службу никто не отменял. Нам в часть пора, кому в наряд заступать, кому – в караул.
Они помахали руками на прощание и пошли по улице. Баба Капа с сожалением проводила их взглядом. Затем строго посмотрела на бомжей – обоим стало не по себе.
– Так, а теперь вы мне скажете, откуда мне ваши рожи немытые знакомы? – с угрозой спросила она. – И не врать!
Бомжи врать не собирались.
– Да мы это… – замялся Санек. – Мы же с района одного. И мы вас знаем. Вы – личность известная.
Лена засмеялась.
– Страна знает своих героев. Когда-нибудь на доме повесят бронзовую табличку: здесь жила и… – она подумала немного и продолжила. – Здесь жила и не давала жить другим Бойцова Капитолина Алексеевна.
Бомжи дружно заржали.
– Очень смешно! – съязвила баба Капа. – На улице живете? Звать как?
– Леник, – бомж ткнул себя грязным пальцем в грудь, затем перевел на товарища. – Санек. И да, живем на улице. А что делать?
– Что делать? – вставила Ленка. – Сокращаться, что-то пытаться поменять. Как говорят, под лежачего бомжа портвейн не течет.
Маргиналам такое сравнение показалось крайне оскорбительным. И даже неуместным.
– Говорить-то всегда легко! – обиженно прогудел Леник. – Только кому мы нужны?
– Такие – никому! – согласилась бабулька.
– Так вот и мы об этом! – в отчаянии воскликнул Санек. Вдруг скривился и отвернулся. Сел на скамейку и спрятал заросшее лицо в грязных ладонях.
– Надоело уже все! Улица эта, где каждый считает тебя недочеловеком, грязь, взгляды эти косые! А мы люди! Вам понятно?! – с какой-то непонятной злостью выкрикнул он, сдерживая слезы.
– Понятно, – задумчиво согласилась баба Капа. Присела рядом и вытащила свой кнопочный телефон. Закинув ногу на ногу, развалилась на скамейке и приложила телефон к уху.
– Алло? Ушанчик, приветствую! Я тебя там не сильно отвлекаю? – бабулька нажала на громкую связь.
– Привет, бабуся. Что-то ты подозрительно вежливая, – отозвался приглушенный, чуть с хрипотцой, голос бывшего авторитетного пацана Ушана, а ныне – уважаемого управляющего сельской лесопилки Евгения Колосова.
– Это у меня приступ вежливости! – хохотнула бабулька. – Слушай, я тебе по делу звоню. Тебе заместители не требуются?
– Заместители? – недоуменно переспросил он. – Да я как-то об этом не думал. А что, пропихнуть кого хочешь? Кто такой?
– Да тут двое. Как бы это деликатнее сказать… В общем, оба на улице живут.
– Бомжи, что ли? Ты мне в замы бомжей тулишь? – оскорбился Ушан. – Спасибо!
– Ты выслушай! – рявкнула она. – Послать всегда успеешь.
– Да ты не обижайся, – голос Ушана зазвучал виновато. – Просто одно на другое навалилось, сплошные головняки. Прикинь, пилораму обнесли ночью – четыре кубометра сосновой доски как х..ем сбрило! Причем, это явно залетные – местные на такое не пойдут!
– Шниперсона, наверное, еврейский Кондратий хватил? – поинтересовалась баба Капа.
– Ага, как же! – возмущенно отозвался Ушан. – С ехидной такой ухмылочкой поздравил меня с удачной покупкой четырех кубов доски и уже высчитал из зарплаты.
– Поздравляю! – искренне сказала бабулька.
– С чем? – не понял Ушан.
– С покупкой четырех кубометров отличной сосновой доски! – засмеялась она.
– А ты в своем репертуаре – никого сочувствия! – вздохнул он. – Зато теперь я понимаю, каково это, когда тебя на бабки ставят. Хотя, конечно, он прав. Но только я ему что, сторож?
Он замолчал, сопя в трубку. Затем сказал:
– Слушай, а твои люмпены пойдут ко мне ночными сторожами? Ты спроси. Зарплата, скажем, двадцатка в месяц. Питанием и проживанием обеспечу. С документами у них что? Если просроченный советский паспорт и грамота ударника ручного труда, то не пойдет.
Бабуля вопросительно уставилась на бомжей. Леник усмехнулся и вытащил из внутреннего кармана мокрой куртки целлофановый пакет, скрученный в несколько раз и щедро перемотанный скотчем.
– Документики! – счастливо шепнул он. Санек, кивая, многозначительно похлопал себя по карману: имеются.
– С документами вроде все норм. Сам посмотришь, – сказала баба Капа.
– Ну, лады тогда. Пусть приезжают. Могут даже сегодня, – удовлетворенно ответил Ушан. – Даже лучше, если сегодня. Спасибо, бабуся. Поговорил с тобой, вроде даже полегчало, хотя характер у тебя, конечно… Ладно. Пока.
Он отключился.
– Ну, согласны на пилораму в Ухтыблин-Улыбино? – спросила баба Капа, хотя вопрос был явно лишним – бомжи сияли. Двадцатка в месяц, жратва и проживание – да это просто подарок судьбы!
Она вытащила кошелек.
– Автобус отходит с автовокзала каждые полтора часа. Доедете до Ухтыблин-Улыбино, спросите Евгения Колосова, управляющего лесопилкой. Вам покажут. Понятно?
Ленка нахмурилась. Накрыла ладонью ее руку с деньгами.
– Капитолина Алексеевна, нашли кому верить! Ухтыблин-Улыбино в их понимании – это ближайший магазин!
Леник и Санек смотрели исподлобья.
– Да мы и не собирались в магазин, – оскорбился Леник.
– Даже в мыслях не было! – обиженно поддакнул товарищ.
Бабулька внимательно посмотрела в их честные глаза.
– Ребятки, вы какие гробы предпочитаете? Из сосновой доски?
Бомжи растерянно переглянулись.
– А при чем тут гробы?
– Интересуюсь на тот случай, если вдруг что-то пойдет не так.
– Знаете, вот нас каждый обидеть может! – Леник с обидой отвернулся. – Не верите? И не надо! А то гробы сразу!
– Раскипятился. Я буду следить за вашей судьбой, – морщинистая рука протянула деньги. – Поесть себе купите на автовокзале.
– Спасибо! – воодушевился Санек, беря деньги. – Конечно, купим!
Маргиналы склонили головы в благодарном кивке. Попрощались с женщинами и двинули к выходу из парка.
– Слушай, Санек, – шагая, спросил Леник. – А этот, из телефона который, нас люмпенами назвал? А это кто такие? Звучит красиво.
– Это мы, Леонид, – горько вздохнул Санек. – Это мы.
***
– Так, парни! – Ушан-Евгений давал распоряжения. – Дежурите вдвоем, обход территории каждые полчаса. Особое внимание в сторону оврага, там забора пока нет.
Он открыл тумбочку.
– Здесь фонари, батарейки. Вот вам мобила, мой номер там есть. В случае чего – шумите.
Леник и Санек покивали, разглядывая спартанскую обстановку тесной бытовки: стол, стул, два грубо сколоченных топчана. На тумбочке электрический чайник, парочка стаканов. Пряники, коробка рафинада, упаковка заварки.
– Жить можно, – удовлетворенно хмыкнул Леник. – Телевизор бы.
– И книги, – добавил Санек. – Читать люблю.
– И гитару. Я петь люблю, – вставил Леник.
Женя покивал.
– Телек привезу, гитару у завклубом одолжу, а книги… Когда дом сносил, какую-то книжку нашел. Принесу, в общем.
Он пошел к выходу. Обернулся у двери.
– Запомните: не спать и обходить территорию каждые полчаса. Или можете поделить дежурство: полночи один, полночи – другой. Мне по барабану. И еще, если вдруг начнете чудить или бухать…
– Да нам уже пообещали гробы, – поспешно перебил Леник. – Мы понятливые.
– Ну, вообще-то, я имел в виду, что сразу уволю, – хмыкнул Ушан и толкнул дверь. – Но бабусе все равно спасибо – доходчиво проинструктировала.
***
«Слезы застилали мои глаза. Слезы радости и одновременно печали.
– О, Петруччо! Любовь моя! – страдальческий, полный невыносимой боли, крик сорвался с моих губ, отражаясь от стен плачущим эхом. Даже эхо рыдало, разделяя мое неземное горе от предстоящей долгой разлуки.
Прозрачный пеньюар невесомой волной скользнул с плеч, и вот я уже стою абсолютно обнаженная. В тот момент я была готова умереть в его объятиях, задыхаясь от жарких поцелуев, сгорая в пламени безудержной страсти, растворяясь в нем без остатка. Умереть от любви, умереть во имя любви, ощущая на губах соленый привкус собственных слез.
– Возьми меня, мой любимый Петруччо! – уже не в силах сдерживаться, взмолилась я. – Возьми, наконец!
Сильные руки обхватили меня за талию и швырнули на широкую кровать. С рычанием дикого зверя Петруччо накинулся на меня, разрывая на себе рубашку. Со стоном голодного вампира впился губами в тонкую шею, покрывая страстными горячими поцелуями. Я, закрыв глаза, тихо стонала под большим и мощным телом, слегка пахнущим потом и конским навозом, и этот запах, этот сладостный аромат возбуждал, пьянил, дурманил! Мои тоненькие пальчики расстегнули ремень, высвобождая его горячий…»
– Какой еще н@хуй Петруччо?! Что за хрень ты читаешь?! – кулак Леника с силой шарахнул по столу – аж стаканы с чаем подпрыгнули. – Да еще вслух!
– Что принесли, то и читаю! – невозмутимо отозвался развалившийся на топчане Санек. Посмотрел на мягкую обложку. – «Уроки итальянского». Автор: Паулина Безотказная.
Захлопнул книгу.
– Согласен. Хрень.
***
Леник взял гитару и вышел из бытовки. Посмотрел на огромный ангар деревообрабатывающего цеха, вокруг которого замерли грузовые тралы, погрузчики и штабелеры. Вдоль высокого, из профильного листа, забора аккуратными штабелями лежал брус и вповалку валялись доски. В воздухе витал вкусный запах хвои и смолы.
Леник присел на ступеньки и вздохнул. Провел по струнам старенькой «Кремоны» и поморщился от дребезжащего звука: как серпом по яйцам.
Принялся крутить колки, настраивая струну за струной, подпевая:
– Ми-ми-ми-ми-и-и! Си-си-си-си-си-и-и! Соль-соль-соль-со-о-оль! Ре-ре-ре-ре-е-е-е…
Через минуту инструмент звучал чисто.
Леник встал и, приложив руку к груди, картинно поклонился воображаемой аудитории. Сел. Откашлялся в густую бороду и запел что-то про любовь. Пальцы, с черной траурной каймой под ногтями, забегали в причудливом переборе.
Голос, немного треснувший от постоянных пьянок и дешевого табака, летел над вечерним селом, навстречу заходящему солнцу.
Пел он самозабвенно, не замечая, что из тени длинного трала за ним наблюдают четыре пары желтых глаз. Глаза смотрели с любопытством, изредка помаргивая.
Глаза снова моргнули, и четыре серых, в полоску, котенка бесстрашно выбежали из укрытия и уселись перед поющим бомжом. Размахивая лапами, замяукали в такт мелодии. Леник, увидев благодарную четвероногую аудиторию, воодушевился еще больше. Голос зазвучал сильнее:
***
Что их объединяло, этих двух сельских женщин? Возраст? Да, обеим было уже за тридцать. Одиночество? И снова да – обе были одиноки. Дружба? Всенепременно, обе дружили еще со школы.
Пожалуй, это всё. Интересы и профессии у них были разные.
Аня любила петь и исправно, после смены на ферме, посещала музыкальный кружок в местном клубе. Маленький такой кружок-кружочек, состоящий из пяти женщин и гармониста Фадеича. Хотя нет, Фадеич числился в их составе чисто номинально – не его уровень. Он был местной звездой, весьма востребованной, и часто гастролировал по свадьбам и крестинам. И даже, как всякая уважающая себя звезда, имел свой райдер с четко прописанными условиями. Условия эти состояли из двух пунктов: чистый стакан и крепкий самогон. В общем, пока звездный Фадеич радовал селян залихватскими переливами своей гармошки-трехрядки, кружок-кружочек исполнял свои песни исключительно акапельно.
