Дарья Мышкина
Демоны, одетые в людей
Глава 6. Обвинение
Уставившись в ночное небо, я сделал крепкий вдох. Чертовы белые ночи. Какими бы красивыми они не были, я от них устал. Хочется оказаться в темноте, лесной и непроглядной, где не будет слышно зловонного людского духа и бесовских копыт. Терпеть не могу жару и повисшую в воздухе влагу. Мне повезло, что выходить из дома приходится с наступлением сумерек, так бы точно взял, да и бросил все, переехав в далекую тайгу. Петербург не имеет золотой середины. Зимой бушуют морозы, летом душит духота, а весной и осенью, воняя, расползается ненавистная мне слякоть. Закурив вторую сигарету, я молча стоял возле подъезда Гронского, что тщательно наводил марафет уже несколько часов.
– Gute Nacht, mein Freund! – послышался из-за спины бархатный голосок. – Приношу свои искренние извинения за долгое ожидание, не мог наглядеться на пленительного мужчину, смотрящего на меня из зеркала, – абсолютно серьезно выдал Гронский, открывая дверь автомобиля.
– Добрый вечер, – склонив голову, поздоровался я.
– Присаживайтесь же, сударь, – любезничал он, закусив сигарету, – в противном случае, мы имеем возможность опоздать на встречу, что будь отнюдь неприлично!
Я сел на пассажирское сидение и пристегнул ремень. Тело задребезжало от заведенного автомобиля, который, немного порычав, успокоился, словно злобный пес, которому почесали за ухом. Включив музыку, мой водитель резко вывернул руль и выехал прочь со двора. Машина летела по проспекту, словно ракета, подрезая и ловко обгоняя другие автомобили, которые успевали лишь недовольно сигналить вслед. Гронский был отменным водителем. С хохотом и нецензурными выражениями на немецком языке, он c нескрываемым азартом устраивал аварийные ситуации на городских дорогах, выходя сухим из воды в любом положении. Машина резво ревела и создавала просторное, проносящееся по всем улочкам эхо, которое, непременно, будило спящих жителей окунувшихся в ночь домов. Я смотрел в окно и наблюдал за пролетающим мимо Петербургом, виды которого превратились в тонкие цветные полоски. Остановив взгляд на зеркале заднего вида, я увидел два серых, отечественных седана, что мчались во весь опор за нашим автомобилем. Узнав, знакомые мне номера, я напрягся и обратился к Гронскому:
– Мотолу, мне кажется, что за нами хвост…
– Вижу, поэтому попрошу держаться чуть крепче, – оскалившись, прошипел он, – мы немножко покатаемся!
– Что им нужно? – спросил я, оборачиваясь назад.
– Без понятия, но мне страх как любопытно!
Машина издала протяжный рык и с новыми силами помчалась вперед, освещая пути хищными фарами. Гронский, что с игривой улыбкой посматривал в зеркало заднего вида, резко выворачивал руль в разные стороны, объезжая разноцветные автомобили и стальные столбы. Меня сильно вдавило в кресло и кровь оттекла куда-то в ноги, превращая тело в тяжелый гранит. Не снижая прыти, машина с трудом входила в повороты, издавая звонкий свист и оставляя на асфальте черные следы. Автомобили, что гнались за нами, держали дистанцию, но ничуть не отставали.
– Bastarde, не отстают! Доведется нам, судя по всему, во дворик заезжать, – недовольно выдал демон и вывернул руль влево, от чего машину занесло задними колесами вправо.
Проронив уставший рокот, автомобиль заехал во двор, снизил скорость и вывернул в сторонку арки, освещая ту ослепительным светом. Вскоре, показались наши преследователи, въехавшие следом. Остановившись метрах в трех, они погасили фары. Я открыл дверь и вышел на улицу за уже вальяжно приближающимся к ним Гронским. Из первого автомобиля вышел знакомый мне, высокий мужчина, именуемый как Мирослав. Его жидкие пепельные волосы были уложены лаком, а впалые глаза, в которых сияла пара черных точек, светились белым светом, показывая магическую готовность. Белое одеяние ангела, забавно висящее на худосочном теле, было вымазано грязью у подола. Из второй машины на нас глядели три пары таких же белых, как и у приближенного глаз, которые, кажется, не спешили выходить наружу.
Показав удостоверение, Мирослав нахмурился и хрипло произнес:
– И что за погоню ты тут устроил?
– Мирослав, mein Liebe, откуда ж мне было знать, что ты не покататься хотел, а поговорить… – разведя руками, вздохнул Гронский.
– Остроумно, – хмыкнул он, приблизившись вплотную, – но я приехал с обвинением, ты рано радуешься.
– Ах, неужели? – саркастично удивился демон. – Коль ты с обвинением приехал, то я, так уж и быть, выслушаю. Единственное, попрошу быть чуть порасторопнее и без излишеств, я опаздываю на рандеву.
– Гронский Ян Юрьевич, по бесовскому Мотолу, – Мирослав повысил голос, – Вы обвиняетесь в раскрытии себя перед человеком! Из-за неосторожности при выполнении рабочих действий, Вы подвергли опасности общества земных ангелов и демонов!
Губы Гронского дрогнули в оскале.
– Боюсь, что ты спутал меня с каким-то другим демоном, друг мой! – промурлыкал он. – Уважая равновесие и законы земных, я денно и нощно действовал предусмотрительно и хирургически точно. Ты вздумал меня оклеветать?
– В январе 2023 года, ты заключал сделку с Алексеем Можаевым, в баре «CoolDay», где тебя и заметила девушка, видевшая все прелести процесса. Это ты называешь хирургической точностью и предусмотрительностью, да?
– В январе?! – глаза Гронского округлились. – Впрочем, я уже не удивляюсь вашему отношению к пунктуальности… В честь чего так поздно, Мирослав?
– Тем не менее, Мотолу, – прищурился ангел.
– Обычная девушка не смогла бы заметить процесс сделки, – хитро улыбнувшись, демон подошел в плотную к Мирославу, от чего тот сделал шаг назад. – Я отвел глаза всем человеческим особям в том баре, как сейчас помню…
– Для точного выяснения всех деталей этой ситуации, тебе следует проехать с нами, – сказал Мирослав и кратко зыркнул на меня. – Этого можешь с собой не брать, он ни в чем не виноват.
– Очень жаль, что именно сегодня у меня не найдется ни минуты свободного времени на сей сюрреализм, – глянув на часы, ответил Гронский. – Может статься, через пару дней, я и удосужусь порадовать ангелов своим вниманием, но в данное время, я попрошу Вас пойти к черту и оставить меня в покое…
Достав из кармана острый крест, Мирослав сделал резкий выпад в сторону Гронского и крикнул:
– Повторять больше не буду, Мотолу! Ты едешь с нами для выяснения деталей ситуации! Не смей юлить, ты сам это заварил!
В ту же секунду, на шее Мирослава затянулась тонкая веревка, держащая золотистый крестик, что хранился под одеждой. Взявшись руками за шею, он попытался что-то прохрипеть, но не выдержав удушающего натиска, грохнулся назад, присев пятой точкой на серый седан.
– Не позволяй себе тыкать в меня этой диковиной, – шипел Гронский, приближаясь к ангелу. – Помни, с кем ты имеешь честь вести диалог!
Мирослав, лицо которого стало багроветь, хотел было что-то ответить, но его рот издал лишь скользкий клокот. Руки ангела старательно пытались оттянуть проклятую, все крепче затягивающуюся веревку, что перекрывала кислород. Глаза Гронского сверкнули янтарно-красным огоньком и под шеей, на татуированной коже, прослеживались быстрые движения крохотных змеек, что гневно суетились по артериям, желая вылезти наружу. В этот момент, двери второго автомобиля распахнулись. Из него выбежали трое парней, которых вмиг остановило яркое пламя, взмывшее вверх, прямиком из земли. По освещенному красным светом двору прокатилась волна жара, от которой плавились вкрученные в трубы винты. На стене дома возникла крылатая тень, из головы которой торчали заостренные рога, принадлежащие Гронскому.
– Юра, будь так любезен, сдержи пламя и не позволь этим джентльменам помешать нашей с Мирославом беседе, – улыбнулся он, глядя на появившихся рядовых.
Я напрягся и пропустил через себя цунами жгучей силы, которую внес Гронский в свое пылающее творение. Тело вздрогнуло, и я принял энергию на себя, с тяжестью контролируя пламя, которое стало гореть куда менее ярче под моим контролем. Конечности начинали ныть, но я, тяжело дыша, контролировал ситуацию и поглядывая на трех мужчин, что стояли напротив и шептали под нос какие-то заклинания, сжимая в руках маленькие кресты. В глазах стало темнеть и в ладонях покалывал огонек, но я не сдавался и отдавал всю свою энергию, чтобы ни один из них не смог перебраться через стоящее стеной пламя.
В это время, присев на корточки перед багрово-лиловым лицом Мирослава, Гронский склонил голову набок и мягко начал разговор:
– И после этого, меня приписывают к злым и вредным. До жути несправедливо, ведь я таковым не являюсь, всего лишь не люблю, когда со мной начинают спорить…
Мирослав потянулся к нему, в попытке сделать энергетический удар, но демон шикнул, с осторожностью опуская его ладонь.
– Давай-ка поступим так: я прекращаю перекрывать тебе кислород, а ты отстаешь от меня, со всей своей шушерой и обвинениями, – ласково продолжал Гронский. – Коли же тебя не устроит данный исход событий, можешь пожаловаться Высшему. С шестерками беседовать не так занимательно, как, например, с козырными тузами, не находишь?
Мирослав судорожно закивал головой и хватка веревки, что успела глубоко впиться в шею, сильно ослабла, дав наконец-то сделать заветный вдох. Поднимаясь на ноги, ангел утробно захрипел и закашлялся, опасаясь взглянуть в оппонентские глаза.
– Я так понимаю, молчание – знак согласия? – Гронский хлопнул в ладоши и перевел взгляд на меня. – Все, не пыхти, mein Freund! Инцидент исчерпан, мы можем ехать дальше.
Я сбросил с себя груз тяжелой силы и пламя тут же потухло. Взглянув напоследок на трех ангелов, что ринулись помогать Мирославу прийти в себя, я проследовал к нашему автомобилю на ватных, кое-как несущих меня ногах. Грудь сдавило, воздуха не хватало. Я был полностью опустошен.
Заведя автомобиль, демон опустил стекло и медленно подъехал к стоящей компании.
– Без обид, Мирослав, я действительно чертовски спешу! – выкинул он в открытое окно.
После этого, машина стартанула и покинула двор, выезжая на оживленный проспект.
– Черт! Мы с тобой опаздываем на пару минут, из-за этих грязных аспид! – смотря на часы, возмущался Гронский. – Никакой пунктуальности! Ни капли уважения к чужому времени!
– Это единственное, что Вас сейчас смущает? – искренне поинтересовался я. – Что Вы будете делать с обвинением? Неспроста же они Вас остановили, кажись, реально где-то засветились.
– Даже если и засветился, то той леди вряд ли кто-то поверит, от чего всякая опасность быть обнаруженными сходит на нет, – расслабленно говорил демон. – Я не считаю это серьезным обвинением, уж прости. Люди издревле что-то замечали и продолжают это делать по сей день.
– И то верно. Главное, чтобы за весь этот спектакль не прилетело…
– Ох, mein lieber, от кого? – расхохотался Гронский.
– от Граалева, например.
– Высший ангел ничего мне не сделает, – с улыбкой ответил демон, поджигая сигарету, – я всего-навсего защищался от снобизма и дурости Мирослава, который царя в голове не носит. Пусть, хоть память ему прошерстит, воеже в этом убедиться. Пора доселе запомнить, что трясти крестом пред глазами демона – опрометчивая идея. У меня от этого кровь в жилах закипает! – оскалившись, добавил он.
– Вы правы, – согласился я. – Сами спровоцировали, сами пострадали, сами остались ни с чем. Это вполне в их стиле.
– Одна вещь, все же, любопытна, – Гронский крепче сжал руль. – Из каких мест у Мирослава данная информация? Как я посмотрю, глаза и уши везде. Вздор! Не расслабиться, в полной мере, несчастным интеллигентам!
– Да, что-то здесь не так. Меня больше удивило, что они так поздно спохватились. А впрочем, у меня не осталось сил об этом думать, – зевнул я.
– Малов, а ты раз молодец, хвалю! – повернулся он. – Сумел сдержать мое пламя, быстро развиваешься!
– Я сам от себя охренел, честно признаться. Было тяжело!
– Так, что за безобразные высказывания в моем автомобиле? Сейчас немедленно вылетишь отсюда, как пробка, рука не дрогнет! Мы – воспитанные, интеллигентные и глубококровные личности, таких слов не употребляем! – задрав нос, Гронский утопал в сарказме.
– Прошу извинить меня, за мой скудный словарный запас, великий и ужасный Господин! – подхватил я, устало улыбаясь.
Машина мчалась по дороге. В салоне играл тяжелый рок. Мой водитель подпевал сиплому солисту, изредка делая лестные комплименты видам петербургских улиц. Через пару минут, мы уже подъезжали к высокому зданию, что находилось вблизи улицы Жуковского. Штаб общества «Канхото» выглядел, как обычно, устрашающе. Темно-серые стены, покрытые множеством ребристых колонн, и восседающие на фасаде крылатые скульптуры, омрачающие не без того жутковатый вид. Люди его не замечали и проходили мимо, ведь демоны, соблюдая закон, давным-давно закрыли штаб от любопытных глаз. Мое тело было размякшим и слабым. Внутри все качалось мёртвой, застоявшейся водой. Пламя Гронского выкачало из меня силы, которых, итак, было немного. Что ж, Мирослав чувствует себя гораздо хуже, – мысленно усмехнулся я. Пусть он и приближенным, как Мотолу, но все же сильно уступает тому в способностях.
– Выкатывайся! – приказал Гронский, открывая пассажирскую дверь. – Айда твои силушки богатырские восстанавливать.
Выйдя на ослабевших ногах из машины, я облокотился на Гронского. Пройдя несколько метров, мы подошли к штабу. На входе нас уже ждал бес, что услужливо отворил тяжеленную дверь.
– Господин Мотолу, добро пожаловать! – склонив голову в поклоне, здоровался бес.
– Герман, дорогуша, неотлагательно найди нам доктора Ласкова! У рядового Малова сильнейшее опустошение, ему требуется лекарь, – показывая на меня рукой, говорил демон.
Меня затащили внутрь и повели вглубь здания. К горе подступила тошнота, в глазах затемнело окружение. Последнее, что я видел – это бегущего со всех ног кудрявого Ласкова, держащего в руках различные баночки и склянки.
Глава 7. Я живая
Мои летние недели в Петербурге проходили донельзя продуктивно. Не обращая внимания на работу и недовольных соседей ко квартире, я все чаще проводила время с Иоанном. Мы сходили в Государственный Эрмитаж и мой мир перевернулся. Он был настолько огромен, что за четыре часа мы не прошли и большей его части, что до сих пор взрывает мне мозг. Меня поразила гигантская и эмоциональная картина известного художника Карла Брюллова – «Последний день Помпеи», что висела в одном зале с работами Айвазовского. На холсте играли ярко-оранжевые и красные оттенки, дополняющие охристые и карие цвета. Я около получаса стояла перед творением, внимательно вглядываясь в каждую деталь, каждую исключительно натуральную эмоцию выдуманного персонажа. Мы часами гуляли по городу, прерываясь лишь на маленькие кафешки, чтобы перекусить. Иоанн показал мне все разнообразие центра и его художественных стилей. Провел по спальным районам, что были заполнены серыми сталинками и подгнившими хрущевками. Особенно сильно мне запомнилось «Купчино», в котором, несмотря на плохую репутацию, было по-домашнему уютно. Тихие дворики, невысокие дома и заполненные детьми площадки говорили о по-своему размеренной жизни, разительно отличающейся от центра.
– На Думской лучше не появляться после 20:00, – с улыбкой рассказывал Иоанн, – могут украсть.
Еще меня сразил Приморский район. Он был похож на российский курорт, с чистыми улицами и стеклянными высотками, на фоне которых ходили загорелые и довольные люди. Новые велодорожки, тренажерные площадки, волейбольные поля на пляжах, где мы успели поиграть. Совсем рядом с «Беговой», после крупномасштабного парка, располагался Финский залив. Растворяясь в прохладных волнах, мы резвились и плескались в воде, словно дети, которым было все равно на чужое мнение. Оказалось, что Иоанн не умеет плавать, от того он больше походил на чайку, пикирующую за пропитанием.
– Хватит ржать! – возмущался он, барахтаясь в воде.
Сделав сюрприз, Иоанн исполнил мою давнюю мечту. Я с детства любила лошадей. Во время одного из диалогов, я рассказала об этом, на что друг задумчиво улыбнулся и сказал: «в жизни возможно все». На прошлой неделе, мы поехали в конный клуб, что находился в «Шушарах», исполнять мою мечту. Увидев пасущихся в леваде лошадей, я ничего не могла, кроме как пищать от радости.
– Иоанн, ты посмотри, какие они здоровые! – визжала я.
– Ага, а еще очень умные, пусть и любят кусать за пальцы, – отвечал друг, поглаживая по морде подошедшую к нам вороную кобылу.
– Ты, как я погляжу, чувствуешь себя в своей тарелке. Занимался когда-то верховой ездой?
– Да, но совсем недолго и в далеком детстве, – кивнул Иоанн. – Ну что, пошли знакомиться с тренером и твоим четырехногим партнером?
– Ура! – подскочила с места я.
– Только не кричи, лошади пугливы, – добавил он.
Тренером оказалась средних лет женщина, в забавных очках и беленькой шапке. Она рассказала обо всех нюансах работы с лошадьми: сзади не подходи, громко не кричи, свежим хлебом не корми и хвали, похлопывая по мощной шее. Было видно, что она профессионал, искренне любящий свою работу. Нас провели в просторную конюшню, где пахло свежим сеном и ненавязчивым конским потом. Из денников выглядывали массивные головы, которые так и норовили ущипнуть меня за плечо, требуя порцию моркови. Мне хотелось погладить каждый бархатный нос, но тогда мы бы не успели на тренировку. Пройдя в дальнюю часть конюшни, нас стали знакомить с нашими боевыми товарищами. Мне досталась коренастая, пегая кобылка тяжелого типа по кличке «Кентукки», рядом с которой висела табличка: «Лошадь кусается и ест маленьких детей».
– А она с характером, да? – трусливо поинтересовалась я.
– Да, дамочка непростая. Тем не менее, Кентукки – прекрасный учитель и очень мудрая кобыла, – с нежностью отвечала тренер, поглаживая лошадь по пятнистой шее.
Иоанну же достался высокий и статный Прометей, вороной масти, без единого белого пятнышка. Он стоял возле нас со скучающим видом, изредка зевая и мотая гигантской головой. Поседлав лошадей, мы нацепили шлемы и двинулись в манеж, не забывая прихватить с собой пару кусочков сахара. Прослушав инструктаж, я села в седло и принялись шагать по кругу. Моя пегая напарница шагала очень активно, иногда щипая пятую точку спереди идущего Прометея, на котором сидел Иоанн. Спустя полчаса уверенного шага и града заданий, тренер встала с трибун, захватив с собой красную корду, и подошла ко мне.
– Рысь мы будет пробовать на корде, – сказала женщина, прицепляя карабин к трензелю. – Не волнуйся, хоть Кентукки и с характером, она все же очень спокойная лошадка.
Лошадь зашагала по кругу. Я слушала рекомендации тренера и поглядывала на Иоанна, который уверенно рысил по манежу на ленивом Прометее, что то и дело вспахивал носом песок.
– Спинку держи ровно, таз расслабь, пятки тяни вниз, к земле, а стремя на носочек, – говорила тренер, подгоняя кобылу. – Встаешь на внешнюю ногу лошади, приседая и считая: раз-два… раз-два… раз-два…
Кобыла поднялась в следующий аллюр и легко побежала по кругу, громко фыркая носом и мотая головой. Это оказалось тяжелее, чем я думала. Приходилось считать каждый темп, напрягать успевшие устать мышцы, держать баланс и пытаться не упасть. Тренер подбадривала меня, а я хвалила Кентукки за то, что она меня терпит. После двадцати минут непрерывной рыси, лошадь перешла в шаг и опустила голову, а я, тяжело дыша, уставилась на тренера:
– Фу-ух, я думала, что это не так сложно…
– Зато, ты сожгла множество калорий, – отпуская лошадь с корды, улыбалась женщина. – Твой друг, кстати, очень неплохо сидит, может ему у нас заниматься? – глянув на Иоанна, спрашивала тренер.
– Я поговорю с ним, – усмехнулась я, спрыгивая с кобылы.
После тренировки, мы немного пошагали по манежу, чтобы лошади остыли. Заведя коней в конюшню, мы доложили сено и сняли седла, а после, принялись кормить непарнокопытных товарищей привезенной из дома морковью. Аппетитно хрумкая, лошади просили добавки, толкая головой плечо.
– Как тебе верховая езда? – поинтересовался Иоанн, почесывая Прометея.
– Это незабываемые эмоции и ощущения, я будто заново родилась! – ответила я и обняла Кентукки. – Кажется, они такие чувственные и понимающие…
– Правильно говорят, что: рай на земле – у лошади на спине, – закрывая денник, вздыхал друг.
– Может, мне стоит заняться верховой ездой?
– Никогда не поздно начать, – подметил Иоанн.
Моя судьба приобрела совершенно новые краски. Иоанн не только окунул меня в другую, более светлую жизнь, но и подарил море незабываемых эмоций. Я чувствовала себя по-настоящему живой и ценной, обновленной с головы до самых пят. Робкий, тихий друг, видел во мне личность, которую ценил и уважал. Я отвечала ему тем же, радуясь любой возможной встрече. Сегодня был запланирован поход в ресторанчик, открывшийся возле метро «Площадь Александра Невского». В коммуналке осталась лишь моя маленькая соседка, лениво проводившая летние каникулы в обнимку с телефоном. Аленка всегда с интересом расспрашивала меня о прогулках с Иоанном, наивно мечтая о таком же «принце на белом коне».
– Опять на свидание собираешься? – потирая глаза, спросила девочка.
– Уже начинаю, – отвечала я, – и я говорила, что это не свидания, а дружеские прогулки! Аленка, чего ты опять начинаешь?
– Так не интересно, – буркнула она. – Дурочка ты, Ксюша! Такой хороший мальчик, а ты его во «френдзону» записала!
– Какие ты словечки-то знаешь, – оторопела я. – Иди лучше с подружками погуляй, а то дома все сидишь, деградируешь!
– Может и пойду, – вздохнула девочка, направляясь в комнату, – а ты попроси у Иоанна для меня шоколадку. Я когда вырасту, присмотрю за ним, не то, что некоторые…
– Вот нахалка! – усмехнулась я.
В свои десять лет Алена была очень смышленой, но, понятное дело, наивной девочкой, которой было еще рано объяснять некоторые вещи. Я любила сидеть с ней на вечерней кухне, попивая какао и внимательно слушая детский лепет обо всем. Она вырастет прекрасной девушкой и разобьет еще ни одно сердце. Я, почему-то, была в этом уверена. Надев коротенькое белое платье, я вышла из квартиры, громко попрощавшись с Аленой и пришедшем домой после работы Антоном. Улица встретила меня вечерним теплом, приятно обволакивающим тело. По Московскому проспекту, со скоростью света, ездили мотоциклисты, грохот от которых заставлял уши сворачиваться в трубочку. Взлетающие голуби, казалось, хотели сбить меня с ног, но увернувшись, я счастливая забежала в метро.
– Привет! Это тебе, – обняв меня, Иоанн всучил мне небольшую брошь.
– Спасибо! Всегда хотела носить на сердце миниатюрную лошадку! – умилялась я. – Это лучше любого цветка.
– Дарить цветы – варварство, они ведь живые… – протянул он.
– Я согласна! – кивала я, рассматривая подарок. – Пускай все завидуют, что у меня есть брошь, а у них нет. Она чудесна, Иоанн!
– Надеюсь, что ты шутишь, – посерьезнел друг. – Зависть – это плохо, пусть лучше люди радуются, что ты счастливая и довольная.
– Шучу, не волнуйся, – привыкшая к подобным странностям, я спрятала брошь в сумку.
Странностями я называла излишнюю доброту, что в моменты могла настораживать. Казалось, что если у Иоанна украдут кошелек, то он не расстроится, а наоборот порадуется и скажет: «Им нужнее, пусть пользуются». Везде находя позитив, мой друг серьезно относился к шуткам про человеческие пороки и грешки. Быть может, это я слишком испорченная? Иногда, его взгляд на мир казался мне излишне детским и наивным, как через призму розовых очков. Во всяком случае, мое отношение к нему не поменялось. Я дорожила тем, что имею.
Мы подошли к ресторанчику с просторной верандой.
– Давай не будем ужинать на улице, я хочу в тенек, – осматриваясь, предложила я.
– Конечно-конечно, как скажешь, – соглашался Иоанн. – На улице шумно и начинает холодать, поэтому лучше посидеть внутри.
Мы зашли в заведение, выполненное в стиле «ар-деко». Сбоку стояла фиолетовая барная стойка, с золотыми вкраплениями и подсветкой. Достаточно плотно друг к другу находились деревянные столы, рядом с которыми виднелись бархатные пурпурные стульчики с серебряными честерами. С потолка свисали небольшие, украшенные разноцветными камнями люстры. На серых стенах красовались вычурные узоры, а на перегородках, отпуская дым, тлели ароматизированные свечи. Заполонившие ресторан люди, вели ведя себя сдержанно и скромно. Я ошиблась, когда назвала это место ресторанчиком, ведь по внешним данным это был приличный, скорее даже изысканный ресторан. Заняв места, мы стали изучать меню. Иоанн отказался от алкогольных напитков, я же заказала несколько бокалов вина. Он никогда не пил в моем присутствии, как и я в его. Но, сегодня я решила сделать исключение, невзирая на укоризненный взгляд.
– Иоанн, откуда ты берешь столько света? – спрашивала я, уплетая салат. – Я вот, например, беру его от тебя, а ты? Кто этот человек?
– Я беру его из окружающего мира, Ксюша. В нем, на самом то деле, очень много света, даже люди не нужны, как бы эгоистично это не звучало. – увлеченно отвечал он. – И каждый сам решает, что в нем находить. Кто-то видит грязь, разруху и сплошь дурные новости, а кто-то солнце и красоту морей, если говорить утрируя. Я же смотрю на него с любовью, а она идет в ответ, в двойном объеме. Это непоколебимый закон бумеранга, слышала о таком?
– Да, – кивнула я.
– Бескорыстно помогая миру и живущим в нем людям, я получаю обратное взамен. Это ли не прекрасно? Меня в самом деле радует чужое счастье и успехи, а также жутко огорчают сторонние неудачи…
– Ох уж эта разность восприятия! – хихикнула я. – Я поняла, о чем ты. Сама недавно видела одну лишь гадость, получая ее же взамен. Но, сейчас, я убедилась в том, что света в мире все-таки больше. Спасибо, что стал моим проводников!
– Ты иначе посмотрела на мир, правильно посмотрела, – подмигнув, уточнил друг. – Отныне, ты разумный и воистину умный человек, Ксюша.
И все же, мне казалось, что Иоанн меня романтизирует. Да, я радовалась окружению и как никогда цвела, но хорошим человеком бы себя точно не назвала. Во мне по-прежнему скитались темные мыслишки, которые я упорно старалась подавлять. Я не знала, можно ли считать себя из-за этого плохой? Рядом с Иоанном, я замечала внутренние пороки, что боялась показать, опасаясь задеть ранимые чувства друга.
– И еще один вопрос! – улыбнулась я.
– Конечно, я внимательно слушаю! – Иоанн придвинулся чуть ближе.
– Ты веришь в Бога? Мне казалось, что именно верующие в Бога люди придерживаются таких взглядов…
– Я верю в бога, – честно признался Иоанн, – не было бы Бога, не было бы и нас, поэтому мы и должны сохранять созданный им мир! Как сказал Иисус: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим. Именно с такой позицией можно стать по-настоящему свободным и полезным.
– То есть, ты не веришь теории Дарвина о происхождении человека?
– Я отношусь к ней скептически, – усмехнулся он, – так же, как и атеисты относятся к теории об Адаме и Еве.
– Ты никогда не думал уехать в монастырь? – серьезно поинтересовалась я.
– Нет, мне не за что каяться, а Бог и без монастыря всегда со мной.
После выпитого вина тело приятно ослабло. На щеках появился ощутимый румянец и язык окончательно развязался, желая узнать о друге как можно больше.
– Иоанн, – обратилась я к нему, – почему ты не пьешь алкоголь?
– Ты решила устроить мне допрос? – напрягся он.
– Нет! – рассмеялась я, – Мне просто интересно! Употребление алкоголя ведь не является грехом, в церквях балуются кагором, почему же ты его не пьешь?
– Он не приносит ничего положительного, – сухо ответил Иоанн. – Ни эмоций, ни пользы для здоровья, да и вкус спирта мне не нравится. Зачем, в таком случае, его пить?
– В хорошем алкоголе не чувствуется вкус спирта, – я взяла в руки бокал. – В этом вине, например, его вообще практически нет. Не хочешь попробовать?
– Не хочу, спасибо, – друг помотал головой.
– А по поводу пользы, очень неоднозначный вопрос, – огляделась я. – После него так приятно смотреть на мир и всех хочется обнять! Но, большое количество вредит здоровью, тут я соглашусь…
– Мне и без алкоголя хочется всех обнять, – Иоанн пожал плечами.
– Ладно, твоя взяла!
Люди создавали шум, состоящий из вежливых бесед, смеха и звуков стеклянных бокалов, бьющихся друг об друга. Картинка вокруг замедлилась, и я обвела взглядом сидящий в зале народ.